Текст книги "Гарвардский баг (СИ)"
Автор книги: Мира Вольная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)
– Я не…
– Знаю, – просто кивнул он, забирая у меня свой ноут, возвращая его на место, а я повернулась к Игорю всем телом и все же увеличила расстояние между нами, стараясь собрать мозги в кучу.
– Нас взломали? Меня взломали? – потерла лоб, снова закрывая глаза. Вдруг затошнило, в горле пересохло, и мерзкий жар, неприятный, колкий разлился по телу. Я оперлась руками о стол, чтобы не свалиться, зажмурилась.
Это пройдет, через минуту пройдет. Просто недосып.
– Станислава? – как-то напряженно проговорил Игорь. Я повернула к нему голову, чтобы что-то сказать, но не успела выдавить ни звука. Кабинет, взбешенный Ястреб, город за заляпанным осенними дождями окном, все вокруг вдруг потонуло в темноте.
Глава 2
Игорь Ястребов
Мать твою!
Я дернулся вперед, успел подхватить Воронову прежде, чем он упала или приложилась головой об угол.
Не такой реакции я ждал…
Заноза в заднице обмякла в моих руках. Голова откинулась, задралась тонкая футболка, открывая полоску молочной кожи над поясом долбанных джинсов, и меня обожгло. Натурально обожгло от того, что сейчас Слава была в моих руках, от ощущения ее кожи, долбанного сладкого запаха, тонкой футболки…
Я стоял и как имбецил просто смотрел на ее лицо. На бледные губы, сомкнутые веки, тонкую линию подбородка, и в башке ворочался кисель. Густой, плотный, не дающий пробиться наружу ни одной здравой мысли. Очнулся только через какое-то время и тут же поспешил положить девчонку на диван.
Сглотнул, сквозь стиснутые зубы выпустил воздух, оставаясь стоять над Славой. Смотреть.
Черт!
Как же она меня раздражает. Как же я…
Я оборвал мысль, не дав ей развиваться дальше, запустил пальцы в волосы, почти зарычал от злости на самого себя.
Пять месяцев, пять долбанных месяцев маленькая стерва выводит меня из себя. Наматывает внутренности на кулак, рвет нервы, крышу мне сносит…
Черт!
Я снова тряхнул головой, проверил пульс на тонкой руке, склонился над ней, похлопав по щекам.
– Слава, – позвал.
Но в ответ получил лишь тишину. Сжал челюсти и сел рядом, беря другую руку с браслетом, вытаскивая свой телефон. Наваждение не прошло, но соображать получалось уже лучше. Я даже не стал ничего анализировать: ни ее обморок, ни собственную реакцию. Нахер. Сосредоточился на самых простых действиях.
Прежде, чем вызывать скорую, надо бы проверить показатели, Энджи должна была как-то отреагировать.
Подключился быстро, вывел на экран данные и нахмурился.
Если вкратце, у Вороновой истощение, и Энджи уже вызвала неотложку и предупредила охрану внизу.
Рука сама потянулась к Славе, убрала с лица влажную прядь волос, коснулась высокой скулы.
Фен у нее сломался, джинсы эти…
Гребаная жесть.
Красивая, как чертова картинка. Тонкая, изящная. И эти брови вразлет, губы, глаза цвета шоколада. Меня накрывало от одного взгляда на нее, от одного ее присутствия. Как держался – не понимаю. Она одновременно и бесила и… с ума сводила.
Я не мог нормально соображать рядом с ней, контролировать себя не мог, думать ни о чем, кроме нее, в последние недели тоже не мог. Наваждение, бред.
Я склонился к девчонке, провел рукой вдоль шеи… Словно током шарахнуло.
Знаменский возле нее крутится постоянно, крысеныш облезлый.
Радует только, что Слава ничего не замечает, если бы замечала, я бы его уже придушил, наплевал на все и спустил бы с лестницы.
Проблема в том, что она и меня не замечает.
Застегнутая на все пуговицы, строгая, предельно сконцентрированная. Вот только характер не спрячешь… Я любил видеть злость в ее глазах, потому что в такие моменты…
Воронова заводилась с пол-оборота, вспыхивала спичкой, горела так ярко, что почти обжигала. В такие моменты хотелось разложить ее на любой вертикальной поверхности и трахать, пока голос себе не сорвет. Пока не замурлычет кошкой.
Да ладно, Игорь, себе-то не ври, ты хочешь ее разложить постоянно, стоит только увидеть или почувствовать запах духов – что-то сладкое с ванилью, жаркое. Я думал о том, какой она может быть в постели, какая она, когда кончает.
Жесть.
Поднялся на ноги, отошел к столу, чтобы быть дальше, чтобы начать думать.
Может ли она сливать кому-то наши разработки? Может ли быть замешана во всем этом? Все так очевидно на нее указывает, что… кажется слишком простым. На нее и на еще нескольких человек: двое разрабов и ее зам, конечно.
Я сжал челюсти, выдохнул, отворачиваясь к окну. Делать то, что я собирался, не следовало, но крысятник пора вычищать. Срыв с Иритой, косяки с Энджи, с каждым днем ситуация только ухудшается. Мы теряем время, а значит, деньги.
Дверь открылась, вырывая меня из мыслей, в кабинете показались врачи, а я вернул на лицо обычное свое выражение.
Станиславу привели в чувство и увезли в больницу, она пробовала спорить, выглядела растерянной, сопротивлялась, смотрела на меня так, что ни одной не пошлой мысли в башке не осталось: зло, упрямо, дерзко.
– Воронова, – прорычал я. – Не обсуждается: или с ними поедешь, или я тебя скручу нахрен и сам отвезу!
Она захлопнула рот, уставилась на меня так, будто я ее ударил.
– Я…
– Мы с тобой еще все обсудим. Ирита на холде и это главное, – оборвал я ее. – Доступ тебе пока закроют.
Она только челюсти сжала, а глаза полыхнули почти дьявольским огнем. Злится, понимает, что под подозрением, и бесится.
Очень горячая. Даже сейчас, даже с этими синяками под глазами и нездоровой бледностью на лице. Руки в кулаки сжала, наброситься готова.
Как только за Вороновой и врачами закрылась дверь, дышать сразу стало легче, мозг вернулся из члена в башку, и я смог заняться работой: ушел к разрабам и безопасникам. Зама ее, само собой, отправил домой. Покопался все-таки в ее домашней Энджи, совсем немного, чтобы отслеживать передвижения и подозрительные письма и звонки. А через час залез на сервер в поисках отчетов Вороновой и к, своему удивлению, нашел. Вот только все, что я открывал, почти каждый документ радовал… бредом. С первой и до последней страницы.
Связался со Знаменским и попросил прислать мне вариант последнего отчета Вороновой.
– Что произошло? Почему отозвали Ириту? – спросил мужик, потирая помятую, очевидно, после попойки рожу. Особенно взволнованным не казался.
– Она не готова, – мотнул я головой. – И Воронова утверждает, что говорила тебе об этом, Паш.
– Говорила, – пожал он плечами. – Не поверишь, но почти орала.
– Воронова не орет, – поправил машинально.
– Уверен, еще бы чуть-чуть и заорала, – усмехнулся он. И кулаки тут же зачесались: слишком мерзкая была улыбка, слишком прозрачный намек, слишком похотливый блеск в почти белесых синих глазах.
– Так почему ты дал добро на запуск?
– Там мелочь какая-то, насколько я понял, мы бы стартанули с кампанией, а через две недели все бы доделали, – скривил Знаменский круглую рожу, от чего стал походить на бомжа еще больше.
– Понятно, – сжал я челюсти. – В общем, запуск я отменил, – точнее, Воронова отменила, хотя ни хрена такими полномочиями не обладает, – Станислава на три дня в отпуске.
– Но…
– Все, Паш, мне надо идти, разгребать за тобой, – и я вырубил звонок, открывая файл, который он же и сбросил мне в ящик несколько минут назад. Пробежал взглядом по документу и откинулся на спинку кресла.
Вот это на Воронову похоже больше. Здесь она в каждой строчке буквально, в каждой букве.
И что получается?
Я сохранил файл себе на флэшку, на всякий случай, поднялся на ноги. В движении мне всегда соображалось лучше. И уже через час вместе с безопасниками «пытался залатать дыру», как выразилась Станислава, и копался в мозгах Энджи. От монитора оторвался только в двенадцатом часу и то не по собственной воле.
Энджи сообщила, что Воронова вернулась домой.
И я тут же поставил в ее домашнюю сетку еще одну следилку, надо было подтащить еще и ее телефон.
Когда я закончил разбираться с мобильником и бросил взгляд на экран, Энджи вдруг врубила камеру, заставив меня прирасти к креслу. Воронова вышла из душа… Из душа, мать ее… Что за день сегодня поганый?
Сука.
Я прикрыл глаза, снова открыл, наблюдая за Вороновой. Усмехнулся криво, все ещё не сводя взгляда с монитора.
Слава странно смотрелась в домашней одежде, очень непривычно. Обычная майка и спортивные штаны, какие-то пушистые носки. Выглядела все еще раздраженной и мрачной, но все равно не такой, какой я привык видеть ее в офисе. Была мягче. Такой мягкой я не видел ее никогда. Наверное, поэтому и не мог отвести глаз от экрана, слишком контрастной была картинка.
– Энджи, – обратилась Станислава к помощнику, – набери Ястребова.
Я дернулся, словно Слава застала меня за подглядыванием, тряхнул башкой… Но окно на мониторе все же не свернул. Не смог себя заставить просто.
– Да, Станислава, но я бы все-таки рекомендовала вам сначала поужинать.
– Засунь свои рекомендации себе в… реестр ошибок, – рыкнула Воронова, а я улыбнулся, все еще приходя в себя. – Набирай Ястребова.
– Это было обидно, Станислава, – прокомментировала Энджи. Воронова только глаза закатила. А через несколько секунд у меня на мониторе замигал вызов.
– Станислава? – улыбнулся я, делая окно со звонком меньше, продолжая наблюдать за девчонкой, и стараясь заглушить шепчущую в ушах совесть. Пожалуй, я сам не понимал до конца, что делаю, все еще был оглушен.
Камеру программы, в отличие от меня, Слава не включила…
И было в этом что-то извращенное. Я понимал, как веду себя и что делаю, и не старался оправдать собственные действия. Да, причина того, что я сейчас на нее смотрю – ошибка в коде, пара закорючек, которые я забыл прописать, когда несколькими часами ранее ставил ее сеть на отслеживание, но… Но закрыть окно я все еще не мог себя заставить.
Потом с этим разберусь. Как только мозг встанет на место.
– Ты еще в офисе? – нахмурилась Слава, вырывая из мыслей, огладывая кусок окна за моей спиной.
– Как видишь. Как ты себя чувствуешь?
– Все в порядке, – нервно тряхнула девчонка головой и потянулась рукой к одному из ящиков на кухне. Выдвинула и уставилась на его содержимое, будто зависла. Что внутри я не видел, но поза, взгляд и ее молчание были очень красноречивыми.
– Станислава?
Она вскинула голову, с силой захлопнула ящик, скрестила руки на груди.
– Что с Иритой?
– Работаем. Ты в отпуске на следующие три дня, – решил я не тянуть с новостями. Вряд ли Воронова обрадуется, вряд ли не понимает, что это значит и что происходит.
– Ясно, – вздохнула она, закрыла рукой глаза, опуская голову, волосы скрыли от меня почти все лицо. Дышала медленно и глубоко. – Мне не нужен отпуск.
– Нужен, – отрезал я. – И это не обсуждается.
Повисла тишина. Слава явно старалась взять себя в руки.
– Ясно, – снова выдавила наконец. – Энджи?
– Здесь ничего не меняется, – пожал плечами. – Работай. Об остальном поговорим завтра.
– Об остальном? – нахмурилась девчонка, поднимая голову, впиваясь взглядом, очевидно, в мое лицо на мониторе. Даже через экран ноутбука я видел, какой злостью горят ее глаза. Румянец на высоких, острых скулах, сжатые в кулаки тонкие пальцы. И эта чертова футболка, натянутая на груди. На аккуратной, аппетитной груди, с выделяющимися сосками. Темные, почти черные от воды волосы, разбросанные по плечам, оказывается вьющиеся.
– Да, – тряхнул головой, сбрасывая напряжение, – нам надо решить, что делать дальше.
Воронова вцепилась пальцами в столешницу до побелевших костяшек, сжала челюсти.
– Я не… – начала она жестко, вмиг теряя всю мягкость, становясь самой собой.
– Станислава, – перебил я девчонку, – успокойся, мы во всем разберемся. А сейчас я советую тебе лечь спать. Твой обморок…
– Это просто перенапряжение. Это не повлияет на мою работу, – отчеканила она.
А мне хотелось встряхнуть ее пару раз. Видел я ее показатели.
– Три дня, – повторил. – До завтра, Станислава, – и отключился, откидываясь на спинку кресла.
Станислава стояла, вцепившись в столешницу, еще несколько секунд, стараясь справиться с собой, а потом повернулась резко, рванула на себя дверцу холодильника и вытащила бутылку вина, из того самого ящика достала пачку сигарет…
Воронова курит?
…швырнула ее на стол.
– Мудак, – прокомментировала она. Я улыбнулся.
– Станислава, – тут же очнулся ИИ – не думаю…
– Спящий режим, Энджи, – отрезала девчонка.
И через несколько минут уже сидела за столом, потягивая из бокала вино и выпуская вонючий дым в потолок. Все еще хмурая и злая.
Я тут же выключил окно программы, закрыл глаза, а через несколько минут все-таки вырубил и ноут, поднимаясь на ноги. Злясь сам на себя: и так башку из-за нее сносит и все мозги в член перетекают. Надо исправить ошибку и оставить только отслеживание передвижений и почты.
Только уже завтра, потому что голова вообще не варит, а из офиса давно пора валить.
Вот только стоило мне вырулить со стоянки, как меня ждал новый сюрприз от Энджи. Из динамиков машины вдруг раздался голос Вороновой, заставив вжать педаль газа в пол.
– Слушаю, – судя по тягучим ноткам, вино на Станиславу успело подействовать.
Я ругнулся, взял себя в руки и сбросил скорость. Телефон от резкого движения машины залетел под сидение, искать его сейчас, чтобы вырубить программу к чертям – непередаваемо хреновая идея.
– Слав, я хочу поговорить, – на другом конце провода был какой-то мужик. Судя по голосу, нервный и не совсем трезвый.
– Нам не о чем говорить, Ник, – послышалось твердое в ответ. Вся расслабленность, что была еще несколько секунд назад в голосе девушки, будто растворилась.
– Слав, я вспылил и передавил, я понимаю, просто…
– Так, – оборвала мужика, Воронова, – давай еще раз, чтобы не осталось недопонимания. Мы просто трахались, Ник, и меня все устраивало. И большего мне от тебя не нужно и никогда не будет нужно.
– Мне тоже, говорю же…
– Не ври, – отрезала Воронова, а мои губы искривила улыбка. Готов был поклясться, что Станислава тоже улыбается. Холодно, жестко, так, что у ее собеседника наверняка яйца бы сжались, если бы он мог ее видеть. Слава умела ставить придурков на место и расставлять приоритеты. Вообще, к удивлению, в ее характере больше мужских черт, чем женских. По крайней мере, мне так казалось.
– Тебе нужна… жена, Ник, – все так же твердо продолжила девчонка. – Та, что будет ждать дома, готовить борщи и пироги, гладить рубашки, восхищаться тобой, зависеть, спрашивать, как прошел день. Меня подобное не вставляет. Я люблю хороший секс и свою работу. Она меня кормит и трахает, так что…
– Если тебе нужны деньги, – попробовал идиот снова что-то донести до Вороновой, и я расхохотался на весь салон, а Слава застонала вслух, – ты всегда можешь…
– Ник, – воздохнула она. – Ты не слышишь или не слушаешь меня. Я кладу трубку.
– Слава, – рявкнул парень.
– Не рычи, не заводит, – оборвала его девчонка. – Ты вообще перестал меня заводить.
– В этом ты вся, – прошипел идиот. – Ты баба вообще?
– Ну ты же трахал меня, – рассмеялась она. – Тебе виднее. Не звони больше, – и Станислава сбросила вызов.
А я надавил на педаль газа.
Так, значит, Слава? Кормит и трахает… Ну-ну.
Я помню, как увидел ее впервые, увидел и застрял в ней, увяз. Еще не желание, но что-то… слишком на него похожее. Чудовищное по своей силе. Меня никогда так не выворачивало, я никогда не увязал от одного взгляда на красивую женщину. Я сконцентрировался, сосредоточился на Станиславе так, как никогда не концентрировался даже на работе. И это осознание оглушило почти так же, как предвестник похоти.
Воронова влетела в переговорку, где я встречался со Знаменским и гендиром, в середине обсуждения бюджета для нового проекта, на первой неделе моей работы. В чем-то строгом и классическом, темно-синем, тихо и мягко стучали по полу ее каблуки, ткань облегала стройное тело, подчеркивала каждый изгиб и линию. Она двигалась быстро, но мягко и плавно, с какой-то врожденной грацией, несколько прядей цвета шоколада выбились из толстой замысловатой косы, падая на лицо, горели раздражением зелено-карие глаза, легкий румянец играл на точеных скулах.
А я залип в нее, заткнулся, не в силах отвести взгляд, застрял в глотке следующий вдох. Охренительная фигура, невероятные ноги… Безупречная.
– Не полетит, – швырнула она на стол перед Знаменским папку. – Закрывать надо и все заново начинать.
И я залип во второй раз, теперь на голос. Кошачьи ноты – тягучие, немного томные, низкие. В башке не осталось ни одной связной мысли, вообще все вымело нахер. Только член в штанах дернулся, как у подростка в разгаре пубертата.
Она оперлась о стол руками, склоняясь к Пашке, свела идеальные брови, и чертова ткань платья еще сильнее обтянула шикарную задницу. Контрольный в голову, мать его.
– Не говори, что ты всерьез рассчитывал запускать этот трэш.
– Слава, добрый день, – поприветствовал девушку Борисыч, его голос заставил очнуться. Не закрыл бешеное желание, но напомнил о том, что не плохо хотя бы попытаться взять себя в руки. Никогда меня так не вставляло.
Борисыч смотрел на Воронову мягко и ласково, прятал в уголках губ ироничную улыбку.
– Добрый, Аркадий Борисович, – кивнула Слава гендиру, на миг повернув к нему голову, а потом снова уставилась на Знаменского, испепеляя его взглядом. Пашка сглотнул.
– Мы все проверяли, – пожал Знаменский плечами, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Вариант вполне рабочий.
– Рабочий? – она выпрямилась, уперлась одной рукой вбок, еще большей злостью сверкнули глаза. А я подтянул к себе папку, пролистал, пробегая взглядом по строчкам, но ощущая присутствие Славы так, будто она не стояла от меня в паре метров, а сидела на коленях.
– Рабочий, – кивнул Пашка. – Его докрутить просто надо, рубрикатор нормальный сделать и…
– Рубрикатор – это меньшая из проблем, – перебила его девчонка. – Встань, – махнула рукой.
– Что?
– Поднимись, говорю, – и сталь, звучавшая в голосе, перещелкнула еще несколько рубильников в моей башке. Замкнуло окончательно.
Знаменский, нагло и самоуверенно улыбаясь, подчинился.
– А теперь присядь десять раз, – выпрямилась она. – Ну!
– Ты переработала? – вытаращился Пашка на девчонку.
– Делай, Паша, – отрезала девушка. И Знаменский действительно присел. Серый костюм собрался неаккуратными складками, стоило придурку сделать несколько первых движений, колени Знаменского хрустели, скрипели ботинки, но он, как послушный мальчик, приседал. Пыхтел, краснел, но приседал.
– Девичья фамилия матери, – отчеканила Слава секунд через двадцать.
–
– Третьякова, – пробормотал Знаменский ошарашено, продолжая приседать. Борисыч спрятал улыбку в кулаке.
– Дата ее рождения в обратном порядке, – не отступала Воронова. – Марка духов и любимый ресторан.
Знаменский завис, но продолжал опускаться вниз и подниматься вверх, все еще хрустели его колени. Девчонка победно улыбнулась.
– Ты присел уже семнадцать раз, Знаменский, а я просила десять, – Пашка застыл на очередном приседании, медленно выпрямился, сжав челюсти. Красный и злой.
– У тебя точно крыша поехала, – процедил он.
– Нет, Знаменский, это у тебя она поехала, – чуть дернула Воронова уголком губ, – раз то же самое ты заставляешь делать пользователя и хочешь, чтобы он за это еще и деньги платил. Да они умрут еще на этапе регистрации. Эта хрень убыточная по определению. Подробности в папке, – махнула она рукой небрежно. – Хорошего дня, – и, развернувшись на своих тонких каблуках, так же быстро покинула переговорку.
Знаменский зашипел ей вслед.
– И это?.. – выгнул я бровь, кладя папку на стол и придвигаясь к нему ближе.
– Станислава Воронова – наш аналитик, – внимательно глядя на меня, просветил Борисыч. Мне кажется, он все понял раньше меня, поэтому в его глазах я и видел непонятный тогда добродушный смех.
– Первостатейная стерва, – рыкнул Знаменский.
– Павел, – одернул его Борисыч, тут же нахмурившись. – Прекрати немедленно.
И Знаменский захлопнул рот.
На самом деле, Пашка был неправ. Классической стервой Воронова не была и быть не умела. Она жесткая, прямая и упрямая, совершенно бескомпромиссная перфекционистка. Ненавидит размениваться на мелочи. А еще очень хорошо умеет ценить собственное время…
Разрабы как-то при мне притащили ей простенькое приложение для повышения качества звука, записанного со смарта. Инициативный проект, не более, минимум вложений и неплохой потенциал. Оно было сырое, конечно, кривое и косое, но действительно вполне рабочее.
Воронова сбросила мне на почту файл где-то в середине дня. Без темы, без названия, без каких-либо пояснений. Обычный аудиофайл.
Само собой, я его открыл, вот только уже через пару секунд хотел выйти в окно, отчаянно жал на ctrl-w и матерился сквозь зубы.
– Воронова, – прорычал я в трубку, когда она наконец-то ответила своим тягучим, пробирающим до самого нутра контральто. – Что это, мать твою, было?
– Это ты у своих гениев нулей и единиц спроси. Они принесли мне хрень, криво слепленную из говна и палок, и попросили посмотреть. Я посмотрела, Ястребов, результат у тебя в ящике. Объясни им, пожалуйста, что мое время очень дорого, – и повесила трубку. Разрабов потом Слава гоняла почти две недели, пока они не принесли то, что она не смогла испортить, что ее полностью удовлетворило.
С тех пор все инициативы прежде, чем попасть к Станиславе на стол, проходят через меня. С тех пор она считает, что у нас с ней война. А у меня не война, у меня просто крыша от нее едет. У взрослого мужика от почти девчонки.
И чем дальше, тем глубже меня затягивает. Воронову не вытравить, не исправить, не стереть. Она – фатальная ошибка в моем программном коде. Гарвардский, мать его, баг.
