Текст книги "Всеобщая история искусств. Русское искусство с древнейших времен до начала XVIII века. Том 3"

Автор книги: Михаил Алпатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

Значительный след оставило в крестьянском творчестве XVIII–XIX веков воздействие древнерусского искусства; это можно видеть не только в иконописи, но и в народной резьбе. Львы на притолоках крестьянских изб восходят к рельефам владимирских храмов, скачущие кони на вышивках или в росписях похожи на миниатюры XVI века. Наконец, нельзя отрицать воздействия на крестьянское искусство и позднейшего, так называемого профессионального искусства. Известны случаи, когда стихи, сочиненные тем или другим поэтом, становились народной песней. Нечто подобное происходило и в области архитектуры и изобразительного искусства. Отдельные мотивы архитектуры классицизма использовались в украшении крестьянских изб. Влияние городского искусства особенно заметно в народных картинках, нередко прямо скопированных с живописных образцов. В ряде случаев народным мастерам удавалось вдохнуть в заимствованное новую жизнь и сообщить ему поэтическую свежесть.

В народном искусстве трудно обнаружить последовательность в смене форм и мотивов, чередование типов и развитие от более простого к сложному. Историка поражает сохранение однажды выработанных типов на протяжении многих столетий. В деревянной жилой архитектуре формы, возникшие в первом тысячелетии, сохраняются чуть ли не до Баженова и Казакова. Точно так же тип скобкаря в виде утки, найденного на Урале и относящегося к глубокой древности, повторяется и в изделиях XIX века (стр. 11, ср. стр. 353).

Бережное сохранение старого вовсе не означает неспособности народных мастеров к самостоятельному творчеству. Нередко должно было пройти много времени, прежде чем им удавалось выработать новый тип или мотив. Но с момента его создания он повторялся на протяжении многих веков. Объясняется это тем, что в. народном искусстве творцом является не отдельный мастер и не одно поколение, а весь народ, как огромный коллектив. Мастер, как и сказитель, всего лишь варьирует однажды выработанный тип, удовлетворяясь правом его обогащать и усовершенствовать. Вот почему народное искусство развивалось очень медленно. Лишь на протяжении XIX века в нем убыстряется изменение форм.

Главным материалом русского крестьянского искусства является дерево. В художественной обработке дерева народные мастера добились огромных успехов. Отсутствие сложных инструментов этому не препятствовало. В далеком прошлом русские плотники строили дома при помощи одних топоров, не прибегая к помощи пилы, и не знали металлических гвоздей. Тем не менее крестьянские дома отличались исключительной прочностью. Большинство предметов домашнего обихода точно так же вырезалось из дерева топором: прялки, ложки, посуда, лавки, телеги, сани. Позднее народные мастера стали пользоваться несколькими способами художественной обработки дерева: трехгранно-выемчатой резьбой, скобчатой, ногтевидно-выемчатой. Во всех этих способах ясно проглядывает зависимость резчика как от строения дерева, так и от характера инструмента.

В большинстве своем каждое произведение народного творчества имело в быту определенное утилитарное назначение. Только в тех случаях, когда на нем оставалось свободное поле, народный мастер украшал его изобразительными мотивами, имеющими самостоятельное значение. Это утилитарное назначение предметов народного искусства не исключает того, что из рук мастеров выходили превосходные, подлинно художественные произведения. «Всякое дело мера красит», – говорит народная поговорка. Чувство меры составляет сильную сторону лучших русских народных мастеров.

Главное проявление народного архитектурного творчества – это крестьянская изба. Основной тип великорусской избы сложился еще до XVII века. На рисунках иностранных путешественников и на старинных иконах и миниатюрах можно видеть прототипы изб нового времени (стр. 348, 349). Деревни выглядят на них совсем как в картинах русских художников XIX века. Протокольно точным зарисовкам путешественников не хватает только осмысленного поэтического отношения к жизни русской деревни, и это лишает их художественной силы воздействия.

В устройстве русской избы соблюдался веками сложившийся порядок (стр. 345). Средняя часть – это сени, перед которыми высится крыльцо. По одну сторону от сеней находится холодная клеть, по другую – теплая часть, собственно изба, с традиционными тремя окнами, выходящими на улицу. В зависимости от того, делится ли изба на две или на три части, она бывает пятистенной или шестистенной. Великорусские избы на Севере строились на подклети, которая предохраняла их от сырости. Двери были одностворчатые. При входе в избу обычно по левую сторону высилась печь, по правую вдоль стен стояли скамьи, на которых женщины пряли. В тех случаях, когда этот порядок нарушался и лавки располагались против света, избу называли «непряха».

Изба

Во внешнем облике русской избы наглядно выступает весь несложный, но прочный способ ее сооружения. В России, где всегда было много леса, избы рубились сплошь из массивных бревен. Бревна эти клались горизонтально. Каждый ряд четырех скрепленных друг с другом бревен составлял «венец». На углах они находили одно на другое; этот наиболее древний, но и наименее экономный способ рубки назывался «в обло». В отличие от крестьянских домов на Западе русская изба не распадалась на костяк и на его заполнение, но сплошь строилась из бревен. Бревна не зашивали тесом, они сохраняли свою выпуклость. Благодаря такому способу возведения здания его конструкция оставалась незамаскированной. Действительно, достаточно одного взгляда на избу, чтобы было ясно, каким образом она срублена, как сложена из бревен.

В русских деревнях не только избы, но и постройки служебного назначения возводятся по тому же способу. Амбары для зерна строятся так, чтобы над входом был навес, а внутри – закрома; навес образуется благодаря тому, что на высоте двери боковые бревна более длинны; все покрывается одной кровлей, и потому навес не имеет характера самостоятельного архитектурного элемента (194). В местах переправы через реки, как и при постройке изб, бревна срубов закрепляются поперечными бревнами «в обло», по середине реки оставляется пролет для ледохода (196). Подобное сооружение похоже на однопролетный мост. Той же несложной, но ясной конструкцией отличается крыльцо: лестница ведет прямо с земли к верхней площадке, площадка укрепляется на одной мощной подпоре; и площадка и лестница покрываются двускатной кровлей (199).

Тяжелая жизнь русского крестьянина наложила отпечаток на архитектуру его жилья. В древнерусских крестьянских избах, известных нам по рисункам XVII века, кровли обычно низкие, пологие. Избы нередко выглядят словно приникшими к земле, подслеповатые окна как бы жмурятся, соломенные кровли сливают избы с землей. Позднее на Севере встречаются большие избы в два этажа, более внушительного облика (стр. 347). Изба, сени и кладовая с окнами покрываются там двускатной кровлей; скотный двор и сарай тесно примыкают к избе, особенно благодаря сливающейся с ней односкатной кровле. Дома, в которых все собрано «под одну связь», одну кровлю, производят впечатление несгибаемой мощи, прочности, кряжистости. Нужно сравнить такой украшенный наличниками и резьбой на фасаде дом северного крестьянина XIX века с древнерусскими избами-клетями, рубленными из гладких бревен и снабженными узкими окнами-щелями (стр. 349), чтобы убедиться в том, какой длинный путь прошла народная архитектура за истекшие века.

В русских избах, особенно в старину, украшениям уделялось мало места. Они допускались лишь там, где не отвлекали внимания. В убранстве своих домов русские крестьяне проявляли большую изобретательность. Верхний брус на кровле украшался изображением конской головы; самый брус этот назывался «коньком». Для крестьянина этот конек уже давно потерял первоначальное магическое значение – подобия небесного коня – солнца. Но он сохранил практическое значение водоотвода и служил средством оживления архитектуры, как акротерий на кровле греческого храма. На «причелинах» и «подзорах» домов располагалась резьба с изображениями львов, трав или берегинь, русалок. Позднее вошло в обыкновение покрывать богатой резьбой наличники окон. В ряде случаев эти резные наличники восходят к образцам XVII–XVIII векрв. Но в древнейших избах их не существовало. С появлением ажурной домовой резьбы первоначальная простота и строгость крестьянской избы были утрачены. В этой вычурной красивости стало проявляться влияние вкусов городского мещанства.

Село Медное

Тихвинский монастырь

Каждая крестьянская изба со своей двускатной кровлей образует самостоятельное здание (только в Сибири в борьбе со снежными заносами строили избы-двойни с двором между ними). Избы приобретают всю свою выразительность, когда ставятся друг с другом рядом в деревнях и селах. По старинным рисункам можно составить себе некоторое представление о древнерусских погостах и деревнях. Строгое расположение изб фронтонами на улицу вошло в обыкновение только в недавнее время. В старину избы ставили по кругу или беспорядочно, под различными углами по отношению друг к другу (стр. 349). Но поскольку и большие и малые избы все были сложены из одного рода бревен и все выглядели одинаково полосатыми, эта однотипность связывала их друг с другом.

Деревянные церкви составляли неотделимую часть сельской архитектуры. Они высоко поднимались над кровлями домов, но были сложены из таких же бревен, что и избы; у основания шатров были бочки, похожие на фронтоны изб; вместе с тем и двускатные кровли изб в перспективном сокращении походили на шатры, – все это содействовало тому, что избы и деревянные церкви сливались воедино.

Церковные постройки в селах имели не одно лишь богослужебное назначение, но служили средоточием общественной жизни. Здесь хранилась казна, принадлежавшая общине. На Севере здесь устраивались братчины, своеобразные пережитки языческих празднеств по случаю урожая. Вот почему строительству деревянных церквей уделялось много внимания.

Древнейших деревянных церквей больше всего сохранилось на Севере – в Архангельской и Вологодской областях и в Карело-Финской ССР. Большинство памятников относится не ранее чем к XVII веку. Одна из самых ранних церквей находится в Панилове (1600). Многие памятники деревянной архитектуры относятся к XVIII веку, ко времени, когда уже строился Петербург. Таковы церкви в Кондопоге (1774), в Неноксе (1727) и особенно знаменитые храмы в Кижах (1714 и 1764). Не случайно, что все эти памятники народной архитектуры возникли в тех самых местах, где были записаны лучшие образцы устной народной словесности.

В деревянных храмах Севера трудно обнаружить такую же последовательную эволюцию форм, как в каменных церквах. Они распадаются на несколько типов, каждый из которых повторялся на протяжении долгого времени.

Тип клетского храма представляет собой подобие избы. Он образует прямоугольник в плане и покрыт двускатной кровлей. В некоторых случаях подобные храмы почти неотличимы от домов. Чтобы выделить эти постройки, кровли их заостряли. На их вершинах водружались главки, благодаря этому храмы не сливались с крышами крестьянских домов. Нередко рядом с основной клетью ставилась меньшая клеть для алтаря. Трудно представить себе что-либо более простое, чем церковь в Елгоме, и тем не менее в ее гладких стенах есть подлинное величие и эпическая мощь (200). Этими чертами она напоминает древние новгородские храмы (ср. 148). Она не находит себе аналогий в московской архитектуре XVII века.

Наиболее широкое распространение имеет тип шатрового храма (стр. 348, 349). В плане он образует квадрат («четверик»), на нем возводится восьмигранное основание шатра («восьмерик»), на котором в свою очередь поднимается восьмигранный конус («шатер»). Шатром покрывались и колокольни на восьмигранном основании (197). Деревянные шатровые храмы, искони существовавшие на Руси, послужили образцами для каменных шатровых храмов XVI века. Но это сходство с каменной архитектурой не исключает того, что деревянная народная архитектура от нее отличается простотой, малой расчлененностью своей композиции. Обычно к крытому шатром деревянному храму примыкает крытая бочкой трапезная; к трапезной в свою очередь примыкает притвор с низкой двускатной кровлей; сходной кровлей покрыто и крыльцо. Все эти части тесно связаны друг с другом, шатер как бы вырастает над низкими покрытиями.

Церковь в Кижах

В деревянных храмах шатровое покрытие существует лишь для того, чтобы оно возвышалось над кровлями домов. Деревянные шатры не были открыты изнутри, как в каменных храмах XVI века (ср. стр. 351).

Шатры и главки водружались на кровле для того, чтобы здания были видны издалека, чтобы массе прижавшихся к земле изб противостояло одно высокое здание.

В этом отношении шатры подобны обелискам, которые, не имея внутреннего пространства, воздействуют лишь своим объемом. Со своим низким потолком, бревенчатыми стенами и лавками деревянные храмы, особенно их притворы, похожи внутри на простые крестьянские избы.

Третий тип храма имеет квадратное или восьмигранное основание и четыре рукава креста. Его низкая кровля украшается тесно поставленными и расположенными на одной высоте или в несколько ярусов главками (197). Знаменитый храм в Кижах имеет двадцать одну небольшую главку, над пирамидальной группой которых высится одна большая глава (50). Главки эти утратили символический смысл, который они когда-то имели в Киеве (ср. стр. 45). Но их неисчислимое изобилие придает зданию причудливо-сказочный характер.

При всем разнообразии типов церковных зданий в*деревянной архитектуре в основу их положены общие художественные принципы. Хотя церковные здания возводились при помощи тех же строительных приемов, что и крестьянские избы, именно в строительстве этих монументальных культовых зданий их создатели могли особенно полно выразить свои представления о величии и красоте.

Русский крестьянин сжился с природой родного края. В древней Руси люди, не находившие себе места и пристанища в жизни, нередко «спасались» в «темных лесах», где «приятный воздух чист» и где слышен «птичий свист», как поется в одной сектантской песне. Близость людей к природе наложила отпечаток и на деревянную архитектуру. Вся она была плоть от плоти тех лесов, среди которых возникали храмы. Самые шатровые храмы по форме своей похожи на островерхие елочки. Постройки эти как бы звучали в унисон с природой. Вот почему группа деревянных храмов на берегу северной реки сливается с окружающим пейзажем (197), почему и простейшая форма поставленных в бабки снопов хорошо согласуется с объемами деревянных храмов (50). Строители во многом зависели от материала, но, подчиняя его своему замыслу, они умели придавать своим постройкам устойчивость и внушительный облик.

Характерная черта русской деревянной архитектуры, как жилой, так и церковной, – это обнажение способа, при помощи которого здание воздвигнуто. С одного взгляда ясно, что срубы выложены из круглых бревен, что скреплены они «в обло» или «в лапу», что кровля покрыта досками, а главки – дранкой, лемехом (198). Итальянские архитекторы в эпоху Возрождения стремились вернуть зданиям эту естественность: вместо гладких, плотно пригнанных камней они выкладывали стены, особенно часто нижних этажей, из необтесанных камней. Но рустика возникла в Италии из сознательного обращения к «сельской простоте». В русских крестьянских постройках сохранение естественных свойств строительного материала было лишено всякой преднамеренности. То, что длина бревен не превышала 8—10 метров, ограничивало возможности строителей и вместе с тем вносило меру в их постройки, устанавливало единицу измерения, определяло кратность большинства соотношений.

От древних деревянных срубов веет несокрушимой мощью (198). Когда смотришь на эти строения, возникает образ мужественного русского крестьянина, который с топором в руках пробивался сквозь чащу леса, возводил города и села, обводил их тыном, строил прочно, работал дружно, неутомимо. Впрочем» простота и суровость не исключают красоты: выпуклость бревен оживляет гладкие стены, а рубка «в обло» подчеркивает грани венцов. Такими же украшающими элементами служат бочки, зубцы и перешедшие в каменную архитектуру городки (ср. 151). В XIX веке строители деревянных храмов нередко подражают каменным, они обшивают бревенчатые стены досками и в некоторых случаях даже завершают их подобием полукруглых закомар. Но исконная сила крестьянского зодчества оказывается при этом утраченной.

В композиции деревянных храмов незаметно сложного соподчинения элементов, нет стремительного движения, которое насквозь пронизывало бы все здание, нет противоречивого взаимодействия сил (ср. 36). В отличие от Коломенского храма в деревянных храмах шатер обычно выше основания, и потому в них не найти постепенного нарастания и движения, налицо лишь простое сопоставление в различной степени вытянутых кверху форм.

48. Притужальник

В деревянной архитектуре нередко многократно повторяются одни и те же мотивы, как, например, главки. По своему композиционному строю деревянная архитектура близка к повествовательному стилю устной народной поэзии, в которой. один и тот же образ или сравнение обычно троекратно повторяются сказителем. Вместе с тем повторение одного и того же мотива в деревянных храмах делает их похожими на создания природы. Действительно, когда вокруг шатра высятся совершенно одинаковые главки, они похожи на однолетки-елочки вокруг большой ели. Эта особенность народной архитектуры дает ей одно преимущество. Деревянные храмы терпят любое соседство: многоглавый храм может быть сопоставлен с другим, сходным многоглавым, шатровая церковь – с другой шатровой, и ни одна из них не будет мешать другой (50). Композицию можно «наращивать» до бесконечности, не опасаясь испортить впечатление.

Деревянные церкви обычно украшались иконами, но оставлялись внутри без росписи. В тех редких случаях, когда они расписаны (201), фигуры святых носят традиционный характер. Связь этих росписей с живописью XVII века не подлежит сомнению. Но основное внимание в росписях уделяется растительному орнаменту. Даже шестикрыльцы-херувимы среди трав похожи на сказочных птиц, какими народные мастера украшали предметы домашнего обихода (ср. 204). Соответственно самому характеру деревянной архитектуры и в ее убранстве играют большую роль мотивы, заимствованные из природы.

Ковш

Главная область применения крестьянского художественного творчества – это предметы домашнего обихода. Предметы эти выделывались самими же потребителями, материалом служило преимущественно дерево. Способ их производства несложен. Но в них заключено неиссякаемое богатство изобретательности и художественного творчества.

Все предметы отличается прежде всего своей целесообразностью. Прялки состоят из плоской дощечки для кудели и крепкого стержня, укрепленного на донце, на которое садились пряхи. Вальки слегка выгнуты посередине, чтобы удобнее было катать скалку. Соль приходилось беречь, и потому солонкам придавали устойчивую форму стульчика с плотно пригнанной крышечкой. Чугунные светцы, в которые втыкались лучины, были особенно устойчивы. Сечки соответствовали форме корыта, в котором рубили капусту. Целесообразно были устроены и русские сани с полозьями из гнутого дерева, с широкой, сужающейся к облучку рамой.

В выделке этих предметов мастера обнаруживают уменье приноровиться к особенностям материала и подчинить их своим задачам. Предметы деревянные отличаются большей массивностью формы. Наоборот, металлические изделия более ажурны. Русские народные мастера вкладывали много уменья и терпенья в обработку материала и не стремились блеснуть способностью действовать наперекор его свойствам. Они не мельчили форм. Виртуозность техники не была для них самоцелью.

Геометрический или растительный орнамент, оживляющий поверхность отдельных предметов, располагается не беспорядочно и случайно, но в строгом соответствии с тем, как построен самый предмет. Произведения народного искусства прекрасны прежде всего своей целесообразностью. Они дают наглядное представление о том, что люди, которые их создавали и ими пользовались, любили во всем меру, степенность и порядок.

Тип деревянного ковша и скобкаря в форме животного (стр. 353) восходит к очень древним прообразам. Обычай придавать форму животных предметам домашнего обихода связан был в прошлом с мифологическими представлениями, с почитанием животных как покровителей человека. Но в русском крестьянском искусстве смысл этого обычая постепенно утратился. Правда, на поверхности деревянного ковша с конскими головами изображен знак солнца, быть может, намекающий на родство коней с солнцем. Но и эта идея потеряла свое первоначальное значение. Ее место заняла художественная задача: превращение ковша в подобие туловища коня, и надо сказать, что народный мастер превосходно справился с этой задачей. Лаконичными средствами дается понять, что изображена пара коней; край ковша намекает на изогнутую шею коня с намеченной параллельными штрихами гривой, и хотя ковш не превратился в точное изображение коня, его ручка воспринимается как поднятый хвост. Это поэтическое уподобление превращает ковш в подлинно художественное произведение. Любовно обработанная округлая форма ковша дает представление о его вместимости. Чтобы не нарушить шаровидной формы ковша, мастер ограничился на поверхности его чуть намеченным орнаментом геометрического характера.

Если главным свойством другого ковша должна быть не его вместительность, а пригодность для зачерпывания воды, то соответственно этому в нем более развита ручка (193). Резчик придал ей красивую гнутую форму, которая и подчеркивает его назначение. Носик ковша укрепляется утолщением, ручка поднимается могучей дугой (край ее покрыт нарезкой, чтобы не скользила рука); дуга эта соответствует краю чаши, но повернута в обратном направлении. Ради облегчения ручки она сделана прорезной, в нее вписаны две птички с хохолками. Формы их предельно обобщены, каждая из них подобна силуэту ковша, даже интервалы между ними ритмичны, – этот ритм оправдан требованием равномерно укрепить прорезную ручку. Есть несравненная прелесть в плавности и крутизне контуров ковша, в смелой обобщенности изображений птиц. Этот простой деревянный ковш представляет собой подлинное произведение искусства. В нем больше изобретательности, совершенства пропорций, чем во многих драгоценных и щедро украшенных сосудах XVII века из царских сокровищ (ср. 176).

Шитье Вологодской обл.

Мотив коня, который лежит в основе ковша, получил совсем иное истолкование в так называемом притужальнике ткацкого станка (48). В соответствии с. движением зубчатого колеса, над которым высятся кони, вполне оправдано, что они переданы в стремительном движении. И действительно, они несутся вперед, закинув головы, в них есть ритмичность, как в изображениях коней в древней иконописи (ср. 32). Даже рыба, изображенная на туловище коня (мотив, который, быть может, восходит к древнему верованию в близость коня к водной стихии), усиливает это порывистое движение. В отличие от ковша самое дерево в притужальнике обработано иначе: его поверхность не гладкая; формы моделированы более сочно; несколькими меткими ударами стамески превосходно передана косматая шерсть коней, совсем как во владимиро-суздальских рельефах, (ср. стр. 87).

Металлическая рамочка зеркальца и гребешок (195) оживлены изобразительными мотивами, как предметы древнеславянского искусства (ср. 59). Но и здесь над древними магическими представлениями восторжествовали остроумие и находчивость мастера. Зеркальце увенчано подобием короны, внутри нее награвирована елочка; по бокам от нее расположены две конские головы; в промежутке между ними имеется прорезное сердечко, которое соответствует очертанию короны; по концам два завитка – не то хвосты коней, не то змеиные головы. Они соответствуют конским головам. Эти изобразительные мотивы предоставляют полную свободу фантазии. Все облечено в ясную ритмическую форму.

Соответственно форме корыта, в котором рубили капусту, сечка (49) имеет внизу закругление. Лопатка переходит в стержень, который насаживался на деревянную рукоять. Все выковано из металла. Народные мастера украшали стержень этой лопатки простым узором. Круглые края лопатки как бы по инерции продолжаются в спиралях на краях и, постепенно уменьшаясь, повторяются на стержне с такой же настойчивостью, с какой мотив главки повторяется в убранстве многоглавых северных церквей (ср. стр. 351). Вместе с тем все это составляет очертания устойчивой пирамиды. К вершине ее около ручки приклепаны две полуфигурки излюбленных в народном искусстве скачущих коней, возможно намекающих на движение сечки. В целом четкостью формы и ясностью ритма сквозного узора сечка производит внушительное впечатление. Сходные мотивы спирали постоянно встречаются и в кованых дверных ручках.

Забота о целесообразности форм бытовых предметов не исключала потребности в их украшении. Свободное поле покрывается мелким узором. Там, где это поле особенно обширно, появляются и изобразительные мотивы. Это обыкновение соблюдается в произведениях народного искусства различного назначения и различной техники. Оно придает красочность и нарядность всему русскому крестьянскому искусству, начиная от избы и кончая мельчайшими принадлежностями быта. Суриков призывал художников «воспеть русские дровни». Судя по его живописи, он сам тонко чувствовал и верно угадал в красочном нарядном узорочье эстетические принципы русского народного творчества.

Главным средством украшения тканей в крестьянском быту служила вышивка, узор, выполненный по «основе» цветными нитями. Кружево состоит из узорного сплетения нитей. В «строчке» узор создается путем выдергивания одних нитей из ткани и связывания других нитей вместе. Узорами украшались ткани различного назначения: полотенца с цветными каймами, простыни с широкими подзорами, женские рубахи с длинными рукавами (стр. 357). Вышивки выполнялись женщинами. В них можно видеть замечательные образцы женского творчества.

49. Сечка

Рукав женской рубахи

Было замечено, что в вышивках северного края многие мотивы имеют очень древние корни. В стоящей в центре женской фигуре видят подобие праматери, которой поклонялись древние славяне. Петухи восходят к древнему культу птицы, деревья – к образу древа жизни. Встречаются и фантастические, восточного происхождения, образы, а также изображения двуглавого орла. Но наряду с этим имеются и мотивы жанрового характера, вроде скачущих коней, собачек с хвостами «закорючкой» или черных грачей на спинах коней (205). В крестьянских вышивках древние мотивы утратили свой первоначальный магический смысл. Между тем новые, бытовые, еще не настолько развились, чтобы приобрести самостоятельное значение.

В народных вышивках по канве все изобразительные мотивы даются как бы наполовину растворенными в узоре. В отдельных случаях невозможно отграничить узор от изображения (стр. 355). В частности, треугольники с ромбами и двумя крючками можно понимать и как изображения фигур и как элементы геометрического орнамента, тем более что им соответствуют опрокинутые кресты (205).

В сущности, художественная выразительность этих вышивок достигается тем, что из сплетения ромбов, кружков, завитков и крючков зритель сам может как бы складывать отдельные живые фигурки. Оправданием этой геометризации служит отчасти то, что вышивальщицы твердо придерживаются строения ткани, избегают закругленных контуров, заменяя волнистые линии зигзагами. В народных вышивках даже интервалы между узорами образуют геометрически правильные формы.

Любимый цвет народных вышивок Севера – это яркокрасный, близкий к киновари, применявшейся в новгородских и северных иконах. В иконописи XV века можно найти изображение тканей с узорными вышивками, похожими на позднейшие вологодские полотенца. Сплошные красные полосы чередуются в них с прозрачным узором, красные нити сплетаются с желтыми, золотистыми, или, наоборот, с ними чередуются яркосиние, цветовым контрастом повышая звучание красного. Кружева, нередко совершенно белые, слегка подцвечиваются по контуру узора красными нитями. В расцветке тканей и в узорах крестьянские вышивальщицы обнаруживают большую изобретательность, разнообразие и безупречный вкус. Они умеют создать впечатление равновесия, располагая в рамочках желтые цветочки, а на пересечении рамочек – розовых петушков, которые издали похожи на цветочки (стр. 357). Строители деревянных изб умели придать им черты художественной закономерности, складывая их из бревен одного размера. Сходным образом канва, хотя она и ограничивала изобразительные возможности шитья, служила для вышивальщицы основой четкой и закономерной композиции.

Оттиск пряничной доски

Начиная с XVIII века в народном быту входит в употребление набойка. При помощи рельефных досок на поверхности ткани, преимущественно льняной, отпечатывался узор. Этот способ расцветки был более прост, чем вышивка, и потому он получил особенно широкое распространение. В набойках можно встретить мотивы и узоры самого различного происхождения. В тех случаях, когда изображаются звери, птицы, всадники, травы, обращается внимание на то, чтобы их силуэты составляли сплошной узор и равномерно покрывали всю поверхность ткани (стр. 359). Оттиски пряничных досок близки к набойкам (стр. 358). Распластанность силуэта птиц и заботливая передача каждого перышка придают подобным изображениям сходство с красивым узором или геральдическим знаком.

Крестьянские избы, особенно в Нижегородской области и на Северной Двине, покрывались тонко выполненной резьбой. Для резьбы выделялись обычно так называемые «платок» и «лобовая доска», составлявшие как бы обрамление фронтона. Судя по поздним образцам, «глухая резьба» выполнялась следующим способом: сначала наносили рисунок, затем производили долбежку долотом, «отваливали» лишние части и только тогда переходили к деталям. В резьбе изображались травы с извивающимися стеблями, женщины-берегини и львы. В фигурах берегинь с отвислой грудью и вытаращенными глазами и в изображениях львов, головы которых нередко похожи на человеческие, сказывается своеобразный народный юмор. Как ни несложны приемы выполнения этих рельефов, в них умело обобщены формы, выделены основные плоскости, в изображениях трав и животных преобладают закругленные контуры, и благодаря этому поверхность ритмически оживлена. Во всем этом видны черты своеобразной монументальности (208).