Текст книги "Классическая драма Востока"

Автор книги: Мотокиё Дзэами

Рассказчик

 
И оба наступают с двух сторон,
Хотят его взять в клещи
И спихнуть
Крутого берега…
Однако Восковая Свечка
Не так-то мягок,
Как говорит его прозванье,
Не мягкий воск, а крепкая смола, —
И твердо держится.
 

Восковая Свечка

 
Ах вы, щенки!
Дрянь, сволочь, оборванцы!
Слыхал я про таких!
 

Ишь ты, накололи себе разные узоры на руках – пугать людей. Ссору заведут нарочно, а сами норовят выхватить чужой кошель из-за пазухи! Голь перекатная! Нищета из вас всю душу вытрясла, коленки небось дрожат! Погуляете с девками – и вовсе с копыт долой. Но я, по нашему деревенскому обычаю, угощу вас кое-чем покрепче вашей мутной водицы! А не хотите ли узнать вкус моей грязной ноги?

Рассказчик

 
И гость вскочил.
Он бросился вперед —
С размаху бьет ногой!
Хрясь! Гулкий звук удара.
Да! Щетке Ягоро
Удар пришелся
Как раз под подбородок —
Парень охнул,
Не взвидел света,
Катится в речушку.
Шлеп! Он барахтается в тине!
Теперь Дзэмбэй
Вконец побагровел от гнева
И хочет за товарища вступиться.
Бац! Гость его коленом бьет
Без всякой жалости —
И прямо в драгоценный пах.
Дзэмбэй от страшной боли
Взвыл и согнулся пополам.
Он извивается ужом,
Ложится на спину
И смотрит в небо
Остекленелыми глазами,
Как будто видит коршуна в полете,
Зажавшего в когтях добычу.
Потом
Он уползает прочь, в кусты, —
И след его простыл.
 
 
Теперь Ёхэй остервенел от злобы.
 

Ёхэй

 
Что ж это? Так и буду
Смотреть покорно,
Как избивают здесь товарищей моих?
Да я тебя, подонок,
Вниз головою в грязь всажу!
 

Восковая Свечка

 
А! Ты еще тут, осакский паршивец?
Проваливай, не то
Тебе я набок челюсть сворочу!
 

Рассказчик

 
Он размахнулся,
Но Ёхэй отпрянул —
И, в свой черед,
Наотмашь – кулаком
Бьет гостя по скуле. —
Они отчаянно
Тузят друг друга.
Удары сыплются.
И каждый норовит
Противника схватить за горло.
 
 
Когику в страхе
Бросилась меж ними,
Чтоб их разнять.
 

Когику

 
Остановитесь! Стойте!
Молю вас,
Прекратите драку.
Что за бесчинство!
 

Хозяйка о-Камэ

 
Ах, ах, побереги себя,
Сокровище мое!
 

Рассказчик

 
Хозяйка заслоняет
Собой Когику
И – вместе со служанкой —
Ее уводит в сторону,
Подальше
От потасовки. Между тем
Со всех сторон
Сбегаются зеваки.
Шум. Гомон. Выкрики:
«Глядите – драка! Драка!»
Закрыты двери в чайный домик:
Хозяину теперь не до гостей.
Соперники отчаянно дерутся
На насыпи
Над самою рекой.
Но насыпь рушится,
И оба
Уже стоят в воде по пояс…
Они со дна сгребают горсти грязи,
Камней, песка, зеленой тины
С хвостами водорослей —
И швыряют
Друг в друга,
Норовя попасть в глаза.
Теперь противники сошлись
Грудь с грудью,
В рукопашную схватились.
Они готовы утопить друг друга.
Ёхэй моложе,
Но Восковая Свечка
Бьет точнее.
Да! Это – настоящий поединок,
Когда противники, стремясь к победе,
Теряют разум,
Когда никто вмешаться не посмеет,
Чтоб их разнять. И вдруг…
 
 
Кто показался в эту минуту?
Знатный вассал князя,
Что правит в городе Такацуки [336]336
  Такацуки– замковый город неподалеку от Осака, резиденция владетельных князей Наган.


[Закрыть].
Самурай этот молод годами,
Вышел он из простых пажей,
Но занял высокую должность
Советника.
Именуют его
Огури Хатия.
Он одет
В пышный придворный костюм,
Восседает на прекрасном коне,
Покрытом драгоценной попоной.
Направляется он в храм Нодзаки,
Как посол своего господина,
Совершить поклонение Кандзэону.
Его охраняет почетная стража.
На всех молодых воинах
Накидки цвета спелой хурмы,
Парадные – с крыльями и гербами.
Знаменитый княжеский герб:
Девять кругов —
Один в одном.
Впереди спешат скороходы,
Криком «эй-эй!» разгоняют народ:
«Прочь с дороги! Посторонись!»
 
 
Все расступаются,
Но, в увлеченье битвы,
Ёхэй и Восковая Свечка
Не слышат окриков
И яростно дерутся.
Ёхэй в грязи
Весь с ног до головы.
Залеплены глаза зеленой тиной.
Он плохо целится,
И, на его беду,
Летят, как птицы, комья грязи
И попадают —
Без промаха…
На праздничное одеянье
Огури Хатия.
Запятнан конь, испачкана попона.
Гнедой отпрянул жеребец,
Встал на дыбы, —
С трудом его наездник успокоил.
Ёхэя окружила стража —
Не убежишь!
Беду он понял – и остолбенел.
От ужаса.
Его противник
Единым духом переплыл речонку
И скрылся в зарослях.
Когику и хозяйка
Поспешно прячутся в толпе.
Ёхэя
Выводят на берег.
Начальник стражи,
Почтенный, престарелый самурай,
Мориэмон из рода Ямамото,
Одним ударом
Сбивает с ног Ёхэя,
Бросает наземь вниз лицом
И с силой упирается коленом
Ему в спинной хребет.
 

Ёхэй.А-а! Смилуйтесь, смилуйтесь, господин самурай! Простите мою провинность! Я – не нарочно! Умоляю, отпустите меня!

Рассказчик

 
Так он вопит.
Униженно он молит о пощаде.
 

Мориэмон.А, подлый негодяй! Забрызгал грязью знатного воина и его благородного коня, а теперь молишь о прощении! И ты надеешься, что так тебя и простят?

 
А ну-ка, подними
Твою собачью морду!
 

Рассказчик

 
Он поднимает голову Ёхэя.
 

Ёхэй

 
Ой, дядюшка Мориэмон!
 

Мориэмон

 
Да это —
Племянник мой Ёхэй!
Беда-беда!
 

Рассказчик

 
И оба – в изумленье —
Уставились глазами друг на друга.
 

Мориэмон.А, подлец! Ты ведь всего-навсего простой горожанин: любой позор тебе нипочем. Свою голову ты и в грош не ставишь. Но я самурай, я на службе у знатного господина! И я ношу славное, незапятнанное имя. Такое имя, которое пишется не одним, а двумя знаками! Я – другое дело!

 
Держите этого мерзавца!
Он – мой племянник. Все равно —
Его не пощажу:
Я голову ему срублю!
А ну, вставай!
 

Рассказчик

 
И, за руку схватив Ёхэя,
Его с земли он силой поднимает.
 
 
Но господин советник,
Сдержав коня, забрызганного грязью,
Кричит Мориэмону
 

Огури Хатия

 
Эй-эй! Постой, Мориэмон!
 

У тебя, кажется, меч плохо сидит в ножнах. Если он выскользнет из ножен и снесет кому-нибудь голову, прольется кровь. А если я увижу кровь, я буду осквернен, и мне уже нельзя будет явиться в храм и поклониться святому Кандзэону – от лица нашего князя. Мне придется вернуться в замок! Будьте же осторожны, воины, с вашими мечами, пока мы не тронемся в обратный путь. Мориэмон – ко мне!

Рассказчик

 
Тот повинуется
И говорит Ёхэю:
"Ты ненадолго получаешь жизнь.
Тебе снесу я голову, когда
Поедем мы обратно!" Он толкает
Ёхэя прочь,
Хотел бы приказать:
"Беги, племянник!
Беги скорей, не попадайся
Мне на глаза!" —
Но, самурай,
Хранить он должен непреклонность духа.
Он только молча
Исподтишка
Ёхэю знак дает:
«Скорей беги, спасайся!»
Но тот ошеломлен —
И ничего понять не может.
Так – летом – мы не слышим соловья
И нам его невнятен слабый хрип.
 
 
Мориэмон
И княжеский посол
Хранят невозмутимость самураев
И равнодушие
К случайным незадачам.
Конь ускоряет шаг,
И весь кортеж
Уходит в сторону Нодзаки.
 
 
Ёхэй шатается,
Как будто пьяный.
Не может он понять
«Явь или сон?»
Однако понимает,
Что чудом уцелела голова.
 

Ёхэй

 
О, Наму Амида [337]337
  О, Нам у Амида! //0, три сокровища/ /Святого Будды! – Восклицания, вроде: «Господи, спаси!» Три сокровища: будды, буддийское учение, буддийское священство.
  Курагари– гора к юго-востоку от Нодзаки. Хиэй– гора к северо-востоку от Киото.
  «Кага» – плетеная шляпа «грибом», которую носили горожанки.


[Закрыть]!
О, три сокровища
Святого Будды!
О, Кандзэон святой,
Спаси и сохрани!
Мой дядя должен зарубить меня!
Отрубит голову, —
А как мне жить
Без головы?
 

Рассказчик

 
Он обезумел:
Душа и разум упорхнули прочь.
Он хочет убежать.
Он слепо озирается кругом:
В какую сторону ему податься?
 

Ёхэй.Бежать туда? Но ведь там Нодзаки. А куда провалился город? Я спутал все дороги. Это, должно быть, путь на Киото. А это что за гора? Это – Курагари? Или, может быть, Хиэй? Не понимаю, куда бежать? Где мне спрятаться?

Рассказчик

 
Глаза его блуждают.
Он в смятенье,
В глазах – туман,
И подкосились ноги.
Как быть? И вдруг —
В толпе он замечает шляпу «кага».
Да это ведь о-Кити!
О-Кити!
Он рад ей, словно грешник,
Который в пламени пылающего ада
Увидел милосердного Дзидзо!
 

Ёхэй

 
Спаси меня! Спаси меня, о-Кити!
Меня сейчас зарубят.
Идешь домой?
Возьми меня с собой!
 

Рассказчик

В слезах, он кланяется в землю.

О-Кити.Но я еще не иду домой. Я уже прошла семь-восемь тё [338]338
  Семь-восемь те… – около километра. Те – 109 м.


[Закрыть]по дороге к храму. Но вижу – впереди уйма народу, такая давка – не пробьешься. Вот я и вернулась сюда, чтобы здесь подождать моего муженька.

 
Но что с тобой?
В каком ты страшном виде!
Измазан грязью
С головы до ног.
Лицо заляпано
Болотной тиной…
Обрывки водорослей в волосах.
Ты что, Ёхэй?
С ума ты, что ли, спятил?
 

Ёхэй

 
Я вправду разум потерял.
Я подрался из-за Когику —
Ком грязи я швырнул
И угодил —
Подумать только – в самурая,
Знатнейшего.
Он был забрызган грязью,
И конь его запачкан.
Стража
Меня схватила.
Пригрозили мне,
Что голову отрубят,
Когда они назад пойдут из храма.
Не знаю, как от них спастись!
 

Рассказчик

Он не отходит от нее.

О-Кити.Ах, до чего же мерзко ты себя ведешь! Бедные твои родители! Они заболеют с горя, когда на них свалится такое несчастье. Но я не могу отказать тебе в помощи, ведь мы близкие соседи. Вот что я решила: найму-ка я комнату в чайном домике и смою с тебя всю грязь! Ты ведь не можешь в таком виде показаться людям на глаза.

 
Почистишь платье,
Лицо ополоснешь
И в Осака беги! Спасайся!
А впредь веди себя умнее.
 

Хозяин! Я снова погощу у тебя. О-Киё, ты уже большая, тебе шесть лет. Ты побудь здесь и дай мне знать, как только придет твой отец!

Рассказчик

 
И оба скрылись
За тростниковой занавеской
Во внутреннем покое.
А между тем весенний длинный день
Уже наполовину пробежал.
 
 
И Ситидзаэмон,
Торговец маслом, муж о-Кити,
Бежит, торопится,
Тревожится, что и жена и дочки,
Наверно, заждались, проголодались,
Бежит, а ящичек с закуской
Болтается на поясе его.
А старшенькую дочь, о-Кику
(Ей девять лет), он тащит за собой.
Ох, в горле пересохло!
Хорошо бы
Попить чайку!
 
 
А, вот и чайный домик!
К отцу бежит навстречу о-Киё
И с криком «папа!»
На нем повисла, радостно смеется.
 

Как радуются сестры друг на друга!

Ситидзаэмон

 
А! Верно, заждались?
Но где же мама?
 

О-Киё.Маманя вот здесь, в чайном домике, вместе с нашим соседом Ёхэем. Они развязали пояса и одежду с себя сняли.

Ситидзаэмон.Что?.. Что ты говоришь? Они развязали пояса и разделись догола? Я подло обманут! Ну, а потом? Что было потом?

О-Киё.А потом… маманя обтерла его бумажным платком и помыла.

Рассказчик

 
Услышав это, Ситидзаэмон
Приходит в гнев.
Меняется в лице,
Глаза остекленели,
А брови гневно сдвинулись…
Сжав кулаки,
Он перед дверью стал,
Кричит.
 

Ситидзаэмон

 
Вы слышите?
О-Кити и Ёхэй —
Не медля выходите!
Не выйдете,
Я силой к вам вломлюсь!
 

О-Кити

 
Да это ты, мой муженек?
Ты где запропастился?
Забыл, что деткам
Давно пора позавтракать?
 

Рассказчик

 
Она выпархивает из дверей,
А следом,
Повесив голову,
Бредет Ёхэй.
 

Ёхэй.О, это вы, Ситидзаэмон-доно! А я в, таком виде, просто сгореть со стыда. Я подрался. Свалился в речную тину… Ваша хозяйка по доброте душевной позаботилась обо мне… Отмыла меня… Не знаю, как и благодарить вас обоих.

 
Мне очень стыдно!
 

Рассказчик

 
Он вымыт наспех,
Кое-как,
Пучки его волос
И на висках и на макушке
Еще залеплены болотной жижей,
И он на крысу мокрую похож.
И Ситидзаэмон не знает: —
Сердиться ли ему
Или смеяться?
Он отвернулся от Ёхэя
И говорит жене:
 

Ситидзаэмон.Послушай, о-Кити! Добрая услуга соседу, разумеется, дело хорошее. Но не следует терять здравого рассудка. Молодая женщина не должна развязывать пояс на молодом мужчине и обтирать его бумажным платком. Люди легко могут заподозрить самое дурное. Ну, пойдем в храм, время уже позднее!

О-Кити

 
А я ждала тебя так долго!
Пойдем, пойдем!
И по дороге
Я все тебе подробно расскажу.
 

Рассказчик

 
О-Кити
Детей к себе сзывает хлопотливо.
Малютку бережно несет она
И за руку ведет
О-Кику, старшенькую…
Долго ль до беды? —
Ребенок может затеряться
В густой толпе.
А средняя – уселась на плечо
Отца.
Так – вчетвером – они спешат,
Протискиваясь сквозь толпу
Паломников,
В нагорный храм, —
Послушать поученье
И поклониться статуе святого.
Для них весенний день —
Веселый праздник…
 
 
Ёхэй один остался
У входа в чайный домик.
 
 
Всего разумней было б поспешить
Обратно, в город,
Не ожидать развязки роковой.
Но он еще ошеломлен,
Никак прийти в себя не может.
К нему подходит
Хозяин домика
С нахмуренным лицом
И бывшие там люди:
Пять-шесть зевак.
 

Хозяин чайного домика

 
Ты, шалый парень,
Уже давно торчишь
У моего порога.
He понимаю,
Чего ты ждешь? Зачем
Болтаешься без дела?
А ну-ка,
Скорей давай отсюда!
Иди молиться в храм,
Не то – ступай себе обратно в город.
 

Рассказчик

 
Он гонит
Ёхэя прочь.
Но поздно!
Снова – крики:
«Эй, эй, посторонись!» —
Толпа шарахается, расступаясь.
 
 
Огури Хатия
Пешком, со всем эскортом,
Обратно возвращается из храма.
Испуганный Ёхэй
Хотел бы убежать,
Но кругом голова пошла…
Он – как в дурмане —
Понять не может, где же город?
В какую сторону ему бежать?
И на бегу
Врезается в кортеж,
И – прямо в головной отряд,
Где шествует Мориэмон.
Увы, суровый воин
Его немедленно заметил,
Схватил его, скрутил —
И бросил наземь.
 

Мориэмон.Тогда я пощадил тебя, племянник, потому что мы шли в храм на поклоненье. Но теперь пощады не жди!

Я зарублю тебя!

Рассказчик

 
И он хватается
За рукоять меча.
Но княжеский посол
Его спокойно окликает.
 

Огури Хатия

 
Постой, постой, Мориэмон!
По какой причине ты хочешь убить его?
 

Мориэмон. Да ведь это – тот самый бесстыдный негодяй! Будь он мне чужим, может, я сам попросил бы отпустить ему его вину, даровать ему жизнь. Но его мать – моя родная сестра.

 
Он – мой племянник,
И я не вправе пощадить его.
Здесь милосердие не к месту.
 

Огури Хатия

Но в чем он провинился?

Мориэмон.Как? Разве не ясно? Он – швырнул комок грязи – и замарал вашу одежду, осквернил вашу драгоценную персону.

Огури Хатия.Осквернил? Кого? Меня? Огури Хатия? Что-то я не возьму в толк твоих слов. Взгляни на меня: где на моих одеждах ты видишь хоть каплю грязи?

Мориэмон.Но, господин! Запятнана была ваша прежняя одежда: вы переоделись в другую…

Огури Хатия.Вот именно, вот именно! Я переоделся: значит, нет на мне грязи. Она ведь не прилипла ко мне. Разве не так?

Мориэмон.Господин, вы, конечно, правы. Но ведь и благородный конь ваш был так запятнан грязью, и сам он, и его сбруя, что сейчас его чистят, а вам приходится возвращаться пешком.

 
Вот этот негодяй
Посмел забрызгать грязью
И господина, и его коня…
 

Огури Хатия.Молчи, молчи! Почему, по-твоему, на коня надевают чепрак? А как пишется слово «чепрак»? Двумя знаками: «защита от грязи». Значит, нужна в дороге такая защита? Теперь отвечай, я тебя спрашиваю!

 
Не было скверны,
Не было оскорбленья, —
И преступления не было, значит.
Единственный позор для самурая,
Когда хоть капля грязи упадет
На имя чистое его!
Да, эту каплю —
Не смыть,
И не стереть,
Ничем не счистить!
А этот человек
Из низкой черни
И все подобные ему
В моих глазах
Не чище,
Чем ил и тина
На дне пруда или реки.
И, словно лотос,
Что подымается
Со дна, из тины,
Но капли грязи нет
На лепестках его, —
Так и на имени моем —
«Огури Хатия» —
Нельзя приметить —
Ни одного позорного пятна.
 
 
Мне безразличен —
Этот человек.
Приказываю, слышишь
Немедля отпусти его!
 

Мориэмон

Я повинуюсь!

Рассказчик

 
Он втайне рад приказу господина.
И знак дает отряду:
«Шаг вперед!»
И дружно, в ногу,
Кортеж пускается в обратный путь.
 

Улица перед лавкой Каватия.

Второй день пятой луны.

Хор паломников

 
Гятэй-гятэй-гятэй-гятэй! [339]339
  Гятэй-гятэй… – Пародируются сутры буддийской секты Сингон, в частности «Пранья парамита сутра» (санскр.).
  Онкоро – обращение к Будде-целителю. Святой Эн – Эн-но гёдзя.


[Закрыть]
Харагятэй-харагятэй!
Храни нас – храни нас – храни нас,
Святой Эн! Сохрани нас от бед,
Мы дали обет, мы сдержали обет.
Скоро идем!
Скоро и дом!
Гятэй-гятэй-гятэй-гятэй!
Онкоро-онкоро-онкоро!
Скоро мы дома будем.
Помолимся Будде, Будде, Будде…
 
 
Молитвы священный восторг…
Торг… торг… торг…
Благополучия вашей торговле!
Рассказчик
 

 
Благополучно
Пройдя далекий путь,
Паломники вернулись в город
Из странствия к святым местам.
 
 
Все это люди молодые —
Приказчики,
Владельцы лавок.
Они торгуют разными маслами,
И, чтобы шли делишки как по маслу,
Они пошли
Святыням поклониться.
 
 
Да, юные торговцы,
Конечно, не монахи!
Но кое-кто из них
Уже не раз
Молился в храмах на Святой горе [340]340
  Молился в храмах на Святой горе… – Видимо, имеется в виду гора Кимбусэн. И по дороге в раковины дуют… – Большая раковина – духовой инструмент, применяемый в буддийском богослужении.


[Закрыть]
И получил монашеское имя,
Что для мирянина
Большая честь!
Усталые,
Они бодрятся напоследок
И напевают
Для бодрости
Обрывки из молитв и заклинаний.
Есть среди них – и новички.
В благочестивом
Усердии они копили
Медяк за медяком.
Случалось, прятали в кошель
Двенадцать монов,
Которые велит обычай
Пожертвовать
На освещенье храма.
Так и скопили на далекий путь,
И деньги сберегли,
Не прокутили, не продули.
И вот теперь они идут обратно,
И по дороге в раковины дуют,
И машут посохами на ходу,
Счастливые,
Что скоро будут дома!
Одежда их —
Одежда пилигримов:
На шее – четки,
На поясе,
Висит «косиатэ» —
Закатанная в трубку
Подстилка меховая
Для отдыха.
А вместо кошелька
Болтается бутылка для воды.
И вся толпа
На время задержалась
Пред лавкою Каватия,
Теперь принадлежащей Токубэю.
 

Предводитель паломников.Эй, эй! Где ты, Ёхэй? Ты дома? Что ж ты нас не встречаешь? Выходи, дружище, выходи! Мы посетили Святую гору и теперь возвращаемся, набитые святостью по горло! Все наши друзья, видно, узнали, что мы должны вернуться сегодня, – и вышли встретить нас на дороге в Кувадзу [341]341
  Кувадзу– деревня возле буддийского храма Тэннодзи.


[Закрыть]! А вот тебя-то среди них и не было. Да ты что? Уж не заболел ли? А мы – счастливцы – видели удивительные вещи!

 
Придешь? Мы угостим тебя
Рассказами о разных чудесах.
Вот чудо первое:
Там был один мальчонок,
Так лет двенадцати, не старше,
Слепой на оба глаза!
Но на Святую гору он взошел,
Творя великие молитвы,
И вот… пока он поклонялся
Подвижнику – святому Эну,
Внезапно
Прозрели оба глаза у него!
И он с горы – счастливый! – побежал,
Отбросив в сторону ненужный посох.
А мы подумали тогда:
"Хороший знак!
К добру!
Знать, этой осенью
Пойдут делишки в гору!"
Гляди-ка в оба,
Не зевай!
У мальчугана
Глаза не зря открылись:
Откроются ворота
У рисовых амбаров, кладовых,
И цены
На рис покатятся, наверно, вниз,
Как мальчуган
С горы вприпрыжку побежал!
 

Ну что ж, Ёхэй, ты слышишь? Если вечером ты свободен, шагай прямо к нам! А мы разгоним дорожную усталость рассказами и о других чудесах! Чего-чего мы только не видали!

 
Побудем вместе! Приходи
И дружно
Помолимся мы Будде, Будде, Будде!
 
 
Гятэй-гятэй!
Харагятэй-харагятэй!
 

Рассказчик

 
И все паломники
Опять заголосили.
Звучат
Обрывки сутр,
Молитв и заклинаний…
Да кто их разберет?
 
 
На этот крик
Из лавки выбегает – отчим
Ёхэя – Токубэй.
 

Токубэй

 
Вы, молодые люди,
Молились в храмах
На Святой горе:
Вот что достойно высшей похвалы!
 

А вот мой пасынок – Ёхэй, бездельник, кутила! Вы только подумайте: я дал ему четыре кана серебром [342]342
  …четыре кана серебром… – Кан – денежная единица значительной ценности.


[Закрыть]и шестьсот монов, чтобы он тоже совершил паломничество на Святую гору – и поклонился подвижнику Эну. Да старший брат его – Тахэй с улицы Дзюн-кэй – тоже подарил ему четыре капа с лишком. Чуть ли не десять канов серебром он выманил у нас. И что же? Пошел он на Святую гору? Куда там! С места не сдвинулся. Даже встретить вас не пожелал! Гуляка, вертопрах, расточитель, он и не помышляет о будущем возмездии, что уготовили для него боги и будды. Пожалуйста, в знак дружбы, проберите его хорошенько. От всей души прошу вас!

Рассказчик

 
Из дальних комнат дома
Выходит пожилая мать Ёхэя.
Она несет горячий чай.
Две чашки
Дымятся у нее в руках.
 

О-Сава

 
Я рада, я так рада! Поздравляю
С благополучным возвращеньем!
Прошу!
Пожалуйста, отведайте чайку!
 
 
Вы знаете,
Мою семью
Небесная постигла кара!
А почему?
 

Уж не оттого ли, что наш непутевый сын Ёхэй обманул нас? Он и меня, и моего мужа уверил, что пойдет на Святую гору помолиться подвижнику Эну. И не сдержал своего слова, негодный. Вот в наказание и захворала его сестра, доченька наша о-Кати, да так тяжело! Вот уже дней десять болеет она простудой, с постели совсем не встает.

 
Мы трех врачей уже переменили,
А толку нет!
Горячка не спадает.
А мы к тому ж уговорились,
Что перед праздником —
Сыграем свадьбу —
И примем молодого зятя в дом.
Жених и все его родные
Торопят нас.
Болезнь невесты
Совсем не вовремя.
Мы с мужем
Всегда живем в сомненье и тревоге.
Одна беда другую погоняет.
Вот и теперь из-за того,
Что наш Ёхэй солгал святому Эну,
Болеет доченька моя…
 
 
Ах, молодые люди!
Я умоляю вас, молитесь,
Чтоб Небеса простили
Обманщика Ёхэя!
Пусть боги возвратят
Здоровье нашей бедненькой О-Кати!
 

Рассказчик

 
Так горячо о-Сава умоляет
Паломников,
Но предводитель —
Ей возражает:
 

Предводитель паломников. Нет-нет, я не думаю, что ваша дочь заболела из-за провинности Ёхэя. Ведь если б наказание было послано Святой горой, беда, конечно, поразила бы только того, кто провинился. Как может премудрый Будда ошибиться, словно какой-нибудь неразумный простак? А ведь сам Будда воплотился в подвижника Эна. Не может Будда поразить небесной карой невинную девушку! Подумайте сами! Болезнь вашей дочери, наверно, имеет другую причину. Для такой тяжелой болезни не годятся ни обычные врачи, ни обычные лекарства. Разве вы не слыхали, что сейчас в Осака прославился заклинатель монах-ямабуси, по прозвищу «Святой отец Белый Лис»? Он – необычайно искусный целитель!

 
Ваш Ёхэй
О нем, конечно, слышал. Призовете —
Он чудо совершит:
Помолится – и демона изгонит!
Так торопитесь же!
К нему бегите!
Попросите – он не ответит «нет!»
 

О-Сава

 
Я благодарна вам от всей души!
О, сам святой подвижник Эн
Направил вас ко мне
С благою вестью.
Бегу искать целителя-врача,
А вы, прошу вас,
Войдите в дом,
Спокойно отдохните!
 

Предводитель

 
Нет-нет, почтенная о-Сава!
Ведь каждого из нас
Нетерпеливо ожидают:
Кого – родители,
Кого – жена и дети.
И каждый
Торопится домой
Порадоваться вместе
С родными, близкими,
Что так счастливо
Прошло паломничество наше!
Спасибо! До свиданья.
Прошу, советов наших не забудьте!
 

Рассказчик

 
Паломники
Опять пустились в путь
И на ходу
В большие раковины дуют,
Выкрикивая заклинанья:
«Прочь, злые демоны!..»
 

Хор паломников

 
Барабара-барабара!
Гятэй-гятэй-гятэй!
 
 
Будда – великий – помилуй нас!
Будде помолимся, Будде,
Помилуй нас – помилос – помилос,
Буде – буде – бу… бу… бу…
 

Рассказчик

 
И голоса их замирают.
Паломники уходят прочь,
На перекрестке расстаются
И разбредаются по всей округе,
Спеша к своим домам…
О-Сава бросилась чуть не бегом
Искать целителя-монаха. Ей навстречу
Шагает старший сын – Тахэй.
На младшего ни в чем он не похож.
Да! Сердце у него другое.
Тахэй идет с нахмуренным лицом.
Поджаты мрачно губы,
И брови сдвинулись в одну черту.
Мать ахнула в тревоге. Сын
Недобрые ей вести рассказал
И быстрыми шагами
Подходит к лавке отчима…
 

Токубэй.Э-э! Да это, никак, Тахэй? Пришел, значит, навестить больную сестрицу? Рад видеть тебя. Но ведь сегодня время дорого: надо выписывать счета за все, что покупатели у тебя в долг забрали. Если б ты и не пришел в такой день, мы бы не посетовали на тебя…

Тахэй

 
Я по дороге —
Столкнулся с матушкой.
Мы постояли.
Я наскоро поведал ей
Тревожное известье!
От дядюшки Мориэмона
С нарочным
Доставлено мне спешное посланье.
Он пишет… Неприятнейшее дело!
Да вы послушайте!
Я вам прочту.
 

"В прошлом месяце я сопровождал моего господина, Огури Хатия, когда он соизволил отправиться на поклонение в нагорный храм Нодзаки. К несчастью, по пути повстречался нам твой брат – этот распущенный негодяй Ёхэй. И он, завязав непристойную ссору с приятелями своими, в разгар драки нанес неслыханное оскорбление моему господину. Я решился было зарубить племянника и себе самому вспороть живот. Но все дело кончилось мирно благодаря милосердному заступничеству моего высокого господина. Однако после нашего благополучного возвращения среди нас, самураев, в княжеском замке и даже среди простых горожан пошли дурные толки и пересуды. А я не могу (вы сами понимаете) спокойно глотать, склонив покорно голову, издевательства и оскорбления, словно ничего особого не произошло. И посему я должен оставить службу у князя. Итак, я попросил увольнения и, вероятно, стану ронином. Дней через пять прибуду в Осака. И ежели я не сумею восстановить свою самурайскую честь, то уже никогда не смогу носить два меча [343]343
  …носить два меча… – Самураи носили два меча, короткий и длинный.


[Закрыть]…"

 
Да! Вот что сказано в письме!
 

Рассказчик

 
Тахэй умолк.
Он ждет, что скажет отчим.
Но Токубэй
Не в силах вымолвить ни слова.
Он по колену
Хлопает себя.
 

Токубэй

 
Я так и знал,
Что негодяй Ёхэй,
Того и жди,
Не в шутку провинится!
Он обманул отца и мать.
Он обманул святого Эна…
Беда – и за бедой опять беда.
Тяжелая болезнь о-Кати.
Теперь вот – новая напасть.
Несчастный дядюшка Мориэмон!
И что еще, какие беды,
На нас повеса этот навлечет?
Вообразить,
Придумать я не в силах.
 

Тахэй

 
К чему напрасно голову ломать?
Лишить наследства негодяя —
Пусть образумится!..
 

Вы, дорогой отец, слишком мягко нас воспитывали! Видно, вас смущало, что я – и этот безобразник Ёхэй – не ваши кровные дети. Ёхэй никогда не боялся вас, не слушался вас… А я, как умер мой отец и вы женились на моей матушке, всегда вас почитал, как родного отца.

 
Сестра вот выросла,
Уже невестой стала,
Но до сих пор вы школите ее, —
Чуть что – ей достается на орехи!
Ведь вам она – родная дочь.
А этого оболтуса Ёхэя, —
Хоть раз когда-нибудь
Его б вы проучили,
Да хорошенько – кулаком,
И было бы ему на пользу!
Но пальцем вы не тронули небось —
Разбаловали наглеца!
Вы сами видите, что ваша слабость —
Погибель для Ёхэя,
Худший враг.
Да вышвырните баламута вон!
Пока не поздно, пусть за ум возьмется.
Ко мне его пришлите. Я сумею
Нахала проучить:
Да я его
Отдам хозяину такому под надзор,
Что он завертится!
 

Рассказчик

 
Но Токубэй
От этих слов —
Совсем расстроился.
 

Токубэй

 
Печально на душе!
 

Да, горько сознавать свои промахи, свои ошибки! Пусть я не родной по крови, а все равно вам отец. А отец не должен колебаться, если ребенка надо наказать, научить уму-разуму! Когда хозяин мой, ваш почтенный родитель, скончался, тебе было семь лет, а Ёхэю четыре. Он, надо полагать, хорошо запомнил, как я называл тебя «молодой господин» и вы оба помыкали мной: «Токубэй, сделай то! Токубэй, сделай это!» В первое время называл я твою матушку «госпожой» и «хозяйкой». Ведь сосватал нас дядюшка Мориэмон: уж очень он боялся, что дом этот придет в полное разорение, что придется вдове с детьми побираться по миру с протянутой рукой. Так он говорил. И понемногу я сдался на его уговоры.

 
Я в жены взял
Вдову-хозяйку – матушку твою,
А вас, обоих малышей,
Воспитывал, лелеял,
Как будто вы – мои родные дети.
Ты стал разумным юношей —
И скоро
Свою особую
Завел торговлю.
А вот Ёхэй…
Шальной, балованный Ёхэй!
Как я старался,
Чтоб он благополучно
Вышел в люди!
Я приучал его к торговле.
К нему приставил
Помощников-приказчиков. Построил
Большую кладовую для него,
Я обучал его,
Вводил в секреты дела,
Все силы я на это положил,
И все впустую!
Да это все равно,
Что ценные монеты
Нанизывать на нить без узелка,
Пожалуй, хуже,
Чем черпать воду решетом!
Хоть до краев его наполни,
Все в дыры убежит.
Такой он бестолковый, наш Ёхэй!
Монету заработает,
А десять
На баловство просадит. Скажешь слово
Ему в укор,
А он в ответ мне сто!
Да, все из-за того,
Что, мальчики, вы – дети господина!
А я? Я – отчим. Как я был слугой,
Слугою и остался. Что мне делать!
Я словно гвоздь тяжелый забиваю
В гнилое дерево…
 

Рассказчик

 
И он в тоске
Кусает губы…
 

Сяраку (ум. 1801). Портрет актеров Кабуки. Цветная гравюра. 1794 г.

Тахэй

 
Он – вашей добротой
И честью
Воспользовался, наглый,
Он вас топтал ногами, как хотел.
 

А я скажу: только благодаря вам, отец, мы трое, матушка и я вместе с Ёхэем, не ночевали где-нибудь под мостом и не стояли с протянутой рукой у чужих ворот! Вы, только вы спасли доброе имя нашего дома и торгового дела. Каватия – каждый произносит это имя с уважением. Матушка всегда внушала мне: «На тебе лежит долг сыновней признательности». И это она повторяла много раз, как если бы и впрямь вы были моим родным отцом. «Он так смущается перед моими сыновьями, – говаривала она, – что и со мною он словно чувствует себя не свободно, неловко: ведь я – мать хозяйских сыновей. Все это так тяжело тревожит мое сердце. А от Ёхэя – сколько я натерпелась от него! Этот беспутный расточитель, прожигатель жизни – ох! – пропадет ни за грош! Не жду я от него добра!» Сколько раз говорила мне матушка: «Тахэй, прошу тебя! Отправь этого сорванца подальше куда-нибудь, в Эдо, что ли? Или в Нагасаки? И если судьба ему отправиться там на тот свет, по мне – туда ему и дорога! Я и лица его противного не хочу больше видеть! Ни капли любви к нему не осталось в моем сердце!»

 
И в этом
Мне со слезами матушка клялась
Великим Буддою! Зачем же
Так церемониться с Ёхэем?
Лишите —
Его наследства, прогоните прочь.
Ручаюсь, что ему на пользу будет!
 

Рассказчик

 
Тахэй, разгневанный, повысил голое.
О-Кати,
Лежащая за ширмой, —
Вдруг проснулась.
 

О-Кати

 
А-а! Как больно! Силы нет терпеть!
Где мама? Мама!
Как? Мамочка еще не возвратилась?
 

Рассказчик

 
О-Кати стонет.
А у ворот
Раздался чей-то громкий голос.
 

Монах-заклинатель.Здесь ли лавка Каватия? Здесь ли проживает почтенный Токубэй? Я – служитель бога Инари [344]344
  Бог Инари– божество, связанное с земледельческим культом; изображалось в виде лисицы. Отсюда прозвание монаха – Белый Лис.


[Закрыть]. И прибыл сюда по приглашению паломников из братства Святой горы.

Тахэй.Отлично, отлично! Так вы явились, чтобы прочесть молитвы во здравие моей сестры? Прошу пожаловать сюда!

Рассказчик

 
Монах проходит в глубину покоя.
Тахэю время удалиться:
Дела его торопят. Он уходит.
 
 
Но вот идет Ёхэй —
Торговец маслом,
Хотя в его бочонке
Ни капли масла не осталось!
Да, он скользит по жизненной тропе,
Как будто вылил масло на дорогу.
Он промотал в беспутных кутежах
Весь свой достаток,
Да не только свой!
Как легок стал бочонок на плече!
Но отчего ж Ёхэй в поту —
И вытирает лоб?
Да! В летний зной
Его знобит забота,
Как будто
В его бочонке
Осенний ветер поселился!
 

Ёхэй.Э-э! Редкий гость, монах-ямабуси! Я знаю тебя: ты – Белый Лис. Что ж, ты явился заклинать да чудесить, чтоб моя сестренка выздоровела? А вот я, Ёхэй, свою голову прозакладываю, что не выгнать тебе демона, который в нее вселился! А где же мать? За лекарством побежала? Зря из кожи вон лезете, зря стараетесь… Недуг сестры смертелен. Самый знаменитый врач ее не вылечит! Э, папаша Токубэй! Вот что, есть дело поважнее, чем хворь О-Кати. Я матери уже говорил, да с тех пор что-то у меня из головы вылетело!

 
Но вдруг сегодня вспомнил,
Торговлю бросил и – бегом – сюда!
В прошедшем месяце
В Нодзаки
Я встретил дядюшку Мориэмона,
А он и говорит:
 

"Вот и хорошо, что я встретил тебя. А то я уже собирался послать нарочного к Токубэю с письмом. Так уж случилось, что растратил я деньги моего господина! Больше трех каммэ [345]345
  Каммэ (кан) – денежная единица высокой ценности.


[Закрыть]серебром! А если я не верну денег к празднику – тут и конец моей жизни: либо снесут мне голову, либо сам вспорю себе живот. Заклинаю тебя, Ёхэй, всеми богами и буддами: на этот раз уж как-нибудь выручи меня. Уж как-нибудь вместе с почтенным Токубэем собери три каммэ и отвези их мне. А твой старший брат Тахэй, сам знаешь, он такой скаред. Нет у него ни чувства долга, ни понятия о чести. Ты ему ничего не говори".

 
Вот что сказал
Мне дядюшка Мориэмон,
И если
Вы не дадите этих денег
И вспорет дядюшка себе живот,
Все люди, все до одного,
Осудят вас. Наш дом
Навеки будет обесславлен.
А ведь до срока
Расплаты по долгам
Всего два дня осталось: завтра —
И послезавтра.
Опоздать нельзя.
 
 
А ну-ка, отложите
Делишки в сторону. Скорее,
Сегодня же
Три каммэ раздобудьте
И дайте мне.
Отправлюсь я в дорогу
Чуть рассветет,
И завтра ж
К полудню я вернусь…
 

Рассказчик

 
Ёхэй отважно лжет.
Он говорит
Совсем не то, что сказано в письме,
Собственноручно
Написанном Мориэмоном.
Но он ведь и не знает про письмо!
 
 
Конечно, Токубэй насквозь
Все хитрости Ёхэя видит.
Он сдерживает гнев
И отвечает.
 

Токубэй.Мориэмоп – твой родной дядя! Но все же… надо сказать, если самурай украл деньги у своего господина, что же ему остается, кроме харакири? Туда ему и дорога! Ты – что? Ты понимаешь, что ты говоришь? Три каммэ серебра – большие деньги! А у меня сейчас и трех [346]346
  Моммэ– весовая и денежная единица. Тысяча моммэ равна одному кану.


[Закрыть]э не наскребется. Послушай, Ёхэй. Ты с прошлого года не принес домой из твоей лавки и ломаного гроша. Подсчитай-ка хорошенько твою кассу. Да у тебя должно было остаться три каммэ увесистым серебром, а то и четыре либо пять. Хочешь помочь дядюшке Мориэмону, вот и отошли ему свои деньги!

 
Все это – чушь,
Пустая болтовня!
Мне время дорого.
Ни времени, ни денег
Я тратить по-пустому не могу.
Ты видишь, дочь моя, о-Кати,
Так тяжко захворала,
И когда же?
Как раз – в канун счастливой свадьбы.
 
 
Святой отец-целитель! Извините,
Я вас заставил ждать…
Прошу вас осмотреть больную.
Рассказчик
Он отвернулся от Ёхэя
И, поклонясь целителю-монаху,
Почтительно его подводит
К больной о-Кати.
 

Ёхэй.О-о! Вы собираетесь принять молодого зятя в дом? Попробуйте, попробуйте, а я полюбуюсь, как это вам удастся!