Текст книги "Классическая драма Востока"

Автор книги: Мотокиё Дзэами

Каннами Киецугу (?)Гробница Комат [235]235
  Текст и музыку к этой одной из ранних пьес театра Но написал, видимо, Каннами Киёцугу.
  Название пьесы в оригинале: "Сотоба Комати", что означает "Оно-но Комати у ступы". Ступа – из дерева, глины или камня разной величины – устанавливалась над священным захоронением, или в честь какого-нибудь святого, или же как знак благочестия. Облик ступы описан в речах персонажей пьесы. Вокруг ступы и разыгрываются коллизии сюжета. Японские исследователи указывают на несколько народных легенд, легших в основу пьесы: легенда о бессмертии Оно-но Комати; рассказ о том, как нищенка посрамила в споре ученых монахов; так называемая "легенда о ста ночах". Сюжет пьесы связан с именем Оно-но Комати.
  Оно-но Комати (середина IX века), выдающаяся поэтесса, одна из основательниц классической танка-пятистишия. Академик Н. И. Конрад писал: "Комати славится не только как поэтесса, она знаменита на все века как образец женской красоты, и о чем вспоминают больше, когда говорят о ней теперь, установить трудно: так слились в ее образе эти два качества – поэтическое искусство и красота". Добавим, что имя ее в японском языке стало нарицанием красавицы. Биография Комати до нас не дошла. Но судьба ее, в неразрывной связи с замечательными стихами о любви, безоглядной и печальной, ее дивная красота произвела столь глубокое впечатление на современников, что вокруг ее имени стали складываться легенды. Уже в книге Сэй Сёнагон "Записки у изголовья" (конец X в.) о Комати говорится в связи с историей смерти молодого Фукакуса. Между тем литератор Фудзивара Киёцунэ (XII век), рассказывая эту историю, не называет героев по имени, и конец у нее другой: кавалер не приходит на сотую ночь, так как у него внезапно скончался родитель.
  Казалось бы, реальная Комати почти ничем не связана с героиней пьесы. И тем не менее всем своим обликом – воплощением хэйанского эстетизма, всей своей поэзией, проникнутой тонким ощущением красоты мира, она именно как поэт, как тип поведения, органично существует в пьесе, написанной много веков спустя. Философию пьесы нельзя свести к какому-то определенному направлению в буддизме, но несомненно большое влияние дзэн-буддизма с его склонностью к парадоксальным путям открытия истины; с его приятием жизни как сферы поиска высшего бытия: истины, открывающейся как внезапная красота среди страдания, искажающего жизнь до гротеска. Оно-но Комати выражает эти идеи в споре (мондо) с монахами об истинной святости и святости ступы. Она размышляет свободно, для нее наличное существование ступы и святость ступы связаны, но это не одно и то же. Истина не нуждается в материальной подпоре, недаром в конце "спора", который в конечном счете не спор, а совместное выяснение истины, цитируются знаменитые слова Хуэй-нэна, основателя китайского дзэн-буддизма: "Просветление-бодхи не растет на дереве бодхи…" Их произносят Комати, первый монах и хор. Завершением этой темы в пьесе (и это знаменательно для классической японской культуры) является озорное пятистишие, сказанное Комати с мгновенной легкостью, с истинной свободой. Но вновь в пьесе звучит мотив кармы (см. прим. к с. 380), мотив возмездия за наслаждение красотой, земной жизни как цепи страданий. Карма настигает Оно-но Комати как бессмертная страсть молодого Фукакуса, мучимого обидой. Две части пьесы словно связаны словами 99 и 100: возрастом Комати и числом ночей ожидания Фукакуса. Словно колесо возмездия, вращается время героев пьесы от сумерек к ночи…
  Перевод пьесы, как и всех других произведений японского раздела, осуществлен по книгам серии: "Нихон котэн бунгаку тайкэй". Токио, изд-во "Иванами", 1956–1960 гг. Примечания – В. Санович.


[Закрыть]

Действующие лица

Первый странствующий монах(ваки).

Второй монах, его спутник (вакидзурэ).

Старуха, затем поэтесса Оно-но Комати(ситэ).

Место действия: окрестности столицы; дорога, с которой виднеется Лавровая река; на обочине дороги разрушенная ступа – гробница.

Время действия: вечерний сумрак и ночь.

Звучит музыка, и тихой, важной поступью выходит странствующий монах и его спутник.

Монах и его спутник

(начальная песня)

 
Неглубоко в горах таятся
Наши скиты,
Неглубоко в горах таятся
Наши скиты,
Но в потайных глубях скитаются
Помыслы сердца.
 

Первый монах.Я монах из обители Алмазная Твердость [236]236
  Обитель Алмазная Твердостьна святой горе Коясан принадлежит буддийской секте Сингон.
  Прежний Будда– Будда Гаутама, провозгласивший четыре благородные истины: жизнь есть страдание; источник страдания – привязанности и желания; чтобы уничтожить страдания, надо отрешиться от желаний; достичь истины, истинного бытия в нирване – есть путь к достижению истины.
  Грядущий Будда(Мироку – санскр. Майтрейя) явится в мир, чтобы спасти все живое через многие-многие миллионы лет. Существование людей до этого срока – сон межвременья.


[Закрыть]на святой горе Коясан. Я спустился с горы и теперь иду в столицу.

(Говорит нараспев.)

 
Ведомо: Прежний Будда
навеки ушел,
А Грядущий Будда доселе
не является к нам.
 

Вместе

 
В сей межвременья сон рождены,
безнадежные,
Что признаем мы на земли
явью истинной?!
В миг случайный мы обрели
человеков обличие
среди тьмы обличий иных.
Набрели на Великое Слово
Просветленного Сакья
среди роя учительных слов.
Вот оно– семя прозрения,
постиженья начало! —
Так, сердцем надежду послышав,
В простые одежды,
Послушников черные рясы,
Смиренно оделись.
 

Монах и его спутник

(поют)

 
Мы прежде рожденья знали
Суть наших судеб,
Мы прежде рожденья знали
Суть наших судеб.
Путь жизни мгновенен, а путы
Страдания вечны.
Сквозь множество жизней гонимы
Стрекалом желаний,
В тенетах причин и следствий
Слепцы блуждают.
Мы ни к чему не привязаны,
Невозмутимо сердце!
Разрешили мы узы родства!
Жалость отринули
К родителям милым давно.
Так и о нас
Позаботиться более некому.
Мы забыли детей.
 
 
Что для нас тысяча ри —
Путь недалекий!
Мы в скитаниях передохнем
В одичалом поле.
Нам ночлегом простая скала,
Наша кровля – небо.
В нас прибежище заключено
Истинной правды!
В нас прибежище заключено
Истинной правды!
 

Монах и его спутник отходят в глубь сцены и садятся. На сцену вносится складное сиденье, означающее разрушенную гробницу-ступа. Звучит музыка, и, опираясь на клюку, медленно выходит «ситэ» в роли старухи, проходит по помосту, время от времени садится отдохнуть.

Старуха

(поет)

 
Плавучей, плакучей травы [237]237
  Плавучей, плакучей травы… – В несколько измененном виде приводится часть стихотворения Комати: "Оборваны корни //
Плавучей, плакучей травы…Так и я бесприютна.С легкой душой поплыву по теченью.Лишь только услышу – плыви".  Словно бы зимородка крыла… – Здесь и далее при описании красоты Комати использованы строки назидательного сочинения того времени «История расцвета и увядания красавицы Комати», написанного на китайском языке.


[Закрыть]
Оборваны корни,
Плавучей, плакучей травы
Оборваны корни,
Но уж не плыть ей покорно по зову
Текучей влаги!
 

(Говорит нараспев.)

 
Ах, какая владела в те давние дни
Мной надменная спесь!
Словно бы зимородка крыла,
Иззелена-черны,
Сияли струистою влагой речной
Пряди волос,
Извивались, как ивы тонкая ветвь
На весеннем ветру.
И была соловьиная лепота
В лепетанье речей,
И я красовалась прекрасней цветов
Хаги в полном цвету,
Когда они хладной росою полны
И вот-вот опадут!
А теперь служанка ничтожная,
Простая мужичка и та
Гнушается мной.
Всем – горчайший мой стыд
Выдает напоказ!
Безотрадные,
Налегли на меня
Луны и дни,
Столетней старухою
Пред вами стою!
 

(Поет.)

 
Я в столице от суетных глаз
В тень отступаю.
Так и жду: "Поглядите, она
Увяла, обвечерела!" —
Круглый день по заулкам кружу,
До предлунных теней.
И с луной заодно – к закату
Отхожу от столицы,
И с луной заодно – к закату
Отхожу от столицы.
Покидаю
Стоярусный Терем —
Облачную Обитель —
Гору Просторных Чертогов [238]238
  Стоярусный терем, Облачная Обитель, Гора Просторных чертогов – метафоры императорского дворца.


[Закрыть],
Где так тесны входы.
Даже горный страж не окликнет
Горестную старуху.
Он на луну смотрит, сокрытый
Тенью деревьев…
Я скольжу бесприютною тенью
От столицы прочь…
Так в тени пропали, сокрылись
Любви Могила,
Что в селении Птичьи Крылья,
И Гора-Осень [239]239
  Любви Могила, Селение Птичьи Крылья, Гора-Осень– находятся близ столицы.


[Закрыть].
Вот луна в реке Лунного Лавра —
Ладья речная…
Но кто ее к берегу правит,
В лад опуская весла,
Кто ее к берегу правит,
В лад опуская весла?
 

Совсем я выбилась из сил. Сесть разве передохнуть на этом трухлявом пне?

Снимает шляпу, тихо приближается к складному сиденью и опускается на него. Монахи встают.

Первый монах.День смеркается. Нам должно спешить. Однако что это? Сия жалкая нищенка сидит – на чем бы ты думал – на благодатной ступе, святом надгробье?! Следует вразумить ее и попросить уйти.

Второй монах со словами: «Воистину, следует!» – обходит старуху со спины. Он, первый монах и старуха образуют на помосте треугольник.

Эй, почтенная нищая! Не грешно ли тебе сидеть здесь, ведь это ступа. Подобье святолепного облика Будды, насколько мы можем постичь его с помощью пяти наших чувств! Изволь встать и отдохни где-нибудь в ином месте.

Старуха.Подобье святолепного облика Будды, грешно – говоришь ты. Но здесь нет ни письменных знаков, ни резных изображений. Я вижу всего только обветшалый пень, и пени твои напрасны.

Первый монах

 
Пусть даже в горной глуши
Затаилось трухлявое древо,
По единственному цветку
Вишня откроется сердцу.
 

И разве нет на этом святом подобии облика Будды ни малейшего знака резных из дерева изображений?!

Старуха

 
Я никчемна давно – под землей
Окаменелое древо.
Но почуяло дивную красоту
Сердце – цветок остатний;
И разве не верный знак:
Сой цветок – приношенье ступе?!
Изъясните ж теперь, отчего она —
Подобье облика Будды?
 

Второй монах

 
Ведомо: ступа есть проявленье
Обетованья Будды, чье имя:
Познавший Суть Великого Света – Дайнити Нёрай,
А он воплотился на время в нашей юдоли
Бодхисаттвою Конгосатта —
Имя значит:
Чудотворный алмазный жезл!
 

Старуха.Сколько же статей у этого проявленья?

Первый монах

 
Земля, Вода, Огонь,
Ветер, Пустота.
 

Старуха

 
Пять ярусов, пять основ,
Как в человеческом теле?!
Значит, ступа и тело равны,
Где же между ними различья?!
 

Второй монах

 
Казалось бы, ты права:
Отличья явного нету.
Но мощь добротворная их
По сути неравнозначна!
 

Старуха.Какова же добротворная мощь ступы?

Первый монах

 
"Единый взгляд на ступу – отдаленье
Навечное от трех дурных путей!"
 

Старуха

 
Подумай сам: "Единое мгновенье
Рождает в человеке Просветленье,
И это Просветленье добротворией
Святых заслуг, рожденных от строенья
Ста тысяч ступ!"
Так чья добротворность мощней,
Человека иль ступы?
 

Второй монах

 
Если сердце твое
Просветленья так полно,
Отчего этот мир
Ты не покинешь?
 

Старуха

 
Да разве сей тщетный мир
Покидают телом?!
Покидают сердцем его…
 

Первый монах

 
Но сердца лишенный
Разве способен узнать,
Что подобие Будды
В этом дереве заключено?
 

Старуха.Именно потому, что я узнала в нем подобие святолепного облика Будды, я и приблизилась к ступе.

Второй монах

 
Тогда почему же
Столь бесчинно на ней улеглась?
 

Старуха

 
Ах, много ль бесчиния в том,
Что и я отдыхаю – вместе
С повалившейся наземь давно
Ступой святою.
 

Первый монах

 
Это ты давно отступила
От прямого к Будде пути.
 

Старуха

 
Но и обратной стезею
К Будде равно приходят.
 

Второй монах

Вспомни, злокозненный Дайба [240]240
  Дайбавсячески мешал распространению Закона Будды, но Будда предсказал, что когда-нибудь тот постигает Благую Истину (нёрай).


[Закрыть]…

Старуха.Помню! Он стал милосерден, словно Каннон.

Первый монах

А глупец Хандоку…

Старуха.Возобладал мудростью самого Мондзю [241]241
  Мондзю– бодхисаттва Манджушри, олицетворение созерцания, мысли, знания.


[Закрыть].

Второй монах

Значит, то, что зовется Злом…

Старуха

От Добра неотделимо.

Первый монах

А то, что зовут заблужденьем…

Старуха

От Просветленья-бодхи.

Второй монах

Итак, Просветленье-бодхи…

Старуха

Не растет на дереве бодхи.

Первый монах

У Зерцала Великой Истины…

Старуха

Подзеркальника нет!

Хор

 
Да, Великие Чистые Истины
В этом мире чему уподобить?
Единосущны, не явлены —
Облика не имеют, —
Значит, в мире Великой Истины
Все живее и Будда – одно!
"С тех пор, как Нёрай обещал
Всех немудрых этого мира
От неведения спасти,
Жива милосердная клятва
В обете всех бодхисаттв —
Потому и кривой стезею
К Будде можно прийти".
Так убежденно Она сказала,
Что монахи тройной поклон
Перед ней совершили,
Лбами коснувшись земли.
"Поистине, – молвят, —
Прозренья сумела достичь
Жалкая нищенка!"
 

Старуха

 
Наконец-то я вновь ощутила
Силу, как встарь,
И ныне для вас забавную
Песню сложу.
 

(Говорит вполголоса, нараспев, с мгновенной легкостью складывая стихи.)

 
В пределах Блаженной земли
Почтенью великому к Будде
Пределы навряд ли сыскать,
А здесь, у священной ступы
Такой неприступный вид…
 

(Вдруг встает, с досадой отворачивается от монахов, затем вновь возвращается на свое место.)

 
О, эти докучные бонзы
С их проповедью несносной!
О, эти докучные бонзы
С их проповедью несносной!
 

Первый монах.Кем вы изволите быть? Скажите, кто вы?

Назовите ваше почтенное имя!

Старуха.Со стыдом называю вам свое имя.

 
Снисхождения просит
Дочь Оно-но Ёсидзанэ [242]242
  Дочь Оно-но Ёсидзанэ… – Подлинное происхождение Оно-но Комати неизвестно.
  Дэва– провинция на северо-востоке острова Хонсю.
  Созидала искусно китайские строфы… – По воззрениям тех времен, японские стихи (тапка) были высказыванием сердца, тогда как китайские – построением духовного разума.


[Закрыть],
Правителя Дэва, —
Оно-но Комати,
Ничтожная побродяжка!
 

Оба монаха

 
О, жалость! Комати несчастная!
Великая красавица
Старинных времен:
Сияла всем обликом,
Словно цветы.
Трехдневного месяца —
Бровей тонина.
Нити, зеленые,
Что Лунный Лавр.
Белоснежною пудрою
Шкатулки полны.
Одежды множество —
Легкий газ, плотный шелк:
В Лавровом Тереме
Уместится ли?!
 

Старуха

 
Я слагала японские пески,
Созидала искусно китайские строфы,
 

Хор

 
К веселью хмельному звала
В руке моей чарка,
И тогда на рукав мой с Небесной реки
Луна опускалась тихонько.
То были воистину времена
Младого цветенья!
О в какой же безвестный миг
Все изменилось?
 
 
На голове моей ныне
Спутанное былье
Заиндевелой полыни.
Темно-блестящие прежде,
Пряди волос на висках
Блекнут на старой коже,
Словно размазана тушь.
Тонко-летящие прежде —
О пара ночных мотыльков! —
Растаяли нежные брови —
Очертания дальних гор!
Черты единой [243]243
  Черты единой… – Здесь приводятся первые три строки из стихотворения в шестьдесят третьей новелле «Исэ моногатари»; морская трава «девять-на-девять» (цукумо) белого цвета, – если к иероглифу «белый» добавить одну горизонтальную черту, получится иероглиф «сто».


[Закрыть]
Вам до сотни лет не хватает,
Белесые космы:
«Девять – на девять» – травы морские
Над горькой влагой
Растравили мне горечью сердце,
Печаль беспросветна!
Вот стою под рассветной луною,
О как мне стыдно!
 

Старуха закрывается зонтиком.

 
С шеи у нее свисает
Мешок ветхий.
Что ты в него положила,
Отвечай, не мешкай!
 

Старуха

 
Сколько жить мне осталось нынче,
По правде, не знаю,
Но если доживу до завтра,
Утолит мне голод
Эта пригоршня
Бобов толченых.
Я ее в мешок положила
И несу с собою.
 

Хор

 
Что в суме у тебя за спиною,
Сумей ответить!
 

Старуха

 
Замасленное грязное платье
Я в нее положила.
 

Хор

 
А что на руке за плетенка?
Но не плети неправды!
 

Старуха

 
Черного и белого стрелолиста
Я в нее положила,
 

Хор

 
Да плащ дырявый,
Старуха
Да зонт дырявый.
 

Хор

 
Ей даже лица нечем
От людей спрятать!
 

Старуха

 
Все пустое! Остались бы только
Рукава хоть какие!
Ведь ни иней, ни снег мне не страшен,
Ни дожди, ни росы:
Затаить бы мне только слезы
От суетных взоров!
 
 
Вдоль дорожных обочин
Брожу я ныне,
Я прошу прохожих о подаянье
Или молчу, не в силах
Вымолвить просьбу,
Всякий раз наважденьем безумным
Вдруг одержима:
Искажается голос,
Меняется облик!
 

Прошу вас, подайте, прошу вас…

Эй, монахи!

Первый монах.Чего ты хочешь?

Старуха.Свиданья с Комати!

Первый монах.А разве ты не Комати? Ты, верно, бредишь.

Старуха.Вот еще! Комати – это та, что слишком предавалась любовной страсти. Ливень сердечных посланий, любовных просьб обрушивался ей на голову – словно вся ее жизнь была порою майских ливней, но сердце ее не ведало приливов искренности, ни капли правды не было в ее ответных письмах. Взгляните же теперь на месть кармы – на ее столетнюю старость! О, я люблю Комати, я люблю ее!

Первый монах.Кто же это из любивших Комати, чей дух так томится обидой?

Старуха.Многие стремились к ней всем сердцем, но до самой глубины любовь к ней растравила сердце молодого Фукакуса из селения «Глубокие травы».

Хор

 
Кружится, кружится возмездия колесо,
Влечет к началу обид,
Чтоб у дома ее на подставку легли
Оглобли моего возка!
 
 
Солнце в небе высоко ль стоит?
Сумрак вечерний.
Солнце в небе высоко ль стоит?
Сумрак вечерний.
О луна, верный товарищ в пути
К ее дому,
Пускай надзирает над Заставою Встреч
Бессонный сторож [244]244
  Пускай надзирает над Заставою Встреч // Бессонный сторож…В пятой новелле «Исэ моногатари» приведено стихотворение:
"О ты, страж заставына моей тропе,неведомой людям, —если бы каждый вечерты засыпал…"  (Перевод Н. И. Конрада).
  Хакима– длинные пышные шаровары, часть костюма хэйанского аристократа.
  Ветром набок заломлена // Черная шапка… – Имеется в виду «кадзаориэбоси» (дословно: ветром сломленная шапка).


[Закрыть], —
Не страшись, он нынче пропустит нас,
Выходи скорее!
 

При последних фразах хора старуха отходит к задней стене сцены, отворачивается от зрителей… Она спускает с плеч свою одежду, вытягивает из-под нее рукава. Затем надевает высокую мягкую шапку знатного вельможи, берет веер; движется к прежнему месту – музыка затихает.

Старуха

Белоснежные закатаны

Хакама…

(Пристально глядя на концы хакама, ударяет ногой в пол. Звучит музыка, и старуха медленно идет к противоположному краю сцены, затем поворачивает к середине… Она идет, словно на ощупь, движения ее неосмысленны. Кажется, из глубины ее существа всплывает страсть к ней молодого Фукакуса.)

Белоснежные закатаны

Хакама…

Хор

 
Ветром набок заломлена
Черная шапка.
Закрывшись до глаз рукавом
Охотничьего кафтана,
Я пробираюсь украдкой
К ее дому.
Я здесь и при лунном свете,
Я здесь и в безлунном мраке,
И дождливою ночью,
И ветреной ночью,
И порой, когда сыплются мелким дождем
Увядшие листья,
И порою глубокого снега.
 

Старуха

 
«Току-току» – талая влага с крыш —
Нетерпелива капель!
 

Хор

 
Приехал и уезжаю вновь,
Уехал и вновь приезжаю.
Первая ночь, вторая ночь,
Третья, четвертая ночь,
Седьмая, восьмая, девятая…
Десятая – на исходе.
Во Дворце торжествуют встречу
Нового Урожая [245]245
  Праздник Нового Урожаяотмечался в день «дракона» в средине одиннадцатой луны. В этом месте игра слов: «тоё» означает «богатство, довольство, обилие» и – «десятая ночь».


[Закрыть]…
Только я никого не встречу,
Одинок у ее дома.
Вот зарю отмечает криком
Прилежный петел, —
Так и я на краю подставки,
Где возка моего легли оглобли,
Отмечаю новой чертою
Ночь ожиданья…
Сто ночей, она мне сказала,
Сюда являться…
Девяносто девятая ночь!
О, как вдруг тяжко,
Все пред глазами кружится…
Тяжко в груди…
 
 
О печаль!
Ночи одной не дождавшись,
Фукакуса умер!
И обида его не дает мне покоя,
Наважденьем безумным
Я одержима!
(Успокаивается.)
Силу возмездья внезапно познав,
Молюсь о грядущем рожденье
Буддой в Блаженном краю, —
И нет вернее молитвы.
Из песчинок деяний благих
Я воздвигну священную ступу,
Чтоб очистить суетный туск
Со Златотелого Будды.
Я стану цветы возлагать к алтарю —
Приношение сердца.
Следуя Будды стезей,
Истину я постигну,
Следуя Будды стезей,
Истину я постигну!
 

Дзэами Мотокиё

Действующие лица

Томонари, главный жрец храма Асо (ваки).

Два его спутника, служители храма (вакидзурэ).

Старик(маэдзитэ), он же во втором действии бог Сумиёси (нотидзитэ).

Старуха(цурэ).

Местный житель(кёгэн).

Место действия: сначала побережье Такасаго [247]247
  Такасаго– название местности («Песчаные Холмы»), находится в провинции Харима (ныне префектура Хёго) на побережье Внутреннего моря, в центральной части острова Хонсю. Сумиёси (более древнее название – Суминоэ) – берег в провинции Сэтцу (ныне префектура Хёго) возле Осакского залива на Тихом океане. Здесь стоит синтоистский храм Сумиёси, посвященный трем божествам: морской глубины, средней части и поверхности моря. Часто их представляют как единого бога Сумиёси, покровителя моряков и японской поэзии. В пьесе сосна Сумиёси – одно из его воплощений.
  Согласно старинным брачным обычаям, восходящим еще к родовому строю (брак "цумадои"), муж посещал свою жену, и уходил на рассвете. Сосне Суминоэ предстоял далекий путь по волнам – до берега Такасаго.


[Закрыть]в провинции Харима, потом берег Сумиёси (Суминоэ) в провинции Сэтцу.

Время года – весна.

Под звуки музыки появляется Томонари и с ним два спутника.

Томонари и его спутники

(начальная песня)

 
Надел я дорожную одежду,
Сандалии на ногах.
Шнуром препоясав, дали иные
Отныне я буду искать.
Как этот пояс дорожный, долог,
Стелется путь впереди.
Как этот пояс дорожный, долог
Да будет ваш жизненный путь.
 

Томонари.Узнайте же, перед вами Томонари, главный жрец храма Асо на острове Кюсю [248]248
  Главный жрец храма Асо. – Асо – большой синтоистский храм в нынешней префектуре Каумамото. Оттуда до побережья Харима надо было совершить нелегкое в те времена путешествие по морю, чтобы далее направиться сухим путем до столицы (ныне город Киото).


[Закрыть]. Ни разу прежде не доводилось мне побывать в столице. И вот теперь задумал я туда отправиться, а по дороге желал бы поглядеть на места, прославленные своей красотой.

Томонари и его спутники

(песня странствия)

 
Дорожной одежды край
Волна увлажнила.
Дорожной одежды край
Волна увлажнила.
В далекий край мы плывем,
К далекой столице,
Ведет тихо-тихо ладью
Весенний ветер.
Дни странствия кто сочтет?
Взволновано сердце.
Белее, чем парус наш,
Парящие тучи.
Начало пути и конец
В туманах сокрыты.
Казалось, причал далек,
А вот он – близко.
Открылся земли Харима
Желанный берег.
Мы бережно правим ладью
В залив Такасаго.
Мы бережно правим ладью
В залив Такасаго.
 

Томонари и его спутники отходят в сторону и садятся.

На мосту под звуки музыки появляются старуха с метелкой в руках и старик с грабельками. Она останавливается возле первой сосны, а он – возле третьей.

Сэссю (1420–1506). Пейзаж. Фрагмент.

Старик и старуха

(поют вместе)

 
Весенний ветер [249]249
  Весенний ветер… – Танка написана на тему стихотворения поэта Оэ-но Масафуса (1041–1111);
"На вершине холмаВозле берега ТакасагоКолокол загудел.Верно, на зимнем рассветеИней холодный выпал?"  Колокол Оноэ. – Знаменитый колокол Оноэ находился неподалеку от Такасаго в сосновой роще возле нагорного синтоистского храма Оноэ-дзиндзя. В колокол били, призывая к вечерней и утренней молитве. Согласно легенде, он звучал сам собой от предрассветного холода.


[Закрыть]
Колышет ветви сосны —
Сосны Такасаго.
Колокол Оноэ
Звучит, возвещая вечер.
 

Старуха

 
Над берегом дымка встает,
Невидимы в сумерках волны.
 

Старик и старуха

 
Но голос волн говорит,
Отлив иль прилив на море.
 

Старуха выходит на середину сцены, старик остается в глубине.

Старик

 
Кого в целом мире теперь [250]250
  Кого в целом мире теперь… – пятистишие-танка поэта Фудзивара-но Окикадзэ, помещенное в антологии «Кокиисю». Конец слегка видоизменен. Лишь голос сердца – мы назовем… – «Голос сердца» здесь – синоним поэзии, берущей свое начало в человеческом чувстве.


[Закрыть]
Назову я старинным другом?
Сверстников мне не найти.
Даже сосна Такасаго —
И та моложе меня.
 

Старик и старуха

 
Прошлое позабыли мы,
Счет потеряли векам.
Сыплются, сыплются годы, как снег,
Волосы нам убелив.
Мы – словно старые журавли,
Зябнем под утро в гнезде.
На циновках из тростника
Луч предрассветной луны.
Иней весенней ночи знобит,
Сон убегает от глаз,
Слышим лишь ветер в ветках сосны,
Вот прошумел, вот стих.
Лишь голос сердца – мы назовем
Другом старинным своим.
Вверяем только напеву стиха
Грустные мысли свои.
 
 
О наш единственный посетитель,
Ветер с залива!
Тихо беседует с древней сосной,
Шепчет о прошлом.
Сыплется хвоя на рукава
Нашей одежды.
Мы от подножья ствола отметем
Иглы сухие.
Мы от подножья ствола отметем
Иглы сухие.
Здесь залив Такасаго.
Здесь залив Такасаго.
 
 
Здесь с незапамятных времен
Растет на вершине сосна Оноэ [251]251
  Растет на вершине сосна Оноэ… – Сосна Оноэ прославлена в японской поэзии. Здесь в повествование вплетается рассказ о других знаменитых соснах.
  Так ли долго, как соснам Ики // Неувядаемой славы? – В местности Ики-ио мацубара («Сосновая роща Ики») растут древние сосны. По преданию, они выросли из веток, посаженных в землю императрицей Дзингу (III в.) перед ее походом в Корею. Ики означает «жить», отсюда стихи получают двойное значение: топонимическое и смысловое.
  …зову? «дружной супружеской четой». – Так называются две сосны, красная и черная, стволы которых срослись вместе, а также сосны – супруги Такасаго и Суминоэ. В поэзии – символ супружеской любви.


[Закрыть],
Мы с ней вместе стареем.
Волны старости набегают на нас
Длинною чередою.
Долго ль будем мы мертвые иглы сметать,
Долго ль жить суждено нам?
Так ли долго, как соснам Ики
Неувядаемой славы?
Так ли долго как соснам Ики
Неувядаемой славы?
 

Томонари.Мы ждем какого-нибудь селянина, и вот наконец появилась чета этих престарелых супругов. Я хочу кое о чем расспросить старика. Послушай!

Старик.Это ты меня окликнул?

Томонари.Скажи, где здесь в роще прославленная сосна Такасаго?

Старик.Сейчас я подметаю иглы у подножья этой самой сосны.

Томонари.Сосну Такасаго и сосну на побережье Суминоэ люди зовут «дружной супружеской четой». Но ведь отсюда до Суминоэ далеко…

Старик.Правда, в зачине «Кокинсю» сосны Такасаго и Суминоэ именуются «дружной четой». Я-то сам проживаю на берегу Сумиёси в провинции Сэтцу, а моя старуха поблизости, в здешних местах. (Обращается к старухе.)Если ты знаешь что-нибудь любопытное о сосне Такасаго, поведай ему.

Томонари

 
О, чудо! Гляжу на них,
Век свой вдвоем коротают
Старые муж с женой.
Вот предо мной они вместе.
Но слышу, старуха живет
На берегу Такасаго,
Старик – вдали от нее,
На берегу Суминоэ.
Моря разделяют их,
Меж ними леса и горы…
Как это случиться могло?
Я в догадках теряюсь.
 

Старуха

 
Слова неразумны твои.
Ты разве не знаешь?
Пусть любящих разлучат
Моря и земли,
Но если и вправду сердца
Томятся в разлуке,
К любимой путь никогда
Не кажется длинным.
 

Старик

И вот еще о чем ты подумай.

Поют, обратись лицом друг к другу.

Старик и старуха

 
Пусть древние сосны Такасаго и Сумииоэ
Лишь бесчувственные существа,
Но ведь но напрасно их
«Неразлучной четой» прозвали.
Что ж дивиться тогда на людей,
Наделенных сердечным чувством?
Сколько лет – и не счесть! —
Каждый вечер я покидаю,
Чтоб жену мою навестить,
Берег дальнего Суминоэ.
Вместе состарились мы,
Как чета Неразлучных сосен,
Словно крепко-крепко сплелись
Под землей своими корнями,
Верных супругов пример.
 

Томонари

 
Удивляясь великому чуду,
Слушаю ваши слова.
Если в памяти вы храните
Предания старины
Об этой чете древних сосен,
Прошу, поведайте мне.
 

Старик.Как говорили о том в былые времена, сосны Такасаго и Суминоэ знаменуют собой счастливые царствования.

Старуха

 
Сосна Такасаго
Знаменует седую древность,
Когда собраны были
Мириады листьев «Манъёсю» [252]252
  Мириады листьев «Манъёсю»… – Знаменитая антология «Манъ-ёсю» («Собрание мириад листьев»), то есть древняя поэзия, как бы воплотилась в образе сосны Такасаго. Антология «Кокинсю»(«Собрание старых и новых песен») появилась в 905 г., то есть в годы правления Энги (901–923), когда царствовал император Дайго. Следовательно, действие пьесы совершается в начале X века, в седую старину, однако все пожелания долголетия и мира адресованы императору «наших дней». Реального властителя, сегуна, в пьесах Но явно никогда не восхваляли, он лишь «скрытый адресат» славословий, ибо официально считался «первым из подданных». Союз сосен знаменовал собой союз древней и новой поэзии, обеспечивающий гармонию и мир в государстве, а также, согласно учению китайской философии, двух миротворческих элементов Инь и Янь (мужское и женское начала, свет и тень и т. д.).
  Не увянут родные песни. – Иначе говоря, японские танка.
  Все озаряя, льется свыше… —Согласно одной из буддийских священных книг, Будда смягчает свой свет, чтобы смешаться с земным миром и помочь людям.


[Закрыть]…
 

Старик.А сосна Сумиёси знаменует нынешнее время, когда в годы правления Энги собраны были воедино стихи «Кокинсю».

Старуха

 
Будут вечно, как сосны, свежи,
Не увянут родные песни.
 

Старик.Поэзия в наши дни так же прекрасно расцвела, как в древние времена «Манъёсю»…

Старик и старуха

 
Ныне правящего монарха
Почтили за это хвалой.
 

Томонари

 
Чудесные ваши речи
Я слушать не устаю.
Сквозь темные тучи незнанья
Пробился весенний луч.
 

Старик и старуха

 
Все озаряя, льется свыше
Вечерний мягкий свет
На берег Западного моря,
Земную темную юдоль…
 

Томонари

И там, в далеком Суминоэ…

Старик

И в Такасаго, здесь…

Томонари

Все ярче зеленеют сосны…

Старик

Спокойна светлая весна.

Хор

 
На четырех морях тишина.
Всюду мир и покой.
Благодетельный ветер весны
Ветку не колыхнет.
О, Неразлучных сосен чета!
Послан ей дивный удел
В наши блаженные времена
Знаменьем счастья служить.
Для величанья не хватит слов,
Нет достойной хвалы!
Мудро правит страною наш государь,
Он довольством народ наделил.
В милосердии беспредельном своем
Изливает щедроты рекой.
В милосердии беспредельном своем
Изливает щедроты рекой.
 

Томонари.Прошу вас, поведайте мне еще о благовестной сосне Такасаго.

Хор

 
Пусть говорят, что травы и деревья
Ни сердца не имеют, ни души,
Но не пропустят времени цветенья,
Плоды приносят в свой урочный срок.
Всегда на ветках, обращенных к югу [253]253
  Всегда на ветках, обращенных к югу… – В китайском стихотворении Сугивара Фумитоки, помещенном в антологии «Синсэн вакан роэйсю» (ок. 1100 г.), говорится: «Роса тепла. Цветы на южных ветках // Уж начинают распускаться». Речь идет, видимо, о сливовых деревьях.


[Закрыть],
Торопится раскрыться ранний цвет
Навстречу солнечным лучам.
 

Старик

 
Цветут ли цветы,
Опадают ли осенью листья,
Сосна целый год
Остается вечнозеленой.
 

Хор

 
В круговороте времен
Приходят зимние вьюги,
Тысячелетний убор
Сосна хранит и под снегом.
"Цветет она десять раз,
Единожды в тысячу лет" [254]254
  " Цветет она десять раз…" – Так как, согласно древнему поверью, сосна цветет раз в тысячу лет, то, следовательно, государю сулят долгий век в десять тысяч лет.
  На ветках ее блестят… —В предисловии к «Кокинсю» сказано: «Песни Ямато! Вы вырастаете из одного семени-сердца и разрастаетесь в мириады лепестков речи – в мириады слов». (Перевод А. Е. Глускиной.)
  Ямато —древнее название Японии.
  И все, что на свете живет… – В предисловии к «Кокинсю» говорится: «Что же из всего живого, из всего живущего не поет своей собственной песни?»
  Но ведь некогда Тёно сказал… – Тёно– китайское чтение японского имени Нагато.
  Фудзива-ра Нагато– поэт XI в. В его трактате о поэзии есть такие слова: «Весной лес колеблем восточным ветром. Осенние цикады звенят в северной росе. Обо всем могут рассказать песни Ямато. Все, наделенное чувством, и все, не наделенное чувством, одинаково пробуждает любовь к поэзии».


[Закрыть], —
Так учит древняя мудрость.
Долгий век государю сулит
Вещая сосна Такасаго.
 

Старик

 
В благословенный наш век
Счастливых вестей ожидает…
 

Хор

 
На ветках ее блестят
Росы бессчетные перлы.
В песни они перейдут,
В жемчужины слов перельются,
Сердца людей озарят
Своим немеркнущим светом…
 

Старик

 
И все, что на свете живет,
Душой обратится к песне.
 

Хор

 
Но ведь некогда Тёно сказал:
"Все живое и неживое —
Любое созданье поет".
У каждого голос свой,
И каждый поющий голос
В поэзию проникает:
Шепот веток, шорох песка,
Рокот ветра, журчанье воды…
Все сущее сердцем наделено.
 
 
И светлый весенний лес,
Восточным колеблемый ветром,
И звон осенних цикад
В холодных росистых травах,
Разве не скажешь о них:
«Воплощенные песни Ямато»?
 
 
Но пред могучей сосной
Все деревья в лесу недоростки.
Над ними она вознеслась
В царственном великолепье.
Свой облик издревле хранит,
Все времена сопрягая.
Тысячи долгих лет
Свежа нетленная зелень.
 
 
Некогда циньский император [255]255
  Некогда циньский император… – В «Исторических записках» китайского историка Сыма Цяня (145-86 гг. до н. э.) повествуется, что циньский император Ши Хуанди (III в. до н. э.) взошел на гору Тай и спасся там под сосной от налетевшей бури. Ветви сосны чудесным образом выросли и защитили его. За это он пожаловал сосне придворный титул.


[Закрыть]
Сосне пожаловал высший чин.
Не только в Стране восходящего солнца,
Сосну почитают и в землях чужих.
 

Старик

(встает с места и начинает грабельками подметать опавшую хвою)

 
На холме Такасаго
Гулкий колокол Оноэ,
Слышу, подал свой голос.
 

Хор

 
Уже недалеко рассвет,
Всюду белый иней ложится,
Но, кажется, ветви сосны
Стали еще зеленее.
Каждым вечером, в поздний час,
Старик со своей старухой
Приходят сюда, к сосне,
Сгребать опавшую хвою.
Сыплются иглы дождем,
Но их число не скудеет.
 
 
И никогда-никогда
До конца не осыплются иглы.
Вечная зелень сосны
До скончанья веков не поблекнет,
Неразлучных сосен чета —
Зарок нерушимого счастья.
Громкой славой осенено
Имя сосны Такасаго —
Как вьющийся длинный плющ [256]256
  Как вьющийся длинный плющ… – Имеется в виду эвонимус японский. В предисловии к «Кокинсю» говорится: «…иглы вечных сосен – они не знают смерти; дикий плющ далеко вьется…»


[Закрыть],
Обещание долгой жизни.
Вы, старик и седая жена,
Как эта сосна, долголетни,
Вы, старик и седая жена,
Как ветви сосны, долговечны.
Поведайте тайну свою,
Имя свое нам откройте.
Кто вы? Как вас зовут?
 

Старик и старуха

(вместе)

 
Зачем же нам правду скрывать?
Здесь перед вами предстали;
В образе мужа и жены
Души двух древних сосен.
Неразлучна сосен чета —
Такасаго и Суминоэ.
 

Хор

 
О, чудо из чудес!
Сосна Такасаго
Явила нам
Небывалое диво!
 

Старик и старуха

(вместе)

 
Хоть сердцем не одарены,
Как говорят, ни травы, ни деревья…
 

Хор

 
Но в наш благословенный век,
В стране мудрейшего из государей…
Старик и старуха
Деревья, травы и сама земля…
 

Хор

 
Всё процветает в щедром изобилье.
"К «Берегу изобилья»,
К Сумиёси теперь поплыву,
Там меня ожидайте!" —
На прощанье молвил старик.
 

Старик веером показывает вдаль, потом делает вид, что садится в челнок и плывет по морю.

Хор

 
Он садится в рыбачий челн,
Причаленный к побережью,
Парус он поднимает ввысь,
Вверяясь попутному ветру,
И по сумеречным волнам
Уплывает в открытое море,
И по сумеречным волнам
Уплывает в открытое море.
 

Интермедия [257]257
  Интермедия. – Текст ее несколько сокращен. Опущены цитаты из классических книг, которые щедро приводит кёгэн, повторяя и развивая поэтические темы первого действия. Обычно в сборниках пьес театра Но тексты интермедии вообще не приводятся.
  Аводзи– остров, который лежит у входа в Осакский залив.
  Наруо– город возле дельты Муко (провинция Сэтцу), теперь входит в состав города Нисиномия.


[Закрыть]

Томонари приказывает одному из своих спутников призвать местного жителя. Тот выходит на середину сцены и садится. В ответ на вопрос Томонари он начинает свой рассказ: «Сосны Такасаго и Сумиёси воплощают в себе поэзию древних времен „Манъёсю“ и нового времени „Кокинсю“. Когда бог Сумиёси навещает свою супругу – богиню Такасаго, то ветви их глаголют божественные речи. Есть у этих благознаменательных сосен великая сила споспешествовать песням Ямато и приносить счастье в браке. Они обещают также счастливое долголетие». Окончив свое повествование, местный житель предлагает отвезти на своей лодке Томонари и его спутников к берегу Сумиёси, после чего удаляется.