Текст книги "Путь к золотому дракону. Трилогия"
Автор книги: Мария Быкова
Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)
Когда она отпустила меня, из моих волос вылетали маленькие синие молнии, а перегруженные амулеты начинали предупреждающе потрескивать.
– Хозяйка! – Элементаль вновь попыталась меня обнять, но мне отчаянно хотелось жить, и я быстренько сказала:
– Есть хочу! А…
Тут дверь распахнулась, и на пороге возникла Полин.
Я не успела даже оценить ее на предмет возможных изменений – алхимичка, ахнув, тоже кинулась мне на шею. Вот это было излишним: щелкнуло, сверкнуло, запахло паленым, а распущенные волосы Полин немедленно завились мелкими кудряшками.
– А я покрасилась! – тут же заявила алхимичка.
– Вижу, – осторожно сказала я. Теперь Полин была радикальной брюнеткой. – Тебе идет.
– Да? Правда? Ты ведь не сильно есть хочешь? Ой, это ничего, что в комнате не прибрано? Понимаешь, мы вас ждали, но не думали, что вы явитесь прямо сегодня! И…
– Ничего. – Я великодушно махнула рукой, решив, что пыль можно и завтра протереть. – Есть я хочу не так сильно… сильно – это я мыться хочу…
Но тут Полин распахнула передо мной дверь, и я сусликом застыла на пороге.
Что-то в этой комнате было мне отдаленно знакомо – например, дверь. Или куча учебников в дальнем углу, едва просвечивающая через прозрачную кисею. Ну, еще портрет принца, теперь обзаведшийся новой рамой. Но роскошное ложе под балдахином?.. Но ковер, в котором нога утопала самое меньшее по щиколотку?.. Но огромная люстра эвксиерского хрусталя, позвякивающая подвесками?..
И вообще, насколько я помнила, наша комната была немного меньше – раза этак в четыре!
Главная причина увеличения площадей стояла у боковой стены. Это был гардероб розового дерева, размерами напоминавший среднего слона. Рядом притулился туалетный столик, заставленный флаконами и притираниями, дальше шла низенькая тахта с аккуратной горкой подушек и что-то бесформенное, заваленное кучей нераспакованных подарков. Присмотревшись, я опознала в бесформенном собственную кровать.
Полин, немного смутившись, быстренько перетащила подарки в угол. Я осторожно прошла мимо гардероба, столика, тахты и комода, мимоходом заглянула в трельяж, полюбовалась на огромное батальное полотно, висевшее как раз на том невыдергиваемом гвозде, и с удобством расположилась на кровати. Полин прилегла на ложе, приняв непринужденную позу, и выжидающе посмотрела на меня.
– У тебя шампуня не найдется? – спросила я.
Алхимичка тут же ойкнула, подскочила и поволокла меня в ванную. Я в общем-то была готова ко всему и потому даже не спросила, куда делась наша старая лохань и каким образом сюда втащили это розовое чудовище о четырех бронзовых лапах. Все сверкало новеньким кафелем, с полотенец улыбались купидоны, а стоило Полин повернуть крошечный золотой краник, как в ванну хлынул поток душистой пены.
– Вот, – скромно сказала алхимичка. – Я думаю, этот аромат тебе подойдет.
– Ага, – слабо сказала я.
Дальше по плану шел пеньюар с кружавчиками, но вместо него мне удалось отвоевать длинный халат, расшитый диковинными цветами. Как выяснилось, Полин было не жалко для меня как минимум пятнадцати разновидностей шампуня; я выбрала первый попавшийся, и не прогадала.
Восточные принцы хорошо действуют на лыкоморских барышень. Я ждала, что Полин не даст мне вымыться спокойно: женского любопытства еще никто не отменял. Но прошло пять минут, семь, потом – десять; вода остыла, подогрелась заново, пена сменила цвет, запах и размер пузырьков, а Полин терпеливо ожидала меня в ком… в покоях. В будуаре.
– Может, спинку потереть? – предложила заботливая элементаль.
Наконец я с сожалением вылезла из ванны и, облачившись в халат (он оказался коротковатым), проследовала в комнату. Там, возле низенького столика, в компании с удивительно знакомым кафийным автоматом, коротала время будущая принцесса земли Каф.
– Рассказывай! – потребовала она прежним полининским тоном, поднимая взгляд от крохотной фарфоровой чашечки.
– Дай поесть человеку! – строго произнесла элементаль.
Я с ногами забралась на постель. Следовало собраться с мыслями, чтобы вспомнить все наши приключения, – а времени у меня было ровно столько, сколько нужно, чтобы выпить чашечку кафию. Больше бы в меня все равно ничего не влезло.
Пока не влезло.
А там посмотрим.
– Яльга, ну скажи честно: он за тобой ухаживал? – Полин затаила дыхание, перестав намазывать масло на хрустящий малокалорийный хлебец.
Я многозначительно пожала плечами. Полин сощурилась.
– Ты это о ком?
– Какая разница, о ком? – искренне удивилась алхимичка. – Обо всех! Ну, скажем, этот… как его, Сигурд? Или, может, Рихтер? – Полин оживилась, и глаза ее заблестели. Будучи воспитанной барышней из хорошей семьи, она прекрасно понимала, что у порядочной девушки не может быть двух возлюбленных одновременно. Ну, во всяком случае, они не должны так явно пересекаться.
Я задумалась, подставляя чашечку под струю кафия. С одной стороны, скрывать было нечего, и я гордилась нашей дружбой, но рассказывать о ней кому бы то ни было, даже Полин…
И тут мне вспомнился пан Богуслав.
– Какой там Рихтер! – небрежно сказала я. – Вот, помню, в отцовском замке…
– Ты была среди кицунэ?! – ахнула Полин. Вот ведь память у человека! Я уже и сама давно забыла, что наплела ей при нашем знакомстве…
– Нет! – торопливо сказала я, прикидывая, как половчее вывернуться. – Тот, который кицунэ, – он мне не настоящий отец. А настоящий – даркуцкий князь, очень богатый и знатный. Я у него единственная дочка.
Полин недоверчиво прищурилась. В историю с кицунэ ей верилось гораздо больше, но я, заметим, в этот раз ничуть не соврала. Конечно, единственная! Больше-то дочек у него, надеюсь, нет…
Во всяком случае, мне о них ничего неизвестно.
Чтобы отвлечься от восточных фэйри, я начала рассказывать про пана Богуслава. Когда я дошла до момента присвоения мне должности Прекрасной Дамы с торжественным повязыванием ленточки, Полин ахнула и потребовала рассказать все еще раз, с начала и поподробнее. На словах: «Я отдам за тебя, моя панна, всю кровь по капле», – мною был замечен мгымбр Крендель, который скрупулезно записывал мой рассказ. Изгнать Кренделя не получилось, зато на шум в нашу комнату завернул грустный Хельги. Вампир молча предъявил шоколадку; в обмен ему выдали пуфик, обитый лиловым шелком, и велели сидеть тихо и не перебивать.
Дальше дверь почти не закрывалась. К нам заходили какие-то алхимички, среди которых мне померещилась Викки, на удивление тихая и в юбке; некроманты, из которых я знала только Валентина де Максвилля; среди некромантов затесались близнецы аунд Лиррен… Последним явился герцог Ривендейл. Шоколадки он не принес, зато принес роскошную белую розу на длинном стебле. Стебель был серьезный, не хуже дубины: похоже, роза была боевая.
Мне пришлось рассказывать все сначала, и не с пана Богуслава, а с похода в ковенскую тюрьму. Кое-что я все-таки опустила, но под конец мне начало нравиться, я говорила разными голосами за разных персонажей и сама мало верила, что все это случилось со мной на самом деле.
– Спать пора, – напрасно взывала к нашей совести элементаль. – Человек с дороги, понимать надо!
– Человек, ты спать хочешь? – спросили близнецы аунд Лиррен.
Я помотала головой, и веселье продолжилось.
5
Утром стало ясно, что элементаль, как всегда, была права.
– А я говори-ила… – неразборчиво неслось из косяка. – А я предупрежда-а-ла! Утром-то завсегда спать хочется! А легли-то когда? А? Что, думаете, ежели я в двери, так я и не слышу?
Я сидела на кровати, мрачно пила воду и пыталась кое-как продрать глаза. Получалось плохо: последние алхимички покинули нашу комнату в четвертом часу утра, а в восемь пришла коротенькая записка от Рихтера, очень некстати вспомнившего о своих профессиональных обязанностях. Из записки следовало, что студентке Ясице ровно к девяти часам надлежит быть в лаборатории ее декана. Присмотревшись повнимательнее, я поняла, что девятка нарисована поверх тщательно затертой восьмерки – значит, у Эгмонта сохранились некоторые остатки человеколюбия. Хотя, быть может, ему самому лень вставать так рано.
Каюсь, у меня скользнула мысль малодушно проигнорировать сей эпистолярный шедевр. Но элементаль прозрачно намекнула, что не стоит лишний раз дергать василиска за хвост – тем более в преддверии сессии. Я еще раз посмотрела на записку, оценила тон и лаконичность, вспомнила, от кого зависит, зачтут мне практику или нет… Похоже, мой друг Эгмонт остался на поле боя под стенами фамильного замка Леснивецких, а в Академию вернулся магистр Рихтер, которому совершенно все равно, хочу я спать или нет.
Я быстренько оделась и умылась, чуть не заблудившись в наших роскошных интерьерах. Автомат поплевался паром, но выдал мне чашку кафию. Правду говорят, что кафий усиливает умственную деятельность! Как раз на последнем глотке до меня дошло, что не только я что-то должна деканату. Деканат мне тоже задолжал – заметим, немаленькую сумму! Как ассистенту Рихтера на практике – раз; за вредные условия труда – два; за участие в военных действиях – три; за участие в заграничной экспедиции – четыре; за бесценные научные сведения, добытые с риском для жизни, – пять…
И я уже не говорю об оплате за моральный ущерб! Особенно если учесть вредность характера начальника экспедиции!
Нет, что вы, в мои планы вовсе не входило опустошить казну Академии до дна. Я вполне согласна взять положенное – заработанное непосильным трудом! – частями.
К лаборатории я подходила в прекрасном расположении духа. Утро светлое, солнечное, в Академии пахнет летом, то есть известкой и краской. Экзамены я сдам – первый раз, что ли? Денег, которые даст мне Рихтер, вполне хватит на приличное платье и даже, может быть, на туфли. Полин уложит мне волосы, а за это можно попросить Жоффруа поставить для нее лишний стул в ложе…
Дверь была приоткрыта, но для порядка я побарабанила пальцами по косяку, мимоходом погладив высунувшуюся элементаль. Довольная флуктуация помурлыкала мне в ладонь и спряталась обратно.
– Не стойте на пороге, студентка, денег не будет! – донеслось откуда-то из глубины лаборатории. Интонации были до боли знакомыми.
– И вам доброго утра, магистр Рихтер, – вздохнула я, заходя. – Что это вы говорили о деньгах? Я, кстати, тоже хотела поговорить об этом самом…
За время отсутствия хозяина лаборатория почти не изменилась. Кажется, она стала просторнее; с другой стороны, в ней определенно прибавилось книг. Всюду возвышались неустойчивые стопки специальной литературы. Я наклонилась, прочла темные буквы на корешке: «Трансгастральная холецистолитостомия в условиях ранее наложенного холедоходуоденоанастомоза», – и заподозрила, что магистры просто сволокли в пустующую лабораторию все, что могло помешать ремонту. Эгмонт, конечно, многоплановая личность и полифункциональный специалист, но не до такой же степени!
Стопка, в основании которой лежала «Трансгастральная холецистолитостомия», опасно покачнулась и неожиданно завалилась на меня. Я едва успела подхватить ее, для надежности прижав верхнюю книгу подбородком. Возможно, это был знак судьбы, но я не планировала заниматься ни холецистостомиями, ни холедоходуоденоанастомозами. Для счастья мне вполне хватало василисков, виверн и магистра Назона. Я огляделась, прикидывая, куда бы пристроить эти сокровища мысли.
Чуть дальше на полу виднелся свободный прямоугольник, не занятый никакими книгами. Там, кстати, даже ковра не было – значит, можно оттащить всю стопку разом, а не возиться с отдельными книжками. Привычно придерживая научную литературу, я начала отодвигать ее вбок, но тут меня неожиданно схватили за плечо. Я дернулась от неожиданности и рассыпала все книги.
– С ума сошла? – рявкнул Рихтер. – Не видишь, что будет? Глаз у тебя, что ли, нет?
– Мрыс эт веллер! – ответила я. Но с деканом в таком тоне не разговаривают, поэтому я добавила, тише и, по возможности, спокойнее: – Откуда мне знать, магистр? Это же ваша лаборатория!
– Извини, – сказал Эгмонт, тоже тоном ниже. – Я думал, ты поймешь. Давай их сюда…
Он забрал у меня книги. А я внимательно посмотрела туда, куда собиралась их передвинуть. Ну и ничего особенного, незачем было так… орать: неровный пол, заново выкрашенный в желтый цвет, тут пятно, там вмятина. И…
– У окна есть кресло, студентка Ясица, – напомнил о себе Эгмонт. – Сядьте туда и постарайтесь не сбить по дороге все остальные книги. Некоторые из них обладают дурным характером.
Мне очень хотелось повторить вчерашнюю фразу про то, что мой характер все равно хуже, но магистр Рихтер – это совсем не то же самое, что Жоффруа Ле Флок. Поэтому я молча прошмыгнула между стопками зубодробительной литературы и села на шаткую конструкцию из четырех ножек и продавленного сиденья. Назвать это креслом мог только очень вежливый человек.
– Итак, адептка, – сам Эгмонт благоразумно предпочел стоять, – как ваш декан я обязан позаботиться о выполнении вами учебного плана. Здесь, – он продемонстрировал мне увесистый свиток, – перечислено все, что вам надлежит выполнить досдачи сессии, во времясдачи сессии и непосредственно послесдачи сессии.
Я потянулась за свитком, но маг сделал вид, что не заметил этого, и продолжал:
– Еще раз заостряю ваше внимание: все перечисленное здесь надлежит выполнить до начала следующего семестра. Только в этом случае ваша летняя практика будет считаться зачтенной, а сессия – успешно закрытой. С вытекающими отсюда последствиями.
Я кротко сложила ладошки на коленках и нежно улыбнулась магистру, глядя на него снизу вверх.
– Последствия – это вы очень кстати! Я как раз хотела поговорить о… денежном эквиваленте последствий. Помните наш разговор в конце прошлого года?
Эгмонт насторожился.
– Должность ассистента, – напомнила я. – Заработная плата. Кстати, мне еще стипендию за три месяца не заплатили! Как мой декан вы должны помнить, что голодный студент – это плохо обучающийся студент…
– Насчет стипендии разбирайтесь сами. Обратитесь к завхозу, напишите заявление… я полагал вас достаточно взрослой, чтобы решать подобные вопросы без моего непосредственного вмешательства!
– Согласна, – не отступала я. – А насчет зарплаты – это тоже к завхозу?
Рихтер чуть слышно скрипнул зубами.
– Как всегда, деньги по этой статье придут не раньше середины осени.
– Магистр, а жить я на что буду?!
– Обратитесь к близнецам аунд Лиррен, – посоветовал Эгмонт. – Ближайшие друзья принца Саида наверняка не откажут своей подруге в такой мелочи. К тому же, по моим агентурным данным, вам еще не отдали все выигранные обеды.
«А платье?! – мрачно подумала я. – А туфли? А прическа? Хотя, с другой стороны, Жоффруа еще не видел меня в том платье зеленого шелку…»
– Ознакомьтесь с расписанием, – быстро сказал Эгмонт и сунул мне пресловутый свиток. – Особо обратите внимание на то, что записано на оборотной стороне.
Я взвесила свиток на руке и поняла, что в ближайшие три недели опера мне не светит. Хотя… это как посмотреть. Будем живы, не помрем.
– Я вас более не задерживаю, – сухо сказал Эгмонт и посторонился, давая мне пройти. Стопка книг шустро выскочила у него из-под ног.
Уже у двери меня догнало:
– Да, я запамятовал!.. Вас хочет видеть магистр Ламмерлэйк. Она крайне огорчена результатами ваших алхимических изысканий. Вы найдете ее в теплицах.
«Яблочко от вишенки!» – злобно подумала я и закрыла дверь.
Благодаря совместным усилиям магистров, день пролетел незаметно. Я, как савраска, бегала по всей Академии, отыскивая то Белую Даму, то нервного Марцелла, то печальную и неразговорчивую госпожу ле Бреттен (последняя держалась за виски и жадно пила холодную воду). Уже в сумерках я завернула в библиотеку; магистр Зирак просмотрел огромный список литературы, присвистнул, вручил его гноменку, вытянувшемуся за лето, и увел меня в отдельный кабинет – пить чай с молоком и смородиновым листом. К чаю полагалась яблочная шарлотка.
Я рассказала нашу историю в очередной, семьдесят девятый раз, напилась чаю и преисполнилась к магистру Зираку самой искренней любовью. В отличие от коллег он не имел ко мне никаких претензий: без разговоров подмахнул бегунок, поставил штампик в читательском билете, подписал характеристику и предложил забрать остатки шарлотки с собой.
Полин еще не было. Я ехидно подумала, что кое-кто гуляет кое с кем под луной, и отправилась в ванную, где долго нежилась в пене. У принца Саида было много достоинств, и первым номером значилась щедрость к прекрасной пери.
Свиток отправился под кровать, а я – под одеяло. И в последний раз за это лето мне приснился странный сон.
Во сне я шла по Академии – пустыми гулкими коридорами, в которых шевелилась темнота. Все вокруг было окрашено в оттенки коричневого, будто на старых гравюрах. Я шла мимо закрытых дверей, мимо опустевших аудиторий и знала, что, кроме меня, во всей Академии нет ни единой живой души.
Впереди я увидела приоткрытую дверь и подошла ближе. Это была лаборатория Рихтера. Сквозь узкую щель был виден краешек стола, уставленного книгами, приборами и какими-то странными инструментами.
Дверь дрогнула и беззвучно распахнулась. Не знаю, было ли это приглашением, но мне очень хотелось войти. Внутри все оставалось таким же, как в ту осеннюю ночь: столы, никаких «Холецистолитостомий» и прочих «Анастомозов». Посреди комнаты стояло нечто, завешенное черной тканью.
Что это? Я изо всех сил пыталась вспомнить, понимая, что от этого знания зависит все мое будущее. Перешагнуть порог, сдернуть черную тряпку… но я все же стояла на месте, до боли вцепившись в косяк. Стой, Яльга, стой, где стоишь. Иначе…
Раздался легчайший шелест, и черная ткань начала сползать под собственным весом. Это был шелк – эльфийский шелк, непроницаемый для любых видов чар. Ткань сползала, черной лужицей стекала на пол. Мгновение – и я увидела зеркало в причудливой раме. Поверхность его была черной; там отражался косогор, усыпанный ромашками. Удивительно знакомые места.
Среди тишины, неподвижности и коричневых тонов это зеркало казалось живым черным пятном. Оно как будто было неподвижно, но мне казалось, что стекло дрожит от усилий, пытаясь освободиться из рамы. Так, как оно избавилось от шелка. Так, как оно вышло из медальона. Так…
Этого не будет!
Я опять испытала то странное, дикое и прекрасное чувство – огонь рванулся ввысь, я вся превратилась в сгусток пламени. Черная поверхность отразила языки огня. Раздался треск, и зеркало потекло, капля за каплей впитываясь в эльфийский шелк. Вскоре от него осталась одна пустая рама.
И несколько пятен на неровном полу.
6
Но некогда было думать о странностях и снах. У меня были дела поважнее: во-первых, сессия, во-вторых, свадьба. Впрочем, обо всем по порядку.
Наутро я еще раз просмотрела свиток и поняла, что реальность страшнее самого кошмарного сна. Выполнить все, чего хотел от меня Эгмонт, можно было при одном условии: я не буду ни есть, ни спать, а только учиться и сдавать, учиться и сдавать, как завещал лыкоморской молодежи покойный государь.
– А другая-то сторона, слышь, хозяйка!.. – напомнила элементаль.
Я перевернула пергамент, вчиталась в мелкие буковки и окончательно убедилась, что этим летом мне не светят ни опера, ни балет.
Сессию бы пережить, что ли!..
Вздохнув, я подошла к стопке учебников и сдернула с них кисею. За время моего отсутствия книги покрылись пылью; из-за толстого тома «Рубедо – техника безопасности» торопливо выбежал маленький паучок. Я опустилась на колени и принялась перебирать книги, сортируя их на несколько кучек. Это сдать, это повторить, это вернуть хозяину… а это что?
Из старой пожелтевшей «Истории тайных орденов» торчал какой-то листок пергамента, покрытый неразборчивыми каракулями. Я вытащила его наружу и мигом идентифицировала каракули как свой почерк, а листок – как список должников, обязанных накормить меня обедом. Возле некоторых имен стояли крестики, но больше половины еще не вернули мне долг чести.
Жизнь сделалась немного приятнее. По свежеобретенной привычке я перевернула листок и увидела на обратной стороне крупную запись красными чернилами. «Три желания с близнецов!» – напоминала она.
Я поймала себя на коварной улыбке. Ага!
Сколько можно сидеть на шее у Полин? Помнится, уговор звучал как «один обед каждый день в течение года». А если народу в списке гораздо меньше, чем дней в году, значит, скоро я пойду по второму кругу. Так или иначе, но до середины зимы мне можно не задумываться о питании, а просто отлавливать тех, кто попадется.
Но пока лучше двигаться по списку. Я постучала ногтем по имени «Хальдред из Хьорна». Интересно знать, на каком факультете учится Хальдред. Помнится, на некромантическом. Это было бы неплохо, потому что Шэнди Дэнн собирает своих студентов задолго до начала семестра…
– Яльга, оставь ты книжки! – подала голос Полин. – Пойдем попьем горячего шоколаду! Мне с тобой поговорить надо! Ой…
Я подхватила падающую вазочку с печеньем и ногой отодвинула кучки учебников подальше к стене.
В понятие «попить горячего шоколаду» Полин вкладывала несколько иное содержание, нежели все остальные. Туда входило несколько видов булочек, масло, мармелад, странный белый сыр, который можно было намазывать ножом, гренки ну и, разумеется, этот самый шоколад. Элементаль витала рядом, то и дело выхватывая из особенно поджаристой гренки ее астральную сущность. Полин утверждала, что от этого гренки становятся еще более диетическими.
– Кстати, давно хотела тебе сказать. – Алхимичка глянула на меня поверх кружки, на которой резвилось с десяток пушистых котят. – Ты будешь моей свидетельницей. Саид уже согласен, так что можешь не волноваться.
– Мне надеть нечего, – быстро сказала я, проглотив фразу, что это Саиду лучше начать волноваться.
– Ничего, найдешь, – беззаботно махнула ручкой Полин. Сверкнули бриллианты и бриллиантики.
– У меня сессия!
– У меня тоже, – парировала алхимичка. – И вообще, Яльга, нельзя быть такой эгоисткой! Тебе пора начинать думать в государственном масштабе!
– Мне-то зачем? Это же не я выхожу замуж за принца!
Полин решила зайти с другой стороны. Она отставила чашку, встала, обняла меня за плечи и сообщила доверительным голоском:
– Не грусти, Яля, мы и тебе кого-нибудь подыщем! Я сегодня же попрошу Саида, чтобы он познакомил тебя с каким-нибудь своим другом! Ты знаешь, у них там такие теплые отношения… Так что будем дружить семьями!
– Не надо друга! – выпалила я и запнулась, поняв, что рассказывать Полин про Жоффруа Ле Флока мне почему-то очень не хочется. – Меня Сигурд тогда убьет! У них знаешь как все серьезно? А он меня уже с семьей познакомил!
– Правда? – Полин посмотрела на меня с подозрением. – А почему он тогда тебе ничего не подарил?
– Как это не подарил? – тут же нашлась я. – А боевой верблюд?! Видела, какой пушистый? А ресницы какие? Да это принц среди верблюдов!
– Так он же вроде рихтеровский…
– Это мы так просто сказали, чтобы завхоз место под верблюжатню выделил. А то ты же знаешь правила: домашнее животное нужно держать в комнате…
Полин поежилась, но так легко сдаваться не собиралась. Похоже, идея дружить домами захватила ее всерьез. Хорошо хоть домами, а не гаремами!
– И все равно! Зачем он тебе такой скупой? Еще не муж, а уже на тебе экономит! Додумался, что дарить девушке! Он бы тебе еще боевой амулет подарил! Кстати, где те сережки, которые от Рихтера? Тебе они очень идут, я хочу, чтобы ты надела их на мою свадьбу…
«Проще согласиться», – поняла я. Мне определенно уготована какая-то роль, и лучше быть подружкой невесты, чем невестой друга.
– Значит, так! – Полин вернулась на свое место и долила себе шоколаду. – Что тебе надеть на свадьбу – это моя забота. Нет, это дело государственной важности, и мы не можем пустить его на самотек! А теперь слушай, в чем заключаются твои обязанности…
– Подожди, – печально сказала я, щелчком подзывая сумку. – Я буду конспектировать.
7
Обязанностей было много, но все они были приятные. Труднее всего оказалось втиснуть их в мое расписание – большая часть времени уходила на бдения в библиотеке и лихорадочную сдачу зачетов. Экзамены приближались, курсовая росла, как на дрожжах, и конца-края всему этому было не видать. Магистры хором похвалили меня за ценные наблюдения во время странствий (Шэнди Дэнн особо отметила склонность к ведению дневника), но автоматов мне почему-то никто не предложил. Я даже догадывалась, кого должна за это благодарить. Вся Академия, весь Межинград знал, что приближается событие государственной важности! Одному Рихтеру было начхать на все, что выходило за рамки учебного процесса.
А мне еще нужно было подумать о подарке!..
Полин прозрачно намекнула, что хочет получить что-нибудь необыкновенное. «Ну, в твоем стиле!» – безмятежно заявила она, и я провела остаток вечера, пытаясь сообразить, в чем состоит этот неведомый мне стиль. Замуж выходят один раз в жизни (по крайней мере, Полин рассчитывала, что будет именно так), поэтому тортиком с розочками здесь не отделаешься. Но что можно подарить невесте кафского принца, чтобы и ее порадовать, и его не обидеть, и дипломатических отношений не испортить?!
Последнее меня особенно беспокоило. Не стоило подрывать дружбу с основным поставщиком отменного кафия.
За этими мрачными мыслями я сама не заметила, как сдала первый экзамен, – это была некромантия, и если бы не свадьба, мрыса с два я отделалась бы так легко. Погруженная в тягостные размышления, я рассеянно написала ответ на три вопроса, выполнила практическое задание и пришла в себя, только увидев в зачетке аккуратное «отлично». Справедливости ради надо сказать, что билет мне достался простой, а от изумления я отходила весь последующий вечер. Кажется, для Белой Дамы мои успехи тоже были приятной неожиданностью.
Лечебную магию мы сдавали зачетом, и это было хорошо. Рихтер сдал меня с потрохами, и на консультации Шэнди Дэнн долго и язвительно расспрашивала меня о том, как лечится пищевое отравление. Под конец я готова была спрятаться от нее под партой. Что-то нехорошее подсказывало, что на экзамене я не получила бы больше тройки, но недифференцированный зачет милосерднее к нерадивым адептам. Я сдала тест, получила свое «зачт.» и отправилась готовиться к экзамену по алхимии.
Вот он обещал быть весьма интересным. В первом семестре алхимия давалась мне легко, и во втором я позволила себе расслабиться – зачем учить формулы, если можно их вывести? Понемногу этот тезис приобретал другие формы. Сперва это было: «А зачем мне готовиться заранее, если все то же самое можно сделать утром перед парой?» К концу весны он окончательно оформился и стал выглядеть так: «А какого лешего вообще что-то делать, если конспекты можно глянуть у Полин, теорию прочесть в учебнике одним глазом, а все остальное умная талантливая Яльга выведет прямо здесь и сейчас?»
И вот теперь настал час расплаты.
Вечером накануне экзамена я решила немного расслабиться и забралась на кровать с книжкой «Золотой Лев». Это была иллюстрированная история алхимии, начинавшаяся с тех самых времен, когда эту почтенную науку вовсю скрещивали с философией, а от банального магистериума требовали не только превращать свинец в золото, но еще и давать ответы на все вопросы бытия. Книжку мне порекомендовал магистр Зирак, и он, как всегда, оказался прав – я прочла ее на одном дыхании и легла спать, только перевернув последнюю страницу. Однако наутро вместо формул в голове прыгали одни символы. История науки – это, конечно, прекрасно, но Эльвира – это вам не волхв Легкомысл. Я прекрасно понимала, что вряд ли выеду на Красном Владыке, Королевской Свадьбе и Прочих Прекрасных Вещах, Которые Пишутся Исключительно С Большой Буквы. Обычно дело обстояло как раз наоборот: я знала предмет с практической точки зрения, могла порассуждать о теории, но впадала в панику от вопроса: «А скажите-ка, студентка, кто из основоположников нашей науки, монстров и зубров магической мысли изображен на этой прекрасной гравюре?»
Сейчас я сама могла нарисовать парочку гравюр, пусть и не таких качественных. Меня клонило в сон, от развешанных по стенам таблиц веяло неизъяснимым ужасом, и, увидев разложенные на столе билеты, я отчетливо поняла, что сейчас завалю экзамен и отправлюсь паковать вещи. «Папа, папа, здравствуй, папа! Я к вам насовсем!»
– Тяните билет, адептка Ясица, – вздохнула госпожа Ламмерлэйк. Похоже, у нее уже не осталось иллюзий касательно моих талантов.
Я обреченно посмотрела на нее и ткнула пальцем в ближайший листок.
– История алхимии, – глядя мне в глаза, сказала магичка. – Ранние алхимические школы. Философская подоплека, символика и инструментарий.
– Фу-ух, – облегченно вздохнули на заднем плане.
Кажется, это был Келлайн, который, как все нормальные адепты, боялся истории предмета пуще самого предмета. Это был первый билет, состоявший из одного-единственного вопроса, но весь курс был готов отвечать на три вопроса плюс практика – лишь бы избежать разговора о зеленом драконе, трансмутации духа и Философском Яйце.
Я недоверчиво схватила листок и всмотрелась в расплывчатый шрифт. Что?! Да не может быть!
Госпожа Ламмерлэйк наблюдала за мной с очень странным выражением лица.
– Адептка Ясица, – наконец произнесла она. – Вы знаете, что я никогда этого не делаю, но… У каждого есть предел возможностей. Если желаете, можете взять любой другой билет.
– Нет! – воскликнула я, пылко прижимая драгоценный листок к груди. – Ни за что на свете!
Алхимичка изящно приподняла брови.
– О? – только и сказала она.
– Ага, – неизящно подтвердила я, чувствуя, что расплываюсь в счастливой улыбке. Меня прямо-таки распирали полученные накануне знания.
Я прихватила пять или шесть дополнительных листов пергамента и села за переднюю парту. Гравюры, говорите. Символы, говорите.
Нет, шести листов определенно будет недостаточно…
Оставался только один экзамен, и то профильный. И у меня был заготовлен коварный план.
В прошлом семестре, готовясь к очередной практике по истории, я вычитала в анналах Академии, что у адепта, претендующего на высший балл, есть одна особая привилегия. Он может потребовать у преподавателя право ответить на все экзаменационные вопросы – и преподаватель не может ему в этом отказать. Как там говорила Лерикас? «Я в своем праве»? Держитесь, магистр Рихтер; вы хотели, чтобы ваша студентка занималась делом, вот она им и занялась!
Ничто так не радует человека, как мелкая пакость, сделанная ближнему. Утром в день экзамена я проснулась с прекраснейшим настроением. В зачетке красуются две пятерки, стипендия, заметим, повышенная, практически в кармане, меня ждет самый настоящий триумф, а магистра Рихтера – воистину тяжелый день. Я заранее предвкушала, как расскажу любимому преподавателю содержание трехсот пятидесяти восьми книжек из списка дополнительной литературы и непременно упомяну о том замечательном свитке, в котором жило привидение с мерзким характером…
