Текст книги "Путь к золотому дракону. Трилогия"
Автор книги: Мария Быкова
Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)
Кубик молчал и не отсвечивал. Оборотень говорил чистейшую правду.
– И что, на этом все и кончилось? – спросила я, пораженная нашей системой судопроизводства. – Ты так три года и просидел?
– Ага, с перерывами. На допросы водили… вежливые такие. То по одному, то парой, то по трое. Один раз привели… – Сигурд усмехнулся, – не знаю, кто это был, но его еще и охраняли. Я сперва подумал – от меня берегут, а потом понял: наоборот, это чтобы он не сбежал. Мы с ним, может, в соседних камерах сидели. Он, кстати, тоже только про штуку спрашивал.
Рихтер насторожился:
– И больше на темную магию упирал?
Оборотень кивнул.
– А как выглядел?
Сигурд немного подумал.
– Странный такой, – осторожно сказал он. – Не поймешь – не то человек, не то эльф. И пахнет странно.
«После ковенской тюрьмы чем только не запахнешь!» – философски подумала я.
– Ну, насчет запаха не знаю, – задумчиво сказал Эгмонт, – но я, кажется, понял, про кого ты говоришь. Не знал, правда, что КОВЕН до него добрался… – Я преисполнилась было к неизвестному магу симпатии (наш человек!), но Рихтер жестко добавил: – И хорошо, что добрался. Сколько веревочке ни виться…
– Предпочту, чтобы наша вилась подольше, – ехидно заметила я. Но Эгмонт не принял шутки:
– Это разные вещи, Яльга. Сейчас не до того, а потом я расскажу, это весьма полезный пример. Ковенцы – те еще перестраховщики, однако есть случаи, в которых сколько ни перестраховывайся – все одно будет мало. Последний вопрос, Сигурд… Как выглядела та штука, которую тебе подарили гномы?
– Думаешь, это из-за нее?
– Пока других вариантов нет.
– Круглая такая блямба. – Оборотень показал, какая именно, соединив большой и указательный пальцы в кружочек. – Золотая, кажется, но тут я не знаток. Тяжелая. На крышке гравировка, эльфийский такой рисунок, а сверху шарик приделан. На него ежели нажать, штука открываться должна, но не открывалась. Механизм, наверное, обветшал. Вот и все.
С минуту мы смотрели друг на друга – учитывая, что нас было трое, взгляды перемещались с одного лица на другое. Потом Эгмонт сгреб кубик и встал.
– Утро вечера мудренее. Давайте спать.
Не знаю что там насчет мудрености – спать действительно хотелось, но спать на голодный желудок в мои планы никак не входило.
– Ты, хозяин, покормил бы нас, – сказала я противным голоском, цитируя читанную давеча книжку Полин. – На голодном пайке держишь, нехорошо это.
От неожиданности Рихтер чуть не выронил кубик. Сигурд тоже уставился на меня странным взглядом, но, надобно отметить, опомнился гораздо быстрее:
– Эгмонт, там справа по коридору у тебя, часом, не кухня?
– Кухня, – мрачно ответил Рихтер, который, похоже, спать хотел гораздо больше, чем есть.
Но нас было все-таки двое, и естественные желания одержали победу над здравым смыслом.
3
За окном вроде как немного посветлело, но на этом дело застопорилось: никаких признаков рассвета, одна беззвездная муть. Мы договорились выйти в путь к полудню – времени было вполне достаточно, а я в самом деле валилась с ног от усталости.
Стоило мне сомкнуть веки, как я провалилась в сон – черный, ровный и глубокий, без сновидений. Так спят, вымотавшись до последнего предела; спят и день, и сутки, и еще немного, прерываясь исключительно ради естественных надобностей. И отдыха такой сон в первые несколько часов не приносит. Я чувствовала это и пыталась проснуться, но было тяжко, будто сверху меня придавили гранитной плитой.
Но я все-таки вывернулась из-под нее и открыла глаза. В комнате было очень темно – куда темнее, нежели когда я заснула, и потому мне не сразу удалось понять, сколько времени. Неужели я проспала весь день? Да нет, обещали же разбудить на рассвете…
И тут я услышала шаги.
Нет, услышала– это, наверное, неправильное слово. Они были настолько мягкими, что услышать их не смог бы самый чуткий эльф-музыкант. Я почувствовала их всем существом, ощутила тот длинный, непередаваемо сладкий миг, когда лапа опускается на землю и все становится единым целым.
Это было как с Сигурдом – я будто соскользнула вниз, на принципиально иной уровень контакта с миром. Именно соскользнула, а не поднялась: я была уверена, что он находится ниже. Он возник раньше, чем появилось зрение, обоняние и слух. И уж тем более раньше, чем первая осознанная мысль.
Но сейчас время шло, а ощущение не исчезало. Я будто раздвоилась, и пока одна моя часть чувствовала чье-топриближение, вторая пыталась осмыслить его в привычных человеку понятиях. Так. Кто-то идет. Надо выйти к двери… разбудить Эгмонта?
Нет, никого будить не надо. Вас трое, но это касается исключительно тебя.
Я встала и, как была, босиком, вышла в коридор. Кто-топогрузился в воду, отделяющую большую сушу от маленького острова. Только сейчас я поняла, что он идет со стороны Треугольника.
Подумаем еще раз, пока у нас есть время. Может быть, все-таки стоит разбудить Сигурда или Эгмонта? С другой стороны, что может войти в этот дом? Даже если меня сюда не пропустило…
Онвышел на берег. Встряхнулся. И подошел к крыльцу.
В этот момент я почувствовала единение. Я перестала ощущать себя состоящей из двух частей, но ни одна из них не исчезла. Как бы это объяснить… похоже, если две флейты играют вразнобой. А теперь они заиграли в унисон, и голоса их слились в одно целое.
По крыльцу простучали когти. И я услышала голос – вполне человеческий, хотя не могу поручиться, что он говорил именно на человеческом языке.
– Можно? – вежливо спросили из-за двери.
Типичный вопрос для фэйри, который не может войти, пока его не пригласят. Я глянула на венок, грозно ощетинившийся рябиной, и ответила вопросом на вопрос:
– Кто там?
Дверь распахнулась. На фоне светлого прямоугольника четко вырисовалась фигура огромного лиса.
Да, это был лис – не лисица, и не спрашивайте меня, откуда я это взяла. Ростом он был с хорошего волкодава, то есть немного меньше Сигурда в его зверином обличье. Шерсть чуть светилась, и по ней пробегали золотые всполохи.
На венок он не обратил никакого внимания.
Я не испугалась – не знаю почему. Возможно, в тот момент я просто утратила способность испытывать страх, потому что бояться перед его лицом было совершенно естественно. Даже самые храбрые из нас пугаются, глядя на бушующее пламя, ревущий поток или – как вариант – на мирные зеленые долины, простирающиеся там, внизу, на расстоянии тысяч верст от той скалы, на которой вы стоите.
Словом, я не испугалась. Я стояла и смотрела, как Лис, приподнявшись на задние лапы, передней закрывает дверь. В этом не было ничего циркового, и смеяться мне почему-то не хотелось.
Хотя… это как посмотреть. «Папа пришел», – билась в голове одна-единственная развеселая мысль. Ага, папа. Родитель-кицунэ с Восточных островов явился выплатить любимой дочке алименты. И от крестьян ушел, вот шельмец… что я там еще Полин рассказывала?
Нечего было байки травить, студентка Ясица. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», – писал великий поэт, солнце лыкоморской словесности…
Лис прошествовал мимо меня, и я едва сообразила прижаться к стене. По моим ногам мазнул роскошный рыжий хвост; Лис безошибочно определил отведенную мне для ночевки комнату, открыл дверь и повернул острую морду.
– Прошу вас, – галантно сказал он.
Помедлив, я прошла мимо него и переступила порог. На какое-то время Лис оказался у меня за спиной, и мне это очень не понравилось. Но я достаточно трезво оценивала свои возможности, чтобы понять: этомусуществу совершенно все равно, которой стороной я к нему стою. Если оно атакует, подобные мелочи не смогут ничего изменить.
Ситуация была довольно глупой: я вновь стояла в той же комнате, которую покинула несколько минут назад. Из щели под окном тянуло сквозняком; я смущенно потерла голую правую ногу босой левой пяткой и полезла обратно на кровать, к теплому одеялу, сбившемуся в уютный беспорядочный комок.
Лис закрыл дверь и оглядел комнату, любопытно подрагивая белесыми усами. Выбор у него был невелик: либо улечься на полу, либо пристроиться на стуле, предварительно скинув оттуда мои вещи. Но он решил проблему куда изящнее – попросту запрыгнул на мою кровать и разлегся на ней, уложив роскошный пушистый хвост между мной и стеной. Я бы сказала, что он лежит у меня в ногах, но по соотношению занимаемого нами пространства получалось, что это я сижу у него в ногах – завернувшись в одеяло и занимая значительно меньшую часть кровати.
Я незаметно потрогала лисий хвост. Шерсть была мягкая, тонкая, и пальцы слегка покалывало, будто по ним пробегали крохотные искры. Она слегка светилась, и силуэт фэйри отчетливо выступал из предрассветной тьмы. Лис глянул на меня темным круглым глазом. Я поспешно спрятала руку под одеяло.
– Тебе не тесно? – только и спросил он. – А то я подвинуться могу.
Я мотнула головой. Лис немного помолчал. Вблизи было заметно, что среди рыжей шерсти то там то сям мелькает седина. Но Лис не был ни старым, ни – тем паче – дряхлым; он был умудренным жизнью и много чего успел повидать на своем веку.
А еще – он был очень красивым.
Я смотрела на него, а он разглядывал меня – и в его глазах определенно светилось любопытство. Наконец он сказал:
– Мне, наверное, следует представиться.
Я энергично закивала. Чтобы фэйри сам, по доброй воле называл свое имя…
Лис одарил меня далеким от восхищения взглядом.
– Я не фэйри, – чуть надменно произнес он. – И боюсь, что поторопился, ибо ни в одном вашем языке не могу найти звуков, из которых мог бы сложить свое имя. Ты не говоришь по-нашему, маленькая сестра, и нехорошо будет, если ты назовешь мне твое имя, а я промолчу. Так что обойдемся без имен.
– Почему ты так меня назвал?
– Потому что ты – наша. Кое-кто сомневался, но двадцать дней назад ты побывала в моих владениях, а смертным туда ход закрыт. Мне ли этого не знать! Недоверчивые сразу смолкли, ибо у нас лгать не принято. Для того чтобы скрыть правду, существует множество куда более красивых способов…
Я и так поняла, о каких владениях идет речь, но на всякий случай быстренько сосчитала дни. Все сходилось: без малого три недели назад мы вошли в Слепой треугольник.
Все дороги сходятся нам…
– Не все, сестренка, совсем не все… – Лис чуть оскалился, что, вероятно, означало улыбку. – Но сейчас это не суть важно. Ты побывала у меня – я наношу ответный визит тебе. Эта крепостца – форпост смертных у моих границ, так что сейчас мы на нейтральной земле, не твоей и не моей.
В этом домике едва ли насчитывалось пять комнат, но Лис не ошибся, назвав его крепостью. Здесь жил магистр Эгмонт Рихтер, а его присутствие по определению превращало обыкновенный дом в укрепленный.
– Твои родичи, танцующие на холмах, полагают, что вопрос должен оставаться без ответа. Но у меня на этот счет другое мнение. Я пришел сюда, чтобы посмотреть на тебя, и вижу, что ты не знаешь куда больше, чем надлежит. Спрашивай. – Он обвил хвост вокруг лап и повторил: – Спрашивай. Быть может, кое на что я и смогу тебе ответить.
«Кое на что»… Я припомнила, что он говорил насчет сокрытия правды, и поняла: начинается очень сложная игра. Если он не захочет мне отвечать, едва ли я это пойму. Я не знала точно, кто он, но подозревала, что Лис ничуть не хуже фэйри умеет бродить по зеркальному лабиринту, где стены сложены из полуправды, а пол мощен иносказаниями и недомолвками. Что… что я хочу узнать больше всего?
– Что такое Слепой треугольник?
Только услышав собственный голос, я поняла, что спросила не то. Конечно, начинать следовало с вопроса, что за сила стянула нас с Сигурдом и Эгмонтом в единое целое и не разорвется ли когда-нибудь это кольцо. Но я, наверное, не зря училась любопытству у магистра Зирака, и перед моими глазами сама собой встала пыльная библиотечная папка.
Да это же бесценные сведения!
– Хороший вопрос. – В голосе Лиса послышались иронические нотки. – Я перед тобой – вот и ответ!
Я хмыкнула, признавая поражение, но он неожиданно добавил:
– Впрочем, чего от тебя ждать? Та из вас, что дала тебе жизнь, покинула тебя слишком рано; ты воспитывалась смертными; ты слишком юна! Где бы ты научилась задавать вопросы? Ты хочешь услышать обо мне – и ты услышишь. Но это будет долгий рассказ.
Я непроизвольно глянула за окно. Но там было все так же темно; звездная Росомаха не спешила уступать место рассветному Барсуку. [2]2
Речь идет о традиционном эльфийском суточном круге. Перворожденные делят сутки на день и ночь, совокупно состоящие из восемнадцати часов. На каждое время суток приходится по девять часов, каждый из которых обозначается своей руной, имеет свое имя и ассоциируется со своим животным, растением, камнем и стороной света. Летом и зимой протяженность светового дня различна, и потому ночные и дневные часы отличаются друг от друга. Эльфийская система не используется за пределами их государств, но широко известна в поэзии и развлекательной литературе.
[Закрыть]
– Время младше меня, – Лис перехватил мой взгляд, – оно подчинится. Итак, сестренка, слушай и запоминай, ибо более никто тебе этого не повторит. Этой земле много времени – времени, а не лет, веков или тысячелетий. Делить время на отрезки придумали люди, а мы принимаем его как есть. Много времени назад, когда мир не знал ни одного человека, здесь жили птицы, рыбы, насекомые, звери и те, кто создал вселенную, создавая себя. Я назову их Древними Силами, потому что даже для нас они слишком стары.
– Боги? – спросила я и тут же прикусила язык. Вообще он хорошо начал: как в старых летописях, аж с сотворения мира. Мои интересы не простирались так далеко, но спорить с волшебным существом, не боящимся рябины…
Лис насмешливо дернул мордой:
– Нет, деточка, не боги. Боги пришли потом, когда мы… когда Древние Силы разрешили им это сделать. То был важный шаг, и не все соглашались его сделать. Среди нас много упрямцев; мы медленно меняемся и не желаем видеть нового. В этом наша сила и слабость. Споры длились долго, но, когда решение было принято, об этом никто не пожалел. Боги сотворили людей – Старших, я имею в виду. Ты зовешь их эльфами, гномами, волкодлаками, а боги звали своими детьми. Это было неожиданно и интересно. У нас не бывает детей; все мы были сотворены одновременно, а фэйри, твой народ, был и остается нашими братьями по крови и духу. Младшимибратьями. Они – это мы, точно так же как земля, вода, огонь или воздух. Мы воплощаем в себе больше и большее способны породить. Дети же суть нечто иное; в них не повторяются, а отражаются, как сосна в воде. Боги были разными, разными получились и их дети; мы видим мир таким, каков он есть, а в их глазах он всякий раз получается другим. Мы получили бесконечное множество миров, отраженных в пространстве и времени. Такой игры мы раньше тоже не знали.
Но детям, как мы узнали позже, свойственно шалить и проказничать. Нужны были те, кто мог бы за ними присмотреть. Так были рождены драконы – из сердца мира, из пламени и ветра. Они были сродни и людям, и нам. В каждом воплощалась грань вселенной. И это было удивительно, о, как же это было прекрасно…
Он говорил ровным, едва не монотонным голосом, в котором угадывались даже не эмоции, а лишь намек на них, – но глаза Лиса светились в темноте как два черных алмаза. Я слушала и вновь ощущала почти мучительное раздвоение. Одна моя часть трепетала, как лист на ветру, и слышала нечто, наполнявшее его слова подобно меду в кувшине. Зато другая – и заглушить ее не мог даже Лис – вся замирала от восторга, представляя маленькую скромную книжку со словами «Записано Я. Ясицей» на обложке. Это как же шагнет вперед магическая наука!..
– Не отвлекайся, – чуть ворчливо сказал Лис. – «Магическая наука»! Ха! Хотел бы я знать, которую часть этого мира познали твои маги! Может быть, одну миллионную? Или того меньше? Они ничего не знают даже о себе самих, даже о собственных смертных шкурках не имеют никакого понятия!
– Продолжай, – попросила я, усилием воли загнав вторую составляющую как можно глубже. Но и там она продолжала поскрипывать мысленным пером, занося в анналы каждое слово.
Глаза Лиса вновь вспыхнули небывалым светом.
– Это была прекрасная игра! – с чувством сказал он. – Боги и люди разворачивали этот мир – этот старый, изученный вдоль и поперек мир, нами же и созданный, в нас же и существующий! – и мы не могли угадать, какими красками он заиграет дальше. Да, это было весело! До тех пор, пока Те, Кто Стоит Над Нами, не открыли дорогу в наш мир Младшим людям. Приемышам, как их у нас кое-кто зовет. Они были детьми чужого солнца и чужих богов. И они принесли с собой войну.
– Получается, до Нахождения Тверди войн не было? Я слышала, северные эльфийские кланы постоянно враждуют между собой…
– Это другое, – отмахнулся Лис. – Если двое детенышей покусают друг друга в драке, это пойдет им на пользу. Умнее будут. Но с Младшими было не так. Они были не просто чужаками – они пришли туда, где для них места уже не осталось. И еще – они были совершенно другими. Их война была действительно войной, а не детской дракой под ивовым кустом. Раны, что были нанесены, не затянулись до сих пор. И тогда, в то… скажем, смутное время, были нарушены запреты. Кое-кто обвиняет нас, но мы здесь ни при чем. Вина на оборотнях, и до недавнего времени они ее искупали. Именно волкодлаки использовали страшную магию против Младших, у которых магии не было, – и мироздание покачнулось. Мы поняли, что нужно вмешаться, пока еще не поздно. Разделить правых и виноватых было нельзя, и решение наше было простым. Мы решили уничтожить всех людей, какие есть, и пускай боги создают их заново, если будет на то их воля. Вымерзшие деревья сжигает молния, и на их месте зеленеет новая поросль.
– И что вам помешало это сделать?
– Не что. Кто.Вмешались Те, Кто Стоит Над Нами. У них, оказывается, были на вас другие планы. Мы были уверены в своей правоте и не собирались уступать, но силы… силы, сестренка, были неравны. В итоге мы оказались в границе той территории, которую сейчас называют Слепым треугольником. По чистой случайности это были мои земли… Мы не заперты там, о нет! Мы сами ушли в эти пределы. Пускай остальной мир живет так, как считает нужным. Мы покинули его, насколько смогли, хотя нам и горько смотреть на то, как старится наша земля.
В этот миг я вдруг понялато, о чем он говорил. Схватила все, целиком, не разбивая на отдельные понятия; так, когда зажигается яркий свет, в пустой комнате не остается теней. Они и земля соотносятся почти как дух и тело. Они вечны; по природе своей они стоят над материей, но, одушевляя ее, сливаются с ней воедино. До прихода людей мир был единым; после он раскололся на две части. Обе эти части одинаково разбалансированы – в Треугольнике мир плывет,чувствуя на себе всю волю Древних, а все остальное медленно остывает, отдавая свое тепло бесконечной ледяной темноте. И это все только из-за того, что тысячу лет назад оборотничьи маги применили против людей волшебное оружие?
– Так было долго – долго по вашим меркам, но и для нас время потекло немного иначе. Мы не вмешивались в то, что происходило там,а люди – не смели нарушить наших границ. Игра продолжалась, но она становилась скучна. Прежде мир то и дело обнаруживал новую грань, а теперь, кажется, все уже было найдено. Бесконечность сжалась в точку, море вычерпали горстями. Мир остывал, и некоторые его части остывали особенно быстро. Там появлялись трещины… хотя пока лишь одна из них оказалась достаточно широкой.
– Подождите, но куда смотрят Эти, Которые Стоят Сверху?
– Не «сверху», – терпеливо поправил Лис. – Над Нами.
– Хорошо, Над Вами?
– Нет, радость моя, над всеминами. И над вами в том числе. Видишь ли, они считают, что вы уже достаточно подросли, чтобы суметь справиться с этим самостоятельно.
«Все наставники одинаковы», – подумала я, вспомнив Рихтера и несостоявшуюся практику. Забросят тебя не понять куда, а ты потом выкручивайся.
– Мы решили, что этому миру наступает конец, – но мы ошиблись. Игра снова стала интересной. Однажды, совершенно случайно, в поле нашего зрения попало человеческое дитя. Самое интересное, она была из Младших. Удивительно, но она не несла в себе разрушения, которое, как правило, в той или иной степени присутствовало во всех людях. И мы решили: отчего не попробовать и не позволить ей побывать на нашей территории? На территории, где – заметь – мы полные хозяева. Там она находилась всецело в нашей власти.
У меня перехватило дыхание, когда я поняла, какой опасности подвергались Генри, Хельги и Полин. И только потому, что их сдуру перенесло вместе со мной!
– А остальных-то вы зачем впустили?
– Остальных? – Будь Лис человеком, он приподнял бы бровь. – Каких остальных?
– Ну… Генри, Полин, Хельги… если вам нужна была только я?
Лис рассмеялся.
– Это была не ты, – сказал он. – Ты появилась позже. Я говорил сейчас о…
– Мистрис Горане Бранке! – вдруг осенило меня.
– Точно. Это я, кстати, ее нашел! – Тон Лиса сменился на довольный, а я ясно вспомнила отпечаток лисьей лапы на виденном пару недель назад пергаменте.
– Мы впустили ее к себе, и она знала, на что шла. Точно так же мы впустили когда-то богов – и точно так же мы об этом не пожалели. Тебе никогда не случалось думать, что твой народ одарен беднее прочих? Эльфы прекрасны и музыкальны, гномы, как правило, отличные мастера, да вдобавок еще и сильны, волкодлаки перекидываются в зверей, а вы суть всего лишь вы…
Я пожала плечами. За последние полгода меня с завидным постоянством записывали то в полуэльфки, то в полугномки, а то во внебрачные дочери какого-нибудь вампирского лорда. А что выгляжу не так – известно же, полукровок не бывает!
Словом, комплекс расовой неполноценности – это не ко мне.
– Так вот, могу заверить – у вас есть нечто, отличающее Младших от всех остальных народов. Вы непредсказуемы. Вы заставляете игру идти быстрее. Вы будто накладываете на бытие свой ритм, и ваша жизнь, до смешного короткая, превращается в вечность. Вы можете быть очень интересными… Но дело не в этом. Ради одного человека мы не покинем наших пределов. Игра продолжалась. О Лерикас, золотом драконе из Арры, я рассказывать сейчас не буду, но и она приняла в этой игре немалое участие. Даже драконы меняются со временем, и нынешние – совсем не то же, что былые. Ну а потом появилась ты.
– И чего во мне было такого? – обреченно спросила я. Не сказать чтобы мне не льстила собственная исключительность, но есть силы, внимания которых все же… ладно, проехали. Хочется верить, внимание этих сил не причинит мне вреда.
– Ну, особенного-то в тебе много. – Лис, будто вспомнив, что он Лис, дернул ухом. – Во-первых, ты полукровка, а их всегда было очень мало. Еще в начале игры боги договорились, что дети, рожденные в смешанных браках, должны выбирать какой-то один народ. Да, были случаи, когда человек всю жизнь метался туда-сюда, но таких можно пересчитать по пальцам одной руки. Во-вторых, ты дитя фэйри, существа, для которого люди по определению всего лишь еда. Ты – сбой системы, то, чего не должно быть. Но ты есть, и это тоже весьма любопытно. А в-третьих… – Он сделал паузу, и я замерла, чувствуя, что вот сейчас мне и откроется самое важное. – Тебя, наверное, интересует, что за силы стягивают вас троих в одно? Как может быть, что ты чувствуешь Сигурда, человека другого народа, будто самого себя? И почему вы вместе суть нечто большее, чем просто сумма ваших навыков, умений и способностей?
– Да, – сказала я, потому что здесь нужен был ответ.
– Я не скажу тебе этого, – обыденно сообщил Лис.
Я испытала такое чувство, будто спокойно шла по ровной дороге и неожиданно споткнулась о высокий порог. Узнать о тайнах мироздания, об истории времен, когда и слова «история» еще не придумали, – и остановиться у той двери, открыть которую как раз и хотелось бы больше всего?
– Откроешь, – посулил Лис, одобряюще хлопнув меня по ноге. – Все двери созданы для того, чтобы их открыли, и не мне тебе об этом рассказывать. Скажу лишь одно… приоткрою тебе малую щель. Чем бы вы ни были, вы еще не оно.Вы – яйцо, а вылупится из него что-то или нет – знают лишь Те, Кто Стоит Над Нами. Но не думай, что растворишься в вашем единстве. Человеку… да и тебе тоже никогда не понять, что означает быть тем, чем вы станете.
– Ты же говоришь не о божестве? – с нехорошими предчувствиями спросила я. Но Лис только фыркнул:
– Да нет конечно же! Человек не станет богом, и это хорошо. У игры должны быть правила, иначе она превратится в беспорядочную груду фишек… Запомни еще кое-что. Мы не ведем вас. Мы не направляем вашей воли и не пленяем души. По условиям игры вы всегда свободны в своем выборе, а мы остаемся сторонними наблюдателями. Не бойся нас; опасайся тех, что сродни нам, но не вам, – тех, что просачиваются в щели, проходят в мельчайшие дыры и властвуют над безумием. Однако же помни, – глаза его сияли, и я смотрела в них, не в силах оторвать взгляда, – помни, что они берут обманом и бегут честной схватки! Ты не знаешь своих врагов…
– Расскажи мне о них.
– Я уже рассказал довольно! Тебе пора спать; я замедлил время, но его все равно осталось немного. А мне время вернуться. Если нам всем повезет, мы еще вернемся к этому разговору. Я бы пожелал тебе удачи – да только это то же самое, что рыбу купать… Но я все равно буду держать за тебя кулаки!
Я молчала, пытаясь понять, в каких словах сообщить об этом визите Сигурду и Эгмонту. Причем желательно так, чтобы они не сочли меня свихнувшейся на нервной почве.
– Никак, – безмятежно заметил Лис. – Мое появление здесь – дань любопытству и необходимости. Само по себе оно уже нарушение правил. Так что твоим друзьям, как и моим, о нем знать совершенно не полагается…
Он подошел к двери, открыл ее и обернулся:
– Да, маленькая, я все хотел сказать… Намекни Эгмонту как специалист по магии Треугольника: на нас рябина действует исключительно возбуждающе. В смысле возбуждает аппетит. Пускай он уберет этот веник, пока к нему еще кто-нибудь в гости не заглянул!
Я кивнула, твердо уверенная, что до утра теперь не засну. А Лис аккуратно прикрыл за собой дверь, не забыв сказать напоследок:
– Провожать меня не надо, дорогу помню и так.
И, едва дверь стукнула о косяк, я провалилась в сон.
4
Поутру я проснулась удивительно легко, будто всю ночь провела под одеялом. Спать ни капельки не хотелось; я села на кровати и откинула назад растрепанные волосы. Да. Хорошие снятся сны по соседству с Треугольником. Хоть эмпатов сюда посылай – материала для диссертаций на всех хватит…
Я помнила этот сон до мельчайших подробностей, но нисколько не сомневалась, что это был именно сон. Все на свете бывает, но Лис размером с Сигурда, называющий меня сестренкой и воплощающий в себе запретный кусок земли, – явный перебор. Спишем все на хорошее воображение, бурно проведенный день и соседство со Слепым треугольником.
Солнце ярко освещало небольшую комнатку. Я встала, оделась, наскоро заплелась и стала прибирать постель. Свернула одеяло и увидела, что на простыне лежат несколько длинных жестких волосков – рыжих с проседью.
На полу валялась полуобгрызенная веточка рябины.
Я не успела сделать из этого никаких фундаментальных выводов – в дверь постучали, и Эгмонт осведомился, может ли он зайти.
– Заходите, магистр, – вежливо пригласила я, быстренько запихивая веточку поглубже под кровать. Кто его знает – вдруг решит, что это я с голодухи грызла его любимое творение под покровом ночи!
Мысль оказалась более чем своевременной. Рихтер, невыспавшийся и очень недовольный жизнью, держал в руках пресловутый венок – и вид у венка был именно такой, будто его всю ночь кто-то грыз. На волшебных свойствах это отразилось самым непосредственным образом. Я не чувствовала и тени боли.
– Я это увидел, едва проснувшись, – уведомил меня магистр. – Оно стояло на стуле рядом с моей подушкой. Мы с Сигурдом ничего не слышали, но, может быть, вы смогли что-то ощутить?
– Нет, – сказала я, вспомнив прощальные слова Лиса. – Ничего. Но… – Эгмонт смотрел как-то настороженно, я подавила желание зажмуриться и отбарабанила: – Как специалист по магии Треугольника намекаю: на местных фэйри рябина действует исключительно возбуждающе. В смысле возбуждает аппетит. Уберите его от греха подальше, а то еще кто-нибудь пожалует… И вообще я есть хочу. Нам же выступать скоро!
Из кухни доносилось деликатное позвякивание. Похоже, Сигурд ревизовал припасы.
5
Мы быстро позавтракали и приступили к сборам. Точнее, к сборам приступил Эгмонт – я следила за ним, наскоро перебирая свои склянки. Как выяснилось, в темноте я прихватила не совсем то, что нужно: три склянки с заживляющими настоями, одна с соком мандрагоры, основой для любого целебного зелья, одна – из запасов Полин – с зельем против перхоти и одна пустая. Она, разумеется, тоже принадлежала моей соседке, потому что только Полин могла сперва купить дорогущие духи, а после хранить пустую склянку, и все только из-за того, что склянка была полосатая: полоска красная, полоска зеленая, полоска белая.
Это могло бы послужить неплохой иллюстрацией к тезису «воровать нехорошо», но сейчас я была неспособна оценить подобные выкрутасы. Ни я, ни Рихтер не были алхимиками, и все готовые зелья ценились на вес золота. Я сердито повертела полосатую баночку, и тут Эгмонт вытащил из ящика большую бутыль какой-то темной настойки.
– Тяжелая… – пробормотал он, глядя на бутыль с тем же недовольным видом, как я – на полосатую склянку. – Перелить бы куда, да тара кончилась…
– Эта подойдет? – обрадованно спросила я.
Рихтер осмотрел баночку и молча кивнул. Из того же ящика он извлек воронку, и через некоторое время полосатая склянка заняла свое законное место.
Таким образом, у нас получалось три сумки: моя, с книгами и зельями, рихтеровская, с зельями, амулетами и мрыс его знает чем еще, и общая, с небольшим запасом еды. Плюс некоторые необходимые в дороге вещи типа спичек, котелка и одеял. Вроде бы вещей было немного, но кучка все равно внушала мне некоторую тоску, когда выяснилось, что Рихтер не просто предусмотрителен, а, можно сказать, маниакально запаслив, как пережившая голод бывалая мышь. Если бы у него нашлась сумка со встроенным пятым измерением, я ничуть бы этому не удивилась. Но у него имелось нечто значительно более редкое и дорогое – амулет, позволяющий все без исключения вещи, сколько бы их ни было, переправить в некий магический склад. Получалось, что сколько бы вещей мы ни захватили, нести нужно было только металлический прямоугольник, с обеих сторон покрытый замысловатой чеканкой. Зачем это Эгмонту, путешествовавшему всегда налегке, понять было невозможно, но Рихтер вскользь обмолвился, что ему это подарили, а продавать подарки как-то нехорошо.
Собрав все хозяйственные принадлежности, встрял Сигурд:
– Слышь, Эгмонт, а мы что, так и пойдем без оружия? Вам-то хорошо – вы оба маги, в случае чего заклинаниями обойдетесь, а мне с мечом посподручнее будет!
Надо полагать, Рихтер сообразил, что троица путников, из которых один – безоружный волкодлак, почти наверняка привлечет чье-нибудь пристальное внимание. Вооружив же Сигурда, можно будет этого внимания избежать. В той комнате, где они с оборотнем ночевали, имелась еще одна маленькая дверь – с очень хитрым замком, который, прежде чем открыть, надо было еще найти. За дверью же находился целый оружейный склад. Острого железа там было чуть меньше, нежели в средней оружейной лавке. Зачем это все Рихтеру, оставалось только гадать.
