Текст книги "Гарвардский баг (СИ)"

Автор книги: Мира Вольная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)

Славка напряженно и задумчиво следила за моими действиями, поджимала губы.

– Что? – вскинул бровь.

– Я ничего не говорила, – пожала она плечами.

– Я чувствую твой взгляд. Слышу голос. Что не так?

Я ожидал как минимум очередной отповеди о том, что лезу не в свое дело, вопросов о том, откуда у меня ее отпечатки, какого-то язвительного комментария, но совершенно не того, что услышал в итоге, тем более тона, которым это было произнесено.

– Давай, я тебя отвезу, Игорь. Не надо такси.

Беспокойство. Настолько сильное, что я невольно опустил руку с телефоном, всматриваясь в лицо.

– Слав, это на другом конце города почти, время двенадцать, ты будешь дома не раньше двух. – Она только безразлично пожала плечами, отворачиваясь. – Нет, я возьму такси.

– Почему не шеринг, Игорь? – спросила, как и в ресторане растирая предплечья.

– Очки остались в офисе, – развел руками в стороны, все-таки нажал на кнопку вызова машины. Воронова невольно скривилась. И упрямо осталась ждать со мной тачку.

А когда кар подъехал, сфотографировала не только номера, но и водителя, немало удивив этим ничего не понимающего мужика.

– Напиши мне, пожалуйста, когда будешь дома, хорошо? – попросила тихо, заглядывая в глаза. Стояла там, на пустой парковке, подняв ко мне лицо. Немного нахмуренная, серьезная, почти строгая. И меня опять заклинило, скрутило, вывернуло, перемололо всего. Слова до мозга опять доходили с задержкой, сбоило в нейронных связях. Я мог только смотреть, как свет фонарей ложится на скулы и волосы, как чуть приоткрыты соблазнительные губы. И совсем другие мысли в башке, совсем другие желания.

– Я отклоняю твое предложение, Слав, – склонился к Вороновой, к самым губам, удерживая взгляд.

И зрачок у Вороновой расширился вмиг, она вытянулась вся, сглотнула громко, задержала дыхание. Очень хотелось ее поцеловать. Прижать.

– Какое предложение? – на грани слышимости почти, шершаво.

– Я не хочу забивать и забывать. Мне понравилось тебя целовать, в руках тебя держать. Глотать твое дыхание, Слав.

– Я…

– Спокойной ночи, Воронова, – я поднял тонкую руку, повернул ладонью к себе, отслеживая, глотая реакцию Славкину. До невозможного вкусную. Правильную. Прижался губами к центру ладони, языком провел. Длинно. По линиям тонким. Втягивая в себя запах ее солнечный. Понимал, что рискую, но не мог без этой провокации. – Я напишу, – оторвался от руки, развернул за плечи к ее собственной машине. – Иди, Слав, – подтолкнул легко в спину.

А она не сказала ничего. Только зацокали по асфальту ее каблуки тонкие. Быстро, уверенно. Славка действительно села в свой кар, завела мотор.

Я в такси сел только, когда Воронова вырулила на трассу, кивнул водителю, стараясь давить довольную улыбку. Почти сытую.

– Красивая у вас девушка, – протянул задумчиво дядька, хитро поглядывая на меня в зеркало. – Только строгая.

– Да, – кивнул, соглашаясь сразу со всем: и с тем, что строгая, и с тем, что красивая, и с тем, что «у вас», откидываясь на сиденье. – Очень, – добавил тихо.

Она вообще вся очень. Собранная, умная, горячая. Моя. Очень-очень моя. Будто мне кто-то код ее на подкорке прописал.

Вкусная.

Дома я был через час. Сбросил свитер, ботинки, стянул рубашку, пробормотал «ага» на слишком бодрое приветствие Энджи. И вспомнил, что обещал написать Славе.

– Энджи, где сейчас Станислава Воронова? – спросил, проходя в ванную. Мигнул свет, в душе зашумела вода, Энджи включила теплый пол.

– Станислава Воронова у себя дома, – отозвалась помощница. – Вывожу на экран.

И прежде, чем я успел хоть как-то отреагировать, ИИ действительно вывела изображение со Славкиных камер на зеркальную поверхность над раковиной.

Воронова сидела на диване в собственной гостиной, поджав под себя ноги и откинув голову на спинку. Волосы темным шелком рассыпались по плечам, на не скрытой теперь тканью строгой блузки шее все еще виднелись синяки, простая серая майка подчеркивала грудь и тонкую талию. В руках Воронова нетерпеливо крутила мобильник.

– Энджи, – обратился я к помощнице хрипло, не в силах оторвать взгляда от зеркала, – набери сообщение для Станиславы Вороновой.

– Я готова записывать, князь Игорь.

– «Я дома, Слава. Иду в душ, – бросил, шагая в душевую кабину. – Ты добралась?»

– Сообщение записано, князь Игорь, но могу я задать вопрос перед отправкой? – вдруг поинтересовалась ИИ.

– Сначала отправь, – покачал головой, становясь под струи воды. – Потом задавай свой вопрос.

– Сообщение отправлено. Теперь могу я задать вопрос? – настойчивости и невозмутимости Энджи можно было иногда позавидовать.

– Спрашивай.

– Зачем вы спросили, добралась ли Станислава Воронова? Вы знаете, что княгиня Станислава дома.

Я застыл с занесенным над ладонью флаконом с шампунем, стер с лица воду. Задумался. По-хорошему, надо, конечно, все объяснить Энджи, но как объяснить то, что я не всегда мог объяснить самому себе?

– Мне важно услышать это от Станиславы Вороновой, прочитать, а не вот так… Кстати, я не просил тебя выводить изображение на экран, зачем ты это сделала?

– В последний раз, когда вы говорили со Станиславой, вы смотрели на нее, я запомнила ваши действия и воспроизвела, так прописано в протоколе, – ответила ИИ. – Я что-то сделала не так, князь Игорь?

– Нет, Энджи, все в порядке, – покачал головой и все-таки выдавил шампунь.

Смывал с себя пену и ждал ответа от Вороновой, прислушиваясь к звукам в ванной. Но его не было. Энджи молчала, только вода шумела, и гудели трубы стояка.

Я вышел из душа, наспех обмотал полотенце вокруг бедер и провел рукой по запотевшему зеркалу, стирая влагу.

Славка все еще сидела на диване, только теперь не отрываясь смотрела на экран мобильника, слишком низко склонив голову, как будто плохо видела. Волосы скрывали от меня выражение лица, взгляд, спрятали почти всю фигуру до талии.

О чем ты думаешь, Слава? Почему молчишь?

Мобильник нашелся в коридоре на комоде. Я подхватил смарт, ругая себя за мальчишество, и сам вбил сообщение, решив не перекладывать эту обязанность на Энджи. Но ИИ влезла и здесь: вывела картинку из гостиной Вороновой на экран смартфона.

Ну да…

Я же не просил ее остановить трансляцию.

«Слав? Все хорошо?»

Она подняла голову, посмотрела перед собой, словно я стоял рядом.

Несмелая, какая-то робкая улыбка… Как будто девчонка сама ее боялась. Боялась улыбаться даже так, наедине с собой.

Пальцы забегали по смартфону.

«Все хорошо, Игорь. Спокойно ночи».

Я смахнул окно с видео с экрана мобильника. Резко и с раздражением.

И так позволил себе слишком много. Надо все же удалить гребаную программу из ИИ. Поиграли и хватит. Воронова, если узнает, оторвет мою пустоголовую башку и будет права.

«Спокойной ночи», – ответил Славке, отшвырнул полотенце в кресло и рухнул в кровать.

Спать. А о том, к каким данным Славка сегодня получила доступ, я узнаю завтра.

Но «завтра» узнать ни хрена не получилось, и на следующий день, и потом. До четверга мы пахали, не поднимая задниц и голов от мониторов. До госов дошли слухи и… «они выразили свое неудовольствие», нагнув всех в коленно-локтевую, не позволив даже вазелином запастись.

Получилось жестко, унизительно и в лучших традициях немецких фильмов.

Знаменский и Борисыч, конечно, вертелись, как могли, но в результате все равно огребли все. Поднимался даже вопрос о переносе корпоратива Иннотек. Правда, как поднялся, так и сдох в зародыше, когда снабженцы прикинули на коленке счет за этот самый перенос.

В общем, чтобы не переносить, мы и пахали сейчас, как черти.

Я не вылезал из куба, Воронова – из своего вороньего гнезда. Даже о том, что Авдеенко, говнюк, что-то нарыл и взял еще время на дополнительную проверку, Славке пришлось писать.

Воронова ответила что-то вроде «пусть проверяет», и больше мы эту тему не поднимали. Пересекались с ней только пару раз у кофе– и фуд-корнеров.

И дело было не только в том, что мы впахивали, как проклятые. Воронова меня избегала, и я отдавал себе в этом отчет. Не форсировал, не давил, думал. И да… батрачил.

Алиса все-таки вышла к нам в четверг. Освоилась быстро, так же быстро включилась в работу, легко приняла клоуна-Семена в качестве непосредственного начальника. А Сема… поплыл… Примерно, как я от Вороновой, когда в первый раз ее увидел в кабинете Борисыча.

Наблюдая за этим на утренней встрече, Андрей недовольно кривил губы и слишком красноречиво сверлил меня взглядом.

– Нам Вороновой мало было, ты решил еще одну куклу взять, – процедил безопасник, разглядывая смущающуюся блондинку. Алиса представлялась команде и рассказывала о себе. Стройная, длинноногая, миленькая. Действительно похожа на куклу. Улыбается, но серо-синий взгляд уверенный, несмотря на смущение.

– Ты сейчас Славку куклой назвал? – выгнул я бровь.

– Ты понял меня. У Славы мозги, и Воронова и себя, и наше стадо держать умеет, а эта…

– А на эту мы посмотрим. Нам не хватает рук. И ты ее проверил, – я повернул к Андрею голову.

– Проверил-то проверил, – протянул недовольно безопасник, не отрывая взгляда от девчонки, – но Сему уже можешь списывать, посмотри на него.

– Вот и на Сему тоже посмотрим, и на остальных заодно, – пожал я плечами. – Будут проблемы – переставлю.

Андрей только башкой недовольно покачал, а я потом поговорил с Семеном на предмет его внимания к новенькой. Миньон вроде понял и принял. Но да, петухов в команде прибавилось, и это заметили все, даже исследователи. Сложно не заметить, на самом деле, когда внутренние чаты рвет флудом и мемами на тему «баб на корабле».

Я окончательно махнул рукой на ситуацию, когда всевидящая Энджи сообщила о том, что «старенькие» девчонки замутили закрытую болталку и делали ставки. Ждали корпоратива, как выхода первой полностью виарной рпгэшки, предвкушая бои за свежее мясо. За все свежее мясо в обеих командах. В чате отметились женатики и даже Борисыч. Вот после этого я и плюнул. Раз Борисыч позволяет, то и мне… нехер лезть.

А утром в пятницу у здания Иннотек творился хаос и беспредел. Сто с лишним человек пытались погрузиться в автобусы. Пытались шумно, громко и долго.

И это был только первый «транш». Всего таких должно было быть два. Разрабов, исследователей и тестеров вывозли на корпоратив. С нами же ехали суппорты, манагеры и начальники отделов, само собой, безопасники и административка.

Куда ехали – хрен его знает. Борисыч и Петр хранили партизанское молчание.

Провожал «пепелацы с пацаками» в добрый путь «дядя Вова»: делал «Ку», осыпал всех из мешка спичками и раздавал колокольчики.

– Надо было приглашать священника, – покачала головой Воронова. Она стояла ближе всех к дороге. В простых джинсах и куртке, волосы собраны в хвост. Смотрела на происходящее с тревогой и сомнением. – А лучше экзорциста.

– Ага, и Иннотек официально предадут анафеме, – заржал Знаменский, спускаясь по лестнице главного входа.

– Не разделяю твоего веселья, Паш, – проворчал Андрей. – Ты понимаешь, что в этом зверинце ты, я, Ястреб и Славка – главные няньки?

– Да ладно, – отмахнулся Знаменский, – в первый раз что ли едем куда-то?

– Ты… – начал было Андрей, но покосился на Славку хмурую, первой шагнувшую к кару с водителем для нас, и замолчал, наградив Знаменского красноречивым взглядом. В воздухе повисло «идиот». Я последовал за Вороновой, отмахнулся раздраженно от клоуна со спичками, помянул добрым словом Борисыча.

Тим-билдинг, мать его. Свежее мясо даже не в штате, у нас контракты с ними как с ИПэшниками, временные… Нахрена их тащить было?

– Не распыляйся, – вздохнула Славка, когда я сел рядом, говорила, глядя в окно на загружающийся второй «транш».

– Что…

– Побереги энергию на эти три дня, – пояснила Воронова, криво усмехнувшись.

– Слава права, Гор, – кивнул, тормознув у двери, Андрей. – Нам всем нужны будут силы и терпение. Борисыч замутил какую-то лажу.

– Аминь, – кивнула со вздохом Слава.

На этом разговор и затух. Знаменский, правда, что-то вещал, но едва ли его кто-то слушал. Я разглядывал Воронову, Славка продолжала смотреть в окно. Андрей копался в своем трекере.

Девчонка выглядела одновременно уставшей, бледной и раздраженной. И мне казалось, что я знал причину такого ее состояния. Она проверяла документы. Те самые, к которым ей дал доступ пес, наверняка проверяла все эти дни, вместо еды и сна. Вот только нашла ли то, что искала?

Вопрос.

Из мыслей вырвал мигнувший сообщением трекер.

«Пепелац отбывает, время в пути составит три парсека, анестезия в баре».

Борисыч…

На анестезию, которая действительно нашлась в баре между сиденьями Андрея и Знаменского, отреагировал только Знаменский. Тут же вскрыл бутылку коньяка, щедро налил себе. Остальные отказались, водитель кара невозмутимо завел мотор.

А через пятнадцать минут мы влились в поток на МКАДе. Слава заметно напряглась, рассеянно потерла красные от явного недосыпа глаза, заставив меня хмуриться, но попыток поспать не делала. Упрямо смотрела на дорогу и клевала носом.

И самое дерьмовое во всей ситуации было то, что ехать явно к черту на рога и времени свободного до хрена, а кодить не на чем. Охрана проверяла все рюкзаки и сумки, по приказу Борисыча забрали даже планшеты, впрочем, как и во все прошлые годы. Мне рассказали, я был в теме.

Еще через полчаса на трекер пришло еще одно сообщение, на этот раз от Андрея.

«Я протащил «резиновую Зину», полагаю, что Воронова тоже, ты?»

«Резиновая Зина» – планшет из нано-пластика и силикона. Маленький, удобный. Если сложить, легко поместится в кроссовок или бутылку для шампуня. Всем хорош, кроме, пожалуй, мозгов. Кодить на нем все равно что собирать реактор из пенопласта. Но это лучше, чем ничего.

«Тоже, – вбил я ответ. – Но здесь Знаменский и водитель. И если нам повезет и первый может просто напиться и уснуть, то второй явно стукнет».

Андрей только кивнул раздраженно.

«Бля, я как будто снова подросток и снова пытаюсь протащить в поездку с классом запрещенку», – написал Андрею.

«Ага, только в этот раз это не сигареты или бухло и даже не травка».

«Бред».

Безопасник досадливо фыркнул.

Еще через час Славка все-таки сдалась и уснула. Андрей приглушил Знаменского, пытавшегося втянуть нас в очередную «занимательную беседу», я попросил Энджи выключить к хренам музыку в салоне. И оставшиеся два часа почти не шевелился, чтобы не разбудить Воронову, своей подушкой выбравшую мое плечо.

Против я не был. Наоборот, меня более чем все устраивало.

Ладно, почти все. Я бы, конечно, предпочел, чтобы и Пашки и Андрея в каре не было. С другой стороны, Знаменский оказался не совсем мудаком: с коньяка лишь снял пробу, а Воронову укрыл собственным пиджаком.

В итоге Слава проспала, сопя мне тихо в шею, до самого пункта назначения. Жалась доверчиво, снова кутала и путала мысли своим запахом, теплом тела, мерным дыханием. Я даже не пытался разогнать туман в башке, только Пашкин пиджак поправлял время от времени, рассеянно реагируя на болтовню Пашки и безопасника.

А через два часа кар замер возле, вероятно, главного здания на базе отдыха – кругом сосны, домики, беседки – и Знаменский с Тарасовым выкатились наружу.

Слава продолжала дремать, проснулась, только когда Андрей, выйдя из машины, за каким-то хреном закрыл дверь, хлопнув ей так, что дернулся даже флегматичный водитель.

Вот и Славка дернулась. От меня в сторону. Вжалась спиной в дверь, проморгалась. Нахмурилась. Еще раз вздрогнула уже тише.

– Мы… – голос со сна звучал низко и хрипло. Охренительно. Она тянула слова, лисьи глаза были все еще затуманены.

– Приехали, – улыбнулся я, отстраняясь. – А ты проспала всю дорогу и пропустила философские измышления Знаменского о том, как бы он развернулся, если бы…

– О, да я везучая, – скривилась Воронова. Попробовала за иронией скрыть неловкость и растерянность. – Я…

Она не договорила, замерла, когда я снимал с нее Пашкин пиджак. Сложила два и два. И тут же легкий румянец окрасил скулы, смягчая острые черты.

– Прости, Игорь, я… Черт, – она спрятала лицо в ладонях, что-то пробормотала. Вкусная такая, все еще сонная немного, потому и открытая.

– Все хорошо, Слав, – улыбнулся, открывая дверь кара. – Пойдем, – и подал ей руку. Воронова медлила, а я терпеливо ждал.

Нет. Ты бегала от меня всю неделю, Воронова.

Здесь не убежишь. Не дам.

И она все же вложила свою ладонь в мою, неуверенно и осторожно выходила из машины. Озиралась по сторонам, стараясь сориентироваться.

Пашка с Андреем доставали из багажника вещи.

– Мать твою, – прикрыла глаза Славка, рассмотрев главное здание.

– Распространишь? – спросил, все еще держа ее за руку.

– Точно, тебя же еще не было с нами, – Воронова посмотрела сочувствующе и иронично одновременно. – Знаешь, где мы?

– Понятия не имею, – пожал плечами, подхватывая свою сумку из рук Знаменского и маленький Славкин чемоданчик. Наверняка командировочный. В такой, кроме ноута, помещаются обычно только сменный костюм, рубашка и несессер.

– Это ЛейкКлаб, – просветил все тот же Знаменский, довольно улыбаясь, синие глаза совершенно по-хозяйски смотрели на четырехэтажный огромный дом перед нами. – Полтора года назад мы меняли им всю систему. Ставили наше: безопасность, комфорт, обслуживание. В общем, все. Сейчас у нас контракт на суппорт, ты должен был видеть.

Я напряг память. И действительно вспомнил, хотя и не имел к проекту почти никакого отношения. А еще вспомнил, что слышал про сам ЛейкКлаб, и понял Славкину реакцию. Пафосный, огромный загородный клуб с развлечениями на любой вкус и размер кошелька – несколько кортов, яхтинг, два скалодрома, бассейны, лошади. Короче, все.

– Я не хочу в этом участвовать, – простонала Воронова. – Можно самоустраниться?

– Да ладно, Слав, – Знаменский шутливо толкнул ее локтем. – Только не говори, что ориентирование на местности и палатки понравились бы тебе больше.

– «Жабий душ», спальник и перспектива встретить медведя кажутся сейчас безопаснее, – кивнула уверенно Воронова. – Но ты, конечно, можешь мне не верить, – и она первой шагнула к широким деревянным ступенькам шале-переростка, утягивая и меня за собой.

– Надеюсь, что хоть Кин-дза-дза осталась у офиса, – пробормотал Андрей. И вот в этом я с ним был согласен. Таскать колокольчик в носу и сражаться за спички или гравицапу – не моя тема.

Святой Линус молитвы услышал. Никаких музыкантов в клетке, никаких колокольчиков внутри здания не оказалось. Были только стойки, оформленные в стиле Иннотек, автоматы с газировкой, фастфудом и кофе, сновали наши боты, делая фотки, и хорошенькие девчонки в латексных красно-белых костюмах и наших же виарных очках.

Они раздавали информационные маленькие планшеты, прикрепляли к гостям ботов-сопровождающих, ставили на запястья печати-ключи от домиков, сверяясь со списками, желали приятного отдыха.

В холле толпились наши.

Денис и Семен, Сашка с Эльвиркой протолкались к нам, Знаменский своих нашел сам и, махнув нам рукой, ушел к диванам. Тарасов хмуро рассматривал окружающих.

– Ты где, Гор? – спросил Сема, отмахиваясь от зависшего над его плечом круглого глазастого бота. Тоже нашего.

– Пока не смотрел. Вы? – Славка в этот момент отобрала у меня свою руку, чтобы обнять Эльку.

– Этот, – ткнул Сема пальцем в робота, – говорит, что где-то на Зеленой аллее. Хочу сбежать в домик прежде, чем сюда привезут молодое мясо. Мне нужно морально подготовиться.

Я рассеянно кивнул, краем глаза наблюдая за Вороновой, о чем-то переговаривающейся со своими. Кажется, Эльвирка жаловалась на креативщиков.

– Звучит как план, – пробасил из-за плеча Тарасов.

– У нас примерно такой же, – повернула ко мне голову Слава. – Позволишь? – протянула руку к своему чемодану.

– Да, – я нехотя отпустил ручку, которую тут же подхватил Сашка. Воронова махнула рукой, и они втроем пошли к выходу вслед за ботами. А я провожал фигуру девчонки взглядом и не мог сбросить с себя ненужные сейчас мысли.

– Гор, – прогудел тихо Тарасов, – у тебя на роже написано, где ты все это видел, смени выражение. Люди шарахаются.

Я скрипнул зубами, но челюсти все же разжал. Выдохнул. И уже через пять минут шел вместе с Денисом и Семой за ботами, просматривая программу на следующие три дня в выданном планшете.

Размах и впечатлял, и заставлял ужасаться одновременно. Снова появилось ощущение детского лагеря или поездки с классом. С очень большим классом одаренных в обратную сторону.

Мой домик оказался на берегу озера, Сему и Дениса поселили ближе к молодняку, там же, если верить боту, жили Эльвирка и Сашка. Андрей и Славка – рядом со мной, вместе со Знаменским, Борисычем, Петром и Дюжевой из исследователей.

В общем, принцип понятен. Директора отделов, потом их замы, потом старенькие уже не в отдельных домиках, а в комплексах, и в непосредственной близости от главного здания – молодняк.

Я бросил сумку у шкафа в спальне и ушел в душ. После дороги и сумбурного утра хотелось освежиться, сменить одежду, привести мысли в порядок, вытащить «резиновую-Зину» и допилить то, что не успел допилить вчера, выпить кофе в тишине, в конце концов. Сопровождающего бота я оставил за дверью на веранде, чтобы не лез и не бомбил напоминаниями.

Я вытаскивал из сумки футболку, когда Энджи сообщила о входящем звонке от Черта, следом на почту прилетело письмо от него же.

– Говори, – упал я на диван в гостиной, включая видео на мобильнике и протащенный контрабандой планшет.

– Проверил я зайца твоего, Ястреб, – хмурился, глядя в камеру, Серый. – И какая-то хреновая история получается.

Вот не удивил.

– Конкретнее, – махнул рукой. Серый как-то непонятно на меня посмотрел, помолчал несколько мгновений.

– Славу позвать не хочешь? – склонил лысую вытянутую башку к плечу в итоге.

– Нет. Мы за городом, на корпоративе. Воронова устала, и я не собираюсь ничего ей говорить, пока мы не вернемся в Москву. Надеюсь, ты ей еще ничего не успел отправить.

Черт сощурился сильнее, откинулся на спинку кресла.

– Ты предусмотрительно не оставил мне ее контактов, – усмехнулся Серый.

– Не помню, чтобы тебя это когда-то останавливало, – хмыкнул я.

– Верно. Но твою Славу найти не так просто, знаешь? – поморщился досадливо Черт.

– Догадываюсь. Так что ты нашел на зайце? – я положил планшет на стеклянный столик перед диваном, вывел проекцию сообщения от Лысого.

– Отпечатки пальцев. Очень старые детские отпечатки. И с ними все очень и очень непросто.

Пока Серега говорил, я просматривал старую статью. Какое-то региональное СМИ, какое-то расследование. Дети. Омск.

– На что я смотрю? – спросил, возвращая взгляд к морде Серого.

– Сейчас поймешь, – вздохнул Черт. – Только я бы на твоем месте еще раз подумал о том, рассказывать Станиславе или нет.

– Ты не на моем месте, – отбил я. – И никогда не будешь. И чтобы без помех на радаре: попробуешь подкатить свои шары к Вороновой, переломаю ноги.

– Даже так? – улыбнулся, чуть не свернув себе челюсть, Лысый. – Занятно.

– К делу, Черт. Я все еще без информации, – вернул я Серого к теме разговора и сути дела.

– Пальчики, которые я нашел, принадлежат мальчишке, убитому больше двадцати лет назад. О нем – в статье. Как попали на гребаного кролика непонятно. Вообще непонятно, что это за заяц. Пацан полгода провел в рабстве у педофила, когда ублюдка поймали, ребенок был уже мертв.

Я сощурился, что-то царапнула в словах Черта. Что-то важное. Но я никак не мог уловить мысль.

Просмотрел еще раз статью, выцепил фамилию педофила, город, фамилию мальчишки, возраст. Одиннадцать. Совсем ребенок.

А потом вскинул голову.

– Что насчет наших со Славкой отпечатков, еще каких-то?

– Ваши я отбросил, они там есть, само собой. Есть пальчики той девчонки, видео и данные которой ты мне так любезно предоставил. Больше ничего.

– Мелкая привлекалась? – нахмурился я.

– Нет. Вытащил из биометрии. Больше не нашел ничего: ни тканей, ни нитей, вообще ни хрена. Почитай статью, Ястреб, она стремная, как моя жизнь, но, может, скажет тебе о чем-то, о чем не говорит мне.

– Почитаю. Спасибо, Серый, – кивнул я.

– Обращайся, – улыбнулся он и отключился.

А я углубился в чтение.

И чем дальше читал, тем больше хмурился и тем больше мне не нравилась ситуация.

Двадцать лет назад, пятого апреля две тысячи двенадцатого, в городе-спутнике недалеко от Омска, по дороге из школы домой был похищен одиннадцатилетний Дмитрий Михайлович Нестеров.

Похитил ребенка, как через полгода выяснило следствие, Светозар Сухоруков. Педофил и садист, долбанный сталкер и отбитый на всю голову мудак.

Как потом опять же выяснило следствие случайной жертвой Нестеров не был. Сухоруков хотел именно его. Следил за ребенком несколько месяцев до похищения, изучал маршруты и привычки, ждал удобного момента и готовился.

Гребаный урод.

Нестеров подходил под, сука, типаж. Светловолосый, худенький, неблагополучный, с большими зелеными глазами. Ребенок с фотографии смотрел на меня слишком серьезно для одиннадцатилетнего пацана, не улыбался, а, наоборот, упрямо сжимал тонкие губы. Острые плечи, острый подбородок, простая синяя футболка, ссадина над правой бровью, легкая испарина на лбу. Наверняка, упрямый.

Последняя фотография Димы перед похищением, сделанная на мобильник кем-то из одноклассников четвертого апреля. Дети играли в футбол на поле возле дома.

А пятого Сухоруков украл ребенка.

Искать Нестерова начали только на третьи сутки. Местные менты считали, что он просто сбежал из дома, сидели на жопе и теряли время.

И за эти три дня Сухоруков успел вывезти мальчишку из города, за сто сорок километров. Следующие полгода своей жизни, последние полгода своей жизни, Дима провел в старой шахте в лесу. Судмедэкспертиза и дальнейшее расследование заключили, что мальчишку неоднократно насиловали, он недоедал, почти не бывал на улице, все полгода провел в клетке размером не больше пяти метров.

На фотографиях из дела та самая клетка и была, та самая шахта. Широкая, пологая, в одной из стен то ли естественное, то ли искусственное углубление, огороженное толстыми ржавыми прутьями, относительно новая цепь и новый навесной замок. Автор статьи считал, что горняки держали за решеткой динамит и оборудование, когда шахта еще работала. А работала она до тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. В шестьдесят восьмом ее закрыли и забыли, вход зарос и наполовину осыпался. В общем, чтобы найти, надо знать, что и где искать, рядом никаких тропинок, никаких дорог, ближайшая – в двенадцати километрах от лесополосы, ближайшая деревня – в тридцати. Таких шахт вокруг города как багов у начинающего разраба, мелких заброшенных деревень еще больше. Есть, где развернуться, где спрятать ребенка. Полная задница, невероятно дерьмовая ситуация.

И это понимали все, даже мать мальчишки. Сходила с ума, но сдаваться отказывалась.

Диму искали всем миром и всем городом, подключились волонтеры. Через две недели после его исчезновения из Омска приехали следаки и менты, развели бурную деятельность, провели несколько бесполезных задержаний, мурыжили несчастную Димину мать.

Только без толку все.

Камер тогда на улицах не было, в школах только начали вводить. Ни соседи, ни одноклассники ничего не видели. Несколько свидетелей, вроде бы стоящих свидетелей, а не психов или жаждущих внимания идиотов, путались в показаниях, не могли толком ничего рассказать. В конце даже не были уверены, видели ли они ребенка и мужика или нет.

Через два месяца идиоты из Омска свалили. Еще через два поиски почти прекратились, дело отправилось в стопку нераскрытых. Местные менты делали вид, что ищут, но по факту… Как всегда…

Диму, на самом деле, могли бы так никогда и не найти, если бы не помог случай.

Сухоруков последние три года работал в городе – ничего конкретного, шарашил то там, то здесь, куда брали сорокавосьмилетнего мужика с девятью классами образования – а жил в старом доме, в той самой деревне на пять домов недалеко от шахты. Ездил на разваливающихся Жигулях, особенно ничем не выделялся, почти не общался с соседями. Бухал.

А за три недели до его поимки наткнулся в городской аптеке на соседку, когда покупал сироп от кашля, жаропонижающее еще что-то и все… детское.

Что стукнуло в тот момент женщине в голову, она сама не могла потом объяснить. На даче показаний сказала только, что ей никогда не нравился Сухоруков, что вызывал у нее неприязнь и что-то похожее на страх. Еще Валентина Рожкова была уверена, что именно Светозар отравил ее собаку, рассказывала, что мужик животных не любил, на дух не переносил практически. При всем при этом особенных подробностей она о нем не знала. Даже несмотря на то, что они были соседями, жили в одной деревне. Светозар сторонился людей.

В общем, Рожкова тем же вечером проследила за уродом. По лесу, в ночи, непонятно как дошла за ним до самой шахты. Внутрь не спускалась, но детский голос слышала. И тут же позвонила ментам, дрожа, заикаясь, захлебываясь рассказала о том, что слышала.

Вот только Сухоруков, видимо, что-то все же заметил или заподозрил. На следующий же день он бросил все, забрал мальчишку – то ли как заложника, то ли просто не мог заставить себя его бросить – и ломанулся в бега.

Пару дней провел в соседней деревне, еще через неделю добрался до следующего города, потом опять деревня. Они шли ночью, пешком, старались обходить крупные дороги и шоссе…

Гребаная жесть.

А через три недели кусок больного дерьма все-таки поймали. Только поздно уже было.

Дима умер двадцать восьмого сентября две тысячи двенадцатого. Был убит Светозаром в четырехстах двадцати километрах от шахты. В деревне Житенка. Просто не смог больше идти, не смог подняться, потому что серьезно болел, потому что сентябрь в Сибири – это сущее дерьмо, потому что температура у мальчишки подскочила под сорок, потому что воспаление легких. Светозар свернул ребенку шею, решив, что без Димы шансов у него больше. Напоследок еще раз изнасиловал…

Сраный урод.

Взяли Сухорукова на следующий день. Избили до полусмерти, жаль, что не прикончили. Реально жаль. Суд прошел быстрым, а вот само следствие затянулось еще на год. Дима Нестеров был не единственной и не первой жертвой Светозара. До него в шахте Сухоруков держал еще двоих. Еще пятерых в целом по области – ублюдок шарашил, где придется, часто срывался с места, переезжал из одного города в другой. Все дети неблагополучные, все пропавшие без вести, все мальчишки, все зеленоглазые блондины. Кто-то прожил дольше, кто-то не выдержал и пары месяцев. Промежутки между похищениями тоже разные.

Местные не связывали пропажу детей, не думали, что на протяжении десяти лет в области и в городе действует педофил-серийник. Дети пропадают, теряются, сбегают из дома, особенно неблагополучные, такое случается. По статистике чаще, чем хочется.

Признался Сухоруков практически сам, показал места, где держал детей, где зарывал тела, почти ничего не скрывал. Ему дали сорок в колонии строго режима, но… с правом на УДО, при условии, что он пройдет через химическую кастрацию.