Текст книги "Красная сестра (ЛП)"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Глава 8

Дормитории понравились Ноне больше, чем монашеская келья прошлой ночью. Здание имело три этажа, Красный и Серый классы делили между собой цокольный этаж, занимая две длинные, низкие комнаты; Мистический и Святой имели собственный этаж, последний этаж занимали учебные комнаты Святых. Кровати были большие и удобные, они были подняты на ножках, каждая с матрасом из положенных поверх досок одеял. Нона лежала на своей кровати, а класс ходил вокруг нее, болтая и готовясь ко сну. В постели слева от Ноны Генна уже забралась под одеяло и лежала, мертвая для всего мира.

Нона потянулась и зевнула. Упражнения в Мече – один удар и один бросок, повторяемые снова и снова, но так и не удовлетворившие сестру Сало, – оставили ее больной и мокрой от пота. Последовавшая баня сняла боль и зловоние физических упражнений, оставив вместо них теплую и глубокую усталость. Нона подозревала, что, если бы Клера не протянула руку, чтобы помочь ей выбраться из бассейна, она все еще была бы там, беспомощно плавая среди пара.

Рули подошла и села на край кровати Ноны, ее длинные волосы были собраны в ночной пучок, комично торчащий на макушке.

– Я удивлена, что ты можешь держать глаза открытыми после этого. – Она кивнула в сторону кровати Генны.

– Я все сделала правильно? – спросила Нона.

– Ты была великолепна! Ты быстрая, Нона! Генна не очень техничная, потому что она здесь всего три месяца, но она очень, очень быстрая, наверняка прайм. Только Клера быстрее Генны, и некоторые говорят...

– Говорят, я самая быстрая, какую только видел монастырь за последние годы. – Клера села на соседнюю кровать и одарила Нону опасной улыбкой. – Полн-кровка хунска.

– А есть другие монастыри? – Нона лежала на спине, натянув одеяло до самой шеи, и смотрела на пляску теней на потолке.

– Шесть. – Рули начала пересчитывать их на пальцах. – Молчаливое Терпение, Целомудренная Преданность, Скала Джеррене...

– Сладкое Милосердие – единственный монастырь, в котором учат Мечу, Пути и Тени. Остальные воспитывают только Святых Сестер.

– Только? – Джула с соседней кровати, все еще недовольная тем, что потеряла волосы.

– Святые Сестры так же важны для Предка, как и любая другая сестра, – примирительным тоном вмешалась Рули. – Настоятельница – Святая Сестра, и она отвечает за всех нас.

Нона не мешала им разговаривать и наблюдала за игрой теней. Она не хотела видеть Арабеллу, теперь странно непривычную, с ее розовым скальпом и пятнистой светлой щетиной. Она не хотела встречаться с ней взглядом и начинать новый раунд обвинений. Джула приняла бритье с подавленным гневом, но ее реакция не шла ни в какое сравнение со вспышкой ярости Арабеллы. Нона на мгновение задумалась, не придется ли сестре Сало держать ее…

Настоятельница Стекло сказала, что Нона может уйти в любое время, но когда Арабелла потребовала вернуться домой тоном человека, привыкшего, чтобы ей повиновались, Сестра Сало сказала «нет».

– Я не позволю послушнице искромсать меня бритвой только потому, что какая-то дикая крестьянка украла мой пояс! – И с этими словами Арабелла направилась к главным дверям.

То, что последовало за этим, было неприятно наблюдать, но как бы Арабелла ни бушевала и как бы ни угрожала, монахиня не выказывала ни малейшего намека на отступление, и в конце концов заплаканная Арабелла Йотсис села в предоставленный для нее стул, а Джула длинной бритвой и дрожащей рукой убрала ее золотистые волосы.

К тому времени, когда настала очередь Арабеллы брить голову Джулы, она сделала это, крепко сжимая лезвие, ее глаза покраснели и были полны холодного обвинения, направленного в сторону Ноны.

Нона вздрогнула и открыла глаза. Сон почти поглотил ее. Она повернула голову влево. Клера сидела на краю кровати в длинной белой ночной рубашке, держа в руке медный пенни, которым она так часто играла. Остальные девочки уже лежали в своих кроватях.

– Значит, мы друзья? – спросила она без предисловий, глядя Ноне в глаза.

– «Друг» может быть опасным словом, – сказала Нона.

Клера рассмеялась:

– Друг? Неужели?

– Да, если ты серьезно. – Нона не улыбнулась. Она подумала об Амондо и Сайде. «Друг» – это связь. Многое из того, что люди делали, как они себя вели, смущало Нону. Но слово «друг» она понимала. Друг, за которого ты готов умереть. Или убить за него.

– Ну, я серьезно. – Клера позволила собственной улыбке ускользнуть.

– Тогда мы подруги.

Для Клеры этого оказалось достаточно. Она встала с кровати Ноны и пошла к своей, подбрасывая монетку и напевая какую-то мелодию, тихую и нежную.

Нона позволила усталости закрыть ее глаза. Дормитории отапливались такими же трубами, которые бежали в бане и кельях. Она и представить себе не могла, что простолюдины когда-либо полностью спасались от холода – возможно, император, перед его вечно горящими каминами, но не такие девочки, как она, и не так. Одно из высоких окон было даже приоткрыто на четверть, чтобы не было слишком душно, как будто тепло было чем-то, что можно было отдать ветру, а не чем-то драгоценным, что необходимо сохранить.

Деревенские матери стригли своих детей до пуха всякий раз, когда погода менялась. Когда лед-ветер уступал место ветру Коридора и холод становился менее резким, ножи вылезали наружу. Они делали это, чтобы уменьшить количество вшей, блох и гнид до приемлемого уровня, но Нона всегда чувствовала, что это начало чего-то нового: нового роста, новых возможностей. Ее последние мысли перед тем, как ее похитил сон, были о том, что если бритая голова – это самое худшее, что случилось с Арабеллой Йотсис до сих пор, то она прожила очаровательную жизнь. К тому же, с досадой подумала Нона, потеря золотой гривы никак не повлияла на красоту девочки. Во всяком случае, она выглядела еще более совершенной.

Погруженная в тихий гул голосов и тепло своей постели, увлекающих ее в сон, Нона позволила поединку с Генной появиться на обратной стороне ее век. Весь бой длился всего лишь мгновения, мгновения, в течение которых Генна нанесла дюжину или больше ударов, хорошо отработанный танец с ее стороны, инстинкт и рефлекс со стороны Ноны. Воспоминание об одной битве скользнуло в воспоминание о другой, возвращая Нону к опилкам и поту Калтесса, к тренировочным боям подмастерий. Бой-мастера Партниса Рива учили дисциплине, но оставляли место для агрессии.

Через неделю или две после приезда Ноны Раймел Таксис вошел в большой зал, где тренировались подмастерья. Нона, Сайда и двое других детей с чердака, занятых подметанием пола, перестали работать и, опершись на метлы, стали наблюдать за бойцом. Вблизи его размеры пугали. Нона осознала, что ее голова даже не дотянется до бедра мужчины, и что одной рукой он сможет швырнуть ее, Сайду и двух других уборщиков через всю комнату, и не по отдельности, а всех вместе.

– У меня есть урок получше для этих щенков. – Раймел перелез через канаты на ринг, где сражались два подмастерья-геранта, оба огромные, но все равно на фут ниже взрослого бойца. Он стоял между ними огромный, белокурый и великолепный, каким-то образом одетый в свое богатство, хотя его покрывали только набедренная повязка и блестяще масло.

Бой-мастер шагнул вперед с возражением на губах, но Раймел прогрохотал через его голову: «И все остальные». – Он подозвал еще троих учеников с другого конца зала. Двое хунска с ловчими сетями в руках и девушка-герант с тяжеловесным лбом, который выглядел так, словно мог сломать кулак любому, кто был достаточно глуп, чтобы ударить ее по голове.

Когда девушка вскарабкалась вслед за двумя более быстрыми подмастерьями, Раймел ткнул локтем в горло стоявшего позади геранта: «Никогда не жди, атакуй». – Подмастерье упал, схватившись за шею. Остальные стояли, слишком ошеломленные или взволнованные, чтобы действовать. Раймел отвесил девушке пощечину, его огромная ладонь закрыла половину ее лица, и она упала обратно на веревки, сплевывая кровь. На его красивом лице появилась портившая его уродливая ухмылка.

Стоявшая рядом с Ноной Сайда прикрыла глаза, отвернулась и потянулась за метлой.

– Ты не будешь смотреть? – Нона не могла отвести взгляд. Подмастерья-хунска бросились на Раймела, два расплывшихся пятна кулаков и ног.

– Ненавижу это. – Сайда снова принялась подметать. – У меня болит живот, когда я вижу, как люди страдают.

– Но... – Нона вздрогнула, когда Раймел загнал одного из хунска на веревки и схватил его за ногу. – Партнис купил тебя, чтобы ты сражалась. Тебе придется это делать.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как Сайда пожала широкими плечами:

– Я скорее буду чинить людей, чем ломать их. Есть такое в городе? Чинить людей?

– Не знаю. – Нона смотрела, как Раймел ударил подмастерье-хунска о столб ринга. Какая-то ее часть хотела, чтобы ее выпустили на свободу в огороженном веревками пространстве. Другая часть хотела, чтобы надежда Сайды оказалась правдой, хотела, чтобы были люди, которые вкладывали столько же страсти в исцеление, сколько Раймел вкладывал в причинение боли.

– Раймел! – рявкнул бой-мастер. – Перестань.

Раймел продолжал душить подмастерье в своих руках, все еще, казалось, невосприимчивый к атакам последней оставшейся на ногах хунска.

Нона поймала себя на том, что тоже отворачивается, и неуправляемый гнев, который поднимался в ней всякий раз, когда она видела сражение, рассеивается:

– Тебе не придется драться, Сайда. Они увидят, что у тебя ничего не получается, и дадут тебе другую работу. Регол сказал, что старик, который приходит к лошадям, может зашивать раны, как швея. Возможно, ему скоро понадобится подмастерье. Он очень стар.

Сайда выдавила из себя застенчивую улыбку:

– Я бы хотела помочь. Я не хочу, чтобы Партнис отослал меня. Я буду по тебе скучать.

– Я тоже буду по тебе скучать. – Нона почувствовала, как у нее заныло в груди от этой мысли. – Значит, я этого не допущу! – Она произнесла это с такой яростной уверенностью, что улыбка Сайды стала еще шире, а ее грубое лицо – прекрасным.

Сон стал темнее, холоднее, тени вторглись в зал Калтесса. Теперь они были одни, Сайда и Нона, и между ними металась глубокая тревога.

– Не делай мне больно! – Сайда вдруг в ужасе попятилась от Ноны.

– Сайда! Я никому не позволю...

– Не делай мне больно! – Сайда, съежившись, указала на Нону.

Нона попыталась успокоить ее, но вместо этого обнаружила, что возвышается над Сайдой, сжимая руку подруги в массивном кулаке. Серый зал вокруг нее превратился в стены квартиры Раймела, Сайда висела над толстым роскошным ковром из медвежьей шкуры.

Нона попыталась отпустить Сайду:

– Это не я. Я не такая, как он. Не такая!

– Нет, пожалуйста! Я не хотела этого делать.

Где-то глубоко в груди Ноны вспыхнул гнев. Она пыталась помочь глупой девчонке. Почему та испугалась? Неужели она думает, что у Ноны есть что-то общее с таким существом, как Раймел Таксис? «Я не сделаю тебе больно». Однако, к своему ужасу, она обнаружила, что трясет Сайду и еще сжимает кулак на руке подруги, чтобы придать особое значение своим словам

– Отпусти!

– Я отпускаю... – Но кулак сжался еще крепче, изогнулся, и Сайда начала кричать.

Нона резко вздохнула и открыла глаза. Краски ее кошмара исчезли, осталась только чернота. Потребовалось мгновение, чтобы понять, где она находится. Мягкие звуки спящих окружали ее со всех сторон. На задворках ее сознания длился сон, как будто ему и не требовалось ее внимания с разрешением продолжаться. Она шла за чем-то, за линией, которая тянулась по узкой тропинке между двух опасных сторон, с одной стороны находился темный и всепоглощающий голод, с другой – слепота, свирепая, как взгляд на солнце. И каким-то образом в то же самое время она шла еще за кем-то, одетым в черное, быстро и уверенно двигавшимся сквозь беззвездную ночь, прокладывая верный путь между высокими зданиями. Фигура нашла то, что искала, посмотрела вверх, потянулась к холодным каменным стенам и начала карабкаться.

Нона напрягла слух, прислушиваясь к тихому похрапыванию и вздохам послушниц, тихому повороту тела во сне, шепоту ветра... скрип, внезапное движение... трудно сказать, на каком расстоянии в непроглядной ночи. Без предупреждения, удивив себя, Нона резко выпрямилась, так быстро, как никогда раньше, и сбросила с себя одеяло. Возможно, какой-то новый звук заставил ее сесть, а может, и ничего, просто одно из тех подергиваний, которые возникают из ниоткуда и дергают тело, как струну. Где-то еще в темноте раздался приглушенный удар, звук воздуха, покидающего легкие быстро и без приказа…

– Ч-что? – В конце ряда Кетти, самая старшая из них, сняла с крючка фонарь, стоявший у ее кровати, – на случай, если кому-то понадобится добраться до Необходимости глубокой ночью.

Прямо под свернутым одеялом, где лежала голова Ноны, на кровати гордо возвышался маленький черный предмет. Она моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд – рукоять? Чего? Рядом Клера, пошатываясь, поднялась со своей кровати: «А разве уже утро?» – Ее голос был хриплым от сна. Между ними стояла фигура, показавшаяся в свете незакрытого фонаря – Арабелла Йотсис, ее лицо было маской.

Нона взялась за рукоять – обтянутую кожей, с навершием в виде железного шара размером с глаз – и потянула. Ей потребовалась большая часть сил, чтобы вытащить острие из досок, и когда она увидела, что сверкающее лезвие начало выскальзывать из щели, которую оно проделало в ее одеялах, она быстро прикрыла его. Только Арабелла это заметила и перевела взгляд от руки Ноны, сжавшей рукоять, на лицо Ноны, их взгляды встретились.

– Возвращайтесь в постель! Сейчас середина ночи. – Кетти закрыла колпак фонаря, осталось только слабое свечение.

Арабелла поспешила к Кетти и через несколько мгновений вышла из комнаты, держа в руках фонарь.

– Закройте окно. Здесь очень холодно. – Клера со своей кровати, все слова сливаются воедино. Никто не ответил.

Нона легла на спину, натянув на себя одеяло. Стало холоднее – должно быть, ветер подхватил окно и распахнул его настежь, – но если Клера назвала это холодом, значит она никогда не стояла лицом к лед-ветру, голодная и укрытая лишь плетеной изгородью.

Она вытащила нож из-под одеял. Клинок достигал примерно двух ладоней в ширину, узкий, как два пальца, и весь из холодной стали. Нона могла только думать, что Арабелла, должно быть, украла его из склада в тренировочном зале. Но на самом деле вопрос был в другом – намеревалась ли она заколоть Нону до смерти или просто оставила острое предупреждение? В глубине существа Ноны что-то красное и первобытное зарычало на вызов клинка, требуя крови, требуя, чтобы оружие вернули с тяжелым уроком. Нона боролась с желанием броситься за Арабеллой. Она могла поймать ее прежде, чем та доберется до Необходимости на краю утеса. Чем закончится эта встреча? Нона, с острым ножом в руке и тупыми обвинениями на губах? Гнев имел право на жизнь, это было оружие, которым нельзя пренебрегать, но терпение тоже было оружием и Нона решила, что контроль заключается в том, чтобы решить, что использовать и когда.

Она осталась в своей постели. На улице было холодно и опасно во всех отношениях. Должно быть, нож предназначался для того, чтобы напугать ее. Даже такая высокородная особа, как Арабелла Йотсис, не могла рассчитывать, что убьет человека во сне в переполненном дормитории и это сойдет ей с рук... если только она действительно не считает деревенскую девочку коровой или свиньей по сравнению с тем, кого приглашают в императорский дворец?

В какой-то момент, когда одна мысль гонялась за другой бесконечными кругами, Нона заснула и, хотя ворочалась с боку на бок, не просыпалась до тех пор, пока Брей не объявил час пробуждения и по всему дормиторию не зашевелились серые тени, ворча на день.

– Сегодня Путь и Дух, – простонала Клера. – Хуже всего на свете.

– Сначала завтрак! – Рули с усмешкой распустила ночной узел и тряхнула волосами.

– Дух – это то, ради чего мы все здесь собрались. – Джула фыркнула, погладила себя по голове и обнаружила, что за ночь ее волосы не вернулись.

– Я здесь потому, что меня сюда послали, – сказала Клера. – И если кто-нибудь попросит меня повторить катехизис, когда я уже буду Красной Сестрой, я воткну ему нож в глаз.

– Если бы ты уделяла Духу больше внимания, то знала бы, что колоть людей в глаза – это нехорошо. – Джула поправила свою рясу и начала застилать постель. – Во всяком случае, сегодня первым – Путь.

– Ааа! – Клера зевнула и натянула рясу поверх панталон. – Надеюсь, Сковородка позволит нам, беспутным, снова поиграть.

Нона выскользнула из-под одеяла и начала одеваться. Она сунула руку под подушку, чтобы еще раз дотронуться до ножа и убедиться, что это не сон. Все еще там, теплый от ее тела, твердый и острый – неоспоримая правда. Она хотела взять его с собой, привязав к телу, завернув лезвие в полоску ткани, но ей не хватало ни времени, ни уединения. Ей придется оставить оружие в постели и надеяться, что у Арабеллы не будет возможности вернуть его.

Нона вышла из дормитория одной из последних и, вместе с Клерой, поспешила в трапезную позавтракать. Они вдвоем спустились по ступенькам крыльца, обнаружив необычно тихий день, безоблачное небо и редкое тепло.

У стены дормитория пухлая краснолицая сестра атаковала жесткой щеткой каменные плиты. На мгновение она остановилась, чтобы плеснуть еще воды из ведра. Она взглянула на девочек:

– Быстрее! – Она вернулась к своей работе, яростно скребя темное пятно. – Прочь отсюда.

Клера показала язык ее спине и, хихикая, побежала в сторону трапезной:

– Это Сестра Швабра. Она считает, что у послушниц есть только две цели в жизни: испачкать вещи и встать у нее на пути.

– Она назвала себя Шваброй? – Нона побежала за подругой.

– Нет, но все остальные так ее называют. Она выбрала какое-то цветочное имя, Хризант... или что-то вроде, но никто не может его произнести или запомнить.

Через сотню ярдов они миновали Сестру Сало, выходившую из дома настоятельницы. Сестра Сало посмотрела в восточное небо, когда они пробегали мимо, но не раньше, чем Нона увидела ссадину на левой стороне ее лица и синяк, темнеющий вокруг нее.

Нона подождала, пока они не скрылись за углом трапезной:

– Что случилось?

– Не знаю. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь победил старый Меч, – задыхаясь, сказала Клера. – Может быть, настоятельница дала ей пощечину? – Она засмеялась, потом стала серьезной. – Ты заметила, что ее рука была спрятана под рясой?

Нона не заметила, и, как только она вошла в дверь, вид тарелок с едой, полных и дымящихся, вытеснил все вопросы из ее головы. Завтрак надо было съесть быстро, но все же Нона сделала доблестную попытку не оставить ничего съедобного к тому времени, когда вышла из-за стола.

– Давай! – Клера обернулась и поманила Нону, которая бежала трусцой, чтобы не отстать, одной рукой придерживая свой переполненный живот. К счастью, вскоре они увидели здание Пути, стоявшее за ульями, выстроившихся с подветренной стороны дома настоятельницы. Четыре крыла тянулись с юга, запада, севера и востока к круглой центральной башне. Каждое крыло представляло собой каркас из искусно обработанного камня, открытого всем стихиям, с изящными угловыми колоннами; между ними, завершая структуру, простиралась решетчатая каменная кладка. Центральная башня темнела на фоне неба, бросая вызов годам с надменностью камня; одно мгновение она казалась в зловещей, а в следующее – прекрасной. Четыре двери вели на первый этаж, по одной на каждое крыло здания.

Впереди Ноны и Клеры ковыляла к башне прихрамывающими шагами послушница с костылем под левой подмышкой.

– Должно быть, вчера кто-то сильно пнул Меч! – Нона замедлила шаг, когда они догнали девочку. В дормитории никто не хромал, и все же в этой послушнице было что-то знакомое.

– Ха! – закричала Клера, – это же просто Кривоножка! – Она промчалась мимо, толкнув девочку так, что та пошатнулась.

Нона остановилась, почти поравнявшись с послушницей, и потянулась, чтобы поймать ее, но тут же отдернула руки, увидев, что в этом нет необходимости. Девочка была едва ли выше ее, волосы цвета соломы обрамляли ее голову сотней тугих локонов.

– Нона, – сказала она, не оборачиваясь.

Нона узнала этот голос:

– Гесса?

Гесса повернулась на костыле. Длина одеяния скрывала ее иссохшую ногу, но только кончик ботинка касался земли с этой стороны:

– Мы проделали долгий путь от клетки Гилджона.

Нона обхватила ее руками прежде, чем та успела моргнуть:

– Они убили Сайду.

– Мне очень жаль. – Гесса неуверенно подняла руку, чтобы похлопать Нону по плечу.

– Как ты здесь оказалась? Почему я тебя не видела? – Нона отпустила ее и отступила назад.

– Я была в санатории. Сестра Роза хотела оставить меня там, пока я не избавлюсь от кашля. – Гесса стукнула кулаком по своей узкой груди. – Я здесь уже несколько недель. Гилджон пытался продать меня в Академию, но я провалила их тесты. Они сказали, что я им не подхожу, квантал, может быть, но определенно не марджал. Он пытался продать меня трем разным магам. У них такие большие дома, Нона! Я думала, мы идем в императорский дворец...

– НоооОООооона! – закричала Клера из северной двери. – Мы опоздаем!

– Иду!

– Нам лучше поторопиться. – Гесса переместила свой вес и выставила вперед костыль.

Костлявые ладони легли на плечи им обоим:

– Вижу, язычницы нашли друг друга! – между ними протиснулась Сестра Колесо. – Крестьянка и калека сговорились. Мы скоро очистим эти грязные маленькие мозги. Очистим от ереси и лжи, чтобы Предок мог найти вас достойными. Даже простая глина может быть сформована и обожжена в нечто ценное.

Нона открыла рот, чтобы сказать что-то резкое:

– Я...

– Да, Сестра Колесо! Я с нетерпением жду нашего урока Духа. – Гесса улыбнулась монахине так мило, что Нона почти поверила, что она говорит правду. – Но сейчас нам лучше уйти, иначе на нас рассердится Госпожа Путь.

Сестра Колесо издала звук отвращения и отпустила их обоих, вытирая руки о свою рясу:

– Тогда быстро!

Гесса довольно быстро зашагала со своим костылем, ее высохшая нога качалась под юбками. Нона прибавила скорость, оглянувшись на Сестру Колесо, которая теперь направлялась к куполу:

– Не нравится мне эта старуха!

– Ха, с Колесо можно иметь дело, если ты знаешь ее повадки. – Костыль, нога, костыль, нога. – Подожди, пока не встретишься с Отравительницей. Вот она действительно страшная!

Нона вошла в Башню Пути вместе с Гессой через восточную дверь. Послушницам полагалось проходить через определенную дверь, но никто не знал, через какую. Все четыре двери вели в одну и ту же комнату – гулко пустую, с каменной винтовой лестницей посередине, а по стенам висели самые странные картины, которые Нона когда-либо видела, хотя, по правде говоря, она никогда не видела картин до тех пор, пока она не вошла в комнаты ринг-бойцов в Калтессе. Пока Гесса поднималась по лестнице, Нона оглядела около двух дюжин портретов; на них были изображены только монахини, но с непокрытыми волосами и самыми необычными фантастическими дополнениями. У одной не хватало половины лица, а из разреза, на черном как ночь фоне, торчали лохмотья. У другой вместо одного глаза была красная звезда, лучи которой тянулись во все стороны. У третьей не хватало рта, зато из волос торчали цветы, которых Нона никогда не видела – темно-синие, как вечернее небо.

– Нона!

Она помчалась вверх по лестнице вслед за Гессой. Лестница казалась достаточно длинной, чтобы достичь вершины башни, но не было дверей в какие-либо комнаты по пути. Она выходила прямо в середину классной комнаты. По крайней мере, Нона предположила, что это классная комната, хотя она больше походила на церковь. Если не считать стульев, на которых сидел Красный Класс, и большого окованного железом сундука в передней части, комната была совершенно пуста. Но даже в ней была своя красота. Четыре высоких и узких окна разбивали свет на множество цветов. Дюжины плиток из цветного стекла превращая каждое окно в светящуюся абстрактную картину, отбрасывавшую красные, зеленые и синие тона на стены и пол. Какое-то мгновение Нона только и могла, что таращиться на чужеродное чудо этого места.

Монахиня, стоявшая перед сундуком, была самой старой из всех, кого Нона видела. Возможно, самая старая женщина, которую она когда-либо видела. Старшая сестра Наны Эвен, Ора, умерла год назад. Мать Ноны утверждала, что эта женщина видела, как приходили и уходили восемьдесят лет. И все же, даже лежа на погребальном костре на площади перед каменным домом Серого Стивена, старая Ора выглядела совсем юной по сравнению с Госпожой Путь.

– Садись, Гесса. – У старой монахини был удивительно молодой голос. – И ты тоже, послушница?..

– Нона. – Нона взяла стул, на самом деле чуть больше табуретки, со спинкой в виде одной узкой доски.

– Война? – Госпожа Путь подошла на шаг ближе и наклонилась вперед.

– Нона! – почти крикнула Клера.

– А, Нона. – Монахиня хлопнула Нону по плечу. – Как королева-торговка?

Нона была не единственной, кто ответил на этот последний вопрос пустым взглядом, хотя она и заметила, что Клера кивнула.

– Неважно... неважно. – Госпожа Путь отошла, качая головой. – Это было давно, и все ее сыновья превратились в прах.

– Теперь мы все собрались? – Госпожа Путь оглядела комнату, ее глаза были такими бледными, что казались бесцветными, а белки – кремовыми от старости. – Две новые девочки, да?

– Да, Госпожа Путь. – Громкий хор.

– Тогда я представлюсь. Я – Сестра Сковородка. В этих стенах меня зовут Госпожа Путь. – Она прошла в переднюю часть класса и с преувеличенным вздохом уселась на большой сундук. Нона заметила, что правая кисть женщины, которую она сочла исчезнувшей под рукавом, исчезла круче: у запястья рука заканчивалась уродливым комом из рубцовой ткани.

Сестра Сковородка опустила голову и постучала пальцами по крышке сундука. Она молчала так долго, что Нона спросила себя, не задремала ли она, но через мгновение Сестра Сковородка подняла голову, и ее глаза заблестели:

– На этих уроках мы изучаем Путь. Для большинства из вас это будет путешествие к безмятежности, к состоянию ума, которое может помочь вам терпеть или концентрироваться. Или, может быть, оно поможет успокоить ваши страхи или отложить печаль на некоторое время, пока у вас не появится время для ее визита. Для тех немногих из вас, кто, возможно, имеет в своей крови способность ясно видеть Путь, а не просто воспринимать его как идею, эти уроки являются первыми шагами к открытию скрытых миров, границы между ними и власти, которую могут завоевать те, кто осмелится войти в такие места.

Клера наклонилась к Ноне и тихо сказала:

– Если кто-то из нас и пойдет туда, то только в одиночестве. Говорят, старушка уже лет тридцать не ступала на Путь.

Нона сжала губы, указывая глазами на Госпожу Путь.

– Она глуха, как пень, глупая. – Клера усмехнулась и немного повысила голос. – Те, кто может, делают, а те, кто не может, преподают. По крайней мере, так для Пути. Делатели слишком ценны, чтобы тратить их на нас.

Сестра Сковородка остановилась и хмуро посмотрела на Клеру, которая покорно уставилась вперед.

– Теперь у нас есть... Арабелла. – Монахиня сосредоточилась на девочке Йотсис, чья бритая голова была забрызгана разноцветным светом. – У нее дерзкий взгляд. Хммм. Но что она может видеть? – Сестра Сковородка подошла и наклонилась ближе. – Не отворачивайся, дорогая. Не спускай с меня глаз. В этом месте мир поет для нас. Ты слышишь это? – Она сжала запястье Арабеллы скрюченными тисками своей руки. Кожа монахини была черной, как аспидный сланец, темнее, чем ее ряса; по сравнению с ними пальцы Арабеллы казались белыми, как кость. – Песня из трех частей. Жизнь. – Она подняла их соединенные руки. – То, что никогда не жило. – Она опустила культю в бассейн темно-красного света и проследила за лучом, падавшим из окна. – И смерть. – Быстрый взгляд назад, на сундук. – Ноты песни... – Сестра Сковородка пропела три ноты, чистые, но почему-то грустные, начало мелодии, которую Ноне хотелось бы услышать полностью. Монахиня отпустила запястье Арабеллы и начала расхаживать перед сидящими послушницами. – Есть граница между тем, что живет, и тем, что не живет. Она проходит через все вещи и вокруг них. Это путь, по которому трудно идти, но каждый сделанный шаг – святой. Когда вы идете по Пути, вы приближаетесь к божественному. Путь исходит от Предка, и Предок ждет в конце его. В конце всего сущего.

Но мы смертны. Мы испорчены. Жалкие сосуды для божественности. Каждый шаг тяжелее предыдущего, Путь поворачивает и изгибается, он узок и движется, сила, которую он дает... ей трудно обладать. Рано или поздно каждый соскальзывает с Пути, независимо от того, чего желает его сердце, независимо от того, насколько чиста его вера.

Наше знание Пути – дар четвертого племени, последнего, кто посадил свои корабли на берег Абета. Среди звезд кванталы строили свою жизнь вокруг Пути, поколение за поколением, пока он жил в их жилах. Эта кровь была смешана, чтобы ответить на вызовы нового мира – но в некоторых из нас она видна даже сейчас, после стольких прошедших лет.

– Ты видела Путь, дитя? – Сестра Сковородка, снова стоявшая перед Арабеллой, взяла девочку за подбородок и посмотрела ей в глаза.

– Я... Иногда я вижу яркую линию, похожую на трещину, проходящую через мои сны...

– Ты к нему прикасалась? – спросила Сестра Сковородка.

– П-почти. Один раз. Я потянулась к нему... – Арабелла отвела взгляд в сторону, к одному из светящихся окон. – Мне показалось, что я бегу... мое сердце... и моя голова наполнена углами. Все было резко и неправильно...

– А что случилось потом? – Сестра Сковородка отпустила подбородок девочки.

– Я упала с кровати и проснулась с головной болью.

Раздался смех, наполовину веселый, наполовину нервный.

– А как насчет... – Сестра Сковородка моргнула и стала оглядываться, пока не увидела Нону, сидящую в дальнем конце класса, – ...нашей другой новенькой?

– Она хунска, Госпожа Путь! – крикнула Клера, хлопнув Нону по плечу. – Одна из нас, красных!

– Хммм... – Сестра Сковородка снова перевела взгляд на Арабеллу и начала задавать новые вопросы.

– Теперь она оставит тебя в покое, – тихо сказала Клера. – Ее волнуют только мистики.

– Кто? – прошептала Нона.

– Мистики. Если Императрица Арабелла не врет, она будет вторым кванталом в классе, а первый – твоя подруга Хромоножка. Но наша лысая подруга к тому же хунска, быстрая, что делает ее такой особенной; вот почему все монашки из-за нее ссут кипятком – Избранная. – Клера подняла руки в притворном поклонении. – По окончании учебы, если нас сочтут годными, мы примем духовный сан и поступим в монастырь монахинями. Девушки, которые следуют Пути, станут членами ордена Мистических Сестер – все называют их Святыми Ведьмами. Я тебе уже говорила о них. Ты и я, мы сосредоточимся на Мече и станем членами ордена Боевых Сестер, которых называют Красными Сестрами. Большинство из тех, кто приезжает сюда, становятся Святыми Сестрами... и все называют их Святыми Сестрами... или, если хотят высказаться красиво, Невестами Предка. Для меня это звучит жутко... А некоторые в последний год принимают Тень. Это Сестры Осторожности. Серые Сестры. Есть много других имен, которые люди используют для этого, и все они неприятные. Но...