Текст книги "Мясник (СИ)"
Автор книги: Мария Барышева
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)
Есть фотография?
Сканер всплеснул руками, изображая изумление собственной предусмотрительности, и вручил Литератору такую же фотографию, какую раньше отдал Виктору Валентиновичу. Литератор впился в фотографию обезумевшим взглядом. Сканер решил, что сейчас он и ее скомкает, но Литератор с неожиданной бережностью спрятал фотографию и снова схватился за ручку.
А, вот это я понимаю! Ничем не обделена! Настоящий Творец, ты смотри! Вот он, значит, кого себе подыскал! Кирилл, он не должен ее получить, не должен! Я лучше, я ведь лучше, правда?! Я еще живой… я еще долго проживу, да, долго, это все были глупые мысли, от тоски, да! Она красивая! Почему она обладает таким даром и при этом такая красивая?! Это нечестно, несправедливо! Кирилл, она не должна жить! Она не должна переступить порог этого дома! Где она сейчас?! Найди мне ее! Найди раньше, чем он! Я уничтожу всех твоих врагов, только найди ее! Где она, где?!
Литератора трясло, губы и подбородок стали мокрыми от слюны, выплескивавшейся из оскаленного рта, и Сканер с тревогой подумал о медсестрах в соседней комнате – не пора ли их позвать. Но все-таки он склонился над листом и написал ответ.
Я не знаю, где она. Ее ищут, но пока безуспешно. Вроде бы неделю назад она была в Киеве, но сейчас ее нигде нет. Как только что-то прояснится, я сообщу.
Найди мне адреса, Кирилл. Ты же говорил, что у нее могут быть еще клиенты. Найди мне адреса, она ведь может прятаться у них. Там, снаружи, у меня есть люди. Не удивляйся, я же говорил, что не совсем беспомощен. Они ничего обо мне не знают и за деньги сделают все. Ничего не должно остаться в этом мире от нее, ничего. Чистова, клиенты, этот парень, который сейчас в больнице, человек, который будет чересчур рьяно ее разыскивать, – никого не должно остаться!
Я сделаю все, что смогу, – вывел Сканер, закусив губу, – но когда, не знаю. И я попробую поговорить насчет прогулки.
И зеркала! Скажи, пусть уберут зеркала! Он говорит, что их прописал врач, но это бред, мне только хуже от них! Пусть уберут зеркала! И этих девчонок! Неужели нельзя найти других медсестер… и чтоб уже в возрасте?!
Сканер потер висок, сердито думая, что вот, мол, протянул палец, а Литератор уж готов отхватить всю руку… но тут у него в кармане печально заиграл телефон, настроенный на бетховенскую «К Элизе», и он развел руками, потом сунул правую в карман.
– Ты где? – раздраженно спросил его Баскаков. – Опять там? Спускайся в приемную – у нас тут небольшие проблемки обозначились.
– Иду, – ответил Сканер, спрятал телефон и быстро написал:
В общем, я поговорю насчет этого, а ты тоже поразмышляй, что нам можно сделать. А сейчас мне нужно уйти.
А он сегодня зайдет ко мне?
Не знаю, Юра, вряд ли. Может быть, завтра. И я завтра зайду, хорошо?
Конечно. Я буду ждать. Насчет записей не волнуйся, хотя, если хочешь, можешь забрать – тебе-то их конечно проще уничтожить, чем мне. Иди, но не забывай – мы с тобой теперь вместе.
Прочтя последнее предложение, Сканер едва сдержался чтобы не вздрогнуть. Он быстро взглянул на того, с кем он «теперь вместе», и широко улыбнулся, и отвращение, уже готовое было прорваться наружу, без остатка перетекло в эту улыбку. Он сгреб со стола исписанные листы – только один Литератор придержал, едва заметно отрицательно качнув головой, – скомканный лист с рассказом о Чистовой. Сканер тщательно приклеил пластырь на место, еще раз улыбнулся и помахал Литератору рукой, и тот в ответ тоже поднял ладонь, потом его кресло с жужжаньем отъехало к столу с компьютерами, и он взял со столешницы сосновую ветку.
– Что-то вы сегодня долго, – заметила Яна, провожая Сканера к двери. – Больше так не делайте, Кирилл Васильевич. Господи, и как вы смогли с ним столько времени просидеть один, это ж невозможно?!
– Терпение и выдержка, – пробормотал он, разглядывая ее ноги. Его переполняло ликование от одержанной маленькой победы, и сейчас он впервые за долгое время снова казался себе чем-то большим и значительным. И хитрым. Очень, очень хитрым. – Терпение и выдержка, Яночка. Только вот, не на всех… не на всех срабатывает…
Сканер слегка приотстал, наблюдая, как покачиваются бедра Яны под легким халатом. Хороша! Не удивительно, что она вызывала у Литератора такое раздражение. Ждать вечера расхотелось – после общения с Литератором, после того, как он столько времени почти осязал взгляд этого чудовища, Яна требовалась ему немедленно, и он воровато оглянулся на плотно закрытую дверь. Если бы не звонок Виктора Валентиновича!..
– Кирилл Васильевич, как вы думаете, если…
Он схватил ее за плечо, резко развернул и дернул к себе, превратив остаток фразы в короткий удивленный возглас, и начал жадно мять губами шею Яны, сжав грудь под тонкой тканью. Яна слабо затрепыхалась, пытаясь вырваться и бормоча, что здесь нельзя, здесь не положено…
– Тихо! – прошипел Сканер, прижал молодую женщину к стене, задрал подол халатика, нетерпеливо оттолкнув руки, попытавшиеся помешать, и дернул вниз тонкие, невесомые трусики. – Мне можно! Мне все можно! Тихо!..
К двери приемной он подошел в прекраснейшем расположении духа, но едва Сканер переступил порог, как и отличное настроение, и довольная сытая улыбка исчезли бесследно. В углу в одном из кресел сидел раздраженный Баскаков в смокинге, а напротив него расположились Схимник и худощавый молодой человек интеллигентного вида с аккуратной прической и в очках. На столике перед ними стояли графинчик, две пустые рюмки, стакан с водой и пепельница.
– Где тебя носит?! – резко спросил Баскаков и махнул рукой в сторону одного из пустых кресел. – Садись!
Схимник никак не отреагировал на приход Сканера, и его сонный взгляд был по-прежнему устремлен в большое окно, теряясь где-то среди снежных перьев. В его пальцах дымилась сигарета, серый пиджак был распахнут, и из-под расстегнутого воротника тонкой черной рубашки виднелась золотая цепь. Сканер машинально подумал, что для такого, как Схимник деревенщина, быдло! цепь, пожалуй, тонковата – неужели Виктор так мало платит? Но потом он перевел взгляд на его перстень, а когда Схимник поднял руку, чтобы затянуться сигаретой, и на часы под поддернувшимся рукавом пиджака, и взял свое предположение обратно.
– Что случилось? – спросил Сканер, садясь.
– В Волгограде накладка вышла, – Баскаков закурил. – Схимник расскажи Кириллу Васильевичу.
Схимник повернул голову и взглянул на Сканера. Хотя его взгляд так и остался сонным, Сканер быстро отвел глаза – на мгновение ему показалось, что Схимник тоже видит и точно знает, чем он занимался минуту назад и для чего ходил к Литератору. Чтобы успокоиться, Сканер начал разглядывать стоявший возле стены большой аквариум, в котором сновали стайки ярких рыбок. Приемная не обладала сногсшибательным великолепием и торжественностью «кабинета», но она была куда как уютней и живей благодаря простой, хоть и дорогой мебели, аквариуму и жизнерадостной зелени комнатных растений.
Слегка улыбнувшись, Схимник рассказал, что вчера вечером одну из машин, «водивших» Светлану Матейко, неожиданно остановили люди Матейко-старшего и устроили крутую разборку с привлечением милиции и прочими неприятными последствиями.
– В общем, наших мы вытащили, но факт есть факт: Матейко нам слежку предъявил, даже фотографии кидал. Мы его, конечно, придержали деликатно, пояснили, мол, ошибка вышла, но в Волгограде все равно такая карусель началась – Матейко ведь не какая-то мелкая сошка.
– Да, – подхватил худощавый человек, – связи в мэрии – весь набор. В общем, дело мы уладили, но отслеживать эту кису дальше, понашему, не стоит. Кроме того, Матейко, вроде как, вообще собирается ее услать куда-то.
– Он сам ваших людей вычислил или дочурка смышленая срисовала? – осведомился Баскаков, и Сканер, до сих пор сидевший молча, негромко рассмеялся.
– Светка?! Да она и танк у себя за спиной не заметит! А папаша ей уж давно полную свободу действий дал и не приглядывает, где да с кем она гуляет. У него своих дел хватает.
– Кроме того, там не лохи работали, вычислить их было сложно, – заметил Схимник и потушил окурок в пепельнице, – нужно было заранее знать о слежке. Значит, кто-то стуканул.
– Чистова и стуканула, – буркнул Сканер.
– Чистовой там не было, заметили бы, – сказал худощавый. – Я узнавал – Матейко позвонили, сказали, что его дочь через неделю собираются похитить, а пока отслеживают ее ежедневный маршрут, и подкинули номер нашей машины. Какая-то девка.
– Вероятно, Чистова наняла кого-то, а уж те просчитали.
– Удачно. Хотел бы я на них глянуть, – Схимник повернулся и посмотрел прямо на Сканера, отчего тому стало очень не по себе. – Как у Чистовой с деньгами?
– Ну, я думаю, пока у нее деньги еще имеются – она в тот сезон должна была много настрогать. А может, опять взялась за работу.
Схимник покачал головой и нахмурился, думая о чем-то своем, и его лоб разрезали несколько глубоких морщин, под углом изломившихся над переносицей. Худощавый открыл записную книжку и начал что-то в ней строчить со сноровкой опытного журналиста.
– Ладно, продолжайте работать, – сказал Баскаков. Один из двух телефонов на столе зазвонил, и он встал. Когда Баскаков снял трубку, его голос резко изменился, стал теплым и ласковым: – Да, Инчик, да. почти. Сейчас, с людьми закончу. Нет, сама позвони. Да, – он положил трубку и повернулся. – Значит, продолжайте. Ты, Ян, занимайся Волгоградом, узнай, где сейчас эта Света, только очень осторожно, а ты, Кирилл, помоги ему – ты ведь Матейко хорошо знаешь. А главное – узнайте, какая сука нас сдала! Все, вы оба свободны. Ян, к семи будь возле «Царского двора».
Баскаков проводил Сканера и Яна до дверей, а когда вернулся, Схимник неторопливо разговаривал по своему телефону:
– Да, и правильно сделали. Очень хорошо. Нет, не нужно, я сам. Да, надеюсь, только вы в курсе и останетесь. А вы не переживайте – здоровее будете. Ага, – он спрятал телефон и выжидающе посмотрел на хозяина. Баскаков хлопнул ладонью о ладонь и переплел пальцы.
– Я понимаю, что ты недавно приехал, устал, но вечером, часикам этак к семи, ты мне понадобишься. Презентацию «Царского двора» никто не отменял, а там мне, сам понимаешь, нужны люди, умеющие держать себя в обществе, а не щенки безмозглые, вроде сергеевских – лишь бы дай в кого-нибудь зубами вцепиться! – Виктор Валентинович тяжело вздохнул. – Не желает молодежь у старших учиться, все сами, сами, все на лихачестве да на крови, отсюда и все беды. Кровь-то не вода, за кровь и ответа могут потребовать, и без толку да не продумав проливать ее… Так что, подъезжай сюда к семи, а пока времени у тебя достаточно – отдохни, поешь – если хочешь, можешь у меня.
– Спасибо, Виктор Валентинович, но у меня еще дела остались, – Схимник встал и взял с соседнего кресла свое пальто. – Кстати… – он вытащил из кармана пиджака несколько сложенных листов бумаги, – вот отчет по передвижениям Сканера… Кирилла Васильевича за последние четыре дня, как вы просили.
– Это ты хорошо, молодец, – Баскаков взял бумаги и посмотрел на Схимника с легкой усмешкой. – Что за дела-то? Женщина? Ты смотри, поосторожней. Хорошая женщина – это полезно, только ведь есть такие, что вопьются, как клещ – выдернешь, а челюсти-то все равно в тебе останутся. Как у Лопе де Вега говорил Тристан: «Чувство – это хищный зверь, вцепившийся когтями в разум»… впрочем, ты, наверное, не читал. В любом случае, красоты и душевности в женщине должно быть побольше, а мозгов поменьше. Все, иди и не забудь – к семи я тебя жду.
Схимник кивнул, надел пальто и вышел из приемной. Спустя несколько минут он уже сидел за рулем своего вишневого «поджеро» и, постукивая перстнем по рулю, хмуро смотрел на заснеженную дорогу сквозь мелькание дворников. Снег усилился, и дворники едва успевали смахивать липнущие к стеклу назойливые белые перья.
Дела привели вишневый «поджеро» на другой конец города, к небольшому аккуратному трехэтажному зданию старой постройки. Оставив машину на стоянке, Схимник быстро взбежал по короткой лестнице, толкнул тугую дверь, пересек небольшой холл, смахивая снежинки с волос и плеч и подошел к стеклянной загородке, за которой скучала девушка в белом халате, листая какой-то журнал.
– Вызовите-ка Свиридова, – сказал Схимник, легко стукнув перстнем по стеклу. Девушка подняла голову и надменно произнесла:
– Мужчина, надо здороваться, это во-первых! А во-вторых, Петр Михайлович…
– Скажите, от Виктора Валентиновича пришли! А в-третьих, поживее, – раздраженно сказал он и отошел от загородки. Девушка, слегка присмирев от явно хозяйского тона, сняла трубку телефона. Через несколько секунд она окликнула Схимника:
– Петр Михайлович сейчас спустится. Подождите, так нельзя!..
Не слушая ее, Схимник уже нырнул в дверной проем и начал быстро подниматься по ступенькам. Преодолев один пролет, на следующем он столкнулся с маленьким пухлым человеком лет пятидесяти в белом халате, похожим на состарившегося и потерявшего свой мотор Карлсона. Увидев Схимника, «Карлсон» остановился, схватил себя за короткую седоватую бородку и сердито сказал:
– Молодой человек, я, честно говоря, не совсем понял…
– Сейчас все поймете, – пообещал Схимник, не останавливаясь, и врачу пришлось повернуться и почти бежать вслед за ним обратно вверх по лестнице. – Кто знает?
– Вообще-то я, по просьбе вашей и, соответственно, Виктора Валентиновича, как непосредственно лечащий врач…
– А сестры?!
– Видите ли, до того момента, как я…
– Но другие врачи заходили?
– Да через ваших питекантропов даже я с трудом прорываюсь, что же касается того факта…
– Петр Михайлович, где я могу оставить пальто? – перебил его Схимник в очередной раз, безошибочно уловив, какая часть предложения его уже не заинтересует, и резко остановился, и маленький врач, трусивший следом, ткнулся носом в его спину.
– У меня в кабинете. А что же насчет…
– Вот в своем кабинете, кстати, меня и подождете. Я не задержусь. На звонки до моего прихода не отвечайте.
Петр Михайлович разозлился, и его круглое лицо пошло пятнами.
– Молодой человек, вы забываете, что я, являясь заместителем главного…
– А вы, Петр Михайлович, забываете, кто субсидирует вашу клинику и непосредственно вас. А что касается должностей…
– Я подожду, – быстро сказал врач, поправляя очки.
Через несколько минут Схимник, уже облаченный в белый халат, подошел к двери одной из палат, по обе стороны которой расположились на стульях двое парней. Один слушал плеер, подстукивая ногой в такт музыке в наушниках, другой, нахмурившись, разгадывал кроссворд.
– Ну, что? – спросил Схимник, остановившись перед дверью. Кроссвордист поднял голову.
– Тихо. А кроме этого дедка в очках да медсеструхи никто не ходит. Скукотень! Долго нам еще тут сидеть?! Слушай, Схимник, а ты не знаешь, – он опустил взгляд, – русский писатель, неоднократно описывавший в своих произведениях Петербург, одиннадцать букв… Не знаешь?
– Константинов, – сказал Схимник, ухмыльнувшись, вошел в палату и плотно закрыл за собой дверь.
Палата была рассчитана на четверых, но лежал в ней только один человек, окруженный приборами, прикованный к ним трубками и проводами. Неподвижный, безжизненный, он казался частью обстановки палаты – жили только глаза, широко открытые, внимательно оглядывающие потолок и палату, насколько позволяло положение забинтованной головы. Когда в поле зрения попал Схимник, в глазах загорелись тяжелая злоба и ненависть, которые тут же потухли, закрывшись веками. Это не смутило Схимника. Он пододвинул к кровати стул и, сев, наклонился вплотную к голове лежащего.
– Я знаю, что ты можешь слышать и говорить, так что давай послушаем и поговорим, парень, – сказал он очень тихо. – Времени у меня мало, ухаживать некогда, так что давай, Вячеслав. В твоих же интересах.
Веки снова приподнялись, и Слава тускло посмотрел на него, потом шевельнул губами, и Схимник наклонился еще ниже, чтобы расслышать слова, выговариваемые сухим, растрескавшимся голосом:
– Что… надо? Неужто… еще… не нашли? – губы скривились в усмешке. – Что ж… плохо так?..
– Жить хочешь?
Усмешка стала шире, и веки снова опустились, давая понять, что ответа не будет. Схимник тоже усмехнулся.
– Понимаю, «Молодая гвардия», все дела… В общем, так. О том, что ты в сознание пришел, знаю только я и твой врач, который говорил с тобой, Петр Михайлович. Так оно и должно остаться. Для остальных делай вид, что ты по-прежнему в полной отключке. Для сестер и для любых людей, которые будут заходить. Врач в курсе. Ты все понял?
Слава открыл глаза и посмотрел на него уже не только со злостью, но и с интересом.
– Своей… колодой сыграть… хочешь?..
– Хочу, – просто сказал Схимник. – И лучше играй со мной. И сам поживешь, и баба твоя на свободе погуляет, – он быстро оглянулся на дверь. – А папато тебя, конечно, грохнет. Только не надейся, что сразу. Сперва наизнанку вывернет, да по телефончику даст поговорить. Понял, с кем?
Слава плотно сжал губы и уставился в потолок.
– Вижу, что понял. Ну, мы договорились?
– А ты… не боишься… что я… просто… сдам тебя? – прошептал он, продолжая смотреть в потолок. – Свои же… порвут…
– Не сдашь, если не дурак! Ну, что?
– Хорошо… согласен… А теперь – уйди.
– А я еще забегу, – сообщил Схимник. – Ты тут не дури без меня, Вячеслав. Снаружи охрана. И не пытайся с собой покончить – только хуже сделаешь, понял? – Схимник заботливо поправил на лежащем одеяло, потом подошел к окну и оглядел заснеженную улицу. Когда он повернулся, глаза Славы были плотно закрыты. Кивнув, Схимник вышел из палаты.
– Ну, что там? – спросил его один из охранников, по-прежнему увлеченный кроссвордом. – Без перемен?
– Какие там перемены?! – раздраженно ответил Схимник и взглянул на часы. – Как бы его скоро в холодильник не свезли! Вечно какое-нибудь мудачье все перепоганит! Так, Берш, слушай сюда, – он положил ладонь на широкое плечо кроссвордиста. – Кто бы ни зашел в палату, обо всех мне отзванивайся, понял?! Даже если свои! Ну, как дело вести, мне тебя учить не надо. Без вопросов только дедка пропускай, да сестер, которых уже знаешь. Понял?!
– Да ясно, чего там… Слушай, Константинов не подходит. И в нем двенадцать букв, а не одиннадцать.
– Пиши Достоевского, – сказал Схимник и пошел к лестнице.
– А он точно про Питер писал?! – зычно крикнул ему вслед Берш.
– Случалось.
– Ладно, – Берш склонился над газетой и старательно вывел фамилию писателя. – Вроде подходит. Э! – он хлопнул по подпрыгивавшему колену своего коллегу, и тот поднял голову, извлек из одного уха наушник и недовольно спросил:
– Чего?
– Миха, ты Достоевского читал?
– Ты чо, дурак?! – коллега вернул наушник на место и снова начал постукивать ногой. Берш пожал плечами и с чувством собственного превосходства изрек:
– Деревня!
Спустившись на этаж ниже, Схимник толкнул дверь с траурно-черной табличкой, на которой было золотом написано: «Заместитель главного врача Свиридов П.М.» и стояли часы приема. Разъяснить Петру Михайловичу, что от него требуется, не составило труда, но под конец разъяснения маленький врач снова пошел пятнами от негодования.
– Молодой человек, ну куда это годится?! То от меня требуют положить на лечение дальнего родственника Виктора Валентиновича с огнестрельным, между прочим, ранением, о котором нежелательно сообщать. Я, конечно, вынужден пойти навстречу! А теперь от меня требуют, чтобы я не говорил Виктору Валентиновичу о том, что этот родственник пришел в себя и в его состоянии наступила не только перемена, но и появилась определенная стабильность. Молодой человек, я… – он запнулся, когда Схимник облокотился о стол и начал с какой-то легкой печалью разглядывать лежащие на нем бумаги, – я глубоко уважаю вас и ваши…э-э… способности, но нельзя же так…
– Можно, Петр Михайлович, можно. При желании все можно, главное, чтобы желание было сильным или, к примеру, моим. Виктор Валентинович не должен узнать о нашем разговоре, а о том, что парнишка к поправке повернулся, – тем более. Навещайте его почаще, приглядывайте за ним, и, если что, сразу мне звоните. Он вообще как – ходить сможет?
– Я склонен к положительному ответу, – Петр Михайлович с радостью ухватился за профессиональную тему. – Видите ли, в данном случае коматозное состояние было вызвано исключительно…
– Когда его можно будет забрать?
– На основании последнего осмотра я бы сказал, что еще не меньше трех недель потребуется на…
– Очень хорошо, – сказал Схимник и начал снимать халат. – Так мы договорились, Петр Михайлович?
– Ох, молодой человек, вот вам так все просто, а мне как быть? – маленький врач сокрушенно покачал головой. – Мы же полностью зависим от Виктора Валентиновича – и не дай бог что!.. Мало того, что приходится работать, так сказать, под игом постоянной неопределенности, так теперь вы еще и требуете, чтобы столь зыбкое…
Схимник хлопнул по столу толстой папкой, лежавшей с краю, и Петр Михайлович подпрыгнул на стуле, уронив очки.
– Господин доктор, я человек неприхотливый, мне достаточно простого и внятного ответа, не нужно засыпать меня придаточными предложениями! – Схимник потер лоб. – Кроме того, ближе к вечеру я подвержен приступам бессмысленной ярости. Соглашайтесь или я вас расстреляю.
– Молодой человек, – Петр Михайлович заметно побледнел, – я уже не раз имел удовольствие оценить вашу образованность и чувство юмора…
Схимник вздохнул и начал расстегивать пиджак.
…и исключительно из уважения к вам, – поспешно добавил врач, – я, конечно, просьбу вашу выполню. Каков срок?
– Надеюсь, не очень долго, – Схимник встал и осмотрелся, продолжая расстегивать пиджак. Врач нахмурился и с тоской посмотрел на запертую дверь. – Вы не против, если я немного подремлю на вашей кушетке, Петр Михайлович?
– Господи, ну конечно! – воскликнул врач с таким явным облегчением, что возглас вызвал у Схимника улыбку. – Вот сюда пиджачок повесьте. А я, с вашего позволения, пока удалюсь, у меня еще дел по горло.
– Удаляйтесь, – отозвался Схимник, вешая пиджак на стул. Петр Михайлович встал.
– И, насколько я понимаю, Виктор Валентинович ничего не должен знать о вашем визите?
– Напротив, когда я уйду, немедленно позвоните ему и сообщите, что я заходил поинтересоваться состоянием вашего пациента.
– Знаете, – маленький врач покачал головой, – не хотел бы я, молодой человек, оказаться вашим врагом. Это не лесть, это абсолютно честное и субъективное…
– Все в руках божьих, – скептически заметил Схимник.
Как только дверь за Свиридовым закрылась, он сбросил ботинки, вытянулся на кушетке и почти сразу же заснул, как человек, привыкший спать не тогда, когда хочется, а тогда, когда на это есть время.
Проспав минут сорок, он покинул клинику, не попрощавшись с Петром Михайловичем, и поехал в центр. Там Схимник поужинал в знакомом ресторанчике – хоть и в «Царском дворе» наверняка угощать будут на славу, это его мало интересовало – он никогда не ел на подобных мероприятиях.
Выйдя из ресторана, Схимник закурил и посмотрел на часы. До семи еще было время, и он решил немного прогуляться. Уже стемнело, всюду включили фонари, ярко горели витрины и рекламные вывески, а с темного неба в полном безветрии продолжали сыпаться крупные снежные хлопья, погребая под собой большой город и странно приглушая его обычный вечерний шум. Трамваи с залепленными снегом стеклами проезжали словно привидения. Заснеженные люди казались странно молчаливыми и медлительными. Бросив свой «паджеро» на стоянке, Схимник неторопливо шел мимо них, и снежные перья оседали на его черном пальто. Он любил ходить пешком – во время ходьбы всегда лучше думалось, плохо было толь-ко, что улица слишком людная. В свободное время он предпочитал держаться подальше от большого скопления людей. Схимник перешел дорогу, прошел насквозь две улицы и свернул в большой парк, где спали под снегом сосны и большие старые ивы. Снег сыпал и сыпал, совершенно изменив знакомый рельеф – деревья превратились в горы, кусты и скамейки – в гряды холмов, большой фонтан, отключенный до весны, – в странный снежный дворец, плиточные дорожки, выщербленные, истертые множеством ног, и изрытая земля – в девственные, нехоженые равнины. Схимник шел, засунув руки в карманы, и думал. Ему очень не понравились недавние разглагольствования Баскакова о том, что кровь – не вода. Если Виктор Валентинович что-нибудь про него понял, ничего хорошего в этом нет. И этот человек, Сканер… ишь, ты! Кирилл Васильевич! Находясь в его присутствии, сдержать себя было очень трудно… и с другими-то трудно, но с ним – особенно, потому что Сканер, как и хозяин, был точно из тех, кто сидит в окопе по другую сторону поля – и не просто сидит – отсиживается. Только бы этот Вячеслав не сглупил. Насчет него у Схимника были свои планы. А ее он найдет. Рано или поздно, но найдет, и никто не сможет ему помешать. Главное – попытаться влезть в ее шкуру, понять, куда она направится, где отсидится… да и еще в таком состоянии, одна… хотя нет, теперь уже не одна, судя по всему. Он долго бродил по парку, изредка поглядывая на часы, пока не вышел к южной его оконечности, неподалеку от которой возвышался Покровский собор, величественный и молчаливый. Снова взглянув на часы, Схимник было повернулся, чтобы снова пройти через парк и уже вернуться к своей машине, но вдруг от собора долетели звуки гитары, дерзкие и совершенно неуместные здесь, где положено разноситься только торжественному и задумчивому колокольному звону, потом послышался голос – кто-то пел. Удивленный, он направился к собору и вскоре увидел странную картину – в десятке метров от соборных ворот, под старым орехом, среди низких ветвей которого был укреплен большой зонт, на перевернутом ящике сидел человек в пухлой куртке и плотной вязаной шапочке и пел, подыгрывая себе на гитаре, а перед ним, спиной к Схимнику, стояла девушка в длинном черном пальто, засыпанном снежными хлопьями, и, судя по всему, внимательно слушала. В руке она держала шляпу, и ее распущенные пепельные волосы тоже покрывали снежинки. Больше вокруг никого не было. Неподалеку горел фонарь, и снег на девушке, на зонте и вокруг искрился и переливался в бледном свете, и поначалу Схимник даже моргнул, решив, что у него начались галлюцинации – слишком призрачным и странным показалось ему это зрелище. Он остановился и дослушал песню до конца. Песня ему понравилась, хотя слова и были, пожалуй, для этого места чересчур прямолинейны.
– Эх, Трофимыч, злой ты дядька! – неожиданно сказала девушка. – Старый циник. Но мне понравилось. Только странное ты выбрал время, да и погоду тоже. Здесь же нет никого – оценить некому – и духовно, и материально.
– Ну, ты ведь есть – вот и оцени за всех, – сказал сидящий. – А вообще – не в этом дело. Просто захотелось мне спеть именно сейчас – вот я и спел.
– Гитару испортишь.
– А не моя гитара! Ну, что, дашь на беленькую? Сама-то чего по темноте шастаешь? Слыхала – маньяк завелся по женской части? Проволочных дел мастер.
– Не дозрела я еще для маньяка этого, – негромко ответила девушка и чуть повернула голову, глядя куда-то в сторону, так что ее профиль оказался хорошо виден в свете фонаря. Ее лицо показалось Схимнику знакомым, и он порылся в памяти, пытаясь вспомнить, где мог его видеть, но не смог. – Ему-то все больше за тридцать нравятся, а я что – еще слишком молода, свежа, аки монастырская лилия.
«А занятная девчонка, – рассеянно подумал Схимник, хмуро глядя на белые стены собора. – Девчонка, девчонка… Кого же ты наняла, Наталья? Кого? И что он знает о тебе? Надо найти его, но где? Кого же ты наняла?»
Он взглянул на часы и торопливо пошел обратно через заснеженный парк, и в тот же момент девушка, почувствовав легкую тревогу, обернулась, но увидела только быстро уходившего человека, почти сразу же превратившегося в тень, которая тут же растворилась в снежном мраке старого парка. Тень растворилась, но тревога осталась, и, стряхнув снег с волос, девушка надела шляпу, протянула певцу деньги и сказала:
– Ладно, пошла я. Действительно темновато.
– Ну, ты, Вита, заходи еще, – отозвался гитарист. – Я теперь всегда здесь сижу. Поговорим.
– Хорошо, пока, – отозвалась Вита и, поправив на плече ремень сумки, быстро зашагала в сторону противоположную той, куда ушел Схимник.
* * *
Вначале мне казалось, что работа, порученная Наташей, ничем не отличается от прочих пандорийских заданий, но позже, подумав, я решила – не так-то все это просто. И в самом деле – когда работаешь в коллективе, портреты вырисовываются сами собой – ты непосредственно общаешься с нужным тебе человеком, потому что ты вместе с ним работаешь, ты общаешься с людьми, которые работали с ним много дольше чем ты, а некоторые даже допускались в его личную жизнь. Ты можешь пойти выпить с ним кофе или чего-нибудь покрепче, что, конечно, еще лучше, можешь даже попытаться попасть на его какое-нибудь домашнее торжество, где уже можно общаться и с родственниками. И все это просто, потому что ты с ним работаешь. Другое дело – со стороны, навскидку, собрать сведения, из которых нужно выстроить подробнейший психологический портрет – может быть, вплоть до глубокого интима. Времени на это мало, вливаться в какие-то коллективы некогда, и ты, человек посторонний, общаясь с близкими к объекту людьми, естественно будешь их настораживать, и они тебе ничего толком не скажут. Над этим уж действительно следовало задуматься.
В любом случае мне, чтобы получить именно те сведения, которые нужны Наташе, нужно говорить: а) с коллегами (если они есть); б) с родственниками и друзьями (опять же если есть); в) с соседями (ну уж эти-то всегда есть); г) с самим человеком.
На то, чтобы пройти стадии а-б-в, у меня уходит не один день, но результаты получаются вполне сносными, и для того, чтобы лучше разобраться в них, я, как при обычной работе, составляю отчеты. Разница в том, что сейчас я их пишу на компьютере, а не вручную, и по ночам, а не когда захочется, – чтобы Женька не приставал с вопросами. Он и так поглядывает на меня как-то странно, поэтому свои отчеты я на всякий случай не только закрываю на пароль, но еще и пишу только на дискете, а дискету всегда ношу с собой. Зачем зря волновать человека? Кроме того, Женька может и испортить что-нибудь, а тогда восемь тысяч… Дело, конечно, не только в деньгах, мне бы и так хотелось помочь Наташе, потому что она мне симпатична и мне ее жаль… но и в деньгах, конечно, тоже. Я меркантильна? Да, Господи, я меркантильна, я крайне меркантильна! Можешь бросить в меня молнию! Нет? Ну и ладно.
* * *
Отчет 1. Элина Максимовна Нарышкина-Киреева.
Общедоступная информация. Возраст – даме двадцать семь лет (выглядит немного младше, если не зачесывает волосы назад). Образование – среднее, неважное. Внешность – стандартный супер, то есть высокая, длинноногая, не слишком выпуклая, лицо красивое, запоминающееся, кстати чем-то похожа на Барбару Брыльску – что-то такое есть. Работа – одно время работала на переговорном пункте, а также в валютном обменнике. Сейчас работает женой одного из совладельцев уже знакомого мне ресторана «Красная башня». Замужем три года, второй брак. Первый муж уехал из Волжанска давно и неизвестно куда. Детей нет. Заслуги перед Родиной – вице-мисс Волжанск-91. Родители – отец долгое время работал в торговом флоте, мать – учительница истории в одной из школ – работает до сих пор.