Текст книги "Путь к золотому дракону. Трилогия"
Автор книги: Мария Быкова
Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)
Я немного подумала. Звучало убедительно.
– А с чего вы… ты взял, что этот опус сочиняли именно они?
Эгмонт пожал плечами:
– Будем рассуждать логически. Во-первых, книга явно написана человеком, хорошо знающим Академию, тебя… ну и меня, кажется, тоже. Все ключевые события того года описаны достаточно достоверно: и мгымбр, и история с лягушками, и ваше перемещение в Треугольник… По стилю, кстати, четко видно, где записано на основе собственных впечатлений, а где – по твоим рассказам. Ну и, наконец, сами близнецы по тексту появляются достаточно редко, а уж если появляются, то невероятно лучезарные и пресветлые…
– Ага, – хмуро поддакнула я. – Остановись, виденье, ты прекрасно!
– Вот-вот, видишь, ты все сама поняла. Ну и потом, не припомню я за братьями аунд Лиррен такой любви к альма-матер. До начала учебы еще целый месяц, а они уже три дня здесь ошиваются. Спрашивается, зачем?
Это был весомый аргумент. Единственное, что могло подвигнуть братьев на такой подвиг, – это переэкзаменовка, но я твердо знала, что на четвертый курс близнецы перешли без каких бы то ни было хвостов. Просто потому, что иначе перейти было невозможно: переэкзаменовки разрешались только до третьего курса включительно. Дальше – либо с первого раза, либо никак. Так что Эллинг с Яллингом попросту ждали, когда издательство «Эльфо-книга» выпустит в свет их первую печатную работу.
– Но нельзя же это оставить просто так!
– Нельзя, – согласился Эгмонт. – Я и не оставлю. Вот прямо сейчас пойду и возьму у них автограф.
– И что, ты думаешь, они тебе напишут? «Игемондусу Ужасному от любящих учеников»?
– Ну почему же. – «Игемондус» хищно улыбнулся. – Можно иначе: от жертв, например. В скобочках – будущих, в скобочках – нужное подчеркнуть. Как там, кстати, «Справочник» поживает?
– Это был не «Справочник»! – очень натурально возразила я.
Эгмонт покивал.
– А можно еще вот так, – предложил он, к счастью не останавливаясь на такой скользкой теме. – «Авторам от Игемондуса Ужасного и прекрасной Иальги. На долгую память, в скобочках – вечную».
– «В скобочках – нужное подчеркнуть», – хором закончили мы.
Вообще-то близнецов стоило пожалеть. Неизвестно, насколько близки они были к вожделенной пятнадцатой кружке, но хмель выветрится из них уже на второй минуте беседы с… хм… жертвой авторского произвола. Рихтер всегда жил по правилу «никогда не откладывай на завтра, кого можешь съесть сегодня».
– Ладно, меня в автографе они могут не упоминать. – Я встала с табуретки и попыталась вспомнить, где она стояла раньше. – Я тоже спать пойду… Кстати, потом дашь мне этот труд почитать?
– Разумеется. – Рихтер спрыгнул с подоконника, сдернул с головы воображаемую шляпу, сделал глубокий поклон, подметая воображаемыми перьями пол, и патетически вопросил: – Разве найдется в этом мире смертный, который в чем-либо сумеет отказать прекрасной златокудрой Иальге…
– Игемондус, – буркнула я.
– …чья красота, подобно стреле, пронзает сердца навылет? – Рихтер не выдержал и расхохотался.
Я сосредоточенно придумывала, что сказать в ответ. Но в голову ничего не приходило, и потому я просто ткнула пальцем в висевшее изображение:
– Надеюсь, ночью мне это не приснится. Иначе вы с Лерикас имеете все шансы не дождаться меня за завтраком.
Эгмонт щелкнул пальцами; изображение исчезло. Я пододвинула ногой табуретку к стене и вышла из лаборатории. Уже закрывая дверь, я завидела, что магистр усаживается в любимое кресло и раскрывает книгу на первой странице.
Эльфы могли еще долго пировать: Рихтер явно собирался прочесть все до конца.
3
Когда наутро я заглянула в столовую, то сперва решила, что ошиблась дверью. Пахло сытно, но вкусно. У котлов суетились целых три поварихи. Выстояв очередь, я взяла миску гречневой каши с мясом, щедро политой подливой, стакан молока и большую, еще горячую плюшку, посыпанную сахаром. Возможно, Полин сочла бы мои действия кощунством – летом надо питаться легкой, растительной пищей, по преимуществу соками и минеральной водой! – но в нашей столовой редко удавалось достать нормальной еды. На моей памяти это вообще был первый раз.
Я доедала кашу, когда в столовую вошла Лерикас – как ни странно, одна, без Фенрира. Я помахала ей рукой, и конунг, махнув в ответ, пристроилась в хвост гномской очереди, успевшей немного сократиться. В лицо ее не узнали, и, кажется, конунг была этому только рада.
Еще минуты через три явился Рихтер. Вот его не узнать было куда сложнее; гномы расступились, уважительно косясь кто на Эгмонта, кто на табличку «Преподаватели обслуживаются вне очереди». Я отнесла миску к грязной посуде и вплотную занялась булочкой.
– А где Фенрир? – поинтересовалась я, когда мы все собрались за столом.
Конунг пожала плечами.
– Охотится, наверное…
Я слегка напряглась.
– На кого охотится?
– На фэйри. Больше тут все равно не на кого… не на вас же! Вы все так пропахли магией, что даже надкусить не хочется.
– Это он тебе сказал?
– Нет. Личные наблюдения. – Лерикас с невинным видом уткнулась в кружку чая.
– О, какие эльфы…
Рихтер, чуть прищурившись, смотрел на очередь. В конце ее переминались с ноги на ногу две прекрасно знакомые мне личности. Вид у обоих был усталый и малость помятый; очевидно, вчера братья добрались-таки до заветной халявной кружки.
Почувствовав на себе знакомый взгляд, Эллинг вздрогнул и обернулся. Я нежно улыбнулась, постукивая по столу отросшими ногтями. Эллинг толкнул Яллинга локтем в бок. С полминуты братья непонимающе созерцали нас с Эгмонтом, а потом я сделала жест, будто расписываясь в воздухе гусиным пером. Близнецы позеленели еще больше и, бочком-бочком выбравшись из очереди, поспешили покинуть столовую. Гномы сочувственно смотрели им вслед.
– Так, – сказал Эгмонт, проводив их взглядом. – Мы с Лерикас отправляемся в графство. Твоя задача – дождаться Сигурда, а он будет не сегодня-завтра, и телепортироваться к нам.
– А телепорт я сама строить буду? – обрадовалась я.
Рихтер вздрогнул.
– Ну уж нет! – решительно возразил он. – Мне одного раза хватило. Василиски – животные редкие… – Маг достал из воздуха кусок пергамента и протянул его мне. – Здесь матрица телепорта, тебе останется только активировать ее.
– Ты мой наставник, – обиженно напомнила я. – Ты должен поощрять во мне стремление к самостоятельной работе.
– А ты и будешь действовать самостоятельно. Сигурд тебе вряд ли чем-нибудь поможет.
Сигурд появился в Академии в четыре часа пополудни. К этому времени я успела уже перенести два стула из кабинета общей магии (четвертый этаж) в кабинет некромантии (подвалы), сбегать проверить, как там смотровая площадка Башни Изысканий, и попытаться покормить директорского ворона по кличке Кар-Рокэ. Последний – ворон, а не директор – едва не прокусил мне палец, и я была, мягко скажем, далека от любви к братьям нашим меньшим.
Однако и Сигурд не был преисполнен благодати. Когда я увидела его, то едва удержалась от желания присвистнуть: под левым глазом у оборотня наливался лиловым внушительный синяк.
– Это где ты так ухитрился?
– Поскользнулся, – сквозь зубы ответил волкодлак.
– И об кого, если не секрет?
– На ровном месте! И все из-за вас, из-за женщин! Правильно говорят: все зло от баб…
Я оторопела. Услышать такое от Хельги – куда ни шло, но от Сигурда… нет, от любого волкодлака!..
– Эй, что все-таки случилось? Может, я помочь могу?
Сигурд меньше всего был настроен изливать кому бы то ни было душу, но рассказать все-таки пришлось. Мало-помалу картина сделалась ясной.
Дело было так. Вчера вечером, едва только мать успела подоить коров, в дом родителей Сигурда заявился соседский Эйнар. («Ну ты помнишь, стражник, мы его еще встретили, когда входили в Арру!») Пришел, стало быть, и заявляет так нахально, что он желает взять в жены Хильду!
– Сигурд, а ты-то тут при чем? – удивилась я. – Хильда же тебе сестра, а не дочь!
Волкодлак чуть помялся.
– Отец был в отъезде, – признался он. – Так что я был старший мужчина в доме!
– Ну, и как старший мужчина в доме ты…
– А что я? Я сделал все как должно! – Сигурд машинально потрогал синяк. – Врезал ему, как следует, чтобы впредь думал, чего говорит! Хильду ему в жены, разбежался! Она ж еще ребенок совсем, я ее вот на этих руках носил. – Сигурд предъявил ладони, и я отшатнулась, испугавшись, что в следующий момент оборотень покажет, как именно он ее носил. – Пеленки стирал! А он – в жены!..
– Так это что, он тебе засветил? – Представить себе, как Сигурд учит Эйнара уму-разуму, я вполне могла. А вот вообразить, что оборотень бьет морду почти что шурину… Нет, на это не хватило бы ничьей, даже самой наглой, фантазии.
Судя по всему, волкодлак понимал это не хуже меня.
– Понимаешь, – смутившись, начал объяснять он, – врезал я этому… от души, сгреб за шкирку да и выкинул во двор, чтобы шел себе подобру-поздорову! А тут откуда ни возьмись эта вылетает… невеста! И ка-ак хрясь сковородкой! Чуть глаз не выбила… «Я его, – кричит, – люблю больше жизни! И замуж за него пойду! И ничего ты мне, брат, не сделаешь! А что лет немного – так конунг вон не шибко-то и старше была, и что с того?» Я ей в ответ: «Вот станешь конунгом, так и выходи на здоровье!» Любит она его, понимаешь!.. А тут как раз мать от соседей вернулась…
– Боевая у тебя сестренка, – осторожно признала я.
– Еще какая, – расплылся в улыбке оборотень. – Вся в меня! Маленькая еще, но боевая!
– Какая ж она маленькая? Ей уже шестнадцатый год…
Волкодлак мигом вызверился по новой:
– И ты туда же! Сама вон не замужем, как я погляжу!.. А ты-то всяко постарше будешь!
– Не за кого, вот и не замужем. – Про Генри Ривендейла, Жоффруа Ле Флока и пана Богуслава Раднеевского я решила не вспоминать. – Ты же меня замуж не берешь? Вот, и я о том же! А Нарроугард уже женат. Разве что за Эгмонта выйти…
– Ну а он чем тебе плох?
Я не к месту вспомнила Игемондуса Ужасного.
– Чтоб за Эгмонта выйти, сначала Академию закончить надо. А потом еще раз, но уже по специальности «алхимия», чтобы зелья успокаивающие варить. И эти, как их… декокты.
Волкодлак недоверчиво хмыкнул, но все-таки немного успокоился.
– Тут, стало быть, мать вернулась, – продолжил он рассказ. – Посмотрела на все и сказала: «Спасибо тебе, старший сын, что честь семьи настолько крепко блюдешь, но мой дом покамест еще не сирота, и есть в нем хозяйка. Ступай и переоденься, чтоб не говорили люди, что тебе рубаху порванную некому зашить! А ты, Хильда, брату умыться подай да сковородку спервоначалу на место положь! Эйнар, а ты иди, отца с матерью приведи, потому как серьезное дело решать будем!» Ну и вылетел он, как будто пятки ему поджаривали. Так вот оно все и вышло…
– А дальше чего решили?
– Привел он, стало быть, родителей своих. Сидим мы в горнице за столом: я с одного конца синяком отсвечиваю, Эйнар с другого. Хильда ближе к печке жмется и на сковородку поглядывает. Я сижу молчу, потому что старшие говорят. «Жениться, – говорят, – Эйнар, надумал? Хорошее это дело! А куда, – спрашивают, – жену молодую приведешь? Ты дом срубил? Дерево посадил?»
Я чуть было сдуру не ляпнула: «Сына вырастил?» – но вовремя сдержалась.
– «А коли нет, так чего ж ты седины наши позоришь? Теперь ты, Хильда. Вестимо, для девушки главное дело – замуж выйти, мужа любить-почитать, детей ему нарожать, чтобы порядок был в дому. Так что тут мы тебя понимаем и поддерживаем». Я сижу, зубами скриплю, но молчу, потому как слова мне покамест никто не давал. «А есть ли у тебя, Хильда, – спрашивают, – приданое?» Сестренка аж засветилась вся: еще бы, она ж у нас рукодельница, каких поискать! Подскочила к сундуку, крышку откинула и давай показывать…
Я мрачно подумала, что мне показывать было бы нечего. Разве только конспекты по боевой магии и то, как замечательно я умею плести «кошачью колыбельку», но это, скорее всего, пошло бы не в зачет.
Может, тоже начать потихоньку собирать? Там, глядишь, и жених появится…
Впрочем, на худой конец остается Генри Ривендейл. Он-то меня точно возьмет, даже с конспектами.
Голос Сигурда вернул меня к реальности.
– Показывает она, стало быть, радуется, а они ей и говорят: «Славная ты девушка, Хильда, не зря тебя наш сын выбрал… – Он, понимаешь, выбрал!.. – …И приданое у тебя для девушки твоих лет подходящее. Все бы ничего, кабы ты замуж не собралась. Потому как ежели замуж, то этого мало будет. Известное дело, за голый стол гостей не усадишь, скатерть надобна». У нас, Яльга, гостей на свадьбу не зовут – кто хочет молодым счастья пожелать, тот сам приходит. И садятся все за одинстол, и скатерть на нем одна.И должно хватить, даже если придет вся Арра. Вот эта скатерть и есть главное в приданом. «А где, – спрашивают, – твоя свадебная скатерть, Хильда? А коли нету, так садись и шей! Вот как сошьешь, а он тем временем дом построит, вот так вас и поженим! Чтоб все было по справедливости. Правда, Сигурд?» На том и порешили. Дали этим… молодым да ранним… три года сроку, чтоб Эйнар дом построил, окна-двери прорубил, крышу сладил, да во дворе все, что полагается, возвел, дерево посадил…
– А дерево зачем? – все-таки не выдержала я.
– Как зачем? – не понял вопроса Сигурд. – Дерево посадит, и видно будет: если хороший человек, так будет оно расти и зеленеть, а если так себе, то зачахнет. Правда, я ни разу еще не видел, чтоб не росло. Но все одно полагается – значит, должен сделать, и точка. А Хильда за это время скатерть сделать должна. Ну не одна, конечно, потому как одной этого не осилить, подружки там, родня, соседки, но Хильда больше всех. Она ведь невеста, не кто-нибудь! А если и через три года они поймут, что правильным было их решение, тогда сыграем свадьбу. Хорошо решили, правда?
Я согласно покивала головой и оценивающе посмотрела на волкодлака. Синяк сиял… то есть вопиял.
– Слушай, Сигурд, давай я тебе синяк эликсиром смажу? А то как-то перед Лерикас неудобно выйдет!
Я благоразумно не стала упоминать, что Валери заранее знала о проблемах в семействе Сигурда. Впрочем, она конунг, ей положено.
Имя Лерикас подействовало безотказно. Сигурд без возражений дал себя исцелить, хотя после совместных странствий он приучился с большой осторожностью принимать медицинскую помощь из моих рук. Но это, во-первых, было год назад – чему-то я все-таки научилась! А во-вторых, эликсир готовила не я, а Полин. А у Полин был диплом за первое место на олимпиаде по лечебным чарам.
Надо сказать, что Рихтер честно шпынял меня весь год, утверждая, что порядочный боевой маг должен уметь оказать необходимую помощь как себе, так и товарищам по несчастью. Но ближе к летней сессии в нем все же проснулась совесть – а может, он вспомнил, что и сам гораздо лучше делает дырки, нежели их латает.
После пары-тройки бутербродов с холодным мясом и доброй кружки взвара, принесенных заботливой элементалью, Сигурд был готов путешествовать дальше. Я захватила дорожную сумку, рихтеровскую схему, и мы отправились строить телепорт подальше от ворот Академии.
Мы вышли через внутренний двор. Ремонт и там оставил свои следы: подачу воды в фонтан перекрыли, а куда девали тамошних фэйри, знал один директор Буковец. На мраморном бортике сидела, склонившись над гитарой, эльфийка Гудрун; дергая то одну, то другую струну, она честно пыталась настроить свой инструмент. Гитара не собиралась сдаваться просто так и, похоже, успела попортить Гудрун немало крови. Когда мы проходили мимо, эльфийка безразлично скользнула глазами по мне и окинула Сигурда оценивающим взглядом.
– Гудрун, это Сигурд. Сигурд, это Гудрун, – не сбавляя шага, я непреклонно увлекла волкодлака наружу.
Телепорт по матрице, созданной Эгмонтом, сработал как часы, и буквально через пару минут мы с Сигурдом стояли под раскидистым дубом. Неподалеку виднелся замок – надо полагать, фамильное гнездо графов фон Рихтеров.
– Ну что, пошли? – бодро спросила я, засовывая пергамент в карман.
Сигурд не двинулся с места.
– Яльга, кто это был… была… то есть, я хотел сказать, кто эта девушка?
– Какая девушка? – Я огляделась вокруг. Кроме меня, в обозримом пространстве девушек не наблюдалось. – Какая еще девушка, Сигурд?
– Ну… та, с гитарой, в Академии? – Оборотень смотрел на меня так, будто от меня зависело все счастье его грядущей жизни.
– Сигри, во-первых, она эльфийка. Во-вторых, перешла на пятый курс факультета боевой магии. И в-третьих, я точно знаю, что свадебной скатерти у нее нет!
– Это хорошо, – обрадовался волкодлак. – Значит, ее пока еще никто не просватал!
Я не нашлась что ответить, и мы молча побрели к замку.
– А скатерть… что скатерть? – вдруг сказал Сигурд, когда мы уже ступили на мост. – У мамы попрошу – она свою даст. Тоже мне проблема!
Он помолчал и зачем-то добавил:
– Вон у Ардис тоже скатерти нет, и что с того?
4
Замок графов фон Рихтеров, конечно, входил во все существующие списки культурного наследия – насколько я знала Эгмонта, он наверняка решил обезопасить свою собственность еще и таким образом. На воротах был прибит крошечный металлический щит, покрытый синей эмалью, – знак страхового общества «Гномья секира», связываться с которым не пожелал бы и сам король Эккехард. Словом, было видно, что владелец замка – человек прогрессивный, не отстающий от веяний эпохи.
Но стоило пройти первую линию укреплений и взглянуть на старый донжон, как становилось понятно: этот замок не по зубам ни времени, ни королям, сколько бы их сюда ни явилось, ни даже безалаберности предыдущих владельцев. Пять башен образовывали вершины неправильного многоугольника; его сторонами были высокие стены, сложенные из серого камня. Кладка выглядела старой, но в щели между камнями нельзя было просунуть лезвие ножа. Некоторые из камней казались гораздо темнее остальных, и я немедленно заподозрила, что это легендарный драконий камень. Но как Рихтеры могли его заполучить?!
Вспомнив, что мы не в музее, я совершенно открыто поковыряла пальцем стену башни. Стена держалась крепко. Я задрала голову и увидела узкие бойницы, карниз и голубя, поворачивавшегося ко мне хвостом. Я решила не искушать судьбу и быстренько шмыгнула за Сигурдом.
Уже стоя в дверях, я обернулась. День был пасмурный, серое небо хмурилось, раздумывая, не поделиться ли дождем. Вход в донжон располагался на уровне второго этажа, и со своего места я видела весь внутренний двор с его хозяйственными постройками, флюгеры на шпилях дальних башен и внутреннюю галерею, тянущуюся вдоль стены. Да. Здесь было на что посмотреть и где полазить. Я удовлетворенно кивнула и поспешила за волкодлаком.
Мы очутились в огромной зале с нереально высоким потолком. Я запрокинула голову и чуть не упала – движение получилось слишком резким. Но меня вовремя поддержали за локоть. Это был не Сигурд, а местный житель – не то дворецкий, не то экскурсовод.
– Фройляйн, – убедительно сказал он на чистейшем лыкоморском, – если вы желаете насладиться красотой потолочной резьбы, не следует откидывать голову назад. При этом пережимаются сосуды, питающие голову, и вы можете упасть без чувств. Надлежит медленно, с достоинством отклонить стан кзади, повернув лицо кверху, и этого окажется вполне достаточно.
И он продемонстрировал, как именно надлежит отклонять стан «кзади». Конец красного капюшона, завязанный узлом, почти коснулся пола.
– Благодарю вас, – ответила я, поняв, что Эгмонт в свободное от основной работы время проводит для персонала занятия по боевой магии. Именно таким движением он учил нас отклоняться от летящего в лицо пульсара. – Мы впервые в гостях у господина графа.
Потенциальный экскурсовод обреченно вздохнул.
– Где вы желаете разместиться? – осведомился он. – Обычно гостипредпочитают специально отведенные для них покои наверху. Оттуда открывается прекрасный вид на галерею и окрестности.
Я прикинула высоту этого зала, вспомнила, что это всего лишь второй этаж, и несколько оторопела. Впервые я слышала, чтобы гостей селили под самой крышей. Наверное, чтобы раньше времени не сбежали.
Наш благодетель тем временем продолжал:
– Однако если по здравом размышлении вы сочтете, что более привычны к цивилизованным условиям, то за ту же сумму мы можем предложить вам номера в гостинице неподалеку от замка. Там вам предложат полный пансион. В стоимость проживания включены завтрак и обед, ужин можно заказать за отдельную плату. Вы желаете осмотреть спальный этаж прямо сейчас?
Я переглянулась с Сигурдом и поняла, что ничего не знаю о людях. Нет, конечно, аллеманцы – очень экономный и предприимчивый народ, но чтобы Эгмонт требовал с нас денег за ночлег и селил рядом с голубями, в неотапливаемых помещениях?!
– Меня зовут Ядвига Леснивецкая, – сделала я последнюю попытку поселиться на халяву. – Или Яльга Ясица. Впрочем, возможны варианты: студентка Ясица, адептка Ясица…
«…эта рыжая поганка, которая в очередной раз испортила настроение своему декану», – мысленно закончила я. Но на лице аллеманца и без этого отразилась нешуточная работа мысли.
– Очень приятно, – наконец выдавил он. – Вайс, к услугам фройляйн.
– Фройляйн поселится в зеленой комнате, – прервал его размышления знакомый голос. – А мой друг Сигурд, я думаю, предпочтет комнату рядом с моей. Я сам ознакомлю их с достопримечательностями, Йохан. Вы можете быть свободны.
Следующие полчаса мы обживались на новом месте. В моем случае это выглядело так: сбросив плащ на скамью, я отправилась бродить по залу, замирая перед каждым необычным предметом и остро жалея об оставленном в Академии мнемо-амулете.
В замке Леснивецких все было устроено иначе, а уж про пряничный домик баронов Хенгернов и упоминать нечего. Этот донжон и впрямь был очень старым. Я и подумать не могла, что люди до сих пор так живут.
Под высоким резным потолком танцевали пылинки; там гуляло бы и эхо, но оно, наверное, просто заблудилось среди бесчисленных занавесей, холстов и шпалер. Занавеси, холсты и шпалеры висели здесь не просто так – они разделяли единое помещение на отдельные комнаты. Можно было отвернуть краешек гобелена и заглянуть, например, в библиотеку или рабочий кабинет (при условии, что хозяина нет поблизости, а то однажды я уже заглянула в лабораторию). Стены – настоящие каменные стены – были обтянуты коврами, прорезанными вокруг оконных и дверных проемов.
Я прошла к окну, встала коленями на скамью и посмотрела вниз. Падать отсюда было бы высоко и жестко. Внизу простирались поля, луга и прочие угодья. Сверху все это выглядело как лоскутное одеяло. Я присмотрелась и различила у кромки леса длинный домик под красной черепицей. Из трубы, несмотря на летнее время, валил дым. Ага. Стало быть, это и есть та замечательная гостиница с полным пансионом и отдельно оплачиваемым ужином…
Кстати об ужине – он же обед.
Я повернулась спиной к окну и опять оглядела зал. Так. Стол вижу, камин вижу… роскошный, кстати, камин – вытяжной колпак украшает огромный щит, поддерживаемый двумя бронзовыми львами… Взгляд зацепился за деревянный буфет с выставленной напоказ посудой. Если тут есть посуда, значит, гостей хотя бы изредка, но кормят.
К вечеру погода испортилась. Похолодало, с востока неотвратимо наползала туча, и в воздухе пахло дождем. Я честно собиралась полюбоваться закатом из окна старинной башни, но закат выдался не ахти – бледный, печальный и как будто напуганный предстоящей грозой. Скоро мне надоело смотреть на робкое золотистое сияние, вдобавок наполовину скрытое фиолетовой тучей, и Эгмонт закрыл ставни.
В зале разом сделалось еще уютнее. В трех серебряных подсвечниках горели настоящие восковые свечи, обработанные каким-то хитрым алхимическим составом. Они почти не оплывали, не коптили, давали в четыре раза больше света, зато и стоили еще дороже, чем обычные. Рихтер обозвал их «энергосберегающими». Впрочем, после близкого знакомства с королем Эккехардом наш владетельный граф мог позволить себе еще и не такую прихоть.
Совместными усилиями стол перетащили поближе к камину. Так было теплее, уютнее и романтичнее. Дрова потрескивали («А они, часом, не энергосберегающие?» – невинно поинтересовалась Лерикас), отблески огня прыгали на бронзовых фигурах щитодержателей. Эгмонт уже прочел одну краткую лекцию о геральдике и теперь примеривался ко второй.
Я вдруг поймала себя на том, что вслушиваюсь в мерный шум дождя за окном. Когда же он начался? А кто его знает… Дальняя стена зала терялась в полутьме, портреты многочисленных Рихтеров загадочно смотрели на нас из рам, и все было таким хорошим, теплым и родным, что я едва не заснула прямо здесь, в кресле с подставочкой для ног.
Неожиданно послышался шум крыльев и громкий стук. С меня разом слетел весь сон. Гарпия! Это что, новости из Академии?
Эгмонт щелкнул пальцами, и ставни распахнулись. На мгновение в окне повис странный темный силуэт, раздался клекот, и на подоконник тяжело опустилась крупная гарпия. Дождь снаружи шел стеной. На подоконник немедленно натекла изрядная лужа. Закапало и на пол.
– Примите почту, – хрипло произнесла гарпия. Ее форменную шапочку с зеленой кокардой смело можно было выжимать. Но оба пакета, и большой, и маленький, выглядели абсолютно сухими.
Мы посмотрели на Эгмонта. Эгмонт посмотрел на гарпию. Гарпия посмотрела на кастрюльку с глинтвейном.
– Окажите нам честь, дэспинис… [16]16
Вежливое обращение к незамужней гарпии (а другие в гарпочте и не работают).
[Закрыть]– Маг огляделся, пытаясь сообразить, что можно предложить гарпии в качестве сиденья. Лерикас хлопнула в ладоши, и вопрос решился сам собой. Возле стола появился прекрасный, просто-таки образцово-показательный насест.
– Благодарю, – коротко сказала гарпия. Она покосилась на Лерикас, но ничего не добавила.
Сигурд налил даме глинтвейну, а Эгмонт принялся распаковывать почту. Как и полагается, он начал с той посылки, которая была больше.
Это оказалась картина – точнее, мнемо-образ, перенесенный на полотно.
Баронесса фон Хенгерн сидела на изящной скамеечке возле розовых кустов. Подле супруги стоял барон. В обеих руках он держал по младенцу, которые походили друг на друга как две капли воды. Хотя, с другой стороны, до определенного возраста все дети одинаковые. Младенцы таращились на зрителя, как им это и полагается, то есть бессмысленно, но уже сейчас в них чудилось что-то неуловимо рихтеровское.
Вид у барона был счастливый донельзя.
Все остальное семейство, похоже, в мнемо-амулет не вошло.
– Мрыс эт веллер келленгарм! – сказал Эгмонт с совершенно непередаваемым выражением лица.
Я отобрала у него второй пакет, справедливо решив, что там должно быть письмо. Так оно и оказалось. Рихтер отдал полотно Лерикас, та показала Сигурду и гарпии, а мне пришлось довольствоваться видом того, как Эгмонт читает письмо из материнского дома.
– Мрыс эт веллер, – повторил он, дочитав до конца. – Сигри, плесни мне немного…
Я ничего не сказала, просто вовремя подсунула кружку.
– Друзья! – Эгмонт откашлялся и поднял кружку. – Я только что узнал удивительную новость. Госпожа баронесса фон Хенгерн подарила своему мужу двоих сыновей. Их назвали… – для верности маг сверился с листком. – Их назвали Зигфрид и Зигмунд. Сигри, насколько я понимаю, одного назвали в твою честь.
– Виват! – воскликнула я. За лето я изрядно пополнила словарный запас подгиньского.
Мы выпили за Зигфрида, Зигмунда и их достойную матушку, и Лерикас задумчиво сказала:
– Очень удобные имена, между прочим… Крикнешь: «Эй, Зигги!» – кто-нибудь да прибежит…
Гарпия переступила лапами на насесте и приняла от Сигурда новую кружку.
– Это их первые птенцы? – добродушно спросила она, отхлебнув глинтвейну.
– Нет, – мрачно сообщил Эгмонт. – Первый птенец – это я.
Гарпия смерила его взглядом сверху вниз и снизу вверх.
– Достойное гнездо, – проронила она и занялась глинтвейном вплотную.
5
Назавтра выяснилось, что у благородных графов есть не только права, но и обязанности. Раз в месяц Эгмонт должен был вершить над своими подданными справедливый суд, и уже с утра во дворе замка собралось человек этак двадцать взыскующих правосудия. В основном это были крестьяне, как я поняла – арендаторы.
Мы торопливо позавтракали, и Эгмонт решительно выставил нас с Лерикас из зала. Сигурд остался: ему было интересно посмотреть, как выглядит юстиция в исполнении сеньориального суда. Я бы тоже не отказалась, но пресловутый суд, состоявший из Эгмонта, его сенешаля и еще двоих дворян, хором заявил, что это не женское дело. Лерикас хмыкнула и пожала плечами. Я тоже не стала спорить.
– Ничего в этом интересного, – убежденно сказала оборотница, когда мы вышли на лестницу. – Иногда скучно, иногда сложно… Пошли лучше наверх, я тебе То-Самое-Окно покажу.
– Давай! – обрадованно кивнула я. То-Самое-Окно из баллады Риэнталя Хвостика Эгмонт обещал показать нам еще вчера, но его постоянно что-то отвлекало.
Узкая винтовая лестница была сделана так, чтобы предоставить как можно больше преимуществ защитникам замка. Для тех, кто поднимался по ней, столб оказывался по правую руку – не слишком-то удобно для размахивания мечом.
Зал на втором этаже был разделен на три комнаты. В самой большой находилась библиотека; увидев количество книг, я со сдавленным стоном кинулась к полкам, но предусмотрительный Эгмонт уже поставил вокруг них защитное заклинание. Наверное, Лерикас смогла бы взломать его мизинцем, но предлагать аррскому конунгу подобные вещи было как-то совестно. Да и вообще странно осуществлять взлом библиотеки на втором этаже, когда на первом вершится правосудие.
– …и четыре коровы… – донесся снизу монотонный голос секретаря.
Я печально посмотрела на книжные полки и прошла следом за Лерикас в другую комнату.
Там располагалась гардеробная. Вдоль стен стояли большие сундуки, покрытые резьбой. Из любопытства я приоткрыла один и присвистнула – внутри лежала груда металла, которую при некотором воображении можно было принять за доспехи. Я немедленно проверила два других, но в одном лежали ткани, купленные про запас в соседнем городе, а в другом – постельное белье.
Оружия здесь не было. Всю свою коллекцию Эгмонт держал в доме на острове.
Последняя комнатка была спальней. В углу стояла огромная кровать – из-за полога, накрывающего ее с трех сторон, и резной деревянной спинки она сама казалась комнатой в комнате. Сейчас полог был поднят и подвязан толстым золоченым шнуром.
– Ты здесь спишь? – зачем-то спросила я.
– Ага, – кивнула Лерикас. – Я вообще-то хотела расположиться этажом выше. Там воздух свежий и к небу ближе. Но Эгмонт был очень против.
– Верхний этаж предназначен для туристов, – вспомнила я слова экскурсовода.
– А-а. Ну поднимемся – увидишь. А вот это, собственно, и есть То-Самое-Окно.
То-Самое-Окно, на мой взгляд, ничем не отличалось от остальных. Узкое и длинное, застекленное (и я даже знаю, за чей счет!), изнутри оно закрывалось ставнями. Под ним стояла деревянная скамья с обитым узорчатой тканью сиденьем. Я представила сцену объяснения и решила, что если скамья тоже сохранилась с тех легендарных времен, то это ей, а не окну, нужно было посвящать баллады. По собственному опыту и по наблюдениям за Полин я знала, что влюбленные вечно захватывают самые удобные лавочки.
