Текст книги "Путь к золотому дракону. Трилогия"
Автор книги: Мария Быкова
Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц)
Я сильно сомневалась, что кто-нибудь стал бы возиться с перевозкой глины – стоит только копнуть, и лепи что хочешь! – но Эгмонт все-таки купил одного конного князюшку небольшого размера. В Листвягах ожидался гномий банк, а нам не следовало выходить из образа. Княжна я или кто?
Тем более что вылепили князя весьма тщательно, даже носки у сапог были правильные, острые.
– А что он у вас без княгини-то? – полюбопытствовал напоследок волкодлак.
Девушка молча пожала плечами.
Уложив купленного князя в сумку, я потребовала купить княжне пирожок, а на худой конец – петушка на палочке. Слева как раз послышались выкрики лоточника; мы отправились на звук и в итоге долго блуждали по забитой народом площади. Выкрики неизменно доносились слева, и под конец я заподозрила лоточника в родстве с лешаками.
– Подлинная княжна, – прокомментировал Эгмонт, глядя, как я аккуратно облизываю с трудом добытого петушка.
Я встревожилась.
– Может, мне его убрать? Зачем тогда покупал?
– Да ладно… – Маг усмехнулся. – Княжна тоже человек. Идемте лучше книги посмотрим – может быть, что интересное отыщется.
Каждому адепту известно, сколько редчайших книг было найдено случайным образом, – и на таких вот ярмарках в том числе. Но нам не повезло: Эгмонт за минуту просмотрел весь магический ассортимент и не нашел ничего достойного более пристального внимания. Зато рядом, буквально на соседнем прилавке, стояли две широкие коробки, набитые пестрыми книжками самого веселого содержания. Я нагнулась над ними и быстро заметила знакомое название – оно упоминалось в одном из журналов Полин, посвященном, в виде исключения, не женским хитростям, а литературе.
– Сигурд, ты в курсе, что про вашего конунга книгу написали?
Оборотень помотал головой.
– Это что, она и есть? – заинтересованно спросил он.
– Ну, насколько я понимаю… Хочешь на иллюстрации посмотреть?
– Разумеется! Должен же я знать, как выглядит мой конунг!
– Не думаю, что художника пустили в Арру рисовать с натуры, – нейтрально заметил Эгмонт.
– Все равно, – отрезал волкодлак. – Не могли же они рисовать нашего конунга с потолка!
Но тут спор угас сам собой – я наконец вытащила книжку из плотного ряда. Мы с Сигурдом уставились на обложку как парочка упырей – на рыцаря в посеребренных доспехах, и на лице оборотня, только усугубляя сходство, медленно проявилось то самое упыриное выражение.
И видят боги, было отчего.
На переднем плане картинки была изображена высокая девица, одетая в кольчужное бикини, длинные шнурованные сапоги на шпильках и шлем с крылышками. Сей костюм демонстрировал зрителю все подробности фигуры – длиннющие ноги, бюст изрядного размера и умопомрачительную талию. Личико у девицы было смазливое и наглое, накрашенное по всем правилам высокого искусства; тени были подобраны под цвет глаз – тоже бледно-голубые. Шею обхватывала кольчужная же узенькая лента, на которой покачивался маленький прозрачный камушек – надо думать, тот самый Лиа Фаль. Ко всему прочему, девица была блондинкой. Светло-золотистые волосы, пышной волной выбивающиеся из-под шлема, доставали ей едва ли не до коленок.
«С такими волосами никакого плаща не надо», – малость ошарашенно подумала я.
Над повернутой вверх ладонью трепыхался голубенький пульсар.
Чуть сзади за девицей маячил какой-то тип. Внешне он больше всего напоминал помесь Сигурда со шкафом: сложение – первого, сообразительность – второго. Из-под низкого лба в упор смотрели маленькие, но крайне нехорошие глазки. На плечах у типа болталась волчья шкура; штаны у него были сшиты из того же материала, причем шерстью наружу, чтобы не перепутали. На поясе же в кожаных ножнах висели два крохотных, не иначе как столовых, кинжальчика.
Завершал картинку дракон. Был он мелковат – похоже, долго болел в детстве: впечатление усиливал непонятный оранжевый цвет чешуи, какового не положено иметь нормальному здоровому дракону. Глаза у него были большие и печальные: еще бы, ведь он лежал на земле, а в спину ему утыкивался острый каблук девицына сапога. Девица опиралась на беднягу-ящера всем весом, но тот, еще раз подтвердив мысль о перенесенной неизлечимой болезни, лежал смирно, и не думая плюнуть в обидчицу пламенем.
– Это… кто? – хрипло вопросил волкодлак, тыкая в рисованную девицу пальцем.
– О мой господин, – торговец выпрыгнул из ниоткуда, точно чертик из табакерки, – вы сделали замечательный выбор! Се есть легендарная владычица оборотней, прекрасная и коварная чародейка, погубившая злых некромантов, ужасных драконов и жутких завоевателей с Запада! Она…
– Это что, Аррани Валери? – перебила я, видя, что упыриное выражение на лице Сигурда опасно приближается к апогею.
Торговец кивнул, открыл рот, собираясь что-то вставить, – но тут вмешался уже Эгмонт:
– А это, как я понимаю, Рэнтар Два Меча?
– Вы прекрасно осведомлены, господин маг!
– Дайте мне это, – нехорошим голосом попросил Сигурд.
Я отдала, и он принялся молча листать – возможно, отыскивал прочие картинки.
Я тем временем стала рассматривать остальные книжки, скользя пальцем по гладким корешкам. Мое внимание привлекла целая серия книг, оформленных в одном стиле. Это были: «Правый глаз василиска», «Левый глаз василиска», «Еще один глаз василиска», «Промежуточный глаз василиска», «Запасной глаз василиска» и «Подбитый глаз василиска». Окончательно добил меня «Глаз на хвосте василиска». Впечатляет, особенно если учесть, что хвостом василиски обычно лупят куда ни попадя.
– О госпожа, – торговец вцепился в меня не хуже помянутой твари, – у меня есть целых две новых книги из этой серии! Вы их больше ни у кого не найдете! Мгновение, одно мгновение… – Он скрылся под прилавком, а вынырнув, продемонстрировал мне две обещанные книжки. Они были совершенно одинаковыми, но с одной на меня очень знакомо и нехорошо смотрел «Брутальный глаз василиска», а с другой хитро подмигивал накрашенный по всем правилам «Кавайный глаз василиска». Даже для меня это оказалось слишком сильным впечатлением. Я молчала, не зная, что сказать, и торговец, неверно меня поняв, поспешил заполнить смысловую паузу:
– Наверное, госпожа не совсем четко представляет, что означает слово «кавайный»? Мало кто в Лыкоморье знает о существовании варваров с далеких восточных островов, но нам повезло, у нас такой начитанный автор! «Кавайный» следует понимать как «милый», «симпатичный» или, возможно, «пушистый».
Я вновь покосилась на «Глаз»: он был действительно пушист из-за невероятного обилия длинных, аккуратно прокрашенных ресничек.
Как бы то ни было, глазная серия помогла Сигурду оторваться от созерцания своего конунга в совершенно непотребном виде. Воспользовавшись этим, Эгмонт быстро оттащил нас от прилавка. Я, правда, сильно не сопротивлялась: полученный культурный шок был слишком велик.
Про Сигурда и говорить нечего: у оборотня был такой вид, будто его стукнули по голове всей коробкой с книгами.
– Идемте-ка в корчму, – устало сказал Эгмонт. – Хватит с нас розничной торговли.
5
Обоз отправлялся в дорогу очень рано: когда мы вышли на крыльцо, было еще темно. У меня слипались глаза, и все, что я запомнила, – это хриплые петушиные крики, очень нежная заря, едва-едва занимавшаяся над лесом, и длинная грустная морда моей лошадки.
Княжной быть все-таки хорошо – мне помогли взобраться в седло и долго сетовали, что нигде не сумели сыскать дамского седла. Но красная юбка, расшитая цветными шнурками, оказалась достаточно широкой – длины, правда, это ей не прибавило, и все желающие могли полюбоваться тем, что просматривалось между подолом и шнурованными ботинками. Просматривалось немногое. Да и наличие рядом Сигурда, мрачного до невозможности, действовало на зрителей весьма отрезвляюще. Оборотень еще не отошел от эстетического шока, полученного накануне, и с ним лучше было не связываться.
Вообще-то я неплохо ездила верхом – ромское детство, знаете ли, – но с тех пор прошло немало лет. Говорят, это умение не из тех, которые забываются, но накануне я все едино побаивалась, что одним махом разрушу всю легенду. Утром, однако, мне было не до глупых страхов. Да и лошадка попалась действительно очень смирная.
С полчасика покачавшись в седле, я пришла к выводу, что ничуть не забыла прежних навыков, после чего с чистой совестью сперва задремала, а потом и заснула. Обоз едва тащился (естественно, по меркам всадника), и я подозревала, что высокородной девице все едино не дадут свалиться с коня. Кто-нибудь да поймает.
Проснувшись, я первым делом глянула на небо. Его сплошь затягивали неровные светлые облака, но солнце – пятно слепящего света – стояло уже довольно высоко. Подкузьминки остались далеко позади, по левую руку тянулись возделанные поля, а по правую хмуро стояли вековые дубы и вязы.
Сигурд ехал рядом со мной, практически стремя в стремя. Эгмонта не было видно, но едва я начала оглядываться, как маг подъехал со стороны леса.
– Проснулась? – быстро сказал он по-подгиньски. – Ничего не чувствуешь?
Я напряглась, прислушиваясь не то к себе, не то к окружающим, но ничего интересного не уловила – разве что два охранника лениво обсуждали преимущества фламберга перед обычным мечом, разумеется, если это твойфламберг.
– Ничего… Что не так?
– Все в порядке, панна, – чуть поклонился Рихтер.
Я приподняла правую бровь, старательно копируя декана алхимичек, и тут же поняла, чем вызван именно такой ответ. К нам подъехал гном на высоком пони – помнится, еще один родич Снорри и по совместительству владелец обоза.
– Может, княжне чего надобно? – для порядка осведомился он.
Я прекрасно понимала, что ничего особенного княжне лучше не желать – все едино денег не хватит, – и потому, тихонько вздохнув, устремила взгляд за горизонт.
– Ясновельможная панна спрашивает: долог ли будет путь? – правильно расшифровал это Сигурд.
Гном чуть пожал плечами:
– Вестимое дело, от Подкузьминска до Листвяг полтора суток пути.
– Podkuzminsk? – заинтересовалась ясновельможная. – Chcia powiedzieé, Podkuzminki?
Эгмонт начал было переводить, но гном прекрасно понял и в оригинале.
– Как ее зовут, э? – быстро поинтересовался он, ткнув Сигурда в бок.
– Панна Ядвига, – почти молниеносно ответил Эгмонт.
– Панна Ядвига… э-э…
– Просто панна Ядвига, – с нажимом повторил Эгмонт. – Ее отец слишком богат и известен, чтобы лишний раз попусту повторять его имя.
Гном посмотрел на меня с возросшим уважением. Сдается мне, еще до того, как солнце пойдет на закат, Эгмонту придется не раз повторить нашу легенду перед любопытствующими.
– Тут такое дело, панна Ядвига, – солидно начал купец. Эгмонт совершенно серьезно повторил то же самое по-подгиньски. – Той же весной, как Рукопись-то наша обретена была, народ задумался: как же так, великий князь у нас жил… твоему, панна, батюшке он, часом, не сродник?
– Э-э… – сказала панна, выслушав синхронный перевод.
– Вполне возможно, – перевел Рихтер. За последние сутки его подгиньский сделался на порядок лучше.
Родственники князья были или нет, а история оказалась совсем проста. Едва успев отыскать рукопись, разобраться в древних письменах да рассмотреть как следует каждую из картинок, подкузьминский народ решил, что невместно великому князю происходить из каких-то там Подкузьминок. В свете вновь обретенных знаний становилось совершенно необходимым переименовать вторую столицу лыкоморского государства… ну, хотя бы в Подкузьминск. Предлагались и другие варианты: Кузьминск, Кузьмищи, Кузьмовцы или – на худой конец – Великие Подкузьмовники. Неизвестно, чем бы закончились словесные баталии между сторонниками каждой версии, но жизнь в очередной раз оказалась мудрее. Деды, коих в каждой уважающей себя семье имелось достаточно, заявили в один голос, что не потерпят такого измывательства над памятью предков. Они сами, их отцы, деды и прадеды жили и умирали в Подкузьминках, а если кто уж и родного пепелища стыдится, так позор ему!
После недолгого размышления и длительных переговоров стороны пришли к соглашению. Историческая часть города, где, по странному стечению обстоятельств, и располагались предместья (читай: деревня) сохранила исконное название Подкузьминки. Центр – с площадью, беломраморным князюшкой и двумя строительными площадками – стал именоваться, как и подобает городу: Подкузьминск.
Ехать с обозом оказалось долго, зато удобно. Нагруженные телеги тяжело тряслись по знаменитым лыкоморским дорогам, лошади шли шагом, а я покачивалась в седле. Доставшаяся мне кобыла – звали ее Соломкой – оказалась спокойной и донельзя меланхоличной. На привалах она щипала траву с трагическим видом королевы, изгнанной из дворца и только таким презренным образом спасающейся от голода.
Уже к полудню я поняла, что детский опыт – дело, бесспорно, хорошее, но практиковаться в верховой езде нужно значительно чаще. Мне повезло с лошадью, но все едино я отбила об седло все, что только можно отбить, и вдобавок стерла ноги. Очень печально было осознавать, что дома, в Академии, у меня осталось аж четыре флакона с заживляющей мазью.
Но с пешим путем было покончено. Я смутно представляла, почему мы больше не можем идти через лес – Эгмонт, раз упомянув об охранных заклинаниях, наложенных на Великий Тракт, больше о них ничего не говорил, – однако спорить со специалистом по боевой магии как-то не приходилось. По тракту – значит, по тракту; верхом – значит, верхом. Зато обоз то и дело останавливался, а если бы мы ехали одни, то привала, скорее всего, не случилось бы до самого вечера.
Да – у перемещения с обозом был еще один несомненный плюс: не надо было ничего готовить, кашу нам и так принесли, причем едва ли не с поклонами. Будучи даркуцкой княжной вот уже второй день подряд, я потихоньку начинала подозревать, что Рихтер вовсю пользуется эмпатическим даром, усиленно внушая окружающим почтение к беглой княжеской дочке. Когда я спросила его прямо, маг ухмыльнулся и отошел. Подозрения усилились.
– А может, ты меня эмпатии поучишь? – поинтересовалась я, когда он вернулся. – Говорят, у тебя специализация…
– Специализация, – согласился Эгмонт. – Была. Десять лет назад. А у вас Буковец преподает, и преподает неплохо.
– Ничего себе неплохо, – возмутилась я, – два семестра отучилась – до сих пор ничего не понятно!
– Значит, плохо училась, – пожал плечами магистр. – Эмпатия – сложный предмет, даже если у тебя и есть некоторые способности. Кроме того, конкретно то заклинание, в применении которого ты меня подозреваешь, вы и так будете проходить. На пятом курсе.
На этом разговор завершился. Скоро мы отправились спать, чтобы рано утром опять двинуться в путь. Время шло, и часам к одиннадцати утра обоз уже подъезжал к Листвягам.
Если Подкузьминки были разросшейся деревней, которая для солидности обзавелась площадью и беломраморным князюшкой, то Листвяги оказались действительно городом, пускай и небольшим.
Он был окружен каменной стеной, у него имелись большие ворота, при которых обреталось несколько стражей – очень трезвых и потому довольно злых. Гнома-купца, владевшего обозом, долго мурыжили насчет въездных пошлин – ровно до тех пор, пока он не позвал другого гнома, знатока всех юридических тонкостей. Сигурд тут же заинтересовался и подъехал поближе. Как выяснилось, он хорошо знал братский народ: за какие-то семь минут гном-законовед убедительно доказал, что все бумаги в порядке, все товары сертифицированы, а за препятствие въезду законопослушных торгован по уложению такому-то городского магистрата города Листвяг полагается такой-то штраф, в скобочках – такая-то вира, в скобочках – нужное подчеркнуть.
Стражи убоялись и поскорее пропустили нас вовнутрь. Мне досталось несколько недоумевающих взглядов, но вопросов задавать никто уже не посмел.
– Против гнома нет приема, – тихонько пробормотал Эгмонт.
– Если нет другого гнома, – закончил поговорку Сигурд.
Я вовсю оглядывалась по сторонам. Да, Листвяги были именно таким маленьким городком, каковые я во множестве наблюдала во время своих странствий по Лыкоморью. Здесь была мостовая – отродясь не чиненная, засыпанная ореховой скорлупой; здесь присутствовал фонтан – один, метко плевавшийся холодной, но чистой водой; здесь росли каштаны, и липы, и заморское дерево тополь, надменно шелестевшее серебристой листвой. Словом, все было как полагается – не больше и не меньше. Я готова была поручиться за то, что на главной площади наличествует особняк градоправителя, сложенный из розового камня и во множестве украшенный маскаронами. Обыкновенно маскароны сильно напоминали хозяина дома – разумеется, сходство было совершенно случайным.
Гном, владевший обозом, выбрал тот постоялый двор, где хозяином был его двоюродный племянник. Мы благополучно отдали лошадей, а взамен получили подробнейшие рекомендации, где и в какой лавке что лучше покупать, а в какую заходить не надо ни при каких обстоятельствах. Нам выделили комнату на жилом этаже – одну на всех, но большую, потому что Эгмонт объяснил, как сильно ему не хочется второй раз бегать за шустрой княжеской дочкой. Хозяин самолично сбегал в кладовку и притащил оттуда ширму зеленого шелку, расшитую цветными рыбками. За ширму пришлось доплатить две серебрушки. Доставка, как почтенным клиентам, обошлась нам даром.
Далее даркуцкая княжна изволила спуститься в общую залу, где ей и ее свите был подан обед. Деньги, правда, кончились еще на этапе ширмы, но нас покормили в кредит. Хозяин прекрасно понимал, что пешком мы точно никуда не пойдем – правдоподобности этому добавляла хромающая и злобно глядящая вокруг княжна, – а приличные лошади по сходной цене были только у его свояка. Вообще складывалось впечатление, что мы попали в какой-то гномский анклав. Эльфов я не заметила ни в Листвягах, ни в Подкузьминках, а люди… ну чего их считать? Они всегда и везде умеют устроиться.
Мы переждали жару на летней веранде, в плетеных креслах. Часа в три, когда жара стала ощутимо спадать, а хозяин вот уже пятый раз прошел мимо нас, вздыхая и что-то бормоча себе под нос по поводу падения курса гномского золотого, мои нервы уже не выдержали.
– Идемте, что ли, – сказала я, провожая печального гнома взглядом.
Ежу понятно, что постоялый двор находился совсем не на главной площади. Еще с полчаса мы плутали по улочкам, довольно тенистым, но значительно более грязным, пока наконец не вышли туда, куда и хотели.
Площадь была – вполне себе площадь, не чета подкузьминской. Никакого князюшки – ни беломраморного, ни чугунного – там не имелось, зато имелась ратуша с высокой башней и хриплыми часами. К ней примыкало невысокое розовое строеньице, в котором я сразу же узнала градоправительский дом. Между квадратными окнами гостеприимно скалились гипсовые маски.
– Какая я умная, – шепотом подумала я. Эгмонт покосился, но ничего не сказал. Ну может он хоть что-то недослышать?
Здание банка «Ильмариненс Лериэ» располагалось по другую сторону от ратуши. Вид у него был неприметный, но уверенный и достойный. На окнах едва заметно искрились заклинания защиты, и это все, что я смогла увидеть и оценить. Но мало находилось дураков, предпринимавших попытку ограбить какой бы то ни было гномий банк, а уж тем более – международный «Ильмариненс Лериэ».
– И это обстоятельство очень сильно огорчает руководство банка, – негромко заметил Эгмонт. – Очень сложно в таких условиях проверить реальную степень защиты фирмы.
Окна здесь были двойные, и между стеклами я с удивлением обнаружила слой серого гравия. Возможно, это было каким-то магическим средством, и я положила, что непременно выпытаю у Эгмонта, так ли это. Сигурд отворил передо мной тяжелую дверь, и мы зашли в длинную тихую комнату.
Пахло бумагами, пылью и сургучом. В дальнем углу в деревянной рассохшейся кадке произрастала развесистая роза невиданных размеров и несказанной колючести. По всему было видно, что растение отчаялось получить от сотрудников банка хоть какую-то помощь в борьбе за выживание и каждый день стремилось прожить как последний. В итоге листья ее были величиной с ладонь Сигурда, в глубине колючек виднелся роскошный распускающийся бутон, а под густой кроной можно было спрятать среднего боевого слона. Или как минимум верблюда.
Помимо розы в комнате имелось: стол, на котором стояла корзинка с ранетками, два стула, квадратные часы со стрелками одинаковой длины; плакат «Клиент всегда прав!» и три сотрудника, из которых один был очень молодым и оттого невероятно серьезным. Он-то и начал беседу:
– Чего вам угодно, уважаемые?
«Холодного чаю», – хотела ответить я, но вовремя вспомнила, что по-лыкоморски не разговариваю.
Так начался длинный и весьма интересный разговор, привести который здесь нет никакой возможности – отчасти из-за нехватки времени, отчасти из-за уважения к тайнам финансовых гигантов Лыкоморья. Короче говоря, через сорок три с половиной минуты (от скуки я пристально следила за стрелками часов) Эгмонту выдали два мешочка серебра, которого нам едва хватало, чтобы расплатиться за лошадей, прокорм и постой. Ну… может быть, маленько бы осталось.
– Средства с вашего основного счета, уважаемый клиент, – все так же вежливо вещал молодой гном, оказавшийся главой подразделения, – мы, разумеется, предоставим к вашим услугам, причем не далее чем через три четверти часа. А дабы скрасить вынужденное ожидание, могу порекомендовать пройтись по торговым рядам. В двух кварталах отсюда имеется отличное кафе, – последнее слово он произнес с легким придыханием, – где подают отменный яблочный пирог. Такого яблочного пирога вы нигде в Листвягах не найдете! Да какое там в Листвягах, даже в самом Межинграде…
Я немедленно заподозрила, что кафе содержит какая-нибудь местная тетя Циля. Родственница банковского гнома – наверняка. Едва ли наших средств хватило бы на посещение столь нахваливаемого заведения, разве только после получения денег со второго счета. Кстати, а зачем Эгмонту два счета?
Мы вышли на улицу, и я задала ему этот вопрос – разумеется, по-подгиньски. Но кому-то чего-то не хватило – не то ему словарного запаса, не то мне знаний о банковских делах. В конце концов маг махнул рукой, и мы отправились скрашивать ожидание, как и посоветовал почтенный банковский гном.
Для этого, бесспорно, важного дела мы выбрали торговую площадь. Ярмарки в Листвягах не было – местный князь им такого права почему-то не даровал, зато четверг считался здесь рыночным днем. Заморских тканей, специй, оружия или глиняных князюшек на местном рынке было днем с огнем не сыскать, зато бесчисленные бабки и дедки, в некоторых случаях сопровождаемые малолетними внуками, бойко торговали ягодой, грибами, молоком и прочими продуктами натурального сельского хозяйства. По периметру площади стояли более или менее респектабельные лавки, и тамошние хозяева, по преимуществу гномы, смотрели на деревенских конкурентов с изрядным презрением. Но тем было все равно.
– А вот кому пирожочков! – громко и напевно выводила какая-то торговка. – Вкусненькие домашние пирожочки, с мясом, луком, курицей и яйцом! Сладенькие пирожочки тоже есть, с творожком домашненьким, с ягодкой! Малина, земляника, ежевика! Ой, с ежевикой нетути, сбрехнула…
Обойти эти ряды было делом семи минут. Княжна задумчиво глянула на живую курицу, возмущенно хлопавшую крыльями, и сопровождающий маг быстро понял, в чем дело. За три мелких монетки он купил полный стакан лесной малины, который немедленно перекочевал в руки даркуцкой панны. Малина была просто замечательная: крупная, сладкая, очень темная и немного колючая. «Шерстистая», – подумала княжна, сбивая с ягодки травяного клопа.
Мы с Сигурдом на пару одолели этот стакан – всякий раз, передавая его оборотню, я делала морду тяпкой, и его это, кажется, изрядно веселило. В толпе нас немножко помяли, и я предложила выбраться наружу, ибо княжне как-то невместно рассекать в перекошенной кофте и со сбившимися лентами. Вообще, этот маскарад начинал мне надоедать. Я уже успела придумать добрую сотню способов, как можно было миновать пограничные города, не прибегая к подгиньскому, но на сто первом Эгмонт неожиданно вздрогнул и, коротко выругавшись, потянул меня за собой. Не дойдя нескольких шагов до желанного бортика – в центре площади, разумеется, журчал еще один фонтан, в котором я планировала умыться, – мы опять врезались в толпу, и я, ойкнув, едва успела придержать сваливающуюся ленту.
Сигурд прикрывал наше отступление. Он тоже ничего не понимал, но действовал весьма решительно.
– Что такое? – возмутилась княжна, едва у нее оказалась такая возможность.
Но Эгмонт и не подумал отвечать. Он быстро шел между рядами, огибая ведра с ягодами и разложенные прямо на земле кучки белых грибов. Я не сразу успела подстроиться под его шаг, но честно делала вид, что ничего особенного не происходит, – княжна торопится, ну и чего в этом такого?
– Нас заметили и узнали, – через некоторое время пояснил Рихтер. – Я пытаюсь оторваться… мрыс дерр гаст!
На ходу я обернулась и наметанным ромским глазом определила преследователей. Их оказалось трое, и главной была магичка лет двадцати пяти, невысокая и изящная, с профессионально жестким взглядом, по которому я сразу определила коллегу.
– Моя студентка, – подтвердил Эгмонт.
На подхвате у нее имелось двое интернов – оба казались довольно бестолковыми. Умеют мало, но энтузиазма – хоть отбавляй. От них двоих даже я ушла бы без малейшего затруднения, но магичка была куда более серьезным противником. След она, по крайней мере, держала как гончая, и я мрачно подумала, что когда она нас догонит, то вцепится ничуть не хуже.
На наше счастье, вокруг было слишком много народу, и мы могли не опасаться, что схватка начнется прямо сейчас. На свой счет я особенно не заблуждалась: Эгмонт все делал качественно, учил адептов – в том числе, и мы с Сигурдом сможем только отвлекать внимание противников. Да и интерны… они закончили пятый курс, а я даже не сдала сессии за первый.
Прилавки, лотки, связки красного лука… Мы метались по площади туда-сюда, но даже мне было ясно, что Эгмонт нас куда-то ведет. Наконец впереди показалась распахнутая дверь лавки. Внутри скучал хозяин, гном весьма почтенного вида.
– Туда! – приказал Рихтер, хотя все уже и так поняли.
Мы ввалились внутрь, и Сигурд закрыл дверь на засов. Обернувшись, Эгмонт бросил какое-то заклинание; по косяку быстро пробежала змейка зеленого пламени.
– Эй, вы что тут творите? – Гном вышел из ступора, чтобы войти в раж. – У меня тут почтенное заведение! Да я вас…
Чем он собирался испугать лучшего боевого мага Лыкоморья, так и осталось неизвестным. Эгмонт, не тратя слов, щелкнул пальцами, и гном провалился под землю. Я едва успела заметить контуры телепорта, распахнувшегося прямо у него под ногами. Рихтер, которому теперь никто не мог помешать, быстро прошел за прилавок, пинком открыл дверь (я сильно подозревала, что если она изначально и открывалась в другую сторону, то возражать не посмела) и скрылся в каком-то темном коридоре.
– А ты чего ждешь? – подтолкнул меня Сигурд. – Давай, Яльга, вперед!
Я последовала его совету. Уже очутившись по ту сторону прилавка, я поняла, что иллюзия развеялась, – даркуцкий костюм исчез, вместо него вновь появились старенькие штаны с рубашкой. Спасибо хоть сапоги теперь были чистые.
Коридор оказался неожиданно длинным – на вид лавка казалась куда компактнее. Здесь было темно, чуть прохладно, с потолочных балок свисали связки лука, чеснока, каких-то трав и кольца колбас. Я быстро догнала Рихтера и, вспомнив о судьбе хозяина лавки, спросила:
– Куда это ты его?
– На крыльцо, – кратко ответил Эгмонт.
– Так на телепортацию же поставлен блок?!
– Значит, на ковенское крыльцо, – отмахнулся он.
Я немедленно представила рекомое крыльцо – в моем воображении оно было высоким и с балясинками. А то когда еще бедный гном из такого захолустья в Межинград выберется? Так попутешествует за казенный счет…
Коридор кончился, впереди показалась окованная железом задняя дверь. На ней висел изрядных размеров замок с фигурно прорезанной скважиной. Я было остановилась, но Эгмонт указал на замок левой рукой, проговорил заклинание, и дужка испарилась в воздухе. Замок с лязгом обрушился на пол.
Вот только дверь не открылась.
Как и полагается магистру, Рихтер сообразил раньше всех. Он не стал предпринимать второй попытки прорваться сквозь заблокированную дверь, а я все же решила проверить свою догадку. Я начертила знак, вытащила из ухоронки свою сумку и извлекла оттуда конспект по общей магии. Сигурд, уже попытавшийся выбить дверь плечом, с удивлением наблюдал, как я поспешно пролистываю тетрадь в поисках нужной лекции. Так… Эгмонт, кажется, захватил с собой Эйлеровы стержни?
Рихтер колдовал рядом, чертя пальцами на стене какие-то знаки и нараспев бормоча явно эльфийское заклинание. Я тем временем достала из его сумки специальную палочку, зачитала по конспекту чародейскую формулу и провела палочкой по двери крест-накрест.
Темный коридор озарило фиолетовое сияние. Светилась дверь, светился косяк, светились петли. Светилась стена, от которой Эгмонт отпрянул так проворно, будто оттуда вот-вот должна была высунуться змея. Пол и потолок источали синий свет, а видневшаяся позади главная дверь – красный.
– Мрыс эт веллер келленгарм! – выразил общее мнение волкодлак.
– Ан керворт, – согласилась я. Новое выражение, что бы оно ни означало, пришлось мне по вкусу.
– Предупреждать же надо! – прошипел Эгмонт, едва восстановив дыхание.
По справедливости, предупреждать нужно было тем, кто запер нас снаружи, но они отчего-то совсем не собирались этого делать. Насколько я могла судить, кто-то из тройки наверняка уже телепортировал в том же направлении, что и хозяин этой лавки. Теперь все зависело от того, сколько времени уйдет на переориентацию телепортов. Успеем мы что-то придумать или нет? Если нет, придется прорываться с боем…
Вот интересно, а Сигурда можно запихнуть в нашу ухоронку? Правда, с другой стороны, кто же его оттуда потом достанет…
Подумав о Сигурде, я вспомнила, как легко мне удалось проникнуть в его камеру, – а ведь она-то наверняка была защищена!.. Я покосилась на Эгмонта и быстренько подошла к стене, уперлась в нее ладонями, закрыла глаза и старательно представила себе внутреннее убранство банка. С гномами договориться проще, чем с ковенцами, а своих они не выдают.
Я сделала шаг, твердо уверенная, что сейчас окажусь в приемной перед изумленным банковским гномом, – и чувствительно приложилась лбом к стене.
Нас заблокировали действительно надежно. Не сработала даже моя магия, хоть она и была сродни магии фэйри.
6
Прошло чуть меньше получаса, но ничто не изменилось. Сияние не ослабевало, снаружи не доносилось ни звука, и я категорически не представляла, что можно сделать. Если на телепортацию наложен блок; если мы не можем покинуть лавку; если скоро, очень скоро сюда пожалует ковенский отряд – то всякому ясно, что наше путешествие обретает весьма бесславный конец.
