Текст книги "Ночная катастрофа"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

– У меня есть все, что нужно.

– Между прочим, я положила тебе упаковку «Будвайзера». «Будвайзера» у тебя точно нет.

– Вот за это я тебя люблю.

Я подозвал бармена, заказал для Кейт водку со льдом, и мы, взявшись за руки, стали любоваться заходом солнца над Манхэттеном.

На какое-то время в помещении стало очень тихо. Люди смотрели на закат, находясь на высоте в четверть мили, и от окружающего мира их отделяло всего полдюйма прозрачного стекла.

Кейт сказала:

– Когда вернемся, обязательно придем сюда еще раз.

– Это было бы здорово.

– Я буду по тебе скучать.

– Я уже по тебе скучаю.

– Что ты сейчас чувствуешь?

– Похоже, на такой высоте алкоголь проникает в кровь быстрее. Мне кажется, что этот зал качается.

– Он действительно качается.

– Слава Богу.

– Мне будет не хватать твоего чувства юмора.

– А мне – аудитории.

Она стиснула мне руку и сказала:

– Давай пообещаем друг другу вернуться сюда такими же. Ты меня понимаешь?

– О да!

В девять часов заиграл оркестр. По пятницам здесь исполнялась музыка в стиле диско. Я вывел Кейт на небольшой танцпол и показал ей несколько движений – так я танцевал в семидесятые. Кейт была в восторге.

Оркестр наигрывал известную композицию «Мятный твист», которую я назвал «Йеменским твистом». Поэтому па в этом танце именовались «верблюжьим шагом» и «пируэтом под пулями». Видно, я здорово набрался.

Вернувшись за стойку, мы налегли на фирменный коктейль под названием «Чай Эллис со льдом», стоивший шестнадцать долларов за порцию и по содержанию алкоголя не шедший ни в какое сравнение с обычным чаем.

Кейт заказала суши и сашими. И хотя в трезвом виде я сырую рыбу в рот не беру, под «Чай Эллис со льдом» слопал все это за милую душу.

Мы выбрались из лучшего в мире бара где-то около полуночи. Ноги у меня основательно заплетались, а в голове гудело как никогда.

Мы взяли такси, и Кейт сразу же заснула у меня на плече, а я весь путь до дома смотрел в окно. Этот нью-йоркский вечер мне суждено было помнить очень и очень долго.

В отделе ФБР, занимавшемся заграничными командировками, позаботились о том, чтобы промежуток времени между нашими с Кейт авиарейсами, вылетавшими из аэропорта Кеннеди, не превысил двух часов. Кейт летела на самолете авиакомпании «Дельта» до Каира, я же «Американ эйрлайнз». Мой самолет делал посадку в Лондоне. Оттуда я должен был проследовать в Амман, потом в Иорданию и лишь после этого приземлиться в аэропорту Адена. Кейт повезло больше – из Каира она летела прямо в Дар-эс-Салам. Наши с Кейт пушки, отправленные дипломатической почтой, к счастью, должны были достигнуть места назначения раньше нас.

Альфред, наш консьерж, пожелал нам доброго пути. В аэропорту мы вначале подъехали к терминалу авиакомпании «Дельта». Мы с Кейт простились сдержанно, без слез и лишних слов.

Я сказал:

– Я люблю тебя. Будь осторожна. До встречи, дорогая.

Кейт ответила:

– И ты будь осторожен, очень тебя прошу. Если получится, давай на обратном пути встретимся в Париже, ладно?

– Договорились.

Носильщик в синей бейсболке забрал багаж Кейт, она последовала за ним. Когда стеклянные двери разделили нас, мы в последний раз помахали друг другу рукой.

Я вернулся в лимузин, который отвез меня к терминалу «Американ эйрлайнз».

Как обычно в таких случаях, нам выдали дипломатические паспорта, так что в зал бизнес-класса я проник без особых хлопот. Система безопасности в аэропортах, несмотря на свою чрезмерную сложность, в сущности, очень несовершенна. У меня было такое ощущение, что я мог отдать свой «глок» одному из охранников, пройти через рамку металлодетектора и преспокойно забрать у него свое оружие.

До вылета оставалось еще несколько часов, и я провел их в зале ожидания бизнес-класса, читая газету и потягивая бесплатный коктейль «Кровавая Мэри».

Потом у меня зазвонил мобильный. Это была Кейт.

– Я уже отправляюсь на посадку и звоню, чтобы еще раз сказать, что люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, дорогая, – ответил я.

– Ты не сердишься на меня за то, что я тебя во все это втянула?

– Во что? Ах в это! Не волнуйся. Это лишь пойдет на пользу легендарному образу детектива Джона Кори.

Секунду помолчав, она спросила:

– С делом рейса восемьсот покончено, да?

– Конечно. Кстати, Кейт, если ты меня слышишь, теперь я абсолютно уверен в том, что произошел взрыв паров топлива в центральном баке.

Кейт опять немного помолчала, потом сказала:

– Не забудь написать мне по электронной почте, когда доберешься до места.

– Ты тоже.

Мы обменялись еще одним признанием в любви, после чего я отключил мобильный.

Через несколько часов, когда Кейт еще летела над Атлантическим океаном, на электронном табло появилось сообщение о том, что наш самолет совершил посадку в Лондоне, и я направился к выходу.

Прошла всего неделя со дня мемориальной службы, посвященной памяти жертв рейса № 800 компании ТВА. За эти семь дней я узнал много нового, но радости мне это не принесло. И пользы тоже. По крайней мере на данный момент.

Но в такого рода играх надо быть марафонцем, а не спринтером. Если тебе дали по носу, ты на какое-то время опять заползаешь в свою раковину: обедаешь, ходишь на работу, разговариваешь – короче, живешь привычной жизнью. И продолжаешь жить ею, пока это дело снова не забирает тебя целиком. И тогда все начинается сначала.

На этом свете нет тайн, которые нельзя было бы разгадать.

Главное – прожить достаточно долго, чтобы успеть это сделать.

Книга третья
Дома
Сентябрь

Заключение: аналитики ЦРУ пришли к выводу, что борт номер 800 компании «Транс уорлд эйрлайнз» не был сбит ракетой… Нет абсолютно никаких свидетельств, в том числе материальных, того, что этот инцидент был связан с запуском боевой ракеты.

Аналитическое заключение ЦРУ, 28 марта 1997 года

Глава 32

Я дома…

Пробыв в Йемене в общей сложности сорок дней и сорок ночей, я не был взят в заложники, похищен, зарезан, не погиб от малярии или какой-то другой тропической болезни и в следующий четверг после Дня труда, в 16.05 прилетел в аэропорт Кеннеди на самолете авиакомпании «Дельта».

Ну и мерзкое же это место, доложу я вам.

Кейт все еще находилась в Дар-эс-Саламе, но собиралась вернуться в Нью-Йорк максимум через неделю. Похоже, Танзания пришлась ей по душе: в своих письмах она не уставала восхвалять местное население, местную еду и красоту местной природы. Вот так-то…

То, что мы пробыли в ссылке так недолго, было более странным, чем то, что нас вообще туда отправили. Скорее всего Джек Кениг и его коллеги решили, что, как и в случае тюремного заключения, краткосрочная ссылка – это полезный урок, а длительная порождает ненависть и мысли о мести.

Но, если честно, я был очень зол и не испытывал никакой благодарности за столь быстрое возвращение.

Я быстро прошел паспортный, иммиграционный и таможенный контроль, так как не имел при себе ничего, кроме дипломатического паспорта, портфеля и огромного зуба на своих боссов. Свой костюм хаки я оставил в Йемене, где ему самое место, что же касается моей пушки системы «Глок», то она следовала в Штаты с дипломатической почтой. На мне были бежевые слаксы, синий блейзер и спортивная рубашка, которые день назад, когда я садился в самолет, выглядели очень неплохо.

Было очень необычно вновь оказаться в цивилизованном мире, если, конечно, такое определение применимо к аэропорту Кеннеди.

Меня, как провинциала, приехавшего из глухой деревни штата Аризона, сейчас ослепляло и оглушало буквально все – яркое освещение, реклама, даже сделанное по радио объявление.

Аден, как выяснилось, вовсе не был столицей Йемена – его столицей была еще худшая дыра под названием Сана, куда мне несколько раз пришлось съездить по делу. Там я познакомился с послом мадам Боудин, которой отрекомендовался как друг О'Нейла, хотя, честно говоря, видел этого парня всего несколько раз в жизни. Из Йемена меня, правда, не выгнали, на что я втайне рассчитывал, но и на обед в посольскую резиденцию не пригласили.

Аден, в котором я обосновался, был крупнейшим йеменским портом, где был взорван стоявший на рейде новейший эсминец США «Коул». Хорошо хоть в местном отеле «Шератон», ставшем временным пристанищем членов экипажа, имелись спортивный зал и бассейн, пользуясь которыми я сумел набрать хорошую спортивную форму – лучшую с тех пор, как четыре года назад меня продырявили тремя пулями на Вашингтонских холмах. Поскольку из-за действующих суровых мусульманских законов я и пить стал гораздо меньше, то довольно скоро почувствовал себя совсем другим человеком: ведь традиционалисту, придерживающемуся истинно американских ценностей, в первую очередь требуются виски, гамбургеры и секс.

Но стоило мне войти в здание аэропорта Кеннеди, как я сразу же направился в ближайший бар, где заказал себе пива и гамбургеров.

После этого я протянул свой безжизненный мобильник бармену и попросил его подзарядить аккумулятор. Тот с готовностью согласился это сделать, услышав, что последние несколько месяцев я провел в арабской пустыне.

– Вы здорово загорели, – польстил он мне.

– Жил в месте под названием Йемен, – ответил я. – Чертовски дешево. Обязательно туда съездите. Да и люди там удивительные.

– Ну что ж, добро пожаловать домой.

– Благодарю.

В Адене у меня была возможность пользоваться электронной почтой, и я отправил в колледж Джона Джея письмо, в котором сообщил, что в связи с особыми обстоятельствами мог задержаться на несколько дней или несколько лет, и предложил им начинать занятия без меня.

По установленному над баром телевизору шел выпуск новостей, и на мгновение мне показалось, что я вообще никуда не уезжал. Вспоминая Йемен, я все думал, как люди могут жить в таких малоприспособленных для жизни местах.

Заказав вторую кружку пива, я стал от нечего делать просматривать лежавшую на стойке «Дейли ньюс». Новостей в ней было немного, и я принялся за чтение гороскопа. Там говорилось следующее: «Не удивляйтесь, если вдруг экстаз, злоба, зависть и ревность охватят вас одновременно». Ну уж это вряд ли могло бы меня удивить.

В Адене я работал вместе с шестью агентами ФБР, среди которых оказались две женщины. Там было еще четверо парней из ОАС, бывшие сотрудники Департамента полиции Нью-Йорка. Двух я неплохо знал лично. Помимо этого в рабочую группу входили двадцать вооруженных до зубов морских пехотинцев и восемь человек из группы особого назначения СВАТ – силового подразделения ФБР. Эти люди охраняли отель «Шератон», в котором, помимо нас, находились еще несколько постояльцев, делая неплохую рекламу отелю.

К рабочей группе было приписано не менее десяти сотрудников службы безопасности посольства и несколько офицеров военно-воздушных сил и военно-морского флота. В эту компанию входили, разумеется, и агенты ЦРУ. Не знаю, сколько их было на самом деле, лично я сумел вычислить четверых. Все американцы неплохо между собой ладили – должно быть, по той причине, что, кроме соотечественников, общаться в этом Богом забытом месте было не с кем.

В мои обязанности входило взаимодействие с удивительно тупыми и насквозь коррумпированными парнями из местных органов безопасности. Предполагалось, что с их помощью мы сможем выйти на след ублюдков, подорвавших «Коул». Большинство этих людей говорили на некоем подобии английского языка. Этот навык сохранился у них с колониальных времен. Однако когда я или мои коллеги становились слишком настойчивыми, все они, как по команде, забывали свой второй язык.

Время от времени представители йеменских спецслужб арестовывали так называемых «подозреваемых», чтобы мы могли собственными глазами убедиться в том, что расследование идет семимильными шагами.

Примерно раз в неделю пять или шесть наших следователей получали возможность съездить в местный полицейский участок, чтобы лично допросить этих несчастных при посредничестве переводчиков, которые, я уверен, либо искажали наши слова из-за плохого знания английского языка, либо просто врали, причем совершенно сознательно. Допросы проходили в крохотных, лишенных окон комнатках, а рукоприкладство со стороны местных блюстителей порядка было самым обычным делом.

После демонстрации таких актов доброй воли нам говорилось, что арест «иностранных террористов», подорвавших эсминец «Коул», – дело самого ближайшего будущего.

Я лично считал, что этих «подозреваемых» просто нанимали на улице за поденную плату. Но сама техника ведения допроса, практиковавшаяся местной полицией, мне понравилась. Шутка.

Были у нас еще так называемые «информаторы», снабжавшие нас за пару баксов «информацией», которая всегда оказывалась ложной и заводила в тупик. Готов поклясться, что некоторых из этих парней я видел в городе в полицейской униформе в те дни, когда им не нужно было играть роль информаторов.

Если разобраться, мы зря тратили там время и деньги, и присутствие нашей следственной группы в Адене иначе как символическим назвать было трудно. Между тем семнадцать моряков были убиты, а сам корабль как боевая единица больше не существовал. Поэтому американской администрации и сотрудникам посольства приходилось имитировать некоторую активность. Но когда Джон О'Нейл попытался сделать хоть что-то действительно стоящее, ему сразу же дали ногой под зад.

Уже в Йемене мы узнали, что после этого случая Джон О'Нейл ушел из ФБР и теперь занимал должность консультанта по безопасности во Всемирном торговом центре. Я решил, что было бы неплохо поговорить с ним насчет работы после того, как станет известно, каким боком повернется дело «Транс уорлд эйрлайнз», из-за которого у меня могло быть слишком много работы либо вообще никакой.

Кейт в своих электронных посланиях заверяла меня, что обстановка в Танзании была гораздо более благоприятной. Там следственной группе помогали и правительство и население, поскольку при взрыве посольства США погибли сотни местных жителей.

Йеменское правительство, напротив, американскую следственную группу помощью не баловало. Более того, оно было настроено по отношению к нам враждебно, в особенности органы безопасности.

Глава местной разведки полковник Анци, которого мы прозвали полковником Наци, вел себя так, что Джек Кениг по сравнению с ним казался второй матерью Терезой.

В Йемене было небезопасно, и нам приходилось носить бронежилеты и передвигаться по городу в сопровождении парней из морской пехоты или бойцов группы СВАТ. С местными жителями мы почти не общались, а засыпая, я нежно прижимал к себе «миссис Глок».

Наш отель несколько лет назад обстреляла из миномета террористическая группа, члены которой, впрочем, давно уже были мертвы. Так что нам предстояло найти только тех террористов, которые подорвали «Коул» и подорвали бы, если бы смогли, отель «Шератон», в котором мы разместились.

Я заказал третью кружку пива, и разыгравшееся воображение нарисовало мне картину нападения отряда вооруженных арабских всадников на мой джип, следующий в Сану. Потом я представил себе, как чудом избежал смерти от удара кинжала наемного убийцы и укуса ядовитой змеи, подложенной в постель людьми из йеменской службы безопасности.

Все это вполне могло произойти.

Я даже хотел рассказать об этом бармену, но он был занят, и я ограничился тем, что попросил у него свой мобильник.

Набрав номер Дома Фанелли и услышав его голос, я сказал:

– Это Джон Кори. Я вернулся.

– Привет! Я беспокоился о тебе. И постоянно следил за новостями из Кувейта.

– Я был в Йемене.

– Правда? Но ведь это одно и то же?

– В определенном смысле. Я сейчас в аэропорту Кеннеди. Не могу долго говорить, потому что за мной, возможно, уже следят. Ты сейчас где?

– У себя в офисе.

– Как там моя квартира?

– Отлично… Если бы ты предупредил меня о своем приезде, я бы даже ее… гм… убрал. Ну и как было в Йемене?

– Это секретная информация.

– Правда? А какие там девчонки? Ничего? Надеюсь, эти сведения тайны не представляют?

– Скажу так: это место напоминает Скандинавию, но слишком много солнца.

– Кроме шуток? Значит, у них там есть нудистские пляжи?

– Они даже не позволяют женщинам носить на пляже купальные костюмы. – Между прочим, это было совершеннейшей правдой.

– Мама мия! Может, мне еще не поздно перевестись в ОАС?

– Поторопись, пока все не начали проситься в Йемен.

– Понятно. Изволишь, значит, шутки шутить? – Помолчав, он спросил: – Как Кейт?

– Возвращается в Нью-Йорк через несколько дней.

– Отлично! Давай проведем вечерок вместе?

– Обязательно. Тем более что мне полагается десятидневный отпуск.

– Ты его заслужил. Ну и как ты собираешься им распорядиться?

– Это ты мне скажи.

– Ах да! Эти твои пропавшие люди…

– Слушай, Дом: я могу говорить по этому телефону еще несколько минут. Поэтому сообщи мне все добытую тобой информацию по возможности быстро.

– Ладно. О Гонсалес Перес можешь забыть. Что же касается Кристофера Брока, то под данное тобой описание подходят два типа. Один живет на Дайтон-Бич, другой – в Сан-Франциско. Подробности нужны?

– Давай, только побыстрее.

Дом продиктовал мне адреса и номера телефонов, и я записал все это на салфетке.

Потом он сказал:

– Теперь Роксанна Скарангелло. На нее я накопал побольше. Готов записывать?

– Готов.

– Черт… и куда я только задевал эту бумажку?

– Ты налепил ее на доску объявлений…

– Нет… Вот она. Итак, Роксанна Скарангелло. Возраст – двадцать восемь лет. В данный момент заканчивает аспирантуру Университета штата Пенсильвания. Магистр и бакалавр всевозможных наук и вот-вот будет доктором философии. Ну, записал все это дерьмо?

– Записал. Она проводит занятия?

– Проводит. В расписании значится ее курс. Между прочим, первое занятие у нее должно состояться сегодня…

– Адрес?

– Живет на Честнат-стрит с бойфрендом по имени Сэм Карлсон. Ее мамаше, как я понимаю, это не очень-то нравится. – Дом назвал адрес девушки и номер ее мобильного, потом добавил: – Я пообщался с ее кредитным агентом. Ты даже не представляешь, сколько знают эти люди – даже больше, чем ФБР! Ну так вот, помимо прочего он сообщил, что несколько лет Скарангелло работала в «Бейвью-отеле» – том, что в Уэстгемптон-Бич. Ведь это та самая крошка, верно?

– Верно.

– У меня даже есть ее фотография. Из альбома ее колледжа. Симпатичная, ничего не скажешь. Фотография нужна?

– Возможно, пригодится. Что-нибудь компрометирующее на нее есть? Криминальное прошлое, например? Или участие в гражданских процессах?

– Ничего. Чиста как стеклышко. С другой стороны, никакой материальной поддержки она не имеет. Разве что ее приятель содержит? Но это вряд ли. Он студент и сам едва сводит концы с концами. Я навел справки о ее родителях, но и они тоже не богаты.

– Может, стипендия?

– Совершенно верно. И знаешь, кто ее платит? Думаешь, университет или какой-нибудь благотворительный фонд? Черта с два! Я это тоже проверил. И выяснил, что деньги она получает от государства. Но возможно, это просто совпадение.

– Возможно. Отличная работа!

– Просто конфетка. С тебя пиво.

– Конечно. Но мне пора бежать.

– Догадываюсь куда. В Филли. Но передохни, Джон. Давай встретимся в «Джадсон-гриль». Там после Дня труда столько классных девчонок ошивается. Кто знает? Может, ты там еще какую-нибудь свидетельницу подцепишь?

Я ухмыльнулся и сказал:

– Не искушай меня, Дом. Я шесть недель не расстегивал штанов.

– Шесть недель?! Откуда тебе знать, что эта штука все еще работает?

– Брось молоть чушь. Лучше поезжай ко мне на квартиру и сделай там уборку. Я вернусь домой поздно ночью или рано утром. Чао.

– Чао, малыш. Со счастливым возвращением. Только хорошенько подумай о том, что сейчас собираешься делать. Неужели тебе так хочется снова вернуться в Йемен?

– Будь здоров. – С этими словами я выключил мобильник, после чего расплатился с барменом, дав ему лишнюю пятерку за электроэнергию.

Потом я вышел к терминалу, где электронные часы показывали начало шестого. Я снял свои часы и перевел стрелки в соответствии с нью-йоркским временем.

Мне и впрямь не терпелось куда-то бежать, что-то делать, но я больше суток не менял белье, одежду и никак не мог отделаться от ощущения, что от меня разит, как от йеменского верблюда. Я должен был вернуться домой, но вместо этого поехал в Филадельфию.

Из Нью-Йорка в Филадельфию можно добраться четырьмя различными способами. Можно сесть в автобус в Порт-Асорити на Манхэттене, но это долго и противно. Можно также вылететь туда из аэропорта Ла-Гуардиа, а можно отправиться на поезде, отходящем от Пенн-стейшн. Что касается автобуса, я просто не знал его расписания. Что же до всех остальных пунктов отправления, то они находились слишком далеко.

Но тут прямо перед собой я увидел вывеску фирмы «Хертц» и вспомнил, что существует четвертый способ. Уже через тридцать минут я катил по Шор-парквей, направляясь к Верразано-бридж в средних размеров «форде-таурусе».

Я включил радио на полную громкость, а мобильник поставил на подзарядку.

Потом я проверил автоответчик своего домашнего телефона и обнаружил несколько десятков сообщений от людей, выражавших недоумение по поводу нашего с Кейт отъезда. Несколько раз звонил Дом Фанелли, который коротко осведомлялся: «Кейт, Джон – вы уже дома?» Просто хотел узнать, все ли в порядке с квартирой.

И этот человек говорит мне об осторожности.

Закончив прослушивать автоответчик, я снова поставил мобильник на подзарядку. Свой пейджер я, следуя пожеланию Джека, никогда не отключал, так что он по-прежнему висел у меня на поясе, хотя его аккумулятор полностью разрядился.

Я помнил, что Джек Кениг дал мне прямое указание не лезть в дело «Транс уорлд эйрлайнз». При следующей встрече надо будет попросить его уточнить, что он имел в виду.

Миновав Верразано-бридж и оставив позади Стейтен-Айленд, я проехал по Готалс-бридж и оказался на шоссе, ведущем к Филадельфии, до которой оставалось менее двух часов езды.

Возможно, Роксанне Скарангелло ничего не известно. Но если пять лет назад с ней разговаривали Тед Нэш и Лайэм Гриффит, мне было просто необходимо переговорить с ней.

Увы, я опоздал на пять лет. Но есть дела, с которых никогда не поздно стряхнуть пыль.