сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)
Я с наслаждением опустила занывшие руки и погасила огонёк. Подвигала затёкшим пальцем, которым придерживала кремень. Потом вновь зажгла огонёк и взглянула на карту. Вот и оно, кладбище. Обозначено тремя могильными плитами со сдвоенными кружками{?}[символ Гальяха, Верховного бога. При свете солнца он правит Верхним миром и миром людей, а по ночам спускается в Нижний, мир мёртвых. В него верят преимущественно обычные люди]. Чтобы попасть туда, Маришке пришлось бы облететь Рощу по дуге, а в сторону Совятника и вовсе не оборачиваться.
И всё же, когда я смотрела на него, внутри начинал бить тревожный набат. Разрытые могилы. Пропавшая сестра.
Я сунула зажигалку в карман и повернулась к карте спиной. Мне будет, над чем подумать, в ожидании утра.
========== Глава 14 ==========
Пани Лютрин с мамой заглянули ко мне с утра. Я еле-еле продрала глаза: больше всего мне хотелось, чтобы они ушли куда-нибудь подальше и дали мне ещё поспать. Немного, часиков десять.
Они и не думали уходить.
— Агнешка, — недоуменно протянула мама, — а почему ты спала в платье?
Я опустила глаза и выругалась про себя. Кажется, вчера я засыпала уже на ходу, потому что под одеяло забралась, даже не раздевшись. Тяжело вздохнула:
— Видишь ли, ночью было так холодно…
Про ночную вылазку в библиотеку я решила не сообщать. Меньше вопросов последует. Конечно, сходить туда я могла бы и с утра, но далеко не факт, что меня вот так вот просто выпустили бы из палаты. Да и нетерпение бы меня съело с потрохами.
А ведь обещала не врать. Хотя это и не ложь — так, небольшое искажение фактов.
***
В лабораторию вела соседняя с комнатой пани Лютрин дверь, прикрытая нешироким гобеленом. Поблёкшие на солнце нити складывались в какую-то маловразумительную картину, на которой не то рыцарь побеждал дракона, не то вставший на задние лапы йорму обнимался с крестьянином. Хозяйка лаборатории встретила нас около этого гобелена и, явно привычным жестом отодвинув его, распахнула дверь и жестом пригласила войти.
— К чему такие сложности? — удивлённо спросила я. — Раньше же гобелена не было. Или опять мифический вор?
И, не удержавшись, многозначительно посмотрела на маму. Та только досадливо цыкнула.
— К тому, — неожиданно сердито ответила целительница, — что я всего раз отлучилась на минутку и забыла запереть дверь. Вернулась и, великая Кахут, кого я вижу! Парочку лоботрясов, которые пытаются открыть мой шкаф с ингредиентами для зелий! И никакие плетения для отвода глаз не помогают, пришлось усилить их ещё и этой штукой, прости Кахут! Откопала в старых сундуках.
Я прыснула в ладонь. За всех студентов не скажу, но в пору студенчества меня никогда не смущали ни плетения, ни замки. Золотое было время. Кхм…
Вспомнив, чем обернулся для меня вскрытый замок на злополучном склепе, я почувствовала, как мимолётная искра веселья тут же погасла. И, сердито стерев с лица улыбку, зашла в лабораторию вслед за Белой Совой. В лаборатории — просторной комнате со светлыми стенами — было на удивление пустынно после заставленного койками больничного крыла. Вдоль стен чинно выстроились шкафы, в которых поблёскивали реторты и склянки, темнели зелья в бутылочках, стояли какие-то коробки. У окна напротив двери вытянулся стол, за которым сидел Стефан. Когда мы вошли, он поднял голову, и я увидела тёмные круги, из-за которых его глаза казались больше, и посеревшую кожу.
— Добре рано, пан Штайн. Как-то вы неважно выглядите, — брякнула я и тут же ошарашенно замолчала.
Анфилий тебя побери, Агнешка, что ты несёшь?!
Судя по вытянувшемуся лицу Стефана, наши с ним мысли совпали.
— Благодарю, Агнесса, — совершенно механическим тоном отозвался Штайн, перевёл глаза на маму и церемонно наклонил голову. Сделал приглашающий жест. — Прошу вас всех подойти ближе.
Мы выполнили его просьбу, хотя мне она показалась больше похожей на распоряжение.
— Итак, Агнесса и госпожа директор, — негромко заговорил Стефан. — Мы с пани Лютрин провели почти всю ночь за исследованиями вашей, Агнесса, крови и кое-что выяснили.
— Не скромничайте, пан Штайн, — отозвалась целительница. — Вы сделали львиную долю работы, я чувствовала себя просто ассистенткой.
И — это потрясло меня больше всего — жеманно захихикала.
Час от часу не легче. Она что, кокетничает со Стефаном?
К его чести, Штайн то ли этого не понял, то ли проигнорировал.
— Не будем тратить время на пустые разговоры, — сухо отозвался он. — Перейдём к делу.
Он поднялся, подошёл к шкафу справа от стола и, начертив на дверце витиеватую руну, открыл его. Наружу вырвалось лёгкое голубоватое облачко, мигом растаявшее в воздухе, а на лицо пахнуло холодом. Запахло озоном.
Я привстала, пытаясь разглядеть внутренности шкафа, но не увидела ничего, кроме яркого света, бросающего отблески на тёмное дерево. Стефан извлёк из шкафа длинный ящик и аккуратно закрыл дверцу. Вновь начертил руну и повернулся к столу.
— Прошу вашего внимания, — негромко сказал он, занеся руки над ящиком.
Это было сказано с некоей долей торжественности. Сердце радостно замерло: показалось, что из ящика он сейчас извлечёт какой-нибудь страшно редкий и мощный артефакт или, на худой конец, заспиртованного йорму, ещё не известного монстрологической науке. Но Стефан меня разочаровал. Он достал знакомые мне колбочки, наполовину заполненные тёмно-красной жидкостью. Протянул одну целительнице:
— Пани Лютрин, прошу вас.
Она благоговейно приняла у него колбу и, повернувшись к нам, высоко её подняла.
— Агнешка, конечно, это только предварительный результат, за неимением у нас всего нужного оборудования, но пока можно сказать точно: анализ крови показал, что ты в полном порядке. Ничего аномального мы не обнаружили.
Сердце у меня радостно замерло, но подлый червячок сомнения всё же поднял голову.
— Интересное дело, — возмутилась я. — А что тогда у меня с кожей? И как объяснить то, что я хлопнулась в обморок в кабинете Сте… в смысле, пана Штайна?
Белая Сова положила прохладную руку мне на плечо и успокаивающе погладила, но голос её прозвучал чопорно и недоверчиво:
— Резонный вопрос. Пан Штайн, буквально минуту назад вы сказали, что что-то выяснили. Поделитесь с нами.
Стефан коротко кивнул. Он вышел вперёд и показал свою колбу, которую держал на вытянутой руке, зажимая небольшими щипцами.
— С самой кровью Агнессы действительно всё в норме. Однако стоит воздействовать на неё Сиянием, как происходит следующее...
Он занёс свободную ладонь над колбой, прикрыл глаза и сделал пару плавных движений, будто гладя по спине невидимую кошку. Воздух вокруг его руки замерцал мягким золотисто-серебряным светом. Свет быстро сформировался в полупрозрачный поток и заструился сквозь ладонь, устремившись к колбе.
Я впервые воочию увидела Сияние, которое раньше только чувствовала.
— И что? — нетерпеливо спросила я, постукивая ногой. — Ничего же не происхо…
— Помолчите немного, Агнесса, прошу вас, — недовольно процедил Стефан. — Немного терпения, и… вот оно.
Кровь в колбе забурлила и вскипела. Её поверхность пошла крупными пузырями, которые тут же лопались, оставляя на стенках багровые разводы. Через несколько секунд тёмно-красный цвет поблёк, потом посерел, а затем и вовсе стал приобретать уже знакомый мне голубой оттенок.
Кто-то схватил меня за руку. Я вскрикнула, но это была всего лишь мама. Она сидела, не шевелясь, бледная, как простыня, в ужасе глядя на колбу.
Стефан одним махом снял плетение. Бурление тут же начало утихать, а кровь — краснеть. Ещё несколько секунд — и всё вновь стало прежним.
— Это что за анфильевщина… — начала я, чувствуя, как от увиденного появился горячий комок где-то под солнечным сплетением, а дыхание стало сбивчивым. Но Белая Сова не дала мне договорить.
— Признаться, я впервые вижу подобное! Что это такое, пан Штайн?
— Я думаю, что это — побочный эффект проклятия, госпожа директор, — лекторским тоном проговорил Стефан. Он поставил колбу обратно в ящик, бережно закрыл крышку и провёл по ней ладонью. Постучал по ящику указательным пальцем:
— Я уверен, что проклятие не просто блокирует способность Агнессы к колдовству. В тот момент, когда она пытается колдовать, то есть, зачерпнуть немного Сияния для сотворения плетения, оно вступает в реакцию с проклятием, что запечатано в её теле, и происходит вот это. Я воздействовал потоком чистого аури на её кровь. Результат вы видели.
— Бессмыслица какая-то, — возмутилась я. Доводы Штайна, хоть и показались мне вполне убедительными, вызывали массу вопросов. — Слушайте, Стефан, но ведь если для меня обращаться к Сиянию так плохо, как вы сказали, то почему это не проявлялось раньше? В Кельине я, например, легко могла накладывать элементарное плетение склейки, а в лесу Шёпотов я почти смогла сотворить плетение огня. Вы же сами это видели! И потом, я же делала все эти амулеты, обереги и прочее, а для того, чтобы их зарядить, нужна частица Сияния, пусть и совсем крохотная!
Мама молча слушала меня, кивая, а потом повернулась к Штайну:
— Агнесса права, Стефан. Что вы насчёт этого скажете?
На месте Штайна я бы смутилась — тон у Белой Совы был сухой, и в нём явно слышалось сомнение. Но Стефан и бровью не повёл. Он скрестил руки на груди и бесстрастно взглянул на нас обеих.
— Признаться, я немного удивлён, — тихо проговорил он, — что вы не учли одну очень простую вещь.
Мне тут же стало неуютно.
— Какую? — обеспокоенно спросила мама, а меня хватило только на то, чтобы молча уставиться на Штайна.
— Некоторые проклятья, — веско сказал он, — со временем могут прогрессировать. Боюсь, то, что заперто в руке Агнессы — как раз из таких. Посудите сами: в Кёльине она легко справлялась с простейшими плетениями, однако вместо того же плетения огня у неё получилось только несколько искр. Я прекрасно это помню.
Он наградил меня сухим кивком, сделал паузу, перевёл взгляд куда-то в пустоту и добавил:
— Не исключено, что каждый раз, творя плетения с использованием Сияния, вы усугубляли ситуацию.
— Подождите-подождите! — торопливо возразила я. Голова шла кругом. — Я уже сказала, что немного колдовала. Совсем чуть-чуть, предел своих сил я понимаю… ладно, понимала. И за два года не произошло ничего! Ни-че-го не менялось! А тут вдруг — раз! И всё резко обвалилось к Анфилию!
Когда я волнуюсь, слова обгоняют мысли. Так случилось и сейчас: пытаясь донести до Стефана свои соображения, я вскочила с места и принялась бегать по комнате и размахивать руками, говоря всё громче и громче.
— Агнешка, детка… — беспомощно взмолилась пани Лютрин, но я на неё даже не взглянула.
— Тут что-то не то, пан Штайн! И я это чувствую. Тут вообще уже давно творится всякая анфильевщина, а мой приезд её только усугубил!
Белая Сова кашлянула. Я неслась дальше. Штайн хранил молчание, внимательно наблюдая за мной, слегка сощурившись.
— В общем, — выдохнула я, почувствовав, как запыхалась после такой тирады, — не надо мне тут ставить диагнозы, разводить пустые разговоры и намекать, что неплохо было бы завернуться в простынку и ползти на кладбище. Скажите прямо: как это вылечить? Чем мне это грозит, и смогу ли я вообще когда-нибудь колдовать?
Я замолчала. Стефан помолчал пару секунд, видимо, рассчитывая на продолжение, но я молча рухнула обратно на стул и прижала ладони к лицу, чувствуя, как пылают щёки, а на шее быстро-быстро колотится вена.
— Послушайте, Агнесса, — неожиданно спокойно ответил Штайн. Я отстранённо удивилась: на его месте после такой отповеди я бы точно начала бурно доказывать свою правоту. — Прошу вас, посмотрите вокруг.
Он обвёл рукой помещение лаборатории. Я недоуменно взглянула на маму — она ответила мне не менее непонимающим взглядом — и послушно покрутила головой.
— Посмотрела. Только что из этого…
— Посмотрели, — перебил меня Стефан резко похолодевшим тоном. — Теперь ответьте мне на один простой вопрос: вы видите тут механизм Ангелиуса? Морозильный шкаф с настойками червоной рани{?}[редчайшее растение, растущее на склонах гор и цветущее всего два дня в году. Его цветы применяются для приготовления зелий для моментального исцеления проблем с кроветворением. Своё название получило благодаря кроваво-красным лепесткам]? Может быть, многоуважаемая пани Лютрин прячет где-нибудь сушёную ястребинку{?}[стелющаяся по земле трава с жёсткими лепестками и крохотными буро-жёлтыми цветками, напоминающими голову ястреба. Отвар из неё используется для снятия сглазов и повышения иммунитета, а также для развития ясновидения (последнее пока не получило точного подтверждения)]? Давайте спросим у неё.
Он повернулся к целительнице, смотревшей на него широко распахнутыми глазами. Услышав последний вопрос, она испуганно дёрнулась и прошептала:
— Нет… не прячу…
Штайн коротко кивнул и с ожиданием посмотрел на меня.
— Не вижу, — сухо сказала я. — Хотя не представляю, как выглядит, например, механизм Ангелиуса, что-то мне подсказывает, что его тут нет.
— Ничего из того, что перечислил пан Штайн, у нас нет! — страдальчески простонала целительница. — Знаете, сколько это стоит? Да такое может себе позволить только Королевский Госпиталь!
Похоже, этот вопрос был не риторическим и имел вполне определённого адресата, но лицо Белой Совы осталось непроницаемым.
Стефан наклонил голову с таким видом, будто другого ответа и не ожидал.
— Нет, — повторил он. — Ничего этого нет, Агнесса. А, между тем, это необходимые препараты и приборы, которые позволят с большой точностью получить ответы на все ваши вопросы. Возможно, Великая Кахут смогла бы помочь вам и голыми руками, но мы с пани Лютрин совсем не Кахут.
Мама и Сарка Лютрин торопливо скрестили руки под подбородком ладонями наружу. Мы со Стефаном остались неподвижными, буравя друг друга взглядами. Я — негодующим, он — взглядом учителя, которому достался невероятно тупой ученик. Или ученица.
— Я могу продолжать? — спросил Штайн, и я услышала в его голосе интонации уставшего, но преданного своему делу преподавателя, сообщающего нерадивому студенту, что экзамен тот завалил, и приказ о его отчислении уже подписан директором. Я только молча пожала плечами. В голове гудела и кипела такая прорва мыслей, что проще было не думать вовсе.
Одно я знала совершенно ясно: проклятие не давало о себе знать ровно до того момента, как я прибыла в Злату Рощу.
Стефан слегка постучал по столу.
— Мы остановились на том, — проговорил он совершенно спокойно, будто размолвки между нами и не было, — что проклятие в руке панны Мёдвиг активизируется… прошу прощения за не самый удачный термин… когда она пытается колдовать с использованием Сияния. Именно поэтому я считаю, что Агнессе следует прекратить все попытки создать плетение или применить магическую формулу вплоть до обследования в Королевской Академии.
Я стиснула зубы и впилась пальцами в колени.
— Пан Штайн, — непроизвольно вырвалось у меня. Стефан чуть приподнял бровь и вежливо замолчал. — А как же ваше гениальное, — тут я специально произнесла это слово с подчёркнуто ехидной интонацией, — изобретение в виде черпания энергии отовсюду?
— Это тоже исключается, — холодно сказал Штайн. На мой выпад он даже бровью не повёл. — Возможно, применение этого метода тоже сыграло свою роль. Я хочу быть полностью уверенным, и поэтому настаиваю на полном отказе от использования магической энергии — любых видов.
— Совы-сычи, как жаль, так хотелось наведаться на кладбище и распотрошить пару свеженьких трупов, — от отчаяния пробормотала я себе под нос и вскрикнула от боли: мама с силой пнула меня ногой. Штайн никак не отреагировал, но к разговору неожиданно присоединилась целительница.
— Если позволите, я тоже хочу сказать пару слов, — торопливо проговорила она. Стефан кивнул. — Я считаю, что Агнешке нельзя отправляться в столицу.
— Что? — изумилась мама. Штайн нахмурится:
— Не уверен, что правильно вас понял, пани Лютрин.
Целительница с готовностью кивнула, будто только этого и ждала:
— Видите ли, мне сейчас вот, что пришло в голову: до Листвицы Агнешке можно добраться только через систему порталов. А что такое портал? Сияние в чистом виде, собранное в одной точке. Не навредит ли это ей ещё больше?
Белая Сова поджала губы и нахмурилась, будто решая сложную задачу. Посмотрела на Штайна: тот выглядел не менее задумчивым.
— Это определённо имеет смысл, — медленно проговорил он, четко разделяя слова. — Мне как-то не пришло в голову. Благодарю за уточнение, пани Лютрин…
— Смысл точно есть! — выпалила я, озарённая внезапной догадкой. Отдельные детали начали быстро вставать на свои места. — Ведь в Злату Рощу из Кельина я прибыла именно через портал! До этого я два года ими не пользовалась!
Это открытие меня почему-то невероятно обрадовало. Сердце бешено запрыгало, а щёки загорелись жарким румянцем. Мама успокаивающе потрепала меня по плечу. Я подавилась нервным смешком и обхватила себя руками за плечи.
— Я думаю, что вы правы, — с плохо скрываемой тревогой проговорила Белая Сова. — Я тоже совершенно не хочу рисковать здоровьем Агнешки.
