355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нельсон Демилль » Ночная катастрофа » Текст книги (страница 28)
Ночная катастрофа
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 21:00

Текст книги "Ночная катастрофа"


Автор книги: Нельсон Демилль


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

– Сколько времени занял у вас просмотр записи?

– Та часть, где мы находились на пляже, длилась в общей сложности пятнадцать минут, начиная с того момента, как мы побежали к морю, и заканчивая тем, как Бад схватил камеру. Затем пять минут не было изображения – это когда мы бросили включенную видеокамеру на заднее сиденье машины. Было слышно лишь, о чем мы тогда разговаривали.

– Хорошо. А сколько времени продолжалась первая часть? Та, где вы лежали на покрывале?

Она пожала плечами.

– Не помню точно. Тоже, наверное, примерно четверть часа. Я не захотела просматривать этот фрагмент. Для этого не было причин.

– Ясно. Значит, вы перемотали пленку, просмотрели запись, потом нажали на «паузу», отмотали назад и снова просмотрели ее, но уже в замедленном воспроизведении – так?

– Да, именно так все и происходило. Это было… невероятное зрелище.

– Гипнотизирующее? Завораживающее?

– Да.

– Что вы сделали после того, как просмотрели запись?

– Я уже вам говорила: Бад ее стер.

– Вот так просто? Вы ведь сказали, что не хотели стирать эту запись.

– Да, не хотела… Мы из-за этого даже поругались… Но Бад настоял на своем. Кроме того, ему не терпелось убраться из номера – вдруг кто-нибудь видел, как мы возвращались с пляжа. Я лично так не думала, но он хотел поскорее покинуть отель и вернуться домой. В это время начали звонить наши мобильные телефоны: знакомые, смотревшие новости по телевизору и узнавшие о катастрофе, пытались связаться с нами, так как знали, что мы находимся неподалеку от места взрыва. Но мы не отвечали на звонки. А потом Бад пошел в ванную, чтобы позвонить жене – ведь он должен был в это время рыбачить в океане.

– Возможно, он плеснул водой в стену ванной и крикнул: «Давай к берегу, ребята! Тут такие дела…»

Джилл рассмеялась:

– Бад не настолько умен. Он вел себя как параноик.

– Он просто прикрывал свою задницу – это не паранойя.

Она пожала плечами:

– Я уже тогда подумала, что рано или поздно нас найдут. Нам не повезло, что в тот день мы оказались в Уэстгемптоне. Марк тоже звонил мне, но я не ответила. Когда я села в машину и поехала домой, я прослушала оставленное им сообщение: «Джилл, ты слышала, что там, куда ты поехала, разбился самолет? Перезвони мне». Я позвонила своей подруге в Истгемптон, у которой я, как думали дома, должна была остановиться, и узнала, что Марк ей не звонил. Тогда я перезвонила Марку и сказала, что очень подавлена произошедшим и немедленно возвращаюсь домой. – Она улыбнулась и добавила: – А в Истгемптон я даже не заехала.

– Будь я психологом-любителем, решил бы, что вам хотелось, чтобы вас разоблачили. Или по крайней мере было наплевать на последствия.

– Ничего подобного. На последствия мне было очень даже не наплевать.

– Из своего опыта детектива я знаю, что преступнику гораздо легче быть пойманным, чем явиться в полицию самому. Результат один и тот же, однако для явки с повинной требуется немалое мужество.

После моих слов Джилл Уинслоу снова заговорила в холодной сдержанной манере дамы из общества.

– Не понимаю, зачем вы мне это говорите и какое это имеет отношение к проводимому вами расследованию.

– Вы отлично все понимаете.

Джилл посмотрела на висевшие на стене часы и сказала:

– Мне пора собираться в церковь.

– У вас еще есть время. Поэтому позвольте задать вам последний вопрос. Вы принимали душ после того, как просмотрели запись в номере? – Помолчав, я добавил: – Ведь у вас на теле оставались песок и морская соль. – «Не говоря уже о другом», – подумал я, но вслух этого не сказал.

– Да. Мы с Бадом действительно принимали душ.

– Бад принимал душ первым?

– По-моему, да.

– И пока его не было, вы еще раз просмотрели пленку?

– Возможно… С тех пор прошло уже пять лет. А почему вас это интересует?

Я полагал, что она знает ответ на этот вопрос, поэтому спросил о другом:

– Что вы делали между шестнадцатью тридцатью, когда поселились в номере, и девятнадцатью часами, когда отправились на пляж?

– Мы смотрели телевизор, – ответила Джилл.

– Что именно вы смотрели?

– Сейчас я уже не помню.

Пристально глядя на нее, я сказал:

– До сих пор, миссис Уинслоу, вы мне не лгали.

Она отвела взгляд, сделав вид, что обдумывает мои слова, потом сказала:

– Я вспомнила. Мы смотрели какой-то фильм.

– На видеокассете?

– Да…

– «Мужчина и женщина»?

Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.

– Вы взяли эту кассету в библиотеке гостиницы, – сказал я.

– Ах да… вспомнила. – Она некоторое время молчала, однако когда молчание стало затягиваться, сочла нужным добавить: – Очень романтический фильм. Но Баду, по-моему, было скучно. Вы видели эту картину?

– Нет, но я хотел бы позаимствовать вашу копию, если вы, конечно, не возражаете.

Повисло молчание. Она смотрела на расставленную на столе посуду, я – на нее. Сейчас в ней шла ожесточенная борьба, и я не хотел вмешиваться. Это был один из тех моментов, когда вся жизнь человека зависела от одного-единственного решения. Я не раз это наблюдал, допрашивая свидетелей тяжких преступлений, и знал, что они должны самостоятельно принять такое решение, и старался помочь им в этом.

Я догадывался, о чем она думала в эту минуту: о разводе, бесчестье, публичном унижении, детях, семье, – возможно даже, о Баде. Это не говоря уже о публичной даче показаний, адвокатах, средствах массовой информации и, не исключено, даже определенной опасности.

Неожиданно она заговорила – очень тихо, почти шепотом:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Миссис Уинслоу, – сказал я, – на этом свете только два человека понимают, о чем я сейчас говорю. Один из них – я, второй – вы.

Она промолчала.

Я щелчком придвинул к Джилл упаковку от лейкопластыря.

– Точно такую же нашли в вашем номере. Вы что – порезались?

Она продолжала хранить молчание.

Я произнес:

– Или вы использовали пластырь, чтобы заклеить отверстие на взятой в библиотеке видеокассете? Ведь вы переписали вашу видеопленку на кассету с фильмом «Мужчина и женщина», не так ли? Пока Бад принимал душ. – Помолчав несколько секунд, я сказал: – Вы, конечно, можете все отрицать, но тогда я буду вынужден спросить вас, почему вы прихватили с собой взятую напрокат кассету. Вы опять же можете сказать, что действительно переписали свою пленку на эту кассету, но потом ее уничтожили. Но тогда мне придется сказать вам, что вы лжете.

Джилл Уинслоу прерывисто вздохнула, и я увидел, как по щекам у нее потекли слезы.

Посмотрев на меня, она сказала:

– Полагаю… полагаю, мне следует сказать вам правду…

– Я знаю, как все было. Но вы правы – я был бы не прочь услышать это от вас.

– Собственно, мне нечего добавить.

Джилл встала, и на мгновение я подумал, что сейчас она предложит мне убраться из ее дома. Но она, глубоко вздохнув, произнесла:

– Вы, наверное, хотите посмотреть ту пленку?

Я тоже встал. Сердце у меня сильно забилось.

Я сказал:

– Да, мне бы хотелось ее посмотреть.

– Хорошо… но когда вы ее увидите, надеюсь, поймете, почему я не могла… ее показать или кому-либо передать… Если честно, я думала об этом много раз. Вот и в июле думала – когда по телевизору показывали мемориальную службу. Боже мой, сколько тогда погибло людей, но… неужели так уж важно, отчего они умерли?

– Да, важно, – жестко сказал я.

Она кивнула.

– Если я отдам вам эту пленку, быть может, вам как-нибудь удастся… гм… замять это дело, не дать ему широкой огласки? Это вообще возможно – как вы считаете?

– Я, конечно, мог бы сказать вам, что это возможно, но это не так. И мы с вами оба об этом знаем.

Она снова кивнула, постояла с минуту неподвижно, потом взглянула на меня и сказала:

– Пойдемте.

Глава 46

Джилл Уинслоу провела меня в большую комнату в задней части дома, где, судя по всему, вечерами собиралась вся семья, и предложила:

– Присядьте вон там.

Я уселся в удобное кожаное кресло перед большим плазменным телевизором.

– Я сейчас приду, – сказала она и вышла из комнаты – очевидно для того, чтобы пойти в одно только ей известное тайное место, где хранилась пленка. Мне следовало сказать ей, что прятать что-то в доме довольно глупо: за двадцать лет не было случая, чтобы я при обыске пропустил хоть один домашний тайник, – но Марк Уинслоу не был копом – он был обманутым супругом, не подозревавшим о проделках своей жены. А народная мудрость гласит: «Если хочешь спрятать что-нибудь от мужа, положи это под гладильную доску».

Я встал с кресла и стал изучать залитую солнцем комнату. Одна стена была почти сплошь увешана фотографиями членов семейства в дорогих серебряных рамках. Среди прочего я увидел снимки обоих сыновей Джилл – довольно красивых юношей. На стене также висели фотографии, сделанные в разных странах мира. Помимо цветных снимков мальчиков и их родителей, здесь были черно-белые, с коричневым оттенком дагерротипы, на которых можно было увидеть и представителей старшего поколения семейства Уинслоу: они были запечатлены рядом с роскошными лимузинами, верхом или на яхтах. Все это свидетельствовало о том, что благосостояние этой семьи создавалось не одно десятилетие и даже не один век.

Некоторое время я рассматривал снимок, на котором Марк и Джилл Уинслоу были запечатлены вместе. Трудно было представить себе двух более не подходящих друг другу людей.

На другой стене висели дипломы и металлические таблички с выгравированными надписями, которые вкупе со стоявшими на полках кубками, представляли собой награды, полученные Марком Уинслоу за успешную инвестиционную деятельность и победы на поле для гольфа.

На книжных полках стояла по преимуществу популярная беллетристика: я увидел несколько классических произведений, но в основном там были издания по бизнесу и гольфу. В углу помещался старинный массивный бар из красного дерева, и я довольно отчетливо представлял себе мистера Уинслоу, смешивающего себе коктейль.

Не могу сказать, чтобы Марк Уинслоу был мне неприятен: если разобраться, я вообще не знал этого парня, – но уж больно скучная у него была физиономия. И я подумал, что если бы даже был с ним знаком, вряд ли пригласил бы его выпить кружку пива со мной и Домом Фанелли.

Как бы то ни было, Джилл Уинслоу приняла решение относительно Марка, и мне оставалось только надеяться, что, разыскивая пленку, она не изменила его.

На стене висело еще кое-что: написанный маслом портрет Джилл десятилетней давности. Художнику удалось довольно точно передать на холсте ее большие темные глаза, чувственный и одновременно целомудренный рот – последнее, впрочем, полностью зависело от настроения смотрящего.

– Мне этот портрет не нравится. А вам?

Я повернулся и увидел стоявшую в дверях Джилл. На ней было все то же белое платье из тонкого хлопка, но за время своего отсутствия она успела причесаться, подкрасить губы и глаза. В руке она держала видеокассету.

Я не знал, что ответить, поэтому сказал:

– Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи. – И добавил: – У вас очень красивые сыновья.

Джилл взяла с кофейного столика пульт дистанционного управления, включила телевизор и видео, вынула кассету из футляра, вставила ее в приемное устройство видеоплейера. Футляр от видеокассеты она передала мне.

Я прочел: «Фильм, удостоенный наград киноакадемии… Режиссер Клод Лелуш. „Мужчина и женщина“». На коробке имелась также наклейка с подписью «Собственность „Бейвью-отеля“. Не забудьте вернуть».

Джилл уселась на небольшой диванчик перед телевизором и указала мне на стоявшее рядом кожаное кресло.

– Мужчину, Жана-Луи, играет Жан-Луи Трентиньян. По фильму он автогонщик, и у него есть маленький сын. Роль женщины, Анны, исполняет Анук Эме. Анна – сценаристка, у нее маленькая дочь. Мужчина и женщина встречаются, когда приезжают навестить своих детей в интернате. Это прекрасная романтическая история, но, к сожалению, печальная. Чем-то напоминает «Касабланку». Это версия, дублированная на английский язык.

Я было решил, что упустил нечто важное из предыдущей беседы и придется смотреть французскую кинокартину, но Джилл меня успокоила:

– Мы с вами увидим совсем другой фильм. По крайней мере в первые сорок минут. А называется он «Свинья и сучка»; главные роли исполняют Бад Митчелл и Джилл Уинслоу. Режиссер-постановщик Джилл Уинслоу.

Я не знал, что сказать, поэтому промолчал. Внимательно на нее посмотрев, я заметил на ее лице выражение, которое, казалось, говорило: «Настало время очищения. И плевать на последствия». Она была почти спокойна, даже, казалось, испытывала известное облегчение, но небольшая нервозность в ней все-таки чувствовалась. И в этом не было ничего удивительного: как-никак ей предстояло в компании с почти незнакомым человеком просмотреть пленку, на которой она занималась сексом со своим любовником.

Поймав мой взгляд, Джилл сказала:

– Это не романтическая история, но после того, как вы это увидите, на пленке останется еще как минимум час фильма «Мужчина и женщина». Он куда лучше того кино, что сняла я.

Я почувствовал, что обязательно должен что-то сказать:

– Я вам не судья, миссис Уинслоу, и не собираюсь оценивать ваше поведение. Да и вам не следует слишком уж корить себя. Если хотите, займитесь чем-нибудь, пока я буду просматривать пленку.

– Нет, я хочу остаться здесь, – сказала она и нажала на какую-то кнопку на столе. Висевшие на окнах шторы опустились, и мы оказались в затемненном помещении. Удобно, подумал я.

Потом Джилл Уинслоу включила воспроизведение записи, и просмотр начался. Сначала заиграла музыка из фильма «Мужчина и женщина», на экране появились титры на двух языках, потом все это прервалось и сразу пошли другие кадры – несколько худшего качества и с неважным звуком. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать в сидевшей на одеяле со скрещенными ногами женщине в светлых шортах и голубом топе Джилл Уинслоу. На покрывале стоял портативный холодильник, откуда она доставала бутылку вина.

В нижней правой части экрана появились дата и время съемки: 17 июля 1996 года, 19:33. Работал секундомер, поэтому индикатор времени в следующее мгновение показывал уже 19:34.

Я, конечно же, сразу узнал место – ложбинку между дюнами, где мы с Кейт бродили вечером после мемориальной службы и где я позже заснул и увидел эротический сон с участием Кейт, Мари, Роксанны и Джилл Уинслоу, чье лицо тогда скрывала вуаль. Здесь же прошлой ночью я встретил Теда Нэша.

– Это пляж парка Капсог-Бич, – сказала Джилл. – Впрочем, наверное, вам это известно.

– Да.

На пленке солнце уже садилось, но все еще было достаточно светло, чтобы рассмотреть даже мельчайшие детали. Звук был так себе, тем не менее я услышал завывание усиливавшегося ветра.

Затем в кадре появилась спина мужчины, одетого в спортивную рубашку и бежевые летние брюки.

– Это, естественно, Бад, – сообщила Джилл.

Бад вынул из холодильника бокалы, присел рядом с Джилл на покрывало, и она стала разливать вино.

Когда они чокнулись, я как следует рассмотрел Бада.

«За летние вечера и за нас», – сказал он.

Я всмотрелся в его лицо. Бад был довольно красив, но в его манерах, голосе и интонациях и впрямь чувствовалось что-то бабье. Признаться, в эту минуту я несколько разочаровался в Джилл.

Она, казалось, прочитала мои мысли, потому что спросила:

– И что я в нем нашла?

Я промолчал.

На видеопленке Джилл посмотрела на Бада и спросила: «Ты часто сюда приезжаешь?» – «Я здесь впервые. А ты?»

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Было заметно, что включенная камера их немного смущает.

В этот момент Джилл произнесла:

– Я вдруг тогда подумала, какого черта занимаюсь сексом с мужчиной, о котором такого невысокого мнения?

Я решил ответить:

– По крайней мере это безопасно.

– Да, это безопасно, – согласилась она.

Тем временем они с Бадом выпили по второму бокалу вина. Я подумал, что это, возможно, прелюдия и основное действие будет разворачиваться на пляже, но Джилл поднялась с покрывала и стянула с себя топ. Бад снял рубашку. Джилл скинула и отбросила ногой шорты. Оставшись в трусах и лифчике, она наблюдала за тем, как раздевался Бад.

– За это время я дважды просматривала фрагмент со взрывом самолета, но эти кадры – ни разу.

Я промолчал.

На экране телевизора Джилл сняла с себя трусы и бюстгальтер, после чего, сделав пируэт и раскинув руки в стороны, сказала: «Па-па-па-пам!» – и поклонилась, глядя в объектив видеокамеры.

Я потянулся к пульту, чтобы нажать на кнопку, но Джилл забрала его:

– Я должна это видеть.

– Нет, не должны. И я не должен. Так что давайте лучше перемотаем это место.

– Помолчите, прошу вас. – Она стиснула пульт в руке.

Любовники на экране начали обниматься, целуя и лаская друг друга.

– У меня очень мало времени, миссис Уинслоу. Поэтому мне бы хотелось, чтобы вы перемотали кадры эротической сцены.

– Нет. Вы должны это видеть. Чтобы понять, почему я не отдала кассету полиции.

– Думаю, я уже все понял. Перематывайте.

– Так до вас лучше дойдет.

– А разве вам не надо в церковь?

Она промолчала.

На экране Джилл, выбрав нужный ракурс, объявила: «Сцена первая. Минет». После этого она опустилась на колени и взяла член Бада в рот. Я посмотрел на часы, но сколько было времени, так и не запомнил. Прямо передо мной эта роскошная женщина занималась оральным сексом с Бадом, который, похоже, очень неловко чувствовал себя без брюк. Казалось, ему очень хотелось сунуть руки в карманы, но потом, осознав наконец, что штанов на нем нет, он запустил пальцы в волосы женщины.

– Ну и как все это выглядит в качестве свидетельства? – неожиданно спросила Джилл.

Я откашлялся, прочищая горло, и сказал:

– Полагаю, эту часть можно вырезать.

– Людям из полиции понадобится вся пленка целиком. Надеюсь, вы заметили индикатор времени в нижнем правом углу? Он показывает, когда все это происходило. Разве это не важно для установления картины события?

– Возможно, – сказал я, – но в любом случае можно сделать так, что ваши лица на пленке будут неузнаваемы.

– Не давайте обещаний, которые не сможете выполнить. Я уже слышала нечто подобное.

На экране Джилл, встав на четвереньки и глядя в объектив, заявила: «Сцена вторая. Подход сзади. Бад лает и изображает из себя собачку. Бад, полай!»

Бад с идиотской улыбкой на лице издал звук, отдаленно напоминающий собачий лай. Потом он тоже встал на четвереньки и расположился в тылу у миссис Уинслоу, продолжая при этом все так же по-идиотски улыбаться. Джилл смотрела в видеокамеру, дожидаясь, когда Бад войдет в нее сзади.

Став детективом, я знал, как много могут рассказать о человеке его дом и офис, книги на полках, фотографии на стенах, фильмотека – и тому подобные вещи, однако то, что я видел сейчас, мне совершенно не хотелось анализировать. Для меня все это было слишком.

Впрочем, кое-какие выводы я для себя сделал. Из этих двоих лидером и, я бы сказал, лидером агрессивным, была, несомненно, Джилл Уинслоу. Она управляла их с Бадом интимной жизнью, моментами проявления страсти, изощренными сексуальными порывами. Бад же являлся ее слугой и исполнителем желаний, хотя вряд ли это осознавал. Его интересовала только его собственная эрекция, созерцать которую у меня, по правде говоря, никакого желания не было.

Я опять взглянул на экран. Бад, положив руки на плечи Джилл, совершал древние как мир ритмичные движения вперед-назад, и весь этот процесс со стороны напоминал работу какого-то механизма.

На этот раз я проявил большую настойчивость и сказал:

– Немедленно перемотайте.

Джилл не стала возражать и увеличила скорость воспроизведения. Теперь Бад проделывал свои однообразные движения с бешеной скоростью. Я с трудом сдержал смех, а Джилл просто-напросто расхохоталась. Потом она остановила перемотку, и их с Бадом лица с открытыми ртами и выпученными глазами на мгновение застыли на экране. Джилл нажала еще одну кнопку, и нормальное воспроизведение возобновилось.

Миссис Джилл Уинслоу на экране сказала: «Сцена третья. Испытание женщины на вкус». Бад при этих словах взял из-за спины бутылку, а она, широко расставив ноги, скомандовала: «Лей!»

Бад исполнил распоряжение, а потом склонился над ней. Через некоторое время Джилл взяла бутылку с остатками вина, вылили его себе на грудь и живот и сказала: «Лижи!»

Бад стал послушно облизывать ее тело.

Впервые обратившись к ней по имени, я сказал:

– Нет, Джилл, правда. Это лучше перемотать.

Она ничего не ответила и, сбросив домашние туфли, положила ноги на низкий кофейный столик.

Я откинулся на спинку кресла и отвернулся, демонстративно отказываясь смотреть на экран.

Джилл спросила:

– Вам неловко?

– Кажется, я уже сказал вам об этом.

– Что ж, мне тоже неловко. А если я отдам вам пленку, сколько людей все это увидит?

– Очень немного, – сказал я. Потом, посмотрев на нее, добавил: – Это будут профессионалы: юристы, представители правоохранительных органов. Мужчины и женщины, которым доводилось видеть и не такое.

– Но они не видели, как я занимаюсь сексом.

– Сомневаюсь, чтобы их так уж интересовал секс. Поверьте, их куда больше волнует сцена взрыва самолета. И меня тоже. Потому я и прошу вас перемотать пленку.

– Вам не интересно, как я занимаюсь сексом?

– Послушайте, Джилл…

– Для вас – миссис Уинслоу.

– Извините, миссис Уинслоу…

– Впрочем, называйте меня Джилл…

Тут я действительно почувствовал себя не в своей тарелке и даже подумал, что она, возможно, немного не в себе. Неожиданно Джилл спросила:

– Вы понимаете, зачем я все это делаю?

– Я вас отлично понимаю. И знаю, почему вы не хотели, чтобы эту пленку кое-кто увидел. По правде говоря, я на вашем месте тоже сто раз бы об этом подумал. Но мы можем сделать так, что ваши лица не будут узнаваемы и ваша тайна не будет раскрыта. Мы сфокусируемся на обстоятельствах, связанных со взрывом.

– Кстати, мы уже приближаемся к этому моменту. Смотрите внимательно.

Я услышал, как Джилл на экране произнесла: «Я такая липкая. Давай искупаемся».

Я посмотрел на экран. Бад Митчелл в этот момент поднял голову, находившуюся меж бедер миссис Уинслоу, и сказал: «Думаю, нам пора возвращаться. Мы примем душ в отеле».

Обращаясь ко мне, Джилл произнесла:

– Жаль, что я тогда не последовала его совету.

Между тем Джилл на экране поднялась на ноги и стала всматриваться в окружавшие ее песчаные дюны. Реальная Джилл, сняв ноги с кофейного столика и наклонившись к экрану, сказала:

– Тогда я была моложе и стройнее. А вы как считаете?

Я посмотрел на ее безупречное тело, освещенное последними лучами солнца и от этого казавшееся золотым.

– Нет, правда, что вы об этом думаете? – спросила она снова.

Признаться, я немного устал от ее вопросов и от того, что она игнорировала мои неоднократные предложения перейти к просмотру фрагмента со взрывом, поэтому решил несколько изменить тактику и сказал:

– Ваше лицо за это время нисколько не изменилось. Что же касается тела, то на пленке оно выглядит потрясающе. Думаю, оно таким и осталось.

Некоторое время она продолжала молча смотреть на экран, потом произнесла:

– Это был единственный раз, когда мы с Бадом засняли себя на видеопленку. Раньше я никогда не видела себя обнаженной на фотографии или в видеозаписи. И уж конечно, не видела со стороны, как занимаюсь сексом. Вы что-нибудь подобное проделывали?

– Только при закрытых дверях.

Она рассмеялась.

– У вас при этом был глупый вид?

– Да.

– А я как выглядела?

– Без комментариев.

– Вам нужна эта пленка?

– Да.

– Тогда ответьте на мой вопрос: когда я занимаюсь на ней сексом, я выгляжу глупо?

– Думаю, всякий, кто занимается сексом под объективом видеокамеры, выглядит глупо – за исключением профессионалов. – Помолчав, я добавил: – Но для первого раза у вас получилось неплохо. – Еще немного помолчав, я сказал: – Но вот ваш Бад явно был не в своей тарелке… Итак, теперь, когда мы все выяснили, может, все-таки перемотаем пленку?

Она передала мне пульт и сказала:

– Мы хотели взять эту запись с собой, чтобы еще раз посмотреть ее в номере и создать соответствующее настроение. Но сейчас я думаю, что она вызвала бы у меня только отвращение.

За двадцать лет работы в правоохранительных органах это был, пожалуй, первый случай, когда при просмотре материала дела я чувствовал смущение. Я нажал кнопку воспроизведения, и прекрасное обнаженное тело Джилл ожило. Она начала взбираться на дюну и вскоре исчезла из зоны видимости, но я услышал ее голос: «Поставь камеру повыше – и пойдем купаться!»

Бад молча подошел к видеокамере. Изображение на экране исчезло: Бад перетаскивал камеру с треножником на более высокое место. Когда изображение появилось снова, я увидел чудную картину: пурпурно-алое небо, белый песок пляжа и искрившуюся от алых и золотистых отблесков заходящего солнца поверхность океана. «Как это все красиво», – послышался где-то за кадром голос Джилл Уинслоу.

Бад, которого тоже не было в кадре, крикнул: «Может, не стоит выходить на пляж голыми? Там могут быть люди». «И что с того? – спросила Джилл. – Какая разница, если мы с ними не знакомы? Жизнь полна опасностей – да, Бад?»

Совершенно неожиданно для себя я сказал:

– Этот ваш Бад настоящая баба.

Джилл рассмеялась и согласилась со мной:

– Увы, это так.

Некоторое время я не видел на экране ничего, кроме воды и неба, но потом заметил золотистую фигурку, бежавшую к пляжу слева. Бада по-прежнему не было видно. Джилл повернулась лицом к камере и крикнула: «Иди сюда!» – но ее голос, заглушённый прибоем, был едва слышен.

Через несколько секунд в кадре появился Бад. Он бежал к ней, и его мужское достоинство болталось из стороны в сторону.

Бад догнал Джилл почти у кромки прибоя. Она остановилась и заставила его повернуться лицом к камере. Джилл что-то кричала, но я не мог разобрать, что именно, и спросил:

– Что вы сейчас сказали?

– Какую-то глупость… кажется, что-то о том, что мы отправляемся плавать в компании с акулами.

Потом экранная Джилл повернула Бада лицом к океану, взяла за руку и они вместе вошли в воду.

Удивительное дело, но этот парень ни в чем не проявлял инициативы и даже, казалось, не получал никакого удовольствия от всего происходящего, чего нельзя было бы сказать обо мне, окажись я на его месте.

– Сколько времени длилась ваша связь?

– Слишком долго. Почти два года, – сказала она. – Честно говоря, мне не столько стыдно за этот секс на пляже, сколько за то, с кем я им занималась.

– Ну… – протянул я, – он очень красив.

– Я тоже.

Справедливое замечание.

На экране телевизора они обливали друг друга морской водой. При этом Джилл что-то ему говорила, но из-за шума прибоя я не расслышал ее слов.

– А сейчас вы что сказали?

– Не помню. Наверняка ничего важного.

Я посмотрел на индикатор времени в нижнем правом углу экрана – 20:19. Борт номер 800 компании «Транс уорлд эйрлайнз» только что оторвался от взлетной полосы аэропорта Кеннеди и начал набирать высоту.

Джилл и Бад стояли по пояс в воде и о чем-то говорили. На лице Бада проступило раздражение – он явно был раздосадован. Прежде чем я успел спросить о причине его недовольства, Джилл заметила:

– По-моему, в этот момент я сказала ему, что он боится даже собственной тени. Он разозлился и даже собрался ехать в отель. Но я… взяла его за пенис – и удержала. Мне хотелось заняться с ним любовью на пляже, в волнах прибоя – как в фильме «Отсюда и в вечность» и…

Она схватила его за член и что-то при этом произнесла. Однако он все еще казался недовольным и даже стал оглядываться по сторонам, словно желая убедиться, что их никто не видит. Она не вела его за член в прямом смысле, поскольку держала его все-таки за руку, но по сути это было именно так.

Я взглянул на индикатор времени – 20:23 вечера. Борт № 800 находился в полете уже три или четыре минуты, держа курс на восток, в Европу.

На экране Джилл и Бад, казалось, совсем забыли о существовании видеокамеры. Солнце уже зашло, но на горизонте все еще виднелась узкая полоска света, и я различил очертания их обнаженных тел на фоне неба и океана. Джилл что-то сказала Баду, и он послушно улегся на песок. Она села на него сверху и опустила руку, чтобы ввести в себя его член.

– Неужели мой муж когда-нибудь это увидит? – спросила Джилл.

Когда на индикаторе высветилось 20:27:15, я нажал паузу и стал изучать правую сторону горизонта, где, по моим расчетам, должны были появиться мигающие сигнальные огни самолета. Но ничего не увидел. Даже мачтовых огней парусных судов.

– Мистер Кори? Мой муж тоже это увидит?

Я посмотрел на нее и сказал:

– Только если вы этого захотите.

Она промолчала.

После паузы я снова нажал на кнопку «воспроизведение» и взглянул на экран, где эти двое продолжали заниматься любовью, окатываемые волнами прибоя. Я перевел взгляд на пурпурное небо, но не заметил никаких признаков сигнальных огней самолета. Для информации: миссис Уинслоу достигла пика наслаждения в 20 часов 29 минут 11 секунд. Я это увидел, но не услышал.

Когда все закончилось, миссис Уинслоу легла на Бада Митчелла. Я не слышал их тяжелого дыхания, но видел, как их тела вздымались и опускались в такт вдохам и выдохам. Потом миссис Уинслоу уселась на Бада верхом и посмотрела на юго-запад. И в это мгновение я увидел вдалеке сигнальные огни самолета – на высоте двенадцати тысяч футов над уровнем моря и на расстоянии около восьми миль от берега.

Джилл воскликнула:

– Остановите это. Остановите!

Я нажал на паузу и вопросительно на нее посмотрел.

Она поднялась с места и сказала:

– Я не могу это видеть. Лучше я пойду на кухню. – С этими словами она, забыв надеть туфли, босиком вышла из комнаты.

Я просидел на месте не меньше минуты, разглядывая замершее на экране изображение: Джилл Уинслоу, сидевшую верхом на Баде Митчелле, застывшие словно по волшебству волны прибоя, проступившие на черном небе звезды, облачко, напоминавшее мазок белил на холсте… Почти напротив находился национальный парк Смит-Пойнт, и в небе над ним я видел два цветных огонька – алый и белый, – которые в режиме паузы были почти неотличимы от звезд. Но стоило только нажать на кнопку «воспроизведение», как они вновь начали мигать, двигаясь с запада на восток.

Я поднялся с кресла, уселся на кофейный столик, приблизив лицо к экрану телевизора, и нажал на кнопку воспроизведения в замедленном режиме.

В 20 часов 29 минут 19 секунд я заметил огненное свечение на горизонте в правой части экрана и снова остановил изображение. Видеокамера стояла на дюне, на высоте примерно двадцати футов. С такого возвышенного места можно было увидеть несколько больше, чем видели большинство свидетелей из лодок или с южного берега Лонг-Айленда, высота которого над уровнем моря составляет не более десяти футов. Я некоторое время смотрел на свечение на горизонте и пришел к выводу, что оно вполне могло быть вызвано пуском ракеты. Потом я снова нажал на кнопку замедленного воспроизведения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю