Текст книги "Путь к золотому дракону. Трилогия"
Автор книги: Мария Быкова
Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
Я покивала, вспомнив тот вечер, казавшийся теперь невероятно далеким. Когда же он был? Всего-то в середине изока! Мы сидели на кухне в доме Эгмонта, визгливый амулет молчал себе в тряпочку, а Сигурд… как же он тогда выразился, а?
– Дар земли гномов, стало быть? – кротко поинтересовалась я. – Да ты у нас, Сигри, дипломат!
Дипломат Сигри пробормотал что-то неразборчивое. Я предпочла не вслушиваться.
– Значит, это был медальон, – со странным выражением сказал Эгмонт. – Серебряный, тяжелый, размером со среднее яблоко. На задней крышке – царапина, а на передней…
– А на передней такая разлапистая черная штука вделана, – хмуро закончил Сигурд. Он уже ничему не удивлялся, а вот я насторожилась. – Что, и тебе его принесли?
– Это не штука, Сигурд, – все тем же тоном ответил маг. – Это знак черного солнца. Только не говори, что ты пытался его открыть!
– Пытаться-то пытался. – Оборотень дернул ухом, будто отгоняя муху. – Только все одно не открыл. Да и ладно, он и закрытым мне столько удачи принес! В землетрясении выжил, от демонов ушел, до гномов добрался…
– И к КОВЕНу попал, – не выдержала я.
Факультатив по символике, разумеется, читался только третьему курсу, но некоторые знаки нам дала и истолковала госпожа Ламмерлэйк. Черное солнце – знак ночного светила, сияния, вывернутого наизнанку, первичной, необработанной материи… какая уж тут удача, мрыс дерр гаст!
– Твое счастье, что ты его не открыл, – поддержал меня Рихтер. – Воистину, Сигурд, твоя удача еще больше Яльгиной! Я и не думал, что кому-то может такповезти…
– Что там было? – резко спросил волкодлак.
Эгмонт, кажется, усмехнулся.
– Твоему народу повезло еще больше, – сказал он, и мне вдруг стало не по себе. – Если бы ты принес это в Арру, где еще не было золотого дракона… возможно, Лерикас вам бы уже не понадобилась. Там было зеркало, Сигурд. Осколок черного зеркала.
Он помолчал и добавил:
– Ты его видела, Яльга. Помнишь, у меня в лаборатории?
– Помню, – сказала я, не сообразив, что следовало отпереться. – Только, знаешь… по-моему, это был далеко не осколок!
– Осколок, – уверенно произнес маг. – Все равно, как он выглядел. Его размеры ограничены размерами волшебной рамки, на изготовление которой ушло немало лунного серебра.
– Эгмонт, но тебя же нет в Академии! Оно никому не навредит?
– А как ты думаешь, почему моя лаборатория так защищена? Только чтобы адепты не пролезли? Она полностью замкнута. Без моего разрешения никто не войдет и никто не выйдет.
– Но я-то вошла!
– Ты – в какой-то степени я. Надеюсь, твой взлом удался тебе не с первой попытки?
Я передернула плечами. Говорить было не о чем.
– Значит, я зря его оттуда вынес… – медленно сказал Сигурд. – Лежал он себе и лежал. Может, его туда специально засунули. Эгмонт! А ты раньше такие штуки видел?
Маг кивнул.
– Ему пришло время выбраться на поверхность. Если бы ты прошел мимо, его нашел бы кто-то другой. Вообще, вещи, выходящие из земли, – это отдельная категория, и говорить о ней вот так, к ночи… Давайте лучше спать. Завтра трудный день.
Если верить Эгмонту, каждый следующий день был труднее предыдущего. Но разговор и впрямь должен был быть закончен – я понимала это очень ясно. На языке вертелись тысячи вопросов, но я приказала себе молчать. В самом деле, к ночи…
Уже засыпая, я поняла, что одна мысль все же не дает мне покоя. А, ладно!
– Сигри, а Сигри! – Я осторожно потыкала оборотня пальцем. – А если ты знал, что за гобой в любой момент могут прийти демоны, почему ты так спокойно пошел с нами? Может, они просто облик изменили…
Волкодлак приподнял голову и посмотрел на меня, как на несмышленыша.
– Сама подумай, – посоветовал он. – Где же ты найдешь демона, который спервоначалу в ковенскую тюрьму залезет, а потом из нее еще обратно выйдет?
– И то верно, – согласилась я.
7
Мне снилась Полин. Мы гуляли с ней в каком-то странном месте – на заднем плане виднелись башенки, полуразрушенные стены и строительные леса, – и алхимичка страстно умоляла меня не выходить замуж за принца Саида. Принц бродил где-то неподалеку и подозрительно походил на Генри Ривендейла. Я пообещала Полин подумать еще раз и проснулась.
Ночь едва перевалила за середину. В пещерку падал лунный свет, но до нас он недотягивался, и я почему-то обрадовалась этому. Там, во сне, тоже светила луна… что же это за стройка такая знакомая? Или вообще не стройка?
Я перевернулась спиной к выходу и честно постаралась заснуть. Где-то под утро мне это удалось.
Глава восьмая,
в которой выясняется, что родственники у героев еще не закончились. Пан Богуслав Раднеевский хватается то за саблю, то за пистоли, Лерикас, как всегда, оказывается права, а дело едва не доходит до второй ковенской войны
1
Когда я проснулась, было совсем светло – насколько в принципе может быть светло в крохотной земляной пещерке. Снаружи доносились негромкие голоса, побрякивал котелок, изредка раздавалось птичье чириканье. Пахло мокрой землей, и пшенной кашей, и волчьей шерстью – к последнему, впрочем, я давно уже успела привыкнуть.
В пещерке было сухо, но холодно. Мне отчаянно не хотелось вылезать из-под нагретого плаща – из-под двух нагретых плащей, как выяснилось при детальном осмотре. Впереди маячила неизбежная перспектива очередного марш-броска через лес, день занимался серый и неуютный, и несколько минут я с удовольствием думала, как же мне все это надоело. То ли дело там, в Межинграде, – сессию уже сдали, все гуляют довольные, у Полин вон вообще личный принц завелся…
Но тут звяканье стихло, и у самого входа в пещерку раздался голос Сигурда, бодрый настолько, что у меня аж зубы заныли, как после холодной воды:
– Слышь, Эгмонт! А я вот слышал, что, ежели кто много спит, еда ему уже без надобности…
– Точно! – еще бодрее подтвердил Рихтер. – В котелке, помнится, еще осталось немного каши? Давай ее на пару доедим, а Яльгу и вечером покормить можно…
Котелок многозначительно звякнул, намекая, что каши осталось и впрямь немного.
«Гнусные провокаторы! – думала я, на корточках выбираясь из пещеры. – Каши человеку пожалели! Ужо я вам!»
Большой мир встретил меня порывом ветра. Честное слово, там было еще гаже, чем я могла предположить. Над оврагом угрожающе поскрипывали елки. Низкое серое небо уже начинало темнеть, недвусмысленно намекая, что вот-вот пойдет дождь. Земля между тем еще даже не успела как следует просохнуть, а вчерашний ручей и вовсе превратился в миниатюрное подобие Ойслы. По нему наперегонки плыли веточки, щепочки, еловые иголки и прочая лесная мелочь; для пущего сходства с главной водной артерией Лыкоморья не хватало только парочки солидных гномских кораблей.
Но костер горел на прежнем месте – бодрый, веселый и зеленый, как весенняя трава. Пламя подпрыгивало вверх, плевалось искрами, стреляло угольками и почти не давало дыма. Я уважительно покосилась на Эгмонта, подергала свою растрепанную косу и пришла к выводу, что на нее никто не посягает. Можно позавтракать и незаплетенной.
– А мы уж подумали, что ты здесь зазимовать решила, – доверительно сообщил мне Сигурд. – Времени, вишь, уже девятый час, гроза собирается…
– Так разбудили бы, – пробормотала я. Окончание фразы смазал зевок.
– Так хотел я, хотел… – Сигурд сделал большие честные глаза. – А Эгмонт говорит: ежели кто не выспавшись, медведь там или Яльга, к нему лезть опасно, пущай лучше спит.
– Я тоже вас люблю, – сказала я подобающе мрачным тоном и забрала котелок. – Ух ты! Еда! Тогда я вас и вправду люблю…
Еда выглядела странно, на вкус была еще страннее: нечто пестрое, сладковатое, с вкраплениями морковки и изюма. Плюс от нее ощутимо пахло корицей – тот листвяжский гном хранил в лавке немаленький запас пряностей. Национальная кухня волкодлаков? Но что бы это ни было, оно оказалось довольно вкусным.
– Что дальше делаем? – спросила я, дожевывая остатки.
– Сначала ты моешь котелок, – хладнокровно ответил маг. – Спокойнее, Яльга, спокойнее. Есть такое правило: кто ест последнюю котлету, тот и моет сковородку.
– Согласна! – быстро вставила я. – Давайте сюда вашу сковородку с моей котлетой!
– А ну доедай быстрей! – посоветовал Сигурд.
Для очистки совести я поскребла ложкой по стенкам котелка. Ничего не отколупывалось. Честно говоря, котелок был почти чистым, и я сильно сомневалась в необходимости его мыть. Но ежику понятно, мыть все равно придется.
– А ты не увиливай, Эгмонт! – строго сказала я, смирившись с необходимостью. – Дальше мы куда? Что-то этот лес мало похож на эльфийские кущи.
– Тонкое наблюдение, – съязвил маг.
Я погрозила ему ложкой.
– Выбор у нас непростой, – вмешался Сигурд. – Покамест ты, Яльга, сопела себе в пещерке, мы уже сто раз все прокрутить успели. А чего тут крутить, честно-то говоря? Вариантов у нас всего два, и оба весьма нехорошие. Первый: собираем манатки и идем через лес напрямик. Крюк мы, конечно, дали большой, но недели за две, ежели посчастливится, доберемся до наших эльфов.
Я посмотрела наверх. Елки скрипели, стонали и всячески выражали свое неудовольствие. Мне разом припомнился учебник по фэйриведению, тщательно законспектированное пособие «Лесные духи», а также несколько картинок из «Справочника боевого мага». Что вы будете делать, студентка Ясица, если на лесной тропинке вам повстречается мужик, сидящий на корове лицом к хвосту? И что вы ответите, если он пообещает сперва закончить с белками, а потом вернуться и задавить вас?
Этому лесу мы явно пришлись не по душе. А я уже успела уяснить, что лучшая схватка – это та, которой удалось вовремя избежать.
– Второй вариант – это телепортация? – спросила я, нарушив многозначительную паузу. – А нас не вынесет, случаем, на самый ковенский двор?
– А я знаю? – Эгмонт раздраженно щелкнул пальцами. – После двух последних телепортаций я даже не поручусь, что мы все в итоге останемся живы. Яльга, мрыс! Я магистр, я без пяти минут член Совета КОВЕНа! Я заявляю со всей ответственностью: ни один человек не в силах проделать такое с телепортами! Одно дело – общая сеть перехвата, совсем другое – такие точечные вмешательства…
– Ты уверен, что это именно вмешательства?
– Разумеется! – Рихтер встал и заходил по овражку, не обращая внимания на разлившийся ручей. – Знать бы еще, чьи!
– Да, неплохо было бы, – согласилась я. – Особенно если вспомнить наш с тобой прошлый визит на Драконий Хребет.
– Вы бывали на Драконьем Хребте? – вмешался Сигурд. – А зачем?
– Не зачем, а почему, – мрачно сказал Эгмонт. – Кое-кто искал приключений на свою задницу и, как ты догадываешься, получил их по полной. Хорошо хоть здесь василиски не водятся.
– Здесь виверны водятся, – жизнерадостно напомнила я.
Эгмонт помрачнел еще больше.
– Давайте решать, – твердо сказал он. – Кто за пеший переход?
– Я! – нагло пискнуло откуда-то сверху.
Ухитрившись не вздрогнуть, я посмотрела наверх, но там уже никого не было. Только покачивалась высокая трава.
– Заяц, – уверенно сказал Сигурд. – Ох и обнаглели…
Я передернула плечами. В законспектированном пособии не было ни слова о говорящих зайцах, но я предпочла верить оборотню, а не пособию.
– Давайте-ка телепортировать, вот что, – подвел итог волкодлак. – Ты, Эгмонт, строй телепорт… А ты, Яльга, чего сусликом стоишь? Котелок уже плесенью подернулся, вот-вот тоже разговаривать станет!
– И где это ты, интересно, видел говорящую плесень? – пробормотала я, примериваясь к котелку с мокрым песочком.
Сигурд только хмыкнул.
– Где-где – в ковенской тюрьме! – чуть свысока пояснил он.
2
Если предыдущий телепорт был построен с соблюдением всех существующих и несуществующих правил, то нынешний оказался сооружен в рекордно короткие сроки: я даже не успела напоследок ополоснуть котелок. Мир моргнул, на мгновение налился зеленым сиянием, в котором потонули и ручей, и овражек, и хмурое небо, а потом меня выбросило во что-то мягкое и колючее.
Я выждала несколько секунд, как учил Фенгиаруленгеддир, и открыла глаза. Надо мной простиралось небо поразительной чистоты и безмятежности. Где-то вдалеке заливались птицы. Эльфами даже не пахло, а пахло свежескошенным сеном и теплой землей.
Ощущения были, прямо скажем, знакомые: мне не раз доводилось ночевать в стогу. Я села и, стряхивая с рубашки налипшие травинки, огляделась вокруг.
Насчет сена я не ошиблась; насчет эльфов, кажется, тоже. Пейзаж вокруг был до того лыкоморский, что я не удивилась бы, выйди сейчас из-за деревьев царь-батюшка собственной персоной, в мантии, короне и лапоточках. Позади виднелся густой лес, впереди просвечивал луг, а мы находились на небольшой поляне, где то там, то здесь росли тоненькие березки. Между березками гордо торчали копешки, одна из которых, полагаю, была изрядно разворошена, а буквально в двух шагах – я похолодела – возвышался настоящий стог, увенчанный тремя жердями. Если бы кого-нибудь из нас выкинуло на эти жерди…
Так, а где, вообще, Сигурд с Эгмонтом?!
Я забарахталась, но все-таки выкарабкалась на свободу. Тут же выяснилось, что приземление Эгмонта было далеко не таким мягким, а хуже всех пришлось Сигурду, на которого маг и свалился. Но оборотень оказался более сдержанным: прислушавшись, я узнала лишь несколько новых выражений, да и те – от любимого наставника. Правду говорят: внимательно слушайте ваших магистров и откроются перед вами невиданные горизонты новых знаний!
Пока помятое выправлялось, а испачканное отряхивалось, я, прищурившись, смотрела на юго-запад. Там, у самого горизонта, клубились синие облака; дул ветер, но они оставались неподвижны, и эти застывшие неровные очертания казались очень знакомыми.
…И снова дорога, выжженная немилосердным солнцем. Катятся кибитки, подпрыгивая на ухабах; по степи гуляет ветер, а из-под колес летит желтая пыль. Кони отмахиваются хвостами от злых южных мух.
Небо будто выцвело от жары. На нем ни тучки… хотя постойте-ка! На западе, у самого горизонта, виднеется синяя облачная гряда.
– Будет дождь, да, мама? – спрашивает юная ромка. У нее прямые брови, острый подбородок и веселый быстрый взгляд. На шее – красные бусы из сушеных ягод. Похожа ли я на нее? Не знаю. Она – человек, а я…
– Глупая ты, Ратори! – ворчит женщина. Она сгорбилась, потолстела и постарела; в черных волосах пробилась седина, на лице появились морщины, а на руках – старческие пятна. Такой я и помнила ее – не хватало только шали, вечной черной шали в крупных цветах, и трубки из вишневого дерева.
Но все это только маска; и, глядя сквозь нее, я ясно вижу прежнюю владычицу с лунным венцом на челе. Фэйри не способны меняться, особенно фэйри из Высочайшего Дома.
И глаза у нее все те же – зеленые, как весенняя трава.
– Глупая ты, Ратори! – звучат слова, сказанные двадцать лет назад. – Не облака это, а горы.
Это Даркуцкий кряж.
Это судьба.
– Это судьба, – шепотом повторила я. Круг замыкался; змея кусала свой хвост, и я чувствовала, как что-то большое надвигается на меня и избежать этого уже невозможно.
– Вспоминай подгиньский, Эгмонт! – усмехаясь как можно достовернее, я повернулась к магу. Он был встрепан и крайне недоволен. – Здесь, в Даркуцких горах, аллеманский как-то не в ходу.
– А… – начал было Сигурд.
– Нет, – весомо сказала я. – На эльфаррине тут тоже почти никто не разговаривает.
За поляной находился луг, за лугом – озеро, за озером – дорога, при дороге – корчма. Это была длинная темная изба с шестью маленькими окошками; из трубы валил дым, у коновязи стояли лошади, а в огромной луже у крыльца важно плавали белоснежные гуси. Стоило нам приблизиться к луже, как старший гусак злобно зашипел, но я пригрозила хворостиной, и он поспешно отступил. К счастью, гусак не знал, что хворостина была иллюзорной.
Внутри было темно, дымно и душно. Пахло едой, пролитым пивом и много чем еще, но об этом я старалась не думать. В конце концов, и мы не эльфийскими духами благоухаем. С потолка свисали толстые колбасы, окорока и чесночные плетенки. Почти всю комнату занимал длинный дощатый стол, вокруг которого теснились тяжелые скамьи. В дальнем конце, у противоположной входу стены, гуляло сановнее панство. Среди прочего я заметила на столе хорошо прожаренного поросенка и немного воспрянула духом.
Мы скромно сели с краю, постаравшись не привлечь ненужного внимания. Любому известно, что подгиньские паны задиристы, как бойцовые петухи, а мы находились не в той ситуации, чтобы выяснять, кто сильнее. Конечно, Эгмонт мог бы раскатать эту корчму по бревнышкам, а Сигурд – нарубить всех соломкой, но это было бы как-то… не ко времени, что ли.
Расторопная служанка притащила нам глиняную мису, полную гороха с салом, и три ложки. Эгмонт в очередной раз решительно отказался от пива – вместо него перед нами плюхнули три кружки с грушевым взваром. Взвар сильно отдавал горелым, но я решила не привередничать.
Что-то коснулось моей ноги, и я немедленно заглянула под стол. Там обнаружилась отродясь не мытая дворняга, от которой изрядно разило псиной. С другой стороны, чем еще от нее могло разить? Встретившись со мной взглядом, пес вежливо гавкнул, завилял лохматым хвостом и высунулся из-под скатерти, положив передние лапы на край скамьи. «Вы же щедрые, правда, Панове? – читалось в его глазах. – Вы же не пожалеете голодному барбосу пару косточек? А не то помру прямо здесь и вонять буду еще сильнее…»
Эгмонт вхолостую клацнул зубами, едва не откусив половину пустой ложки.
– Я могу хотя бы раз в день поесть по-человечески? – рявкнул он. – Убери это сейчас же или я за себя не отвечаю!
Умный пес нырнул под стол и был таков. Я оскорбленно фыркнула, но ответить мне не дали. Стол содрогнулся, миска подпрыгнула, рассыпая горох и шкварки, из кружек плеснуло взваром. Смолкли паны, пировавшие на другом конце стола.
Я мигом определила источник сотрясения – то был шляхтич в кунтуше зеленого сукна, расшитом золотыми шнурами. В корчемном чаду сложно было рассмотреть что-то, кроме этих шнуров; я заметила только, что усы у шляхтича торчат едва ли не выше носа, а сам он смотрит на Эгмонта не добрее той рыси, из какой была пошита его шапка.
Сощурившись, он еще раз со всей силы жахнул кулаком по столу. За секунду до этого опытная шляхта похватала свои кружки.
– Ах ты, песий сын! – выразился шляхтич, грозно топорща усы. – Да как смеешь ты обижать столь достославную панну? Да неужто ты думаешь, ракалия, что некому за нее заступиться?! Ха! Сгори я в огне, ежели тебя, мерзавца, приличному обращению не научу!
Шляхта, торопливо глотнув из кружек, одобрительно загудела. «Вот ведь влипли!» – только и подумала я.
Эгмонт осторожно положил ложку на край мисы и начал медленно подниматься из-за стола. Надо было что-то делать, но ничего дельного в голову не шло. Напугать? Сотворить иллюзию? Похлопать ресницами, как учила Полин? Последнее точно не выгорит, да и первое, если вдуматься, тоже.
– А панна-то, панна! – растроганно добавил один из панов. – Кротости-то она, по всему видать, голубиной! Хоть бы словечко поперек сказала! Не то что моя… эх… Катержина…
«Пить надо меньше!» – злобно подумала я и что было силы дернула Эгмонта за камзол. Не ожидавший от меня такой подлости, маг плюхнулся обратно на скамью. Чего-чего, а голубиной кротости я в себе сейчас точно не ощущала. Вместо нее на свет явился наследственный гонор.
– А с чего твоя милость решила, будто я панна? Может, я и вовсе девка черная?
Шляхтич встал, оперся на столешницу и еще раз внимательно оглядел нас троих. Усы его топорщились все воинственнее.
– Да не будь я пан Богуслав Раднеевский, коли в панне панну не узнаю! Ха! Кровь-то не скроешь! – Он посмотрел на меня еще раз, просиял и торжествующе произнес: – А за такую панну, родичку Леснивецких, я кого хочешь шаблюкой изрублю! Да я за тебя, моя панна, всю кровь по капле отдам!
Дело принимало серьезный оборот. Я представила зарево пожара над крышей корчмы, схватку Эгмонта с паном Богуславом и панну голубиной кротости, лежащую в глубоком обмороке под сенью древ. Сигурд не вписывался в общую картину, и, наверное, для него это было хорошо.
Но тут пана Богуслава осенила новая мысль.
– А может, эта холера еще и роду низкого? – подозрительно осведомился он, присматриваясь к звереющему Рихтеру. – Тогда, конечно, драться с ним не можно, урон моей чести выйдет. Но ты не печалуйся, моя панночка, я его просто так зарублю! А? Что скажет твоя милость?
Моя милость крепко держала Эгмонта за рукав и подбирала правильные аргументы.
– Поклон тебе, пан Богуслав, и вечная моя признательность! – начала я правильно, но вот с продолжением были проблемы. – Таких, как ты, рыцарей теперь уж и не сыщешь: и лицом ты пригож, и духом отважен, и вежество знаешь, как подобает…
– Это да, – скромно согласился пан Богуслав. – Что есть, то есть.
– Так вот, пан. – Я значительно посмотрела на шляхтича. – Надобно тебе знать, во-первых, что спутник мой сам роду знатного и в родстве состоит с хенгернскими баронами. А ведет он себя непотребно не по злому умыслу, а единственно из неразумия… – Эгмонт подавился тем, что хотел сказать, а я злорадно продолжила: – Видишь ли, пан рыцарь, он магикус не из последних, и, спасая меня от лютых врагов, сотворил волшебство, на которое истратил все силы и все вежество. Сейчас он как дитя неразумное. Сам суди, твоя милость, уместно ли шляхтичу за такое саблей карать? А по благородству твоему должен ты его простить! И никак иначе!
Пан Богуслав открыл было рот, подумал и закрыл. Было видно, что ему смерть как хочется подраться, тем более – за прекрасную панну из рода Леснивецких. Может, он рассчитывает на княжескую благодарность? Как же, два раза и с горкой…
– Так неужто ты, панна, и впрямь хочешь, чтоб я его простил?
– За-ради меня, пан Богуслав! – упростила я задачу. – Единственно за-ради меня!
Пан Богуслав посопел, принимая трудное решение, и торжественно кивнул. Даже перо цапли на его шапке колыхнулось особенно значительно.
– Так тому и быть, панна! Доброе у тебя сердце! Пускай живет твой магикус! Но прощенья пускай попросит прямо сейчас!
Шляхта облегченно выдохнула и застучала кружками по столу.
Вряд ли Эгмонт согласился бы целовать мне ноги, даже будь они не такими грязными. Мы сошлись на усеченном варианте извинений. Я мотивировала это девичьей скромностью: княжеским родственницам не полагается демонстрировать голые ножки в корчмах. «Не обнажай в корчме», – мелькнула цитата из стародавней эльфийской поэмы. Аргумент был весомый, и пан Богуслав капитулировал.
В знак примирения он потребовал еще вина – «и получше, для панночки!» – тут подоспели заказанные раньше колбаски с капустой, а в углу заиграла скрипка. Веселье пошло полным ходом, только Эгмонт, временно произведенный в неразумные, злобно ковырял ножом свою порцию колбасок.
Поросенок перекочевал на середину стола. Панство – как я поняла, не такое уж и сановнее, так, мелкие шляхтичи из застянков – принялось козырять обходительностью. Как это делается, оно толком не знало, так что пан Богуслав быстро захватил инициативу в свои руки. Он подсел ко мне, взялся подливать вина в кубок и одобрительно смотрел, как я расправляюсь с добрым ломтем поросятины. Подгиньское королевство – это вам не Западные Земли, корсетов тут и в страшных снах не видали, а местные красавицы, как правило, обладают хорошим аппетитом, бойким нравом и тяжелой рукой. Такая если даст пощечину, то звон будет слыхать до самой Черной горки. А голубиный нрав, надо думать, предполагает способность не дать в морду прямо на месте, а припомнить после, при случае.
Поросятина была выше всяческих похвал. Правда, вместо вина я предпочла бы молоко, но говорить об этом пану Богуславу было несколько неразумно. Фэйри есть фэйри, и вряд ли на Даркуцком кряже они неожиданно пристрастились к березовому соку.
Пан Богуслав, как и полагается учтивому рыцарю, развлекал меня разговорами ни о чем, но было видно: как только поросятина закончится, он непременно задаст много интересных вопросов. Например, к какой ветви рода Леснивецких изволит принадлежать высокочтимая панна? Или, того хуже, а чего это вдруг высокородная девица разгуливает в неподобающем виде и с неподобающей свитой, состоящей, заметим, исключительно из мужчин?
От отчаяния я даже придумала захватывающую историю о том, как злые люди похитили меня из родного дома (люди были злые, но приличия блюли, так что со мной похитили и гувернантку). На помощь мне пришли, естественно, благородные Сигурд и Эгмонт; одолев врага в кровавой схватке, они все же не смогли спасти несчастную наставницу, и та скончалась у нас на руках, заповедав доставить меня до каких-нибудь родственников…
Но, внимательно поглядев на пана Богуслава, я решила, что он еще недостаточно пьян, чтобы поверить в этот малохудожественный бред.
Собственно говоря, ситуация складывалась довольно забавная – если, конечно, смотреть на нее со стороны. Несколько недель назад, на пути к Конунгату, мы выдавали меня за даркуцкую княжну, отчаянно надеясь, что никто не раскусит этого обмана. А сейчас никто не сомневается в моем родстве с Леснивецкими, но от этого, напротив, одни неприятности!
– Позволь, панна, я тебе еще вина подолью, – прервал мои размышления пан Богуслав. Вид у него был как у кота, облюбовавшего хорошую кринку, но мне было как-то неуютно чувствовать себя в роли сметаны. – Хотя разве ж это вино? Кабы принимал я тебя, панна, в своем поместье, то уж точно отыскался бы бочонок белого аль-буянского! Да не один…
Я загрустила. До того как-то никто не подозревал во мне склонности к распитию спиртного в таких масштабах. Но белое аль-буянское, измеряющееся в бочонках, натолкнуло меня на какое-то воспоминание. Я сосредоточилась и поняла, о чем речь. А что? Между прочим, может и сработать!
Отложив вилку, я повернулась к пану Богуславу, послала ему самую лучезарную улыбку и небрежно поинтересовалась:
– А не в родстве ли твоя милость с паном полковником Анджеем Раднеевским? Та же удаль, та же стать… – «та же любовь к белому аль-буянскому», – чуть не добавила я, но не стала выходить из образа.
Пан Богуслав просиял пуще прежнего, но тут же спохватился.
– То мой старший брат, – чуть настороженно ответил он. – Но откуда панна с ним знакома?
– Да разве много на Подгини таких отважных рыцарей? – всплеснула я руками в лучших традициях романов Полин, но поняла, что перегнула палку: пан Богуслав как-то закручинился. Сложив два и два, я поспешила исправить ситуацию: – Однако знаешь, пан, как говорят: плох тот хорунжий, который не мечтает стать полковником…
– Твоя правда, панна, твоя правда! – воспрянул духом мой собеседник. Не давая ему опомниться, я ласково продолжила:
– А расскажи мне, пан, какова усадьба твоя? Многими ли землями ты владеешь? Не поверю я, чтобы наш добрый король не отметил наградами столь доблестного воителя…
Имени доброго короля я, как назло, не помнила. Впрочем, они менялись так быстро, что упомнить каждого мог, наверное, только волхв Легкомысл. Да и то навряд ли.
Если я хоть что-то понимала, сейчас пан Богуслав должен был пуститься в пространное описание своих земель и угодий, а там можно было переходить на историю рода, герба, девиза и прочих прекрасных вещей. Где-нибудь можно было вставить ненароком невинный вопрос типа: «А далеко ли до эльфийских земель?», «А нельзя ли прикупить в округе пару лошадок?» или «Что, пан Богуслав, в здешних краях по-прежнему каждую ведьму норовят сжечь для острастки?» Самое главное, чтобы такой вопрос не оказался последним в беседе, ведь, как учат нас мудрые книги, запоминается именно последняя фраза. И пан Богуслав, буде ему придется разговаривать с ковенцами, сможет честно ответить, что панну княжну интересовало исключительно белое аль-буянское.
Но, к сожалению, разговор свернул совсем в другое русло.
– Эх, панна-панна… – Раднеевский издал тяжелый вздох и сокрушенно покачал головой. – Всем хороши мои земли, да лежат они далеко! А замок родича твоего, князя-воеводы, – рукой подать. Но будет греть мое сердце надежда, что когда-то достанется мне счастие принимать тебя, светлая панна, на моей земле!
А вот это было уже некстати. Встреча с безутешным родителем совершенно не вписывалась в наши жизненные планы. Я покосилась на Эгмонта, но маг, повернувшись ко мне спиной, сбрасывал под стол объедки. Из-под стола слышалось довольное хрумканье. Нет, и этот человек упрекал меня в нелогичности!
– Я уж к князю-воеводе и человека послал, – продолжал между тем пан Богуслав. – Да вот и он! Эй, Ендрусь, что там князь-воевода? Сыскал ты его?
– Сыскал, пан хорунжий! – басом откликнулись от двери.
Я прикрыла глаза, понимая, что в очередной раз угодила в яблочко, не целясь.
Пан Богуслав опустошил свою чару и громко стукнул ею по столу.
– Ну что, Панове, а не засиделись ли мы? – громко спросил он. – А ну, в дорогу! Проводим ясновельможную панну до князя-воеводы! Готовы ли кони?
– Готовы, пан хорунжий! – ответствовал все тот же Ендрусь между двумя быстрыми глотками из ковша.
Я увидела, как закаменела спина Эгмонта. Только Сигурд сидел с прежним вежливым выражением лица – он ни слова не понимал по-подгиньски. Но выхода не было. Это судьба, Яльга; от судьбы не уйдешь!
В конце концов, всегда было интересно узнать – каков он, князь Янош Леснивецкий.
3
Получасом позже мы уже скакали по узкому пыльному шляху. Слева от нас зубчатой стеной стоял темный ельник, справа простирался луг, по которому, как заплатки, были разбросаны маленькие березовые рощицы. Пан Богуслав, учтивый кавалер, находился от меня по левую руку. Понимая, что светлая панна всей душой рвется к любимому родичу, он не докучал мне разговорами. Я была этому только рада.
Что теперь делать, спрашивается? И кой мрыс вообще понес нас в эту корчму? Неужели телепорт не мог исказиться куда-нибудь в другое место – не к эльфам, так к гномам, к вампирам, к герцогам Ривендейлам! На Аль-Буян, если судьбе угодно пошутить! Да хоть в пределы земли Каф!
Там хоть кафий растет…
С другой стороны, не четвертуют же нас за родство с князем-воеводой? Если даже совершенно посторонний пан Богуслав мигом опознал во мне его родичку, так, наверное, и пан Янош не отвертится! Живы будем, не помрем. Хватит ныть, Яльга, и не такое видели! Через Старые Земли – прошли, Драконий Хребет – миновали, и от вас, гайдуки пана Леснивецкого, мы тоже уйдем!
Впереди показалась серая громада замка. Да. Это был не пряничный домик баронов Хенгерн, чья защита основывалась исключительно на магии. В даркуцких краях предпочитали надеяться на силу рук, на руки друга и вбитый крюк – желательно, чтобы крюк был вбит в стену вражеского замка, а не твоего собственного. Магов здесь отродясь не любили и воевали с ними на равных.
Но до замка было еще очень далеко. Я приподнялась в стременах, чтобы рассмотреть его получше, и увидела, как из-за поворота, один за другим, появились три всадника. За ними на значительном расстоянии следовал небольшой отряд.
