Текст книги "Гарвардский баг (СИ)"
Автор книги: Мира Вольная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)
В пятницу вечером я до того издергалась, что отключилась прямо в гостиной на диване в обнимку со смартом и полным раздраем в душе, а проснулась потому, что на живот что-то давило, как будто плед, под которым я уснула, обмотался вокруг талии и стал тяжелее на пару килограмм.
Я завозилась, поморщилась и попробовала снова провалиться в сон. Вставать не хотелось совершенно, не хотелось нырять в эти тянущие, грызущие ощущения. Но… Но я обещала себе, что сегодня точно позвоню… Подниму эту чертову трубку и позвоню, и плевать, что услышу на другом конце провода, плевать, что скажет Ястреб. Потому что и дальше так продолжаться не может, я просто рехнусь!
Я вздохнула, почесала кончик носа, так и не открывая глаз, и… И решение снова приняли за меня.
– Доброе утро, Лава, – прохрипел знакомый до дрожи голос куда-то мне в живот. И я дернулась вздрогнула и наконец-то открыла глаза, подскочив на месте, как ужаленная.
– А… ты… – слова вдруг куда-то делись, мысли в общем-то тоже. Я просто смотрела неверяще в хитрые серые глаза, на губы, кривящиеся в улыбке, на заросшие щетиной скулы.
– Давай, Воронова, – усмехнулся Ястреб, – раньше у тебя лучше получалось складывать слова в предложения. Или ты в этой глуши совсем одичала?
– Вот теперь я уверена, что не сплю, – пробормотала и еще немного приподнялась на диване, стараясь прийти в себя. Приходилось неважно и реальность крошилась и рассыпалась на отдельные кусочки. Вот Гор сидит на полу, в мягком кофейном свитере и джинсах. Вот в коридоре у двери его чемодан. А на кухне на столе стоят какие-то пакеты. А вот я… растерянная, еще сонная, с дико колотящимся сердцем. А там за окном, наверное, все так же спокойно течет река, все те же огромные елки, все то же отсутствие снега. Только… Только все, кроме этого дурацкого дивана, Ястреба и его рук, обнимающих меня за талию, казалось ненастоящим, несуществующим, как будто затянутым дымкой. А Гор просто обнимал и смотрел внимательно, устроив острый, твердый подбородок на моем животе.
– Что ты здесь делаешь и кто меня сдал? – нахмурилась, пытаясь подняться еще много повыше. Казалось, что расстояние должно помочь собрать мозги в кучу, только меня не пустили, и хватка на талии стала крепче, а чужой взгляд еще более внимательным.
– Я в отпуске тоже, – широко и довольно улыбнулся Игорь. – Приехал к тебе, будем вместе жарить стейки и гулять вдоль берега. Ну и чем ты еще тут занимаешься? Бегаешь?
У меня ушло пару секунд на обработку полученной информации, и мои брови взлетели вверх.
– Федор Александрович… – пробормотала я, бестолково хлопая глазами.
– Мой дед, – довольно и сыто улыбнулся Игорь. – Ты удачное место выбрала для отдыха.
Я не пыталась осознать, не пыталась обдумать услышанное. Для этого время будет потом, просто приняла и отложила на полку. Сейчас и так всего было чересчур, слишком много для раннего утра.
– Как давно…
– Только последние три дня, – потерся о меня Ястреб, и мурашки побежали по телу, и мозги окончательно превратились в кисель. – Дед не торопился мне ни о чем говорить, хотел, чтобы я совершенно точно все понял и осознал.
– И как? – вскинула я бровь и, не удержавшись, запустила пальцы в темные волосы. И чуть не замурлыкала от удовольствия, прикрывая глаза. Как же я скучала…
– Понял, осознал. На самом деле, я все осознал, еще до корпоратива, Слав, только… Не мог ничего рассказать, я думал…
– Знаю я, о чем ты думал, – фыркнула, перебивая ставшего вдруг неловким и от того еще более нереальным Гора. – Мне Борисыч все объяснил, – и пошевелилась, заерзала, пробуя все-таки вылезти из-под него.
– И ты все равно уехала? – свел брови к переносице Ястреб, притягивая меня назад. Горячий такой, большой, пальцы эти длинные, запах темный с горчинкой кожи. Соображать было очень сложно.
– И я все равно уехала. Мне нужно было уехать, Игорь, – пожала плечами, бросая попытки отстраниться от него. – Мне нужна была передышка.
– Передохнула? – сощурился он нехорошо и тут же выпрямился, выпуская меня из рук. – А знаешь, не отвечай, – покачал головой. – Плевать, я здесь и дальше только со мной.
– Что с тобой? – тут же скрестила я руки на груди. Опять все решил и просто перед фактом ставит!
– Все, Лава, все со мной. Жизнь, семья, дети, каждый твой отпуск и выходной. Каждый следующий гребаный маньяк, или парочка, если они будут, будут тоже со мной, – он вдруг рванулся, вперед, заставив меня вжаться в спинку дивана, застыл в каких-то жалких миллиметрах от моего лица.
– Снова все за меня решил, – не смогла удержаться.
– Решил, потому что ты баг в моем коде, Славка, какой-то очень хитровыдуманный и хтровылепленный. Я знаю про тебя, вижу тебя, а вытащить из себя не могу. Полгода пытался не замечать и не реагировать. Уговаривал сам себя, – почти прорычал он мне в губы, – убеждал, обманывал. А ты взяла и все сломала, просто свалившись в моем кабинете в обморок.
– Я не понимаю… – покачала головой, сквозь гул в голове и грохот сердца, пробуя расслышать его слова, понять их. Какой к хренам обморок? Какие полгода?
– Конечно ты не понимаешь, – усмехнулся Гор невесело, как-то болезненно. – Платья эти твои, каблуки… огрызалась, как будто специально дразнила… С ума сводила… Меня? Взрослого мужика. Мне ведь никогда такие как ты не нравились.
– О, ну спасибо, – огрызнулась я и уперлась ладонями Гору в грудь, чтобы воздуха между нами больше, чтобы пространство хотя бы для вдоха было, чтобы не им дышать. Ага, конечно, кто бы мне еще позволил…
– Что рычишь? – хмыкнул Игорь, склоняясь еще ниже. – Думаешь я в восторге был, когда понял, насколько вляпался? Ты же жесткая, Славка, умная, красивая, как мечта, и сложная невероятно. Да я ключи к тебе подбирал так тщательно, как будто ты код от того самого чемоданчика с красной кнопкой. Ты…
– Ты думаешь, с тобой проще было!? – не выдержала я. – Пришел, гений кодинга, великий и ужасный! – толкнула его в грудь. – Всех построил, все перехреначил по-своему. Рычал постоянно, смотрел так, как будто ждал, когда и где я споткнусь, как будто проверял. Упрямый как осел! С тобой же никогда ни о чем договориться нельзя. Да я к митингам с тобой готовилась так, как никогда никуда не готовилась, да мне перед инвесторами никогда так стремно не было, как перед тобой каждый раз! – снова его толкнула и снова безуспешно.
– Воронова, ты снова нарываешься, – прошипел он, предупреждая.
– Что? Не нравится правду о себе слышать? – фыркнула я, и опять завозилась, пробуя высвободиться из клетки рук и его тела. – А придется. План этот хитрожопый, – прорычала, сжимая руки в кулаки, – Алиса на тебе висла, дома не появлялся, даже завтракать со мной перестал, как будто сбегал. И не вытащить из тебя ничего, не добиться. И я вроде с тобой, а на самом деле одна с этой проверкой, в твоей квартире, с ума сходила.
– Я пытался быстрее выйти на крысу! – рыкнул он в ответ.
Вышел? Поздравляю! – всплеснула руками. – Только по мне, как катком прошелся. Офигеть, какой ты подарок небес, Ястреб. Всю жизнь в такого как ты влюбиться мечтала! – последние слова я снова прорычала ему в губы и снова толкнула. А он сощурился, выдохнул длинно и тягуче, прямо вне в рот, дрогнули, как у зверя, крылья породистого носа. А в следующий миг вдруг расслабился.
– Я тоже тебя люблю, – улыбнулся Гор, и не давая опомниться, накрыл мои губы своими. А дальше реальность растворилась и исчезла, остались только его руки и губы на моем теле, наше общее горячее, судорожное дыхание, влажные тела и жадные прикосновения. В этот раз секс был похож на сражение. Мы кусались, царапались, стаскивали друг с друга одежду в таком нетерпении, будто от этого зависела чья-то жизнь. В какой-то момент оказались на полу, разгоряченные, голодные, задыхающиеся. Шепчущие какую-то чушь в губы друг другу, пытающиеся делать вид, что все под контролем, и что не шарашит и не бьет разрядами в каждый нерв и нейрон.
Я кричала так, что наверняка слышал и Федор Александрович, извивалась под Ястребом, притягивая его все ближе и ближе к себе, подаваясь навстречу его толчкам и движениям, умирая от каждого следующего прикосновения. Царапала его спину, впивалась зубами в плечи, подставляя грудь под жалящие поцелуи. Сжимала ногами его талию, сходя с ума.
А когда он, наконец-то позволил мне кончить, когда я больше не могла выносить, когда кончил сам, подумала о том, что, если каждый наш секс после ссоры будет таким, я долго не протяну. Заняться что ли нормально спортом? Витаминки попить?
– Ты улыбаешься, – шепнул Ястреб мне на ухо, подтягивая ближе, когда спустя вечность, мы снова смогли говорить и дышать.
– Да. Мне хорошо, – кивнула я, лениво водя пальцами по все еще влажной спине. – Но будет еще лучше, когда мы поедим. Полагаю, что с голоду тут умираю не только я?
– Не только, – подтвердил Игорь. – Завтрак – звучит прекрасно, – протянул он сыто и потянулся, как довольный котяра. Заставив меня подбирать капающую на пол слюну.
Я зависла на несколько секунд, а после каким-то чудом, не иначе, все же нашла в себе силы подняться и натянуть белье и футболку. Даже смогла дойти до кухни, поставить чайник и засунуть любопытный нос в пакеты.
Но у стола меня снова перехватили и опять поцеловали. И все снова чуть не повторилось, повторилось бы совершенно точно, если бы не чайник, противным писком сообщивший о том, что вода вскипела. И через двадцать минут мы сидели за столом и молча уплетали бутерброды с рыбой, а еще через пятнадцать потягивали в обнимку чай на том самом диване. Мне не хотелось портить момент, но… лучше сейчас.
– Кто это был? – спросила, водя пальцами по животу Гора, пригревшаяся и разомлевшая.
– С чего решила, что мы кого-то нашли? – хитро посмотрел он на меня, ставя свою кружку на пол.
– Если бы не нашли, ты бы не приехал, – пожала плечами. – Кто-то из тех, кто был в переговорке в тот вечер, да? – вздохнула. – Ты так хорошо все разыграл, что даже я поверила…
– Ты не должна была ничего услышать, Лава, – скривился Игорь. – Я этого не хотел, я вообще не хотел, чтобы ты о чем-то знала. Нахрена ты вообще полезла в трансляцию?
– Хотела понять, скоро ли вы закончите, хотела с тобой поговорить нормально наконец-то о том, что происходит и почему ты себя так ведешь, – поморщилась я. – Так кто это был?
– Даша…
У меня отвисла челюсть. А в башке совершенно все перепуталось. Маленькая, нерешительная, трогательная Даша? Серьезно? Да…
– … или Светлана Красногорская, – добил Ястреб и замолчал, внимательно глядя на меня. А я зависла, сломалась окончательно и сейчас могла только бестолково таращиться в ответ на Игоря.
– Она же младше меня… – единственное, что смогла выдавить. – Она выглядит младше…
– Только выглядит, – пожал Игорь плечами. – Документы, кстати, настоящие, очень дорогие.
– Как…
– Не Валентин тебя ненавидел, Славка, и не Валентин преследовал, это всегда была Света. Она узнала тебя тогда по телеку, она ревновала тебя к Дыму, она поехала крышей. Все, что рассказывал Валентин, все на самом деле делала Света.
– Я не понимаю, – прохрипела, отчаянно мотая головой, вцепившись в кружку так, что побелели костяшки пальцев, а ногти заскребли по керамике. – Но Валентин ведь напал на меня, он же…
– Света – социопат и манипулятор, Слав, – поморщился Гор. – Брат всегда был у нее на побегушках, под каблуком, слушался ее, помогал. В этот раз тоже решил помочь.
– Помочь, убив меня? – нахмурилась я.
– Помочь и отвести от нее подозрения, Лава, – снова скривился Игорь. – Валентин понял, что Света заигралась слишком поздно, только после той аварии. Попробовал ее отговорить, но… конечно у него не вышло. Как думаешь, почему Красногорский тебя не увез из квартиры, почему так долго с тобой разговаривал, почему вообще не убил сразу? Не думай, что я жалуюсь, – хмыкнул Гор невесело, – но, когда начинаешь анализировать, согласись, вопросы возникают.
– Соглашусь. Я тоже над этим думала, – призналась нехотя, – но решила, что, как любой нарцисс, он просто не мог удержаться, не мог не помучить еще. Считаешь, он сразу решил убить себя?
– Не уверен, – покачал Игорь головой, – полагаю, он не хотел умирать, возможно, думал, что ему удастся сбежать. А когда понял, что сбежать не выйдет, решил все так, как решил…
– Трэш какой-то, – покачала рассеянно головой. – Даша… То есть Света, – поправилась тут же, – знала о том, что Красногорский затеял?
– Догадывалась точно и поверь, ей было плевать, – Гор откинулся на спинку дивана, уставился в потолок, как будто пытался найти недостающие ответы. – Там совсем все плохо, Слава. Я не уверен даже, что ее сочтут вменяемой.
– Но упрячут? – напряглась я тут же.
– Упрячут, в этом можешь не сомневаться, – уверено кивнул Ястреб, и я немного расслабилась.
– На чем она в итоге спалилась? – спросила, делая осторожный глоток из чашки.
– Даша вылезла и проявилась как раз после того разговора в переговорке, начала готовить почву.
– В каком смысле? – я тоже отставила кружку на пол и прижалась снова к Гору. Так было спокойнее и безопаснее, да.
– Когда я собирал в переговорке народ, я не знал, кто из них – крыса, но подозревал именно этих четверых. Скажи, – посмотрел он, сощурившись, на меня, – тебя разве не насторожило, не напрягло присутствие Даши и Алисы? С чего мне их звать? Они ведь, по сути, вообще никто…
– Я тогда вообще не думала, о другом напрягалась, – вздохнула, сдаваясь с потрохами. – Просто хреново было, Гор. Очень хреново, я так злилась на тебя, в такой ярости была…
– Прости, – он коротко поцеловал меня в макушку, обнимая, – ты не должна была слышать тот разговор, он предназначался только, по факту, для одного человека. Я думал, что проверка подтолкнет крысу к действиям, но она продолжала отсиживаться, и я решил подтолкнуть еще немного. Сказал тогда, где и что будут искать костюмы, сказал даже когда.
– И она не удержалась, – прошипела я.
– Да, она не удержалась, – согласился Игорь. – Ей ведь просто надо было еще раз сделать то, что она уже пыталась провернуть – вскрыть систему под тобой и напихать туда кучу всякой лажи. Первые попытки Даша предприняла почти сразу после сообщения в чатах о том, что мы больше не вместе, потом на корпоративе повесила несколько наших серваков снова под тобой, и потом еще несколько через пять дней. На этом мы ее и взяли. С Фирсовым, кстати, переписывалась тоже она.
– Те сообщения от неизвестной? – спросила, напрягая память.
– Да, – кивнул Гор. – Мирошкин и те подростки, даже Екатерина Николаевна – все она. Света общалась с мамой Дыма, вытащила из нее все про вас, про то твое кольцо, про твои любимые булочки, про Деда. Валентин просто помогал.
– Зачем он тогда приходил на собеседование? – нахмурилась я.
– Черт его знает, – безразлично и устало пожал плечами Игорь. – Может, хотел быть ближе к сестре, может они думали, что вдвоем портить тебе жизнь будет проще, может, просто посмотреть. Об этом мы тоже вряд ли узнаем.
– А деньги? – задала я, скорее всего, последний вопрос на эту тему. Я больше не хотела говорить и думать о семействе Красногорских, я больше ничего не хотела о них знать. Столько… столько грязи, боли и яда даже для меня явный перебор.
– Света неплохо играла на бирже, – объяснил Игорь, – писала всякое, потом толкала на темной стороне. Обучение на медсестру было только для галочки, не более. А кодинг – то, чем она, действительно, жила, копируя в этом Дыма. Она вообще во многом его копировала. Помешалась на нем после того, как Дима вступился за нее перед одноклассниками.
– Дым не рассказывал, – отрешенно покачала я головой.
– Скорее всего потому что даже не запомнил, – сжал мои плечи Игорь. – Слав, у нее больная психика, Дима мог просто посмотреть на нее однажды, и она бы все равно помешалась. Или не Дима, кто-то другой… И кого-то другого Красногорская бы ненавидела точно так же, как тебя. Забудь о ней, – заглянул Ястреб мне в глаза, – забудь вообще о Красногорских. Валентина больше нет, Света сядет пожизненно либо в тюрьму, либо в психушку. Все закончилось.
– Снова командуешь? – вскинула я бровь, напуская на себя грозный вид, стараясь за этой бравадой скрыть хаос в башке.
– А куда деваться, если за тобой толпа психов гоняется? – хмыкнул Игорь.
– Жалеешь? – склонила я голову набок, всматриваясь в ртутные глаза.
– Ни на одно мгновение, – улыбнулся он ласково, заставляя и меня улыбаться, а в грудной клетке ворочаться что-то огромное и теплое. – Я люблю тебя.
– Вот и хорошо, – кивнула серьезно. – Вот и люби, – и поцеловала колючий подбородок, а потом губы, а потом снова утащила его на пол.
А через два часа мы шли к Федору Александровичу я – смотреть в хитрющие глаза полковника в отставке, Ястреб – официально меня представлять. И шагая рядом с Игорем, держа его под руку, глядя на реку и снова тающий в ней снег, я пообещала себе, что о Красногорских, о Сухорукове, обо всем, что произошло вспоминать больше не буду, не буду пугаться, не буду трястись и вскакивать по ночам, что буду доверять Ястребу, приучу себя силой к этому доверию, поверю, что снова безопасно. И обязательно вспомню, какие конфеты любил Дым.
Эпилог
Станислава Воронова
Новое знакомство с Федором Александровичем вышло фееричным. Бывший военный смотрел на внука так, что ежилась невольно даже я. Потом отвел в сторонку поговорить, а вернул через полчаса каким-то очень задумчивым и серьезным и странно на меня поглядывающим.
Я решила, что спрашивать ни о чем не буду – я ведь учусь ему доверять, а значит… Значит надо начинать с малого и не откладывать.
У Федора Александровича мы проторчали в тот день до самого вечера, в самом доме пробыли следующие три недели и в Москву вернулись только ближе к окончанию праздников.
Гора ничего не делать пришлось поначалу практически заставлять. Он рвался то кодить, то с кем-то созваниваться, то «я-просто-быстро-проверю», но через полторы недели втянулся в лениво-неспешный образ жизни и даже начал кайфовать. Мы много гуляли, частенько зависали у Федора Александровича, занимались любовью и просто наслаждались друг другом.
Новый год встречали вчетвером: я, Гор, Федор Александрович и мама на видео звонке. Мама, кстати, с дедушкой Гора спелась быстро, а бывший полковник в свою очередь с невероятной легкостью повелся на мамин шарм и делал вид, что подается на манипуляции.
Как к этому относиться, мы с Ястребом пока не решили, и просто решили наблюдать, не вмешиваясь и держать круговую оборону.
Конечно, я разговаривала с Янкой, конечно, она выдала бесящее: «я-тебе-говорила». А потом предложила встретиться и отметить. Предложение я приняла с энтузиазмом.
Слушанья по делу Светы-Даши еще даже не начались, все праздники Елизавета Быстрицкая и ее компания занимались «следственными мероприятиями». Спасибо Линусу, что у нас есть Келер, который мужественно все это тащил на себе, и мы особо в процессе не участвовали.
Что делать с Иннотек и моей там работой, я тоже определилась. Гор к переменам отнесся, кажется, не особенно хорошо, но мой шаг принял стойко. Я решила, что доработаю следующий год в обычном режиме, подготовлю за это время Сашку и докручу Ириту, а потом перейду на вольные хлеба, организую себе свободный график. Потому что… потому что на самом деле, мне слишком понравилось вот так… кайфовать и не рвать жилы двадцать четыре на семь. Нет, я все еще безумно люблю свою работу, я все еще хочу проверять, ковыряться и вытаскивать на свет божий баги разного рода и толка, выискивать ошибки логики, но… Ястреба и себя я люблю больше, и наши отношения тоже. А поэтому работу из них надо убирать, да и я, если уж совсем честно, засиделась в Иннотек, пора развиваться дальше.
В общем в Москву мы вернулись с кучей планов, отдохнувшие и полные сил. А на следующий день улетели в Тюкалинск. Точнее, сначала в Омск, а оттуда уже в Тюкалинск.
Плохо только, что я так и не вспомнила, какие конфеты любил Дым…
В город мы приехали в одиннадцатом часу вечера, поужинали и завалились спать во вполне себе приличной гостинице. А наутро отправились в ближайший магазин за конфетами – я решила, что возьму всего понемногу – а потом уже на кладбище.
В дневном свете город, в котором я жила когда-то, казался чужим: я узнавала улицы, дома, узнала небольшой сквер и центральную площадь, здания дома культуры и школу, узнала музыкалку, но… Все они казались почему-то чужими, не такими, какими они казались в детстве. И дело не в свежей краске или обновленных фасадах, дело, скорее всего, было во мне, в том, что я просто выросла и в том, что здесь больше не было Дыма, его мамы, моих родителей такими, какими они были когда-то давно. Я смотрела на домики, переулки и ларьки и видела другой Тюкалинск: летний, яркий, казавшийся таким большим, вспоминала как мы ходили здесь с дымом, как вон в той палатке на углу покупали мороженое, как сидели вон на той лавке после школы, как я ждала его на стадионе или как он встречал меня после уроков.
И тихо и светло тянуло от этих воспоминаний в груди, и я рассказывала о том, что помнила Гору, и он сжимал мою руку и обнимал за плечи, улыбаясь ласково.
А в магазине у полок я зависла. Стояла смотрела на цветные обертки и пробовала вспомнить, что вообще из всего этого многообразия было в моем детстве. Я вообще-то не очень любила конфеты, главным сладкоежкой в нашей паре всегда был Дым.
– Слава? – мягко подтолкнул меня к полкам Гор.
– Я не знаю, – покачала головой, – тут столько всего. Я думала взять всего по чуть-чуть, но… кассирша, откажется мне их взвешивать наверняка. Они явно не должны быть дорогими, Екатерина Николаевна не могла себе позволить дорогие конфеты… – я еще раз пробежала растерянным взглядом по полкам, и немного отступила назад, пытаясь увидеть все.
– Ты же знаешь, что он в принципе любил, – приобнял за плечи Ястреб, явно понимая, что я застряла. – Может выберешь то, что в теории могло бы ему понравиться?
Я только рассеянно кивнула.
Димка орехи любил и кислые жвачки, а еще крекеры с сыром. Крекеры, кстати, тоже надо купить. Может, это был грильяж? Я повернула голову к полке с грильяжем.
Нет… не они, вроде бы… Может тогда батончики? Черт, да почему я не помню? Он столько раз их при мне трескал и из фантиков делал маленькие самолетики…
Я снова в замешательстве оглядела полки, хотела уже было действительно взять батончики, когда возле нас замерли двое: скорее всего мама и ее сын. На мальчишке была синяя шапка, почти один в один, как у Дыма и на мир он смотрел такими же, как у него голубыми глазами.
Мальчишка, никого не замечая, очень по-деловому взял пакет, и так же очень серьезно и по-деловому принялся насыпать в него конфеты. Насыпал, приподнимал, чтобы посмотреть, что-то прикидывал и тянулся еще. Когда наконец-то решил, что хватит, повернулся к маме.
– Я все, – кивнул уверенно.
– Точно? – сощурилась хитро девушка.
– Точно, – так же уверенно кивнул ребенок, а потом вдруг посмотрел на меня, запустил руку в пакет и протянул мне несколько конфет. – Вот, держите. Ему понравится, – улыбнулся он широко.
– Тому, кому вы выбираете, – пояснил ребенок, улыбнулся еще раз и, взяв маму за руку, ушел.
А я с удивлением смотрела на собственную открытую ладонь и не могла оторвать от нее взгляда. «Южная ночь» – желейные, не ореховые, не кислые, не тянучки, потому что их не отодрать от зубов потом, желейные конфеты. Такие, как любил Дым.
Могилку Дыма мы нашли быстро. Гор тактично оставил меня одну, замерев неподалеку, а я переступила через невысокую оградку, разглядывая фотографию и улыбаясь дрожащими губами. Положила конфеты и печенье, села на лавочку и улыбнулась шире. Рассказала Димке обо всем, что случилось, обо всех изменениях, которые уже произошли, и которым только предстояло случится, сказала, что больше не плачу, что держу обещание на мизинчиках, и что обязательно буду навещать его чаще. Его и его маму, потому что лежали они рядом, Гор, оказывается, позаботился. С Екатериной Николаевной я просто поздоровалась и положила ей цветы.
И уже через два часа мы с Гором возвращались в Омск, а оттуда назад в Москву, и было мне хорошо и спокойно, и больше действительно ничего не грызло и не терзало, и мальчишку в синей шапке с голубыми глазами я вспоминала еще долго.
А в Москве все снова закрутилось и завертелось: вернувшаяся из Испании мама, встреча с Янкой, подготовка к первым рабочим дням, знакомство родственников уже вживую. И как-то незаметно подкралось утро последнего праздничного воскресенья и как-то вдруг, я поняла, что очень счастлива, что улыбаюсь постоянно, что невероятно соскучилась по своим и по Иннотек вообще.
Мы заканчивали завтракать, когда Игорю на трекер пришло какое-то уведомление, он бросил на него короткий взгляд и хмурая складочка, прорезавшая в это утро его лоб, наконец-то разгладилась, а губы дрогнули в улыбке.
Он потянулся к полке, взял с нее планшет, что-то нажал, листнул, что-то открыл и протянул мне.
– Это тебе, – улыбнулся по-мальчишески широко.
Я в недоумении взяла гаджет, бросила короткий взгляд на документ и уставилось на Игоря во все глаза, растеряв все слова. Акт купли-продажи и дарственная.
– Это… – выдавила хрипло.
– Дом рядом с дедом теперь твой, – и взгляд серых глаз хитрый, и улыбка довольная и… И я завизжала, как будто мне пятнадцать, и повисла у перехватившего меня на полпути, ржущего Гора на шее, и целовала его долго и вкусно. И снова, и опять. И говорила, что я люблю его, и что он самый лучший мужчина, и что засранец, конечно, что со мной снова не посоветовался, ведь все-таки дом – это серьезно.
– Ты убил его владельца? – спросила, когда смогла нормально соображать и эмоции уже не били через край. – Он ведь не хотел продавать… – о да, я знала, о чем говорю. Я три дня перед отъездом пыталась всеми правдами и неправдами склонить мужика к продаже.
– Ага, надо от трупа, избавится, поможешь? – притворно-серьезно кивнул Игорь.
– Да запросто, – пожала плечами. – Лес или река?
Игорь задумался на несколько мгновений, а потом его глаза хитро блеснули.
– Река, – кивнул уверенно. – Я катер хочу, – и снова улыбнулся.
– Катер – это очень здорово, – тут же поддержала идею я.
– А еще хочу, – он сжал меня чуть крепче и опять стал просто до невозможного серьезным, пытливо и внимательно заглянул в глаза, – чтобы ты за меня замуж вышла. Выйдешь?
И у меня сердце в груди взорвалось и уши на миг заложило, и казалось, что напрочь остановилось дыхание… Я просто сидела верхом на нем, тонула в ртути взгляда и не могла ничего произнести.
– Лава? – еще сильнее нахмурился Ястреб. Выглядел действительно встревоженным и таким… дураком… Реально считал, что откажусь?
– Я труп согласилась с тобой в реке утопить, – проворчала, сжимая его лицо в ладонях, – считаешь, что меня может напугать брак с тобой? Ты же вроде как гений кодинга и логики, Гор, а такие…
– Зараза, – прорычал он, не давая договорить, и накрыл мои губы своими, опять забирая дыхание и путая мысли. Кружа голову своими прикосновениями и движениям.
И я точно знала, что все у нас будет хорошо, что больше никаких багов и никаких сбоев, никаких синих экранов и битых кодов. Что мой самый главный баг – гарвардский, вполне себе живой, из плоти и крови, обнимает сейчас и целует так, что едет крыша.
– Я люблю тебя, Лава, – прошептал Ястреб, отстраняясь на миг.
– Я люблю тебя, – повторила эхом и снова вернулась к его губам.
Конец!
