Текст книги "Классическая драма Востока"

Автор книги: Мотокиё Дзэами

Соавторы: Шэн Хун,Хань-цин Гуань,Киёцугу Каннами,Сянь-цзу Тан,Тин-юй Чжэн,Чао-гуань Ян,Шан-жэнь Кун,Чжи-юапь Ма
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)

Кроме Дзэами, в создании репертуара Но участвовало еще несколько драматургов школы "Кандзэ" (название это составлено из первых слогов имен Каппами и Дзэами), как, например, сын Дзэами – Дзюро Мотомаса (1395–1459) или Кандзэ Кодзиро Нобумицу (1435–1516). После XVI века творческая энергия театра Но иссякает, новых пьес уже не создают.

В театре Но говорили прозой на языке своего времени, но поэтическая речь высокого стиля была построена по законам классического литературного языка более ранних эпох.

Актеры (как и всюду в театрах Дальнего Востока) говорят и поют голосом особого искусственного тембра, напоминающим низкое или высокое звучание духовых инструментов. Даже прозаическую речь скандируют протяжно и напевно.

Стихи в театре Но необычайно мелодичны, музыкальны, они, что навивается, призваны "ласкать ухо". Их не клали на музыку, они рождались вместе с музыкой. Длина стиха варьировалась сообразно с мелодией и темпо-ритмом.

Стихи в пьесах ёкёку на первый взгляд просты и прозрачны, но в основе их лежит сложная поэтика. Силлабическая японская поэзия не знает рифмы, обогащение стиха требовало особых приемов. В японском языке много омонимов, то есть слов, которые звучат одинаково, но имеют разный смысл. В пейзажной "песне странствия" (митшоки) обыгрывались по смыслу топонимические названия. Слова, или даже часть слова, получали двойное значение и сцепляли между собой фразы, как закрепка ожерелья.

Ассоциативные силы сцепления работали очень мощно. Один поэтический образ рождал другой: вслед за парусом "появлялись" челн, весла, волны, морская даль и так далее.

Из богатого арсенала классической литературы, японской и китайской, заимствовались эпитеты, метафоры, цитаты… Иногда какое-нибудь знаменитое стихотворение вставлялось целиком по ходу действия, как своего рода ариозо.

Японская лирика любила миниатюры: пятистишие – танку. В средние века под сильным влиянием буддийских напевов вошли в моду песни на "современный лад" (имаёута) – восьмистишия. Длинные лирические поэмы, драматические баллады, эпическая поэзия, восходящая к народному сказу, не нашли себе места в литературной поэзии, они расцвели в театре.

Академик Н. И. Конрад писал в своей статье "Лирическая драма": "Умение сочетать как будто самые разнообразные элементы с блеском явлено в стиле ёкёку, в словесной ткани пьес. Эта ткань, сотканная из собранных отовсюду цитат и выражений, дана в такой художественной цельности, которую можно подметить только в самых самобытных произведениях японской литературы. Нити для пестрого ковра взяты отовсюду, но сплетены они так, что утрачены всякие самостоятельные признаки, целиком поглощающиеся общим целым. Такого результата авторы Но достигают своим умением нанизывать (цугихаги) одну заимствованную цитату на другую, умением вместить это все в единый метрический уклад, пронизать все целое единым ритмом… В сущности говоря, ритм (в широком смысле) является той стихией, в которой находят свое объединение все разнородные элементы пьес" ( Н. Конрад. Очерки японской литературы. М., 1973, с. 269–270).

В пьесах Но, построенных на декламационно-напевной основе, звучат мелодическое пение, речитатив (сказ), напевная речь. Сольные партии, "диалоги", восходящие к очень древней перекличке хоров, "спор" главного актера с хором сменяют друг друга. Очень часто актер пост лишь один-два начальных стиха, а хор подхватывает и продолжает повествование от его лица.

Состав музыкальной драмы Но очень разнообразен, однако в ней парит строгий порядок. Не только каждый элемент, но и вся цепь элементов подчинены строгим структурным законам.

В пьесе Но можно выделить две части (два действия). В конце первого действия главный актер – ситэ уходит по мосту за пятицветную занавеску, чтобы переодеться на сцене в это время часто, но не всегда разыгрывается интермедия (аи). Простак – кёгэн выходит на авансцену. Обычно это сельский житель. Действие как бы замирает на время и возвращается вспять. Кёгэн рассказывает какую-нибудь местную легенду, приоткрывая завесу над тем таинственным, что совершалось в первом действии. Интермедия была создана благодаря глубокому постижению восприятия зрителей. Это момент отдыха перед кульминацией зрелища.

Происходит "превращение", ситэ выходит в новом облике, как сверхъестественное существо. Главного актера до превращения принято называть "маэдзнтэ", а после превращения – "нотидзитэ".

Пьеса "Фуна-Бэнкэй" четко распадается на два разных эпизода, и ситэ исполняет в ней две роли: юной танцовщицы и мстительного духа.

Дзэами, однако, считал, что строение пьесы Но, по существу, трехчленное: вступление, разработка, финал (дзё-ха-кю). У каждой части свой темп: медленный, ускоренный, быстрый.

Во вступительной части актер-ваки после музыкальной интродукции представляется публике. Он называет свое имя ("нанори") и говорит о том, куда направляется и зачем. Следует "песня странствия" (митиюки). Актер делает вид, что садится в лодку или на лошадь, обходит сцену… Затем следует "прибытие".

Разработка, в свою очередь, обычно состоит из трех частей (таким образом, в пьесе Но их всего пять). Начинается она с торжественного выхода ситэ. Первая сцена как бы рисует пейзажный фон, на котором должны развернуться события, это завязка. Две другие развивают сюжет в нарастающем динамическом напряжении. В конце третьей части дается ключ к разгадке тайны. Хор ноет коду.

Финал пьесы (его название "кю" значит "быстрый") как бы устремлен к завершению пьесы. В момент кульминации возникает танец. Но еще и раньше, на протяжении всего спектакля, все движения актеров следуют четкому хореографическому рисунку.

Актеры двигаются особым скользящим шагом, плавно и медленно, иногда принимают статуарные позы. Скупой жест предельно условен. Так рука, поднесенная к лицу, означает рыдания. Можно говорить о символическом "языке веера".

Танец в театре Но (май) не похож на народные пляски (одори). он воплощает в себе принцип "югэн" и создан для неспешного созерцания. Все движения полны сдержанной грации.

"Танец нападения" и "воинская пляска" допускают стремительные прыжки. Но Дзэами требует, чтобы при этом соблюдалось чувство меры, иначе пляска станет хаотической.

Спектакль театра Но был тщательно и продуманно организован. Он тоже следовал строгому ритму.

Первая драма была как бы вступлением. В ней часто появлялось божество (например, "Такасаго").

Три следующих должны были контрастировать между собой. Это могли быть драмы, в которых призрак воина является из глубины преисподней ("Киёцунэ"). В "драмах с париком" ситэ, исполняя женскую роль, надевал на себя парик с длинными волосами. Женщины в спектаклях театра

Но не участвовали. Очень любимы были драмы, где главным персонажем была "безумная женщина" ("Гробница Комати").

Пятая пьеса – финал – выбиралась с благожелательным значением. Ситэ в ней всегда сверхъестественное существо ("Горная ведьма").

Сюжеты для пьес Но обычно заимствовали из всем знакомых, известных мифов и легенд или из знаменитых литературных произведений. Но были драмы и "из подлинной жизни", как, например, "Река Сумида", в которой мать ищет своего маленького сына, похищенного работорговцами ( Сэами. Река Сумида. Перевод Н. И. Конрада. – Сб. «Восточный театр». Л., «Academia», 1929, с. 329–340). Такие пьесы свидетельствуют о том, что в театре Но сохранились элементы народного театра.

Спектакль театра Но должен был перенести зрителя в особый поэтический мир, пробудить в нем возвышенные мысли и переживания и, наконец, в момент кульминации глубоко потрясти его. Сострадание, ужас, восторг – все должно разрешиться в особом чувстве наслаждение красотой.

* * *

Средневековый фарс – кёгэн, жизнерадостное скоморошье искусство – имеет те же истоки, что и театр Но: народные зрелища (Саругаку и Дэнгаку). На старинном рисунке можно видеть, как бродячие актеры дают под открытым небом веселое представление, а зрители помирают со смеху, сидя прямо на земле или взобравшись на крышу.

Поэт XI века Фудзивара Акихира в своих записках "О новых Саругаку" оставил нам названия комических сценок: "Как монахиня Мёко просила нижнюю рубашку", "Как провинциал приехал первый раз в столичный город", "Выпить – прожить тысячу лет"… ( Н. Конрад. Японский театр. – Там же, с. 271) и тому подобное.

Фарс-кёгэн сложился в полноправный театральный жанр одновременно и параллельно с музыкальной драмой Но, в первой половине XIV века. Два этих жанра обособились друг от друга, однако труппа актеров фарса входила в состав театра Но на подчиненных началах и выступала на той же сценической площадке в перерывах между драмами. Обычно давалось четыре фарса. Актер из трупы кёгэн появлялся и в ходе драмы Но как характерный комик-простак, работая "у ковра", пока ситэ переодевался и готовился к новому выходу.

Вместо принципа "югэн" фарс выдвинул другой основной принцип игры: "окасими" (комизм) в сочетании с "мономанэ" (жизненной правдой). Актеры фарса правдиво и достоверно изображали людей своего времени. Кёгэн вышел из народной среды и поэтому язвительней всего высмеивает феодалов и духовенство. Он очень тесно связан с фольклором: сатирической и бытовой сказкой, анекдотом.

В фольклоре и фарсе сложились противоборствующие пары персонажей: настоятель храма и послушник, князь – даймё и озорной сметливый парень из народа, лишь по виду простодушный дурачок. Слуга Таро японского фарса и Хикбити народной сказки принадлежат к бессмертному типу "дурачков", которым всегда удается провести и высмеять своего господина.

Народный юмор зорок, он подмечает смешные и слабые стороны своих властителей. Даймё и священники – отрицательные комические типы. Даймё в фарсе – тупой и заносчивый феодал, невежественный до последней степени. Он все время попадает в нелепые ситуации. Настоятели храмов, монахи, все, кто причастен к духовенству, отличаются непомерной жадностью. В антиклерикальных фарсах пародируются плохо затверженные наизусть проповеди и непонятные на слух буддийские сутры: "борон-борон"…

Если комический персонаж фарса, что называется, "свой брат", крестьянин или ремесленник, то вышучивается он с беззлобным юмором, – ведь под обстрел попадают обыкновенные человеческие слабости, а не социальные пороки.

В бытовых фарсах действуют злая жена и робкий муж, тесть и глупый зять… Сочинители кёгэнов находили в сокровищнице фольклора бесчисленные сюжеты для фарсов и сами придумывали забавные ситуации.

Конструкция фарса несложна: короткий пролог и два-три эпизода, – ведь длился фарс очень недолго, минут пятнадцать. Действие разворачивалось в быстром темпе и обычно кончалось потасовкой и погоней: "Не уйдешь, не уйдешь!" При всей его простоте в фарсе были созданы хорошие роли для комических актеров.

"Фарс обращался к жизни, к реальному человеку средневековья, – сообщает В. В. Логунова, – его герои говорили сочным, разговорным языком. Конфликт в кёгэнах разрешается всегда реальными средствами, без вмешательства потусторонних сил. Потасовки, беготня, преувеличенная жестикуляция действующих лиц делали кёгэны очень динамичными. Артисты фарса обычно играли без масок" ( В. В. Логунова. Кёгэн – японский средневековый фарс. Изд-во восточной литературы, 1958, с. 5–6).

Маску надевал только актер в роли фантастического существа: бога грома или черта. Само собой, это комические черти, они смешат, а не пугают.

Костюмы в кёгэне обычные, бытовые. Подчеркнута нелепость придворного костюма: модные в то время длинные штаны, которые волочатся по земле. Даймё на подмостках выглядит смехотворно…

Встает вопрос, как же могли настоящие даймё поощрять такие фарсы? Острая народная сатира в фарсах-кёгэнах все же несколько смягчена, и, кроме того, фарсы исполнялись в театре Но, как интермедии между драмами, своего рода клоунады. К ним не относились серьезно.

С течением времени средневековый фарс потерял творческий импульс, живое искусство импровизации заглохло, кёгэн принял канонические формы.

В истории кёгэна прославлены три театральные школы. Из них особенно знаменита школа Окура, основанная талантливом артистом и сочинителем фарсов Компару Дзэнтику (1405–1520). Артисты этой школы и до сих пор сохраняют ее традиции.

До нас дошло около трехсот кёгэнов, записанных и изданных в XVII веке, но было их гораздо больше. Импровизации легко возникали на подмостках и, не закрепленные в текстах, забывались.

Все же и то, что осталось, – бесценное свидетельство, созданное самим народом, о людях и нравах японского средневековья. Это и до сих пор источник веселого смеха.

* * *

Замечательный драматург Тикамацу Мондзаэмон (1653–1724) писал свои пьесы в эпоху позднего феодализма на стыке двух времен, старого и нового. Власть правящего военного сословия была еще крепка, но «злато и булат» уже начали свой спор.

В самом начале XVII века один из князей – хитроумный и удачливый Токугава Иэясу сумел в решающей битве одолеть своих соперников. Он осуществил давнюю мечту всех прежних сегунов: привести к подчинению воинственных феодалов и объединить Японию. Правительство Токугава (бакуфу) обосновалось в городе Эдо, ныне он называется Токио. В стране был введен жестко регламентированный режим.

Всю тяжесть его испытали крестьяне. В пьесе Тикамацу "Ночная песня погонщика Ёсаку из Тамба" служанка в харчевне жалуется: "Отец мой – крестьянин из деревни Ёкота. Ему уже шестьдесят шесть лет, и вот его, старика, бросили в водяную темницу за недоимку. Требуют с него два мешка с лишним рисового зерна". В такой темнице сажали по горло в воду.

Строгий надзор был учрежден буквально повсюду: в княжеских замках, селах и городах. Ослушников карали смертью.

Мелкие вассалы-самураи принадлежали к первому сословию страны, они могли безнаказанно снести голову любому простолюдину, но, теряя службу у своего феодального господина, самураи деклассировались и лишались средств к пропитанию. Иные из них добровольно уходили в город, где был спрос на образованных людей, случалось даже, что они возглавляли восстание крестьян. Деклассированный самурай назывался "рошга", то есть "человек-волна" ("перекати-поле"). Дед Тикамацу по некоторым сведениям, был старшим вассалом у какого-то князя и получал немалое довольство риса, отец стал ронином и поселился в Киото.

Там, в Киото, жили "Сын Неба" – император, лишенный всякой власти, и, как призраки былого величия, аристократы с громкими титулами.

Между Киото и Эдо пролегала знаменитая Токайдоская дорога, которая так красочно изображена на цветных гравюрах Хнроснгэ и в пьесах Тикамацу.

Подлинное имя драматурга – дворянское: Сугимори (родовое прозвище) Нобумори (личное имя). Тикамацу Мондзаэмон – его театральный псевдоним – звучит простонародно. Как провел свои юные годы Тикамацу, доподлинно не известно.

Ему, выходцу из обнищавшей семьи потомственных воинов, пришлось пройти большую трудную школу жизни. Возможно, в юности он служил у одного киотоского аристократа, побывал в монастыре, носился, – как он сам говорит, – по волнам городской жизни… В пьесах его можно найти живые, зорко наблюденные сцены из городского и сельского, монастырского и придворного быта. Точность нраво– и бытоописания роднит пьесы Тикамацу с новеллами его современника, талантливого писателя Ихара Сайкаку ( Ихара Сайкаку. Избранное. М., «Художественная литература», 1974). Демократическое искусство горожан тяготело к реализму.

Умиротворение страны содействовало росту товарно-денежных отношений. Быстро развивались города Эдо, Киото, Осака и другие. В городах кипела жизнь, процветали торговля и ремесла. Эпоха Гзнроку (1688–1704 гг. или, в более широком понимании, последняя четверть XVII и первая четверть XVIII в.) знаменита в истории японского искусства. На весь мир прославлены цветные гравюры "укиёэ", в то время это были недорогие лубки. Искусные мастера-ремесленники резали из камня и кости миниатюрные фигурки-нэцкэ (для ношения на поясе), которые теперь занимают почетное место в музеях мира. Типографии печатали на резных деревянных досках большими по тому времени тиражами книги с картинками, рассчитанные на вкусы читателей-горожан.

Литература XVII столетия свежестью, смелостью и новизной в известной мере напоминает европейскую литературу Возрождении. Сначала она поставляла, что называется, "чтиво", способное позабавить и заинтересовать горожан. Но к концу века в поэзии и прозе появились великолепные мастера: писатель Ихара Сайкаку, поэт Мацуо Басё ( Басё. Лирика. Перевод с японского Веры Марковой. М., «Художественная литература», 1964) и другие.

Так же стремительно шли к вершинам искусства народные театры Кабуки и Дзёрури. Горожанам нужны были зрелища. Сначала, в начале XVII века, выступали труппы танцовщиц, потом мальчиков-подростков. Они были запрещены. В Эдо, Киото, Осака сформировались труппы мужчин-актеров. В эпоху Гэнроку появились великолепные актеры: в Эдо – Итикава Дандзюро Первый, а в Киото – Саката Тодзюро.

Неизвестно, когда и почему Тикамацу Мондзаэмон увлекся театром. Ему было лет тридцать, когда он стал писать пьесы для Саката Тодзюро. Этот умный и тонкий артист, сам сочинивший несколько драм, лучше всего исполнял роли простых людей из народа. В записях современников сохранились его слова: "Какую роль ни играл бы артист Кабуки, он должен стремиться лишь к одному: быть верным правде", "Искусство артиста подобно суме нищего. Что ни увидишь, все запомни".

Тикамацу создавал для него в своих драмах роли "первых любовников".

Пьесы для театра Кабуки сильно отличались от музыкальных драм театра Но, хотя на первых порах и заимствовали из них сюжеты и отдельные приемы. Актеры выступали без масок, но применялся символический грим: например, красные полосы на лице изображали гнев.

Многоактные драмы Кабуки должны были вызвать ужас и сострадание. Горожане любили сильные театральные эффекты. В так называемых "исторических драмах" изображалось условное средневековье с кровавой вендеттой, поединками и убийствами. Давались и "мещанские драмы" из современной жизни. Зрители проливали потоки слез, когда злосчастная судьба разлучала любовников.

Тикамацу был мастером остросюжетной интриги. В самых потрясающих моментах публика разражалась одобрительными криками: "Мондзаэмон! Мондзаэмон!"

Как Шекспир искал сюжеты в старых хрониках и новеллах, так и Тикамацу оживил рассказы и легенды, запечатленные в старинных романах и эпопеях. И все же Тикамацу даже в своих исторических пьесах с полной поэтической свободой изображал новых людей своего времени. Чувство, выраженное с большой силой, одерживало нравственную победу над феодальным долгом. Там же, где торжествовал феодальный долг, он уже казался ходульным, неестественным, противоречил человеческой природе: герой убивал сам себя, приносил в жертву жену и детей, – всех примеров не перечислить.

Несмотря на большой успех его пьес, Тикамацу постепенно охладел к театру Кабуки и увлекся театром Дзёрури. Можно лишь гадать, что было этому причиной.

В театре Кабуки властвовал актер, в театре Дзёрури – драматург. Конечно, и драматург был в известной мере ограничен, набор кукол навязывал ему условные типы, надо было считаться с возможностями рассказчика (гидаю), но все же сочинитель пьес чувствовал себя свободнее, у пего, что называется, были "развязаны руки". Парадоксальным образом, чем больше условен театр кукол, тем сильнее можно было в нем изобразить некоторые моменты действительной жизни, например, любовную страсть.

Анатоль Франс писал в своей статье "Гросвита в театре марионеток": "…они (марионетки) сделаны именно для того, что они делают, их природа соответствует их назначению, и они достигают совершенства без всяких усилий.

Марионетки… созданы по образу и подобию дочерей мечты" ( Анатоль Франс. Собр. соч., т. 8. М., «Художественная литература», 1960, с. 175).

В театре кукол Дзёрури рассказчик ведет свое напевное повествование под аккомпанемент сямисэна (род трехструнной гитары). Слово соединено с пантомимой.

В XVII веке возникло много трупп Дзёрури; в Киото, Эдо и других городах. На острове Авадзи в деревне Итимура (она получила название "город кукол") и до сих пор существуют потомственные компании кукловодов, но наибольшей славой пользуется старинный театр Бунраку-дза в городе Осака.

Куклы Бунраку большие, в две трети человеческого роста, механизм их управления спрятан внутри, под одеждой, и с течением времени все усложнялся. Сначала куклы могли только поворачивать головы вправо и влево, потом стали двигать глазам", бровями, пальцами рук, открывать рот… Головы для старинных кукол создавали превосходные мастера. Голова куртизанки – идеал красоты в эпоху Гэнроку. Очень экспрессивны голова самурая – рог изогнут книзу дугой, брови взлетают к вискам, – или гротескно-смешные маски простолюдинов.

Кукловоды с открытыми лицами, в церемониальных костюмах или в черных капюшонах с прорезями для глаз, управляют куклой на виду у публики. Куклы фехтуют, пляшут, сотрясаются от рыданий, они "играют" так живо, что со стороны кажется, что кукловод только сдерживает куклу, а она в порыве отчаяния вырывается у него из рук…

В труппе дружно работают кукловоды и музыканты, но ведущая роль традиционно принадлежит певцу-рассказчику. Драматическая поэма дзёрури ведет свое начало от народного эпического сказа. В тексте ее не обозначены действующие лица, по – как в пьесе Но – даются традиционные указания, где повысить или понизить голос, в каком ритме или какой манере следует исполнять то пли иное место. Народная песня сменяется сказовым речитативом, звучит бытовая речь. Рассказчик ведет повествование и "от автора", и от лица всех героев пьесы, то есть должен обладать исключительной способностью к мгновенному перевоплощению.

Пьесы для кукольного театра, сочиненные до Тикамацу, обычно называют "старыми дзёрури". Вот что говорил о них Тикамацу: "Старые дзёрури похожи на нынешние похоронные речи, нет у них ни цветов, ни плодов. С того самого времени, как начал я сочинять, я вложил все свое сердце в мои труды, потому и удалось мне поднять дзёрури на небывалую доселе высоту".

Свои первые дзёрури Тикамацу создал для Киотоского театра кукол Мандзю-дза, основанного в 1675 году известным певцом-рассказчиком Удзи Каганодзё. Тикамацу соединил воедино лучшее, что было в театральных жанрах Дзёрури и Кабуки, и создал великое искусство общенародного значения.

Дзёрури его с большим успехом шли и в городе Осака, где в 1684 году открыл свой театр Такэмото Гидаю Первый. Имя "гидаю" стало нарицательным для певцов-рассказчиков кукольного театра.

В жизни Тикамацу произошел большой перелом, он переехал из Киото в Осака и стал драматургом театра Такэмото-дза.

Осака был крупным торговым городом, где "серебро рождало серебро". Тикамацу в своих дзёрури показал "веселые кварталы", где купцы просаживали деньги, тихие дома и шумные улицы, реки и каналы с перекинутыми через них мостами. К собранию его пьес часто прикладывают план старинного Осака. Именно в этом городе Тикамацу искал и нашел своих самых популярных героев: небогатого купца на грани разорения, прекрасную девушку, проданную в дом любви, – они ищут счастливое будущее в потустороннем мире через двойное самоубийство. Следует заметить, что тема самоубийства часто встречается в народных легендах Японии.

В 1703 году на сцене Такэмото-дза была исполнена первая "мещанская драма" Тикамацу "Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки". Это великий день в истории японского театра. Впервые родилась подлинная народно-гуманистическая драма. Гибель любящих вызвала всеобщее сочувствие зрителей.

Герои драмы – простые горожане – были близки и понятны, возникало чувство общности судьбы.

Тикамацу создал двадцать четыре "мещанские драмы". Среди наиболее известных и любимых можно назвать дзёрури "Ночная песня погонщика Ёсаку из Тамба" (1708), "Гонец в преисподнюю" (1711), "Копьеносец Гондза в двойном плаще" (1717), "Девушка из Хаката в пучине бедствий" (1718), "Самоубийство влюбленных на Острове Небесных сетей" (1720), "Масляный ад" (1721). Все они переведены на русский язык ( Тикамацу Мондзаэмон. Драматические поэмы. Перевод с японского Веры Марковой. М., «Художественная литература», 1968).

В своих "мещанских драмах" Тикамацу создал типы людей переходного времени, мятущихся, слабовольных. Они уходят из жизни в смерть, не в силах найти другого выхода.

Героини пьес Тикамацу овеяны поэзией, они верны, благородны, самоотверженны, у них более сильная и стойкая воля, чем у их возлюбленных.

Падающим на самое дно, погибающим героям противостоят резонеры – воплощенная мещанская добродетель. В большинстве случаев они не наделены достаточной индивидуальностью, это движущие пружины действия, – ведь порой именно вмешательство ханжеских резонеров вызывает конечную катастрофу.

В основу пьесы, согласно обычаям того времени, часто клалось подлинное происшествие. Известно, что убийство, изображенное в "Масляном аде", на самом деле произошло в 1721 году накануне Праздника мальчиков и немедленно было инсценировано в театрах Кабуки и Дзёрури. Это привлекало публику. Но, конечно, событие не изображалось протокольно, драматург мог дать волю своему воображению.

"Масляный ад" – новаторская пьеса, самая реалистическая из всех драм Тикамацу. Именно поэтому она на первых порах имела мало успеха и завоевала признание лишь в XX веке.

Главный герой – убийца Ёхэй. Великий драматург показал его характер в развитии. Весь путь постепенного падения Ёхэя прослежен от самого детства. Балованный мальчик, шалый городской парень, он неизбежно попадает в лапы ростовщиков. Даже само убийство Ёхэй совершает почти бездумно, в порыве слепого отчаяния. И сама тема, и ее разработка скорое напоминают современные японские фильмы, чем старинные пьесы.

Любовницы Ёхэя – продажные девушки – весьма мало романтичны. В пьесе нет настоящей любви.

Зато необычайно привлекательна купеческая женка о-Кити, жизненны и достоверны семенные сцены. Острофабульная пьеса движется на сцеплении конфликтов и контрастов.

Во всех "мещанских драмах" Тикамацу три действия. Обычно, в дзё-рури, как и в пьесах театра. Но, обязательно присутствует митиюки (песня странствия). У Тикамацу митиюки, развернутое в большую поэтическую картину, предваряет трагическую развязку в финале. Герои уходят в последний путь. Митиюки, созданные Тикамацу, великолепные поэмы в стихах на музыкально-песенной основе. Лишь в "Масляном аде" митиюки нет, – это пьеса бытовая, – но в ней, начиная с самого зачина, богато рассыпаны городские песенки.

Прозаическая речь в минуту эмоционального подъема переходит в стихи, напевные, богато оркестрованные, прошитые созвучиями. Так же, как в пьесах Но, в арсенале средств драматурга классические цитаты, игра слов, сложные цепочки ассоциации. Он – превосходный поэт.

В драму органически включены комические сцены. Как в средневековом фарсе, в "Масляном аде" звучат пародийно бессмысленные заклинания монаха. И у новеллиста Сайкаку и у Тикамацу буддизм, как церковь, подвергается осмеянию. Но буддийские истины часто возглашаются в конце дзёрури, как последняя надежда, завершающий примирительный аккорд в конце гибельного пути.

Тикамацу был основоположником нового театрального жанра и глубоким мыслителем, не только прагматиком, но и теоретиком искусства. В записях современников сохранились его беседы ( В. Маркова. Мондзаэмон Тикамацу о театральном искусстве. – Сб. «Театр и драматургия Японии». М., «Наука», 1965, с. 66–83). Театр кукол соперничал с театром живого актера, значит, «автор пьес дзёрури должен наделить своих кукол множеством разнообразных чувств и тем самым завоевать внимание зрителя». «Насытить чувством нужно не только повествование о событиях или речи героев, но даже описание пейзажа в митиюки…»

Душу в куклу можно было вложить через слово, музыку (вокальную и инструментальную) и движения кукол. Стихи у Тикамацу нерасторжимо связаны с народным мелосом. В основу дзёрури положено действие, а не рассказ о нем, как во французской классической драме, динамика, а не статика. Иногда текст дзёрури напоминает раскадровку киносценария, так точно фиксируются движения кукол, мизансцены, даже угол зрения, перспектива, а в митиюки путь героя подан на фоне движущейся пейзажной панорамы.

Придавая столь важное значение чувству, Тикамацу все же не хотел, чтобы оно изображалось "с наигрышем", надрывно и фальшиво, лишь бы выжать слезы у зрителей.

"Все элементы искусства дзёрури подчинены драматическому действию, – говорил он, – и если надо выразить печаль, то чем суровей будут напев и слова, тем сильнее будет выражено чувство печали".

Стремясь к правде, Тикамацу ставил перед собой вопросы: что такое правда театрального искусства? Каково соотношение между житейским фактом и правдой образа, во-первых, между правдой образа и условной природой театрального искусства, во-вторых?

Мысли Тикамацу оставили яркий след в истории японского театра и не потеряли значения даже в наши дни.

"Дзёрури стремится изобразить житейское явление, как подлинное, но вместе с тем в пьесе оно становится явлением искусства и перестает быть просто явлением действительности".

Убийство жены торговца маслом в дзёрури "Масляный ад" не просто факт, почерпнутый из уголовной хроники. В пьесе Тикамацу это катастрофа, которая надвигается медленно и неотвратимо, как в античной трагедии, и, обнажая до самого дна жизнь большого города, зримо показывает разъедающие его социальные язвы.

"Искусство находится на тонкой грани между правдой и вымыслом. Оно – вымысел и в то же время не совсем вымысел; оно правда и в то же время не совсем правда. Лишь на этой грани и родится наслаждение искусством".

Тикамацу учил показывать правду жизни в обобщенных образах, насыщая их творческой фантазией, по фантазия, по его мысли, не должна далеко отлетать от действительности. Вот почему "искусство находится на тонкой грани между правдой и вымыслом".

Заветы Тикамацу – прекрасная школа искусства и для драматурга и для актера, а созданные им пьесы вошли в золотой фонд мировой драматургии.

Дзэами и Тикамацу принадлежат к плеяде великих драматургов наряду с Калидасой и Софоклом, Кальдероном и Мольером. От встречи с ними "родится наслаждение искусством".

В. Маркова