Текст книги "Мясник (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

Уже позже, разогнав остальных, Схимник все же успел переговорить и с ними – уж их-то точно нельзя было отправлять вместе со всеми. Это было на пустыре возле одного из недостроенных домов, заложенных еще в восьмидесятых и брошенных примерно в то же время. Баскаков, разумеется, не напрямую, получил этот участок в собственность совсем недавно, и еще никто не знал, что здесь будет.

Моби и Кутузов стояли возле бежевого «москвича», когда Схимник вылез из своей машины, и, судя по их лицам, не ожидали от разговора ничего хорошего. Когда он подошел к ним вплотную, то чуть не расхохотался: нос Моби основательно распух, распухло и ухо Кутузова, на котором виднелись четкие следы человеческих зубов, а лицо одноглазого было густо покрыто широкими малиновыми царапинами.

– Ну, что, – сказал Схимник почти весело, – ассасины хреновы?!

«Ассасины» потупились, чувствуя вину. Он закурил, рассматривая их.

– Ну, и зачем ты в хату полез? Разве Ян тебе это говорил делать?

Моби сердито сплюнул.

– Нет, но там же…

– Он говорил тебе брать ее вне квартиры! Мало нам проблем?! Вам, уродам, лишь бы вломиться куда-нибудь! Своих мозгов нет, так доверяйте чужим, за это бабки и имеете!

Моби резко вздернул голову.

– Между прочим, ты тоже…

– Молчать! – резко изменившийся голос Схимника хлестнул его, словно плетью, и Моби съежился. – Спринтер, блин! Девку поймать не мог, пару лестниц пробежать! Мало вас Сергеев гоняет, что ли?! Жрете водку с утра до вечера… Кто стрелял?!

На несколько минут воцарилось молчание, потом Моби пробурчал:

– Я уже давно ствола не ношу.

– Сука! – процедил Лебанидзе, зло глянув на него. – Слушай, ну сорвался! Она же мне все лицо раскурочила, блядь мелкая! Я же ее не… я в ногу метил…

Лицо Схимника неожиданно стало сонным и скучным.

– Светанулись по полной, да.

– Да никто нас не видел! – вышел из себя Моби. – А кошелка старая… что она там расскажет… ее и грохнуть можно! Чо это ты нас е…шь – над нами Лях, – употребил он одно из прозвищ Яна, – не ты!..

Выказывая всем своим видом полное равнодушие, он повернулся чтобы открыть машину, и в этот момент полуопущенные веки Схимника вдруг вздернулись, словно он увидел что-то очень интересное. Он легко качнулся вперед и чуть в сторону, и в следующее мгновение Моби сунулся головой в окно, пробив стекло, ссыпавшееся внутрь с сухим стуком. Лебанидзе отскочил, его рука устремилась за пазуху, но недостаточно быстро…

Убивать он их не стал, хотя очень хотелось, но в его нынешнем положении и при данных обстоятельствах это было небезопасно, поэтому он заставил себя вовремя остановится и уйти, вытерев руки о свитер Лебанидзе и оставив обоих лежать возле «москвича» бесформенной стонущей и матерящейся кучей. А так славно было бы довести дело до конца, выдавить из них жизнь по каплям, растянуть агонию и боль, чтобы они успели сполна ощутить – каково это умирать. Он сделает это потом, в другой раз – если не повезет и все сорвется и будет окончательно ясно, что другого пути для него нет. Что ж, во всяком случае получил хоть какое-то удовольствие.

Положив широкие ладони на руль и поглядывая на летящий мимо ночной Волжанск, Схимник постепенно успокаивался – заставлял себя успокаиваться, и вскоре его лицо, отражавшееся в зеркале, снова стало невозмутимым, только глаза еще долго оставались темными, почти черными, и в них пробегали голодные всполохи. Снова и снова спрашивал он себя – не бессмысленно ли все это и не стремится ли он все-таки к мифу? А если нет и он получит свое – так ли уж ему это нужно? До сих пор справляться со всем, быть устроенным и вдруг разом пустить все под откос – ради чего? Остановиться? Нет. Слишком многое произошло, чтобы можно было остановиться. И не в его характере было останавливаться. Если он что-то решал для себя, то решал окончательно и сразу.

Убедившись, что за ним никто не следит, он избавился от папки и некоторое время просто ездил по городу, не прячась, с беспечностью невиновного. Несколько раз вызывал своих, узнавал результаты, чтобы, если вдруг все же произойдет осечка, вовремя перехватить. Но результатов не было. На этот раз она не подвела, успела схорониться. Схимник поглядывал на телефон – с минуты на минуту его должны были вызвать – и поглядывал на дорогу, потому что вызвать могли и не по телефону.

Они выбрали второй вариант, и когда появились две машины – одна пристроилась в хвост, а другая обогнала «паджеро» и загородила дорогу – Схимник тихо засмеялся, притормаживая. Ян, конечно же, сцена в его духе. Не решился приехать в гордом одиночестве.

Схимник не стал оставаться в машине – наполовину расстегнул куртку и вылез, зло глядя на подбежавших к его машине Яна и еще троих.

– Обалдели совсем?! Что это еще за аттракционы?!

– Валентиныч хочет тебя видеть, – холодно сказал Ян. Его изящные очки поблескивали в слабом свете, и аккуратная прическа была, как всегда, безупречна. Руки он держал в карманах пальто. Все четверо внимательно следили друг за другом, готовясь поймать малейшую попытку к опасному движению и отреагировать раньше, но если трое молодых парней смотрели с открытой настороженностью, то лицо Яна было совершенно равнодушным, тогда как Схимник с абсолютной искренностью демонстрировал злость занятого человека, которого глупо оторвали от важного дела. – Очень хочет.

– А телефон на что?! Позвонить не мог?!

– А вдруг ты бы не приехал? – Ян пожал плечами с видом «всяко бывает, понимаешь, да?». – Поэтому я решил сделать тебе сюрприз, проводить тебя. Как там говорил Абдулла? Дорога веселее, когда встретится добрый попутчик.

– Ценю вашу заботу, пан, – лицо Схимника разгладилось. – А чего на двадцати машинах не приехали? Еще бы оркестр прихватили! Ладно, поехали, раз Валентиныч так соскучился.

Он открыл дверцу машины, но Ян легко качнул головой.

– Садись лучше ко мне, а твою машину – вон, Калмык поведет.

– Нет, – Схимник прищурился, – это ты садись ко мне. Я привык сам водить свою машину. Садись, Ян, что ж ты? Вы устроили такой парад, должен же я тебя отблагодарить.

Не дожидаясь согласия, он сел в машину. Ян глянул на свой «пассат-универсал», сделал остальным отпускающий жест, обошел «паджеро» и сел рядом с водителем. Машина тронулась с места и поехала за «пассатом».

На середине пути Ян, до сих пор молчавший и, казалось, глубоко увлеченный процессом стирания «дворниками» дождевых капель со стекла, тяжело сказал:

– Похоже, ты крепко влип, парень.

– Да неужто? – спокойно отозвался Схимник.

– Может, мы кое-что выясним прямо сейчас? Тогда, возможно, и беседа наша с шефом сложится иначе. Помнишь, я говорил тебе о сроке годности? Разменять могут в любой момент.

– Ты часом не в продуктовом магазине карьеру начинал, Ян? – Схимник зевнул и тряхнул головой. – Знаешь, я чертовски устал. Попробуй, может тебе удастся немного помолчать.

Ян по-старчески поджал губы дужкой и отвернулся. «Паджеро» легко летел сквозь мокрую ночь, и ночь летела навстречу с готовностью нетерпеливой любовницы, неотвратимо разматываясь в утро.

* * *

Он осознал, что произошло, только когда это уже произошло, и отхлеставшая ладонь горела от крепких ударов по твердым щекам. Схимник стоял перед ним и смотрел прямо на него со странным выражением. Если раньше, когда Виктору Валентиновичу случалось выходить из себя, в глазах Схимника обычно были досада, терпение и раздумье, то сейчас в его глазах не было ничего – никаких эмоций, даже равнодушия. По затылку Баскакова мимоходом пробежал легкий холодок – глаза подчиненного почему-то вдруг живо напомнили загадочные, непроницаемые беззрачковые глаза греческих статуй. На левой щеке Схимника медленно оплывала кровью небольшая ссадина, оставленная кольцом хозяина. Ян сидел в кресле и, казалось, спал, а возле большого аквариума, рядом с которым мерно и успокаивающе гудел компрессор, на диванчике обмяк бледный и взмокший от пота Сканер, так жадно наблюдавший за перемещениями ярких рыбок в прозрачной подсвеченной воде, словно от этого зависела его жизнь. На широком подлокотнике диванчика рядом с ним лежала туба с лекарством и стояла пустая рюмка, тут же валялся тонометр. Полупустую бутылку коньяка Сканер поставил на пол.

Виктор Валентинович поспешно отвернулся, стараясь прийти в себя. Еще никогда он не позволял себе поднимать руку на подчиненных. Мордобой – удел примитивных руководителей, не обладающих более-менее достаточным словарным запасом, коммуникабельностью и элементарными знаниями психологии. Если руководитель позволяет себе срываться, с бабской истерикой колотить сотрудника, пусть и за дело, долго такому руководителю не продержаться. Организации, в которой главный самолично раздает оплеухи, никогда не подняться, она останется на уровне обычных беспредельщиков и серьезные люди работать с ней не станут, разве что так – убрать за кем-нибудь. Время уже не то и требования не те, и обычно Баскаков не замахивался на подчиненных – даже в минуты сильнейшего гнева. Обругать – мог и сильно, внимательно наблюдая за человеком и анализируя, насколько глубока вина, какова причина, совершит ли он в дальнейшем нечто подобное и не лучше ли избавиться от него немедленно.

А сейчас он вышел из себя – впервые за многие годы, разозлился до такой степени, что на мгновение потерял контроль над собой. Быть так близко, так близко… так глупо все развалить… Текли секунды, а Баскаков, сжав зубы, смотрел то на нишу в стене, где стояло несколько ваз матового голубого стекла квадратной и треугольной формы, то на черный шкаф, в котором строгим строем стояли тяжелые толстые папки. Прежде чем разбираться дальше, ситуацию необходимо срочно стабилизировать. Отчетливей всего рисовались два пути: убить или попытаться вернуть все на свои места – извиниться и в то же время нет. Оставлять все, как есть, нельзя. Потому что такой человек, как Схимник, не забудет. Пощечины, как бабе, при всех. Но другой бы мужик давно взбесился, попытался бы накинуться на него, если не трус и не тряпка, и Схимник точно не такой, но он молчит, только смотрит насквозь – и это плохо, очень плохо. Иногда Баскаков, сам себе не отдавая в этом отчета, побаивался своего бесстрастного и, как ему казалось, туповатого «пресс-секретаря».

Убить? Да, это просто. Только в «приемной» пять тайников с оружием, ближайший в полутора шагах. Достать пистолет и всадить Схимнику пулю между глаз – и все. Но с точки зрения практичности делать это было неразумно. Такими людьми не бросаются.

Баскаков достал из стола упаковку бумажных салфеток, быстро обтер чужую кровь с платинового кольца и пальцев, подошел к столу, взял телефонную трубку, подождал немного и резко сказал:

– Просыпайся, просыпайся! Коньяк принеси! И чашку кофе, – Баскаков положил трубку, закурил и прямо, твердо посмотрел на Схимника. – Я сожалею, что так получилось. Это непозволительно с моей стороны. Но и ты меня пойми! Такого наворотить – это ж… Объясни мне, Схимник, как получилось, что ты оказался в квартире наедине с этой девкой – ведь изначально же решили – в квартиру не соваться! И как получилось, что ты ее упустил?! Это же надо… теперь… устроили… вам, красавцы, милицейскую сводку почитать?!

– Я уже читал, – кисло сказал Ян. Баскаков насмешливо кивнул.

– Молодец, оперативно. И грамоте разумеешь, я смотрю. Что ж ты, грамотный, наравне с коллегой мне такое блядство устроил?!

В дверь осторожно постучали, потом она отворилась, и в «приемную» скользнула пожилая женщина в тапочках и кое-как застегнутом халате. Сдержанно зевая, она поставила на стол поднос с коньяком и кофе и исчезла. Баскаков протянул Схимнику одну из бумажных салфеток, тот взял ее, промокнул оцарапанную щеку и сел в кресло с таким видом, будто ровным счетом ничего не произошло. Виктор Валентинович повернулся, чтобы разлить коньяк, и случайно его взгляд упал на Сканера. Тот уже не смотрел в аквариум, он смотрел на Схимника. В его глазах был неприкрытый животный ужас.

– Так что же ты делал в квартире?

Схимник смял салфетку и слегка улыбнулся.

– То, что и должен был. Девочку ждал.

– Ее ждали мои люди, и их было достаточно, и ты об этом знал! – подал голос Ян и потянулся за своим кофе. Схимник сонно посмотрел на него.

– Что ж твои люди не увидели, как она вошла в квартиру? Как я вошел, они тоже, кстати, не заметили. У тебя очень хорошие люди, Ян, а ты – славный стратег. Я же тебе говорил, что нужно лучше изучить эту бабенку, а не удовлетвориться данными Гунько. Разумеется она не поперла напрямую, влезла через соседский балкон у тебя под носом.

– Мои люди следили за балконами, – процедил Ян. Схимник зевнул.

– Прям постоянно следили?

– Конечно, я отвечаю! Только, может отвлеклись, когда там тинэйджеры местные своими дурацкими петардами начали хлопать… потому что, говорят, там такое началось!.. – рука Яна замерла, не донеся чашку до рта. – Вот же сука, а!

– Если бы меня не было в квартире, вы б ее так и не увидели. А если б твои кретины не вломились, так мы бы уже побольше знали – вероятно, все бы знали – она уже почти раскололась!

– А музыка…

– Случайно вышло.

– Погоди, – Баскаков нетерпеливо махнул рукой на Яна, – ты что же, разговаривал с ней?

– Да, – Схимник усмехнулся и хрустнул суставами пальцев, – мы очень мило поболтали. Можно сказать, поворковали.

– Она знает, где Чистова?!

– Знает. И сказала бы, если б мне не помешали. Когда бабе лицо портишь, она обычно становится очень разговорчивой.

Баскаков перевел взгляд на Яна, и тот недовольно кивнул.

– Это правда. Моби ее видел. Сказал, вид у девки был, будто ее долго рожей по асфальту возили. Вечно ты, Схимник, напролом прешь, чисто по-русски, да?! Это не работа, это рубка дров!

– А в Кракове, конечно, по-другому, да? – насмешливо осведомился Схимник. Виктор Валентинович, потягивая коньяк, внимательно наблюдал за подчиненными.

– Матка боска! Во всяком случае, вполне можно было обойтись без тупого крестьянского мордобоя! Существуют более тонкие, более болезненные и более действенные способы. И допрашивать прямо в квартире – ты меня конечно извини, но…

– Чем быстрее, тем лучше. Кроме того, мне нужно было узнать, где папка.

– И где же она? – быстро спросил Баскаков.

– Она послала ее Чистовой.

– Господи, зачем?!

– Это я узнать не успел, – Схимник потер затылок, – в музыкальном центре у них что-то замкнуло, я отвлекся, девка поскакала в коридор, а тут приперся Моби и очень любезно открыл ей дверь.

– Чушь какая-то! На кой ей отсылать папку Чистовой?! Неужели они все-таки… – Виктор Валентинович резко замолчал и отвернулся. Схимник пожал плечами.

– Я только знаю, что она сделала это на следующий день после того, как получила папку от того журналиста. Возможно, она по каким-то причинам решила, что Чистовой будет интересно ее почитать и у нее она будет в большей безопасности. В любом случае, – Схимник задумчиво посмотрел на свою правую руку, потом согнул сильные пальцы, и ацтекская пирамидка, наклонившись, блеснула изумрудной крышей, – я думаю, что она не врала.

– А почему ты был так уверен, что Кудрявцева вернется домой, – спросил Ян, продолжая цепляться за малейшие шероховатости происшедшего, негодуя, что Схимнику в глазах Виктора Валентиновича так легко удается превращать все в стройную и гладкую версию. Ян не верил ему. Он чуял, что что-то не так. – И почему ты был уверен, что мы ее пропустим и что она будет идти осторожно, окольными путями? Ты ведь сказал, что ее не было в конторе – чего же ей было бояться, ведь тогда она ничего не должна была знать?!

– Она ведь могла зайти туда до того, как я приехал, – начиная с шести часов она была вне зоны наблюдения. Или уже после меня.

– Ну… вообще-то верно, после, – пробормотал Ян задумчиво, – но так быстро… Когда мы уезжали, возле магазина стоял «форд» ее приятеля. А когда туда почти сразу подъехал для наблюдения мой человек, машины не было, ее нашли потом в одном из дворов, недалеко от дома, где жила Кудрявцева… Но за магазином не наблюдали считанные минуты. Уж больно проворно.

– Как ты это объяснишь? – Баскаков хмуро посмотрел на Схимника.

– Да никак! – раздраженно ответил тот тоном человека, которому все это уже до смерти надоело и хочет он только одного – спать. – Почему это она не могла проскочить за эти считанные минуты?! Ты, Ян, на меня своих собак не вешай! Я не знал, побывала она в магазине или нет, я просто предположил, что она зайдет домой, а если все знает, так зайдет тем более – у нее там барахло, деньги – она ведь баба, в конце концов, несмотря на все свои увертки, всего лишь баба!

– Все это очень странно, – пробормотал Ян, поигрывая ложечкой в чашке с кофе.

– Да! – рявкнул Виктор Валентинович и опустился в кресло, подобрав полы длинного темного халата. – Все это очень странно! Странно, что вы, всегда так хорошо со всем справлявшиеся, на этот раз повели себя как полные кретины! Один самодеятельностью занимается, другой дебилов каких-то поставил – носятся везде, как кони, стрельбу устроили!.. Хорошо сработали – друг против друга! Молодцы! Завалили все… ни за хрен собачий!

Схимник поскреб рыжеватую щетину на подбородке, закурил и уставился в окно, за которым шелестел дождь, Ян похлебывал остывающий кофе, следя, чтоб ни малейшей капельки не попало на новый перламутровый жилет, кривил тонкие губы, рассеянно, в который раз, думая, что все у хозяина всегда высший класс, а вот кофе почему-то постоянно паршивый. Баскаков откинулся на спинку кресла и посмотрел на Схимника совиными глазами.

– И вообще, что-то от тебя, Схимник, в последнее время бабы часто сбегают! Как ты умудрился упустить эту девчонку вечером? Когда я тебе звонил… что это еще была за фраза: «Я ненадолго отъехал»?! Как это понимать?!

– Тачка у меня сломалась! Пока другую нашел…а девка на такси уехала. Что мне – бегом за ней бежать?!

– А люди твои где были?

Схимник ухмыльнулся.

– Вы же сами велели – никого не вмешивать. Чтоб только мы с Яном водили. А Ян смену сдал, далеко был.

– Да, я позже подъехал, после вашего звонка, – сердито сказал Ян и тут же с экзаменаторской въедливостью вернулся к прежней теме. – И все равно, Схимник, допрашивать ее прямо в хате…

– Конечно, я должен был тебе ее отдать, да?

Баскаков неожиданно треснул кулаком по хрупкому журнальному столику так, что прозрачная столешница чуть не раскололась пополам.

– Мне ваша конкуренция уже вот где! Еще хоть один такой прокол – вышвырну к чертовой матери обоих! Мудаки!

– Вот я и говорю, – вдруг раздался тихий надтреснутый голос Сканера, – что…

– И ты мудак! – перебил его Виктор Валентинович, только сейчас вспомнив о «компаньоне», и обернулся к диванчику. – Какого ты возле «Пандоры» ошивался?! А внутрь зачем полез?!

Сканер съежился и дрожащей рукой потянул к себе с пола бутылку.

– Я просто… помочь хотел… я думал… если она там, – он наклонил бутылку, и горлышко застучало о край рюмки, – если там… то я посмотрю… посмотрю на нее и, может, узнаю что-то… а там… там… – он зажмурился, бутылка сильнее стукнула в рюмку, та свалилась с подлокотника и раскололась на полу с жалобным звоном. Баскаков возвел глаза к потолку и отвернулся.

– Да, издалека – это одно, а видеть – совсем другое, да, Кирилл Васильевич? – резко спросил Схимник. Сканер дернулся, коньяк в бутылке булькнул. Баскаков бросил на Схимника острый взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Просто его появление возле «Пандоры» показалось мне странным.

– Мне тоже, – не замедлил поддержать его Ян и поправил очки. Сканер покосился на него, потом на разбитую рюмку, лихо вскинул бутылку вверх дном, закинув голову, и отхлебнул прямо из горлышка. Закашлялся, и коньяк, плеснувшись из уголков рта, потек по подбородку.

– Виктор… Ва-валентинович, я прошу… я требую оградить меня от этих беспочвенных глупых обвинений! Я просто пытался внести свой вклад…а твои… ваши люди на меня накинулись… особенно этот! – он кивнул на Схимника, который развалился в кресле и курил с безмятежным видом, но его темно-серые глаза смотрели на Сканера недобро.

– Невежливо говорить в третьем лице о том, кто здесь присутствует, – заметил Ян. Тут у него запищал мобильник, он вытащил его, несколько минут молча слушал, потом сказал «Продолжайте!», спрятал трубку и, взглянув на Баскакова, покачал головой. Сканер снова булькнул бутылкой и произнес вялым, заплетающимся языком:

– И все же… я хотел бы, чтобы мое положение было… более ясно представлено…

– Кончай жрать коньяк! – грохнул Баскаков, и перепуганный Сканер чуть не уронил бутылку, а Баскаков продолжил, но уже прежним, сдержанным и хорошо поставленным голосом: – Забыл уже, как тут недавно загибался?! Мужикам лучше спасибо скажи, что вовремя тебя вытащили! Поставь бутылку – накачался – уже под бровями плещется! Второй раз накроет – и все, финита! А дохлый ты мне без пользы!

Ян недовольно покачал головой. Сейчас Сканер его мало заботил – у Яна было еще достаточно дел и достаточно вопросов, на которые он желал получить ответы, а вот времени было маловато.

– Нехорошо с племянником Гунько получилось, – вкрадчиво сказал он. – Я посылал его в «Пандору» живым, и Кирилл Васильевич, – Ян сделал в сторону Сканера плавный представляющий жест, – сказал, что он вошел вместе с вами. А обратно не вышел, обнаружился позже, рядом с коллегами, со свежей трахеотомией. И я хотел бы узнать, Схимник, по какому поводу…

– Верещать начал, – равнодушно ответил Схимник. – Мол, мы не так договаривались, это уже слишком… Решил, что это мы всех положили. Ментами грозил. Мне его успокаивать некогда было. Да и все равно от него больше никакого толку.

– Теперь уж конечно, – язвительно заметил Ян и поставил на столик пустую чашку. – У покойника много не спросишь. А ведь он мог знать, что в магазине случилось.

– Ничего этот дятел рыжий не знал, я ж сказал тебе, а Гунько…

– Хрен с ним, с племянником – ты его уволил, Схимник, сам с Гунько и объясняйся. Не это главное. С «Пандорой» надо что-то решать. Черт, как все не вовремя! – Виктор Валентинович несколько раз моргнул, потер покрасневшие от переутомления глаза, закрыл веки и легко помассировал их кончиками пальцев. – Ладно еще девка эта там подвизалась – одной больше, одной меньше, но это… Фактически, «Пандоры» больше нет. Обрубили один из моих информационных каналов и как раз перед областными выборами. Наверняка и документацию всю сняли. Странно, Березин давно под меня роет, но чтоб такими методами… не похоже на него, он все больше компроматами пробавляется. Значит, кто-то еще вылез.

– Возможно еще, что «Пандора» и сама сунулась, куда не следовало, без ваших указаний, – Ян вытащил записную книжку и начал быстро ее перелистывать. – Одинцов был своенравный парень, Гунько постоянно на него жаловался. В любом случае, я проверю все, что осталось – до последней бумажки, до последнего файла, подниму наши документы, тряхну командировочных… если еще и до них не добрались. В городе из «Пандоры» оставались еще двое – Заир-Бек, из обслуги, и Каширов, командировочный. Но Каширов вчера утром уехал в Махачкалу, к сестре, получил отпуск. А вот Заир-Бек пропал, хотя, вероятней всего, он у какой-нибудь бабы. Ничего, найдем.

– Слышал я как-то поговорку одну, – вдруг лениво произнес Схимник, – про змею, которая кусает сама себя за хвост. Жаль, не помню дословно.

Все взгляды, резко метнувшись, скрестились на его невозмутимом лице.

– О чем ты? – спросил Баскаков.

– Я искал в «Пандоре» папку, которую вы хотели получить. Понятно, папки я там не нашел. Зато нашел кое-что другое и подумал, может, вы захотите на это взглянуть? Возможно, это могло быть раньше в той самой папке, хотя, на мой взгляд, это абсолютная галиматья.

Он вытащил из кармана аккуратно сложенные листы и конверты, которые дала ему Вита, и через стол протянул их Баскакову. Ян подался вперед, недоуменно глядя, как Виктор Валентинович разворачивает измятые, покрытые темно-бордовыми пятнами бумаги.

– Что это, какие-то документы? – спросил он. – Что в них?

Сканер отвернулся и снова начал наблюдать за рыбками. Его лицо подергивалось, пытаясь принять выражение равнодушной усталости, но ужас неумолимо проступал сквозь неумелую маску, выглядывая то из глаз, то из изгиба бледных губ. «Как он заметил… как он мог понять… он не мог понять, он ведь деревенщина, быдло! не мог их заметить, не должен был… он ничего не знает и не видел их раньше, Виктор ведь уверял меня в этом! Ну почему я не успел их забрать, почему?!» – трепетало у него в мозгу.

Баскаков внимательно просмотрел бумаги, прочел надписи на смятых конвертах, и на его лице вдруг резко обозначились глубокие морщины, раньше почти незаметные, и лицо стало старым и страшным. Встал он очень медленно, словно во сне, но расстояние до диванчика преодолел одним быстрым и хищным прыжком, неожиданным для его массивного телосложения и манеры двигаться размеренно и величаво. Одной рукой он схватил Сканера за воротник свитера и вздернул с дивана, другой ткнул ему в лицо бумаги, испачканные чужой, давно засохшей кровью.

– Что это значит?! – спросил он звенящим от ярости голосом, и Схимник с Яном подобрались, готовые вскочить в любую секунду. – Это так ты с ним работал, ублюдок?! Это и есть твоя психологическая профилактика?!

Сканер, чья шея была сдавлена воротником свитера, только хрипел, не в силах произнести ни слова, и крутил головой. Баскаков тряхнул его еще раз, но тут же, опомнившись, ослабил хватку и быстро глянул на Яна и Схимника, которые изумленно и не без удовольствия наблюдали за происходящим. Получив доступ к воздуху, Сканер закашлялся и хрипло выговорил:

– Я не понимаю… я ничего не делал…

– Сидеть здесь! – бросил Баскаков подчиненным и широкими шагами вышел из «приемной», волоча за собой несопротивляющегося Сканера. Дверь за ними с грохотом захлопнулась, секундой позже раздался скрежет и короткий щелчок. Ян ошарашенно посмотрел на Схимника.

– Запер! – он вскочил, быстро подошел к двери и легко подергал за ручку. – Ты слышишь?! Он нас запер!

– Не суетись, – буркнул Схимник, глядя на дверь с беспокойством и нетерпением. Он бы дорого дал за то, чтобы узнать, куда Баскаков потащил Сканера и что там будет происходить. «Так ты с ним работал», – обронил Виктор Валентинович. С кем? Есть кто-то еще? Кто? Сканер замешан в том, что произошло в «Пандоре» – это несомненно, у него все на лице написано, но теперь, получается, он в этом деле либо чей-то партнер, либо посредник.

К кому он его повел?

Кто в этом доме?

Схимник задумался. Дом Баскакова, с улицы не кажущийся таким уж огромным, благодаря умелому архитектору, на самом деле достаточно велик, и в нем много помещений. Но даже он, Схимник, и Ян, пользовавшиеся особыми привилегиями, имели доступ только в несколько комнат. Фактически, дом был разделен на две части – «рабочую» и «семейную», и каждая часть имела собственный вход. Никто из домашних Виктора Валентиновича практически никогда не появлялся на «рабочей» половине и, соответственно, подчиненные не приглашались на «семейную». Но и в «рабочей» части хватало закрытых дверей. За какой из них этот кто-то? И кто он?

– Тшарт! Якишь маятшене! Якбы мы робаки! Стары пес! – Ян дернул ручку еще раз и отошел от двери. В его светлых глазах были недоумение и злое раздражение. – Что это здесь сейчас такое было?! Я что-то ни хрена не понял! Что ты ему дал?!

– Да так, бумажки какие-то. Сказал же, в магазине валялись.

– Бумажки!.. Валентиныч подпрыгнул так, словно ему куда стрельнули. Что в них?!

– Я же сказал – бред! Набор слов! Не знаю, чего он взбесился. Хочешь, сам у него спроси, а у меня пока и без этого дел хватает! Мне девку искать надо, а я сижу тут с тобой, как… – Схимник резко встал и подошел к окну. Стоя спиной к Яну, он закурил, глядя на темный соседний дом, в котором все давным-давно спали.

– Интересно, что же натворил этот Кирилл Васильевич? Определенно, он «Пандору» завалить самолично никак не мог – там семь человек было, из них пять мужиков и не хилых, а убивали в тесном контакте да и оружие тоже… ножницы, стекло, провода… Не, не мог. Сдать мог, но… – Ян задумался, со странным выражением глядя на стоящего к нему спиной человека – его глаза просчитывали, примерялись. Одеваясь с особой классической изысканностью, Ян со своей аккуратностью, подчеркнутыми хорошими манерами, строгой прической с идеально ровным пробором и изящными очками, придававшими его лицу некую книжную беззащитность, производил впечатление изнеженного интеллигента. Но тот, кто определял для себя Слещицкого исключительно так, рисковал в будущем жестоко поплатиться за это – Ян отнюдь не был изнежен и беззащитен, а его тело, в дорогих костюмах кажущееся худым и хилым, обладало особой жилистой силой, было ловким и натренированным, и для того, чтобы убить, оружие ему было необязательно. Схимник хорошо это знал и потому обычно избегал поворачиваться к Яну спиной. Но сейчас он просто молча смотрел в окно, и это удивило и насторожило Яна. Он чувствовал, что со Схимником сегодня что-то не то, может тут-то и прикидывал, не наступил ли нужный момент. Он давно пытался урвать этот момент, и знал, что Схимник знает это, и тоже, в свою очередь, готовится. Иначе и быть не могло. – Кому же он продал «Пандору»?

– Не знаю! У меня и без этой конторы проблем хватает! – буркнул Схимник. – Одна радость – может Валентиныч сейчас сам грохнет этого Кирилла Васильича – не хотелось бы мне об эту гниду мараться.

– А о Кутузова и Моби что ж не побоялся замараться? – спросил Ян со злой насмешкой. – Ты, очевидно, забыл правила? Это мои люди, я ими руководил и, если они в чем-то провинятся, я наказываю их сам.

– Чем быстрее следует наказание, тем больше от него толку, – заметил Схимник тоном опытного педагога. – Ничего, от твоих козлов не убудет, я их из строя не вывел – так, выпорол.

– Не в этом дело, – сказал Ян и замолчал надолго. Схимник хмуро смотрел на улицу, думая о своем. Через несколько минут он сказал резким голосом, в котором причудливо переплелись смех и холодная злость – сказал, не обернувшись и не двигаясь:

– Валентиныч не простит, если ему приемную замарают, пан. И я не очень уверен, что влетит за это именно тебе.

Ян, который уже подался вперед, странно согнув правую руку в запястье и сведя пальцы, не останавливаясь, продолжил движение, слегка развернувшись, и отошел к столу, рассмеявшись искренним сдержанным смехом. Он ничего не сказал. И Схимник больше тоже не произнес ни слова.

* * *

Я еще раз спрашиваю, что все это значит? Как в «Пандору» – только не говори, что тебе не знакомо это название – как туда попали твои письма? Почему они вообще существуют без моего ведома? Это он тебя подбил на это? Отвечай немедленно!