Текст книги "Красная сестра (ЛП)"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)

Легкое натяжение нити Йишт показало, что та уже близко, но сосредоточена на какой-то задаче. Гесса почти видела ее, высоко в восходящем разрезе, который она сделала за долгие недели раскопок. Она опять копала, но время от времени останавливалась, чтобы прикоснуться к камню, превращая его во что-то менее стойкое, что легко падало под взмахами ее кирки.

Гесса никогда еще не получала таких сильных и подробных впечатлений через нить. Она уставилась на свою руку, где переплетались нити. Интересно. И тут она почувствовала его. Пульс корабль-сердца, бьющийся в нитях, бьющийся во всем, даже в самом камне. Сгорая от нетерпения, она поползла дальше по узкому проходу, видя, как окружающее пространство заполняется деталями, поскольку корабль-сердце вливало в нее силу. Она видела нити, оставшиеся после ухода других людей. Ноны, Йишт, трех монахинь, которых могла бы опознать, если бы выбрала их нити и осмотрела. К тому времени, когда она добралась до входа в более широкий проход, усыпанный щебнем, Гесса начала видеть нити в самих скалах, их родословная уходила назад через эоны в древние моря или огни земли. Она даже видела нити вод, которые когда-то бежали здесь, вырезая эти туннели, нити, которые вели к рекам и океанам, вверх, в небо, и вниз, чтобы просочиться через темную почву и бежать в тайных реках.

Гесса покачала головой, прогоняя видения и сосредоточиваясь на своей задаче. Теперь она понимала, что Йишт ускоряет свое продвижение. Камень-работница использовала свою марджал-силу, которая помогала ей в раскопках, но по мере того, как она приближалась к корабль-сердцу, его аура усиливала ее таланты, и она могла прокладывать туннели еще быстрее.

Теперь Гесса поняла, почему рядом с корабль-сердцем и в туннелях вокруг него нельзя было установить никаких нить-предупреждений, как это было сделано с ножом ной-гуин, который спрятала Нона. Биение корабль-сердца вздымалось волнами, не стесненными толщей камня, и могло смыть любую подобную работу. Уцелели только истинные нити, и никакое переплетение не могло выжить долго в таких условиях.

Еще одна веревка свисала с дальнего конца туннеля, закрепленная на железном штыре, вбитом в трещину в стене. Одной из монахинь, пришедших на разведку, не хватило атлетизма, чтобы проделать это путешествие без посторонней помощи. Значит, никакой Красной Сестры.

– Нона! Нона!

Нона качнула головой, захлебнувшись, ледяная вода стекала с ее лица.

– Где?..

– Они снова собираются снаружи. – Джула наклонилась вперед, держа в руке флягу с водой. Над ней крыша пещеры покрылась красными волнами и тенями, солнце уже скрылось за гребнями гор.

– Ты упала… ты лежишь здесь уже целую вечность, бормочешь... мы думали, что тебя достал корень сегрена... или черное лекарство... или и то и другое.

Нона повернула голову и посмотрела в сторону входа. Там стояла Дарла, в капюшоне, довольно хорошо заполняя тюленьи шкуры Таркакса, тулар в руке.

– Она позволила им увидеть себя, чтобы они не подумали, будто мы убегаем через задний туннель, – сказала Рули.

Нона попыталась встать, стряхивая с себя последние мысли Гессы.

– Здесь нет заднего туннеля! – сказала Джула, сердито глядя на Рули. – Мы уже посмотрели.

– Давай поднимем тебя, – Рули подхватил Нону под руку.

– Подождите! – Нона выкрикнула это достаточно громко, чтобы отвлечь внимание Дарлы от склонов. – Я была с Гессой... то есть видела то, что видит она. Йишт снова в монастыре. Она пытается украсть корабль-сердце. Гесса попытается остановить ее.

– Йишт? О чем ты говоришь? – Дарла протопала вперед, перешагнув сначала через Таркакса, а потом через Ару. – Откуда ты это знаешь?

– Как Гесса может остановить ее? – Рули.

– Ее же убьют! – Джула выглядела потрясенной.

Нона села.

– Она думает, что сможет это сделать. Она больше не боится. Вот почему меня здесь не было. Мы соединяемся только тогда, когда с одним из нас происходит что-то действительно плохое.

– Черт побери, тогда она должна была бы следить за нами! – фыркнула Дарла. – У нас тут снаружи двенадцать видов плохого.

Нона нахмурилась.

– Среди связанных нитями совпадений не бывает, – повторила она слова Сестры Сковородка. Монахиня сказала им, что ритм их жизни начнет совпадать – и вот они обе оказались лицом к лицу со смертью.

– Гесса думает, что сможет победить Йишт? – с сомнением спросила Рули.

– Да, но она не сможет этого сделать. – Нона покачала головой. – Это работа корабль-сердца, оно дает тебе силу, заставляет думать, что ты несокрушима... это как Путь. Но Йишт убьет ее!

Дарла вернулась, чтобы посмотреть на склоны, зная, что для тех, кто находится там в последнем свете дня, она будет невидима во мраке пещеры.

– Почему это происходит? – Рули помогла Ноне подняться. – Я имею в виду, почему сейчас, почему Йишт идет к корабль-сердцу, когда мы в ловушке и вот-вот умрем?

– Мы не умрем. – Нона сбросила с плеч свое поход-пальто. – Они. – Она сжала кулаки и почувствовала, как формируются дефект-клинки. – А когда будет лучшая возможность? Половина Красных Сестер ушла с Сало, чтобы проводить нас обратно. Лучших из Серых Сестер тоже нет. А если весть о Сестре Чайник дошла до монастыря, то настоятельница, возможно, послала еще сестер на помощь... сейчас самое подходящее время, чтобы нанести удар.

– Солдаты, которые искали убитых Таркаксом, вернулись. Все двенадцать, они снова на склоне. Они готовятся сделать ход. – Дарла понизила голос, но он дрожал от волнения.

Нона двинулась вперед.

– Позволь мне... – но тут ее схватил ужас Гессы. Нона боролась с нитью-связью, зная, что сможет только наблюдать за борьбой Гессы, зная, что ее друзья нуждаются в ней. Но сила связи оказалась слишком велика. Ее тело беспомощно упало, а враги собрались нанести удар. И снова Нона оказалась связанной в сознании Гессы. Молчаливый свидетель.

Гесса спустилась по веревке, здоровой ногой нащупывая пол, фонарь болтался у нее на локте, привязанный ремнем, дымный и горячий. Она спустилась и рухнула на гладкий мокрый камень, мышцы ее рук горели.

Подняв фонарь, она в ужасе вскрикнула. Всего лишь на расстоянии вытянутой руки от ее лица, невидимая во время спуска, Сестра Кремень сидела под соединительным проходом спиной к стене. Ее длинная шея лежала под странным углом к плечам, кости неприглядно торчали из-под темной кожи там, где угол становился наиболее острым. Ее глаза смотрели в никуда, отражая пламя фонаря, а из уголка рта бежала тонкая красная струйка слюны.

Возвращайся. Нона заговорила в шуме мыслей Гессы и осталась неуслышанной.

Гесса посмотрела на вход в шахту Йишт, освещенный далеким светом фонаря ассасин. Звук ударов киркой и грохот камней эхом отдавался в главном туннеле. Она снова посмотрела на Сестру Кремень. Она была Красной Сестрой, самым прекрасным воином, какого только могла породить Сладкое Милосердие. И Йишт убила ее.

Возвращайся! – крикнула Нона, изо всех сил пытаясь быть услышанной, несмотря пульсирующие удары корабль-сердца.

Гесса подняла руки. Она могла видеть висящие на пальцах нити, которые вытянула из Йишт, – золотая, серебряная, алая и черная. Потяни за золотую, и поток воспоминаний хлынет на нее, затопит кровавой историей этой женщины. Вытяни ее достаточно далеко, и она увидит лед, увидит Йишт еще до того, как та начала помнить, закутанную в меха и невинную. Потяни за алую, и она сможет изменить мнение женщины, потяни достаточно сильно, и любое ее намерение сменится противоположным, каким бы твердым оно ни было. Потяни за серебряную нить, ту, что связывала Йишт с душой, и связь разорвется. Гесса знала, что сможет это сделать. Она держала жизнь Йишт в своих руках, и корабль-сердце давало ей всю силу и ясность, в которых она нуждалась.

Гесса пробралась к шахте, камни царапали ее, резали руки и разрывали рясу. Темные брызги среди каменных обломков поймали свет фонаря Гессы и вернули его обратно. Она наклонилась и коснулась пальцем одного блестящего пятна: «Кровь!» – Значит Йишт не осталась невредимой после встречи с Сестрой Кремень…

Оглушительный грохот эхом прокатился по шахте, и мгновение спустя каменная пыль взметнулась вверх, затуманивая зрение Гессы, заставляя ее кашлять.

Тишина. Затем, когда пыль начала оседать, послышался звук покатившегося камня. Гесса прошаркала последний фут и посмотрела вверх по крутому склону узкого прохода, который вырезала Йишт. Весь проход светился. Свет лился из какого-то источника, гораздо более яркого, чем любой фонарь; он поймал остатки пыли и превратил ее в золото. Сначала Гесса подумала, что Йишт, должно быть, пробилась на поверхность, но когда пыль осела еще больше, она увидела размытые черные очертания женщины – свет охватывал ее со всех сторон, как будто миниатюрное солнце находилось перед ней на уровне талии. И если это было солнце, то это и была Надежда, а не красная звезда Абета, молодое солнце, полное белого и золотого.

И жара. Даже на таком расстоянии Гесса вспотела.

– Она никогда не выйдет с ним... – Гесса прищурилась от яркого света.

Свет изменился, тени побежали и закачались, пульс корабль-сердца изменился. Йишт повернулась, ее красные пальцы обхватили светящуюся сферу корабельного сердца, кости потемнели в розовой дымке плоти.

Уходи! – прокричала Нона Гессе, и на мгновение ей показалось, что ее услышали.

Гесса наблюдала, глядя одним глазом от входа в проход, ее решимость улетучилась, как туман на лед-ветру. Йишт никогда не выйдет с корабль-сердцем. Она начала отходить. Йишт держала перед собой корабль-сердце и толкала его к стене. Воздух заскулил, как будто тысячи комаров собрались на пир... и скала потекла прочь, как будто это была жидкая грязь. Йишт шагнула в пустоту.

– Нет! – Теперь Гесса все поняла. Йишт могла быть марджалом пол-кровкой или даже праймом, но ее камень-работы было достаточно только для того, чтобы помочь ей копать, ослабить камень, подготовить его к удару кирки, или позволить медленно и бесшумно начать шахту, которую она вырыла под своими гостевыми покоями. Возможно, это также позволило ей интуитивно понять, где проходят туннели и трещины… Но по мере того, как она приближалась к корабль-сердцу, ее мастерство увеличивалось, разрешив вырезать последние ярды прохода всего за несколько часов. И теперь – когда она держала в руках корабль-сердце – скалы двигались по ее воле. Гесса понятия не имела, во что обойдется Йишт такой подарок. Существовала причина, по которой сердце корабля лежало погребенным, а не в руках монахини... но чего бы это ей ни стоило, это также позволит марджалу камень-работнице спастись. Она может пробить туннель, закрыть за собой шахту и выйти в заранее подготовленном месте, чтобы, без сомнения, быть встреченной войсками Шерзал.

Гесса протянула руку к краю прохода и потянула за все нити Йишт сразу. Воин отлетела назад из дыры, которую создала. Противоположная стена остановила ее с хрустом, который заставил Гессу вздрогнуть. На мгновение она почувствовала себя виноватой – она не хотела ранить женщину, – затем рассмеялась над своим чувством вины, точно зная, что Йишт сделает с ней, если представится такая возможность. В следующее мгновение мысли и воспоминания Йишт хлынули на нее и затопили, когда Гесса потянула за золотую нить ее существа.

Образы, пойманные сознанием Гессы, нахлынули на Нону. Один образ, горящий важностью, привлек ее внимание, и Нона ухватилась за него, когда он проходил мимо: амулет, который она забрала у Йишт, сигил, черный на фоне потока мгновений, воспоминаний, ощущений. И вместе с образом амулета пришло понимание. Сигил отрицания, созданный с исчезающе редким талантом мастером этого искусства столетие назад. Ключ Йишт к обороне дома настоятельницы. Ее второстепенная миссия – завладеть секретами монастыря – теперь не имела значения… Прижатый к любому заклинанию амулет мог стереть магию или, по крайней мере, разрушить ее.

Йишт медленно развернулась, свет от сердца корабля разлился вокруг нее, когда она выпрямилась, открывая его.

Убей ее! – крикнула Нона. – Быстро! – Так близко к сердцу корабля, и с нитями, вытянутыми из собственной крови Йишт... она могла бы разорвать серебряную нить, связывающую дух Йишт, и теплая плоть женщины упала бы на землю, пустая.

Гесса работала быстро, ловкие пальцы ее разума сортировали и перебирали нити, связывавшие ее с Йишт.

– Положи его. – Гесса только одними губами произнесла эти слова, но Йишт обнаружила, что опускает корабль-сердце на землю, не против своей воли, а потому, что ее воля изменилась.

Кончай ее! – Нона знала убийц. Йишт была убийцей. Гесса – нет. У убийцы всегда есть клинок. – Не давай ей ни мгновения!

Йишт подняла руку, и над головой Гессы от потолка отвалилась каменная глыба.

У нее не было времени отреагировать, не было боли, не было воспоминаний о столкновении, только сознание того, что мир перевернулся на бок, что масло фонаря вспыхнуло где-то вокруг ее ног, и что теперь она видит Йишта единственным глазом, полным крови. Ничего не болело, и это беспокоило Гессу больше всего.

Йишт приблизилась к ней с тонким ножом в руке, ее походка была неуверенной, как будто столкновение со стеной сломало что-то внутри.

– Личный подход. – Гесса обдумала эти слова, но ее губы едва шевелились, а дыхание было влажным.

Нона бросила каждую унцию своей воли против нитей, связывавших ее с Гессой, но в результате мир только начал трястись, как будто Йишт решила отказаться от ножа и подняла всю свою земля-магию, чтобы сокрушить врага.

– НОНА! – ПОЩЕЧИНА, от которой ее щеки запылали. – Нона! – Крик в лицо, полный отчаяния.

Нона не открыла глаз – они уже были открыты, – но она снова начала видеть сквозь них. Ее трясла Дарла:

– Проснись! Они идут! Все до единого!

– Купи мне минуту! – Она выдохнула эти слова, и пораженная Дарла отпустила ее.

– Что?

– Одну минуту. – Нона села. – Мне нужно помочь Гессе. – Ее тень лежала перед ней, отбрасываемая заходящим солнцем, протянувшись к задней части пещеры, где она сливалась с общим мраком. Нона сжала кулак и вытянула из него один палец, заканчивавшийся единственным дефект-клинком.

– Подождите, мы ее высылаем, – крикнула Дарла от входа в пещеру. Она отпрянула назад. – Если они собираются нас убить, почему они так хотят, чтобы мы послали тебя?

– Чтобы меня не убили в бою. Как только в дело пойдут мечи, может случиться все, что угодно. – Нона принялась резать свою тень, срезая ее прямо из-под ног. – Арррр! Черт побери, это больно! – Она знала, что ее клинки режут тень – этому ее научили в Академии. Она не знала, что резать собственную тень будет так же больно, как резать собственную плоть.

– Что? – Рули в ужасе уставилась на рваный край тени Ноны и странное искривление света вокруг разреза. – И как это их остановит?

– Не их. Ее! – Нона ударила снова, длинным рвущим движением, крича от боли.

Позади нее Дарла подхватила окоченевшее тело Ары и понесла ее ко входу в пещеру. – Мы должны были усмирить ее ядом! – крикнула она наружу.

– Что ты делаешь? – Джула присоединилась к Рули, сжимая дрожащий кинжал. Трудно было сказать, к кому она обращалась – к Ноне или к Дарле.

– Нарушаю правила. – Нона бросилась на свою разорванную тень, прежде чем та успела скрыться в кромешной тьме, а затем метнулась обратно к Гессе, боясь, что будет слишком поздно, боясь, что она промчится вдоль нитей уз, выкованных в такой печали и так давно, только для того, чтобы найти ничто, просто пустое место, которое ее подруга когда-то занимала в этом мире.

Острие ножа Йишт замерло на расстоянии пальца от глаза Гессы. Сама Йишт сидела на камнях прямо перед ней. В другой руке ассасин Шерзал держала корабль-сердце – бело-голубой чудо-шар, поверхность которого представляла собой многослойное сооружение, по которому плавали призраки знакомых и неизвестных форм. Она прижимала его к дыре в своей тунике, плоть под ней была разорвана и окровавлена.

– ...я не склонна к жестокости, ребенок.

Нона сообразила, что это говорит Йишт.

– Но ты проникла в мой разум, а подобное нарушение не может остаться без ответа.

Гесса чувствовала запах горящего мяса и знала, что это она, но боль все еще не достигала ее. Нож, приставленный к глазу, напугал ее, но она откинула голову назад, насколько могла, и острие все еще продолжало приближаться.

Нона чувствовала себя потерянной, бессильной наблюдательницей, ее планы были нелепы. Где-то у нее были руки, и эти руки были полны теней, но ее честолюбивое желание протащить эту освобожденную тень к Гессе лежало так далеко за пределами ее таланта, что она понятия не имела, с чего начать.

Помоги мне, Гесса!

И там, где приказы и требования Ноны остались незамеченными, ее крик о помощи привлек внимание подруги – даже под пятой мести Йишт.

– Каким образом?

Помоги мне притащить ее сюда! Она попыталась показать Гессе, что ей нужно.

– Легко! – Гесса почувствовала, что уплывает прочь, за пределы боли, за пределы борьбы. Она слышала песню Предка, многоголосую и более прекрасную, чем все, что она когда-либо могла себе представить. И все же – ее подруга попросила о помощи…

Когда корабль-сердце было так близко, казалось, сама простота – взять темные нити из неуклюжих кулаков Ноны, безрезультатно колотившим по стенам между ними, и протянуть эти нити через узы, которые они разделяли. Мы – дети Гилджона. Эта мысль пронеслась по глади ее сознания, когда песня Предка стала громче. Сестры по клетке.

Останься! Нона попыталась удержать Гессу. Она чувствовала, что та уходит, но не имела ни малейшего представления о том, куда она идет и как последовать за ней.

Острие клинка Йишт прочертило горячую линию вдоль лица Гессы, и в это мгновение боли тени внезапно закружились, поднимаясь от земли так быстро, густо и черно, что разбитые камни задребезжали от их движения. Тень Ноны отделилась от тени Гессы и бросилась на Йишт, словно продолжение ее воли, раздирая, разрывая, выкрикивая свою ненависть в диапазонах, которые невозможно услышать.

Судя по тускнеющему, пропитанному кровью виду, которое давал глаз Гессы, Йишт отскочила назад с рваными ранами и разорванным пальто. Она повернулась и захромала прочь, тыча корабль-сердцем в тень Ноны, чтобы отогнать его. Нона увидела, как ее тень стала огромной и чудовищной, словно это была тень ее истинного «я», колючая от ненависти, раздувшаяся от ярости. Йишт пятилась назад, отступая вверх по шахте, которую она столько часов и со столькими усилиями прорубала в скале. Шахте, которая никуда не вела и не давала выхода.

– …идут…

– Проснись! Вставай!

– Я проснулась. – Она открыла глаза.

– Нона... – Джула протянула руку, и на ее лице не было надежды, только слова прощания. Снаружи приближался топот множества ног. Стрела отскочила от стены и с грохотом влетела в пещеру.

Нона покачала головой и плавно поднялась на корточки. Ярость, в которой она так нуждалась, наполнила ее с ног до головы, ее тело вибрировало от нее.

– Я была рождена для убийств – боги создали меня для разрушения. – Она отбила в сторону одну стрелу и выхватила из воздуха другую, прежде чем та достигла шеи Джулы. Она засунула ее за пояс.

Нона рванулась вперед и вверх, целясь в ярко освещенный вход, где высокие фигуры толпились, как тени зубов в открытом рту пещеры. Ара лежала у их ног, беспомощная жертва. Стрелы, слепо пущенные во мрак, рикошетили от стен, стуча вокруг нее по каменному полу. Позади себя она услышала крик Дарлы, когда послушница нашла в себе смелость и вызов. Что-то пронеслось мимо уха Ноны, пока она сокращала расстояние до врага, настигая ее, вращаясь и рассеивая последние лучи солнца. Метательная звезда Клеры, пущенная куда более умелыми пальцами Рули, нашла лицо ближайшего солдата.

Когда ноги Ноны понесли ее вперед по неровному полу пещеры, она позволила своему гневу, каждой частичке боли, ярости и отчаяния бросить ее разум на Путь. Нона без труда собрала то, что ей было нужно. Она чувствовала, как уходит Гесса, чувствовала, как ее милая и умная душа соединяется с чем-то большим и более далеким, словно ручеек, втекающий в океан. Гесса ушла, на последней миле она не хромала и не шаркала, даже не шла на обеих ногах, а бежала. Гесса не боялась смерти. Но Нона боялась жить без нее.

Попав на Путь, Нона не сделала ни малейшей попытки замедлиться или обрести равновесие, к которому всегда стремилась: вместо этого она использовала свою скорость, как и на меч-пути, позволяя ярости толкать себя, а безмятежности – держать; она мчалась по перекрученной невозможности Пути, проносилась сквозь извилины и полагалась на инстинкт, чтобы не сбиться с курса, что бы ни случилось.

В то самое время, когда мысли Ноны бежали по Пути, ноги гнали ее к солдатам, толпившимся у входа в пещеру. Она наклонилась к стене, прыгнула на нее и оттолкнулась, набирая высоту. Ее скорость и неожиданный характер нападения, пришедшего к слепым от дневного света людям из темноты пещеры, пронесли ее за острия их мечей. Ее цель, более быстрая, чем остальные, сумела поднять свой клинок, но Нона прокрутилась вокруг него, ее движения в физическом мире каким-то образом дополняли и дополнялись одновременным бегом по Пути.

Нона летела, вытянув руки, и ударила мужчину в лицо обоими кулаками. Ее шестидюймовые дефект-клинки, торчащие из костяшек пальцев, дали ей необходимую опору, чтобы поставить ноги ему на плечи. Не останавливаясь, она освободила лезвия и прыгнула дальше. Меч зашипел в ее сторону, когда она пролетала над последним из солдат. Ей удалось сильно махнуть руками перед собой, когда клинок перерезал ей путь. Последовал мгновенный контакт, яркий металлический звук, и она упала на землю, кувыркаясь по каменистому склону; вокруг нее, звеня, падали части аккуратно разрезанного длинного клинка.

Нона упала с Пути в тот же миг, как ударилась о землю. Удар о грубый камень мог сломать кости или, по крайней мере, разорвать плоть, и оставить ее слишком раненой, чтобы сражаться. Вместо этого, окутанная силой Пути, Нона оставила за собой канал из разбитого камня и, перекатившись на ноги, присела в боевой стойке. Она не знала, сколько шагов прошла по Пути, но их было много, и с каждым шагом внутри нее нарастала энергия. После десятого или двенадцатого Нона заметила, что энергия покидает ее, и что каждый новый шаг наращивает ее резервы немного медленнее, чем предыдущий, но все же это накопление было неумолимым и волнующим. И это было настолько великолепное чувство, что, если бы она не упала, никогда не покинула бы Путь добровольно.

Сидя на корточках – солдаты поворачивались, пытаясь ее увидеть, – Нона поняла, что столкновение с землей спасло ей жизнь. Даже сейчас она боролась с тем, что дал ей Путь. Его сырая энергия дымом выходила из ее кожи. Скала вокруг нее задрожала, и выбитые ею при падении осколки камней начали подниматься с земли, медленно вращаясь.

Нона открыла рот, и крик, который вырвался из него, был больше, чем ее тело, – он, как молот, ударил по скале, срубил солдат, которые начали падать, как пшеница, срезанная косой, загремел прочь по каждому оврагу, достиг далеких стен Хребта и эхом вернулся назад. Крик разорвал ее легкие и горло, разбрызгав ярко-алую кровь по камням перед ней. Нона чувствовала, как распадается на осколки, каждый из которых был ее образом, пойманным временем, когда сила, которую она изо всех сил пыталась сдержать, вибрировала сквозь материю реальности.

Ара была разбита на три части энергией Пути, которую она использовала в тот день, когда в монастырь пришел Зоул. Но она сражалась и вновь стала целой. Нона встала, состоя из девяти частей – некоторые были захвачены в тот момент, когда она упала на скалу, другие держались вокруг нее, некоторые просто поднимались на корточки, другие вставали на ноги.

В тот самый момент, когда заимствованная сила Ноны угрожала разбросать ее по склону, что-то ударило ее в грудь. Ее пронзило холодное, сосущее что-то, голодная пустота, высосавшая часть того, что она приняла.

Нона знала, что за один удар сердца ее тела разорвется на части и каждая частичка умчится прочь, оторванная энергией Пути. Ей нужно было собрать себя в единое целое, найти общую нить, которая свяжет их вместе. Все, о чем она могла подумать, все, что заполнило ее сознание, когда она смотрела на солдата, с которого спрыгнула, все еще падающего, с разбитой головой – жажда убить остальных.

Этого хватило.

С треском, словно какая-то глубокая кость встала на место, Нона оказалась целой, овладела энергией Пути и вплела ее в плоть, укрепляя и бронируя свое тело. Камни висевшие в воздухе вокруг нее, начали падать.

Нона рванула рясу на груди, где холод каким-то образом пронзал ее вновь обретенную силу. Ряса порвалось, и амулет Йишт выпал из разорванного внутреннего кармана. Нона отбросила его, прежде чем железный сигил смог выпить еще немного ее силы.

Она замедлила вращение мира, глубже погружаясь в то мгновение, в котором находилась. Падающие камни, казалось, ползли к земле, и когда она бросилась на высокого воина с топором, стоявшего ближе всех к ней, она пронеслась по воздуху так быстро, как никогда не летело никакое копье. Ее крик ярости заставил его начать падать, но она не дала ему времени удариться об землю.

Нона двигалась среди закованных в кольчуги тел своих врагов, вращаясь и раскачиваясь, открывая ужасные раны везде, где касались ее руки. Щиты и кольчуги не оказывали сопротивления ее клинкам. С Путь-силой, заключенной в ее мускулах и костях, хорошо направленный удар мог раздробить бедро взрослого мужчины через его броню. Ее кровь пела от насилия. Нырнув под взмах меча, она вцепилась в колено женщины и бросилась на самого крупного из них, семифутового воина, крупного и мускулистого. Нона запрыгнула на него. Удар, который она нанесла ему в горло, был настолько силен, что ее рука прошла сквозь его шею, разбрызгивая мелкие кости позвоночника в малиновые брызги.

Красная работа убийства продолжалась. В какой-то момент Нона вытащила из-за пояса стрелу и воткнула ее в глаз человека, который стрелял в нее. Нона так долго скрывала свою тайну, так долго старалась быть... нормальной, но правда лежала вокруг нее в багровых дугах крови, написанных на камнях. Она пришла в Сладкое Милосердие, заклейменная именем «убийца», которой стала, придя в Калтесс из клетки, куда, в свою очередь, попала из-за первой резни, учененной ею. Но еще до этого деревенские дети видели ее такой, какая она есть, – лисой среди кур. «Биллем Смитсон пытался причинить мне боль, – сказала она. – Это было внутри него». Ей, должно быть, было всего три или четыре года.

Она увернулась от ленивого спуска двух мечей и удара копьем, нырнув между лесом ног, она рассекала мясо бедра, вскрывала мышцы и артерии, оставляя отметки на костях. Послушницы, монахини, сама настоятельница, все они теперь узнают, что она чудовище, бешеное животное, непригодное для общества достойных людей, святых или нет.

Топор метнулся к ней, его владелец был бледным и отчаявшимся; он скорее мог ранить друга, чем достичь Ноны, и все же, по счастливой случайности, он поймал ее во время поворота, почти не имевшей времени отреагировать.

Ее клинки разделили рукоять на кувыркающиеся секции, через которые она и нырнула. Головка топора отлетела в сторону и ударило в грудь женщину, колено которой Нона повредила и которая все еще падала.

Люди, которые были в первых рядах банды, ворвавшейся в пещеру, вернулись к месту кровавой бойни. Помимо четверых, выскочивших на свет, только один солдат остался невредим. Все четверо остановились – опрометчивое колебание, которое позволило Ноне прыгнуть на лицо их спутника и с криком бросить его его голову на камни среди останков его товарищей.

Когда Нона подняла свою голову, с волос которой капала кровь, четверо выживших отступили на шаг. Тулар Дарлы опустился в неумелом, но сокрушительном махе, едва не обезглавив самого левого из мужчин и вонзив лезвие глубоко в его грудину. Появилась Джула, обняв за плечи следующего, крича и яростно вонзая нож ему в шею. Рули свалила еще одного, ударив камнем, который она держала двумя руками, в колено сзади.

Последний солдат бросился бежать, петляя по склонам. Нона выхватила окровавленное копье у поверженного хозяина и метнула его. Энергия пути уже улетучилась из ее рук, и копье показалось тяжелым. Но даже так оно полетело верно и ударило его между лопаток, бросив на землю.

Нона стояла, тяжело дыша, кровь капала с рук, кровь в волосах, вкус крови во рту, кровь текла по ее ногам, кровь покрывала рясу, словно она уже была Красной Сестрой. Она подняла глаза, ее взгляд медленно заскользил по дергающимся раненым и неподвижным мертвецам, боясь увидеть осуждение на лицах подруг.

Все три стояли над телами убитых ими солдат. Джула с ее пепельными волосами, растрепанными и торчащими во все стороны, лицо, шея и плечи забрызганы кровью, нож Таркакса блестит в руке. Рули подняла лицо, камень в ее руках потемнел от крови. Она разбила солдату голову, когда он упал, и брызги крови украсили ее алым цветом. Дарла влажным рывком высвободила тулар и подняла его над головой. Все три на мгновение замерли, тяжело дыша. Потом все как один заорали о своей победе, и Нона, подняв руки, завыла вместе с ними. Она стояла, сердце ее колотилось, глаза были полны слез, грудь переполняла странная смесь горя и ликования, которую она никогда не могла объяснить, чувство, которое не могли выразить никакие слова.

Ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить Гессу. Ее смерть все еще не казалась реальной. Нона стояла, не отбрасывая тени, и обнаружила, что ничего не чувствует к своей подруге. Есть эмоции, настолько большие, что их нельзя увидеть изнутри; они – как ледяные узоры, написанные на пустых милях, которые имеют смысл только с большой высоты. Она тяжело пошла, шатаясь, усталость догнала ее. Со временем она найдет эти мили, и тогда, она боялась, будет достаточно горя, чтобы заставить мертвых плакать.

Нона подошла к Аре, которая лежала на краю склона с веревкой вокруг запястий, где один из солдат начал ее связывать. Они не верили, что яд удержит ее в неподвижности, но все равно он хорошо справился. Нона встретилась взглядом с Арой, разрезая путы.

– Они все мертвы, Ара. – Нона оглядела себя, все еще красная от побоища. Она все еще не могла заставить себя заговорить о Гессе. Ей хотелось убежать в монастырь, пробежать всю дорогу и убить Йишт собственными руками.

– Некоторые просто ранены. – Рули подошла, с пустыми руками. Когда Рули заговорила, Нона услышала позади себя стон.

– Мы должны с этим что-то сделать. – Дарла подняла окровавленный тулар и задумчиво посмотрела на него.

– Они не представляют угрозы, – сказала Джула, рукав ее рясы был красным и мокрым. – Нам нужно заставить остальных двигаться. Тогда мы сможем уйти.