Текст книги "Королева Жанна. Книги 1-3"
Автор книги: Нид Олов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
Теперь воцарилось молчание. Молчал и гость; он как будто уже сказал все, что хотел, и ждал вопросов. Герцог Фрам задал вопрос:
– Почему вы пришли к нам?
Месье Жозеф перестал теребить перчатки.
– Я буду честен, – сказал он. – Я хотел быть полезен королеве. Полезен и при-я-тен. Но она предпочла обойтись без меня. Что ж, она сделала свой выбор, а я сделал свой.
– Это значит, что вы с нами? – напрямик спросил Кейлембар.
– Да, вы верно поняли меня.
– Вы, значит, с нами навсегда? – не унимался Кейлембар.
– Ну конечно. Иначе я не стал бы утруждать себя поездкой, – сухо ответил гость. – Иначе это была бы комедия, а я не комедиант. Я решил.
Фрам искоса посмотрел на него: «Да, этот решил».
– У вас есть предложения, сударь? – буднично осведомился он, отделившись от стены и начиная ходить по комнате.
– Да, разумеется, у меня есть предложения. – Гость выразительно покашлял. Фрам обернулся к Уэрте и сказал:
– Любезный хозяин, беседа слишком суха. Распорядитесь вина.
Уэрта позвонил, появился поднос с фужерами отенского. Месье Жозеф, беря кубок, благодарно кивнул Фраму. Все молча отпили. У членов Лиги был такой вид, словно они пробуют рвотное. Месье Жозеф смаковал терпкую влагу с явным удовольствием.
– Так вот, господа, я уже упоминал, что вам нужен топор, – снова заговорил он. – Это значит, нужна армия. Поскольку армия, враждебная власти, подобна топору, вонзенному в древесину, древесина же крепка – нужны жуки-древоточцы, чтобы источить древесину, то есть нужны агитаторы и горлодеры, сеющие смуту повсеместно… – Он помочил губы в бокале. – Вас ставили в известность, что некоторая, весьма влиятельная, часть церкви настроена против королевы – вы не обратили на это внимания?
– Откуда вы взяли, что мы не обратили внимания? – буркнул Кейлембар. Фрам помолчал.
– Оппозицию церкви надо использовать и направлять, – сказал месье Жозеф. – Я готов взять это на себя.
– Вы имеете в виду этого… Чемия? – спросил Кейлембар.
– Не только его. Но он, без сомнения, первый среди них, ему непременно надо будет вернуть кресло кардинала Мури…
«Вот черт, а я не подумал об этом», – с досадой на себя отметил Фрам, продолжая шагать по комнате.
– Армия – это ваше дело, господа. Я же полагаю, что для начала надо будет ошеломить королеву. Лишить ее головы.
При этих словах лигеры не смогли удержать двусмысленных улыбок. Месье Жозеф также улыбнулся:
– Я вполне разделяю вашу веселость, господа… Но здесь вы все ошибаетесь. Ее голова – принц Отенский. Она полагается на него, как на Бога, и, поскольку он вполне достоин этого – будем справедливы, – он и должен быть убран. Предоставьте это мне.
Он допил свой бокал и тут же взял с подноса другой.
– Затем, – продолжал он, – я предлагаю ослабить преторианцев королевы. Между мушкетерами и гвардией царит неприличный мир; надо, чтобы их взаимоотношения были более активны… Это дело принадлежит отчасти сиятельному графу Вимори…
– Как же, позволю я убивать моих гвардейцев! – грубо сказал Уэрта. Месье Жозеф поднял брови.
– Неужели вы набираете в гвардию таких худых бойцов? Это для меня новость…
Уэрта поперхнулся и покраснел как рак.
– Далее, – сказал месье Жозеф, – гвардейцев и мушкетеров вместе полезно натравить на телогреев. Это, как вы понимаете, сделать легче – здесь столкнутся дворянство и черная кость…
Фрам покосился на гостя: «До чего же талантливая сволочь».
– Я все время внимательно слушаю вас, бас-самазенята, – заговорил Кейлембар, – но не могу вас понять. После Вильбуа вы будете первым, а вас черт несет к нам. На что вы надеетесь? Ведь у нас вы никогда не будете первым, это вы должны понимать.
– Я это понимаю, – сказал гость. – Но я и у королевы теперь не буду первым, никогда. Она будет стараться сделать первыми других. И за это, – процедил он сквозь зубы, – я ненавижу ее. Поэтому я и пришел к вам.
Его лицо и голос не давали ни малейшего повода сомневаться в искренности его слов. Герцог Правон и Олсан даже вздрогнул.
Фрам остановился перед гостем и смотрел ему в глаза. Гость под этим взглядом встал. За ним встали все.
Фрам выждал несколько секунд и затем сказал, медленно выталкивая из себя слово за словом:
– Известный всем присутствующим здесь дворянин, именующий себя месье Жозеф, от имени Лиги Голубого сердца заявляю: мы принимаем вас.
Месье Жозеф поклонился, герцог Фрам ответил ему коротким кивком. Но они не подали друг другу рук.
Совещание продлилось до рассвета. Новый план оброс деталями, цифрами, датами; распределялись роли. Гриэльс, Баркелон и д'Эксме, перемазав чернилами все пальцы, работали за секретарей. Месье Жозеф, сняв плащ и расстегнув камзол, почти беспрерывно тянул вино. Лицо его побледнело и осунулось от усталости.
Наконец все было готово, все пункты утверждены. Герцог Фрам резко отбросил портьеры с окон. Свечи задули, и в комнате стало гораздо светлее: на небе полыхала заря.
– Светло! Это хуже, – сказал месье Жозеф. – Мы засиделись, господа. Мне пора. Королева может исчезать, а вот ее тень исчезать не может, королева без тени – это неестественно… Господин генерал-капитан Уэрта, на днях я рассчитываю видеть вас в Толете. Да и вы, господа, почаще бывайте у нас на глазах, ведь вы в большинстве – верные слуги королевы… Самый страшный враг не тот, про кого знают, что это враг, – добавил он тихо, для одного Фрама, – самый страшный враг тот, про кого думают, что он друг…
Он оделся и сделал общий поклон, на который Лига ответила стоя. У дверей он глазами попросил Фрама выйти с ним.
Вернувшись через несколько минут, Фрам объявил:
– Господа, заседание закрыто. Вы честно заслужили свой сон.
Господа, потягиваясь и потирая покрасневшие глаза, стали выбираться из комнаты. Кейлембар остался.
– Что он вам сказал? – спросил он.
– Дал последнюю гарантию, чтобы ему верить, – ответил Фрам. – Он назвал имя своего конфидента. Скажу только вам, прочим знать не нужно. Это виконт д'Эксме.
Кейлембар свистнул.
– Бас-самазенята! Вот никогда бы не подумал…
– Да, и я тоже. Вы как-то странно смотрите на меня, Кейлембар.
– Ах, басамазенята, чего же тут страшного… Ведь я отлично вижу, что вы думаете то же, что и я: как такого негодяя носит земля…
– Признаюсь, подумал. Он, конечно, негодяй, но он настоящий политик, а мы с вами были жалкими дилетантами… Но пусть он не думает, что нас теперь стало трое, нет, Кейлембар, нас по-прежнему будет двое. Я принимаю его услуги, а не его руку.
Глава XXVIII
COMEDIA DE САРА Y ESPADA [97]97
Комедия плаща и шпаги (исп.).
[Закрыть]
Motto: Итак, сударь, берите шпагу. Поклон. Голову прямо. Корпус тоже прямо. Раз, два. Начинайте, сударь. Выпадайте. Плохо выпали.
Жан-Батист Мольер
Мушкетеры лейтенанта Бразе положительно ослепли от улыбок Фортуны. Одна улыбка даровала им отпуск, вторая – наградные за усердную службу. Фортуна улыбнулась им и в третий раз: отпуск был продлен до сентября, а жалованье за вторую половину года им выплатили вперед, в самом начале августа. И поскольку понятие о счастье было у них предельно упрощенным (деньги плюс свобода, а это означало женщин, картеж и драки с кем понравится) – то мушкетеры были счастливы вполне. И раз счастье было в руках, его надо было хлебать полными ложками – лучше обжечься, чем ждать, пока оно прокиснет. И они торопились.
Странное настроение царило в Толете. Внешне все шло как будто бы по-старому; но в душном августовском воздухе носилось какое-то легкомыслие. Все стало можно. К легкомыслию примешивалась острая тревога. Ее разносили пришлые, неизвестные люди, которых появилось в городе великое множество.
Они были в большинстве отчаянные провинциалы, дикие дворяне, с медвежьими манерами и скверным выговором. У них было золото, и у мушкетеров было золото. Было золото и у гвардейцев. Откуда у них у всех появились такие деньги? Если это и беспокоило кого-нибудь, то уж не мушкетеров. Грипсолейль, ди Маро, Биран и Гилас через день напивались до изумления, и у каждого было по любовнице. Ди Маро имел сразу двух; зато Грипсолейль пользовался благосклонностью немецкой графини Уты фон Амеронген, овладеть которой он похвалялся еще весной. Если же им хотелось подраться – наезжие господа из провинции всегда были к их услугам. Вызвать их можно было очень просто – прицепившись к цвету плаща или к произношению. Грипсолейль умел вызывать людей на дуэль одним своим видом, даже не глядя на них. Если это не действовало, он пускал в ход язык – это был безотказный инструмент.
Как-то вечером они сидели в харчевне «Золотые потроха», на улице Мадеске, около Таускароры. В их обычной компании был на сей раз один гвардеец из красных колетов, по имени Монир, и двое студентов – медик Вивиль Генего и теолог Жан ди Валуэр. За белым вином и жареной гусятиной Грипсолейль донимал Монира:
– Послушайте, Монир, ну что это за имя у вас такое, прости Господи! Мне даже не верится, что вы дворянин…
– Вы оскорбляете нашего друга, – вступился ди Маро.
– О, ваш род, синьор ди Маро, насчитывает семь поколений… хорошо, пусть восемь. Перед вами я снимаю шляпу и подметаю пол своими перьями. Но меня интересует господин Монир. Скажите чистосердечно: дворянин ли вы?
– Дворянин, – ответил Монир. Голос у него был тщедушный, как и он сам. – Род наш из Тразимена, мы считаем его старше Маренского рода…
Маро удивленно поднял брови, слыша такое дерзкое сопоставление с царствующей фамилией, но Грипсолейль не обратил на это никакого внимания.
– А мне все-таки кажется, что вы не дворянин, – продолжал он свои атаки. – И не суйте мне дворянских грамот, я им не поверю Вы могли бы доказать мне свое дворянство, вызвав меня на честный бой – после первого моего слова, а сейчас и это поздно.
Как всегда, невозможно было понять, шутит Грипсолейль или говорит серьезно. Гилас крикнул:
– Не обращайте внимания, он выпил и валяет дурака.
Монир улыбнулся, показав зверушечьи зубы:
– Я так и думал, господа… Потому-то я никак не считал, что господин Грипсолейль всерьез желает драться со мной…
– А я и не стал бы драться с вами, – пробурчал Грипсолейль, прикидываясь пьяным. – Вот тут сидят славные ребята из Альмаматери – с ними почел бы за честь, хотя они всего лишь рясники, клистирщики и мочепийцы. Зато они знают, как шпагу держать.
Вивиль Генего изысканно приподнял берет двумя пальцами.
– Я не клистирщик, а хирург, – сказал он, – мое дело – резать. Больше всего на свете я люблю вивисекцию, сиречь вскрытие живого тела. Это, черт возьми, запрещено, поэтому мне приходится удовлетворять свою любознательность при помощи шпаги. Я всегда прошу противника оголиться, ибо мне интересно наблюдать вхождение лезвия непосредственно в плоть. Идеально было бы сражаться нагишом, но мне еще никого не удалось убедить раздеться донага, хотя сам я всегда готов это сделать.
Эту речь молодой живорез произнес, не переставая изящно доедать гуся. Грипсолейль одобрительно сказал:
– Отлично. Я буду вашим первым голым противником. Сегодня же.
– На это я и рассчитывал. Вы оскорбили меня, сударь, назвав меня клистирщиком, и за это я лишу вас мужских частей…
– Черт, черт! – завопил теолог при общем хохоте. – Изыди, Сатана, в ад кромешный!..
– А также чертовка, – сказал Грипсолейль, хватая за юбку пробегавшую мимо смазливую публичную девицу. – Поди сюда, милашка. Вздор, что значит занята? Я поймал тебя, значит, ты моя. Ну-ка, садись. – Он усадил девицу к себе на колени; она посопротивлялась немного для вида и уселась поудобнее. Грипсолейль оглядел стол.
– Пить нечего, и гуся сожрали, – пробормотал он и вдруг заорал страшным голосом: – Хозяин, эфиоп! Тащи вина, дроздов, печений и фрикасе! Pronto, prontissimo! [98]98
Быстро, быстрее всех! (исп.).
[Закрыть]За все отвечает серебро, как выражался царь Соломон! – И он щелчком пустил монету вертеться по столу.
Новые порции еды и питья были принесены, и компания с удвоенной силой взялась за дело. Красотка не отставала от прочих. Грипсолейль что-то шептал ей на ухо; она закатывалась хохотом, изо рта у нее летели крошки и осыпали всех сидящих.
– Около моста Секули, – говорил теолог с набитым ртом, – вчера ночью надели на булавку одного дворянчика из Ломбардии. При нем было занятное письмо, болтают, что от графа Респиги… Но оно пропало неведомо куда, я сомневаюсь, было ли оно вообще.
– А кому оно было адресовано? – спросил Биран.
Студент, помогая себе пальцами, что-то сказал, но его не поняли. Он прожевал и повторил:
– Принцу Кейлембару.
Поднялся гвалт. Монир помалкивал, ловя реплики справа и слева:
– Но они же во Франции, какого черта он делал здесь?..
– Погодите, а кто убил? Расскажите толком.
– А почему мне не подали золотых потрохов? Обман ваша вывеска…
– Купила какая-то дама. Хоть от этого воры поживились…
– Темная история, если не враки…
– Послушай, а как тебя, собственно, зовут?
– Фрам, это от Фрамфер. Вперед, вперед. Это по-шведски.
– Чче-орт знает что за имя – Лиарда! Это напоминает бряканье гроша в церковной кружке…
– Не поминайте имени Лианкарова всуе, как говорит наш друг, ныне щупающий красотку.
– Я. тебя буду звать Аделаида.
– А что думает гвардия, господин Монир?
– Я думаю так: сейчас пойдем к Таускароре, луна уже взошла, мне нужно драться с этой береткой. Я его скоро… Представь, оба нагишом, шпага в руках, кинжал в зубах, кинемся друг на друга, мотая членами. Зрелище, какого не видали даже древние римляне! Ты знаешь, кто такие древние римляне?
– Грипсолейль, да помолчите же!
– В чем дело, господа? – сказал Грипсолейль, глубоко засунув руку под юбки своей дамы. – Я мешаю вам? Все, что вы говорите, – сущий вздор. Истина в вине и… – Он засунул руку еще глубже. Красотка делала вид, что это ее не касается.
– Вы ищете там истину? – спросил медик. Застолица примолкла, все смотрели на Грипсолейля.
Красотка взвизгнула. Грипсолейль вынул руку.
– Жизнь есть разочарование. Я надеялся, что она девица… Вы видели такого дурака?..
В десять часов они вывалились на улицу. Несмотря на позднее время, улица была оживлена и освещена. Сигнал к тушению огней был подан час назад, но уже с месяц им пренебрегали.
– Вперед, холоститель! – вопил Грипсолейль, волоча за собой красотку. – Идем на пустырь, на Мертвое поле. Драка без штанов, но при лунном свете! Аделаида получит того, кто останется с яйцами!
Компания хохотала, не чая худого. Но Грипсолейль на середине пустыря остановился и воткнул шпагу в землю.
– Студент, вы готовы?
– Всегда, – ответил Вивиль Генего, сбрасывая плащ.
– Вы не боитесь остаться без принадлежности?
– Я рискую этим в равной степени с вами, но себе-то я их в худшем случае пришью обратно…
Каждую реплику встречали взрывами хохота. Между тем противники уже скинули камзолы и распускали пояса. Монир первый понял, что они не шутят.
– Господа, господа! Имейте стыд…
Маро, Биран и теолог схватили Грипсолейля. Вивиль Генего успел оголиться настолько, что красотка закрыла лицо руками и с воплем кинулась прочь.
– Куда же ты, Аделаида? – крикнул ей вдогонку Грипсолейль. – Пустите меня, кастраты!
Он вырвался и хотел было удариться следом за девицей, но тут у него упали штаны, и он безнадежно махнул рукой.
– Эх, черт убежала такая девочка! – вздохнул он, затягивая пояс. – Господа! Отпустите эскулапа. Я раздумал. Слишком свежо для таких упражнений.
– Я очень рад этому, – говорил Монир, помогая студенту одеться. – Выдумка ваша чрезвычайно остроумна, но лучше пролить бочку вина, нежели стакан благородной крови. Пойдемте еще выпьем…
Он подскочил к Грипсолейлю, чтобы завязать шкурок на рукаве его колета. Мушкетер отодвинул его плечом.
– Я же говорил, вы рождены лакеем, господин Монир. Вы боитесь голой шпаги, как монах голой бабы…
Теперь все смотрели на Монира. Грипсолейль целый вечер набивался на ссору с ним. В конце концов, всему был свой предел.
Монир поклонился Грипсолейлю со всем изяществом, но при его тощей фигурке поклон вышел угодливый.
– Соблаговолите взять вашу шпагу, сударь, – сказал он, – я вам кое-что покажу.
– А, вот это дело! – закричал Грипсолейль.
Монир вынул шпагу и встал в позицию, заложив левую руку за спину. Грипсолейль, не отличавшийся высоким ростом, все же нависал над ним, как скала; Монир выглядел против него тринадцатилетним подростком.
Шпаги звякнули. Через двадцать секунд Грипсолейль сделал отличный выпад. Монир неуловимым движением снизу вверх выбил у него шпагу; сверкнув молнией, она отлетела шагов на пятьдесят. Все ахнули.
– Угодно повторить? – осведомился Монир.
– Дерьмо! – возопил Грипсолейль. уже не на шутку задетый – Ди Маро, дайте вашу шпагу, я ее знаю. Ладно, он мне показал, а вот сейчас я ему покажу.
Он с яростью налетел на Монира, не давая ему повторить свой прием; он был достаточно искусным бойцом, чтобы сразу же примениться к противнику. Монира было уже не видно в блеске его шпаги. Но когда он хотел ошеломить гвардейца секущим ударом, шпага Монира точно попала острием в чашку его шпаги, и он вторично остался безоружен.
– Не повредил ли я вам руку, Боже упаси? – спросил Монир.
Зарычав, как тигр, Грипсолейль выхватил кинжал и нырнул под шпагу Монира. Никто не успел и моргнуть, как он уже лежал носом в землю, а кинжал его валялсяв стороне. Все невольно зааплодировали. Монир поклонился, показывая шпагу без единого пятнышка крови.
– Браво, господин Монир! – воскликнул ди Маро. – Вы блестяще доказали свое дворянство нашему другу…
– О нет, одно с другим не связано, – учтиво возразил Монир. – Эти штуки способен проделать любой учитель фехтования…
Гилас побежал за шпагами. Грипсолейль встал, отплевался от пыли и отряхнул костюм. От его былой ярости не осталось и следа.
– Вашу руку, господин Монир, – сказал он своим обычным двусмысленным тоном. – Вы доставили мне огромное удовольствие. Когда-нибудь я убью вас, но с этим еще успеется. Теперь же воистину надо выпить, ибо я наелся земли.
– Предлагаю отличное заведение под вывеской «Туфля королевы», на Липовой улице, – сказал Вивиль Генего.
– Фи! Но это далеко, – запротестовал кто-то.
– Что за беда! По пути мы споем пару-другую песен Зато там открыто всю ночь, и вообще место хорошее. А то соседство Таускароры, – студент кивнул на высокие мрачные стены, – нагоняет на меня тоску.
В «Туфле королевы» стоял изрядный шум. Помещение было обширное, но они не без труда нашли свободный стол. Публика состояла из дворян довольно низкого разбора; только в одном из углов сидел надменный господин, облаченный в синий бархат с золотыми лилиями. Он хмуро мазнул глазами вошедших и снова уставился в свой стакан.
– Что-то слишком людно, – сказал Жан ди Валуэр.
– Плевать, – ответил Вивиль Генего. – В конце концов, они тоже в своем праве… Хозяин, – заорал он тоном завсегдатая и своего человека, – изюмного вина и женщин!
Явился хозяин – коренастый мужчина с голыми по локоть мускулистыми руками. Вивиль Генего спросил:
– Апрадр, что это за сброд у вас сегодня?
– Сам поражаюсь, сударь. Я всех их вижу впервые. Ввалились почти все сразу, потребовали выпивки и пожрать. Я им сказал, что у меня правило брать деньги вперед – верите ли, не торгуясь, расплатились свеженьким золотом… А из постоянных клиентов только господа мушкетеры ди Бресе, Мальтус и анк-Венк. Потребовали девочек и удалились в комнаты. У меня только Маргерита и Мария свободны.
– Ну, пусть принесут винца и яблок, – сказал студент. – Мы все же намерены повеселиться.
Хозяин ушел. Дворянство за большим столом громко рассуждало о политике. Монир прислушался.
– Странно, господа, – тихо сказал он, – повсюду носится слух, что Фрам вернулся в Виргинию…
– Мне не нравятся их разговоры, – сказал ди Маро, поджимая губы. – Здесь пованивает изменой.
– Влияние жары, – бросил Грипсолейль и принялся рассматривать хмурого господина с золотыми лилиями.
Монир усмехнулся. В это время Маргерита и Мария принесли вина и фруктов.
– Удвоить количество, – сказал Гилас, оживившийся при виде бутылок.
– Ну, как девочки? – ревниво спросил студент.
– Девочки хороши, – учтиво согласились все. – Которая ваша?
– Они все мои, – рассмеялся Вивиль Генего, – но сегодня меня тянет начать с Марии… – Он привлек девицу к себе на колени.
– Вам можно позавидовать, – глубокомысленно изрек Гилас, – если вас хватает на пятерых.
– Во всяком случае, никто не обижался. Верно, Мария?
Вошел какой-то человек, закутанный в плащ, и, подойдя к господину с лилиями, начал шептаться с ним. Грипсолейль не сводил с них глаз.
– Что вы так уставились на него? – спросил ди Маро.
– Хм! – ответил Грипсолейль. – Мне не нравится его рожа. Мне не нравятся его французские эмблемы. Это явный шпион.
– Ага, и на вас действует жара? – съязвил ди Маро, но Грипсолейль, не слушая его, встал.
– Куда вы, зачем? – пытался удержать его ди Маро.
– Отстаньте, ди Маро. Я сегодня в драчливом настроении.
– Вы же видите, их двое…
– Другого я беру на себя! – воскликнул внезапно расхрабрившийся ди Биран. Дворянство с большого стола посмотрело на него не без интереса.
– Оставьте их в покое, – скулил Монир, но Биран, отшвыривая ногами табуретки, уже шагал к угловому столику, где человек в плаще шушукался с человеком в лилиях.
Стало тихо. Публика делала вид, что происходящее ее не касается; но это была одна видимость. Мушкетеры под столом проверили, свободно ли шпаги выходят из ножен. Вивиль Генего со вздохом оттолкнул от себя красотку.
– Допивайте скорее, – шепнул ди Маро.
– Господин в плаще! – крикнул ди Биран. – Повернитесь ко мне.
Тот резко обернулся:
– Оставьте нас в покое, сударь, вы пьяны.
– Это, сударь, не ваше дело. Я желаю видеть вашу шпагу.
– Ну хорошо, вот она! – рявкнул человек, сбрасывая плащ. – Вы хотите отоспаться на том свете – сейчас я помогу вам!
Завязалась драка. Биран, отступая, споткнулся о поваленную табуретку и вверх тормашками полетел через нее.
– Бей французов! – крикнул Грипсолейль. Мушкетеры и студенты кучей навалились на противника ди Бирана. Монир не тронулся с места. Господин с лилиями вскочил на стол и завопил, надрывая голосовые связки:
– Стой, солнце, над Гаваоном!
Этот клич произвел сильное действие. Монир побледнел и закусил пальцы. Дворянство всполошилось; одни кинулись бить мушкетеров, другие поначалу растерялись, но затем, хватая бутылки и табуретки, присоединялись к свалке. Поднялся страшный шум – дерущиеся вопили, девицы визжали, хозяин дико ругался, задувая свечи. Становилось все темнее. Мушкетеров и студентов молотили без всякой жалости. Тогда Гилас ухитрился достать из-за пояса пистолет и выстрелил в потолок. Толпа ухнула и осела от неожиданности; стало совершенно темно.
Через несколько минут к тихой воде Влатры съехал по крутому откосу человек со сломанной шпагой в руке. Сунув обломок торчком в песок, он наклонился и принялся мочить разбитую голову. Вслед за ним сверху свалились еще пятеро.
– Потерь нет, кажется?
– Все налицо, кроме Монира.
– Он стоял, как овечка, и ломал руки. Таким я его запомнил.
– Да нет, он лихо вышибает шпаги у этих проходимцев… Сейчас придет…
– Черт знает, какая-то деревенщина. Драться, так обязательно табуретом. Шпаги для вида привешены. Муж-жичье…
– Давненько не видал я нашего Баярда, лейтенанта Алеандро де Бразе. Сегодня, полагаю, он был бы мною доволен…
– Тише, господа…
Наверху проскрипели по песку шаги патруля. Телогреи.
