Текст книги "Путь к золотому дракону. Трилогия"
Автор книги: Мария Быкова
Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)
Эгмонт молча приподнял брови.
– Так какого мы туда полезем?!
– Обещал хороший ночлег – будет хороший ночлег. Кончай кобениться, Яльга, я тоже устал!
Магистр Рихтер таких слов не употреблял, стало быть, это все же Эгмонт. Эгмонту я могла простить многое и потому не стала кобениться, а молча полезла в овраг. По ходу дела я здорово измазалась в глине и порезала ладонь о какую-то траву.
Маг спустился куда быстрее и без приключений. Зато Сигурд, не раздумывая, оттолкнулся от края всеми четырьмя лапами, перекувырнулся в воздухе – и приземлился в шаге от Эгмонта уже человеком.
– Вот, – сказал он, одарив нас сияющей улыбкой.
– И что означают эти акробатические этюды? – сурово поинтересовался маг, который едва успел отшатнуться. Я представила, что должен чувствовать тот, на кого с размаху обрушится… сколько там весу в Сигурде? Не суть, все равно мало не покажется – от меня, наверное, и вовсе осталось бы только мокрое пятно.
– Раньше со всей нашей улицы так только Рейнер мог, – гордо поведал оборотень. – А теперь и я могу.
Вид у него был такой донельзя счастливый, что сердиться не было решительно никакой возможности. «Мужчины, – подумала я. – Ну прям как дети…»
Вслух же, естественно, сказала совсем другое:
– Есть хочу. Эгмонт, где там твои палаты?
Вместо ответа маг развернулся и зашагал по оврагу налево – кажется, на восток. Я последовала за ним, с несказанной радостью ощущая, как мои сапоги шлепают по мокрой земле. Ручеек, на наше счастье, был совсем узкий – даже разлившись после дождя, он едва струился среди кустов.
Мы шли, шли и шли. Потихоньку стал накрапывать дождь; пахло влажностью, прелой листвой, грибами и мокрым Сигурдом. Стенки оврага понемногу сужались, и над ним начали маячить длинные ветки. Один раз нам пришлось перелезать через лесину, много лет назад обрушившуюся верхушкой в овраг. На ее стволе вовсю росли поганки.
С каждым мгновением пейзаж все больше напоминал мне что-то весьма нехорошее, и я хмурилась, пытаясь вспомнить, что именно. Но Эгмонт, боевой маг с весьма приличным опытом, спокойно шел вперед. Едва ли я знала что-то, о чем бы он не имел понятия… тут я наконец вспомнила, в каком учебнике видела похожую иллюстрацию, и все-таки испугалась.
– Эгмонт, скажи-ка… а логова виверны тут неподалеку нет?
– В точку, – откликнулся маг очень довольным голосом. – Я все ждал, когда сообразишь.
М-магистр мрысов! Мне вполне хватило одной личной встречи с виверной, и о повторной я как-то не мечтала. С другой стороны, все равно наверняка когда-нибудь да придется – так лучше сейчас, когда рядом и маг, и волкодлак.
– А учебный поединок ты тоже уже предусмотрел?
– Логово здесь было, – после недолгого молчания сказал Рихтер. – И виверна была. Но они кончились еще восемь лет назад, так что сейчас все спокойно. А вот если кто-то скажет, что этоуступает царским палатам, он может смело спать под дождем.
Он отошел в сторону, и я поняла, о чем речь. В стенке оврага темнела узкая неровная дыра, которую подошедший Сигурд окинул весьма хмурым взглядом.
– Что, мне обратно превращаться надо?
– А это уж на твое усмотрение, – пожал плечами Эгмонт. – Хочешь внутрь – превращайся, не хочешь – настаивать не будем. Правда, Яльга?
– Сговорились, – уже за моей спиной вздохнул волкодлак.
Я нырнула в лаз и, согнувшись в три погибели, прошла по нему несколько шагов. Под ногами вдруг громко зашуршало, и я запоздало щелкнула пальцами, призывая магический свет. Над правым плечом вспыхнул крошечный голубой светлячок.
Да. Обещанные Эгмонтом палаты на деле оказались действительно уютной, хотя и небольшой пещеркой с земляными стенами и потолком. После узкого лаза она расширялась так, что при желании внутри могли разместиться мы трое, если Сигурд обернется волком. На полу ровным слоем была насыпана сухая листва, а у дальней стенки виднелась небольшая темная груда. При ближайшем рассмотрении она оказалась запасом сухих дров.
Разжигать здесь костер было неразумно – места и так впритык, немудрено задохнуться в дыму. Но сухие дрова означали, что никому не придется лезть наверх в поисках хвороста – и вполне возможно, мы успеем поужинать до серьезного дождя. Поразмыслив, я решила, что это место давно облюбовали боевые маги, и оно сделалось чем-то вроде сторожки в лесу. Каждый, кто приходит, может воспользоваться кровом и теплом, однако должен что-нибудь оставить следующим гостям.
– Яльга, ты там что, жить осталась? – долетел снаружи голос Сигурда.
– А что? – громко ответила я, прикидывая, как половчее перетащить дрова наружу. – Тепло, хорошо… все, что надо, есть…
– Все, что надо? – эхом откликнулся Эгмонт. Что-то он сегодня плохо соображает. Устал, наверное. Опять же – кто сказал, что магистр не может устать? Магистр – он тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо! [15]15
Яльга демонстрирует эрудицию, цитируя слова известного эльфийского комедиографа Теренциэля Сладкозвучного.
[Закрыть]
– Да подождите вы, сейчас я вылезу!
Хвала богам, ход был достаточно широк, чтобы решить проблему с дровами просто: сперва я подтащила всю кучу поближе к выходу, а потом стала выкидывать по одному полену. Послышался негромкий характерный стук, за которым последовало шипение и обрывки странных гномийско-эльфийских выражений в западной обработке.
«Эгмонт», – догадалась я. Не сообразил увернуться. И что это с ним такое?
Надо будет «Справочник» спросить…
Едва я успела вывалиться из лаза, Сигурд сунул мне в руки котелок и жестом указал на ручей. Я вздохнула, устало помотала головой, но спорить не стала. Рихтер, на лбу которого наливалась приличных размеров шишка, злобно покосился на меня, но ничего не сказал.
Как выяснилось через некоторое время, спорить было незачем: ручей оказался куда глубже и чище, чем мне показалось на первый взгляд. Пару раз скребнув краем по дну и замутив воду, я сообразила, как нужно делать, и вернулась с полным котелком.
Эгмонт, лишний раз подтвердив свои хорошие отношения со стихией огня, уже развел вполне себе приличный костер. Сейчас, кажется, он легко подпалил бы и замок – боевому магу такого класса несколько непривычно получить в лоб поленом. Зато Сигурд, как всегда, не заморачивался по мелочам. Он буквально выхватил у меня котелок и повесил на ветку, закрепленную в раздвоенных концах костровых палок. Сдается, есть здесь хочу не я одна…
Вода забулькала, и Сигурд насыпал туда сухих грибов, потом подумал и щедро добавил крупы. Эгмонт хмыкнул, с подозрением посматривая на загустевающую смесь, но оборотень пресек это дело одним косым взглядом.
Еда, между прочим, получилась вкусная – густая, сытная и горячая. Мы по очереди зачерпывали ложками из котелка, пока он не опустел, а после я опять отправилась за водой. Смеркалось, все сильнее пахло близящимся дождем, но мы успели сварить чаю и разлить его по кружкам. Сигурд, бормоча что-то про дискриминацию, выпил свою в несколько глотков, превратился в волка и шмыгнул в дыру. Мы с Эгмонтом потушили огонь и, прихватив кружки, отправились следом.
Втроем в пещерке было немного тесновато, но воздуха хватало, а остальное не так уж и важно. При каждом движении листья отчаянно шелестели; в полутьме я почти не видела ни Сигурда, ни Эгмонта, зато отлично ориентировалась по теплу и запаху. Если… если мы все-таки выберемся из этой передряги, я первым делом отправлюсь в оборотничью баню. Или хотя бы залезу в речку, часа так на полтора.
Здесь было довольно холодно, несмотря на толстый слой листьев, и скоро мы сбились в кучку: я прижалась к Эгмонту, а Сигурд-волк положил голову мне на колени. Учитывая, что в руках у меня была кружка с горячим чаем, я надеялась, что оборотень не станет неожиданно срываться с места.
Коленям было тепло, правому боку – тоже. Левый я старательно закрыла плащом. Снаружи шумел дождь, и я вдруг вспомнила, что каких-то девять недель назад точно так же сидела в избушке Гораны Бранки, греясь о Генри Ривендейла. Между прочим, тоже правым боком. Окажись сейчас на месте Рихтера Ривендейл или тот же Сигурд, я положила бы голову ему на плечо, но это был Эгмонт, и я почему-то смутилась.
Да и полено как-то не способствует установлению дружеских отношений. И как это его угораздило? Я подумала, не достать ли из сумки какой декокт, но потом решила, что острых ощущений нам на сегодня уже достаточно.
Что-то подсказывало, что дело не столько в полене, сколько в пресловутом мужском самолюбии – про него я много читала в журналах Полин. Теперь самое время применить полученные знания на практике – когда еще такой случай представится? Я зажмурилась, вспоминая журнальные советы. Так-так-так…
Глянцевые издания хором утверждали: лучше всего уязвленное мужское самолюбие исцеляет предоставленная объекту возможность показать себя в наиболее выгодном свете. Ага!
– Эгмонт… – позвала я самым сладким голоском, на какой была способна.
Маг сделал попытку отодвинуться, но я была начеку. Сигурд, прекрасно помнивший о чашке горячего чаю, осторожно шевельнул ухом.
– А ты бывал здесь раньше? – продолжала я, остро жалея о невозможности наивно похлопать ресницами.
– Бывал, – осторожно ответил маг. – И что?
Последовала пауза, во время которой я судорожно пыталась придумать следующий вопрос. Вообще-то журналы утверждали, что объект начнет исцеляться сразу же, не отходя от кассы, но у нас, похоже, случай был запущенный.
– А какая она была… эта виверна? Наверное, очень большая? А как ты ее победил? Эгмонт, ну расскажи! Ну пожа-алуйста! Ну у кого же мне еще спрашивать – не у магистра же Назона в конце концов!
Кажется, я попала в десятку. На фоне бестиолога Рихтер – даже с десятью шишками – по-любому будет выглядеть лубочным богатырем. Или рыцарем в белом доспехе.
– Это будет очень длинная история, – медленно сказал Эгмонт.
– А мы никуда и не торопимся, – неожиданно поддержал меня Сигурд. – Правда, Яльга?
Я не удержалась и почесала оборотня за ухом.
4
За три года преподавания в Академии Рихтер успел уяснить несколько элементарных правил. Самым элементарным из них было следующее: труднее всего работать с адептами первого и пятого курса. Именно они ухитряются создать для магистра уйму интересных, разнообразных и почти нерешаемых проблем.
Ярче всех это правило подтверждал адепт Марцелл Руфин Назон. На свое счастье, Эгмонт не застал его первокурсником, но Назон-пятикурсник являл собой наилучший пример не то грамотного выбора будущей профессии, не то рихтеровской педагогической неудачи. Как боевой маг он не стоил вообще ничего. Между тем бестиологам жизненно необходимо располагать некоторыми боевыми навыками, – ибо грифон, йель или альфин не станет спрашивать у мага ни схемы собственного кровообращения, ни методики грамотного изничтожения. Он вообще ничего спрашивать не станет.
Эгмонт старался, как мог, но все усилия пропадали даром. Оставалось лишь надеяться, что жизнь окажется более талантливым учителем, – да и адепт Назон, демонстрируя похвальную осмотрительность, предпочитал теоретические выкладки личному общению с бестиями.
Прошел изок, миновала пора выпускных экзаменов. Еще полтора месяца пролетели почти незаметно, как это всегда и бывает с отпуском. Наступил зарев-месяц, и девятнадцатого числа Эгмонт приехал в Академию на ежегодную летнюю конференцию. Предполагалось, что магистры станут обсуждать, чего нового случилось в магической и педагогической науках, обмениваться опытом и выстраивать стратегию работы на ближайшие два семестра.
Все шло как обычно – преподаватели рассаживались по секциям, два деловых гнома и юная эльфийка развешивали на доске какие-то плакаты, а магистры Дэнн и Ламмерлэйк, сидевшие вопреки правилам на соседних скамейках, склонившись друг к другу, листали красочный журнал по вязанию. Но открылась дверь, и в нее практически впорхнул директор Буковец, счастливый как зубная фея.
– Коллеги! – невероятно бодрым голосом заявил он. Магистр Дэнн скептически покачала головой и указала на какую-то черно-белую схему, состоявшую из различным образом закрашенных квадратиков. – Уважаемыеколлеги! У меня для вас есть сюрприз. – Слушатели насторожились, ибо довольный вид директора однозначно предвещал большие неприятности. – Позвольте представить вам нашего нового магистра бестиологии, который выиграл именной грант царя-батюшки и целый месяц провел у наших коллег на Аль-Буяне! Коллега Назон, прошу вас, не стесняйтесь!..
– Марцелл Руфин Назон, если не возражаете, – поправили из-за двери подозрительно знакомым голосом. – И вовсе я не стесняюсь…
– Да-да, прошу вас!.. – Буковец посторонился, и новый магистр бестиологии прошел в зал.
– Кгхм, – тихонько сказала госпожа Ламмерлэйк.
– Кгхм, – согласилась Белая Дама.
– Э-э… – послышалось из дальнего угла, где сидел магистр Фенгиаруленгеддир.
– Ой! – сказала юная эльфийка с плакатом. – Эйлер, ты мне на ногу наступил!
– Мы рады приветствовать молодого коллегу, – подытожил учитель Тэнгиэль.
Следующая встреча с коллегой Назоном произошла примерно через месяц. В том семестре учебная нагрузка была невелика, а учитель Тэнгиэль все прозрачнее намекал, что пора начинать думать о соискании степени. Эгмонт нашел три перспективные темы для будущей научной работы, но на этом процесс застопорился. Спрашивать совета у учителя было бесполезно, у Шэнди Дэнн – небезопасно, а у магистра Ламмерлэйк – совершенно бессмысленно, потому что алхимический аспект Рихтера категорически не привлекал.
Оставался Фенгиаруленгеддир – гном, как и подобает специалисту по общей магии, обладал прекрасными аналитическими способностями и мог вычислить что угодно.
Или – кого угодно.
Словом, Рихтер договорился с гномом о встрече и в назначенное время подошел к двери его кабинета. Знакомая элементаль осмотрела мага с головы до ног, загадочно ухмыльнулась во все сто сорок четыре астральных зуба и, насвистывая, спряталась в косяке.
Эгмонт открыл дверь.
Первым, что он увидел, оказался студент… то есть магистр Назон. Стоя в классической позе лацианского ритора – одна нога чуть вперед, правая рука пафосно воздета на уровень головы, – бестиолог величественно вещал, и единственное, чего ему не хватало, – это лаврового венка.
– И я требую доказательств, коллега! – возвышал он голос на особенно страстных периодах. – Где доказательства, спрашиваю я вас? Где? Я не увидел до сих пор ни единого аргумента, а значит – это утверждение голословно, и не более того!
– Я бы так не сказал, – суховато возразил гном.
– Вот как? – Назон был поражен. – И что это, по-вашему?
– Это аксиома, – отрезал Фенгиаруленгеддир. – Она по определению не нуждается в доказательствах.
Назон презрительно фыркнул, пожимая плечами:
– И что с того? В научном мире, коллега, не принято принимать все на веру. Я вас спрашиваю, кто решил, будто это аксиома? Этак можно любую теорему обозвать аксиомой, вместо того чтобы доказывать ее, как и надлежит!
– Что, понял? – проскрипели над ухом. Эгмонт посмотрел туда – из косяка, сложив лапки на груди, высунулась ехидная элементаль. – Иди-ка ты отсюда, пока и тебе не объяснили, каким пульсаром бьют, а каким в рулончик заворачивают!
В этот момент Рихтер вышел из ступора и понял, что еще немного – и рефлексы возьмут свое. Марцелл сам напрашивался на неприятности, но бить слабого нечестно, да и обстановку кабинета следовало пожалеть. Эгмонт попросту кашлянул, привлекая к себе внимание, – и оказался свидетелем практически идеального перемещения из позы ритора в первую защитную стойку. «Надо же, – не без удивления понял он. – А ведь чему-то я его все-таки научил…»
– Магистр Фенгиаруленгеддир, я вижу, вы заняты. Возможно, мне следует прийти позднее?
– Отчего же позднее, – светским тоном откликнулся Марцелл Руфин Назон, которого, между прочим, не спрашивали. Тон тоном, однако защитной стойки он не покидал. – Мы с коллегой можем продолжить дискуссию в другой раз.
Он небрежно кивнул и вышел из кабинета, постаравшись обойти Рихтера по самой широкой дуге.
Эта сцена была воистину великолепна, но бестиолог не намеревался останавливаться на достигнутом. Магистра Зирака он учил, как правильно систематизировать книжный фонд, директору Буковцу прочел длинную лекцию о контроле и администрировании, а Муинну аунд Лайквалассэ осчастливил инструкцией по тому, как надлежит подготавливать праздники и вообще работать над самодеятельностью. Учителя Тэнгиэля благоразумный Назон обходил своим вниманием – вполне возможно, просто потому, что учитель был, как всегда, неуловим. И Эгмонт благодарил всех богов, что бестиолог не взялся учить его боевой магии, – терпения могло не хватить, и вместо одного большого магистра Назона в Академии появилось бы множество маленьких.
Красивее всех из ситуации вышла мадам Эльвира. Не моргнув глазом, она преспокойно выслушала тираду о том, что короткие волосы идут далеко не всякой даме, а лично ей, госпоже Ламмерлэйк, с ее типом лица, стрижка лесенкой категорически противопоказана, – кивнула и исчезла в самом прямом смысле слова, скрывшись в моментальном телепорте.
Месть, настигшая бестиолога спустя два или три дня, оказалась воистину изощренной. Рихтер шел из Некромантической башни в библиотеку, когда вдруг услышал за спиной сдавленное хихиканье и неразборчивый шепоток. Повеяло цветочными духами. Не оборачиваясь, он понял, что это студентки с алхимического, и с трудом подавил малодушное желание прибавить шагу. Алхимички в тот год подобрались такие, что, повстречайся они с василиском, Эгмонт не поставил бы на того и медной монетки. Все первое занятие по боевой магии они хихикали, перемигивались, сверлили Рихтера взглядами, обменивались записочками и вообще не изъявляли ни малейшего уважения ни к магистру, ни к изучаемому предмету. Последнее было хуже, но и первое не радовало. Впрочем, управу на них Эгмонт нашел очень быстро.
Тут впереди показалась сутуловатая спина магистра Назона, и девицы хором издали звук, более всего напоминавший кафский боевой вопль.
– Вот он! – хищно пискнула какая-то студентка, но ее голос заглушил звонкий цокот доброй полусотни каблучков. Рихтер сам не понял, когда успел прижаться к стене. Стайка девушек, все сильнее напоминавшая стайку пираний, целенаправленно пронеслась мимо него; не прошло и мгновения, как Назон оказался взят в кольцо и зажат в угол. Это было проделано так быстро и качественно, что Эгмонт ощутил прилив профессиональной гордости. Не зря учил, мрыс дерр гаст!
Назон было попытался вырваться наружу, но девушки уже теребили его за рукава, тянули в разные стороны, заглядывали в глаза и требовали немедленного ответа на животрепещущие вопросы. Причем каждая считала, что ее вопрос важнее прочих.
– Магистр Назон! Вы и только вы знаете, какой сорт краски для волос мне следует выбрать! Что модно в этом сезоне: медный, рыжеватый или медовый?
– А из чего вы посоветуете шить сарафаны и платья? И вы полагаете, это будет носиться?
– А я вот видела на улице такую штучку, ну абсолютно неземного покроя! Цветастая, недорогая, и оборка – ну прям у самой земли! А? Что скажете?
– Окажите мне помощь, почтенный! Как коротка должна быть моя юбка – короче на ладонь, на локоть или вот так?
Как именно «вот так», Рихтер не видел, но отлично мог представить. По голосу, по гортанному акценту и по манере строить фразы он узнал говорившую. Это была иностранная адептка, приехавшая по обмену с далекого юго-запада, из земель, где женщины искони были воительницами, властительницами и стратегами. Климат в тех краях был жаркий, и тамошние амазонки отсчитывали длину юбки не от пола, а где-то от пупа. Эгмонт еще не забыл жалоб госпожи Ламмерлэйк, каких трудов стоило объяснить этой конкретной студентке, что в Лыкоморье мужчины не привыкли к зрелищу столь совершенных ног.
Сдавленный хрип Назона подтвердил предположение.
– А что вы думаете по поводу эйтанских мод, магистр Назон? – Бестиологу приходилось действительно туго, ибо в игру вступила лучшая студентка курса. Во всех смыслах это была достойная ученица госпожи Ламмерлэйк: даже в толпе однокурсниц ее ни с кем нельзя было спутать. Толстая каштановая коса едва не до пояса, узкие темно-синие штаны и широкий вязаный балахон с таким потрясающим вырезом, что Эгмонт давно отчаялся понять, как эта штука до сих пор не сваливается. Вероятнее всего, у девушки с меньшим бюстом такой номер бы не прошел. Для Назона было достаточно и этого, но помимо внешних достоинств адептка обладала редкостным сочетанием педантичности и широты мышления, а также способностью задавать изумительно сложные вопросы.
– Как, по-вашему, можно ли судить по установившемуся господству лилового явственное влияние галлиэнских мод? Или, возможно, это связано с традиционными кимранскими мотивами? Не могли бы вы также сказать, что станут носить на Эйа в будущем бальном сезоне?
– А какова ваша точка зрения по поводу последнего показа королевской охотничьей коллекции мод в Аль-Буяне?
Назон повторно пошел на прорыв, но алхимички сами расступились, и перед магистром возникла одна из самых красивых и родовитых адепток Академии. Она была чистокровной эльфийкой, но дела это не меняло. Назон замер, глядя на девушку, как кролик на удава, а она, пленительно улыбаясь, протянула ему лоскуток тонкого – разумеется, эльфийского! – шелка. «Контрабанда, – наметанным глазом определил Эгмонт. – Как только элементали пропустили?» Но ему отчего-то совсем не хотелось вмешиваться.
– Прошу вас, – у эльфийки был глубокий, воистину чарующий голос, – рассудите наш спор. Какого цвета эта ткань: бедра испуганной нимфы либо же блохи в родильной горячке?
– Первое, – быстро ответил Назон.
Столь утонченное создание было несовместимо с блохами – как здоровыми, так и в родильной горячке.
– Браво! – восхитилась эльфийка и захлопала в ладоши, лучась восторгом. – Магистр, вы должны знать: согласно условиям нашего спора, выигравшая в качестве платы должна вам ровно один поцелуй. – Назон воспрянул духом и даже подался вперед, но эльфийка лукаво погрозила ему пальчиком. – Брюн, дитя мое, прошу тебя! Магистр ждет!
– Слово и дело! – сурово ответили ей.
Эльфийка скользнула в сторону, и перед ошеломленным Назоном воздвиглась Брюнхильд Олафдоттир из Дроттнинг-фьорда. Северянка смотрела на магистра свысока, что было неудивительно при их разнице в росте. Ей отчетливо не хватало не то секиры, не то крылатого коня.
– Дай-ка я тебя поцелую! – пророкотала она, и несчастный бестиолог лишился чувств.
Северянка и эльфийка переглянулись и хлопнули друг друга по ладоням.
– Есть! – выразила общее мнение лучшая студентка курса.
Рихтер немного подумал и исчез, пока о нем никто не вспомнил.
Неделю и три дня после этой психической атаки магистр Марцелл Руфин Назон был тише воды ниже травы. Но переделать человека, увы, не под силу даже ученицам Эльвиры Ламмерлэйк. Наступила суббота, и Эгмонт спешил в трактир «Под пентаграммой», где его ожидал хороший ужин в приятной компании.
Компанию должен был составить бывший однокурсник, по специальности – бестиолог, с которым они почти не общались во время учебы, зато неожиданно близко сошлись в бытность в аспирантуре. Гюи, как и сам Эгмонт, был фанатом выбранной профессии и знал о своих тварях даже то, чего они сами о себе не подозревали. Окончив аспирантуру, он вежливо, но твердо отклонил предложение директора остаться преподавать и отбыл на северо-запад изучать повадки драконообразных. По немногим непроверенным слухам, доходившим в столицу из той дали, он был совершенно счастлив.
Временами Эгмонт ему тихо завидовал. Студентообразные были ничуть не лучше, об их повадках наука знала до обидного мало, а ему приходилось совмещать это с регулярной полевой практикой. Кроме того, Гюи находился на достаточном расстоянии от учителя Тэнгиэля и не выслушивал каждый вечер нотации вроде: «Эгмонт, мальчик мой, я запамятовал – ты закончил первую часть диссертации или уже приступил ко второй?»
На фоне учителя, диссертации и адептов частые, но нерегулярные боевые рейды казались почти что праздником души. Тамошних противников хотя бы можно было с чистой совестью встретить добрым пульсаром. С учителем такой номер явно не пройдет, а что касается адептов – придется дождаться государственных экзаменов.
Рихтер как раз вернулся из очередной командировки, когда в его окно постучалась почтовая гарпия. Гюи писал, что приезжает на два дня в Межинград, и предлагал посидеть «Под пентаграммой», как в старые добрые времена. От письма отчетливо пахло разогретой василисковой чешуей. Гарпия, похоже, прекрасно учуяла этот запах, ибо, сохраняя внешнюю невозмутимость, все-таки ухитрилась донести до Эгмонта всю степень своего негодования. Досталось и адресанту (приличные люди с василисками не якшаются!), и адресату (приличные люди таких писем не получают!).
У подведомственных Рихтеру адептов суббота была библиотечным днем. Маг порадовался удачному совпадению и отправился «Под пентаграмму», по дороге производя нехитрые арифметические вычисления. Денег было не так уж много, но – с другой стороны – Гюи приезжал в Межинград далеко не каждый день. Старые друзья разъехались по городам и весям (большей частью города и веси были эльфийские), а Эгмонт при всем желании не мог предположить, что сидит «Под пентаграммой» с кем-нибудь другим. Не с Белой же Дамой!..
Он ярко представил, как магистр Дэнн отхлебывает пиво из местной тяжелой кружки, довольно крякает и благосклонно принимает у магистра Назона очищенную вяленую рыбешку, – и поспешно поставил максимальный телепатический блок. У госпожи некромантки, вероятно, имелось чувство юмора, но проверять это не хотелось. Ну а откуда взялся Назон, Рихтер и сам не знал – вероятно, для соблюдения загадочного лыкоморского принципа: «Коли уж соображать, так токмо на троих».
Видение было до того правдоподобным, что Эгмонт зажмурился, потряс головой и строго сказал себе, что он не пифия и становиться ею не собирается. По одному он открыл глаза – и еле сдержался, чтобы не помянуть разом мрыса и всех его присных.
На расстоянии вытянутой руки от Эгмонта стоял коллега Марцелл Руфин Назон – хвала богам, без пива, рыбы и Шэнди Дэнн. Бестиолог рассматривал Рихтера с нехорошим профессиональным прищуром, слегка наклонив голову набок.
– Вам нехорошо, коллега Рихтер? – ласковым голосом поинтересовался он.
«Было хорошо, пока тебя не было!» – мрачно подумал Эгмонт, а вслух произнес:
– Спасибо, все в порядке. Просто неожиданно закружилась голова.
Это было весьма правдоподобно, ибо с последнего рейда Рихтер вернулся с огромным синяком под глазом.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением протянул Назон. – Даже если так, я все равно не могу бросить вас на произвол судьбы! Кроме того, моя вторая специальность – врачебное дело, это и в дипломе написано. Так что, хотите вы или нет, но я вас провожу!
Эгмонт открыл было рот, но Назон опередил его:
– Это не обсуждается! – Потом, наверное, все-таки опомнился и добавил тоном ниже: – Коллега Рихтер.
Четко обозначив свою позицию, он клещом вцепился в локоть Эгмонта и не отпустил его, даже перешагнув порог трактира «Под пентаграммой». Бестиолог не столько поддерживал, сколько путался под ногами, но не лупить же его боевым пульсаром!
Трактирщик, увидев эту пару, ничуть не удивился, а просто что-то шепнул служанке. Так что когда Эгмонт чуть ли не в обнимку с бестиологом поднялся по узкой винтовой лестнице на второй этаж, в отдельную залу, он застал там Гюи, с изумлением наблюдавшего, как служанка кладет на стол еще одну салфетку и ставит третий прибор.
После этого избавиться от Назона стало совсем уж невозможно.
Эгмонт представил Гюи и магистра Назона друг другу, но беседа почти сразу увяла сама собой. Подали горячее. Все были голодны, и Рихтер, зарабатывавший в то время не так уж много, подумал, что все к лучшему: одному такой обед обошелся бы слишком дорого, двоим – дороговато, а на троих – самое оно.
Утолив обычный голод, Назон вспомнил про голод информационный.
– Коллега, – сказал он, изящно накалывая на вилку кусочек жаркого, – и чему мы обязаны счастьем видеть вас?
«Тому, что кое-кто вовремя не послал тебя далеко и без хлеба», – хмуро подумал Эгмонт. Все же Марцелл Руфин был тут совершенно не к месту.
Гюи оказался вежливее – возможно, он просто хотел посоветоваться с собратом по бестиологической науке. Он отставил бокал и начал объяснять – а Эгмонт, чем дальше, тем больше понимал, что дело и вправду серьезное.
Смысл того, что сказал Гюи, сводился к следующему. В Рембьерском лесу завелась виверна; само по себе это было не слишком-то радостно, но эта конкретная бестия оказалась редкостно умной и хитрой. Она обходила ловушки, она не оставляла следов, и не было никакого представления о том, где находится ее логово. Те, кто ее видел, рассказать об этом уже не могли, и определить, что округу терроризирует именно виверна, удалось лишь по манере поедать добычу. Рембьерский лес – довольно темное место, и тамошние крестьяне, повидавшие немало всяких тварей, не спешили отдавать свои кровные заезжему магу-бестиологу. Как их отцы и деды, они по-простому устроили облаву. Из тех, кто ушел в лес, не вернулся никто. Тем же, кто поспешил им на помощь, повезло немного больше – или не повезло, как посмотреть. Один из охотников обнаружил ухоронку твари, где она хранила главное свое лакомство – оторванные головы. По этой примете Гюи понял, что охотится на виверну.
– Денег им было жалко, но оставлять семьи без кормильцев – еще хуже. Я провел в лесу без малого три недели и понял: эта тварь мне не по зубам. Всех моих умений и навыков хватило лишь на то, чтобы уйти от нее живым. Нужна экспедиция КОВЕНа, с боевыми магами в том числе. Эгмонт, да она играла со мной, и это доставляло ей удовольствие! Самое страшное, что ее интеллект ничем не уступает человеческому… Я боюсь подумать, что будет, если она успеет вывести потомство.
И тут пробил звездный час Марцелла Руфина Назона. Как потом выяснил Рихтер, на втором курсе он писал о вивернах курсовую и с тех пор был свято убежден, что знает о них абсолютно все.
– То, что вы сказали, – совершенно нелогично, непрофессионально и антинаучно! – убежденно произнес Назон, сверкая очами. – Любому третьекурснику известно, что виверна не обладает даже зачатками интеллекта! Достаточно заглянуть в атлас, чтобы убедиться: ее мозг чуть больше кулака взрослого мужчины! А умение справиться с виверной входит в перечень необходимых практических навыков для получения диплома бестиолога! Это не настолько крупный хищник, чтобы создать дипломированному специалисту такие трудности. Я понимаю, если бы речь шла о василиске! И потом, что касаемо экспедиции КОВЕНа, – таковая экспедиция уже была осуществлена тремя годами ранее, в результате чего Рембьерский лес и прилегающие окрестности были полностью – я подчеркиваю, полностью! – очищены от виверн! Так что, даже если предположить, что какая-то кладка была уничтожена не полностью, то достигнуть полной зрелости выживший детеныш не успел бы!
