Текст книги "Гарвардский баг (СИ)"
Автор книги: Мира Вольная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)
А через час позвонила Ристас с просьбой о занесении изменений в базу. Лиза снова удивилась, попробовала напомнить о правилах, но потом плюнула и на это, потому что Ристас в последние несколько дней срывалась по поводу и без на всех подряд, и терпеть очередную словесную порку Хомской не хотелось. А хотелось тоже в отпуск, чтобы провести его со своим Ромео, лучше где-нибудь на море, еще лучше где-нибудь, где не ловит связь. Вот только почти сразу после Ристас Хомской позвонил Женя и, запинаясь и спотыкаясь на каждом слове, попросил пока заветную галку в программе не ставить, потому что так торопился «куда-то по очень важным делам», что забыл в тумбочке паспорт. Слезно просил подождать до вечера, Лиза, чья голова была забита мыслями о пляже, пальмах и жарком сексе, даже не насторожилась.
На этом моменте рассказа Келер презрительно фыркнул, а Ристас прошептала «дура», Хомская только сжалась сильнее, но рассказывать не перестала.
В общем, она дождалась запроса на открытие доступа от Ксении, решив не дергать ту со своими просьбами и ничего ни с кем не обсуждать. Ну… потому что, а зачем? Ситуация ведь стандартная, сколько за последний год таких было у той же Ристас?
Вот тут не выдержал уже Тарасов.
– В смысле? – подскочил он с места, опираясь о стол.
– Да постоянно, – всплеснула руками почти уже спокойная Лиза. – Мы и через неделю бывает изменения вносим.
Ристас побледнела так, что стала теперь такой же, как и Хомская, взгляд забегал, руки снова сжались до побелевших костяшек.
– Понятно, – хмыкнул я, осознавая масштабы пиздеца. – Дальше?
А дальше Фирсов примчался в офис к одиннадцати, проторчал там до без пятнадцати три и свалил. Несчастную галку Лиза поставила в три, удаленно. Поставила и думать обо всем забыла, а теперь тряслась перед нами напуганным зайцем и все еще шмыгала носом.
– Понятно, – вздохнул я. – Кто доступ открывал, Ксения? – спросил я, откидываясь на спинку. – Наверняка ведь у вас кто-то прикормленный был.
– Леша Госпелев, – неохотно выдавила из себя Ристас. – Он нам всегда доступ открывал.
Глаза Келера нехорошо блеснули, Тарасов тихо выматерился – еще один кандидат на увольнение нарисовался – снова застучал по клавишам. А я вернул внимание к Хомской.
– Про Станиславу Воронову Фирсов что-то говорил? – сощурился, рассматривая младшего хиара и ее несчастный вид. Девчонка замялась, закусила губы и опять уставилась в пол.
– Лиза! – рыкнул Тарасов.
– Говорил, – кивнула она нервно.
– Ну! – не выдержал я.
– Говорил, что косячит она, что если так и дальше пойдет, то Энджи готова не будет не то, что через месяц, но и через год, – протараторила на одном дыхании, затравлено глядя то на меня, то на Ристас. – Говорил, что работать ему мешает.
– Только вам говорил или, возможно, кому-то еще? – побарабанил пальцами длинными Келер. Теперь он уже не выглядел скучающим, в глазах сверкало неподдельное холодное любопытство, почти хищное, но сдержанное.
– Да всем говорил, – пожала Хомская плечами. – За обедом, часто ругался на нее, еще на корпоративе.
Я скрипнул зубами, поднимаясь на ноги, окинул честную компанию взглядом, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов прежде, чем заговорить.
– На меня смотри, Хомская. Где сейчас Фирсов, быстро? – выплюнул, не скрывая раздражения.
– Дома должен быть… – промямлила она.
– Код у тебя от его квартиры есть? – спросил Тарасов, я мысленно его поблагодарил. О том, что у Хомской может быть доступ к берлоге «Женечки», в голову мне не пришло. Младший хиар между тем драно кивнула.
– Перешли, – отчеканил, подхватывая с дивана планшет. Тридцать секунд до завершения процессов в Ирите. Хорошо…
Хомская трясущимися руками набрала сообщение, через секунду заветные цифры мелькнули на трекере. Тарасов подорвался с места следом, стоило мне шагнуть к двери. Я ничего против не имел. Тормознул только, потому что понял, что кое-что забыл.
– Значит так, девушки, – обернулся глядя, на трясущихся хиаров, – с этого дня в Иннотек вы обе больше не работаете, впрочем, как и Госпелев. Виктор позаботится о бумагах. У вас есть примерно полчаса на то, чтобы собрать вещи и свалить в закат. Хорошего вечера, – улыбнулся холодно и вышел к уже подпирающему стенку в коридоре Тарасову.
Створка за моей спиной закрылась, отрезая очередные всхлипы Хомской и тихий мат Ристас.
Вот и сгоняли с Тарасовым в бар. Блеск.
– У меня только один вопрос, – повернул ко мне голову Тарасов, поправляя лямки рюкзака, когда мы спускались в лифте на парковку. Как и я, он взял с собой планшет и даже на ходу умудрялся кодить. Наверняка закрывал систему к херам, злился, судя по выражению на роже, как бешеная собака.
– Так задавай, – пожал плечами, делая шаг в открывшиеся двери.
– Серьезно считаешь, что Фирсов будет с тобой говорить? Серьезно полагаешь, что он расскажет тебе правду?
– Я знаю, как развязать ему язык, – усмехнулся, открывая кар через трекер, оборачиваясь, потому что перестал вдруг слышать шаги Андрея.
Тарасов стоял у кабины и смотрел на меня с недоверием и недоумением, как на бэкдор, затесавшийся по невнимательности в систему дронов.
– Не делай такое лицо, – покачал головой, открывая дверцу с водительской стороны. Ждать, пока безопасник справится, с собой ни желания, ни времени не было. – Я и пальцем его не трону, просто бабло предложу. Он теперь безработный, с дерьмовой записью в трудовой, сидящий на синте.
– А синт… – отмер наконец-то Андрей и зашагал к машине.
– …штука дорогая, – кивнул, заводя в мотор и перекидывая на бортовой компьютер с трекера адрес Фирсова. Судя по данным Энджи, придурок-разраб пока был дома. Удобно, когда твои сотрудники пользуются твоими же разработками. Перед уходом Фирсов сдал ноут, смарт и трекер, пока сдавал, Тарасов закрывал ему доступ к системе. Ему закрыл, а для нас лазейку оставил, просто чтобы было. Пранойя, как показывает практика, в жизни штука довольно полезная, в общем-то, как и профдеформация.
– Тебе придется предложить ему довольно много, – философски протянул старый друг, пока мы выруливали на дорогу.
– Я справлюсь, – хмыкнул, выкручивая руль и вдавливая педаль в пол. Если верить Энджи, ехать нам около часа куда-то на северо-запад. Вечерняя Москва, к удивлению, сегодня даже не стояла намертво, а худо-бедно двигалась.
Тарасов снова уткнулся в планшет, периодически матерясь, а я прокручивал в голове рассказ Хомской. Белыми нитками просто все шито, и Лиза – дура. Ну или Фирсов хорошо поет, а может, не он один.
– Будешь давать делу ход? – пробормотал неразборчиво Андрей, выдергивая меня из мыслей, когда мы уже почти приехали, все еще ковыряясь с планшетом.
– Это не мне решать, – свернул я во дворы. – Завтра расскажу Борисычу, Келер в курсе, пусть решают, что делать с хиаром. Думаю, Лиза отделается просто увольнением, в конце концов, она изначально не должна была лезть в базу. С Ристас, скорее всего, разговор будет другой. Вообще, меня настораживают такие совпадения. Посмотришь, что там за проблемы «личного характера» у Ксении?
– Посмотрю, – кивнул Тарасов, а я заглушил двигатель и отстегнул ремень. – Но у Хомской и Фирсова действительно что-то есть, ну или было, учитывая обстоятельства. Докопался до их переписки, – пояснил Тарасов на мой вопросительный взгляд. – Как и говорила хиарша, началось с корпоратива, все еще продолжается. Мне тоже такие совпадения не нравятся, – Андрей вышел следом, поднял голову, рассматривая верхние этажи обычного дома в таком же обычном спальном районе. – И своих тоже посмотрю, кажется теперь, что Леша не один такой.
– Посмотри, – согласился с другом. – Перекрываешь все? – спросил, указывая кивком головы на планшет и делая шаг к подъезду.
– Закручу пока гайки, чтобы ни одна, сука, тварь без моего ведома теперь не пролезла, а там видно будет.
– Тебя возненавидят, – протянул я философски, вводя код домофона.
– В первый раз, что ли? – в том же тоне отозвался безопасник, и мы шагнули в подъезд.
В лифте ехали молча, Тарасов наконец-то убрал гаджет и напряженно следил за монотонно меняющимися цифрами, а я снова думал о том, что слишком удачное для Фирсова совпадение вышло, слишком все гладко, как по заказу просто.
Из кабины вышел первым, вдавил кнопку звонка до упора и не отпускал секунд тридцать, слушая, как пыхтит за спиной Андрей.
К сожалению, кроме его сопения и мелодичной трели, я больше ничего не услышал. Ни шорохов, ни звука шагов, ни тем более голоса из-за закрытой двери. Вообще ничего.
– Думаешь, ссыт настолько, что решил забиться в угол? – насторожено поинтересовался безопасник, когда я наконец-то отпустил кнопку.
– Сейчас попробуем по-другому, – бросил через плечо, и уже громче, чтобы Женя точно услышал. – Фирсов, не будь еще большим идиотом, у меня к тебе разговор и сделка!
Две секунды, три, пять. А за дверью опять ни звука.
– Фирсов!
И снова ничего, только голос разнесся по подъезду рычащим эхо, тая где-то на нижних этажах. Пришлось лезть в карман за смартом и набирать придурка. Спустя еще несколько секунд из-за двери раздалась мелодия звонка, но к трубке так никто и не подошел.
Тарасову ждать, видимо, надоело, он отодвинул меня от двери, откинул крышку кодового замка и вопросительно и в то же время нетерпеливо уставился на меня.
– Двести сорок восемь, двадцать пять, – озвучил код, убирая смарт в карман.
Андрей набрал цифры, защелкал замок, и безопасник повернул ручку, открывая дверь и делая шаг внутрь.
Маленькая, тесная двушка встретила темнотой в коридоре и тишиной, единственный источник света находился где-то справа, над башкой светились лампочки роутера и пожарной сигнализации, тянуло по ногам сквозняком – где-то явно открыто окно.
Андрей повернулся ко мне, указал кивком головы на дверной проем, сквозь который и лился приглушенный свет.
– Туда? – спросил он ровно. Я кивнул, первым сделал шаг, направляясь, как выяснилось позже, на кухню. В глаза сразу бросились осколки керамической красной чашки и раздавленная электронная сигарета. Фирсова я заметил потом.
Он полусидел-полулежал на стуле, голова откинута назад, черная футболка, спортивные штаны, открытое настежь окно за спиной. В уголках губ, вокруг рта, на футболке засохшая блевотина, перед ним на столе синт. Таблетки в пакете. Много таблеток, хватило бы на несколько месяцев.
Фирсов стеклянным взглядом смотрел в потолок, не дышал и не двигался, безвольные руки свисали по обеим сторонам стула, раздутое горло и синюшное уже лицо.
– Бля-я-я-я… – протянул Андрей.
– Полностью согласен.
Я стоял, смотрел на труп разраба и решал, что делать. Однозначно звонить ментам, вот только…
– На тебе его комп, на мне вещи. Думаю, у нас минут пятнадцать в запасе, плюс еще минут двадцать до того, как они приедут.
Андрей молча кивнул и ушел в комнату в поисках ноута или компа, а я вернулся в коридор. Прежде, чем лазить по ящикам, неплохо бы разжиться перчатками. Искомое я нашел довольно быстро – на обувнице в коридоре – и снова вернулся на кухню. Мне хватило тех самых пятнадцати минут, чтобы отыскать две флэшки в банках с кофе, жесткий диск, прилепленный к столу скотчем с внутренней стороны, и еще один жесткий диск в бачке унитаза. После я позвонил ментам и Келеру, заставив последнего материться, и ушел копаться в комнате, скинув найденное в рюкзак безопасника.
До приезда доблестных парней успел найти еще один жесткий диск и еще одну флэшку. Что-то много у парня заныканных по всему дому носителей. Не к добру.
Тарасов закончил скачивание буквально за несколько минут до того, как на пороге появились менты, вместе мы протерли клавиатуру, ручки, стол со стульями, я засунул перчатки в карман куртки, и мы остались ждать бравых молодцев в комнате.
Через двадцать минут после ментов на пороге квартиры Фирсова появился злой, как дьявол, но собранный Келер, и процесс пошел бодрее.
Мы дали показания, дядьки в форме хмурились и пытались найти причину доебаться. Но с Виктором «доебаться» работало хреново. И пока он холодно и предельно вежливо, с легкой улыбкой на лице объяснял, куда стоит пойти и что нужно делать сопливым еще молодчикам, я вдруг вспомнил о том, что так и не проверил клон-симку Славки. Не проверил, пришло ли очередное сообщение от анона.
Вытащил телефон, полез в мессенджер, что-то кольнуло и натянулось при этом внутри, неприятно зудело на подкорке.
Сообщение было там, оно…
«Превет, Стася! У тебя плохо это получилось, ты все сделала неправильно, а поэтому будешь наказана. Не гони сегодня, мой тебе дружеский совет». И очередной сраный смайлик.
Я выматерился и тут же набрал Славкин номер под недоуменными взглядами Келера, Тарасова и нескольких ментов.
Славка к трубке не подходила, наматывая на кулак мои нервы с каждой секундой все сильнее и сильнее. Не подошла к трубке и на второй раз, и на третий. Я снова выругался, полез в трекер, включая наушник и ковыряясь в той самой программе, которую ставил, чтобы за ней следить.
– Энджи, местоположение Станиславы Вороновой, быстро! – пророкотал, просматривая данные.
Славка была в машине, Славка возвращалась домой по МКАДу, Славка не подходила к телефону.
В башке загудело, нервы натянулись так, что я слышал их звон, вскочил на ноги, ломясь к выходу, на кончике языка ощущая горечь и кислоту.
Бля, Лава, только не гони…
– Гор, – позвал Тарасов, менты замерли в проеме с вполне очевидными намерениями, а я нашел взглядом Келера, останавливаясь напротив них.
– Со Славкиной тачкой что-то не так, сбоит вся бортовая система, – ткнул я пальцем в трекер. – И Воронова не подходит к трубке, она на МКАДе, Вить. Я не собираюсь больше здесь оставаться! – выплюнул уже для ментов, замечая краем глаза, как поднялся следом за мной на ноги Келер.
– Иди, а мы с уважаемыми полицейскими и Андреем еще потолкуем, – и он начал снова что-то объяснять ментам, наверняка шелестя приятными бумажками.
Я выскочил из подъезда и ломанулся к кару, через две минуты уже выруливал из двора. В голове гудело, звенело и трещало, я почти выталкивал из себя воздух, с шумом втягивал его назад.
Славка, не гони, прижмись, остановись на заправке, в конце концов!
Но кар Вороновой продолжал двигаться в сторону съезда на Ленинский, и Энджи в мозгах ее машины на команды не реагировала.
Я выехал на кольцо и влился в редкий в два часа ночи поток машин, когда ИИ в ушах монотонно доложила о том, что Лава попала в аварию, что трекер фиксирует снижение мозговой активности и давления, что она уже вызвала скорую.
Я дернулся, зарычал, выкручивая руль, бросая взгляд на маршрут. Пятнадцать минут.
Твою мать, твою мать, твою мать!
Выжал педаль газа до упора.
Лава…
Глава 19
Станислава Воронова
Я, на самом деле, даже не успела понять толком, что произошло, не успела как-то отреагировать. Возможно, потому что слишком расслабилась, возможно, потому что башка была забита мыслями об Энджи, маме, Екатерине Николаевне, о Дыме и о том, что произошло сегодня ночью на моей собственной кухне.
Я сказала Гору, что это сон, но сама собственным словам не верила. Не сон это, и не Дым совершенно точно. Утром все виделось в совершенно другом свете, утром улеглись ночные страхи, и включилась логика и критическое мышление. А еще я проверила дурацкий фильтр и водопроводную систему, и выяснилось, что за несколько часов до случившегося в системе дома случился сбой. Где-то на верхних этажах прорвало стояк. Странно, потому что дом относительно новый, и одно дело, когда прорывает трубы, и совершенно другое, когда это стояк. Само собой, в копилку сомнений попало и открытое окно, и опущенные шторы. Очень удачно, что они – блэкаут. В общем, подумать было о чем. Возникла даже мысль отключить к хренам Энджи и провести полную диагностику. Но работу никто не отменял, а вечером мои вытащили меня в бар за углом, и я позволила себе передышку.
Не пила, но… но действительно в шумной и веселой компании расслабилась и переключилась. Мы сначала, конечно, ныли и жаловались на разрабов, но тема довольно быстро себя изжила, и разговоры сменились обычной трескотней, сплетнями и шутками в стиле «встретились как-то разраб и тестер».
Из бара я ушла, когда на часах была половина первого, села в кар, все еще улыбаясь, завела мотор и вырулила на дорогу. К тому времени поток машин заметно истончился, и ехать было приятно. Вечерняя Москва радовала огнями и огненно-желтой листвой на деревьях, из динамиков лилось что-то приятное.
А потом от матушки пришло сообщение: она подумала и решила, что хочет на шопинг, а поэтому ей нужно немного деньжат. На самом деле, сообщению я даже обрадовалась, бросила ей на счет несколько тысяч, написала, что если не хватит, пусть напишет, переведу еще. Шопинг значил, что она пока не собирается возвращаться, что растревоженные вчерашним разговором призраки кусались не так сильно, что маме, надеюсь, будет достаточно забега по магазинам и салонам, чтобы успокоиться окончательно.
От мамы мысли снова вернулись к анону и Дыму, что, в общем-то, естественно. История болела. Болела, как нарыв, начала зудеть, будто старый шрам. Почему-то именно сейчас особенно сильно, словно появление «Дыма» на моей кухне сделало этот зуд более реальным.
Я свернула на МКАД и проехала почти половину, когда вдруг в зеркале заднего вида сверкнули фары. Слишком близко сверкнули. Черный кар, паркетник, заляпанные номера.
Я посторонилась, прижалась вправо к отбойнику, уступая настойчивому водителю, мигнула фарами, сбрасывая скорость, и он пошел на обгон.
А дальше все слишком быстро, обрывками старых фотографий, почему-то черно-белых, и слепящий глаза свет.
Удар слева, скрежет металла, дикий визг, я выкручиваю руль на автомате и давлю на тормоз, но тачка не слушается, а в следующее мгновение понимаю, что руль выкрутила зря, зря пробовала тормозить, надо было, наоборот, набирать скорость и рвать когти.
Еще один удар слева, кар вмазывает в отбойник, скорость все еще около шестидесяти. Меня отбрасывает, заносит, еще один удар, и я дергаю ручник. Снова толчок, морда утыкается в отбойник, тело бросает сначала вперед, потом назад, стекло сыпется на голову. Еще один удар, вскрик глушат подушки безопасности, ногу до бедра простреливает боль, адская, какая-то выкручивающая и абсолютная, глаза все еще слепит, что-то тарахтит Энджи.
Еще удар, это теперь даже не скрежет, это настоящий вой, меня швыряет вперед сильнее, ремень впивается в тело, жжет, воздух с шипением вырывается из груди, срабатывают боковые подушки, в голове гул и звон, как будто по ней треснули.
Еще один удар, теперь в бок, боль в ноге такая, что я ору в голос. А потом темнота.
Проснулась я из-за все той же боли. Не такой острой, правда. Теперь ногу просто тянуло, мерзко, длинно, как будто что-то сдавливало со всех сторон. Вокруг непонятная почти тишина, какие-то разговоры, но как будто не рядом, а где-то в другой комнате, где-то гудели трубы, что-то стрекотало совсем рядом и очень тихо.
Я попробовала открыть глаза, но слишком яркий свет заставил снова зажмуриться. Снова открыла, но перед глазами только белый потолок и слепящие лампы. В башке тут же разорвалась граната, и я не смогла сдержать стона.
Тут же раздался какой-то шорох, быстрые шаги, чужая рука сжала мои пальцы.
– Слава…
Я осторожно повернула голову и все-таки смогла посмотреть на Гора. Мозг, несмотря на боль, работал нормально. Я помнила, что произошло, понимала, что, скорее всего, в больнице, понимала, что раз так, значит, все не особенно весело.
– Гор… – попробовала улыбнуться, но вышло, кажется, не очень. Голос был хриплым и шершавым, как будто я наглоталась ледяного воздуха. – Привет.
Он выглядел взвинченным, был растрепанным, бледным. На лице больше, чем обычно, отросла щетина, взгляд беспорядочно метался по моему лицу. Мятая рубашка, расстегнутая у горла, такие же мятые брюки, морщинки чуть глубже у глаз.
– Привет, – как-то потеряно отозвался он, смотрел с тревогой, сжимал мою руку, опускаясь на стоящий рядом стул. – Как ты?
Хороший вопрос, если бы я понимала, как я…
– Башка трещит и ногу тянет, в остальном, кажется, порядок, – еще одна попытка улыбнуться, а он наклонился ниже, наверное, чтобы лучше слышать, потому что язык во рту ворочался с трудом. – Я в больнице? Насколько все плохо? – спросила, скользя большим пальцем по горячему запястью, взглядом – по заострившемуся лицу.
– У тебя перелом левой ноги, ушибы и глубокие царапины на шее из-за осколков, – ответил Игорь мягко и вдруг поднес руку к губам, поцеловал осторожно костяшки пальцев, погладил. Драно и громко выдохнул, возможно, наконец-то расслабляясь, пусть и не до конца.
– Открытый или закрытый? – спросила, накрывая его руку второй и стараясь при этом не морщиться от боли. Немного тянуло на самом деле все тело, шея действительно зудела, болела грудная клетка, но по сравнению с ногой, почти неощутимо.
Перелом – это дерьмо…
– Закрытый, – прохрипел Ястреб, погладил меня по голове. – Хочешь чего-нибудь? Пить?
Я только головой отрицательно покачала. Очень медленно, чтобы не вызвать очередной приступ боли и тошноты. Потянулась к лицу Игоря, пробежалась кончиками пальцев по подбородку и скулам. Недолго, потому что сил, на удивление, не было совершенно, рука просто свалилась назад, против моей воли. Гор наклонился еще ниже.
– Давно я здесь?
– Часов двенадцать, – ответил он тихо. – Сильно болит? Может, врача позвать или медсестру, чтобы тебе ук…
– Не надо, – снова улыбнулась я. – Не суетись. Все хорошо.
– Лава, все вообще ни хрена не хорошо, – прорычал он, тут же резко выпрямляясь, сверкая льдом и сумраком стальных глаз, сжимая мои пальцы крепче.
Я только вздохнула.
Ну а что тут скажешь? В целом, он, конечно, прав. Ситуация – то еще дерьмо.
– Как давно ты здесь? – спросила, зная заранее, что услышу в ответ. Впрочем, Игорь ничего не ответил, просто посмотрел на меня, как на идиотку, и я улыбнулась шире.
А Ястреб снова наклонился, уткнулся беспокойной головой мне в бедро, опять коснулся губами руки, которую сжимал в своей.
И что-то защемило, натянулось и лопнуло внутри меня с оглушительным звоном, с пронзительным грохотом, как будто взорвалась очередная граната, только совсем не в голове в этот раз, где-то глубже, где-то больнее.
Я немного сдвинулась, чтобы так не тянуло ногу и шею, и запустила пальцы в его волосы, перебирала пряди и молчала. И непонятно, кого эти действия больше убаюкивали – меня или Гора. Я не поняла, когда снова отключилась.
Когда открыла глаза, Игорь все так же, уткнувшись лицом мне в руку и скрючившись на стуле, спал, а за окном занимался чахлый осенний рассвет, в палате и в коридоре стояла подозрительная тишина, что-то текло из капельницы мне в руку, мигал пульсометр на запястье.
Я полежала несколько секунд, а может и минут, глядя то на темную, склоненную макушку, то в потолок, прислушиваясь к себе и собственным ощущениям.
Это пробуждение было менее приятным, чем первое, из-за боли, зато более осознанным. Видимо, обезболивающие перестали действовать, и в голове прояснилось достаточно, чтобы в памяти начали всплывать картинки случившейся аварии.
Темный паркетник, и настойчивое желание его водителя меня покалечить, отсутствие адекватной реакции от Энджи в первые мгновения… На самом деле, любой реакции. Судя по тому, что я помнила, ИИ столкновения в первые секунды вообще не заметила, не зафиксировала. А в последние несколько минут просто отключилась: погасший экран, мертвая приборная панель, зависший трекер на запястье. Интересно, писали ли камеры?
Я повернула голову к тумбочке и тут же улыбнулась – с краю лежал планшет Ястреба. Аккуратно, стараясь особо не шевелиться потянулась к гаджету, но пальцы сжать на нем не успела, только задела самыми кончиками прохладный биопластик.
– Проснулась? – перехватил Ястреб мою руку, заставив вздрогнуть и повернуть к нему голову. Чувствовала себя нашкодившей школьницей: и стыдно и смеяться хочется. А Игорь невозмутимо положил мою руку на кровать, сам с явным трудом выпрямился, морщась и кривясь. – И вместе с тобой, судя по всему, проснулась неугомонная жажда деятельности, да, Слава? – смотрел с беззлобной насмешкой и немым укором. Очень таким показательным укором.
– Я хотела посмотреть записали ли что-то камеры кара, а еще я…
– Обязательно, – Гор поднялся на ноги, обрывая меня, забрал гаджет с тумбочки. – Сразу после того, как позавтракаешь и тебя осмотрит врач, – он нажал на кнопку вызова медсестры над изголовьем и спокойно направился к двери, потягиваясь и разминая спину, плечи, шею. Взъерошенный, во все еще измятой одежде, на лице щетина. Но такой самоуверенный, что я готова была его стукнуть.
– Гор! – рыкнула возмущенно в широкую спину.
– Я за завтраком, – махнул он рукой, не поворачиваясь и все-таки вышел. А я раздраженно откинулась назад на подушки.
Но долго тихо возмущаться на Ястреба мне не дали. Буквально через десять секунд в палате появились медсестра и врач, и стало как-то не до того.
В общем, авария для меня закончилась, закрытым переломом голени, ушибами грудной клетки, ушибами плеча, осколочными ранениями шеи, рук и лица. На шее справа и на правом же плече им пришлось шить, остальному хватило какого-то клея.
Ну клей и клей, хрен с ним.
А дальше стало совсем нерадостно.
– Сколько?! – вытаращилась я на плотного, светящегося почти доктора.
– Три-четыре недели, – все так же спокойно и мягко повторил он. – Потом сделаем снимок, возможно, снимем гипс, – он задумался, осмотрел меня еще раз внимательно с ног до головы, с каким-то странным выражением на лице и еще более жизнерадостно добавил. – А может и не снимем, может еще на недельку оставим.
Медсестричка что-то бодро за ним записывающая так же радостно и быстро-быстро закивала.
– Вы прикалываетесь, – пробормотала я.
– Отчего же, милое дитя? – вскинул он русые брови. – Я вполне серьезен. Вам вообще удивительно повезло, вас из вашей консервной банки с трудом выковыряли, знаете?
– Теперь знаю, – буркнула совсем тихо. – Охренеть, какое везение.
– Ну-ну, – пожурил меня дядька, все еще радостно улыбаясь, – сейчас вколим вам обезболивающие и настроение улучшиться, да Кира Леонидовна, – повернулся он к девушке.
– Да, Роман Альберт…
– Не надо ничего мне колоть, – вскинулась, как только смысл сказанного дядькой до меня дошел. – У меня ничего не болит.
– Ну, «вколим» – это просто выражение такое, – тут же повернулся ко мне врач, видимо, по-своему интерпретировав, мой отказ, – мы, на самом деле, всего лишь введем…
– Я поняла, – перебила я дядьку, – не надо никому, ничего, никуда ни колоть, ни вводить. Боль не такая сильная, чтобы я не могла ее перетерпеть.
– Станислава Алексеевна, это не вполне разумно, – начал снова увещевать меня эскулап. – Через несколько часов действие анестетиков совсем закончится и…
– Я потерплю, – упрямо скрестила я руки на груди.
– Боль будет очень сильной, Станислава Алексеевна, – в последний раз попробовал дядька.
– Буду иметь ввиду, – улыбнулась я вполне открыто.
Врач хотел сказать, видимо, что-то еще, но не успел, потому что в палату снова вошел Ястреб с подносом. С пластиковым красным стремным подносом, заставленным тарелками и чашками. Я таких подносов со школы не видела и думала, что их просто больше не делают. Не экофрендли и все дела… Но…
– Ваша жена, Игорь, невероятно упрямая женщина! – всплеснул руками врач. – Она…
– Жена?! – во второй раз за это утро выпала я.
– … отказывается от обезболивающих. Невероятно упрямая и невероятно самонадеянная! —
Ястреб так и замер в проеме с дурацким подносом, глядя то на опешившую меня, то на возмущенного доктора и, видимо, не понимая, кому первому стоит ответить.
– Гор? – поторопила я, сощурившись.
– Две минуты, Лава, – все-таки принял он решение, быстро сгрузил поднос на стол у двери, схватил доктора за руку и вытащил из палаты.
Сбежал…
Я посверлила закрывшуюся створку взглядом несколько секунд, подумала, снова прислушалась к себе и повернула голову к медсестре.
– Вы не поможете мне до ванной дойти? – спросила девушку, все еще что-то быстро записывающую в планшет.
– Вам нельзя, – безапелляционно заявила Кира. Очень строго.
– Что конкретно? В ванную или в целом в туалет? – фыркнула я, разглядывая меняющееся со скоростью света выражение лица девчонки.
– Вставать нельзя! – еще строже посмотрела на меня медсестра.
– А за сколько станет можно? – спросила, не меняя насмешливого тона. Девчонка вопрос поняла правильно, и уже через десять минут я мыла руки и рассматривала себя в зеркало.
Ну-у-у-у… такое себе, конечно…
Мелкие и поглубже царапины были в основном с правой стороны: лоб, скула, нос, подбородок, а на подбородке еще и синяк. Справа на шее шов, шов чуть поменьше над ключицей и на правом плече. Оба предплечья, правое запястье. Короче, в тоналке мне придется, видимо, искупаться прежде, чем в офисе появится, либо паранджу на себя нацепить.
Я еще раз помыла руки, кое-как почистила зубы и успела вернуться в койку до того, как в палату вернулся Игорь. Медсестра тут же выскочила за дверь.
– Голодная? – улыбнулся Ястреб, подхватывая пластиковый ужас. Умостил его на тумбочке, нажал на кнопку на кровати, чтобы поднять спинку вертикально. Полностью игнорируя мой вопросительно-возмущенный взгляд. – С врачом я договорился, никаких обезболивающих ни колоть, ни капать тебе не будут. Если, конечно, сама не попросишь.
– Спасибо, – поблагодарила сухо, проглатывая слова о том, что, если бы понадобилось, я бы «договорилась» с ним и сама так же, как «договорилась» с Кирой.
Гор просто кивнул, не заметив или просто игнорируя мои интонации, и сел немного сбоку, осторожно ставя поднос мне на колени.
И не тени раскаяния или осознания во взгляде. Он вообще на меня не смотрел.
– С чего хочешь начать? – спросил Гор, нарочито бодро, разглядывая внимательно поднос, как будто впервые увидел его содержимое. – Есть каша, творог, булочки. Прикинь, они, как и этот поднос почти из детства, а еще тут горячий шоколад.
Шоколад и правда был, и булочки, и каша, и есть я хотела, но я все-таки тестер, а поэтому…
– Жена, Игорь? – не выдержала, все-таки перехватывая взгляд.
Ястреб как-то виновато улыбнулся.
Вздохнул подчеркнуто тяжело, отвел взгляд, снова посмотрел на меня, снова отвел, опустив голову и начав переставлять тарелки на подносе.
Я не видела, но готова была отдать здоровую ногу на отсечение, что он улыбается. Ржет и поэтому не поднимает головы.
– Гор? – позвала настойчиво. Хотелось, чтобы прозвучало строго и грозно, но звучало, к сожалению, с любопытством, которое не получилось скрыть. Собственная реакция, на самом деле, на это «ваша жена» заставила задуматься. Потому что кроме небольшого удивления, скорее от возмущенного тона врача, чем от самой фразы, я больше ничего не ощутила, по крайней мере, того негодования, которое, по идее, должно было быть. Ну… жена и жена, и хрен бы с ним. Ясно, в общем-то, почему было проще сказать товарищам-медикам, что мы муж и жена. Не сказал бы, и его бы на порог не пустили, матушку бы дернули, да и вообще куча бы проблем нарисовалось в обозримом будущем. А мне пока сломанной ноги и придурка, который, кажется, открыл на меня полноценную охоту, хватает с головой.
