Текст книги "Классическая драма Востока"
Автор книги: Мотокиё Дзэами
Соавторы: Шэн Хун,Хань-цин Гуань,Киёцугу Каннами,Сянь-цзу Тан,Тин-юй Чжэн,Чао-гуань Ян,Шан-жэнь Кун,Чжи-юапь Ма
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)
«Цзин» в роли старика входит в сопровождении ребятишек.
Старик.Я – житель Бяньляна по имени Лю Жун-цзу, мне идет восьмидесятый год. У меня много детей и внуков, обширны мои поля, велики мои достатки. В Бяньляне я первый богач. Мой отец рассказывал, что моего деда Лю Цзюнь-цзо какой-то толстый монах увел за собой в монастырь. У дедушки была особая примета – знак «терпение» на ладони. В нашей семье по сей день хранится полотенце со знаками «терпение», и мы все от мала до велика почитаем его, как самого дедушку. Сегодня как раз праздник великого равноденствия, вот я и иду с этим полотенцем на могилы предков, чтобы сжечь там номинальные деньги. (Уходит.)
Лю (входит). Я – Лю Цзюнь-цзо, обманутый одним лысым негодяем. Теперь я решил вернуться в свою семью.
(Поет.)
На мотив «Белая бабочка» в тональности «чжунлюй»
Что мне сказать? Для злости моей
нет подходящих мерил.
Мошенник-монах меня обманул,
исчадие адских сил.
Понапрасну я бросил все,
что так долго копил.
Жена и дети решили, что мне
домашний очаг не мил,
Что я – на лотосовом престоле,
среди цветов и светил.
Испытанье послано мне за то,
что многих я погубил,
Что слишком жадность во мне велика
и корыстолюбивый пыл.
На мотив «Опьянен весенним ветром»
Я ненавижу монаха
из обители, скрытой в горах,
В сердце моем огонь сильней,
чем в пограничных кострах.
Этот толстяк, этот безумец
и вертопрах
Сумел надуть меня,
до смерти напугать!
Не пример мне – Пань Юнь [153]153
Пань Юнь– богач, живший в VIII–IX вв. Обратившись в буддизм, он погрузил все свои богатства на корабль и пустил его плыть по течению реки.
Сунь Дэн– даосский отшельник (III в.), живший на горе Су-мэнь в Хунани, Се Ань-ши (320–385) – сначала жил в уединении в Восточных горах (Чжэцзян), позже вернулся на государственную службу.
[Закрыть], что корабль
с богатством
обратил во прах,
Ни цзиньский Сунь Дэн, что на кряже Сумэнь
пел о высших мирах,
Разве я Се Ань-ши, что спокойно
возлежал в Восточных горах?
Вот уже несколько дней, как я расстался с обителью, где-то здесь должны быть могилы моих предков. Но почему все выглядит как-то необычно? Поищу получше. Ага, вот они, могилы предков. Чуть было не прошел мимо. Подойду к ним поближе.
(Поет.)
На мотив «Встреча бессмертных»
Вплотную к кладбищу я подошел
с благочестивым приветом.
Почему здесь такое запустение? И таких высоких деревьев, когда я уходил, не было!
(Продолжает петь.)
Повсюду зеленые иглы —
над моей головой.
Были сосны и кедры ростом с меня,
когда я уходил отсюда.
И вот они уже так густы у
и так высоки!
Должно быть, выпало много дождей,
это ясно по всем приметам.
Иначе зачем бы им так тянуться
ввысь, за солнечным светом?
Ведь всего три месяца, как я ушел,
связан монашьим обетом.
Что ж, я осмотрел могильник, теперь можно и посидеть – ведь я шагал почти весь день.
Старик (входит). Вот я, Лю Жун-цзу, пришел на кладбище. Там сидит какой-то молодой парень. Придется окликнуть его. Эй, парень, зачем ты пришел на наше кладбище?
Лю.Это мое родовое кладбище, почему я не могу сидеть здесь?
Старик.Шлюхин сын, расселся на нашем кладбище, да еще говорит, что оно принадлежит его роду!
Лю.Старый невежа! Мешает мне посидеть на моем кладбище!
Старик. Да откуда оно твое? Ну, говори!
Лю
(поет)
На мотив «Поднимаюсь на башенку»
Давай, деревенщина, разберемся,
ссориться нам ни к чему,
He то я в суд на тебя подам
и быстро тебя уйму!
Кто позволил тебе на кладбище нашем,
словно в своем дому,
Располагаться и сеять хлеба —
и кто и почему?
Старик.Если это твое кладбище, скажи, сколько земли оно занимает?
Лю
(продолжает петь)
Порядочный кусок земли —
целых пять му.
Не то ты смельчак, не то дурак —
никак не пойму,
Раз ты посмел вспахать тут землю,
не боясь угодить в тюрьму.
Старик.Это могилы нашей семьи!
Лю.Нет, нашей.
Старик.Ну, если вашей, расскажи, как они расположены.
Лю
(поет на прежний мотив)
Могилы дедов моих – там,
могилы прадедов – тут.
Почему я должен их отдавать,
во имя каких причуд?
Можешь идти, если хочешь
в суд,
Можешь кричать и вопить,
плут,
Ничего у тебя не выйдет,
все на тебя наплюют!
Старик.Шлюхин сын, ты собираешься бить меня?
Лю.Вот и побью, подумаешь, какая важность!
(Продолжает петь.)
Я больше но в силах терпеть
и буду с тобою крут.
Ах, отлупить его не сочту
за великий труд!
Но нельзя! «Терпения» знак на нем
увидит почтенный люд.
Раз ты говоришь, что это твое родовое кладбище, назови свое имя.
Старик.Я из семьи Лю.
Лю.Из какой семьи Лю?
Старик.Из семьи Лю Цзюнь-цзо, того самого, которого толстый монах увел с собой в монастырь.
Лю (в сторону). Это обо мне! (К старику.)А кем тебе приходится тот Лю Цзюнь-цзо?
Старик.Он мне дедушка.
Лю.Как располагаются твои могилы?
Старик.Вот здесь пустая могила дедушки Лю Цзюнь-цзо.
Лю.А это чья?
Старик.А это – дедушкина брата Лю Цзюнь-ю.
Лю.Того самого, что чуть не замерз в большой снегопад?
Старик.Не смей говорить о нем так непочтительно!
Лю.А это чья?
Старик.Это – моего отца.
Лю.Значит, это могила Фо-лю?
Старик.Откуда он знает детское имя моего отца?
Лю.А это чья?
Старик.Это могила моей тетки.
Лю.Неужели этой девчонки Сэн-ну?
Старик.Ты, видно, хранишь волосы новорожденных [154]154
…хранишь волосы новорожденных. – По старинному обычаю, когда младенцу исполнялся месяц, ему сбривали волосы на голове и хранили их в мешочке, на котором было обозначено имя ребенка.
[Закрыть]всей нашей семьи!
Лю.Ты видел своего дедушку Лю Цзюнь-цзо?
Старик.Нет, не видел.
Лю.Так раскрой глаза: я и есть твой дедушка.
Старик.Да ведь я тебе в прадеды гожусь! Как ты можешь быть моим дедушкой?
Лю.Если я сейчас скажу правду, признай меня своим дедушкой. Скажу неправду, можешь не признавать.
Старик.Говори, я слушаю.
Лю.Когда я праздновал свой день рождения, толстый монах написал на моей ладони знак «терпение», который нельзя было ни смыть, ни стереть. Я ушел за монахом в монастырь, а дома оставил полотенце, на котором отпечатался знак «терпение». Есть оно у вас?
Старик.Полотенце-то есть, да то ли самое?
Лю.Давай его сюда. Смотри, коли не веришь: знак «терпение» на моей ладони точно такой же, как на полотенце.
Старик.Это и вправду мой дедушка! Дети, бегите сюда, поклонитесь дедушке!
Дети (падают ниц). Дедушка, откуда вы пришли?
Лю.Поднимитесь, дети!
(Поет.)
На мотив «Ароматом полон двор»
Вот вы пришли поклониться мне,
и вот я не одинок.
Между нами, родичи, веселье и радость,
нет ни забот, ни тревог.
Но кто из вас почтенней всех,
признаться, мне невдомек.
Старик.Я самый старый.
Лю
(продолжает петь)
Да, его волосы белее,
чем белого шелка клубок!
Старик.Вот это – моя племянница.
Лю
(продолжает петь)
Она же годится мне в матери,
я перед ней – сосунок!
Старик.А это – ваш правнук.
Лю
(продолжает петь)
Это скорей мой старший брат,
а не правнук и не внучок!
Теперь открыта мне истина,
что прежде учитель изрек.
Сколько же длится
человеческой жизни срок?
Столько же, сколько сон о Нанькэ [155]155
Сон о Нанькэ. – В новелле Ли Гун-цзо (VII–IX вв.) «Правитель Нанькэ» рассказывается о человеке, который в коротком сне прожил целую жизнь и, в частности, был правителем области Нанькэ. Проснувшись, он увидел, что лежит под южной веткой (нань кэ) акации, а расположенный неподалеку муравейник своими очертаниями напоминает виденную во сне страну.
Чжуан-цзы – даосский философ (IV в. до н. э.). Когда у него умерла жена, он пел, отбивая такт ударами по горшку, ибо считал, что бессмысленно печалиться, когда осуществляется закон бытия.
[Закрыть],
что на сердце печаль навлек.
Старик.Дедушка, как случилось, что ты не постарел?
Лю.И ты не будешь больше стареть, если вслед за мной станешь молиться Будде.
Старик.А как нужно молиться Будде?
Лю.Просто повторяй за мной: Намо Эмитофо! Эх, Лю Цзюнь-цзо, а ведь твой учитель – вовсе не обманщик! Я пробыл с ним три месяца, а в суетном мире прошло сто с лишним лет! Как же мне теперь быть? Учитель, почему ты не приходишь просветить своего послушника?
(Поет.)
На мотив «Двенадцатая луна»
Учитель, приди и спаси меня,
я понял, все в мире – тщета!
Не оставь меня, пусть вовеки
не иссякнет твоя доброта!
Когда я помыслю, что время – вода,
убегающая из-под моста,
Что светила небесные снуют,
как челнок на основе холста,
Мне целыми днями тогда
открывать не хочется рта,
Только во славу Будды
я отверзаю уста.
На мотив «Песнь времен Яо»
Нет, он не Будда-пустослов,
чьи поступки смешны,
Это я – как Чжуан-цзы, что по горшку
лупил после смерти жены.
Учитель, неужто ты на Небо ушел?
Глаза мои слез полны.
Довольно, довольно! Зачем мне эта жизнь?
(Продолжает петь.)
Только мне и осталось, что голову
разбить о ствол сосны.
Монах (входит). Лю Цзюнь-цзо, теперь ты все понял?
Лю.Учитель, ваш послушник все понял.
Монах.Послушник, сегодня истинное просветление достигнуто, ты действительно уверовал.
Лю
(продолжает петь)
Неужели все это правда
и нет на мне вины?
Виной всему знаки «терпенье»,
что были мне всюду видны!
Если бы вы, учитель, дольше не приходили,
(продолжает петь)
Еще бы десятка три
отпечаталось тут, у стены.
Монах.Внимай же, Лю Цзюнь-цзо! Ты не простой человек, а святой Пиндола [156]156
Пиндола– буддийский архат;
богиня горы Лишань, Золотой отрок и Яшмовая дева– персонажи даосских легенд. Пример религиозного синкретизма.
Сань-цзан– Сюань-цзан, знаменитый монах (VII в.), совершивший паломничество в Индию и привезший оттуда буддийские священные книги.
[Закрыть], Тринадцатый архат с вышних небес. Твоя жена тоже не простая женщина, а воплощение богини горы Лишань. Ваши дети – это Золотой отрок и Яшмовая дева. За грешные помыслы ты был низвергнут на землю, чтобы самому видеть, к чему ведут вино, похоть, корыстолюбие, гнев, различение между собой и другими, правдой и ложью. Теперь срок твоего искуса исполнился, ты можешь обрести свой первоначальный облик, вернуться на путь Будды и навсегда стать архатом. А ты знаешь, кто перед тобой?
Лю.Нет, не знаю. Кто вы, учитель?
Монах
(произносит гатху)
Не вероучитель Дамо
тебя примирил с судьбой,
Не танский Сань-цзан тебя отучил
соваться в ссору и в бой —
Я не просто Монах с мешком,
которого ты угощал, —
Узнай же: будда Милэ
ныне перед тобой!
Лю (падает ниц). Намо Эмитофо!
(Поет.)
На мотив «Заключительная ария»
Хотел вернуться, я к жизни мирской,
не дано было сбыться чуду,
Ничего подобного не ожидая,
вдруг обратился в Будду.
Я ушел в монастырь, от страданий бежав,
что царят повсюду, —
Но высшего просветленья достиг
и прославлен отныне буду!
Главная сцена пьесы: «Просящий милостыню обращает в веру скупца».
Полное название пьесы: «Монах с мешком пишет знак „терпение“».
Конец. [157]157
Примечания В.Сорокин
[Закрыть]
Неизвестный автор. Убить собаку, чтобы образумить мужа
ПрологВходит «чунмо» в роли Суня и «дань» в роли его жены Ян Мэй-сян.
Сунь.Моя фамилия Сунь, а имени два: Жуй и Сяо-сянь. Род мой из Нанкина. Наш дом стоит как раз за Земляной улицей. Жена из семейства Ян. Есть еще младший брат, подросток. Его зовут Сунь Чун-эр.Но, скажу вам, хоть он мне и родной, – плоть от плоти, кровь от крови, – глаза бы мои на него не глядели! Сегодня у меня день рождения. Ты, супруга моя, приготовила добрый праздничный стол, и барана зарезали и поросенка. Да вот беда: гостей нет как нет! Зато Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань, два моих задушевных друга, – уже, наверно, пришли. Жена, встреть их да пригласи в дом выпить по чарке вина долголетия. Поди, поди к воротам: они уж наверняка здесь и ждут приглашения…
Ян Мэй-сян.Эх, юаньвай! Младшего братца своего Сунь Чун-эра ты презираешь, а к этим прохвостам так и льнешь душою… Прогнал из дома мальчишку, родного, из твоей же семьи!
Появляются два "цзина" в ролях Лю Лун-цина и Ху Цзы-чжуаня.
Лю Лун-цин
(говорит нараспев)
Хозяйствовать я вовсе не привык,
Зато в трудах вседневных мой язык:
То здесь, то там болтает без умолку,
Доверчивых людей сбивает с толку.
Право же, нет для меня другого такого золотого человека, как этот пьяница Сунь. Меня-то самого зовут Лю Лун-цином, а вот его, названого моего братца, – Ху Цзы-чжуанем. Сегодня день рождения юаньвая, а денег у нас, у горемычных, ну ни гроша. Идем мы в винную лавку, пьем полбутылки в долг – мало! Как быть?! Налили в бутылку воды. Сейчас придем отдавать поклон юаньваю и как бы нечаянно уроним бутылку. Тут он, конечно, вытащит деньги и попросит нас сходить за вином. Мы, само собой, исполним его просьбу, а в итоге юаньвай расплатится за прошлую выпивку и даст денег на предстоящую!
Ху Цзы-чжуань.Ваша правда, братец. Могу только следовать вашим намерениям.
Лю Лун-цин (заметив появившуюся Ян Мэй-сян). Почтенная хозяйка! Дома ли наш старший брат, юаньвай? Два его младшие братца принесли бутылочку вина, дабы пожелать ему сегодня долголетия…
Ян Мэй-сян.Ну вот и дождались! Принимай, юаньвай, подношения – мясо и вино!
Сунь.Что ты говоришь, жена? Оба мои братца люди бедные, безденежные. Где им взять мяса и вина?! Почтительно позови их в дом, да пусть присаживаются к столу.
Лю и Ху.Смиренно поздравляем старшего брата с днем рождения! Сожалеем, что нет у нас достойного подарка. Можем лишь преподнести вам ничтожную бутылку слабого, молодого вина и пожелать долголетия! Уж вы не посетуйте на нас, старший брат!
Сунь.Братцы мои! Даже капля воды, подаренная вами от чистого сердца, для меня драгоценна. Вот вы преподнесли мне вино, но ведь если бы вы пришли и без него, а лишь с выражением своих братских чувств, – и то было бы довольно! А теперь прошу со мной к столу!
Лю Лун-цин, отдавая низкий поклон, роняет бутылку.
Лю Лун-цин.Ай-ай-ай! Единственная несчастная бутылка – и ту опрокинул! Ах, горе, ах, несчастье!
Xу Цзы-чжуань.Придется нам, видно, снова пройтись в винную лавку…
Сунь.Нет, нет. Ни в коем случае. Или у меня в доме не найдется доброго вина? Жена! Приноси нам вина!
Лю Лун-цин.О добрый Сунь! А вот мы, жалкие, такого скромного подношения не сумели донести в целости.
Ян Мэй-сян приносит вино.
Ян Мэй-сян.Эти двое заявились, а младшего брата мужа моего Суня все еще нет…
Входит «чжэнмо» в роли Сунь Чун-эра.
Сунь Чун-эр.Меня зовут Сунь Хуа, а дома называли Чун-эром. Отец и мать умерли, когда я был малолетком, и жил я у своего старшего брата и у сестрицы, его жены… Сестрица моя добродетельна и мудра, а вот брат Сунь Старший поверил наветам двух сплетников и лишил меня своего крова, и теперь я поселился в южном предместье, в заброшенной гончарной… Боюсь брату на глаза показаться – тут же начинает меня бранить, а то и прибьет. Сегодня у него день рождения. Мне, бедняку, нечего принести ему в подарок. Все, что я могу, – это не забыть о своем родственном долге отдать низкие поклоны брату и сестрице… Поэтому я и пришел к воротам дома. (Замечает Ян Мэй-сян.)Это я, почтенная сестрица!
Ян Мэй-сян.Наконец-то пожаловал, младший брат! Известные тебе проходимцы уже давным-давно пожаловали, а тебя все нет!
Сунь Чун-эр входит в дом.
Лю и Ху.А! Сунь Младший тоже пришел! Принимайте его приношения!
Сунь.Ну, Сунь Младший, коли уж ты пришел ко мне в день моего рождения, значит, принес подарки? Где твои мясо и вино?
Сунь Чун-эр.Ты же знаешь, что твой младший брат в бедности и холоде влачит свои дни. Где я достану мясо и вино?! Могу лишь низко поклониться старшему брату да старшей моей сестрице…
Сунь.А мне-то что с того, что ты низко поклонишься нам? Разве от твоих поклонов я буду сыт? Разве я от них буду пьян? Ах, как я поражен твоим благородством! А дело-то простое! Ты явился сюда для того только, чтобы вывести меня из терпенья! (Бьет Сунь Чун-эра.)
Сунь Чун-эр.Я никогда не говорил тебе дерзостей… За что же ты меня бьешь?
Сунь.А за то, что ты приблудный! За то, что ты шалопай, забывший о своем жизненном долге!
Сунь Чун-эр.Старший брат! Ты бьешь своего младшего брата! Но знай, Небо все видит!
(Поет.)
На мотив «Любуюсь цветами» в тональности «сяньлюй»
Бесчестного ль, бездельника ль,
Спесивца иль упрямца,
Кто воду баламутит,
Кто ветер поднимает —
Всех Небо различает…
Их не одни соседи,
Их вся округа знает!
Сунь.Ты чванишься своими высокими мыслями и презираешь родню, хоть и называешь себя младшим моим братом. Да ты, баламут, только того и стоишь, чтобы я тебя колотил.
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Опомнись, старший брат!
В ком видишь баламута?
И поступать со мной
Зачем тебе столь круто?
На мотив «Одинокий»
От посторонних тут и там
не трудно услыхать,
Как домом нашим и добром
ты завладел один.
Но звал ты матерью, отцом
моих отца и мать.
И пусть ты первенец у них,
я, младший, – тоже сын!
Однажды я слышал, как люди на улице толковали, что Старший Сунь и я так похожи, словно были оттиснуты одной и той же печатью.
Лю и Xу.Вот еще! Как можно равнять одной печатью тебя, ничтожного, и нашего старшего брата, юаньвая!
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Равняться с братом не могу.
Он так со мной жесток.
Нет, защититься от него
Ничем бы я не мог!
(Уходит.)
Сунь.Не обижайтесь, братцы мои…
Лю и Ху пьют вино.
Лю и Ху.Мы, наверно, уже прискучили нашему старшему брату. Мы уходим. Всенепременно и вскоре отблагодарим вас за все!
(Уходят.)
Ян Мэй-сян.Юаньвай! Завтра день поминовения предков. Я соберу жертвенную утварь, приглашу младшего братца, и мы все вместе отправимся к могилам…
Ян Мэй-сян и Сунь уходят.
Действие первоеНа сцене Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань.
Лю и Xу
(говорят нараспев)
Вчера мы день рожденья отмечали,
К могилам предков нынче нас позвали.
Как тени, мы, два названые братца,
Не будем с юаньваем расставаться.
Сегодня Сунь пригласил нас на могилы своих предков. Надо бы пойти и встретить его.
Лю и Ху встречаются с Сунем.
Сунь.Наконец-то пришли мои братцы! (Расставляет жертвенную утварь.)
Лю и Xу.Пусть отныне ваши предки будут и нашими предками. Давайте же все вместе и отдадим им поклоны! (Кланяются.)
Сунь.А теперь, когда мы совершили обряд поминовения предков, прошу вас, братцы, осушить чарки…
Пьют вино.
Ян Мэй-сян.У моего юньвая словно помутился разум! Он вынудил родного младшего брата жить отдельно от семьи, терпеть голод и холод. А сегодня, когда собрались на могилы предков, не захотел подождать его подольше. Думаю, усопшие родители под землей обеспокоены, видя, руками каких двух пройдох был совершен ритуал их поминовения. А ведь этим прощелыгам только и нужно, что напиться!.. Все глаза проглядела: что же не приходит Сунь Младший?
На сцене появляется Сунь Чун-эр.
Сунь Чун-эр.Я – Сунь Чун-эр. Пришел сюда, к могилам, с жертвенными деньгами и бутылочкой вина. Сегодня сто пятидесятый день поминовения предков – Праздник Чистоты и Света [158]158
Праздник Чистоты и Света– Цинмин, праздновался весной, в третьем месяце по лунному календарю. В этот день посещали могилы родственников и совершали жертвоприношения.
[Закрыть]… Остановлюсь здесь, около могилы родителей… (Ставит вино на землю.)А теперь в дар усопшим сожгу эти жертвенные бумажные деньги. Чтобы они жили там у себя спокойно и беззаботно! Древние люди говорили: совершай обряд при жизни родителей, совершай обряд при погребении их в могилу и впредь совершай обряд, поминая их… Я, Сунь Чун-эр, беден и несчастен, поэтому не в силах был подготовить достойных приношений. Со мной всего лишь вот эта бутылка вина. О, не корите, не упрекайте вашего сына, Сунь Чун-эра!
(Поет.)
На мотив «Алые губы» в тональности «сяньлюй»
С тех пор как лишился матери
и не стало отца,
Заботы о пропитании
гнетут меня без конца.
Не о богатстве думаю,
мне заиметь бы грош…
Шаришь вокруг да около
и – ничего не найдешь.
На мотив «Замутивший реку дракон»
Нельзя назвать семейство Сунь
безденежным иль бедным,
Но серебро течет в карман
двум жуликам зловредным.
Я жил в родительском дому, —
но злою волей брата
Ищу ночлег на стороне
и все бегу куда-то.
В гончарню старую прогнал
меня мой брат суровый.
Там голод, холод я познал —
и нищеты оковы.
А люди говорят: провел
старшой меньшого ловко,
Сам крышу прочную обрел,
а младший брат – циновку…
Однако, братством дорожа, —
родства не забывая,
Из-за такого дележа
вражду не раздуваю.
В единокровье рождены,
как день и ночь мы вроде:
Сияет солнце – нет луны
в тот час на небосводе.
Ян Мэй-сян.Младший братец, наконец-то и ты пришел к могиле!
Сунь Чун-эр.Не гневайтесь, сестрица, – винюсь, что пришел позже вас…
Ян Мэй-сян.Старший брат ждал тебя и, не дождавшись, совершил обряд. Ну, что же ты задержался?
Сунь Чун-эр.Сестрица! Старший брат ни за что ни про что побил меня в день своего рождения, и теперь я боюсь встречаться с ним. Как бы снова не поколотил.
Ян Мэй-сян.Не обижайся и не бойся, братец мой! Подойди ко мне да выпей винца. Ты же совсем продрог в своей бедной одежонке.
Сунь.А! Этот деревенщина тоже явился! Вот бродяга несносный!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив «Полевой сверчок»
Бранится старший брат,
зовет меня бродягой.
Я сам бродить не рад:
в скитаниях ли благо!
Искать бы я не стал
на стороне приюта,
Когда б не поступал
со мною брат столь круто.
Я сам теперь истец,
сам пред собой в ответе.
О, если б жил отец
и мать жила на свете!
Почтенная Мэй-сян,
к чему мне жить изгоем
И вечно слушать брань
да счет вести побоям!
Сунь.Ты пришел сюда, чтобы встретиться со мной. Но какое родство может быть между нами?
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Коли ты брата посчитал
всего лишь за бродягу,
Зачем же у могилы ждал
Ты все-таки беднягу?
Сунь.Только затем и ждал, чтобы наподдать тебе как следует!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив «Радость Поднебесной»
Зачем человеком,
который по крови всех ближе,
Я так бессердечно
обруган, отвергнут, унижен?
Сестрица! Я не могу приблизиться к вам, – боюсь, старший брат опять с кулаками на меня полезет…
(Продолжает петь.)
На тот же мотив
Повинны во всем
безобразные два выпивохи
У брата всегда
под рукою шакалы-пройдохи.
Не нужно мне золота,
и серебра мне не надо,
А брата порадовать —
лучшая сердцу награда.
Сунь.Зачем ты пришел на могилу?
Сунь Чун-эр.Я пришел сюда, потому что я – твой младший брат.
Сунь.Надо же! У могилы моей семьи появляется какой-то простолюдин-деревенщина! Да какое же родство может быть между мною и этим дрянным человечком! Как он посмел прийти к могилам?
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Песнь Ночжи [159]159
Ночжа– в буддийской мифологии дух – защитник веры.
[Закрыть]"
За брата меня не желая признать,
Твердит он, что мы – не родные.
Но оба мы – Суни!
Не хочет он внять,
Заладил одно: не родные.
А предки, которых мы чтили сейчас,
В конце-то концов не одни ли у нас?
Опять он свое: не родные!..
Где доводы взять мне иные?
Я – Сунь по рожденью – ему не родня,
Так кто я? Зачем же он гонит меня?!
Как жить мне, бедняге, на свете,
И кто ему пьяницы эти?
Сунь.Как ты смеешь равняться с моими дорогими братцами! До самой смерти наши узы не перервутся!
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Ты важной персоной себя почитаешь,
И вот не себя ты – других осуждаешь.
Богатым – любовь и почтенье,
А к бедным ты полон презренья.
Сунь.А ты и за десять тысяч лет не продвинешься вперед ни на шаг!
Лю и Ху.Вы совершенно правы, наш старший брат. Этому низкому человеку никогда не продвинуться вперед. Что ему нужно? Найти местечко потеплее да посытнее и бездельничать – вот и все. Эх, гоните-ка вы его прочь!
Сунь.О, проклятие! Убирайся отсюда, проходимец несчастный! А вы, братцы мои названые, поднимите чарки да выпейте еще вина.
Сунь Чун-эр.Поглядите только! Эти разбойники пьют вино с моим старшим братом! Ну и веселье у них!
(Поет.)
На мотив «Сорока на ветке»
Льется в глотки двух молодчиков вино,
Уж пьяным-пьяны, а хлещут все равно!
Сунь.Хорошее вино, братцы!
Лю и Xу.Мы уже опьянели совсем…
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Покосился с пьяных глаз у них восток,
Да и запад с места сдвинулся чуток.
Перепутали, где лбы, а где затылки —
Вот уж, право, генералы от бутылки.
Лю и Ху (пьяными голосами). Эй, Сунь Чун-эр! Ах ты, бессовестный, ах ты, шлюхино отродье! Мы что – твое пьем? Не-ет! Мы ныне пришли к могиле предков по приглашению нашего дорогого юаньвая. И, не успели мы расположиться, ты тут как тут и мешаешься не в свое дело!
Сунь Чун-эр.Но ведь вы и вправду здесь, будто у себя дома, распоряжаетесь…
(Поет.)
На тот же мотив
Оскверняют здесь священные могилы
Безобразные пропойцы и кутилы!
Так-растак вас…
Не родней ли уж какой
Вы приходитесь нашедшим здесь покой?
Лю и Ху.Небывалое оскорбление! Старший брат! Вы только послушайте! Этот ничтожный маленький Сунь позавидовал, что мы вкушаем здесь вместе с вами вино! Он гнусно бранит нас! Мало того, он последними словами поносит ваших предков и родичей!
Сунь.Кто посмел так опорочить меня?
Лю и Xу.Кто ж иной, как не Сунь Младший!
Сунь (в порыве ярости). Хорош, нечего сказать! Посмел назвать моих предков своими, мерзавец!
Сунь бьет Сунь Чун-эра.
Сунь Чун-эр.Не верь этой лжи! Как же мог я, твой младший брат, порочить тебя, старшего?
(Поет.)
На мотив «Худая трава»
Я уповаю, старший брат, на твой рассудок.
Законнорожденный ведь я, а не ублюдок.
Одна утроба нас двоих на свет явила,
Одним и тем же молоком нас мать вскормила.
Немного схожи мы с тобой лицом и статью,
И люди говорят про нас: родные братья.
Вот ты выходишь из ворот, степенный, сытый,
И гости следом за тобой толпятся свитой.
А после пьянки, где вино текло рекою,
Вернешься в дом – жена ведет тебя в покои.
Но младший брат твой не имел подобной чести:
В гончарне старой он живет, в глухом предместье.
Его и холод леденит, и голод гложет,
И одиночества тоска в ночи тревожит…
Земля, и слуги у тебя, и дом богатый,
Очаг остывший, нищета – в лачуге брата.
Сунь.Ох! Я совсем опьянел. Проводите меня, братцы, до дому… А ты, нищий побродяжка, запомни: коли снова осмелишься оскорблять меня, да еще здесь, у могилы моих предков, – ребра тебе переломаю. А придешь ко мне домой – получишь двести палок!
Лю и Ху.Так тебе и надо! Не станешь в другой раз являться туда, где тебе не место.
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив «Золотая чаша»
К могилам предков я пришел —
злонравье у могил царит,
А возвращенье в отчий дом
побои братние сулит.
Ведь никогда еще мой брат
свой грубый нрав не укрощал:
Коль на глаза ему явлюсь,
мне двести палок обещал.
Грущу поодаль от могил —
мне избиение грозит,
А в дом родительский войду —
так непременно буду бит.
Куда деваться? Всюду зло!
О, дайте, небеса, ответ.
Ни у могил и ни в дому —
ни тут, ни там мне места нет!
Старший брат не признает меня, а верит двум проходимцам и опять меня бьет. Я не смею подняться на могильный холм, чтобы добавить к нему земли, и могу лишь в стороне от могилы поклониться усопшим родителям. Не гневайтесь на меня, предки: ваш Сунь Чун-эр не виноват. Вот бумажные жертвенные деньги, вот бутылочка поминального вина – все мое приношение!
(Отдавая поклоны, поет.)
На мотив «Цветы во внутреннем дворике»
Держу в руках всего полчаши
простого кислого вина,
Есть для сожжения немного
рисованных бумажных денег.
Не раздражит усопших предков
моя сыновняя вина,
Они поймут, что очень беден
их сын, почтительный смиренник.
Сунь.Пейте, пейте, братцы мои, – пейте чарку за чаркой! Да ешьте, ешьте… закусывайте вино седлом барашка…
Лю и Xу.Ну-ка хватай баранину, разрывай ее на куски – нечего мешкать!..
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
А рядом пьют за чашей чашу,
уже и речь у них мутна.
Я в стороне сжимаю зубы,
печали одинокий пленник.
Там раздается хохот пьяный,
брань непристойная слышна,
А здесь вздыхаю я и плачу,
не нужный никому смиренник.
На мотив «Зеленый братец»
Отчего это, Небо, к иным
снисходительно ты, благосклонно?
И за что я тобой не любим,
обойденный судьбой, обделенный?
Брату шляпу послало ты
с красной кистью [160]160
Шляпа с красной кистью– знак обладания чиновничьим рангом.
[Закрыть], коня и платье,
Но в глазах его доброты
никогда не могу прочитать я.
Почему-то случилось так,
что он счел меня чужеродным,
Бить готов за каждый пустяк,
а бранится как только угодно.
Младший Сунь, я всех прав лишен
я брожу, не имея крова;
Прихожу – выгоняют вон.
Плачу… Участь моя сурова.
На мотив «Листья ивы»
Ужели вправду брату старшему
так я противен, так далек?!
Траву колышет над могилами
внезапный свежий ветерок.
Он то ленивый, то порывистый,
то вдруг подует, то замрет.
Зачем судьба богатство – старшему,
а младшему – беду несет?
Когда могли бы вы, родители,
восстать живыми из могил,
Всю б добродетель суд ваш поровну
меж мной и братом поделил.
Сунь.Посмотрите-ка, что там, за могилой, делает Сунь Младший?
Лю и Ху.Хорошо, старший брат. Мы пойдем и посмотрим. (Смотрят вниз.)Старший брат! Он сделал из бумаги семь человечков и теперь закапывает их в землю. Видно, мечтает о том, чтобы вы поскорее умерли, а он завладеет всем вашим богатством.
Сунь (разражаясь гневом). Ах ты, бесстыжий наглец! (Бьет брата.)О! Я, кажется, до того напился, что от вина рукава рубашки мокры [161]161
…от вина рукава рубашки мокры… – О беспутном человеке принято было говорить, что он «живет среди вина и цветов».
[Закрыть]и от цветов края шляпы обвисли. Ладно, делай что хочешь, только к дому моему ни ногой!
Ян Мэй-сян.Юаньвай совсем пьян!
Лю и Ху уводят Суня.
Сунь Чун-эр.Брата увели, пойду на могилу, попрощаюсь с родителями, а затем поплетусь к себе в старую гончарню. По злобному навету двух проходимцев брат избил меня, но я не питаю к нему злобы.
Заключительная ария
Обруган я тобой тысячекратно,
Тобой побит раз тридцать, вероятно;
Пусть лязгают клыки у горла волчьи,
Терплю беду с достоинством и молча.
При матери с отцом все было б честно:
Владели б мы имуществом совместно.
Пусть старшему в семье дается право
Являть и щедрость и причуды нрава,
Иметь друзей, бесчисленных знакомых
И приглашать и днем и ночью в дом их.
Но рассуди, на что это похоже,
Коль брат родной не ближе, чем прохожий?
Ты золотом владеешь, серебром, Я
– обделен родительским добром…
В гончарне я средь битой черепицы
Вновь буду при луне всю ночь томиться.