355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Барышева » Мясник (СИ) » Текст книги (страница 37)
Мясник (СИ)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:22

Текст книги "Мясник (СИ)"


Автор книги: Мария Барышева


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

– И за каким это чертом принесло сюда нашего ценного сотрудника?! – удивленно и зло пробормотал он сквозь зубы и положил ладонь на ручку дверцы, но тут пронзительно и тревожно запищал валявшийся на сиденье телефон. Водитель быстро глянул на закрытую дверь «Пандоры», снова на одинокую фигуру перед витриной соседнего магазина и схватил трубку.

– Схимник! – взволнованно закричал Баскаков где-то далеко отсюда. – Девка в конторе?!

– Вероятно. Я ненадолго отъехал по делам, сейчас возвращаюсь.

– Что значит «по делам»?! Лети в контору, бери девчонку и на дачу ее! Как хочешь, что хочешь делай – потом загладим! Через пятнадцать минут я вас жду! Ты понял?!! – голос Баскаков зазвенел от плохо сдерживаемой ярости.

– С чего такая спешка?!

– Ян нашел журналиста! Плохо дело, ждать больше нельзя! Вези ее сюда! И там, в конторе, может быть папка, синяя папка с материалами, которую ей журналист дал!

– Я все понял, – спокойно сказал Схимник.

– Привезешь – считай до конца жизни ты себя обеспечил. Если упустишь… – фраза оборвалась короткими гудками, но Схимник не нуждался в пояснениях, давно научившись жить с полуслова.

– Дотянул! – бросил он с особой злой досадой, которая предназначается только самому себе, сунул телефон в карман и, уже открывая дверцу, произнес, на этот раз едва слышно:

– Слишком светло.

Когда дверца «шестерки» щелкнула, захлопнувшись, обладатель черного пальто, нетерпеливо приминавший расползающийся снег возле магазинчика, перешел к решительным действиям. Прижав ладонь к левой стороне груди, он быстро зашагал к «Пандоре», и шедший следом Схимник вдруг побежал, расталкивая прохожих, хотя в особой спешке нужды не было.

Он догнал человека, когда тот уже поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и толкнул дверь магазинчика. Услышав за спиной топот, человек обернулся, и его бритое благообразное лицо смялось в диком первобытном ужасе. Взмахнув рукой, словно отгоняя страшное видение, он отпрянул, споткнулся и спиной вперед ввалился в дверной проем, тонко взвизгнув, и наддверная подвеска поддержала его суматошным звоном. Схимник скользнул следом, но тотчас обернулся, и взлетевший следом по лестнице высокий парень с прилипшими к мокрому лбу блекло-рыжими волосами наткнулся на его руку.

– Хорошо, что я успел! – сказал он, задыхаясь. – Пошли, Витка там, это точно!

Дверь магазинчика осторожно и бесшумно закрылась за ними, отсекая «Пандору» от мокрой, начавшей разгораться в легких сумерках улицы.

* * *

Пиво разбилось, когда она его уронила, но Вита не услышала этого и не заметила. В тот момент, когда ее пальцы, державшие ручки пакета, разжались, в ватной несуществующей тишине на мгновение исчезли все звуки – даже музыка, летевшая из динамиков валявшегося на полу магнитофона. Держась за дверной косяк, Вита шагнула вперед, но ее нога подвернулась, и она упала на колени и раскрытые ладони. Под одной из ладоней глухо треснуло стекло, острым краем распоров ей кожу, и боль четко дала понять Вите, что она не спит и не видит кошмарный, неправдоподобный сон. Несколько секунд она, как завороженная, смотрела, как из-под ее ладони на блестящий светлый пол выползает тонкая струйка крови. Потом она поймала губами воздух, и у нее вырвалось слово, которое Вита не произносила уже очень давно:

– М-мама…

Но мамы здесь не было. И не будет. И никого больше не будет. Уже не будет. Уже нет. Был только зал «Пандоры», залитый ярким холодным светом, – чужой, незнакомый. Опрокинутые кадки с пальмами. Клавиатура, беспомощно свисающая на проводе с одного из столов. Разбитые витрины, ощерившиеся длинными кинжальными осколками. Разбросанная, разломанная мебель. Вода, водоросли, мертвые дискусы, лежащие на полу большими влажными лепешками вперемешку со стеклом. Раздавленные мобильные телефоны, компьютерные внутренности, клочья бумаги… зал магазина походил на живой организм, словно разнесенный изнутри страшным взрывом, зал магазина остывал… и те, кто час назад работали здесь, смеялись, ругались и пили кофе, были разбросаны по нему, как ненужные игрушки, которыми вволю натешился кто-то страшный. Знакомые лица, искаженные до неузнаваемости, застывшие, бесцветные, неживые. Все, кого она оставила в «Пандоре», уходя на рынок час назад, – Аня, Максим, Вовка, Валентина, Мачук, Артефакт – все.

Черный Санитар сидел в дальнем углу, привалившись головой к стене, пристально глядя на одну из опрокинутых пальм и довольно, почти радостно ухмыляясь окровавленными губами, словно желая сказать, что к смерти действительно все же стоит относиться веселее. Мачук, вывернув голову, распростерся на столе, свесив руки по обе стороны столешницы. На его лице были ужас и боль, а в затылке торчали большие ножницы, указывавшие кольцами в потолок, – ножницы Валентины, которыми она частенько вырезала из газет и журналов приглянувшиеся объявления и заметки. Сама Валентина лежала на полу, полуприкрытая листьями упавшего трахикарпуса. Ее голова была повернута под немыслимым углом, а остановившиеся глаза удивленно-обиженно смотрели на согнутые ноги Ани в изящных сапожках, боком осевшей в офисном кресле. Свесившиеся волосы закрывали лицо Ани, а на посиневшей, судорожно вытянутой шее был намертво закручен кем-то серый компьютерный провод. Артефакта можно было узнать только по одежде и длинным нескладным ногам – его лицо превратилось в страшную кровавую маску, покрытую стеклянным крошевом, поблескивающим под ярким светом ламп. Рядом с его головой валялся вдребезги разбитый монитор. Максим же ничком лежал на осколках основания одной из витрин, торчавших вверх, словно горные пики и пробивших ему лицо и шею. Его пальцы с обломанными ногтями вцепились в грязный пол, точно тот ускользал, и Пашков пытался его удержать.

Евгения Вита увидела последним, хотя он был ближе всех к ней, а увидев, тупо мотнула головой и поползла к нему, хрустя осколками стекла и пластмассы и волоча за собой свалившуюся с плеча сумку. В глазах едко щипало, но слез не было. Ни слез не было, ни воздуха, и сердце почти не билось, но это, в сущности, было уже не так уж важно.

Он лежал на боку, спиной к двери и к ней, лежал согнувшись, и лица его не было видно, а блестящая темная кровь на полу вокруг него казалась очень холодной. Он мог быть без сознания, он мог быть еще жив. Но Вита знала, что это не так – знала, еще не дотронувшись до него, еще ничего не увидев, – твердая инстинктивная животная уверенность. Она прикоснулась к его плечу, потом, сжав зубы, осторожно и с большим трудом перевернула Евгения на спину, и его левая рука упала, глухо стукнув костяшками пальцев о пол, и взгляд Виты дернулся следом за ней. На полусогнутой ладони и пальцах темнели глубокие и широкие порезы, словно рука соскользнула с чего-то длинного и острого. Вита медленно подняла глаза и качнулась назад, попытавшись вскрикнуть, но крик, едва появившись, рассыпался, оставив только слабый, тонкий всхлип.

Теперь было понятно, откуда взялись порезы, и почему куртка на спине Евгения так странно встопорщилась. Наверняка потребовалась невероятная сила, чтобы всадить большой кинжальный осколок витрины так глубоко в грудь, пробив и куртку, и свитер, и тело насквозь. Правая рука Одинцова все еще крепко сжимала стекло побелевшими пальцами, словно он и после смерти пытался протолкнуть его поглубже, чтоб было наверняка, а на лице застыла страшная гримаса, по сравнению с которой улыбка, не так давно расползавшаяся по губам умирающей Элины, казалась бледным далеким призраком. И сам Женька тоже был призраком, потому что просто не мог родной, живой, веселый человек, который час назад целовал ее и смеялся, лежать здесь, в луже густеющей крови, холодный и страшный… а его губы – на его губах не может быть такой улыбки, потому что Женька улыбается совсем по-другому… это все подделка, нелепая, грубая и жуткая подделка! Но…

Вита медленно и как-то сонно потянулась вперед и, стараясь не смотреть в лицо другу, приподняла его голову. Волосы Женьки были жесткими и чуть теплыми, и едва она дотронулась до них, как тупое оцепенение слетело с нее, и она сжала пальцы и уткнулась лицом в его макушку, дрожа и раскачиваясь, словно Женька был маленьким ребенком, которого нужно было убаюкать.

– Женечка, – прошептала она, заикаясь. – Как же так, Женечка?! Прости меня, прости…Ж-ж-же… н-ня…

…глаза закрыты, как хорошо, что его глаза закрыты… что он не видит меня… не видит… не…

– Итак, это были «Смысловые галлюцинации», а теперь самое время поговорить о том, что же у нас завтра будет с погодой! А завтра, друзья мои, советую вам не забыть дома резиновые сапоги и зонтики. Зима смену сдала, так что готовьтесь к плюс шести и дождю – и не только на завтра, но и, скорее всего, на целую неделю!..

Вита отпустила Евгения, вскинула голову и дико огляделась, не сразу сообразив, что бодрый голос исходит из динамиков валяющейся неподалеку магнитолы. Потом в ее глазах появился холодный ужас. Радио сработало как пощечина, окончательно вернув ее в реальность. В этой реальности кто-то все очень хорошо придумал. Но не учел случайности. Случайностью была Соня. Соня, которая задержала ее. Иначе Вита тоже сейчас лежала бы здесь, в зале, рядом с остальными. Но этот кто-то наверняка захочет проверить, как все прошло. Может, он уже идет сюда. Может, он уже на лестнице. Бежать! Бежать немедленно! Пусть Женька пока полежит… Женька поймет… и ребята тоже поймут… она не может сейчас с ними остаться… не может разбираться, что толком произошло… она разберется потом, когда будет в безопасности… того, что она здесь видела, ей не забыть никогда, ни одной детали… но Женька улыбается… и Вовка, осевший в углу и прижавшийся щекой к стене, тоже улыбается… а остальные… остальные… не смотреть, не смотреть!.. Мысли запрыгали суматошно, как рассыпавшиеся бусинки по ступенькам, и Вита, скривившись, резко и сильно ударила себя ладонью по щеке.

– Вставай! – с хриплой ненавистью сказала она сама себе и хлопнула ладонью по другой щеке. – Шевелись! Приди в себя, тварь! Вставай!

Собственный голос, едва-едва пробившийся сквозь веселую болтовню ведущего в динамиках, оказался чужим, дребезжащим и пугающим, и тело поторопилось послушаться – одна из рук оттолкнулась, ноги начали выпрямляться, и пол, подрагивая, поплыл вниз. Пошатываясь, Вита встала и тут же со свистом втянула воздух сквозь зубы от резкой боли в левой руке. Посмотрев на располосованную ладонь, она увидела, что в ней торчит стеклянный осколок, но тут же об этом забыла, резко повернулась, так что взметнулись полы пальто и школьные косички, подхватила с пола свою сумку и качнулась в сторону дверного проема, возле которого растеклась большая пивная лужа, все еще исходящая пузырьками. Но тут из-за угла, от входной двери, сквозь затихающую очередную музыкальную композицию вдруг долетел легкий, нежный звук, всегда так нравившийся Вите, но сейчас приведший ее в панику, – звон наддверной подвески. На мгновение Вита застыла, приоткрыв рот и расширенными глазами глядя на белую, заплетенную искусственной лианой стену коридора.

Не успев утихнуть, звон повторился – теперь судорожный, суматошный, истеричный, словно кто-то сдернул подвеску и теперь радостно размахивал ею в воздухе. Следом раздался испуганный взвизг, и она услышала тяжелый звук падения чьего-то тела.

Посетители?

Нет, не посетители. Вита поняла это сразу. Все человеческое мгновенно слетело с нее мгновенно, как грубо сдернутое покрывало, обнажив и обострив до предела примитивные животные инстинкты – инстинкты беззащитного зверька, учуявшего близость хищника. Разум исчез. Сейчас жило только тело. Тело думало само. Тело отбросило прочь страшную боль утраты и липкий ужас, которые мешали ему двигаться, оставив только первобытную хитрость. Тело хотело жить. Отчаянно, безумно хотело жить. Любой ценой.

Тело бесшумно положило сумку на пол, повернулось и с беззвучной кошачьей грацией скользнуло в угол, откуда ему ухмылялся Черный Санитар. Тело рвануло с шеи шарф, наполовину вытащив его из-под воротника пальто, и он петлей повис на плече. Тело грубо выдернуло из ладони осколок, и кровь, до того струившаяся медленно, стремительно потекла из раны широкой лентой. Тело подняло ладонь и быстрыми движениями размазало эту кровь по шее и лицу, словно индеец, наносящий ритуальную раскраску. Потом тело легло на пол, рядом с Рябининым, и дернуло его на себя.

– Хорошо, что я успел! – долетел сквозь музыку от входной двери громкий задыхающийся знакомый голос. – Пошли, Витка там, это точно!

Фомин. Сука!

Потом. Забудь!

Санитар упал тяжело, стукнув рукой по полу, словно досадуя, что его потревожили, и улегся у нее на груди. Вита очень осторожно перевернулась на живот, так что теперь голова и плечи мертвого коллеги покоились у нее на спине. Его неживая тяжесть холодила даже сквозь пальто, и она сжала зубы, чтобы не заорать от вновь нахлынувшего ужаса. Мертвый Вовка лежит у нее на спине. Мертвый Вовка улыбается ей в пальто. Мертвый Вовка оценил бы такой конструктивный подход к смерти… мертвый, мертвый, мертвый…

Быстрей! Ты хочешь жить?! Тогда умри!

Я хочу, да, хочу, хочу-хочу-хочу…

– … а у нас на подходе ребята из «Файв» с композицией…

Быстрые шаги в коридоре. Она вывернула шею и, приоткрыв рот в немом крике, широко открытыми глазами уставилась туда, куда раньше смотрел Вова – на опрокинутую кадку с пальмой. Прости, Вовка, прости. Ты пока не будешь смотреть на пальму. Лежи на моей спине. Закрой меня. Ты нужен, чтобы они не видели, как я дышу. Лежи. Помоги мне! Мы же друзья с тобой, Вова, правда?! Прости, что я на тебя накричала сегодня.

– Графиня, только ради вас!

Шаги. Идут несколько. Один явно против воли – толкают, стукается о стены коридора, шелест сминаемых лиан.

– Что вы себе позволяете?! Я все сообщу…

– Заткнись!

Первый испуганный голос незнаком, а второй… Она знает этот голос. Она слышала его. Давно? Или совсем недавно?

Господи, как страшно. Они не поверят! Не поверят! Стоит только пощупать пульс – и все. Да и щупать не обязательно – грохот ее бешено колотящегося сердца разносится по всему залу. Он, наверное, слышен и в коридоре. Может, они его уже услышали. Идут, улыбаются, смеются над глупой маленькой девочкой, которая пытается их провести. «Нет, – скажут они, войдя в зал, – ты нас не обманешь! Как может оказаться мертвой маленькая девочка, если и в коридоре мы слышим, как бьется ее сердце?!»

Что хуже – умереть или сойти с ума?

Не увидьте меня!

– Ты-то чего приперся?! – долетел до нее все тот же полузнакомый голос, и голос Фомина тут же ответил:

– Как же… меня Слещицкий прислал… велел помочь… наверняка чтобы…

– Ян?! Вот сука! Ты точно дверь запер?

– Да. А разве вы… – шаги остановились возле входа в зал, и фраза прервалась тонким всхлипывающим «ы-ых!», точно Фомина кто-то ударил в живот. Краем глаза Вита увидела три темных силуэта, которые на мгновение застыли в дверном проеме, потом один из них резко сел на пол, и она услышала сырые тошнотворные звуки – его начало рвать. Человек с полузнакомым голосом громко выругался – растерянно и с ноткой какой-то странной беспомощности, причем ни то, ни другое совершенно не подходило к его хрипловатому, сильному голосу.

Не увидьте меня! Уходите! Вы же видите – здесь только мертвые. Здесь кладбище. Не тревожьте нас. Мы все мертвые. Вовка, какой же ты тяжелый… какой же ты холодный, Вовка…

– Эт-то что?! – пискляво спросил Фомин, и второй силуэт качнулся и поплыл вперед, в глубь зала, шаркая ногами по полу и хрустя стеклом. – Эт-то что т-такое?! – писк превратился в задушенный хрип. – Эт-то к-как же… что т-такое…

Потом что-то произошло. Никто не произнес ни слова, не сделал ни единого движения, которое Вита могла бы уловить, но она почувствовала – что-то произошло. Воздух в зале словно наэлектризовался и заискрился, потрескивая, став тяжелым и плотным, и Вите показалось, что она даже чувствует некий особый, новый, жутковатый запах – наверное, такими духами душится Смерть, собираясь в гости. Пальцы у нее мелко задрожали, и с огромным трудом она заставила их снова улечься неподвижно.

– Не подходи ко мне!!! – вдруг громко и страшно закричал кто-то, почти полностью перекрыв грохочущее радио. – Это не я!!! Я здесь не при чем… я просто пришел… помочь… – кричащий начал отползать назад, а третий силуэт, самый высокий и плотный, медленно, слегка пригнувшись, надвигался на него. – Когда он узнает, он убьет тебя, ясно?!! Не смей меня трогать! Уберите его! Уберите его! – крик оборвался хрипом, словно кричавшему резко сдавили горло, потом в хрипе снова прорисовались слова: – Сердце… плохо… таблетки…

Фомин, не обращая на них внимания, бесцельно бродил по залу, что-то бормоча и спотыкаясь, и, очевидно, мало что соображая. Вита услышала звук падения, словно кого-то с силой швырнули об стену. Услышал это и Фомин и наконец-то остановился. Третий человек быстро вошел в зал и уверенными шагами направился прямо к тому месту, где лежала Вита, и она едва удержалась, чтобы не зажмуриться. Она лежала и смотрела, как к ней приближаются ноги в серых простроченных слаксах.

– Выключи чертово радио! – резко бросил идущий, и Фомин издал странный квакающий звук.

– Он… он то-ож-ж…

– Не знаю, может и сдох! Выключи радио, мудак!

– Мне херово… – слова оборвались булькающими звуками рвоты.

Ноги остановились прямо возле ее головы, потом согнулись – человек опустился на корточки, и перед ее лицом с его колена свесилась рука.

Только не моргнуть… не моргнуть… надо было закрыть глаза… дура… слезы… посмотрел и хватит… уходи… рука…

Рука. Коротко остриженные ногти. Несколько мелких шрамов на костяшках. Крепкие сильные пальцы. На указательном – массивный золотой перстень – занятный перстень в виде маленькой ацтекской пирамидки с изумрудной крышей. Пирамидка… пирамидка…

Пирамидка!

– Видали?! Кусается!

…в следующий раз, если столкнешься с этим мужиком…псих и убийца…

«Бриллиант»… пьяный полуголый мужчина с большим золотым крестом на груди мотает головой, ругаясь… пьяный мужчина, вольготно раскинувшийся на диване в «пропускном пункте»… странные взгляды сестер-владелиц клуба…

Господи! Схимник!

Значит, все было известно с самого начала! Значит, они знали все, и Схимник отслеживал ее давным-давно. Ждал, что она выведет его на Чистову. Тихо, спокойно ждал. Но что же вдруг случилось, почему он пришел сейчас?! И почему, за что убили остальных? Мысли стремительно пронеслись у нее в мозгу, и Вита вяло изумилась тому, что в такой ситуации еще может задавать вопросы.

В любом случае она пропала. Схимника ей не обмануть. И он наверняка видел, как она вошла в «Пандору» несколько минут назад.

Сидевший рядом с ней человек произнес очень тихо – так тихо, что услышала только она:

– Ну как же это… девочка?..

Псих и убийца?!

В голосе не было разочарования и досады человека, упустившего важную цель, в нем звучали только растерянность и холодная злость. Схимник не убивал никого из ее друзей, это было очевидно – он явно был потрясен не меньше самой Виты. Другое дело, что он наверняка знает, кто это сделал.

Третий.

В следующее мгновение на ее голову легла чужая ладонь, показавшаяся Вите много тяжелее и холоднее, чем навалившийся на нее Рябинин. Ладонь проехалась от макушки к затылку, а Вита, вжав щеку в пол, еще надеялась на чудо, с отчаянной звериной надеждой. Но пальцы Схимника тут же легко скользнули от затылка к шее – туда, где была сонная артерия, и Вита поняла, что чуда не будет. Она услышала легкий сухой смешок, и Схимник встал.

Все.

– Готова, да? – спросил дрожащий голос Фомина где-то над ней, и хрипловатый голос Схимника ответил:

– Готовей некуда! Сам не видишь что ли?!

Чего, чего?

Уже собиравшаяся обреченно зажмуриться или сесть, или попытаться удрать, Вита застыла в прежнем мертвом оцепенении, чувствуя, что начинается какая-то игра. Фомин переступил с ноги на ногу, потом послышался легкий дребезжащий звук – кто-то раздвинул пальцами полоски жалюзи и посмотрел на улицу.

– С-слушай… м-мы так не… Ян сказал… я думал… м-мы так не д-дого-варивались… кто их…

– Заткнись! Нашел папку?!

– Нету. Слушай… ведь менты же…

– Какие менты?! Из-за этой шарманки ничего и слышно не было, откуда менты?! Ты хорошо искал?

– Да. Валить надо… это ж…

Жалобное лепетанье Фомина прервал пронзительный телефонный писк. Вита услышала, как кто-то расстегнул куртку, телефон пискнул в последний раз, и Схимник раздраженно сказал:

– Чего тебе?! Где?! На кой черт ты мне здесь нужен?! Тебя что ли?! – смешок, потом снова шорох раздвигаемых жалюзи. – Слушай, мы отсюда убираемся! Нечему подсоблять – здесь мясной ряд! Да. Не знаю пока. Нет, девчонки здесь нет!

«Меня нет?!» – изумленно подумала Вита, и тотчас же Фомин, словно услышав безмолвный вопрос, недоуменно поспешил его озвучить:

– Как же это н…

Раздался странный упругий звук, будто что-то порвалось, и слова Фомина потерялись в свистяще-булькающем хрипе. Что-то мелко-мелко забарабанило по полу, будто в зале магазина пошел дождь. Фомин боком свалился на пол, и в поле зрения Виты оказались его подергивающиеся ноги. Подошвы ботинок Фомина были очень грязными, к одной прилип сухой тополиный лист, на другой была трещина. Каблуки ботинок елозили по полу с легким писком.

«Почему он не купил себе новые ботинки? – тупо подумала Вита, глядя на трещину. – Разве мало платили за «стук»?

Сейчас ужаса почему-то не было. Вместо него почему-то вдруг накатило какое-то мрачное удовлетворение и даже одобрение.

Одной сукой меньше!

Что-то теплое и влажное коснулось пальцев ее откинутой правой руки, подтекло под них и прокралось к ладони. Кровь. Кровь Котошихина. Когда же закончится этот день? Как болит спина… что ж ты так навалился, Вовка? Как холодно… ползет холод… Вовка холодный… чужая кровь холодит… уже и сердце замерзло… Жека, этот пол такой холодный, и тебе там наверное тоже очень холодно… ничего, скоро это кончится…Скажи Санитару, чтоб он перестал улыбаться – мне страшно, когда улыбаются в спину… Почему Смерть не спит, не видит снов? Почему ей не может присниться, что я уже умерла? Уходи, Схимник, убей и уходи, я не могу больше, не могу, немогунемогунемогу…

Одновременно с тем, как тело Фомина коснулось пола, из коридора послышалась возня – третий пришел в себя и, всхлипывая и икая, пытался подняться на ноги. Схимник продолжал говорить:

– … ничего. Сканер и твой дебил! А вот это мы сейчас и выясним! Нет, дома ее точно нет! Все!

На секунду зал наполнила страшная кладбищенская тишина, только в коридоре возился третий…

Сканер?

…перед носом медленно-медленно дергались подошвы ботинок Фомина, а чуть дальше была видна свисающая со стола в форме ноты рука Николая Ивановича с засохшим на ней бордовым ручейком. Под пальцами на полу собралась лужица крови, похожая на свежую эмаль.

– А ну стой! – вдруг сказал Схимник почти весело, и тотчас с улицы долетел визг тормозов – какая-то машина остановилась неподалеку от магазина. Снова хрустнули жалюзи, а потом Схимник вдруг быстро вышел из зала. В коридоре что-то грохнуло.

– Я все расскажу Виктору Валентиновичу! Ты не имеешь права!..

– Я тоже расскажу кой-чего! Шевелись!

Вслед за словами Схимника весело звякнула наддверная подвеска, звякнула второй раз, легко хлопнула дверь и все стихло. Через несколько секунд с улицы донесся шум отъезжающей машины.

Пролежав неподвижно еще с минуту, Вита наконец не выдержала и приподняла голову, почти уверенная, что Схимник бесшумно вернулся обратно и стоит где-то здесь, посмеиваясь над маленькой глупой девочкой, слишком много о себе возомнившей.

– Ну как же это… девочка?..

Но в зале никого не было, и из коридора не доносилось ни единого звука. Вита снова огляделась, ничего не понимая. Почему он ушел? Почему оставил ее? Ведь он понял, что она жива, он прекрасно это понял. Почему? Он ушел так поспешно, ушел после телефонного разговора. Кто-то приехал. Кто? И кто такой Сканер? Почему Схимник убил Фомина – ведь Фомин для него «свой»?

Но Схимник вернется за ней. Обязательно вернется. И пусть он не убивал, но он все равно что преподнес их кому-то на блюдечке. Он тоже принял участие в том, чтобы испечь этот пирог. Большой пирог под названием «Пандора».

Она всхлипнула и попыталась привстать, и при первом же движении тело Санитара медленно и неохотно заскользило с ее спины и тяжело перекатилось на пол с глухим стуком. Звук был совсем негромким, но Вита тут же дико вскинула голову, почти уверенная, что на этот звук из-за угла коридора сейчас выплывет ухмыляющееся лицо с зачесанными назад волосами. Она четко видела Схимника только один раз и то почти месяц назад, но сейчас его лицо прорисовалось в памяти так ясно, словно не прошло и секунды, как Вита смотрела ему в глаза.

Но никто не появился.

Пошатываясь, тихонько охая и постанывая, она встала. Кожу на лице и шее уже начало стягивать от подсыхающей крови, спина, на которой лежал Рябинин, ныла тупой, холодной болью, располосованную ладонь дергало, и по всему затекшему телу копошились острые иголочки разгонявшейся по сосудам крови, которую поспешно толкало засуетившееся сердце. Согнувшись, медленно, как старуха, Вита сделала несколько шагов, все еще не веря в спасение. Пусть временное, но спасение. Сзади что-то булькнуло, будто кто-то решил прополоскать горло, и она, вздрогнув, обернулась, и ее глаза встретились с потухающими глазами Фомина. Схимник, несомненно, знал свое дело – шея Котошихина была глубоко и чисто вспорота как раз по сонной артерии, и кровь толчками вытекала из раны, расползаясь по полу, словно странные блестящие щупальца. Удивительно, что Фомин был еще жив, но жить ему оставалось несколько секунд. Кожа на его лице стала белой, почти прозрачной. «Вот умирает человек, – тупо подумала Вита, – а мне наплевать». На мгновение у нее в голове мелькнула мысль о милиции, но тут же пропала, показавшись очень глупой.

Бежать. Бежать. Вот единственное, что сейчас важно.

Но когда ее взгляд машинально скользнул выше, к столу, перед которым распростерся Фомин, Вита вдруг дернулась, как от электрического разряда. На столе лежала некая вещь. С самого начала, краешком подсознания Вита знала, что где-то здесь есть эта вещь. И не одна. Качнувшись, широко раскрыв глаза, как загипнотизированная, Вита шагнула обратно.

Фомин шевельнул губами, и в мертвой тишине до нее долетел шепот, похожий на шорох сухих листьев:

– Ты… помоги… мне…

Фомин лежал у нее на дороге, и даже не взглянув на него, Вита перешагнула через умирающего – равнодушно, как через бревно.

– Бог подаст, – шепнула она и потянулась к столу. Фомин сзади последний раз булькнул горлом, шелохнул каблуками по полу и затих.

Ее пальцы быстро схватили со стола некую вещь. Это был конверт. Запечатанный конверт, адресованный ей. «Кудрявцевой В.Н.» стояло в графе адресата, отправителем же значился Кудрявцев Н.А. Письмецо доченьке от давным-давно покинувшего Волжанск отца. Он ни разу не давал о себе знать, и Вита даже понятия не имела, жив ли он. Конечно, такой сюрприз! Скорее открыть и прочесть, что пишет папочка. Только там внутри письмо не от папочки. Там внутри ядовитый паук! Там внутри – страстное желание умереть!

Почтового штемпеля на конверте не было.

Вита взвыла. Вой получился негромким, но низким, протяжным и страшным, каким верные псы воют по умершим хозяевам. Ее окровавленное лицо исказилось в бешенстве, и в глазах блеснуло безумие. Забыв про боль и про то, что в магазин с минуты на минуту должен вернуться Схимник, она заметалась по залу, словно разгневанная фурия. Сползшее с плеч пальто летело за ней, точно вороньи крылья, выбившийся шарф задевал за разбросанную мебель, цеплял стеклянные крошки, и по полу, не отрываясь, прыгала за ней ее беснующаяся тень.

Она нашла еще три конверта и три письма – вскрытых, смятых, надорванных, одно наполовину испачканное в крови – то, которое лежало рядом с Максимом. Плотная хорошая бумага, исписанная знакомым проклятым кружевным почерком. Три письма. Три улыбки. Евгений. Вова. Максим. Происшедшее в «Пандоре» за время ее отсутствия стало до жути понятным. Невероятным, но понятным. Они прочли. А потом… конечно, кто-то из остальных попытался им помешать, как Наташа в свое время попыталась помешать Косте Лешко, как соседи и сын пытались помешать Людмиле Ковальчук. И началась бойня, в которой и она, Вита, должна была принять участие.

Но почему? За что? Ее, Виту, понятно… не совсем, но понятно. А за что ребят? Они ведь ничего не знали. Даже Женька знал не все, а прочие и подавно не были в курсе ее уговора с Чистовой и ее находок. За что?!

Приступ бешенства прошел так же резко, как и начался, и она остановилась посреди разгромленного магазина, оглядываясь растерянно и даже виновато. Ее губы дрожали, руки быстро двигались, заталкивая в сумочку письма, натягивая пальто обратно на плечи, широкими петлями набрасывая на шею шарф.

Время. Время.

Она подбежала к Евгению, наклонилась и осторожно, стараясь не дотронуться до торчащего из его груди стекла, отвернула полу расстегнутой куртки и вытащила из внутреннего кармана толстую записную книжку и бумажник с ключами от машины и от квартиры, потом бегло скользнула пальцами по холодной щеке друга.

– Полежи… полежи пока, Женечка, ладно?..

Латунные колокольчики и дельфины тихо и устало звякнули, когда Вита осторожно открыла дверь и выглянула на улицу. Сумерки набирали густоту, мимо «Пандоры» тек обычный вечерний поток прохожих, и только некоторые из них бросали рассеянные взгляды на крылечко компьютерного магазинчика и настороженно застывшую на нем темную фигуру – бросали и, ничем не заинтересованные, спешили дальше. Возле обочины стояла только одна машина – забрызганный грязью «мондео» Евгения.

Прижав к лицу носовой платок, чтобы никто не обратил внимания на кровь, Вита быстро спустилась, придерживаясь одной рукой за пошатывающиеся перила. Больше некому будет вытаскивать эти перила из пазов и прятать на ночь, чтобы их не украли, больше никто из постоянных ежевечерних прохожих не будет с улыбкой наблюдать за забавным ритуалом, а работники «Пандоры», сгрудившись возле крылечка, не будут отпускать шуточки в адрес трудящихся над перилами коллег… не будут, потому что никого больше нет… У нее на мгновение сдавило горло, и Вита испугалась, что ее сейчас вырвет, но спазм тут же прошел, и она, оглянувшись, скользнула к машине.

* * *

Ехать домой было дуростью с самого начала, и ведь я знала это, а оттого было особенно обидно, если только этот слипшийся бесформенный ком чувств можно назвать обидой. Осознанно совершенная дурость. Ты знаешь, что это дурость, и все равно идешь на нее, безумно надеясь, что тебе повезет. Мне повезло в конторе, почему мне не может повезти еще раз? Бог троицу любит. Мне необходимо попасть домой. Чтобы уехать из города, мне необходимо попасть домой. В моем кошельке не так уж много, а дома все наши с Женькой


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю