Текст книги "Красная сестра (ЛП)"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

– Нет, но они могут остановить превращение живого в мертвого. Там есть граница, место, которое мы пересекаем, чтобы присоединиться к Предку. Некоторые из нас могут посетить эту границу и держать там человека, пока его тело исцеляется от ран, которые в противном случае положили бы ему конец.

– Значит, богатые люди никогда не умирают? – удивилась Нона. – Они откупаются от смерти золотыми монетами?

Настоятельница покачала головой.

– Ни один колдун не может долго оставаться у границы. – По мере того как дорога становилась все круче, ее дыхание становилось все тяжелее. – У Турана есть дюжина колдунов, работающих посменно, чтобы удержать его сына от перехода. И многие вещи, которые убивают нас, тело не может починить, сколько бы времени ему ни дали. Хотя порезанная плоть и потерянная кровь... здоровое тело может починить одно и заменить другое. Настоящий риск заключается в другом: когда они возвращают людей в их тело, есть... существа... которые попытаются последовать за ними и найти дом в их сознании. Чем дольше человек удерживается на границе, тем труднее сдержать таких… пассажиров.

Нона подумала о Раймеле Таксисе, лежащем в залах своего отца, окруженном людьми из Академии, потеющими, чтобы уберечь его от смерти. Сайда была мертва – Нона видела ее ноги, торчащие из-под простыни на тюремном дворе, бинты на них все еще были запятнаны кровью Раймела. Она не испытывала к нему жалости.

– Я надеюсь, что он вернется полный дьяволов и они съедят его сердце.

Глава 4

– Вы могли бы отправить девочку туда, настоятельница.

Они стояли в том месте, где тропа начинала свой крутой подъем вверх по развороченным скалам на плато, прорезая себе путь вперед и назад дюжиной крутых поворотов. Более старшая монахиня повернулась к Ноне и указала через лес и поля на западе:

– Морлтаун в пяти милях отсюда. Девочка могла бы стать там полезной, найти работу в поле.

Сестра Яблоко стояла плечом к плечу с Сестрой Сало:

– Первосвященник узнает об этом за один удар сердца. Таксису даже не придется спрашивать.

– Выбирайте сами, настоятельница, с кем сражаться и на какой почве, – сказала Сестра Сало. – Джейкобу очень бы хотелось снова сунуть ноги под монастырский стол. Это будет идеальным оправданием.

– И вы только что украли ее из тюрьмы... – Яблоко нахмурилась, оглядываясь на далекий город.

– Госпожа Меч говорит мне не драться. – Улыбнувшись, настоятельница повернулась, чтобы начать подъем. – А Яблоко говорит, чтобы я не воровала... – Нона последовала за ней. – Вы – монахини. Проявите немного веры.

Последний край солнца припал к горизонту, когда Настоятельница Стекло направилась к необычному лесу каменных колонн, чьи тени протянулись к приближающимся путникам через сотни ярдов камня. Нона последовала за ней, сопровождаемая двумя монахинями, ни одна из которых не запыхалась от долгого подъема, заставившего настоятельницу тяжело дышать. Та, что постарше, Сестра Сало, выглядела так, словно могла карабкаться целый день. Младшая, сестра Яблоко, хоть из приличия слегка порозовела. Нона, закаленная бесконечными кругами в Калтессе, чувствовала, что у нее подкашиваются ноги и мокрая от пота рубашка прилипает к спине, но не жаловалась.

Плато – на самом деле огромная каменная глыба с крутыми откосами – сужалось к перешейку, который вел к широкому выступу. Колонны стояли поперек горловины, от утеса к утесу, дюжины в глубину, десятки в ширину. Настоятельница Стекло шла впереди, находя путь, казалось, наугад. Колонны вокруг них, выше деревьев, тянулись к темнеющему небу. В этом месте царила странная тишина, ветер не находил ничего, что могло бы спеть его мелодию, только шевелил пыль и песок среди башен из резного камня. Ноне это понравилось.

Колонны окаймляли монастырь Сладкого Милосердия с одной стороны, а с другой возвышались два утеса, края которых резко сближались. Главный купол чернел на фоне багрового неба, по обе стороны виднелись еще дюжины хозяйственных построек. Нона последовала за монахинями к сводчатому входу, тяжесть дня лежала на ее плечах, усталость окутала ее своей тупой хваткой, заставляя гнев и печаль отдаляться, превращая их в вещи, которые можно было бы оставить ночи грез.

– Ты там живешь? – Когда они подошли ближе, Нона начала понимать, насколько велик купол. Весь Калтесс поместился бы внутри несколько раз, поставленный сам на себя.

– Это Собор Предка, Нона. Там живет Предок, и больше никто.

– Предок такой большой? – спросила Нона. За ее спиной Сестра Яблоко еле сдержала смех.

– Предок занимает любое место, построенное в его честь. В Истине Предок присутствует в десяти тысячах домашних святилищ, в некоторые из которых даже тебе будет трудно втиснуться, а другие – больше, чем большинство домов. Здесь, на плато, церковь смогла дать Предку более величественный дом – дар императора Персия, третьего этого имени.

Нона молча последовала за ней, плотно сжав губы при мысли о том, что Предок, похоже, очень жаден, занимая так много места, в то время как дети в Калтессе втискивались в любой уголок или щель, которая могла их вместить.

– Это мой дом. – Настоятельница Стекло махнула рукой в сторону массивного каменного здания, вырисовывающегося из сгущающейся тени. – По крайней мере, пока я здесь настоятельница. А еще это дом Малкина. – На ступеньках, свернувшись калачиком, лежал большой серый кот. Настоятельница повернулась к Ноне и двум сестрам. – Сестра Яблоко найдет тебе место для ночлега, а утром тебя представят классу, после чего...

– Классу? – Нона моргнула. В деревне Нана Эвен проводила занятия каждый седьмой день, обучая старших детей числам и тому подобному. Нона пыталась подслушивать, но большие ее прогнали, как будто их дурацкие числа были секретом, слишком важным для ее ушей.

– Ты здесь, чтобы поступить в монастырь, Нона. – Тень скрывала лицо настоятельницы, но, возможно, там была улыбка. – Если хочешь. А это означает жить здесь и учиться всему тому, что нужно знать сестре. Занятия проводятся каждый день, кроме седьмого. – Она повернулась и пошла прочь.

– Пойдем, Нона. – Сестра Яблоко протянула руку. Нона смотрела на нее, не уверенная, хочет ли женщина чего-то от нее. Через мгновение Яблоко снова прижала руку к боку и двинулась дальше, огибая купол. Сестра Сало последовала за ней, ее одеяние развевалось вокруг ее ног.

Темнота поглотила плато позади них, там бродил ветер. Нона оглянулась на тропинку, по которой ее привели монахини, – теперь колонны были невидимы. Жар подъема покинул ее, и ветер Коридора пробежал острыми пальцами по ее рубашке из Калтесса, забирая все оставшееся тепло. Он нес в себе оттенок соли – возможно, море, хотя оно лежало так далеко. Нона вздрогнула, обхватила себя руками и последовала за монахинями.

Позади купола виднелось длинное низкое здание, похожее на хвост съежившейся сони. Сестра Яблоко остановилась у крепкой двери под козырьком черепичной крыши. На крюке висел фонарь, дававший монахине достаточно света, чтобы она могла подобрать железный ключ, который она вынула из рясы, к замочной скважине в дверном замке.

Сестра Яблоко сняла фонарь с крючка и поправила капюшон:

– Это кельи монахинь. – Она продолжала говорить тихо.

– Клетки! – Нона сделала шаг назад.

– Не тюремные. – Сестра Яблоко улыбнулась, потом нахмурилась. – Ну, по правде говоря, очень похоже, но они чистые и на дверях нет замков. – Она шагнула в дверной проем. – Сегодня ты будешь спать здесь. Если ты будешь учиться усердно и хорошо, то лет через десять сможешь вернуться сюда еще на одну ночь.

Дверь вела в длинный коридор. Луч фонаря Сестры Яблоко осветил проход, который тянулся до черной двери, ведущей в купол. Слева и справа, повторяясь через каждые несколько ярдов, две круглые двери охраняли монашеские кельи. Сестра Яблоко шла, мягко ступая. Сестра Сало молча повернулась, когда они миновали третью пару и вошла в темноту левой кельи. Черная дверь в конце коридора привлекла внимание Ноны. Что-то в ней.

Пройдя восемнадцать дверей, примерно половину длины коридора, Сестра Яблоко остановилась и толкнула дверь справа. Она наклонилась, взяла свечу из ящика на стене и зажгла ее от фонаря.

– Ты будешь спать здесь. На тюфяке – постельное белье и одеяло. Я зайду за тобой утром. – Она протянула свечу Ноне. – Только не разжигай никакой огонь.

Нона смотрела, как Сестра Яблоко возвращается к главному входу, и с ее уходом свет стал меркнуть. Наконец монахиня вошла в одну из келий рядом с Сестрой Сало, оставив Нону в ее собственном маленьком мерцающем озерце света. Тишина, которая отступила вместе с тенями, теперь вернулась, более глубокая и густая, чем когда-либо знала Нона. Она стояла, удерживаемая ее полнотой. Никакого звука. Ни стона ветра. Ни скрипа бревен, ни шелеста листьев. Ни шороха крыс, ни отдаленных жалоб сов. Ничего.

Дверь в конце коридора привлекла ее внимание, хотя темнота скрывала ее. Воспоминание об этой двери, черной и отполированной, прижалось словно палец между глаз. Ноги хотели унести ее туда, а руки – прижаться к гладкому дереву и ощутить вблизи огромную и дремлющую... полноту... которая лежала за ним.

Где-то в нескольких кельях позади женщина кашлянула во сне, нарушая тишину и странность происходящего. Освободившись от паралича и принуждения, Нона подняла руку, чтобы заслонить пламя свечи, и вошла в узкую комнату, к которой привела ее Сестра Яблоко.

Даже в ее камере в Хэрритоне было окно, возможно, высокое и зарешеченное, но предлагавшее осужденным небо. В новой камере Ноны была щель, достаточно широкая, чтобы просунуть руку, и закрытая сосновой доской. Она сделала круг. Спальный тюфяк, подушка, стул, письменный стол. Горшок, чтобы помочиться. Последнее и самое странное – кусок металла, идущий вдоль внешней стены на уровне земли. Он выходил из камеры слева и исчезал за стеной справа. Круглый, как ветка, и слишком толстый, чтобы обхватить его рукой.

Нона фыркнула. Пыль и спертый воздух неиспользуемой комнаты. Она подошла к тюфяку. Жар, поднимающийся от металлической палки, обжигал ей щеки. Вся камера хранила его тепло. Нона отодвинула тюфяк от раскаленного металла, не доверяя ему. Она поставила свечу, натянула на себя одеяло и положила голову на подушку. Бросив последний взгляд на комнату, она задула пламя. Она смотрела в темноту, ее разум был слишком взбудоражен, чтобы спать; она была уверена, что пролежит без сна всю ночь.

Мгновение спустя звон железного колокола заставил Нону открыть глаза. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Нона приподнялась с тюфяка и, моргая, посмотрела в сторону входа, где темнота превратилась в мрачный полумрак. У нее вырвался стон, каждая конечность затекла и болела, хотя она помнила только, как напрягала ноги во время подъема.

– Вставай! Вставай! Здесь нет никаких лежебок! Вставай! – Маленькая, угловатая женщина с голосом, который звучал так, словно его насильно проталкивали через узкую щель. Она вошла в камеру и, перегнувшись через Нону, откинула ставень. – Впусти свет! Никакого укрытия для греха!

Сквозь пальцы, поднятые для защиты от дневного света, Нона обнаружила, что смотрит в безъюморное[3]3
  Интересное слово Набокова


[Закрыть] лицо, плотно сжатое вокруг выступающих скул, с широко раскрытыми глазами, бледными и обвиняющими. Голова женщины, которая в полумраке казалась особенно пугающей, была украшена приподнятым белым головным убором, похожим на воронку и совершенно не похожим на то, что носили другие монахини накануне вечером.

– Вставай, девочка! Вставай!

– А, я вижу, ты уже познакомилась с Сестрой Колесо. – Сестра Яблоко вошла в открытую дверь, держа в руках длинную рясу из белого льна, снаружи отделанную серым войлоком.

– Она спала после утреннего колокола! – Старуха подняла руки, явно не зная, ударить ли Нону или лучше изобразить чудовищность ее преступления.

– Она новенькая, Колесо, еще даже не послушница. – Сестра Яблоко улыбнулась и многозначительно посмотрела на дверь.

– Босоногая язычница – вот кто она!

Сестра Яблоко, все еще улыбаясь, протянула пальцы к выходу:

– С вашей стороны было похвально заметить, что в келье кто-то есть.

Старшая монахиня нахмурилась и провела рукой по лбу, убирая выбившуюся прядь бесцветных волос обратно в головной убор.

– Я замечаю все, что происходит в этих кельях, сестра. – Она прищурила свои водянистые глаза на Сестру Яблоко, затем резко фыркнула и вышла обратно в коридор. – Ребенок воняет, – бросила она через плечо. – Его нужно помыть.

– Я принесла тебе кое-что. – Сестра Яблоко подняла рясу. – Но я и забыла, какая ты грязная. Сестра Колесо права... – Она сложила руки на животе. – Идем со мной.

Нона вышла из комнаты вслед за Сестрой Яблоко, огибая монахинь, выходивших из своих келий или тихо переговаривавшихся в коридоре. Пара из них подняла брови при ее приближении, но никто не обратился к ней. В какой-то момент угловатая монахиня остановила Сестру Яблоко, положив руку ей на плечо. Она возвышалась над остальными, ее рост, казалось, увеличился и вытянул обычную женщину далеко за пределы сложения, оставив опасно худой.

– Госпожа Меч докладывает о вооруженных людях за колоннами. Эмиссар прибыл еще до рассвета.

– Спасибо, Кремень, – кивнула Сестра Яблоко.

Сестра Кремень наклонила голову, ее лицо было таким темным, что в полумраке Нона могла видеть только черные глаза, сверкающие, когда они изучали ее. Монахиня убрала руку с плеча женщины поменьше и отпустила ее.

Сестра Яблоко вывела их в хрупкий утренний свет. При дневном свете Нона разглядела, что монастырь состоит из такого количества зданий, что в Серости его можно было бы назвать деревней. Она подозревала, что здесь больше каменных зданий, чем во Флейстауне, хотя видела этот город лишь мельком из клетки Гилджона в тот день, когда он увез ее из дома.

– Сестра Кремень сказала, что появились мужчины. Они здесь из-за меня? – спросила Нона. Она спросила себя, как ей помогут два десятка монахинь, если Туран Таксис действительно послал за ней своих воинов? Она должна была затеряться в городе, когда у нее была возможность.

– Возможно. – Сестра Яблоко оглянулась на огромный Собор Предка и нахмурилась. – Но, возможно, и нет. В любом случае, будет лучше, если ты присоединишься к нашему ордену раньше, чем позже – и ты не можешь сделать это грязной, не так ли? – Она пошла быстрым шагом.

– Скрипторий, трапезная, пекарня, кухни. – Сестра Яблоко выкрикивала имена, когда они проходили мимо разных зданий. Немногие из них что-то значили для Ноны, но пекарню она знала, и аромат свежего хлеба, когда они проходили мимо двери, наполнил ее рот слюной. – Необходимость. – Монахиня указала на небольшое строение с плоской крышей, прилепившееся к краю утеса в сотне ярдов от нее.

– Необходимость? – спросила Нона.

– Ты пойдешь туда, когда тебе это будет необходимо. – Сестра Яблоко покачала головой и улыбнулась. – По запаху ты поймешь, что это то самое место.

Они миновали длинный ряд зданий с множеством маленьких квадратных окон, все они были закрыты ставнями с наветренной стороны.

– Склады и дормитории.

Нона обнаружила, что за ней наблюдают – дюжина пар глаз в разных окнах. Некоторые девочки что-то кричали, возможно, друг другу. Она ловила обрывки, уносимые ветром.

– ...избранная... никогда!

– ... это не может быть она...

– …крестьянка…

– ...она не...

– Избранная?

Голоса следовали за ними, слова терялись в отдалении, но тон все еще висел в воздухе. Нона знала его достаточно хорошо – резкий и недобрый.

– Баня. – Сестра Яблоко указала на приземистое здание, построенное из ничем не украшенного черного камня, из ряда узких окон которого валил пар, но ветер тут же уносил его прочь. Ветер Коридора прочесывал плато, и, пересекая щель между дормиториями и баней, Нона оказалась под его зубами. Она всю жизнь училась не обращать на это внимания – всего лишь еще один жесткий край тяжелой жизни, – но одна теплая ночь оставила ее мягкой и дрожащей.

Они добрались до стена бани – укрытие от ветра. Монахиня отперла тяжелую дверь и впустила Нону. Горячий влажный воздух сразу же окутал ее, пар сократил видимое ей до нескольких ярдов. Вдоль фойе стояли деревянные скамьи, а высокая арка выходила на то, что могло быть прямоугольным бассейном, поверхность которого была видна лишь мельком.

Под скамейками в изобилии тянулись непонятные металлические штуки.

– Одна из них была в моей комнате! – Нона показала пальцем.

– Трубы, дитя мое. Они полые – по ним течет минеральное масло. Очень горячее. – Сестра Яблоко кивнула на арку. – Давай уберем с тебя тюремную грязь.

Нона неуверенно направилась к бассейну, гадая, насколько он глубок и горяч. Ручьи вокруг деревни никогда не доходили до колена и быстро крали ощущение от всего, что находилось ниже этой точки.

– Ты не пойдешь туда в рясе. – В голосе Сестры Яблоко послышалась смесь удивления и раздражения.

Нона повернулась и вызывающе посмотрела на монахиню, ее губы были сжаты в хмурую гримасу. Сестра Яблоко стояла, скрестив руки на груди. Одна безмолвная секунда следовала за другой, и наконец Нона начала стягивать с себя детский комбинезон Калтесса, окостеневший от засохшей крови Раймела Таксиса. Она делала это медленно и неуклюже: в деревне даже самые маленькие из малышей редко бегали голышом – лед стоял слишком близко. Только вокруг жатвенных костров или во время слишком короткого поцелуя фокуса луны Ноне было так тепло, как в монастырской бане.

– Поторопись. Я сомневаюсь, что ты прячешь там что-то необычное, – сказала Сестра Яблоко, снимая свой головной убор, так как жара добралась и до нее. У нее были длинные волосы, рыжие и вьющиеся на влажном воздухе.

Нона вылезла из комбинезона, обхватив себя руками, и от скромности у нее остался только пар. Она бросилась к бассейну.

– Подожди! – Сестра Яблоко подняла руку. – Ты не можешь войти грязной. От тебя вода станет черной. – Она сняла кожаное ведро с одного из многочисленных колышков, торчавших из стен над скамьями. – Встань вон там. – Она указала на нишу между скамьями слева.

Нона сделала, как было велено, все ее тело сжалось. В нише могло поместиться два или три человека. Стоять на полу, выложенном плиткой и продырявленном отверстиями, шириной в палец, казалось странным.

– Что... – взрыв горячей воды украл остальную часть вопроса. Нона вытерла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть туманные очертания монахини у бассейна, которая снова наполнила ведро.

– На полу лежит щетка. Используй ее. – Еще одна волна горячей воды ударила Ноне в грудь.

Нона потянулась за щеткой, вся мокрая. Она никогда не чувствовала ничего более прекрасного, чем ведро горячей воды. Свежий хлеб и масло не подходили даже близко. И даже яйца и бекон, который она чуяла, готовя в Калтессе. Если скрести себя щетинистой щеткой – цена, которую надо заплатить, чтобы попасть в целый бассейн горячей воды, она будет скрести.

Спустя два ведра Сестра Яблоко объявила ее достаточно чистой для бассейна. Нона подбежала к краю и опустилась в воду, ища пальцами ног дно.

– Насколько он глубок? – Поднимающийся пар ослепил ее, жар был восхитителен.

– Этот конец неглубокий. Тебе... по плечи?

Вода достигла ее шеи прежде, чем ноги Ноны нашли гладкий пол, и она отпустила мертвую хватку за край бассейна. Она стояла, раскинув руки в стороны, уверенная, что никогда прежде ей не было по-настоящему тепло.

Время пропустило удар сердца. Оно пропустило несчетное количество ударов. Нона повисла в слепящей жаре бассейна. Резкий хлопок вернул ее внимание к окружающему миру.

– Вылезай. Ты чист... ну, чище. – Сестра Яблоко стояла у кромки воды. Уступая жаре, она повесила на колышек верхнюю накидку своего одеяния. Она снова хлопнула в ладоши. – Наружу! Нам обоим есть чем заняться. – Она указала на угол бассейна. – Там есть ступеньки.

Нона подошла к ступенькам, слишком обмякшая, чтобы попытаться перелезть через край. Наверху она увидела монахиню, протягивающую ей большой прямоугольник плотной ткани. На нем не было ни отверстий для рук, ни завязок:

– Как же я...

Сестра Яблоко фыркнула.

– Это полотенце. – Она сунула вещь в руки Ноне. – Вытри им себя насухо.

Нона завернулась в полотенце, которое показалось ей толстым и роскошным. Если бы у него были отверстия для рук, она бы его надела.

– И волосы тоже высуши.

Когда Нона закончила расчесывать волосы, она с тревогой увидела, что у Сестры Яблоко появилась вторая голова, на этот раз молодая и озорная, с короткими черными волосами, подбородок покоился на плече сестры, щека рядом с ее щекой.

– А это кто? – спросила новая голова.

– Нона, – ответила Сестра Яблоко.

– Кто она такая?

– Ринг-боец из Калтесса.

Новая голова нахмурилась. Две тонкие руки скользнули в поле зрения, держа плечи Сестры Яблоко.

– Для этого она выглядит довольно маленькой и тощей. Кто-то должен ее откормить. Она больше похожа на деревенскую девчонку. – Вторая монахиня ускользнула от Сестры Яблоко. – Ты что, фермерская девочка, Нона?

Нона прижала к себе полотенце и обнаружила, что слишком сильно кусает губы, чтобы объяснить, что ее мать плетет корзины. Она покачала головой.

– Я не очень люблю фермерских девушек, – фыркнула новая монахиня, и жало из ее улыбки исчезло.

– Это Сестра Чайник, – объяснила Сестра Яблоко, отталкивая другую женщину. – И, – она повысила голос, когда Сестра Чайник исчезла в клубах пара, – она любит деревенских девочек. – Она вернулась к скамейкам. – Подойди. Оденься.

Нона последовала за ней и потянулась за рясой. Сестра Яблоко с неодобрением откинула ее руку.

– Сначала нижнее белье. – Она протянула непонятный кусок белого полотна. Нона взяла его, нахмурившись. Сестра Яблоко посмотрела на нее и покачала головой. – Фермерские девочки...

Потребовалось несколько минут и значительное количество советов, прежде чем Нона, наконец, вышла из бани в полном облачении послушницы монастыря Сладкого Милосердия. Ветер неприятно холодил лицо, но остальное тело казалась удивительно хорошо защищенным. Она стояла в рясе с двумя рукавами, завязанном посередине шерстяным поясом, под которым шуршали две нижние юбки, и ее ноги чувствовали себя очень странно в кожаных башмаках, туго затянутых шнурками. Она была одета почти как Сестра Яблоко – не хватало только головного убора; монахиня вновь одела рясу, которую сбросила внутри.

– Послушницы будут завтракать в трапезной. – Сестра Яблоко резко повернула голову и помахала кому-то через широкий двор. – Сулери!

Фигура остановилась, повернулась и поспешила к ним – высокая девочка с длинными темными волосами:

– Да, сестра?

– Это Нона, она будет учиться в Красном Классе. Отведи ее к их обеденному столу. – Внезапно Сестра Яблоко показалась более суровой, кем-то таким, с кем надо считаться.

– Да, сестра! – Старшая девочка, лет пятнадцати, посмотрела на Нону сверху вниз. – Пошли. – И она быстро зашагала прочь, заставляя Нону бежать, чтобы не отстать.

Они пересекли двор и свернули за угол в проход, по одну сторону которого находилась пекарня, а по другую – кухня. Сулери остановилась и повернулась к Ноне, преграждая ей путь.

– Ты не она! – Она казалась одновременно разъяренной и неубежденной. – Избранная не будет тощей маленькой хунской.