Текст книги "Классическая драма Востока"

Автор книги: Мотокиё Дзэами

Действующие лица

Авадзу Сабуро(ваки).

Жена Киёцунэ(цурэ).

Дух Тайра Киёцунэ(ситэ).

Место действия: столица, дом Тайра Киёцунэ. Время действия: на грани осени и зимы. Вечерний сумрак и ночь.

Звучит музыка, и появляются Авадзу Сабуро и жена Киёцунэ.

Авадзу Сабуро

(начальная песня)

 
Восьми морей бескрайние просторы
Остались позади,
Восьми морей бескрайние просторы
Остались позади.
В девятивратный град [276]276
  Девятивратный град. – Имеется в виду столица. Сначала словом «девятивратный» называли императорский дворец, построенный по образцу китайского и имевший девять ворот, символизирующих девять небесных сфер. Позже слово «девятивратный» стало употребляться и для обозначения столицы вообще.


[Закрыть]столичный
Лежит мой путь.
 

Я служу у благородного Киёцунэ, а имя мое – Авадзу Сабуро. Случилось вот что: милостивый повелитель мой, изволив, видно, сам своей судьбой распорядиться, бросился в волны залива Янаги-но ура [277]277
  Янаги-но ура– бухта на восточном побережье провинции Будзэн (современная Фукуока).


[Закрыть]. На дне ладьи нашел я прядь волос – случайно оброненный им амулет. Я сохранил его на память об ушедшем и вот везу в столицу.

(Песня странствия.)

 
За годы долгие в скитаньях,
За годы долгие в скитаньях
Успел отвыкнуть я от шумной жизни.
И вот сегодня в город, сердцу милый,
Я возвращаюсь снова, но, увы:
Былой весны уж нет, и ей на смену
Пришла глухая горестная осень.
Холодный дождь сечет неумолимо
Мои дорожные одежды. Обветшали,
Поблекли рукава. От непогоды
Лохмотья жалкие укроют ли? Украдкой
В столицу пробираюсь я. Украдкой
В столицу пробираюсь я.
 

Эй, кто-нибудь! Скажите-ка госпоже, что здесь Авадзу Сабуро из Цукуси [278]278
  Цукуси– древнее название острова Кюсю или его восточной части. На Цукуси бежали изгнанные из столицы Тайра.


[Закрыть].

Жена Киёцунэ.Авадзу Сабуро? Так входи же скорее. Твое имя вовсе не нуждается в том, чтобы о нем докладывал слуга. С какой вестью ты пришел сегодня?

Авадзу Сабуро (выходит на середину сцены, садится перед ней). Я шел сюда, желая о многом поведать госпоже. И вот я здесь, а что сказать – не знаю.

Жена Киёцунэ.Но что это? Ты молчишь и горько плачешь… Отчего?

Авадзу Сабуро.Увы, я пришел с недоброй вестью.

Жена Киёцунэ.С недоброй? Неужто господин решил удалиться от мира и принял монашеский обет?

Авадзу Сабуро.Нет, нет, монахом он не стал, не в этом дело!

Жена Киёцунэ.Так в чем же? Ведь говорили мне, что из битвы на Цукуси он вышел невредимым?

Авадзу Сабуро.Да, это правда, на Цукуси он не был убит.

Жена Киёцунэ.Не был убит и не стал монахом… Почему же ты говоришь о недоброй вести?

Авадзу Сабуро.Увы, хотя господин и вышел невредимым из битвы на Цукуси, в столицу возвратиться он не мог, и ему грозила гибель от рук грубых дружинников. Что может быть бесславней? И господин предпочел позору иной конец: у берегов Янаги-но ура лунной ночью бросился он в морские волны.

Харунобу (1725–1770). Гетера с куклой. Цветная гравюра.

Жена Киёцунэ

 
Он в море бросился? Жесточе
Поступка он не мог бы совершить!
Когда б он был убит на поле брани —
Или, недугом тяжким пораженный,
Оставил этот мир, где жизнь людей
Росинки мимолетней, – что ж тогда
Его б я не винила. Но ведь мы
Друг другу дали клятву: вместе
Покинуть этот мир, чтобы в ином рожденье
Вновь встретиться. И этой клятве
Он изменил. Ах, впрочем,
Упреки все напрасны. Ведь теперь
Его уж не вернешь. О, как непрочны
Супружеские узы…
 

Хор

 
Да, все недолговечно в нашем мире.
Таков удел его. Я проводила дни,
Скрываясь от недобрых глаз [279]279
  Скрываясь от недобрых глаз… – После изгнания Тайра из столицы жена Киёцунэ по настоянию своего отца осталась там и вынуждена была скрывать от людей, что родственные узы связывают ее с одним из Тайра.
  Сусуки (мискант)– одна из «семи осенних трав», символ запустения.
  И не скрывает имени они… – В японской поэзии, когда речь идет о крике кукушки, очень часто употребляется глагол «наноринаку» – «петь, называя имя». Смысл здесь таков: «Теперь я буду плакать открыто, не страшась, что люди узнают, кто я, так же, как эта кукушка, которая не скрывает своего имени».
  Ах, эта прядь волос! – В "Сказании о расцвете и падении Минамото и Тайра" есть упоминание о том, что Киёцуиэ послал оставшейся в столице жене прядь своих волос. Она же отослала их обратно, сопроводив приведенным в пьесе стихотворением.


[Закрыть],
Скрываясь от недобрых глаз…
В саду у дома моего гуляет ветер,
И одинокая метелочка сусуки
Колышется бесшумно. И беззвучно
Я плакала украдкой по ночам.
А ныне, что скрываться? Не таясь,
Проплачу я до самого рассвета.
Рыдает, не смолкая, лунной ночью
У дома одинокая кукушка.
И не скрывает имени она…
И не скрывает имени она…
 

Авадзу Сабуро.Когда господин мой исчез в волнах, я заметил на дне ладьи прядь волос. Я подобрал ее, вот она – пред вами.

Жена Киёцунэ.Неужели я снова вижу эту прядь? От одного лишь взгляда на нее – в глазах темнеет и замирает сердце. Еще невыносимей становится боль утраты.

 
"Ах эта прядь волос!
Едва взгляну —
И боль сжимает сердце.
Терпеть не в силах муки, дар твой
Тебе я возвращаю ныне".
 

Во время пения хора жена Киёцунэ сидит неподвижно, как бы погружаясь в сон. Авадзу Сабуро покидает сцену. Актер «ситэ» появляется на помосте в печальной маске духа воина и в роскошном воинском одеянии.

Хор

 
Отвергнут дар жестокий. Мне остались
Одни лишь слезы – вечная отрада.
Лишь с ними ложе разделяя, этой ночью
Глаз не сомкну, без устали моля:
«Приди, о, хоть во сне приди!»
А о тоске ночных часов бессонных
Пусть одинокое расскажет изголовье [280]280
  Пусть одинокое расскажет изголовье… – Образ, основанный на стихотворении Минамото Масамити из антологии «Сэндзайвакасю» (1187):
"Таюсь я от людей,Но изголовье знаетВсё о моей любви:Ведь не было ни ночи,Когда б его не оросили слезы.  «Снов суетных не видит…» – Цитата из поучений китайского монаха Хуэй (1089–1163). «О если пыль тщеты…» – Строки стихотворения дзэнского монаха Мусо Кокуси (1275–1351 ). «Любимого//Увидела однажды…» – Стихотворение Оно-но Комати из антологии «Кокинсю».


[Закрыть],
Пусть одинокое расскажет изголовье.
 

Дух Киёцунэ

 
"Снов суетных не видит Совершенномудрый!
Найдется ль человек,
Почесть готовый явью бренный мир?"
"О если пыль тщеты туманит взор, —
Сжимается бескрайность трех миров.
А осени тебя покой, – и в тесной келье
Найдешь ты беспредельность". Право,
Все в мире – призрачно. Недолгим сном
Проходит жизнь – мелькнет на миг короткий
И тает в небе облако. Роса
Блеснет и высохнет на травах. В этом мире
Все – лишь уход и возвращение, и мы
Обречены на вечные скитанья.
О, безысходность!
"Любимого
Увидела однажды
Во сне. И что же? С той поры
Нашла себе опору
В непрочных сновиденьях.
 

(Жене.)

Ты спишь, любимая минувших дней?

Киёцунэ пришел к тебе.

Жена Киёцунэ.Что я вижу? О, чудо! У моего изголовья – живой Киёцунэ! Но как же так? В морские волны он бросился и все же… Ах, верно, это сон, иначе мне не дано с ним встретиться. Но пусть хоть так, во сне ли, наяву – отрадно видеть милого супруга. Я о том лишь скорблю теперь, что ты нарушил наш обет и оставил меня одну, покинув этот горестный мир раньше, чем пришел конец судьбой тебе отпущенного срока.

Дух Киёцунэ.Ты упрекаешь меня, но и я таю в душе обиду. Отчего решила ты вернуть прядь волос, посланную на память?

Жена Киёцунэ.Не помнишь разве? Ведь нестерпимая тоска заставила меня вернуть твой дар. О том и в песне говорилось:

 
"Ах эта прядь волос [281]281
  «Ах эта прядь волос!» – В немного измененном виде цитируется стихотворение неизвестного автора из «Кокинсю»:
"Ах, ныне дар прощальный твойВрагом мне стал,Не знающим пощады,Не будь его, забвение, быть может,Хотя б на время, но пришло".

[Закрыть]!
Едва взгляну
И боль сжимает сердце!
 

Дух Киёцунэ

 
Терпеть не в силах муки, дар твой
Тебе я возвращаю ныне".
И с этими словами вновь
Дарю тебе я эту прядь волос.
И если любишь ты меня, как прежде,
Ты сохранишь ее.
 

Жена Киёцунэ

 
Быть может, стою я презренья твоего…
Прощальный дар, он в утешенье послан
Тобою был, но вот – едва взгляну —
Смятенно путаются горестные мысли.
 

Дух Киёцунэ

 
Увы, напрасен мой прощальный дар!
Его ты снова отвергаешь. Как мне горько!
 

Жена Киёцунэ

 
Покинул этот мир ты без меня…
Как горько мне!
 

Дух Киёцунэ

 
И так один другого упрекает,
 

Жена Киёцунэ

 
Упреком отвечает на упрек.
 

Дух Киёцунэ

 
Всему виною эта прядь волос,
 

Жена Киёцунэ

 
Безжалостный прощальный дар!
 

Хор

 
В жестокости друг друга обвиняя,
В жестокости друг друга обвиняя,
Они ложатся этой ночью рядом
На изголовье, влажное от слез,
Ложатся рядом этой ночью, но обиду
Таят в сердцах и потому чужими
На ложе общем, одиночеством томясь,
Часы желанного свидания проводят.
Печально, ах, печально!
"Жестокой мукой ныне стал твой дар.
Не будь его, забвение, быть может,
Скорее бы пришло ко мне, увы".
И от печальных мыслей
Влажнеют рукава,
И от печальных, безнадежных мыслей
Влажнеют рукава мои.
 

Дух Киёцунэ.Забудь же о своих обидах и послушай, что случилось у берегов Сикоку и Цукуси… Однажды пронесся слух, что враги отправились в поход на наш замок в Ямага [282]282
  Ямага– место в провинции Тикудзэн (нынешняя Фукуока) на Цукуси, где разбили свой военный лагерь Тайра.
  Бог Хатиман – бог войны синтоистского культа (обожествленный древний японский государь Одзин). В Уса (на Цукуси) находится один из основных посвященных ему храмов.


[Закрыть]. Немедля сели мы за весла и всю ночь, ни на миг не смыкая глаз, гребли и утром оказались у берегов Янаги-но ура.

Хор

 
Залив был, право же, достоин
Названья своего.
Вдоль берега его чредою длинной
Тянулись ивы, а под сенью их
Расположилось станом войско Тайра.
 

И вот однажды пожелал наш повелитель отправиться на поклоненье в храм бога ратных дел, могущественного Хатимана. Мы поспешили в Уса и вознесли молитвы о помощи в грядущих сражениях и, уповая на милость великого бога, поднесли ему свои дары – семь лучших скакунов, золото и серебро.

Жена Киёцунэ

 
"Сам Хатиман [283]283
  «Сам Хатиман не может…» – Пророчество Хатимана имеет двойной смысл: за внешним, который и дан в переводе, скрывается внутренний, выявляющийся благодаря многозначности входящих в него слов: «Нет в Уса бога для Тайра. Зачем же пришли вы на Цукуси и о чем молитесь?» В «Сказании о расцвете и падении…» стихотворение это вложено в уста брата Киёцунэ Тайра Масамори, незадолго до описываемых событий пожалованного званием тюнагона (второе из высших придворных званий). В действительности автором стихотворения является Фудзивара Сюндзэй (антология «Сэндзайвакасю»). Нагато – южная часть острова Хонсю, примыкающая к Кюсю (современная префектура Ямагути). Хогон и Дзюэй – названия годов правления: 1156–1159 и 1182–1183. Годы Хогэн отмечены расцветом рода Тайра, годы Дзюэй – постепенным упадком рода и полной потерей власти в 1183 году. В «Сказании о расцвете и падении…» говорится: «Род Тайра, подобно весенним цветам – пышно цвел в годы Хогэн и угас, как осенний багрянец клена, в годы Дзюэй» на сосны бросишь взгляд… – В «Сказании о доме Тайра» сказано так: «Замечая стан белых-цапель на далеких соснах, мы тревожились – уж не знамена ли Минамото развеваются там, а слыша крики диких гусей далеко в море, пугались – уж не возгласы ли то гребцов с преследующих нас вражеских лодок?»


[Закрыть]не может горести мирские
Рассеять. Стоит ли молитвы
Напрасно расточать здесь?"
 

Дух Киёцунэ

 
Слова такие прозвучали в храме.
 

Хор

 
"О, осень поздняя! Бессильные слабеют,
Смолкают голоса цикад,
Слабеет и душа, надежд лишаясь прежних", —
Промолвил тюнагон.
 

Дух Киёцунэ

 
И мы тогда
 

Хор

 
В унынии глубоком: неужели
Оставили и боги нас и будды —
Упали духом и, утратив все надежды,
Отправились назад. Уныло
Скрипели старые колеса. И в печали
За государем мы вернулись во дворец.
О, горькая тоска!
 
 
Но тут прослышали, что вражеские рати
Приблизились к Нагато, и опять
За весла сели, с омраченным сердцем
Ладьи направили неведомо куда.
Воистину, что мир наш? Сон мгновенный!
Проходит и сменяется другим.
Цветы, что расцвели весною Хогэн,
Давно увяли, и холодный ветер
Срывает листья осени Дзюэй.
Безжалостно разбросанные листья
Качаются в волнах. Плывут куда-то
По морю бесприютные ладьи.
В заливе Ив вздымает волны ветер,
Их рати грозные за нами по пятам
Бегут, не отставая, вал за валом.
На сосны бросишь взгляд – там стаи белых
цапель
Крылами плещут – или на ветру
Там плещутся знамена Минамото?
Все больше падали мы духом. И тогда
Киёцунэ задумался невольно:
"В душе моей так явственно звучат
Слова пророческие Хатимана.
Они ведь сказаны недаром: "Буду я
Лишь с правым!" [284]284
  «Буду я//Лишь с правым!» – Считается, что бог войны Хатиман дал обет быть всегда на стороне справедливых. В «Дзиккинсё» («Собрание десяти наставлений», 1252) говорится: «Великий Хатиман изволил дать обет, что он лишь в справедливой голове найдет себе прибежище)».
  «Меня с собою ты возьми…» – Обращаясь к скользящему на запад месяцу, Киёцунэ просит взять и его в Западный край, туда, где находится Чистая земля (буддийский рай).


[Закрыть]Безраздельно сердцем
Мысль эта завладела.
 

Дух Киёцунэ

 
Все тщетно в жизни нашей. На мгновенье
Блеснет роса – и тает без следа.
 

Хор

 
Конец неотвратим. Доколе
Мне суждено страдать, скитаться в мире, —
Беспомощный листок ладьи отдав на прихоть
волн?
Не лучше ль в воду броситься однажды
И так свой кончить век? Решился сердцем —
Чего от мира ждать? – и, не сказавшись людям,
Стал на корме, луною предрассветной
Залюбовался, флейту вынул,
И звуки чистые над морем потекли.
И так стоял он, напевая имаё,
Слагая песни о былом и о грядущем.
О, жизнь превратная! Волна нахлынет и
отхлынет,
И знать, когда придет конец, нам не дано.
Волна уйдет, чтоб не вернуться боле,
Не возвращается и прошлое. Ах, право,
Одни лишь муки постоянны в этом мире!
"Жизнь – странствие, и я без сожаленья
Прерву его", – он молвил, и казалось,
Безумие вдруг овладело им в тот миг.
Не замечая никого, он взор свой светлый
С надеждой в небо устремил. Взгляни!
Луна, наш мир печальный покидая,
Скользит на запад…
"Меня с собою ты возьми, – воскликнул он, —
О, не оставь меня, великий Будда!"
Наму Амида Буцу… Наму Амида Буцу…
Он в волны бросился, течение морское
В пучину тело увлекло.
Печальная кончина!
 

Жена Киёцунэ

 
Рассказ печальный твой мне разрывает сердце,
Но горек ведь и мой удел; обречена я
Тонуть в волнах тяжелых сновидений,
Бушующих в бескрайнем море скорби.
Увы, как горестны супружеские узы!
 

Дух Киёцунэ

 
К чему слова! И этот мир земной
Подобен царству тьмы. Печальна участь
Непрочной пены, вдруг вскипевшей на воде, —
Но никому не избежать ее, увы!
В мир демонов сошедший,
 

Хор

 
В мир демонов сошедший —
Спасенья боле не найдет.
Теснят деревьев вражеские рати,
Подстерегает смерть от стрел дождя,
Сверкает месяц – острый меч, громады гор
Темнеют крепостью прочнейшей!
Пылают злобой очи недругов, бесстрашно
Обнажены жестокие клинки.
Знамена облаков победно плещут,
Желанья, страсти, алчность, глупость, гнев
Сплетаются на поле брани в схватке.
Страданья, просветленья здесь столкнулись,
Сцепились в беспощадной, страшной битве.
И яростного натиска прилив
Сменяется отливом отступленья…
Все это испытал он, но теперь,
Десятикратно вознеся молитву Будде,
Взошел в ладью Закона и в Ученье
Надежную обрел опору наконец.
И ныне сердцем чист,
И ныне сердцем чист Киёцунэ.
Благословенно превращенье в будду!
 

Кандзэ Кодзиро Нобумицу

Действующие лица

Мусасибо Бэнкэй(ваки).

Три спутника Ёсицунэ(вакидзурэ).

Минам ото Ёсицунэ(коката)

Сидзука(маэдзитэ), она же во втором действии дух Тайра Томомори(нотидзитэ).

Кормчий(кёгэн).

Место действия: провинция Ситцу, залив Даймоцу. Время действия: осень.

Под звуки музыки появляются Бэнкэй, Минамото Ёсицунэ и его спутники

Бэнкэй и спутники Ёсицунэ

(начальная песня)

 
Надели мы сегодня
Платье странствий,
Надели мы сегодня
Платье странствий.
Путь дальний впереди, когда же снова
Увидим мы столицу?
 

Бэнкэй.Мусасибо Бэнкэй перед вами. Живу я близ Сэй-то – Западной пагоды. Мой господин, Минамото Ёсицунэ, согласно воле властителя Камакура, разбил войска чванливых Тайра. Казалось бы, теперь два брата должны жить в полном согласье, как солнце и луна. Но увы, наветы злых людей посеяли меж ними вражду. Мой господин, почитая брата, решил на время покинуть столицу, и нынешняя ночь застанет нас в пути к заливу Даймоцу, к мысу Амагасаки [286]286
  Мыс Амагасаки– мыс в провинции Сэтцу, омываемый водами залива Даймоцу (Внутреннее Японское море), откуда открывался морской путь на Кюсю. Годы Бундзи– 1185–1190 гг. Ёсицунэ бежал из столицы в первом году Бундзи. Западные земли – в данном случае Кюсю.
  Бог Горных родников. – Имеется в виду бог войны Хатиман. Горные родники (Ивасимидзу) – храм на вершине горы Отокояма, рядом с горным источником, известным прозрачностью воды, посвящен богу Хатиману.


[Закрыть]. Там, вдали от столицы, мы вознесем молитвы Небу, чтобы оправдан был перед братом невиновный брат.

Бэнкэй.Шел первый год правления Бундзи, когда произошел жестокий разлад между двумя братьями – Ёритомо и Ёсицунэ. Было ясно, что примирения ждать нечего.

Ёсицунэ

 
И в ранний час, пока еще свободны
Окрестные дороги, брат опальный
Столицу покидает, отправляясь
В неведомые Западные земли.
 

Хор

 
Ночь все еще темна, и светлый месяц
Готов покинуть Облаков Обитель.
Печально расставанье! Только год
Прошел со дня, когда в поход на Тайра
Отсюда выходил Ёсицунэ.
Прошел лишь год, но как все изменилось!
Где свита пышная? Увы, ее уж нет.
Идут за ним немногочисленные слуги,
Готовые, как верные друзья,
Изгнанье господина разделить.
Взошли они в ладью, и волны Ёдо
Прочь от столицы повлекли ее.
 

Ёсицунэ

 
Снуют ладьи – то уплывая вдаль,
То снова возвращаясь. Исчезают
Вода и облака и возникают вновь…
Увы, непостоянна наша участь!
О, пусть злословят,
Пусть злословят люди.
Не им судить, чист или нет
Родник моей души.
Бог Горных Родников об этом знает!
Склонившись низко перед ликом светлым,
Пустились в путь, и скоро все тревоги
Вода морская унесла, а волны
Вперед влекли ладью, и вот пред взором
Раскинулся залив Даймоцу,
Раскинулся залив Даймоцу.
 

Бэнкэй выходит на самую середину сцены. Повернувшись к Ёсицунэ, преклоняет перед ним колени.

Бэнкэй.Мой господин, дозвольте мне сказать. Госпожа Сидзука повсюду следует за вами, и это вызывает немало пересудов. Верно, они дошли и до вас. Заклинаю господина приказать ей немедля возвратиться в столицу.

Ёсицунэ.Что ж, пусть Бэнкэй поступит, как ему угодно.

Бэнкэй.Бэнкэй всегда вам верный слуга. (Совершает проход к помосту. Говорит, обращаясь в сторону занавеса.)Здесь живет госпожа Сидзука, не так ли? Нельзя ли мне войти?

Появляется молодая женщина в костюме и головном уборе танцовщицы-сирабёси. Останавливается на помосте.

Сидзука.Кто изволил пожаловать ко мне?

Бэнкэй.Перед вами недостойный Мусаси, госпожа.

Сидзука.Мусаси? Я не ждала вас. Что же привело ко мне почтенного Мусаси?

Бэнкэй.Я пришел к вам, чтобы передать веленье господина: вы должны немедля возвратиться в столицу.

Сидзука.Какая неожиданная весть! А я надеялась быть вместе с господином повсюду, где бы он ни был. Увы, напрасная надежда. Непостоянно человеческое сердце. Но что со мною будет? Что мне делать?

Бэнкэй.Мне понятно ваше горе, но что прикажете ответить господину?

Сидзука.Я сама пойду к нему с ответом. Мне вдруг подумалось, что это повеленье – всего лишь козни господина Мусаси.

Бэнкэй.Вы вольны поступать, как вам угодно. Пойдемте же скорей к господину.

Сидзука выходит на самую середину сцены и, опустив голову, преклоняет колени перед Ёсицунэ.

К вам госпожа Сидзука, мой господин.

Ёсицунэ.Выслушай меня, Сидзука. По воле злой судьбы я стал изгнанником. Твое желание разделить со мною тяготы нелегкого пути осудит молва. Прошу тебя, вернись в столицу и дожидайся там поры, когда судьба к изгнаннику вновь будет благосклонна.

Сидзука (подняв голову). Так, значит, это ваше решенье. Мне жаль (поворачивает голову к Бэнкэю), что я своими дерзкими речами обидела достойного Мусаси, обвинила невинного в злом умысле.

(Обернувшись к авансцене, склоняет голову.)

Простит ли он меня? Какой позор!

Бэнкэй.Не думайте об этом, госпожа, и не печальтесь. Ведь Мусаси только исполнял повеленье господина, и было вызвано оно желаньем уберечь вас от злых наветов. Любовь же господина к вам осталась неизменной. Так говорил Бэнкэй, слезами обливаясь.

Сидзука

 
Осталась прежнею любовь иль нет,
Не мне таить – служанке недостойной —
Обиду злую. Но ведь скоро
Откроется пред вами путь морской, подует ветер,
И волны встанут на пути стеной…
 

Хор

 
Так отчего ж не взять меня с собою,
Так отчего ж не взять меня с собою,
Ведь в имени моем сокрыты
Хранительный покой и тишина, —
Их умоляла Сидзука, рыдая.
О, вспомните, мы поклялись однажды
Перед богами в верности друг другу.
Ах, даже клятвы ненадежны в этом мире!
"Поистине, готова я отдать [287]287
  «Поистине, готова я отдать…» – Стихотворение Фудзивара Кинто (антология «Сэндзайвакасю»). Напиток долголетия. – Существует легенда, согласно которой китайский сановник Яо Пэн-цзу пил росу с лепестков хризантемы и благодаря этому прожил до 700 лет. Поэтому хризантема считается символом долголетия.


[Закрыть]
За долгий-долгий век
Короткий миг разлуки,
Когда бы только знать, что в этой жизни
Мы сможем снова свидеться с тобой".
 

Ёсицунэ.Бэнкэй, вели подать Сидзуке вина!

Бэнкэй

"Всегда слуга ваш верный", – и Бэнкэй подносит чашу Сидзуке.

 
"Так пейте
Напиток долголетия – росу,
Впитавшую целительные соки
Чудесной хризантемы. Пусть в пути
Сопутствуют нам радость и удача".
 

Сидзука

 
Ужели расставанье неизбежно?
И сердце разрывается от боли
В груди у Сидзуки. Рыданья душат.
 

Бэнкэй

 
Бэнкэй же молвит: "Омрачать слезами
Не надо расставанья тяжкий миг.
Не лучше ль песнею прощальной
Удачного пути нам пожелать?"
 

Сидзука

 
Тут поднялась она и начинает петь,
Хоть голос прерывается от горя:
"Вот ветер стих [288]288
  «Вот ветер стих…» – Цитируется стихотворение Оно-но Такамура из антологии «Вакан роэйсю».
  …"рукавом взмахнуть…" – Здесь цитируется строка стихотворения из "Повести о блистательном принце Гэндзи" Мурасаки Сикибу (глава "Алые листья кленов"):
  "Не в силах шагу я ступить-
Душа в смятенье…О, если б знала ты,Как замирало сердцеПри взмахах рукавов".  Князь Тао Чжу-гун– главный советник императора Гоу-цяня, правившего государством Юэ в Южном Китае (V в. до п. э.). Гоу-цянь враждовал с соседним государством У и, потерпев поражение в битве у подножия горы Куайцзи, попал в вассальную зависимость от правителя У. В течение двадцати последующих лет вместе со своим советником Тао Чжу-гуном он вынашивал тайные планы мести. И наконец ему удалось одержать победу над властелином государства У и вернуть свои земли.


[Закрыть], и в путь привычный
Вновь отправляется ладья.
 

Хор

 
Вот солнце вышло из-за туч, и волн среди
Видна вдали земля изгнанья".
 

Сидзука

 
Не в силах шага я
ступить,
 

Хор

 
И «рукавом взмахнуть» не в силах.
 

Судзука.Предание рассказывает нам о том, как в старину князь Тао Чжу-гун,

Хор.…последовав за государем Гоу-цянем, разделил уединение его на горе Куайцзи. Там был составлен хитроумный план, и Гоу-цянь смог, наконец, одержать победу над властелином царства У. Так исполнилось его заветное желание.

(Исполняет танец-пантомиму кусэ-но маи.)

 
Власть над страной вернулась к Гоу-цяню,
Он смыл позор сраженья на Куайцзи.
И торжеством таким обязан был немало
Прозорчивости мудрой Тао Чжу.
И, удостоенный высоких званий,
Стал ведать Тао Чжу дела правленья,
Обрел он имя славное, богатство,
И исполнялись все его желанья.
Но вдруг открылось Тао Чжу: в вершине славы
Уйти от мира [289]289
  …в вершине славы//Уйти от мира…В военной хронике «Сказание о великом мире» (XIV в.) в эпизоде, связанном с Тао Чжу-гуном говорится: «Достигнув высшего положения – уйти от мира – таков путь, благословенный Небом. И он, изменив имя, стал называть себя Тао Чжу, и удалился в место под названием Пять озер, и стал жить там вдали от мирской суеты». Ср. также "Дао дэ цзин: «Если зал наполнен золотом и яшмой, то никто не в силах его уберечь. Если богатые и знатные проявляют кичливость, то они сами навлекают на себя беду. Когда дело завершено, человек (должен) устраниться. В этом закон небесного дао». (Цит. но кн.: «Древнекитайская философия», т. 1. М., 1972, с. 117).
  Пять озер. – По мнению некоторых японских комментаторов, другое название для озера Тайху в китайской провинции Цзянсу.
  …"ты только верь"… – Стихотворение из книги рассказов "Сясэкисю" (конец XIII в.), произнесенное якобы бодхисаттвой Каннон из храма Киёмидзу. Согласно легенде, оно было ответом бодхисаттвы женщине, сказавшей, что жизнь ее безнадежна п что она хочет покончить с собой.


[Закрыть]– вот он путь
Отмеченный благословеньем Неба!
На челн взойдя, от берега шестом
Оп оттолкнулся, и уплыл к далеким
Прекрасным островам Пяти Озер,
Дабы покой желанный обрести
Вдали от суетного мира.
 

Сидзука

 
О да, случалось и такое. А теперь
 

Хор

 
В тот ранний час, когда луна
Еще сияет в предрассветном небе,
Мой господин, столицу покидая,
Взошел в ладью и вот плывет к далеким
Чужим просторам западных морей.
Мольбы безвинного изгнанника, я верю,
Дойдут до государя, и тогда
Склонится к брату сердцем Ёритомо —
Так ветка ивы клонится под ветром —
И, право, можно ль разорвать
Связь братьев двух – двух ивовых ветвей,
Растущих из единого ствола?
 

Хор

 
Ты только верь…
 

Сидзука

 
О да, "ты только верь,
Убогая трава, век жалкий свой
Влачащая в долине Симэдзи,
 

Хор

 
Пока я в этом мире есть.
Ты не лишишься никогда опоры".
 

Сидзука

 
И если верно прорицанье Каннон,
 

Хор

 
И если верно прорицанье Каннон,
Недолго господину быть в изгнанье.
Но в путь пора, не медлите, гребцы,
Но в путь пора, не медлите, гребцы.
Ёсицунэ к своей ладье выходит.
 

Сидзука

 
А Сидзука все плачет, плачет горько.
 

Хор

 
Она отбросила и шляпу и накидку.
Ей боль разлуки разрывает грудь.
Невольно сердце полнится печалью,
Невольно сердце полнится печалью
При взгляде на нее.
 

Во время пения хора Сидзука снимает головной убор и медленно покидает сцену.

Кормчий сообщает Бэнкэю, что приготовления к отплытию закончены. Выходит на середину сцены, садится лицом к Бэнкэю. Между ними происходит короткий диалог о готовности корабля.

Бэнкэй

Прошу всех по местам, и в путь скорее!

Один из спутников.Постойте! Наш господин желает повременить с отплытием. Слишком разбушевалось море, опасно отправляться в путь.

Бэнкэй.Я уверен, что здесь одна причина, – не может он с Сидзукой расстаться. Ведь помню я, как год тому назад мы отправлялись в поход на Тайра из Ватанабэ и Фукусима [290]290
  Ватанабэ и Фукусима– порты на территории современного Осака.


[Закрыть]. Тогда и ветер был сильнее, чем сейчас, однако мы не медля выступили, повергли чванливых Тайра и Поднебесную объединили под своею властью. Сегодня день ничем не хуже, да и медлить с отплытием нельзя.

Спутник

 
Он прав, теперь не время медлить, ведь враги
Нас поджидают всюду.
 

Бэнкэй

 
С плеском волн
Смешались голоса гребцов.
 

Хор

 
Эйя! Эйя! Отчалили. И вот
В волнах морских качается ладья.
 

Кормчий выносит на сцену сооружение с очертаниями лодки, располагает рядом с хором. Сообщает, что все готово к отплытию. Ёсицунэ садится в носовую часть лодки. Кормчий располагается сзади, Бэнкэй посередине. Спутники садятся неподалеку на пол.

Бэнкэй.Эй, кормчий! Мне кажется, что ветер внезапно переменился.

Кормчий.Вы правы, но причин для беспокойства пока я не вижу.

Бэнкэй.О, ужас! Ветер дует с горы Муко [291]291
  О ужас! Ветер дует с горы Муко… – В «Сказании о доме Тайра» и "Сказании о Ёсицунэ описывается страшный ураган, налетевший на корабль Ёсицунэ в момент его отплытия из залива Даймоцу и заставивший его снова пристать к берегу. Однако ни в одной из хроник не говорится о том, что именно здесь Ёсицунэ расстался с Сидзукой. В «Сказании о Ёсицунэ» местом их расставания называется Ёсино.


[Закрыть], с вершины Юдзуриха! Как же мы пристанем к берегу? Скорей молитесь о спасении!

Спутники.О, ужас! Словно дух – предвестник кораблекрушений преследует нас!

Бэнкэй.Ах, полно! Теперь не время падать духом!

Тем временем на лодку налетает большая волна, которая изображается с помощью куска ткани актерами-помощниками.

Но что это? Из морской пучины встают Тайра, поверженные нами у берегов Западной земли. Взгляните! Вот они, качаются в волнах! Да, они выбрали для мести удачный миг.

Ёсицунэ.Послушай-ка Бэнкэй, теперь не время поддаваться страху. Даже если нас преследует томимый жаждой мести злобный дух, что нам с того? Подумай сам, ведь Тайра творили только зло, не помня о наставлениях Будды и богов. Их гибель была лишь исполнением воли Неба.

Хор

 
Но вот уже встает из волн сам государь,
За ним телохранители. Взгляните,
Как облака, клубящийся туман —
Все новые и новые обличья
Встают из моря и качаются на волнах!
 

Звучит музыка. На помосте появляется «ситэ» в маске, длинноволосом парике, в костюме злобного духа самурая. В руке у него меч. Энергичными шагами «ситэ» продвигается по помосту, останавливается.

Ситэ.Здесь перед нами – дух Тайра Томомори [292]292
  Тайра Томомори– сын могущественного Тайра Киёмори, главы рода Тайра, покончил с собой, бросившись в воды залива Дан-ноура, когда стало ясно, что ничто уже не может спасти Тайра.


[Закрыть], потомка великого государя Камму в девятом поколении. Вот удивительно, не правда ли, Ёсицунэ?

Хор

 
Со мной не ждал ты, верно, встречи.
Но вот я здесь. Влекомый плеском волн
И криками гребцов твоих, явился.
 

Дух Тайра Томомори

 
Я – Тайра Томомори, и могилу
В волнах морских нашел свою, но здесь же
 

Хор

 
Ее теперь найдет Ёсицунэ!
Так молвил он, в волнах морских качаясь.
Вот меч свой обнажил. Мечом вращает,
Взбивая волны. Страшный смерч всклубился.
О, гнев неистовый ему туманит взор
И разум! В ослепленье
Вокруг не видит ничего он. Ужас! Ужас!
 

Дух Тайра исполняет танец «хатараки», изображающий поединок.

Ёсицунэ

Но тут Ёсицунэ, не дрогнув,

Хор

 
Но тут Ёсицунэ, не дрогнув,
Выхватывает меч, и, словно перед ним
Из плоти человек, он с громким криком
Вперед бросается, готовый бой принять.
Бэнкэй, не растерявшись, встал меж ними:
«Нет, меч тут не поможет!»
И перебирая четки, начинает
Произносить молитву:
 
 
Богу-хранителю Восточных врат, Годзандзэ,
Богу-хранителю Южных врат, Гундари,
Богу-хранителю Западных врат, Дайитоку,
Богу-хранителю Северных врат, Конго,
Всем богам-хранителям,
И главному среди них,
Всемогущему защитнику Фудо!..
 

«Ситэ», опустив руку с мечом, постепенно отходит в сторону помоста. Совершает энергичный проход по помосту, резко останавливается перед занавесом, поворачивается кругом, сильными прыжками возвращается к месту дзёдза и замирает неподвижно, показывая, что дух исчез.

 
Он молится, и злые духи в страхе
Все дальше отступают. А Бэнкэй
Становится возле гребцов, и дружно
Взлетают весла. Вот уже ладья
У берега, а духи злые,
Теснимые молитвою, бессильно
Качаются, качаются в волнах…
И гребни белые смыкаются над ними…