Текст книги "Мясник (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

Тем временем санитары погрузили свою ношу в одну из машин, и в тот же момент из-за стоявших возле подъезда вдруг выглянул маленький толстый человечек с круглым детским лицом и махнул им рукой.

– Э! Можете и этого забирать!

И только сейчас Наташа поняла, что странный предмет, лежащий в палисаднике, – это человек. Стоявшие вокруг него слегка расступились, и она увидела ноги в спортивных штанах, согнутые, как у бегущего, откинутую, неестественно вывернутую руку, голову… Человек лежал на боку, прижавшись щекой к земле, и, несмотря на расстояние, часть его лица с приоткрытым ртом и сплющенным носом была видна достаточно отчетливо. Не узнать его, даже окровавленное и изуродованное, было невозможно – слишком долго она в свое время смотрела на это лицо… и на то, что скрывалось за ним. Наташа схватилась за горло, в котором вдруг рванулась острая боль удушья, в ушах у нее зазвенело, звон перешел в рев, и огромный дом качнулся, опрокидываясь на нее…

Она пришла в себя на скамейке от резкого запаха нашатыря. Закашлявшись, Наташа протерла глаза и увидела уже знакомую старуху и еще одну пожилую женщину, которая водила смоченной в нашатыре ваткой возле Наташиного носа.

– Что ж ты, ласточка, на такое-то глядишь, если нервами слабенькая? – укоризненно произнесла женщина и выбросила ватный комок. – Это ж тебе не кино! Вот, сумочку я твою прибрала – на.

– Что случилось?! – спросила Наташа и попыталась приподняться, но страшная слабость повалила ее обратно на скамейку. – Бога ради, скажите – что здесь случилось?! Ведь это Борька?! В огороде… вы знаете, кто там лежит… это ведь… Ковальчук?!..

– Вы их родственница? – хмуро осведомилась женщина.

– Знакомая… я…

– Тогда вам, наверное, надо поговорить с кем-то из…

– Ой, а ты думаешь, они ей что-то скажут?! Им бы только развязаться побыстрей! – вмешалась старуха, всплескивая руками. – Вот меня не спрашивают, а я-то все почти видела… с самого начала… и вот Антонина все видела… да? вот Людкато еще почтовый ящик открывала, а тут и Борька подошел… и я как раз захожу с магазина, смотрю, она еще в таком пальто коричневом – ну, думаю…

– И не в коричневом, а в кремовом пальто она была! – перебила ее Антонина, прижав ладонь к щеке, словно у нее разболелся зуб.

– … как раз письмо из ящика достает – я и говорю: мол, издалека, письмецо-то, Людмила Тимофевна?.. а она мне, стерва: пошла, говорит, отсюда, старая…

– А Борька ей через плечо глянул и забрать хотел, потому что ему письмо это было, я так поняла, а она говорит: сейчас я разберусь, кому, а ты быстро домой – тебе уходить скоро! – снова перебила ее Антонина. – И еще она что-то сказала о ножах… что-то она хотела приготовить… вроде мясо… а все ножи в доме тупые… вроде, попросила Борьку нож наточить…

В конце концов, из сбивчивого рассказа обеих женщин, постоянно препиравшихся из-за деталей, Наташа смогла составить себе смутное представление о происшедшем. Людмила Тимофеевна и Борька вместе поднялись домой, причем женщина вела себя совершенно так же, как и всегда. Через пятнадцать минут из-за двери их квартиры донеслись дикие крики, грохот и звон бьющейся посуды. На шум, слышный даже во дворе, из квартиры на том же этаже выбежали соседи – муж и жена, позже подоспели другие. Первая железная дверь Ковальчуков оказалась незапертой, мужчина не без труда высадил вторую дверь и ворвался в квартиру, его жена и еще несколько человек последовали за ним. В одной из комнат они увидели окровавленных Ковальчуков, которые сцепились друг с другом. Людмила Тимофеевна с совершенно безумным лицом, размахивала длинным кухонным ножом и рычала по-звериному, пытаясь воткнуть нож себе в живот, а Борька пытался ей помешать. Почти тут же она вырвалась и кинулась на лоджию, пронзительно визжа. Сын побежал за ней. Что произошло там, никто не видел – только услышали грохот разбившегося стекла, страшный крик и глухой удар далеко внизу. Те же, кто был во дворе, увидели, как из лоджии с воплем вылетел человек и упал в палисадник, где и остался лежать неподвижно. Судя по всему, когда Борька снова попытался вырвать нож у обезумевшей матери, она каким-то образом выбросила сына за балкон. После этого Ковальчук вернулась в комнату, где в дверном проеме сгрудились соседи. Увидев людей, она молча набросилась на них – молча, потому что уже успела разрезать себе горло и могла только хрипеть. Несмотря на страшную рану, женщина двигалась очень проворно и целеустремленно. Люди кинулись вон из квартиры, но она догнала двоих на площадке и успела нанести несколько ударов – мужчине, который взломал дверь в ее квартиру, и женщине, жившей этажом выше. Мужчина сразу упал, женщине удалось убежать. Ковальчук набросилась на упавшего… что было дальше, никто не видел, уже потом, когда вызвали милицию и решились подняться, оба лежали мертвые в огромной луже крови…

– Подождите, – слабо пробормотала Наташа и замотала головой, – подождите… вы ничего не путаете? Вы уверены, что это Людмила Тимофеевна?.. Разве не Борька… Ведь это должно быть Борька… а она… этого быть не может!

– Милая моя, – старуха возмущенно всплеснула руками, – да при чем тут Борька, когда я эту паскуду своими глазами видела, я же в квартире была… в руке ножище вот такой… рожа дикая, страшная… в крови вся!.. И ведь какая живучая, тварь… горло вот так распорото… хрипит уже… а все равно за нами, за нами… Ох, сберег Христос, ох отвел!.. И еще улыбается… даже сына не пожалела, гадюка!

– Что-то я не видела, чтоб она улыбалась, – недовольно заметила Антонина.

– А как бы ты видела – ты же внизу стояла! – старуха презрительно фыркнула. – Еще как улыбалась… словно рай увидела… так счастливо… – она снова перекрестилась. – Вот оно, богатство-то, что с людьми творит! А я всегда говорила, что вся их семейка ненормальная!.. Вот еще муж ее вернется – вот ему-то подарочек будет! Вот я…

Не слушая больше, Наташа сползла со скамейки и, шатаясь, накрепко зажав в пальцах ремешок сумки, побрела через двор. Она не соображала, куда идет и зачем. Ее тошнило, в голове гулко и страшно стучало, и окружающий мир то и дело подергивался липкой туманной пленкой. Картины. Кто-то добрался до картин, которые спрятал Слава. Кто-то узнал и добрался до них. Костя ошибся – она все-таки проболталась. Другого объяснения быть не может. Кто-то испортил Борькину картину. Обе женщины ошибались, они что-то напутали. Все это мог сделать только Борька – убил мать, убил соседа и выбросился с балкона. Внезапное беспредельное безумие – все так, как писала Анна Неволина, все так, как это случилось с Толей… только так и не иначе. Людмила Тимофеевна этого сделать не могла – ведь Наташа ее не рисовала. Что же она натворила, что натворила?!! Ведь ее предупреждали, не однажды предупреждали… Сначала Толя и его сожительница, а теперь еще трое. Вот тебе твое искусство, твой дар, твое сострадание, очарованная властью… вот тебе твои руки в крови по локоть и твоя гнилая душа! Сколько их еще будет, сколько картин ты нарисовала, сколько чудовищ где-то там выпустили на волю? А Дорога?! Если кто-то нарушит целостность ее главного произведения… невозможно даже представить, что тогда произойдет. Словно наяву Наташа увидела, как на огромной картине появляется вдруг прореха, расползается от края до края, и из дыры одно за другим вылетают жуткие, кривляющиеся и хохочущие существа, голодные пожиратели душ, и нет им ни имени, ни исчисления…

– Э! Куда торопимся?

Грубоватый голос прорвался сквозь кошмарное видение, а чьи-то сильные пальцы, крепко сжавшие плечо, превратили видение в пыль. Заморгав, Наташа увидела, что находится в одном из многочисленных дворов между девятиэтажками – в той части района, которая представляла из себя целый лабиринт таких вот маленьких дворов, расположенных уступами, с множеством стен и лестниц. Напротив нее стоял светловолосый парень спортивного типа и, держа Наташу за плечо, внимательно разглядывал ее близко посаженными глазами.

– Ты что, глухая?! – спросил он раздраженно, потом, быстро оглядевшись, схватил ее за руку и потянул за собой. – Ну-ка, пойдем погуляем немного.

Наташа молча дернулась и тут же охнула, когда ее руку грубо и больно вывернули и в придачу ткнули кулаком в бок, заставив закашляться.

– Тихо, тихо, не дергаться, а то прибью! Ну, пошла, пошла! И личико сделай попроще! Во! – продолжая идти и тащить Наташу за собой, светловолосый махнул стоявшей внизу, возле одного из подъездов, белой «волге», потом выругался: – Да что ж вы, козлы, не подкатываете?! Вот уроды!

На мгновение он ослабил хватку, и Наташа, сжав зубы, рванулась в сторону. Ей почти удалось освободиться, но тут ее схватили за шиворот и дернули назад.

– Ты что ж это, сучка…

Она закричала – громко и отчаянно, без слов, на удивительно высокой ноте. На рот ей тотчас легла тяжелая, пахнущая табаком ладонь, зажав крик, и Наташа эту ладонь укусила. Вскрикнув, светловолосый отдернул руку и всадил кулак ей в спину, чуть левее позвоночника. Оглушенная болью, Наташа завалилась набок, хватая ртом воздух и смутно слыша, как в доме открываются окна и кто-то что-то кричит про милицию. Державшая ее за куртку рука разжалась, и Наташа ткнулась носом в асфальт, но тут же ее руки и ноги пришли в движение, и она по-крабьи поползла прочь, волоча за собой сумку. Кто-то сзади крикнул «Стой!», потом раздалась отборная брань, глухой звук удара, Наташа оттолкнулась руками от асфальта и, путаясь в ногах и кашляя, побежала наискосок через дворы в сторону дороги, успев услышать, как где-то в нижнем дворе заработал двигатель. В следующее мгновение она нырнула за угол дома, скатилась по лестнице и уже не видела, как к ее неудачливому похитителю подлетела «волга». Светловолосый был очень занят – он отбивался от двух прохожих, в которых на почве недавно употребленного коньяка неожиданно проснулся дух рыцарства – именно благодаря им Наташе и удалось убежать. Увидев «волгу», светловолосый перестал защищаться и попятился к машине, подняв руки и бормоча: «Все, мужики, все, все…» Открыв дверцу, он плюхнулся на сиденье рядом с водителем, и «волга» рванула за угол дома, куда скрылась Наташа, но тут же остановилась – выезда здесь не было, по узкой же лестнице машина смогла бы проехать только на боку. Светловолосый выругался и изо всей силы ударил ладонями по приборной доске, и водитель, который в этот момент нажимал кнопку сотового телефона, перекинул трубку в левую руку и одновременно с этим его правая рука метнулась снизу вверх почти неуловимым кошачьим движением. Что-то хрястнуло, и светловолосый повалился на спинку кресла, захлебываясь кровью из сломанного носа, а водитель, уже забыв о нем, разворачивал машину, говоря в трубку:

– Бон, сейчас прямо к вам из дворов девка выскочит в серой куртке и серой шапке – веди ее – мы светанулись! Видишь ее, да? Давай!

Он бросил телефон рядом с рычагом переключения скоростей и, продолжая вести машину, негромко сказал светловолосому, который кашлял и булькал, разбрызгивая вокруг себя кровь:

– Ну и что ты сделал, козел?! Последние мозги проссал?! Тебе что было сказано – отслеживать, приглядывать! Чтобы брать ее – нужно время. Какого ты к ней полез?! Хреновы, Сема, дела твои теперь – хреновы крайне! Вот же ж, послал бог мудака!

Светловолосый Сема откашлялся и сплюнул в окно, потом полез в бардачок, вытащил какую-то грязную тряпку и осторожно прижал ее к носу, из которого продолжала хлестать кровь.

– А чо… я подумал – один хрен нам эту соску забирать, так чо за ней таскаться, когда вот она, – прохрипел он и снова сплюнул. – И место нормальное… если б не эти два козла!.. А вы чего стояли – я ж вам махал?!

– А-а, ты, значит, подумал, – иронически произнес водитель, и на его широком лице появилась легкая усмешка. – Слыхал, Кабан, Сема у нас думать умеет!

С пассажирского сидения донесся смачный смешок в знак того, что сидевший там здоровенный низколобый парень оценил шутку водителя.

Сема взглянул на него с плохо сдерживаемой яростью.

– Я вообще не понимаю, на кой нам сдалась эта девка! Мало того, что заслали хер знает куда, так еще баб каких-то отслеживать – своих что ли дома мало?! Ну, перебор, ну ладно… Е, ты же мне клюв сломал!

– Пока да, – спокойно ответил водитель, и что-то в его голосе заставило Сему поежиться. – А вот если мы теперь упустим девку, более того, если ты ей что-то повредил – рассказывать о своем клюве, Сема, будешь парням с рогами и сковородками, понял?!

– Чего? – переспросил светловолосый, побледнев под слоем подсыхающей крови. Но водитель промолчал, спокойно глядя на дорогу и постукивая по рулю причудливым массивным перстнем на указательном пальце. Он не любил что-либо повторять дважды.

* * *

Принеся очередную порцию кофе и бутерброд с ветчиной, официантка наклонилась и тихо сообщила Наташе, что туалет освободился. Несмотря на то, что «Идальго» был довольно большим заведением, туалет он имел одноместный, и к тому времени, когда она решила позвонить, в нем кто-то накрепко засел, и Наташа ждала уже довольно давно. Поблагодарив девушку и взяв у нее ключ, Наташа прихватила свою сумку и встала из-за столика.

Она тщательно заперла за собой дверь, так что все старания Киркорова в динамиках идальговского музыкального центра превратились в невнятное бормотание, достала из сумки записную книжку, быстро пролистала ее, потом достала телефон и, не раздумывая, набрала первый номер – Лешко. Прослушав пятнадцать длинных гудков, Наташа отменила вызов и набрала номер Измайловых. Занято. Она закусила губу и прислонилась к блестящей кафельной стене. В конце концов, в этом нет ничего страшного. Нина Федоровна сейчас должна быть на работе, а Костя может и поехать куда-нибудь или сидеть во дворе и не слышать звонка, что же касается Измайловых – что ж, Ольга – любитель поболтать по телефону. А может и в связи все дело. Наташа снова заглянула в книжку и перевернула страницу.

Светлана Матейко.

Картина Сметанчика в Красноярске. Наташин палец быстро пробежал по кнопкам. Света сняла трубку только после шестого гудка. Ее голос был бодрым и веселым, но когда Наташа заговорила, в нем появился знакомый благоговейный страх.

– У тебя все в порядке?

– Да, – удивленно ответила Сметанчик.

– Ты себя хорошо чувствуешь?

Не хочется ли тебе кого-нибудь убить?

– Да нормально, а что…

– Ты одна в квартире?

– Нет, с парнем, – теперь в голосе появилось подобие радости от того, что ее не забыли и вроде как не держат на нее зла за что-либо.

– А он… – Наташа запнулась, понимая, что вопрос получается дурацкий, – он как… нормально себя ведет?

– Более чем. А что слу…

– Ну ладно, пока, – Наташа нажала на кнопку и облегченно вздохнула, потом отыскала следующий номер. Максим Андреевич Калугин. Старая натура, картина в Красноярске. Она повторила ту же процедуру. Жена Калугина ответила, что Максим на работе и чувствует себя прекрасно – лучше некуда.

Виктория Петровна Гончар.

– Мама спит. А что случилось? Нет, она совсем не больна, нормально себя ведет. А что такое…

Дмитрий Антонович Шабуров.

– Да, здравствуйте. Конечно я вас помню. Еще раз огромное вам спасибо, словно заново родился. Нет, я перекусить заскочил, уже ухожу на работу. Чувствую?.. хм-м… прекрасно я себя чувствую.

Аристарх Сергеевич Кужавский. Ну, насколько она помнит, этому звонить домой сейчас бессмысленно – хорошо, что старалась брать и рабочие телефоны.

– Кужавский? А он на выезде. Передать что-нибудь? Конечно, я его сегодня видела. Нормально выглядел, вполне. А что – что-то случилось?

Илья Павлович Шестаков.

– Илью Павловича? Девушка, простите, а вы кто? – хмуро спросил Наташу мужской голос, очень похожий на голос Шестакова, но все-таки не его. На секунду она подумала – а не отключиться ли, но потом все же сказала игривым тоном:

– Это Марина. А что – его нет? Понимаете, он у меня забыл…

– Очевидно, голову! – резко перебил ее мужчина, потом сказал – уже мягче: – Милая девушка, вы, очевидно, не в курсе… Дело в том, что Илья неделю назад попал в аварию и… в общем, он погиб.

– Как в аварию?.. – растерянно шепнула Наташа. Она ждала подобной новости, но пять предыдущих звонков ее немного успокоили, и известие о смерти Шестакова оглушило ее настолько, что она чуть не уронила телефон. – Как?

– Ну, как в аварию попадают?! Въехал за городом в бензовоз – уж не знаю, как он умудрился, – не от вас ли ехал?

– Вы кто?

– Брат. Так что он у вас забыл? Алле! Вы слушаете?! Алле!

Наташа отключилась и несколько минут стояла, бессильно привалившись к стене. Дверь в туалет дернулась, потом в нее настойчиво постучали.

– Занято, – едва слышно сказала она и закрыла глаза. Картина Шестакова, как и картина Борьки, была в Красноярске. А может совпадение? Может, просто несчастный случай?

Вы сомневаетесь в нас? Скажите, нам нужно разобраться.

… въехал в бензовоз… уж не знаю, как он умудрился…

Вот и еще одним подозреваемым меньше.

Наташа, шмыгая носом, открыла воду, плеснула немного себе в лицо – холод напомнил, зачем она здесь. Закусив губу, она снова зашелестела страницами.

Наталья Игоревна Конторович.

– А она еще на лекциях. Вы студентка? Она здесь раньше восьми вечера не появляется, так что перезвоните. Можете оставить ей записку – вы ее дипломница или просто… Нет, вам дали неправильную информацию – она прекрасно себя чувствует.

Валерий Степанович Смуглый.

– Да, я слушаю. Какой-какой опрос? Профилактика?! Ну вы даете! Нет, я себя прекрасно чувствую. Девушка, откуда мне знаком ваш голос? Мы с вами раньше не беседовали?

Алексей Алексеевич Тарасенко.

– Леша в больнице. Нет, ничего страшного, ему просто аппендицит вырезали. Представляете, в таком возрасте и аппендицит! Все равно, что ветрянкой заболеть! Что? Нет, нет, ничего не возвращалось, он ведет себя как… Мы же, Наташа, венчаемся через три недели – вы знаете?

Олег Николаевич Долгушин.

– А кто его спрашивает? – снова тяжелый вопрос – на этот раз усталым женским голосом, и сердце Наташи больно стукнуло в тягостном предчувствии.

– Знакомая.

– Ах, знакомая, – протянули в трубке с некоторой иронией. – Ну… да какая теперь, в принципе, разница! Олега нет, он утонул. Позавчера похоронили.

– Утонул?! Как, где?!!

– Ну, у нас обычно в море тонут. Вот и он там же.

– В декабре?!!

– А чего вы удивляетесь? Захотелось искупаться человеку… вот и искупался. У вас все? А то мне уходить надо.

Наташа опустила руку с телефоном, дрожа всем телом. Вот это уж точно не могло быть совпадением, никак не могло. Иначе с чего вдруг Долгушину понадобилось лезть в море в декабре?.. выпил разве…

… как-то он обронил, что с недавних пор начал жутко бояться моря…

Если б только Олег – это можно было назвать несчастным, даже, если хотите, роковым совпадением. Или если бы только Илья Петрович. Даже если бы только Ковальчуки – может Борька (Людмила Тимофеевна?!) и вправду вдруг сошел с ума – почему это человек не может вдруг сойти с ума?..

Но их трое! Их-то трое! Совпадения… Как когда-то говорила Надя? Совпадения – дети закономерности?

«Еще одним подозреваемым меньше», – тупо подумала она.

В дверь снова постучали, и капризный голосок спросил:

– Слушайте, вы там скоро? Сколько можно?!

– Сколько нужно! – выкрикнула Наташа вне себя и ударила по двери ладонью, так что дверь дрогнула, ударила еще раз и еще. – Мне плохо, ясно?!! Пошли все вон!

За дверью послышались торопливые испуганные шаги. Тяжело дыша, Наташа отвернулась и посмотрела на себя в зеркало, на свое лицо, искаженное страхом и болью. В принципе, она не соврала – ей действительно было плохо: сбитая при падении об асфальт рука саднила, но это было ни-что по сравнению с острой болью в спине, куда ударил ее светловолосый, усиливавшейся многократно, стоило Наташе хоть чуть-чуть повернуться. Но, так или иначе, нужно было звонить дальше – нужно было обзвонить всех.

– Только бы он был последним, – прошептала Наташа своему отражению. – Пожалуйста, пусть он будет последним.

Владислав Яковлевич Дробышев.

– Нет, его нельзя, он на совещании. Что-нибудь передать? Извините, девушка, но подобные вопросы вам лучше задавать ему лично. Не знаю, во всяком случае, с утра он нормально выглядел.

Георгий Филиппович Тафтай.

– Он уже ушел. Позвоните домой. Нет? Ну, значит скоро будет. Здесь он сегодня уже не появится. Нет, ничего странного я в нем не заметил – пошел себе тихонько, в руке топорик окровавленный… Ну, да, да, понимаю, неудачная шутка. Девушка, а зачем вам Жора – пообщайтесь лучше со мной…

Антон Антонович Журбенко.

– Нет, девушка, Антона никак нельзя, видите ли, он уже дней десять как в больнице.

– А что случилось? – едва слышно спросила Наташа. – Мне сказали насчет работы…

– Какая работа, о чем вы?!! Звоните где-то через месяц.

– А что с ним? Понимаете, мне очень надо уз…

– Да взорвали его вместе с тачкой прямо перед офисом. Еще повезло, что живой остался. И вообще, дама, я бы вам не советовал…

Набирая следующий номер, Наташа облегченно вздохнула – случай с Журбенко вряд ли имел к ней какое-то отношение.

Элина Максимовна Нарышкина-Киреева.

– Да, я слушаю… Ритка, ты что ли? Что тебя так плохо слышно?! Ты что, простудилась?! Я тебе звоню с самого утра! Я?! Нет, я-то нормально, если не считать, что Юрка вчера собрал манатки и уперся к этой своей очередной сучке! Ой, да что ты-то расстраиваешься – в первый раз что ли?! Ну, поживет недельку у нее – все равно ж вернется! Давай, заезжай за мной – поедем в «Бриллиант» пораньше!..

Оксана Андреевна Владимирова.

– Ой, вы не могли бы перезвонить минут через двадцать – она в ванной. Или, может, она вам перезвонит? Наташа, это ведь вы, верно? Крымская целительница. Я вас узнал. С проверкой, да? Так вот докладываю – все в ажуре. Можете не беспокоиться… и звоните, все-таки, пореже. Вы свою работу сделали, мы вам заплатили… конечно, такая заботливость приятна и трогательна, но… вы же понимаете…

Катерина Михайловна Огарова.

– А вы Кате кто будете? Кто? Двоюродная сестра Игоря Александровича? Как же… вам никто не сообщил?

– О чем? – спросила Наташа, чувствуя, как к горлу снова поднимается удушливая волна холода. – Что-то с Игорем?

– Понимаете… ну, наверное, лучше мне вам сказать. Катя, она… на нее что-то нашло… господи, даже не знаю, как сказать. В общем, она выбросилась из окна… вернее, попыталась выброситься, только ваш брат успел ее поймать. Он старался ее втащить обратно… но, понимаете, окно… у нас такой дом… короче, они оба сорвались… и… ну, вы понимаете, все-таки девятый этаж. Примите мои соболезнования.

– А вы кто?

– А я ихняя соседка – меня родители Игоря попросили несколько дней за квартирой приглядеть. Будете им звонить, так передайте, что здесь все в порядке…

Отключившись, Наташа беззвучно заплакала, мотая головой. Катерина Огарова, нарциссическая женщина из «Ласточкиного гнезда», одноклассница Валерия Ковальчука, была последней из списка ее клиентов. И четвертой из тех, кого уже нет. Вернее, пятой, если считать Людмилу Тимофеевну. И седьмой, если считать всех погибших. Вот так. Вот так.

Она еще раз попыталась дозвониться до поселка, но из этого ничего не вышло. Тогда, умывшись и спрятав телефон и записную книжку, Наташа вышла из туалета, столкнувшись в коридоре с двумя молоденькими девчонками, которые смерили ее уничижительными взглядами и что-то пробормотали вслед. Сев за столик, она отодвинула чашку с давно остывшим кофе и облокотилась на стол. Мимо прошла одна из официанток, Наташа окликнула ее и попросила большую порцию глинтвейна.

Теперь, из «жрецов» остались только пятеро: Сметанчик, Измайловы, Нина Федоровна и Тарасенко. При этом натур среди них трое плюс Костя, значит, опасность угрожает троим, если предположить, что вор все-таки кто-то из них. Костя отпадает. Значит, либо Григорий, либо Тарасенко, либо Сметанчик. Кандидатуры, прямо сказать, самые неподходящие. А Ольга и Нина Федоровна? Еще лучше! Кто же, кто же из них? И из них ли? И откуда взялись светловолосый, и желтая «волга», и все остальные? Кто их послал? Или существует кто-то еще, к ее клиентам не имеющий никакого отношения и дознавшийся обо всем самостоятельно? Наташа понимала, что не в силах пока ответить на эти вопросы и понимала, что, к сожалению, Костя оказался прав – дело закрутилось серьезно. Только в одном он ошибся – никто ее не боится. И никто не собирается ждать от нее добровольной работы – разве можно назвать крепкий удар по почке милым безобидным предложением? Но, так или иначе… кто из них?

…некоторые люди умеют так хорошо рядиться в чужую шкуру…

В любом случае ей нужно срочно поговорить с оставшимися в поселке, в особенности с Костей. Может, теперь ей удастся что-то выяснить, возможно, Костя сможет помочь – ведь прошло время, все немного успокоились. Кроме того, она должна убедиться, что с ними все в порядке. Если бы только Слава был здесь, он бы что-нибудь посоветовал. Хотя… может и к лучшему, что его нет – чем дальше он от нее, тем в большей безопасности находится. Только вот как попасть в поселок – ведь если она выйдет отсюда, ее тут же изловят. Удивительно, что они до сих пор не набрались наглости и просто не вошли в «Идальго» и не уволокли ее – подумаешь, большое дело! Но раз так, то сидеть в этом довольно людном баре пока безопасно. Но, во-первых, не сидеть же ей здесь до закрытия, пока «Идальго» не опустеет, а, во-вторых, ей срочно нужно уехать. Так что же делать?

В том, что снаружи ее поджидают, Наташа уже не сомневалась. Она просидела в «Идальго» уже около трех часов, боясь выйти, и внимательно рассматривала машины перед баром в большое панорамное окно. Желтой «волги» среди них не было, машины довольно часто менялись, и ни одна из них не задерживалась настолько, чтобы Наташа забеспокоилась, но вскоре она заметила, что одна из них, красная «шестерка» с затемненными стеклами, до того стоявшая у бордюра противоположной стороны дороги и уехавшая минут пятьдесят назад, вернулась и теперь остановилась у соседствующего с «Идальго» магазина бытовой техники. Наташа бы ни за что в жизни ее не узнала, если бы, когда машина разворачивалась, ей в глаза не бросился ее номер – 19–75 – год ее рождения, и, увидев этот номер во второй раз, она насторожилась. «Шестерка» встала на место только что отъехавшего темно-синего «форда» и из нее никто не вышел. Равно как и никто не садился в нее, когда она уезжала раньше. С еще большей тревогой она тщательно рассмотрела все остальные машины, попавшие в поле ее видимости и записала на салфетке номера, которые удалось разглядеть, потом осмотрела сидевших в зале, в особенности приглядываясь к одиноким молодым мужчинам и мужским компаниям. Таких в «Идальго» на данный момент было немало, и в каждом ей чудился враг. Постаравшись запомнить лицо каждого, она, оставив сумку, встала, подошла к стойке и спросила бармена, есть ли здесь черный ход. Бармен удивленно взглянул на нее и махнул рукой вправо, где был дверной проем, загороженный шуршащей занавеской из множества длинных плетеных полосок. Поблагодарив, Наташа прошла сквозь занавеску, огляделась, повернула направо, столкнувшись с официанткой, дошла до узкой двери и осторожно приоткрыла ее буквально на палец. Черный ход «Идальго» выходил на большую заасфальтированную площадку, в одном углу которой стояло несколько мусорных контейнеров, а вдоль дальней длинной стороны росла кустарниковая шелковица. Даже лишившись листьев, кусты казались довольно густыми, но сквозь них отчетливо просвечивал стоящий вплотную к ним темно-синий «форд», очень похожий на только что уехавший с другой стороны. Пока она рассматривала «форд» в щелку, стекло на одном из окон поползло вниз, и сквозь прореху в сплетенных ветвях Наташа увидела, как из окна выглянуло уже знакомое лицо светловолосого. Он выбросил сигарету, сплюнул, высморкался и снова исчез. Она, не дыша, притворила дверь и вернулась к своему столику.

Все это произошло до того, как Наташа пошла звонить. Теперь она сидела, осторожно потягивала горячий напиток, пахнущий вином, лимоном, гвоздикой и мускатным орехом и пыталась сообразить, как ей выбраться из бара незамеченной. Она перебирала в уме варианты – киношные варианты, один за другим, но они тем и были хороши, что запомнились яркостью, занятностью и абсолютной неправдоподобностью – они были хороши для кино, для решительных всепобеждающих киношных героев, но не для нее. У нее сейчас нет ни другой одежды, ни крутых друзей, ни оружия – ничего, даже способности что-то выдумать. У нее есть… только телефон и возможность позвонить так, что ее никто не услышит. Но позвонить кому и зачем? Она взглянула в окно, воздух за которым уже начал постепенно наливаться синью, и проверила машины, разгладив на столе салфетку с номерами. Одна машина уехала, две появились, и Наташа быстро записала номера, хотя в этом уже не было смысла. Она вытянула шею – «шестерка» стояла на своем месте с потушенными фарами – темная, безмолвная, отчего-то вдруг напомнив Наташе белую лактионовскую «омегу», застывшую когда-то на Дороге – такая же безмолвная и непроницаемая, только внутри нее не было ни мертвых, ни спящих, и так же, как и «омега», она ждала. Ждала ее.

Вспомнив о Дороге, Наташа вспомнила и о погибшей подруге, и неожиданно в памяти всплыл Надин рассказ о том, как ей, с помощью одной занятной уловки и двух подружек удалось незаметно выскользнуть из дома, возле которого ее ждали трое на редкость назойливых молодых людей – коллег по работе. Наташа повертела воспоминание так и так, примеряясь к нему, потом покачала головой – для того, чтобы это осуществить, нужно обладать, как минимум, Надиным актерским талантом и парой подружек. В этом городе друзей у Наташи не было – только знакомые… хотя… можно попробовать позвонить Оле Назаровой, своей бывшей сменщице по павильону. Нельзя сказать, чтобы между ними были дружеские отношения, – больше приятельские, шутливые и без претензий на полное доверие – когда нужно, выручали друг друга и деньгами, и временем. Но последний раз она видела Олю еще до несчастья с Надей, а это почти полгода назад. Скорее всего, Назарова просто пошлет ее и, в принципе, будет права. И все же, попытаться стоило. Допив глинтвейн, Наташа встала и снова отправилась в туалет, забрав сумку и салфетку с номерами. Сидевший через три столика от нее высокий плечистый парень со встрепанными маслянистыми волосами и сросшимися бровями взглянул на часы, с сожалением распрощался с симпатичной пышногрудой брюнеткой и встал, сунув в карман куртки сотовый телефон. Подойдя к стойке, он заказал чашку кофе с коньяком, выпил ее, поглядывая в коридорчик на закрытую дверь туалета, потом бросил на стойку деньги и вышел из бара, одновременно достав телефон и набирая номер.