Текст книги "Королева Жанна. Книги 1-3"
Автор книги: Нид Олов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
– Да, сеньора Анхела де Кастро живет в Виргинии, – сказал Сивлас. – Первый год она провела в замке одного моего друга, где я навещал ее. Она отдыхала душой и телом от пережитых потрясений и училась виргинскому языку. А когда скончался старый король, я свел сеньору де Кастро с мадемуазель де Коссе, и та представила ее государыне. Сейчас она – фрейлина Ее Величеств и, насколько мне известно, государыня ее очень любит…
…Дону. Алонсо пришлось еще немало выслушать благодарностей за искусный рассказ и панегириков своей кузине. Они не умолкали во все время прогулки по парку и последовавшего за сим ужина. За ужином испанец сидел весь пунцовый от смущения, когда был провозглашен кубок в честь Анхелы де Кастро. Впрочем, краска, как взошла, так и не сходила с его лица, начиная с того самого момента, когда месье Антуан, отведя его в сторонку в парке, шепнул ему по-виргински:
– Можете быть уверены, милая Анхела, что после вашего рассказа государыня любит вас еще больше.
Однако никто из пантагрюэлистов не спросил, чем, собственно, сам дон Алонсо обязан их сочлену ди Сивласу – даже критически мыслящий Хиглом. То ли они забыли об этом, увлеченные долгим рассказом испанца, то ли они догадались, что дон Алонсо и другие иностранные юноши – вовсе не те, за кого они себя выдают.
Летние ночи коротки. Когда члены славного общества пантагрюэлистов разошлись по своим комнатам и в замке Лафен воцарилась тишина – небо уже зеленело на востоке.
Лейтенант Бразе и виконт Антуан де Рошфор тоже ушли в свою комнату с окном в парк. Здесь мушкетер стал раздевать юного француза и постепенно превратил его в ту, которую он звал Жанной, а все остальные титуловали Вашим Величеством. Затем мир перестал для них существовать, и так прошел еще час.
Жанна, утомленная любовью и впечатлениями дня, лежала, вытянувшись стрункой и закинув руки за голову. Алеандро держал ее в объятиях, опершись на локоть. Она, кажется, заснула, и он боялся шевельнуться, чтобы не потревожить ее.
Он ненасытно смотрел на нее. Странно было видеть ее золотые волосы такими короткими – их нещадно подстригли, чтобы придать ей облик месье Антуана. А он уже привык, что, распущенные, они покрывают ее до пояса; он привык играть ими. Привык! Вот неожиданное слово. Как он успел привыкнуть, когда видел ее такой, как сейчас, всего шесть-семь раз, не больше.
В мечтах она была не такой. Хуже или лучше – нельзя сказать. Верно только то, что в мечтах она была совсем не такой, какой он видел ее наяву, – холодной, недоступной королевой. Но вот она. Вот она – холодная, недоступная королева. Минуту назад он делал с ней все, что хотел. Вот она, королева. Минуту назад она стонала и извивалась в его руках.
Она королева, и она принадлежит ему. Раньше он этого не понимал; нет, понимал, головой, и был пьян от радости, от гордости, от счастья. Теперь – он ощутил это, сердцем, всем существом.
Внезапно ему стало очень горько, и он вынужден был сделать усилие, чтобы проглотить клубок.
Каков бы он ни был и какова бы ни была она – расстояние между ними не сократилось.
Ему упорно стало казаться, что все это уже было. Когда, где, с кем? Но это было – и спящий тихий замок, и обнаженная женщина, дремлющая на смятой постели, и зеленая заря, коварно вползающая в раскрытое окно…
Да! Разумеется, это было. Alba. Ланьелевская Alba.
В ней была справедливость. Все кончилось именно так, как и должно было кончиться. Алеандро вслушивался в тишину: где же, где налетающий топот копыт? Тишина молчала. Он восторжествовал, он достиг вершины, но где же его пропасть?
Слезы снова подступили у него к горлу, и он сам не знал, то ли про себя, то ли вслух произнес он ланьелевские строки:
Моя любовь моею стала.
И этой ночью темно-алой,
Пройдя сквозь бездну сладких мук,
Она как мертвая лежала
В петле моих сплетенных рук…
Видимо, он все-таки произнес их вслух. Жанна улыбнулась, не раскрывая глаз, и нежно положила руку ему на губы.
– Не надо дальше, мой милый Дальше не про нас…
Алеандро поцеловал ее пальцы. Возможно, она была права.
А солнце уже показалось над краем земли.
Глава XXVI
LE COEUR BLEU [95]95
Голубое сердце (фр.).
[Закрыть]
Motto: Волку безразлична численность овец.
Вергилий
Солнце уже показалось над краем земли, когда шестеро всадников выехали из кленовой рощи на бугор, по гребню которого шла большая дорога. Французская граница осталась позади. Красный, золотой диск солнца смотрел на них. Он освещал далеко вперед видную землю – это была земля Виргинии, родная земля.
Люди, выехавшие из леса, не были сентиментальны, но все же они невольно прониклись важностью момента. Все сняли шляпы, молча, не обменявшись ни словом. Не двигались с минуту или более. (Кони под ними еще отдыхивались после крутизны бугра.) Наконец передовой всадник спросил:
– Куда ведет эта дорога?
– На Уарстер, ваше сиятельство, – ответили ему.
– Хорошо, – сказал передовой. Он расстегнул у горла пряжку своего короткого черного плаща и снял его. Казалось, он хотел бросить его на землю, но передумал: он протянул его назад и, не оборачиваясь, сказал:
– Д'Эксме, примите это. – Один из всадников тут же подхватил плащ. – Когда на пути попадется река, заверните в него камень и бросьте в воду. Вы поняли меня?
– Да, синьор, – сказал д'Эксме.
Передовой тронул шпорами коня. Шестеро тронулись шагом, навстречу солнцу, бившему прямо в глаза.
Герцог Фрам вернулся в Виргинию. Не прошло и года, как эта страна вытолкнула, выплюнула его – но вот он снова здесь. Однако взор его не выражал ни радости, ни надежды, и морщины на его лице стали еще глубже, словно их нарочно прорезали иглой.
Герцог Фрам вспоминал месяцы, проведенные на чужбине. Выехав в ту октябрьскую ночь из ворот Толета в сторону Фригии, они тут же свернули на юг. По раскисшим осенним дорогам пробирались во Францию. Никто за ними не гнался. Фрама это невольно бесило, хотя он и знал, что гнаться никто не будет. Кейлембар молчал, как статуя, рядом с ним. Зато остальные пребывали в тревоге и беспокойстве: не снимали рук с оружия, ночами стояли на страже, воруя у себя и без того скудные часы сна. Они не понимали, что никому не нужны.
По пути Фрам приказывал сеньорам возвращаться по домам; они, без особой охоты, подчинялись ему. Дошла очередь и до сиятельного герцога Правон и Олсан; этот, чуть не плача, умолял взять его с собой. Он был уверен, что в замке его давно уже ждут телогреи. «Вы – верный слуга Ее Величества, – с усмешкой сказал ему Фрам, – если и вы уедете, она скоро совсем лишится верных слуг. Надо пожалеть ее». Сеньор Правона и Олсана, трепеща, написал письмо в свой замок и получил успокоительный ответ: повсюду тихо, ни о каких телогреях даже не слыхали. Тем не менее сеньор отправился в великом унынии, как бы на верную смерть. Баронет Гразьенский, уезжая к себе, бодрился, но видно было, что и у него сердце не на месте.
Из Толета выехало двадцать три, французскую границу пересекли четверо: Фрам, Кейлембар, виконт д'Эксме и виконт Баркелон, который присоединился к ним в самый последний момент. Ему удалось вырваться из Толета, избежав тысячи опасностей. Он привез весть о том, что Кейлембарский батальон частично перебит на улицах, частично захвачен, и гвардейцы находятся в подземных застенках Мириона и Таускароры; спаслись разве что единицы. Кейлембар выслушал, кашлянул и разорвал ременную уздечку своего коня.
Без слуг, почти без денег ехали они по Франции. Во Франции шла гражданская война: католики убивали гугенотов, гугеноты отвечали им тем же, мстя за Варфоломеевскую ночь. Но на севере было довольно тихо. Главным театром военных действий была крепость Лярошель. Никому не было дела до четверых людей в обтрепанных монашеских рясах, на заморенных, спотыкающихся лошадях.
Виконт д'Эксме предложил ехать в Нанси, где у него был собственный дом. Поехали в Нанси. Дом оказался вполне достоин таких господ, как пэры Виргинии, хотя бы и лишенные своих прав.
Жили открыто. Французские власти буквально на другой день узнали о местопребывании виргинских мятежников. Было ясно, что выдавать их французы, во всяком случае, не намерены. К Фраму и Кейлембару являлись ближние вельможи Генриха III и беседовали с ними доверительно и подолгу. Они были по-французски любезны, называли Фрама «братом», намекая на добрую толику французской крови в его жилах (его родная бабка по отцу и впрямь была племянницей Карла VIII), всячески подбадривали их и обещали, в случае нужды, самую широкую помощь. Их предложения диктовались чистой симпатией, чуть ли не родственными чувствами; они ничего не требовали взамен. Это бескорыстие сильно настораживало Фрама, хотя он старался не выказывать своих подозрений и в свою очередь быть любезным и благодарным.
В Виргинии на него, видимо, окончательно махнули рукой. Он послал в Дилион письмо с просьбой прислать некоторые книги. Это было сделано просто ради проверки. Книги аккуратно пришли. Может быть, его заманивали обратно? Вряд ли. Его враг, Лианкар, был не настолько глуп, чтобы ловить его так грубо.
Виконт д'Эксме оказался прямо-таки золотым человеком. У него были связи с мурьянами, и через них он знал все, что происходит в Виргинии. Страна была сильна и едина. Итальянский поход кончился победой. Все дружно славили юную королеву.
Нет, не все. На открытом диспуте в Университете имел место грандиозный скандал: пятеро замаскированных еретиков открыто поносили Бога и богословие, после чего скрылись, но королева запретила искать их и не дала инквизиции арестовать тех, кто помогал им скрыться и учинил побоище на площади Мрайян. Церковь недовольна. Епископ Понтомский произнес проповедь, в коей недвусмысленно призывал громы и молнии на голову юной королевы, и его слушали. Но Фрам и Кейлембар пренебрегли этими новостями, хотя их с подробностями пересказывал тайно приезжавший к ним маркиз Гриэльс. Гораздо больше заинтересовали их привезенные им письма дворян Кайфолии и южных провинций, украшенные многими сотнями подписей. Дворяне клялись в верности и ждали только знака. Столь же вдумчиво изучал Фрам послания от обоих Респиги – старший писал из Толета, а младший – из Генуи, куда королева назначила его наместником. Джулио Респиги не переставая клялся в верности, и это вызывало сильные подозрения Фрама. Как мог этот незадачливый авантюрист, вчерашний бунтовщик и заговорщик, пролезть в наместники Ломбардии – пост, без сомнения, очень важный? Кто протежировал ему?.. Но Респиги был забыт, когда баронет Гразьенский известил Фрама, что явился к нему шеф гвардии, генерал-капитан Викторино Уэрта, сиятельный граф Вимори, и торжественно предложил свою шпагу Лиге благородных волков. К сему приложено было собственноручное письмо Уэрты, в котором он изъявлял готовность дать любые гарантии, вплоть до предоставления собственных сыновей в качестве заложников.
Собственно, уже самое письмо могло служить гарантией. Уэрта не мог не знать, на какой риск он идет. Фрам и Кейлембар ответили ему, что заложников не надо. Они не стали вдаваться в мотивы, движущие одним из кондотьеров, вознесенных королем Карлом.
В июне мурьяны известили виконта д'Эксме: ангельская пастушка влюблена, ее любовник – ничтожный офицер ее стражи. В заключение желали волкам удачной охоты.
И тогда стало ясно, что медлить нечего. Королева развлекается в своем летнем замке Л'Ориналь, ее можно взять голыми руками. План родился мгновенно. Фрам сначала предполагал послать Уэрте свои предложения письмом, но Кейлембар заявил, что поедет сам. «Это меньший риск, чем посылать бумагу», – сказал он Фрам согласился с ним.
План состоял в следующем.
Уэрта имел в Остраде жалованный королем Карлом замок Фтирт, расположенный на северо-западном берегу озера Эрис. Предполагалось собрать там человек тридцать ближних, под видом праздных любителей воды пересечь озеро и лесом выйти к замку Л'Ориналь. Уэрта вызовет королеву в парк якобы для тайной беседы. Парк не охраняется, и там они возьмут ее и всех, кто будет с ней. Это они сделают сами – каждый возложит свою руку на королеву (Фрам хотел связать таким образом всех своих сподвижников, чтобы не было у них пути назад). Затем королеву тут же переправят в замок Фтирт и дадут знак дворянам запада и юга. Уэрта, баронет Гразьенский, герцог Правон и Олсан летят в Толет и поднимают панику. В тот же день возможно шире объявляется о свержении Маренского дома и переходе власти в руки Лиги сеньоров или Лиги Голубого сердца. (Это название предложил экзальтированный Баркелон. В самом деле, прежнее имя, Волчья Лига, было слишком откровенно.) Страна, лишенная головы, повергается в смятение – они выступают на авансцену и диктуют свою волю…
Дальше было пока не ясно, но и этого было достаточно.
Через пять дней от Кейлембара пришла из Виргинии депеша: «Путь свободен. Предложение принято». Теперь надо было ехать следом. Сборы заняли какой-то час: несмотря на вечернее время, Фрам решил отправляться. Когда уже садились на коней, прибыл еще один гонец, на этот раз от мурьянов, и вручил виконту д'Эксме следующее послание:
«Королева отменила Индекс. Церковь за вас».
Только тогда Фрам по достоинству оценил взволнованные рассказы маркиза Гриэльса. Вот недостающая деталь. Она венчает всю их постройку: да, они захватывают королеву, они провозглашают власть Лиги Голубого сердца, и церковь благословляет их.
Церковь не следовало сбрасывать со счетов.
Герцог Фрам придирчиво перебирал в уме все пункты плана. Нет, все было безупречно. План казался чересчур верен – но разве не бывает таких простых, до идиотизма само собою разумеющихся вещей, которые именно из-за своей примитивности не приходят в голову изощренным заговорщикам и потому пропадают втуне? Единственным шатким камнем было предательство генерала Уэрты. Его вексель мог оказаться ловушкой, и они это понимали. Кейлембар шел на смертельный риск, отправляясь в Виргинию. Но вот его письмо, первый камень оказался прочным, теперь легко воздвигнется все здание. В Кейлембара Фрам верил, как в самого себя.
Его прельщал этот план потому, что можно было обойтись без помощи извне. Эта помощь претила ему. Всю зиму и весну он вчитывался в Платона, Макьявелли, Гуго Гроция. Государство, что бы там ни кричали дворяне, должно быть единым и сильным. Он не раз представлял себя на месте королевы, и ему было тяжело от одной этой мысли. Но он считал себя более достойным власти, чем она. Он уже не думал о плане. План был так прост, что он уже видел его осуществленным, он смотрел дальше. Ведь во главе станет он. Каким будет государство в его руках?.. Но тут начиналась путаница.
План был хорош еще и тем, что можно было обойтись без гражданской войны. Во всяком случае, опасность ее значительно снижена. Все произойдет мгновенно. Как это ангельская пастушка в своей тронной речи говорила о часах?.. Да. Часы Виргинии не успеют замедлить своего хода. Вчера у вас была королева, сегодня у вас Лига Голубого сердца, примите это спокойно, ведь вас никто не бьет… А если вы удивлены – подите в церковь: там вам объяснят, что все, что произошло, – естественно и законно и направлено к вящей славе Бога.
Да, можно будет обойтись без войны. Он своими глазами видел, чего стоит гражданская война во Франции. Перечитывая любимых авторов, он понял, почему французы были так бескорыстны в своих предложениях. Их помощь неминуемо означала гражданскую войну, и уже в этом они видели свою выгоду, ибо гражданская война есть признак слабости, а слабый сосед – всегда лучше, нежели сильный.
Конечно, полетят головы, но не много, десятка два-три, никак не больше. А что делать с королевой? У него даже была мысль – оставить ей замок Л'Ориналь, сделать ее частным лицом, и пусть милуется со своим возлюбленным, пусть даже обвенчается с ним… Девочка, в конце концов, виновата только в том, что она дочь своего отца. Вот Лианкар, этот гнусный змей, эта французская ехидна – вот кто пожалеет о том, что родился на свет… Но тут снова начиналась путаница.
Наконец он запретил себе думать обо всем, что не относилось к первому, ближайшему делу. Его долг – выполнить заветы предков, повергнуть в прах Маренский дом. Он рыцарь, он клялся, и он должен сдержать клятву и сдержит ее во что бы то ни стало.
Но эта мысль плохо грела его.
После отъезда Кейлембара он решил, что, если в течение двух недель никаких известий не будет – он выедет сам, в неизвестность. И тогда он самолично отправился к одному аптекарю в Нанси и сторговал у него щепотку сильнодействующего яда. Он заставил аптекаря испытать яд на кошке и на собаке. Яд был превосходный – валил сразу. Усмехаясь над собой, он своими руками зашил мешочек с ядом в отворот своего плаща: в случае чего можно будет невзначай наклониться, ухватить зубами уголок, маленькая крупинка попадет на язык – и все кончено. Он сам не понимал, зачем сделал это. Он надел этот плащ, и плащ всю дорогу жег его. Мало того, что это было стыдно и недостойно, это было еще и не нужно, значит, вдвойне стыдно. Их план не может не удаться, а если даже нет… нет, это исключено… но если даже нет – травиться ядом, как баба или крыса? Есть кинжал, пистолет. И вообще он не собирается кончать самоубийством. Не за этим едет он в Виргинию, что бы там его ни ожидало.
Он отдал плащ виконту д'Эксме, и тот точно выполнил его приказание. Он нарочно не остановился на мосту, но он слышал, как остановился виконт, и слышал тяжелый всплеск воды.
Он с симпатией думал о виконте д'Эксме. Вот человек, проданный ему без лести, без угодливости, но и без панибратства. Д'Эксме знал свое место, хотя он кормил и одевал все эти месяцы и Фрама, и Кейлембара и добывал для них ценнейшие сведения. Он поступал, как надлежит настоящему вассалу. Что ж, в свое время он будет взыскан милостями. Фрам умел быть благодарным.
Он хотел бросить отравленный плащ наземь, но подумал о том, кто его поднимет. И потому он велел бросить плащ в реку, чтобы никто не поднял и не отравился им. Но он не подумал о том, что яд, растворившись в воде, отравит всю реку.
Шестеро ехали целый день, переходя с шага на рысь Они берегли лошадей. Ночевали на границе Гразьена и Кейлембара. С рассветом они продолжали путь, без остановки миновали Уарстер и выехали на толетскую дорогу. Теперь можно было и поспешить. Герцог Фрам хотел засветло добраться до замка Фтирт. Если там все готово, то, возможно, уже этой ночью они поплывут через озеро.
День был ясный, как и вчера. Солнце долго висело у них за спиной, словно хотело само проводить их до цели. Однако цель была дальше, чем они надеялись. Солнце зашло, а дорога все еще вилась по берегу озера, огромного, как море, и не являла им желанного замка Лошади, предельно измотанные, спотыкались. Пришлось снова плестись шагом.
Дорога раздваивалась. На развилке, едва видный в сумерках, стоял человек. Однако Фрам узнал его.
– Кавалер Бьель, это вы?
– Я, ваше сиятельство. Замок в полутора милях, вас ждут. Не угодно ли вашему сиятельству пересесть на свежего коня?
– Нет, не надо, – сказал Фрам. – Ведите нас.
Через полчаса показались башни замка. Сверкнули огоньки.
– Эй, мост! – закричал проводник.
Во дворе при свете факелов толпились лигеры впереди всех генерал Уэрта.
– Вы спросите меня, почему я с вами? – были первые его слова.
– Нет, – ответил Фрам, глядя в его бегающие черные глаза. – Вы с нами, этого достаточно. Я верю вам.
Глава XXVII
ГОСТЬ
Motto: Нельзя доверять ни силе природы, ни силе красноречия, если к ним не присоединяется еще и привычка… Для успеха кровавого заговора не следует полагаться ни на врожденную свирепость, ни на выражения решимости, но выбирать непременно такого, кто уже однажды обагрил свои руки кровью.
Никколо Макьявелли
Весь конклав был в сборе. Их было двадцать человек, цвет Лиги Голубого сердца. Они сидели вокруг стола, покрытого ковровой скатертью, и в креслах по стенам. Высокие окна, выходящие во двор замка Фтирт, были открыты, но занавешены портьерами. Собственно, эта мера предосторожности была излишней, но на ней настоял сиятельный герцог Правон и Олсан, для которого снова настало время бояться.
Вождь Лиги не мог сидеть, где ему сиделось. Три дня назад он приехал в замок Фтирт. Три дня прошли, а они все еще были здесь, и ничего еще не было сделано.
Прежде всего, оказалось, что не все съехались. Это была важная причина. Фрам особенно не хотел начинать дела без герцога Правон и Олсан – этот обязан участвовать, как и все, отвертеться ему не удастся. Все коснутся помазанницы – и сиятельный кисель в числе первых. Может быть, это его взбодрит, когда он увидит, что податься ему некуда. Герцог Правон и Олсан прибыл только сегодня, на третий день.
С ним прибыли его графы, а также нежнолицый маркиз Гриэльс. Теперь все были в сборе, кроме Респиги-младшего, который телом был в Генуе, а душой с ними; но Фраму было не до Респиги.
Оказалось, что и судно еще не готово. Уэрта объяснил это тем, что не ждал Фрама так скоро; но за три дня все работы были закончены. Небольшая озерная шхуна, со специально устроенной в самом ее сердце каютой для пленницы, уже с утра стояла на якоре перед замком. Весь ее экипаж состоял из дворян.
Как на грех, пропал ветер. Стояла абсолютная тишина, и в темном зеркале озера, ничем не замутненный, отражался месяц. Идти сорок миль на веслах нечего было и думать, да судно и не было приспособлено для хождения на веслах.
Но все это было не так плохо, и отчаиваться не следовало. Перед лигерами герцог Фрам держался сосредоточенно-деловито. К вечеру он велел всем собраться в кабинете хозяина и быть совершенно готовым к отплытию. Он словно не замечал, что сдвинуться с места невозможно. Господа втихомолку пожимали плечами, но приказание вождя выполнили беспрекословно. Они явились в кожаных колетах, в высоких сапогах, увешанные оружием; герцог Правон и Олсан был в кирасе и наплечниках, слуга притащил за ним каску и два пистолета. Фрам усмехнулся, оглядев сборище. Ну и вояки! У них такой вид, что они собираются по меньшей мере штурмовать замок Синей Бороды. Этак они, пожалуй, не напугают, а насмешат королеву… Ей-богу, хорошо, что ветра нет. Пусть пока попотеют в своей амуниции, потеть всегда полезно. Пот сберегает кровь, как говорят у нас в Кайфолии.
Фрам и Кейлембар одни были в своих обычных костюмах – Фрам в черном, Кейлембар в темно-буром – и совершенно без оружия.
Сегодня днем Фрам сказал Кейлембару с глазу на глаз:
– Кейлембар, у меня предчувствие. Возможно, это глупо, но мне упорно кажется, что у нас ничего не выйдет.
– И давно это вам кажется? – спросил Кейлембар.
– С того самого момента, как я переехал границу. А сейчас – это уже не предчувствие, это уверенность.
– То есть вы полагаете, – уточнил Кейлембар, – что мы не пролетим на этом деле, как в тот раз, но девчонки нам не видать?
– Да, именно так. Я долго раздумывал над нашим планом. План прост, но он слишком прост, как ножом проткнуть воду. И добьемся мы того же, чего добились бы, протыкая воду, – ничего… Даже если захватим девушку, – раздельно добавил Фрам.
Но Кейлембар никак не отреагировал на его добавление.
– Странная штука, – произнес он, грызя бороду, – у меня точно такое же чувство. Я ничуть не сомневался в Уэрте, когда ехал сюда. Как видите, я был прав: видите, все на колесах. Нет только ветра, но он будет, может, к ночи, может к завтрашнему утру. Но и мне кажется, что мы не поплывем через озеро, даже если будет ветер. Не чувствую под ногами палубы… Что-то должно нам помешать… – Он выплюнул бороду и закончил в своем обычном стиле: – Клянусь непотребством Девы Марии, будь я суеверен, я уже навалил бы в штаны.
– Помешать нам может только то, что мы сами сочтем помехой, – сказал Фрам. – Но если и у вас такое же предчувствие, значит, эта помеха существует и даст себя знать.
– Так, – сказал Кейлембар, – сначала вы читали философию, а теперь ударились в оккультные науки: вовсю предсказываете будущее…
Фрам улыбнулся:
– Оставим это. Хотя мы и не суеверны, но мне приятно, что наши предчувствия совпадают. Вот остальные не должны их иметь.
И они, судя по всему, не имели. Наиболее отчетливым чувством у большинства была – говоря мягко – робость. Лично они были не трусы, о нет – но их смущала необычность предстоящего дела. Они должны были наложить на королеву, помазанницу Божью, свои собственные руки. Правда, они сошлись сюда именно с целью свергнуть королеву, но сбрасывать ее с престола почти буквально, вот этими самыми руками… Это казалось святотатством.
Об этом они, конечно, помалкивали и высказывались о деталях похищения. Через каждую четверть часа Фрам посылал узнать, как ветер. Он ходил по комнате, покусывая пальцы, и его соратники были уверены, что он делает это от нетерпения. Они были правы, но ждал он совсем не ветра. Один Кейлембар знал, чего он ждет.
Около одиннадцати часов без стука вошел адъютант генерала Уэрты, на которого была возложена охрана замка и окрестностей. Он был очень бледен.
– Там пришли… – выдавил он.
– Кто пришел, сколько человек? – подскочил Уэрта.
– Один, – сказал офицер. – Но это сам Сатана, он знает все пароли, внешние и внутренние… Он требует свидания…
– С кем именно? – спросил герцог Фрам.
– Он не называл имен, ваше сиятельство. Он сказал, что ему нужно на заседание Лиги, причем говорил уверенно и властно…
– А кто он?
– Не знаю, он под маской.
В комнате загромыхало железо: лигеры схватились за оружие. Герцог Фрам обернулся к ним.
– Сядьте, господа, и успокойтесь, ради Бога. Будем надеяться, что это не Самсон и не Голиаф… Пусть войдет, – кивнул он офицеру.
Адъютант вышел. С минуту стояла тишина. Фрам и Кейлембар обменялись взглядами. «Вот оно», – сказал глазами Фрам. Кейлембар произнес малопонятную фразу:
– А говорят, что магия вздор.
Вошел человек в черном плаще, прикрыл за собой дверь и откинул капюшон с лица.
Лигеры готовы были крикнуть, но вошедший предупредил их, подняв руки. И все завороженно смотрели на его раскрытые ладони в желтых кожаных перчатках. Последовала немая сцена.
Пришелец наконец опустил руки.
– Прошу вас, господа, – были первые его слова, – прежде чем задавать мне какие бы то ни было вопросы – запомнить, что меня зовут месье Жозеф, и на другие имена я не откликаюсь.
Герцог Фрам имел прекрасный случай проверить свою выдержку и остался собой доволен. Он сделал два шага, заслонив гостя от Кейлембара, свирепо сопящего в воротник, и сказал по-французски:
– Добро пожаловать, месье Жозеф. Мне очень приятно видеть француза… – и заметил, как у пришельца напряглись углы рта, – ведь я только что из Франции. Это чудесная страна.
– Правда? – на том же языке ответил месье Жозеф. – Я очень рад, что она вам понравилась… Но сейчас мы в Виргинии, и об этой стране я хотел бы поговорить на ее языке.
«В смелости ему не откажешь», – подумал Фрам с невольным уважением и кивнул на кресло.
– Прошу присесть. Мы готовы выслушать вас.
Это было сказано уже по-виргински: тупые рапиры были брошены в угол за ненадобностью. Месье Жозеф уселся в кресло возле двери; отсюда он мог видеть всех и все видели его.
– Я явился к вам, господа, – начал он, – явился, несмотря на поздний час и порядочное расстояние… ведь я прямо из Толета, скакал целый день и, к счастью, не опоздал…
– Вы, что же, спешили записаться к нам в команду? – не выдержал Кейлембар. – В таком случае вы не опоздали. Вы, видно, находитесь в противоестественных сношениях с Диаволом, и он неплохо вам служит: ветра нет ни черта. Но еще вопрос, примем ли мы вас. Корабль и так перегружен.
– Нет, я спешил не за этим, – возразил гость, – хотя и очень боялся, что не застану вас на месте. Я приехал, чтобы побеседовать о ваших планах. Они мне достаточно известны… простите, господа, но, видите, я честно признаюсь в этом сам. Итак, мое мнение – ваш последний план плох, он много хуже первого…
– Какая наглость, однако! – заорал генерал-капитан Уэрта. – Да знаете ли вы, сударь, как вас там, что сейчас вы в моей власти! Стоит мне…
– Потише, граф Вимори, верный слуга королевы, – оборвал мексиканца месье Жозеф. – Не будем тратить времени на выяснение того, кто в чьей власти. Все мы во власти Бога.
При этих словах кое-кто из лигеров перекрестился; но месье Жозеф обошелся без этого.
– Итак, ваш последний план, господа… – он стащил перчатки и принялся играть ими, – этот план хуже первого тем, что в прошлом году вы намеревались овладеть дворцами, у вас была внушительная военная сила, вы рассчитывали на помощь венгерских, польских дворян и так далее – короче, вы готовили солидный, полноценный переворот, – а ныне вас всего кучка… простите, мне лень считать… и каковы же ваши намерения? Вы намерены похитить… да нет, просто выкрасть королеву, точно какую-нибудь белошвейку. Это смешно, c'est ridicule [96]96
Это смешно (фр.).
[Закрыть], – добавил он по-французски. – На что вы надеетесь? Вы думаете, Виргиния сразу рухнет перед вами на колени? Этого не будет. Королеву вырвут у вас из рук, даже мертвой – вы от этого ничего не выиграете, кроме более мучительной казни. Вы стремитесь сорвать одну ветку, пусть даже золотую. Это вполне достижимо, ветку сорвать можно, но ведь вам нужна не ветка, вам нужно все дерево. Уверяю вас, если вы сорвете ветку, дерево вашим не станет. Вы имеете дело с крепким государством, оно крепче, чем в прошлом году, смею вас уверить. От того, что к вам перебежал сиятельный князь Вимори, оно не стало много слабее… – Уэрта побагровел, но его удержали сидящие рядом с ним… – Чтобы переменить власть, недостаточно поменять в Аскалере несколько человек. Надо рубить ствол, а для этого нужен топор, господа, а не ваши шпажонки… Я знаю, вы внимательно читали Макьявелли, ваше сиятельство, – понизив голос, обратился он к одному Фраму, – должен вам заметить, вы принимаете его, закрыв глаза. Без войны не обойтись, как бы вам ни хотелось ее избежать.
Фрам слушал его, стоя у стены, натянув на лицо невозмутимую маску. Он понимал, что пришелец отнюдь не имеет цели вывести его из себя; и все же при последних словах ему пришлось сделать огромное усилие, чтобы сохранить невозмутимость.
– Что же до шхуны и прочих авантюр, – добавил для всех месье Жозеф, – то они обречены на неудачу хотя бы потому, что королевы сейчас нет в замке Л'Ориналь…
Поднялся шум.
– Более того, – рассчитанно подготовил эффект месье Жозеф, – даже я не знаю, где она сейчас находится…
Шум перешел в гвалт. Лига Голубого сердца была окончательно сбита с толку. Фрам наконец подал голос:
– Объяснитесь, сударь.
– Королева влюблена, вы это знаете, – сказал месье Жозеф, – она увлечена своим предметом, как и положено девчонке ее лет, и забыла обо всем на свете. Три дня назад она пропала из замка, с ней две ее любимых фрейлины. Это от всех скрывают. Ее статс-дама уверяет, что-де у государыни мизантропия и она никого не хочет видеть. Но это ложь. Королева веселится где-то на стороне… Объявится, не пропадет, не иголка, – небрежно помахал он перчатками. – Когда-нибудь пройдет же у нее мизантропия… Можете тогда пригласить ее прокатиться по озеру, но я на вашем месте не делал бы этого.
