Текст книги "Мясник (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

Наташа мотнула головой и быстро произнесла:

– Славк, нам нужно уходить! За ними сейчас должны приехать – вот этот, которого… он по телефону говорил!

– Знаю, я одну машину задержал, а вторую проглядел. Забирай свои вещи, если есть, и пойдем. Костя, тебе придется поехать с нами.

– Я уж догадался, – отозвался Костя негромко, не поднимая головы. – Только зря! Взяв меня, вы им такую фору дадите…

– Это уж мне решать! – отрезал Слава, подходя к нему. Тем временем Наташа осторожно сняла с доски на стуле свою картину и спрятала ее в пакет, потом нерешительно взглянула на лежащего на полу Сему.

– Слава, а этот?..

– Пусть валяется! – отозвался Слава, катя кресло к дверям. Костя обернулся и мрачно посмотрел на лежащего.

– Слушай, одного отморозка грохнули – чего второго следом не отправить?! Если ты не хочешь, дай я сам – ты меня только рядом опусти, я ему, гаду, зубами горло порву!

– Некогда! – Слава подкатил кресло к входной двери и наклонился. – Хватайся за шею, только не придуши, ладно? Наташка, дверь открой и беги направо – там через дом тачка стоит, откроешь мне заднюю дверь!

Она кивнула и выскочила на улицу. В лицо ей ударил холодный ветер, взметнул волосы, выбил дыхание, распахнул незастегнутую куртку, зашарил по телу ледяными пальцами. Запахнувшись, Наташа побежала, наклонив голову. Возле машины она остановилась, оглядев ее не без удивления, – игрушечный, отливающий серебром «спортидж» со свежей, внушительной вмятиной на левом крыле. Хмыкнув, она открыла дверцу, потом приподнялась на цыпочки и глянула вперед – не мелькнет ли где свет фар.

– Полезай вперед, – сказал подошедший Слава и, кряхтя, свалил Костю на заднее сиденье. – Где ключи от дома?

– В коридоре, на тумбочке.

Слава хлопнул дверцей и побежал обратно к дому. Наташа залезла в машину и повернулась, застегивая куртку.

– Костя…

– Потом, Наташ, все потом.

Она опустила голову и отвернулась. К машине подбежал Слава, открыл багажник, запихнул в него сложенное кресло, вскочил в машину и бросил на заднее сиденье тяжело звякнувшие ключи.

– Дом я запер, калитку тоже – пусть чуток повозятся, – он запустил двигатель, и поселочные домики рванулись назад. – Повезло, что соседи у вас нелюбопытные.

– Соседи к нам теперь нескоро заглянут, – глухо отозвался Костя. Машину тряхнуло, и голос у него подпрыгнул. – Веселье у нас началось задолго до того, как эти отморозки явились.

– Понимаю, о чем ты, – Слава повернул руль, уводя «спортидж» за поворот. – Лапа, ты ходила к Измайловым?

– Да, – шепнула Наташа, снова вспомнив жуткие улыбки неземного счастья на мертвых лицах, – я к ним ходила.

– Черт! И давно они…

– Дня два, наверное.

– Господи! – Слава сжал ее руку. – Плохо, что тебе пришлось на это смотреть.

– Не только на это! Я видела Борьку, которого выбросили с седьмого этажа. И Людмилу Тимофеевну, замотанную в простыни, – ее несли вниз, как мусор, понимаешь?! И…

– Не надо, я все знаю.

– Знаешь? – растерянно спросила Наташа. Слава кивнул, выводя машину на пансионатную дорогу.

– Я приглядывал за тобой… по мере возможности. Я приехал в поселок через день после твоего отъезда – Костя мне все рассказал. Я ведь переписал у тебя адреса и телефоны твоих клиентов – на всякий случай – ты уж прости, что залез в твои вещи.

– Значит, ты в курсе, что…

– Да. К сожалению, я слишком поздно приехал к Ковальчукам – тебя уже не было во дворе. Я увидел тебя позже, на улице, хотел подхватить, но ты вдруг заскочила в этот бар, и народ, который за тобой ехал, тут же этот бар обложил. Вдвоем нам бы было сложно от них уйти, пришлось подождать. Этот трюк с переодеванием, – он усмехнулся, – это ты здорово! Если б не твоя походка, я бы тоже мог попасться. Но они потом просекли – не сразу, но просекли, кто-то у них там с мозгами. Я одну их машину придержал, а вот вторую не смог…

– Значит, тебе известно, что из-за меня гибнут люди! – произнесла Наташа дрожащим голосом. Начиналась реакция, и ее затрясло, бросило в жар, ноги стали ватными, проснулась боль в спине и раненой руке. Она пощупала повязку под рукавом куртки и подумала, что женщина, наложившая ей эту повязку, уже пятнадцать минут как мертва. – И все это из-за того, что я тебя когда-то не послушала! Тебе действительно следовало запереть меня! Или убить еще тогда, когда ты этого захотел!..

– Прекрати истерику! – приказал Слава, следя за дорогой. Он протянул руку и погладил Наташу по голове, потом слегка потянул ее за волосы, и она, всхлипывая, откинулась на его ладонь и закрыла глаза. – Ну же, давай! Ты уже немало вынесла, продержись еще чуть-чуть. У нас обязательно все получится – иначе быть просто не может, ясно?!

– Ты не понимаешь! Я ведь убила этих людей, просто убила – я и какой-то ублюдок со мной на пару!

– Ты здесь не при чем.

– Еще как при чем! Мои картины кто-то…

– С твоими картинами все в порядке, – Слава закурил, и Наташа на мгновение увидела его напряженное лицо. Вначале она даже не услышала, что он сказал, – только сейчас она подумала, что совсем недавно Слава убил человека и, судя по всему, совсем об этом не жалеет. Все вокруг и даже Слава, стали намного жестче и страшней, но теперь иначе было нельзя. Но он вернулся и это было главным. – Ты меня слышишь?! Я только недавно приехал. Все картины на месте и целехоньки. Картина Григория Измайлова, кстати, тоже. И Борькина. Человек, которому я полностью доверяю, это подтвердил.

– Но этого не может быть! – изумленно воскликнула она. – Я же видела! Я знаю, что только…

– Они погибли не из-за картин, – терпеливо повторил Слава. – Твои картины на месте. Те самые.

– Но Костя… – Наташа прижала ладони к вискам. – Подожди, я же видела Костю. То, что он делал… это могло быть только в том случае, если бы испортили его картину. Господи, Слава, я же рисовала его, я видела…

– Вот как они это делают, я не знаю… но… Подумай сама, ведь это нелогично с их стороны!

– Вот-вот! – неожиданно подал голос Костя сзади, и они вздрогнули, совершенно забыв о нем. – Я же и говорил – дурость это! Так стараться, что-бы эти картины выкрасть, знать им, судя по всему, цену и испортить толь-ко для того, чтобы убить какого-то рядового, пусть и знающего о чем-то, человека, когда тебе любое чмо за бутылку водки замочит его когда угодно! Все это совершенно нелогично. Ну, может одной картиной и могли бы пожертвовать ради эксперимента, ну двумя… Но шестью?! В жизни не поверю!

– Что же тогда было с тобой?! – Наташа повернулась к нему. – Что же я тогда, спрашивается, из тебя вытащила?! И как оно туда попало?! И почему вдруг так обезумели все остальные?! Почему им так неожиданно дружно захотелось на тот свет?!

– Вот этого не знаю.

Наташа потерла ладонями лицо, потом забрала у Славы сигарету и жадно затянулась. Слава глянул на нее, хмыкнул и достал себе другую.

– Донные рыбы, – пробормотала она. – Может в них все дело?

– Разговаривай и с нами, – предложил Слава и взглянул на часы.

Помявшись, Наташа рассказала о своих размышлениях в симферопольском парке, но Слава тотчас же сказал:

– А Людмила Ковальчук? Ты ее не рисовала.

– Это может быть ошибка, – возразила Наташа, невольно вспомнив Ольгу Измайлову, лежавшую в ванне, уткнувшись лицом в прокисшее белье. – Это сделал Борька, а подумали…

– Никакой ошибки нет, я проверял, – сказал Слава, и при каждом слове сигарета прыгала в его губах, словно подчеркивая значимость каждого, и влетавший в приоткрытое окно ветер выбивал из нее искры. – Именно Людмила сошла с ума. Именно она в приступе ярости выбросила с балкона своего сына, убила соседа, ранила соседку и убила себя! Она, а не Борька! Все эти люди, лапа, все они… не ты… кто-то убил их и убил так, чтобы ты винила в их смерти себя, чтобы ты дошла до предела. Чтобы, когда этот кто-то наконец появится, ты сдалась ему сразу, что называется, без единого выстрела! Я уверен, что разговаривать с тобой он будет очень по-доброму, предложит помощь, расскажет, как ты сможешь работать, чтобы никто не пострадал или что-нибудь в этом роде. Чтобы ты сама захотела с ним работать. И я уверен, что он будет очень недоволен своими тупыми пацанами, которые явно перестарались.

– Я согласен с этим, – пробормотал Костя. – Я сам слышал, как ее приказали беречь. Просто эти Сема с Гансом оказались на редкость бестолковыми, да и не привыкли, что надо не трогать – привыкли, что делать обычно надо как раз наоборот. Черт, не хотел бы я встретиться с их старшим!

– Но как он это делает?! – воскликнула Наташа и ударила кулаками по приборной доске и тут же взвыла от боли в раненой руке. – Как он делает это с людьми?! Я не понимаю!

– Сейчас нам удрать надо, понимать потом будем? – заметил Слава с легкой иронией. – Костя, там где-то рядом с тобой полбутылки «Херсонеса» – думаю, тебе не помешает употребить. А потом Наташке дай, а то она зубами стучит, меня отвлекает.

– Конина, – хмыкнул Костя, и с заднего сиденья донеслось продолжительное бульканье, потом хриплый выдох. Мимо с ревом пролетела встречная машина, обдав «спортидж» волной света и ветра, и Наташа, выбросив окурок, с тревогой посмотрела в окно. Извилистая дорога свернула от берега, оставив его где-то слева, и только сейчас Наташа увидела смутные очертания города вдалеке, который то пропадал, то появлялся, удаляясь.

– Слава, а куда мы едем? – спросила она и наклонилась к нему, но тут из проема между креслами вдруг выросла рука, сжимающая бутылку коньяка, и Наташа невольно отодвинулась, потом взяла бутылку. – Это же Ялта там, да?

– Да. Мы едем по другой дороге. Скоро встретимся с Генкой, пересядем в его машину, а эту бросим где-нибудь.

– Римаренко?

– Да.

Наташа понюхала горлышко, сморщилась, потом закинула голову и сделала несколько глотков. Внутри прокатилась горячая волна, мягко стукнула в голову, появилась легкая сонливость и все представилось в несколько лучшем свете.

– А откуда эта машина? – спросила она. – И пистолет? Где ты их взял?

– Где взял, там сильно злятся.

Она глотнула еще и отдала бутылку Косте, но тот сказал:

– Славка, может и ты хлебнешь за компанию?..

– До первого мента? – усмехнулся он.

– Да ладно… судя по всему, перегар – не самое страшное будет, если тебя тормознут. И вообще, если мент захочет придраться, так он тебе и к шнуркам на ботинках придерется.

– Не, все равно не хочу. Можете пока подремать, разбужу, как Генку встретим. До рассвета еще далеко.

– Я не хочу спать, – сказала Наташа и почти сразу задремала, сползая со спинки кресла. Слава, продолжая вести машину одной рукой, осторожно поправил ее, и Наташа, вздохнув, отвернулась к окну.

– Дай мне сигарету, – тихо попросил Костя. – Голова раскалывается. Зря ты все-таки тогда уехал… конечно, теперь-то легко рассуждать, зная… но все равно, зря.

– Она все не могла остановиться, – сказал Слава и закурил новую сигарету. – Я думал, может это ее остановит, все-таки она… немного привязана ко мне.

– Немного привязана! – Костя фыркнул. – Ну, конечно! Впрочем… если б ты не уехал, все могло бы быть намного хуже. Для тебя, разумеется. Слушай, Наташка – мой большой друг, и я просто хочу знать – теперь… ты останешься?

– Теперь это уже не от меня зависит. Ее нужно спрятать – и подальше.

– Но сам-то ты этого хочешь?

– Да, – глухо ответил Слава. – Да, хочу. Но сейчас не об этом надо думать.

Он с тревогой взглянул в зеркало обзора – позади «спортиджа», в темноте, вдалеке, появились два желтых глаза, постепенно приближаясь. Вероятнее всего, это была просто случайная машина, но Слава нахмурился и прибавил газу. Фары исчезли за поворотом, но вскоре вынырнули вновь, вырастая, и Слава автоматически отметил, что машина идет очень хорошо. Он огляделся – с одной стороны дороги тянулось голое поле, с другой подступал сосновый лес, и деревья с причудливо изогнутыми ветвями, по которым прокатывался свет фар, походили на жутковатых пляшущих существ.

– Быстрей можешь? – спросил Костя – он тоже заметил фары.

– Нет, – ответил Слава, продолжая поглядывать в зеркало. – Нам бы до Генки добраться – у него хорошая тачка. А эта… да еще и долбанул я ее неплохо.

– Что ж ты такую взял?

– Что дали, то и взял! – огрызнулся Слава и положил пистолет рядом с рычагом переключения скоростей. – Времени не было! Это в кино только машины на каждом углу валяются да менты добрые! Что, думаешь по нашу душу?

– Черт его знает! – буркнул Костя. – Предчувствие у меня нехорошее. А неплохо идет, зараза! Но это, вроде, не «форд», который я видел у…

– «Форда» и не может быть – я ему шины подпортил, – Слава выплюнул сигарету. – У них «шестерка» еще была… да только ездить она нескоро сможет. Эх, и свернуть некуда – по бездорожью на этой корейской хреновине далеко не уедешь! Разве что турбаза скоро.

– Догоняют, – тревожно заметил Костя. – Не, друг Слава, меня плохие предчувствия никогда не обманывают. Похоже, попали. Что называется, из огня да одним местом на раскаленную кочергу! Похоже, они в поселок аккурат после нас прилетели, а потом проскочили напрямую через тропинку возле ротонды – ты-то там из-за машины ехать не рискнул, верно? Хреновы наши дела – кто-то у них там не только с мозгами, но еще и на местности ориентируется! Черт, и не затаиться никак – на виду идем! Да и, блин, негде! Может, по колесам им стрельнешь? Или водиле в голову?

– Нашел стрелка! – раздраженно ответил Слава. – Я стрелять-то полчаса назад научился! Все как-то не имел удовольствия!

– Ну… Ганс не пожаловался.

Фары приближались стремительно, гоня по шоссе бледно-желтую волну света, и Слава посоветовал Косте сползти на пол, потом разбудил Наташу и велел сделать то же самое. Она испуганно взглянула назад, потом на него.

– Они?!

– Вряд ли, – спокойно ответил Слава, и она скорей почувствовала, чем увидела, что он ободряюще улыбнулся. – Просто на всякий случай сделай, как я говорю.

Наташа послушно съехала по сидению, придерживая одной рукой пакет. Следующая за ними машина приближалась стремительно, и Наташа закрыла глаза, отчаянно надеясь, что та просто пролетит мимо, и потом они еще посмеются над своими страхами. Иначе просто не могло быть! Не должно быть! Разве с них уже не достаточно?! Но где-то в глубине души она чувствовала, что конца этому не будет, и ледяная горка, по которой катится ее жизнь, поскользнувшись однажды, скоро перейдет в откос, в пропасть. Но почему так получается, что вместе с ней в эту пропасть полетят и другие люди? Наташа взглянула на Славу, застывшего в своем кресле, на его профиль, смутно вырисовывавшийся в темноте, на правую ладонь, покоящуюся на темной рукояти пистолета… «Почему ты здесь? – снова подумала Наташа с внезапной тоской. – Зачем ты это делаешь? Ради того, что я могу, или ради меня?»

– Я очень люблю тебя, Слава, – вдруг сказала она.

Слава быстро глянул на нее и снова отвернулся к дороге, но его пальцы на мгновение оторвались от пистолета и вплелись в ее дрожащие пальцы, сжались, медленно, неохотно соскользнули с них и исчезли, и тотчас салон заполнился холодным светом чужих фар. Белая «десятка» поравнялась со «спортиджем», одно из окон открылось и в него выглянуло круглое лицо с короткими торчащими волосами.

– Мужик, тормозни, разговор есть! – крикнуло лицо. «Спортитдж» отчаянно рявкнул и ушел от «десятки» на корпус вперед. Лицо скривило губы и сказало:

– Ну, как знаешь.

«Десятка» пошла на обгон и спустя пару секунд уже ехала перед «спортиджем», сбрасывая скорость. Слава повернул руль, и машина переместилась на встречную полосу, оказавшись ближе к лесу, который здесь подступал к дороге почти вплотную, стремительно уносясь назад. «Десятка» тут же вильнула туда же и в следующее мгновение ударила в правое крыло «спортиджа», тот прыгнул с дороги к лесу, всполошенно визгнув шинами, но Слава резко вывернул руль и вернул машину на дорогу, и тут же, в свою очередь, «спортидж», слегка развернувшись, от души врезался в «десятку», напрочь сметя ей одну из фар и оставив приличную вмятину. Вихнувшись, машина приотстала, из нее что-то заорали, кто-то пальнул и в заднем стекле «спортиджа» появилась аккуратная дыра, плюнув мелкими осколками, Наташа услышала, как что-то вонзилось в спинку кресла над ней и, взвизгнув, закрыла голову руками.

– А-а, вот вы как?!.. – процедил Слава сквозь зубы и положил на руль руку с пистолетом. – Лапа, быстро открой окно и не поднимай головы!

Когда «десятка» снова поравнялась с ними, опять тесня в сторону леса, он быстро выстрелил несколько раз подряд, целясь в водителя, но одновременно с этим «десятка» вдруг резко затормозила и ушла влево, и выстрелы пропали впустую. Тотчас «десятка» метнулась вперед, и он снова выстрелил, но машина преследователей тут же опять коварно дернулась, уворачиваясь, как уворачивается от неожиданного удара человек с хорошей реакцией, и пуля лишь чиркнула по лобовому стеклу. Из «десятки» долетел отборный мат, но ответных выстрелов не последовало.

– Вот, бля, и что ж вы, мудачье, никак не отцепитесь! – бормотал Костя, пытаясь выбраться с пола на сиденье, чтобы глянуть в окно. – Где ж менты, когда они нужны… вот как не надо, так у каждого куста отсвечивают! Стреляй же, Славка, стреляй!

«Десятка» снова упрямо пошла на сближение, тесня их с дороги. Слава выстрелил, пытаясь одновременно прицеливаться, смотреть вперед и удержать одной рукой машину на шоссе. Одна из пуль разбила боковое зеркало «десятки», после второго выстрела кто-то в машине заорал от боли, Слава нажал на курок в третий раз, но пистолет только звонко щелкнул. Он выругался и, швырнув его на пол, вцепился в руль обеими руками. Наташа взвизгнула, и тотчас «десятка» ударила машину с ее стороны, вминая внутрь дверцу, «спортидж» отбросило с дороги, он вспахал землю, взметнув ошметки сухой травы, и уткнулся бампером в небольшой холм, на котором росла кривая разлапистая сосенка. Слава вывернул руль, давая задний ход, «спортидж» развернулся, пытаясь снова выбраться на дорогу, но подскочившая «десятка» проворно перекрыла ему путь, ее дверцы тотчас открылись и к «спортиджу» подскочили двое. Проигнорировав помятую дверцу с Наташиной стороны, они рванули дверцу водителя и выволокли Славу из машины. «Десятка» чуть отъехала и встала почти перпендикулярно к маленькому урчащему джипу, и свет фар ударил Наташе в лицо. Сморщившись, она выбралась из машины через распахнутую дверь туда, где двое подскочивших парней избивали Славу, вернее избивал один, приземистый и коренастый, надсадно ухая при каждом ударе, достигшем цели, словно молотобоец, второй же, уже знакомый ей Сема, суматошно прыгал вокруг, впустую пиная воздух, и кричал, срываясь на истеричный визг:

– Чалый, дай мне ствол! Ствол дай! Я сейчас!.. я сам его!.. Он же Ганса замочил! Он меня, сука!.. Я его сам положу, дай!..

Наташа молча прыгнула на человека, названного «Чалым», вцепилась ногтями в его лицо и рванула. Чалый заорал, отодрал ее от себя, точно кошку, и отшвырнул на Сему, который подхватил ее, брыкающуюся и кричащую, и ловко завернул ей руки за спину и вверх, так что она почти не могла шевелиться. Тем временем Слава, поднявшись, отвесил Чалому крепкий удар в челюсть и почти сразу же другой – в солнечное сплетение. Чалый хрюкнул, чуть пошатнулся, но устоял на ногах и ответил тоже двумя ударами – первый Слава отбил, но второй пропустил и, охнув, согнулся пополам. Чалый выхватил пистолет, показавшийся Наташе огромным, приставил его к опущенной голове Славы и…

– Кончайте возню и давайте обоих сюда!

Несмотря на то, что голос, произнесший эти слова, был негромким, а ветер, летавший по верхушкам сосен, приглушил его еще больше, Сема и Чалый услышали и тут же увяли. Славу и Наташу оттащили к помятой дверце «спортиджа» и прислонили к ней.

– У-у, сука! – процедил Сема и замахнулся на Славу.

– Отойди, козел! – предложил ему тот же голос почти весело. Сема неохотно опустил руку, прошипел: «Мы с тобой еще поговорим!» – и отошел к Чалому, который уже стоял рядом с человеком, до сих пор сидевшим за рулем «десятки». Моргая, Наташа попыталась его рассмотреть, и, словно для того, чтобы ей помочь, человек слегка передвинулся, оказавшись на свету. Он был довольно высоким, широкоплечим и широколицым, а темные волосы, тщательно зачесанные назад, добавляли его спокойному лицу массивности и некой обыденности. Грубо говоря, человек был совершенно обычен: у него были обычные, ничем не выделяющиеся черты лица, обычное плотное телосложение, характерное и для его спутников, обычная одежда – черные брюки и коричневая короткая дубленка, наполовину расстегнутая, и под ней – черная футболка; его возраст колебался между тридцатью и тридцатью пятью годами, и взгляд под полуприкрытыми веками казался сонным и слегка даже добродушным; руки он держал в карманах. В принципе, человек внешне мало чем отличался от прочих «пацанов», которых уже довелось видеть Наташе, но все же он был д р у – г и м, он был взрослым матерым волком, и все прочие, поигрывавшие мускулами, стволами и словами, рядом с ним казались беззубыми молочными щенками. Наташа вздрогнула и отвела глаза, слегка сжав пальцы, лежащие на предплечье Славы.

– Ну, добрая ночь аль утро, – сказал человек, слегка улыбнувшись, и шагнул в сторону «спортиджа». Слава, отплевывавшийся и вытиравший кровь с лица, тут же передвинулся так, что Наташа оказалась за его спиной, и человек, усмехнувшись, вынул руки из карманов и развел их в стороны, показывая пустые ладони. – Оппа-па… Ну, уважаю, уважаю. Но ты это зря. Они вас больше не тронут, они и так перестарались, ну… на эту тему мы уже дома побеседуем.

– Он, сука, Ганса замочил! – воскликнул Сема почти плачуще и метнулся вперед, но человек поймал его за рукав куртки и отправил на место легким, незаметным движением, и Сема отлетел, споткнувшись, и с негромким «уй!» стукнулся о дверцу «десятки».

– Ну, что ж, – человек пожал плечами, – всяко бывает. Мог бы и этого дебила замочить заодно – лично я бы не обиделся. А ты шустрый малый, как я погляжу, везде успел – и мне тачку испортить, и подружку свою из поселка выдернуть, и моего парнишку грохнуть. Вячеслав, верно?

Слава, ухмыльнувшись, кивнул, потом снова сплюнул и закашлялся, и Наташа с тревогой сжала его плечо, потом шагнула вперед и резко сказала:

– Слушайте, я знаю, что вам надо – меня забрать! Ну так забирайте и нечего тут красоваться, а его оставьте в покое! Он никому ничего не скажет! Слышите! Никому!

– Прекрати! – резко сказал Слава. – Эти дебилы все равно сделают то, что им сказано!

– Да что он там вякает?! – снова крикнул Сема, по-боксерски приплясывая на месте. – Схимник, ну дай его мне!

Человек скрестил руки на груди, и Наташа заметила на его правом указательном пальце занятный массивный перстень в виде маленькой ацтекской пирамидки из золота с крышей, отливающей темно-зеленым и скорее всего сделанной из изумруда. «Какая красота!» – подумала она и тут же изумилась, что способна в такой ситуации чем-то восторгаться. Мимо по шоссе на большой скорости пролетела машина, и человек тут же хмуро посмотрел на часы.

– Ну чо, Схимник, – пробурчал Чалый, – бабу в машину, парня в расход да двинем? Наши-то догонят – мы ж все равно в аэропорт по этой дороге, да?

– Никаких расходов! – резко сказал Схимник. – Полезайте оба в машину и ждите! Ну, что, Наталья, – на мгновение он вдруг широко открыл глаза и его взгляд стал внимательным и пронзительным, точно он увидел на ее лице что-то очень интересное. Потом веки снова опустились, и лицо Схимника опять приобрело сонное выражение, – рад, что мы, наконец, встретились. Штучка с рыжей – это было занятно, я чуть не попался, – он хохотнул с искренним весельем. – Только в следующий раз будь повнимательней – ладошка-то тебя все-таки выдала.

Наташа машинально глянула на свою ладонь, на которой темнела большая давно засохшая ссадина, и спрятала ее за спину.

– Правильней всего было бы просто взять и сунуть вас в машину – обоих – и все, – продолжил Схимник, достал сигарету и сунул ее в рот. – Но я хочу, чтобы ты поехала со мной по собственному желанию – так и только так будет правильно. Поэтому, потратим немного времени на разговоры. Время тихое, место дикое…

– Ты кто такой? – осведомился Слава, потирая челюсть. Схимник неопределенно пожал плечами и закурил.

– Да никто. Так же, как вон и Сема с Чалым и большинство на земле, человек подневольный.

– Кто тебя послал?! – спросила Наташа дрожащим голосом и шагнула вперед, навстречу ему. – Я поеду, только скажи, кто? Кто взял мои картины, кто все это делает?!

– Картины? Ничего не знаю о картинах.

– Нет, знаешь! Ты много знаешь! Ты приказал меня беречь! Потому что тебе так сказали или потому, что ты сам так решил?! – Слава дернул ее за руку, но она вырвалась, продолжая наступать на Схимника, сверкая глазами. Сема с Чалым дернулись было к ней, но он махнул рукой, запрещая, и они недоуменно переглянулись. – Ну, что такое?! Почему ты не смотришь на меня?! Почему отворачиваешься?! Ты боишься, что я что-то увижу?!

– Я слышал, что все творческие люди малость того, – заметил Схимник, оставаясь на месте, – но ты…

Наташа посмотрела прямо ему в глаза, и внезапно он замолчал и снова резко поднял веки, а она смотрела, проникая все дальше и дальше и постепенно начиная задыхаться от ужаса…

Темные волки с ледяными глазами, обученные дышать смертью, одинокие волки… их судьба – снежные тропы и погони, мертвая луна и кровавый холод… рвать жизнь на куски, не чувствуя ни вкуса, ни голода… и где проливается кровь, не травы и виноградные лозы, а только снег растет на мерзлой земле… но чем дурнее кровь, тем лучше – тверже снежный наст, и не проваливаются волчьи лапы, и до самого горизонта будут стелить темные волки твердый снег, а по нему помчатся сани воспитавших их – быстро и легко, но сидящие в санях возблагодарят лишь удачную дорогу, но не темных волков… ведь темные волки могут учуять и кого-нибудь из них…

… а его глаза раскрывались, пропуская ее все глубже и глубже сквозь серо-голубое, а потом его лицо резко дернулось, и он крикнул:

– Что ты видишь?!! Скажи, что ты видишь?!!

Тотчас ее словно выбросило на поверхность, и, глубоко вздохнув, Наташа отшатнулась назад, где ее подхватил Слава. Схимник молча смотрел на нее – его лицо и глаза снова были совершенно спокойными и сонными – невозможно было поверить, что только что этот человек мог так взволновано спросить ее, что она видит, и Наташа решила, что ей это почудилось. Несколько минут все молчали, и Костя, о котором все забыли, лежал в джипе на полу у заднего сидения и в тревоге кусал губы, слушая шелест ветра в верхушках сосен. Но когда голоса раздались снова, он немного успокоился.

– Чалый, дай мне ствол, – сказал Схимник небрежно. Чалый сунул руку за пазуху, но тут Сема толкнул его и выскочил вперед.

– Схимник, дай мне!.. Я сам! Даже ствола не надо – я этого мудака голыми руками!.. я эту тварь так придавлю!

Он метнулся вперед, а потом время вдруг потекло очень медленно, хотя позже Наташа думала, что вряд ли на все ушло больше минуты – Схимник не сделал ни одного лишнего движения, он действовал молниеносно, и каждое действие было просчитано и продумано давным-давно, безупречно отточенное опытом, как у давно живущего хищника… было, пожалуй, только одно – вначале он как-то небрежно, словно невзначай потер тыльную сторону правой руки о ладонь левой. От Славы Сему отделяло всего несколько шагов, и он сделал два из них, а потом Схимник легко скользнул в сторону, к нему, и Наташе показалось, что он ничего и не сделал, только чуть дотронулся до запястья Семы и сразу же отпустил, но светловолосый вдруг взвыл и, вместо того, чтобы бежать прямо к «спортиджу», почему-то побежал по дуге, и перед Наташей пронеслось его побелевшее лицо с расширенными от боли глазами. Он бы налетел на Схимника, но тот резко взмахнул рукой чуть наискось снизу вверх, и Сема, странно всхрипнув, подломился в коленях, вскинул руки вверх, словно хотел что-то поймать, и тяжело повалился навзничь на мерзлую сухую траву, мягко хрустнувшую под его телом. Наташа готова была поклясться, что в руках у Схимника не было никакого оружия, но из шеи светловолосого толчками выплескивалась кровь. В мертвенном свете фар это зрелище казалось не столько страшным, сколько нереальным, призрачным – и человек с запрокинувшейся головой, вздрагивающий на серебристой траве, и его пальцы, медленно тянущиеся к горлу, и черная гибкая тень убийцы, соскальзывающая с его тела, и кровь, неестественной яркая и живая… Прижав ладонь к губам, она подняла глаза и увидела, как Чалый с тупым изумлением на лице разворачивает в сторону Схимника руку с пистолетом. На этот раз все произошло еще быстрей – Схимник нанес Чалому только два удара – один по руке, отчего пистолет полетел на землю, другой – по кадыку, резкий и короткий, и Чалый с сухим хрипом и бульканьем мешком осел возле машины. Слава метнулся к упавшему пистолету, но тут же замер – пистолет уже был в руке Схимника и смотрел ему в лицо. Укоризненно прищелкнув языком, он качнул пистолетом, и Слава медленно отошел обратно к своей машине. На мгновение Наташа взглянула на Сему, уже неподвижного, на Чалого, еще хрипевшего и дергавшегося, потом снова на Схимника, поправлявшего свое причудливое кольцо, и вжалась в покореженную дверцу машины. Хуже всего было не то, что только что произошло, не кровь, не Чалый, хрипящий с разбитым кадыком, а то, что Схимник расправился с обоими парнями, сохранив все то же равнодушно-сонное выражение лица, словно он не людей убивал, а рвал ненужные бумажки. Только под конец на его лице мелькнуло какое-то иное и, может, оттого странное выражение – то ли досады, то ли злости, то ли холодной, угрюмой боли… но оно тут же исчезло, затянувшись спокойствием, как затягиваются следы на мокром песке.

– Я дико извиняюсь, – сказал Схимник и развел руки в стороны в дружеском жесте. На его правой ладони и пальцах блестели несколько влажных пятнышек. – Дисциплина ни к черту, а без этого в нашем деле нельзя. А мне дают каких-то дебилов и хотят, чтобы я с ними выполнял работу качественно. Ну не смешно?

– Не смешно, – отозвался Слава, – странно. Странно, что человек вроде бы с мозгами только что свалял такого дурака.

– Да, – произнес Схимник задумчиво, и на секунду Наташе показалось, что он вовсе и не слышал того, что ему сказал Слава. – Ну, что ж поделать. Во всяком случае, теперь мы одни и можем нормально поговорить. А об этом давайте забудем, договорились? Я забуду про Ганса, вы забудете про них. Так, неурядицы. Маленькие домашние проблемы, которые я решу сам.

– Ни хрена себе домашние проблемы! – пробормотал Костя, осторожно наблюдавший за происходящим из окна «спортиджа», приподнявшись на руках. – Парню не помешал бы курс лоботомии.