Текст книги "Смерть на выбор"

Автор книги: Марианна Баконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Нина говорила долго и громко. Штрихи, детали, почти не замечаемые раньше, помогли нарисовать яркую, не очень приглядную, но все объясняющую картину.

– Я приносил клятву, но знал, что ее нарушу. И клад здесь ни при чем, – холодно перебил девушку Хусейн. – И если мы решили что-то от тебя скрыть, это вовсе не означает, что мы тебе не доверяем. Просто иногда незнание – благо.

Нина зашипела, как разъяренная тигрица.

– Самодовольные мачо. Пара безмятежных кретинов. Вы и скрыть-то толком ничего не умеете!

Максим всегда считал обвинения в мачизмо завуалированным комплиментом. А потому счел необходимым разъяснить ситуацию Хусейну:

– Не обращай внимания, брат, она в таком духе с самого Петербурга выступает.

От обиды девушка чуть не задохнулась:

– Ладно, пусть Юпитер действует. Время покажет, кто здесь бык.

* * *

Цветной лентой мелькали огни, свет фар встречных машин смешивался с освещенными окнами домов в редких поселках. Стрелка спидометра джипа трепыхалась у отметки «150».

Хусейн блеснул еще одним талантом – он великолепно чувствовал трассу и управлялся с автомобилем. Проехали Самарканд. И снова вперед.

Нина скукожилась на заднем сиденье. Размышляла. Во-первых, куда и зачем они мчатся с такой скоростью, во-вторых, как им удалось так быстро договориться? Скорее всего их спаситель посулил репортеру что-то очень для него привлекательное. Что?

Историю клада и… Горячо. Нина даже чуть вздрогнула, словно мысль обожгла ее. «Я знал, что нарушу клятву, и клад тут ни при чем». Зато кем-то заранее подготовленное бегство, настоящие укрытия, все эти «джипы», продукты, амуниция очень даже «при чем».

Хусейн – разведчик в стане бекташи. Они ему попались случайно, этакий трофей, вроде довеска к кладу. Девушка по-кошачьи облизнула губы, улыбнулась и расслабилась. Пусть играют в шпионов. Мужчины обречены оставаться детьми. Особенно в двадцатом веке.

* * *

– Граница. – В этот раз Хусейн почему-то счел необходимым объяснить, что он собирается сделать. – Я сейчас вернусь. Позвонить надо.

Пограничный КПП походил на обыкновенный пост ГАИ. Каковым он собственно и являлся до провозглашения независимости и суверенитета. В застекленном шалаше сидели те же самые гаишники, в той же самой форме. Только теперь их вооружили автоматами. Впрочем, автоматическое оружие есть и на непограничных постах ГАИ, рассеянных по необъятным просторам Содружества Независимых Государств. Слишком много разбойничков пасется при больших дорогах, возвращаются времена атамана Кудеяра.

Хусейн зашел в домик под острой крышей.

– Ты знаешь, куда мы едем? – Максим вдруг стал прежним, свойским и разбитным. Нет гранита в чертах лица, нет меди и свинца в голосе.

– Я знаю только то, что положено. Это ты у нас теперь приобщенный и посвященный.

– Ну что ты городишь ерунду. Я немножко мимикрировал, приспособился, так сказать, к обстоятельствам. Ну чтобы больше узнать.

– Поздравляю.

– Ну перестань дуться. Скажи, куда мы едем. Ты же бывала в этих краях.

Нина догадывалась, что они находятся на границе с Таджикистаном. Где-то недалеко от Пенджикента. Однако распространяться о своих догадках не собиралась. Самодовольных мужчин необходимо наказывать. И чем чаще, тем лучше.

Наказание молчанием было недолгим. Вернулся Хусейн:

– Все в порядке, билеты я заказал. Транспорт тоже, – и завел машину. Границу они проскочили быстро и безболезненно. Шоссе, придорожный пейзаж и транспортный поток этого независимого государства практически не отличались от того, что они видели раньше. Только дорожные указатели на другом языке.

– Полетим из Душанбе? – деловито поинтересовалась Нина. Хусейн глянул на нее с видимым уважением. И не ответил. Ведь в вопросе уже был ответ.

От Пенджикента (Нина там была как-то на археологических раскопках – в древнем городище до сих пор работает экспедиция Эрмитажа) до столицы неумиротворенной республики чуть больше трехсот километров. Через три часа они должны быть на месте.

Интересно, почему Хусейн выбрал беспокойный Душанбе?

Ехали без приключений. До поры до времени. Нина всматривалась в картинки за окнами: город, названный именем ярмарочного понедельника, она знала неплохо. Вроде бы добрались.

Хусейн прибавил скорость, оглянулся. Чуть позже еще раз посмотрел в зеркальце. И еще сильнее надавил на педаль газа.

– Так я и знал. – Он ни к кому не обращался.

– Это, наверное, местная дорожная полиция. – Журналист любил использовать новые, пахнущие заграницей названия – особенно когда речь шла о чем-то старом, еще советском. – Мы же правила нарушаем.

– Правила тут ни при чем, – отмахнулся от Максима их предводитель. – Я так и знал, что они не удержат информацию.

Его слова прекрасно вписывались в Нинины домыслы. Он скорее всего работает на некую могущественную организацию. И большую – в больших конторах всегда происходят утечки. Это закон.

Девушка сползла пониже и тоже осторожно обернулась: позади несколько машин. Больше всего на хвост походила огромная и черная, настоящий катафалк. Минут через десять Нина опять посмотрела в заднее окно: катафалк следовал за ними как привязанный. Хусейн почему-то сбавил скорость, и теперь они ехали как паиньки – шестьдесят километров в час. Заслуживают гаишной грамоты.

Справа мелькнул указатель – аэропорт близко. Преследователи тоже. Интересно, что будет? Девушка с прохладным любопытством посмотрела на Хусейна – в том, что он выкрутится, она не сомневалась. А значит, выкрутятся и они с Максимом.

Катафалк тоже ехал по правилам. Останавливался на светофорах, дисциплинированно мигал лампочками поворотов. И ехал строго за ними.

– Засыпаешь? Засыпай, засыпай… – довольно злобно приговаривал Хусейн. Задремавший было и пропустивший из-за этого самое начало погони, Максим обиженно посмотрел на соседа: «Мы же договорились дружить, а ты» – эти укоризненные слова можно было прочесть в его взгляде.

Ни Нина, ни Хусейн на репортерские укоры внимания не обратили. Хусейн проскочил поворот на аэропорт, потом резко дал задний ход, предварительно съехав на обочину, – и юркнул на оставшуюся вроде бы позади дорогу.

Катафалк с этим маневром не справился – его занесло и закрутило на придорожном песке. А после и вовсе перевернуло. Нина следила за этими сулящими спасение сальто.

Раздалось несколько хлопков.

– Чудаки, по колесам стреляют, – машинально пробормотал Хусейн. Нина изумилась: во-первых, она полагала, что выстрел можно отличить от автомобильного выхлопа, а во-вторых, ничего чудного в попытке прострелить колесо нет. Предводитель развеял ее удивление:

– Эти колеса не прострелить, литые. Профессионал должен об этом знать.

Вероятно, преследователи вспомнили, что они профи, и продырявили заднее стекло их джипа.

– На пол, оба! – Сам Хусейн тоже сполз как можно ниже, однако руль из рук не выпустил.

Пальба прекратилась. Они подъезжали к аэропорту столицы солнечного Таджикистана.

Ничем не примечательное длинное одноэтажное здание. Таких много в крупных городах бывшего СССР. Серый асфальт скучно гармонирует с не менее серыми стенами. Двери, рамы относительно больших (по местным меркам) окон выкрашены почему-то в зеленый цвет.

Раннее утро, а в аэропорту весьма людно. Причем проезжих и приезжих можно легко отличить от завсегдатаев – дежурных таксистов, торговцев и попрошаек.

В эту толпу и швырнул Хусейн своих спасенных. Препроводил их маловразумительным напутствием:

– Быстро в сектор «Интуриста». Там для вас билеты – заказаны на фамилию Махомадов.

И умчался, оставив, как воспоминание, облако пыли и запах гари. Ничего дьявольского – просто от резкого торможения резина чуть не загорелась.

Нина и Максим очумело озирались.

– Какой «Интурист», какие билеты? У нас даже паспортов нет! – Вопль репортера пропал втуне. Единственный отклик – внимание завсегдатаев. К ним тут же подскочили четверо живописных пацанчиков в спортивных драных штанишках, в топорщащихся, больше похожих на броню, футболках и рубашках, все четверо в галошах на босу ногу, двое острижены под ноль, двое лохматые. И затянули на четыре голоса:

– Братан, дай на хлеб, – причем самый отчаянный схватил Максима за руку, чуть повыше локтя.

Ястреб пера попробовал вырваться:

– Ты что, не видишь? – Журналист пытался сбросить повисшего на нем мальчишку.

Дети, конечно, видели. Видели двух вполне благополучных иностранцев, только что высаженных из иностранного же автомобиля и направляющихся в привилегированный интуристовский сектор аэропорта. Даже глупый суслик сообразил бы, что благополучные иноземцы должны и могут поделиться частью своего благополучия с несчастными аборигенами. Мальчишки были во много раз умнее сусликов.

– Ну сделай что-нибудь, скажи им! – Журналист понял, что в одиночку ребятню не одолеть.

– Что я им скажу? – Нина, которую аэровокзальные шакалята пока не трогали, озиралась и старалась угадать, куда делся Хусейн. Судя по всему, он умчался в сторону служебных ворот.

– Бороу, ба хайр, (ступайте с миром). – Девушка с трудом вспомнила таджикскую фразу. В свое время ее однокурсники-иранисты нещадно эксплуатировали медовый язык Саади и Хайяма, кое-какие словечки и выражения отлично заменяли примитивные ругательства. Совет «ступай с миром» успешно вытеснил общепонятное «пошел к черту» или еще дальше. Дети залов ожидания и взлетных полос, услышав родную речь, удивились, насторожились, но не отступили.

– Идем в «Интурист», кажется, это следующее здание. – Нина схватила репортера за другую руку.

До отделения для особо важных персон, которое волею родного Аэрофлота превратилось в резервацию для обладателей заграничного паспорта, Нина и Максим добрались без приключений. Шлейф из четырех побирушек, исполняющих гимн «Браток, дай на хлеб», приключением считать нельзя. Просто местный колорит.

В просторный и пустой сектор «Интуриста» их пропустили без звука. Служитель, как и попрошайки, ни на секунду не усомнился в том, что Нина и Максим имеют полное право отгородиться от обыкновенных пассажиров стенами привилегий. Грязная одежда, песок, высыпающийся из причесок путешественников, и полное отсутствие багажа его не смутили. А назойливых пацанчиков служитель отослал обратно одним-единственным грозным взглядом.

Нина с трудом проглотила смешок. И они чинно ступили на неоскверненный пассажиропотоком пол интуристовского сектора.

Роскошь для иностранцев – это, во-первых, безлюдье, во-вторых, обитые мягким велюром и почти не продавленные кресла и диванчики и, в-третьих, стены, обшитые рейками из натурального, обожженного паяльной лампой дерева, стены, украшенные свидетелями гордой и славной истории Аэрофлота – старыми календарями, с которых разные девушки с одинаковыми улыбками агитировали летать только и исключительно рейсами Аэрофлота.

Нина оробела. Максим же, наоборот, вдруг почувствовал родную стихию. Он приосанился и бодро направился к окошечку, за которым пряталось единственное в этом зале живое существо – кассир.

– Здравствуйте, девушка!

Из полуовального отверстия выглянуло миловидное лицо матери, как минимум, четверых детей. Аккуратная башня прически, тонко выщипанные брови и улыбка, скрывающая мысли о тяжких обязанностях матери семейства.

– Девушка, только вы можете нам помочь. – Максим точно знал, как надо действовать в подобных обстоятельствах. – У вас для нас, – пристальный взгляд и интимная полуулыбка разукрашивали простые слова, работали на подтекст и подсознание, – есть билеты. Заказанные на фамилию, – журналист на секунду задумался, – Мухамадов. Посмотрите.

– Куда билеты? – Судя по реакции, Максиму удалось произвести должное впечатление.

– А вы посмотрите! Заказ точно есть. Фамилия…

– Заказы не у меня, а…

Каждый, кто вел переговоры со служителями транспортной музы, знает, что не следует опускаться до обсуждения служебных трудностей.

– Но вы же можете нам помочь. – Репортер остановил жрицу душанбинского «Аэроинтуриста».

– Сейчас. – Она улыбнулась почти по-родственному. Наверное, Максим был похож на ее сына или на мужа в молодости.

Кассирша достала рацию:

– Ваня, Ваня, – на позывные рация откликнулась хрипом и бормотанием, – Вань, у тебя есть бронь для Магомадова? Что, есть Петербург? Ты принесешь? Так я оформляю. – Та, кого Максим называл девушкой, приступила к выполнению служебных и священных обязанностей.

– Фамилия? Самохин, Максим Александрович, два билета. А паспорт?

К этому вопросу журналист был не готов.

Он обернулся, рассчитывая на помощь спутницы. Но Нина пропустила мимо ушей большую часть переговоров – она не могла отвести глаз от окна, от взлетного поля.

Довольно далеко от магистральных путей душанбинского аэродрома, в самом дальнем его конце, был отведен уголок для малой авиации. Мелкие самолетики, необходимые для сельскохозяйственных работ, скорой медицинской помощи и прочего, а также вертолеты теснились на небольшом участке взлетного поля, небольшие крылатые и винтокрылые машины демонстративно не «смотрели» на могучих старших братьев. Но именно там Нина заметила «джип», на котором они выбрались из пустыни. Она не смогла разглядеть водителя: слишком далеко загнали местную авиацию, – но, прах и пепел, девушка, не слишком разбирающаяся в моделях авто, не могла не узнать автомобиль предводителя. Какие-то люди суетились вокруг «джипа», притулившегося рядом с вертолетом.

Максим все же сумел привлечь внимание девушки, он прибег к способу радикальному и надежному – толкнул ее под ребро.

– Она требует паспорта… Что делать будем?

– Вечный вопрос. А билеты есть?

– Да. – Максим, полузабывший о недотепистости спутницы, еще разок толкнул ее. – Есть, но документы и деньги… Твой Хусейн…

Нина, погруженная в раздумья о только что увиденной на аэродроме сцене, машинально посоветовала:

– Пусть еще раз проверит бронь и заказ, я думаю, там все предусмотрено.

Уж если Хусейн умудрился минута в минуту заказать вертолет для дальнейшей транспортировки клада бекташи, о таком пустяке, как документы для попутчиков, он не мог забыть.

– Проверьте заказ еще раз. Я уверен, что есть все необходимые данные.

Убеждать девушек и женщин из сферы обслуживания входит в круг профессиональных обязанностей репортера, Максим своими должностными обязанностями не пренебрегал.

Все уладилось в мгновение ока. Аэрофлотовская матрона еще раз связалась с Ваней-невидимкой, внимательно выслушала ответный хрип и урчание и больше вопросов не задавала.

– Ваш рейс через полтора часа. Вас пригласят на посадку. – Она улыбнулась точно так же, как ее коллеги с календарей.

* * *

Девушка и репортер устроились в самом дальнем и темном углу зала ожидания для очень важных персон. Кроме них, в зале никого не было, они могли расположиться где угодно, но инстинкт самосохранения, обострившийся в ходе недавних событий чрезвычайно, загнал их в безопасный сумрак. Впрочем, недостаточный для обеспечения подлинной безопасности, – об этом прекрасно знают специалисты, каковыми Нина и Максим считаться не могли даже после пережитых приключений.

Специально для них зажгли черное табло, извещающее о грядущих рейсах. Кроме диванов, никаких удобств для пассажиров не было, так что очень пригодились бы припасы, в свое время надежно упакованные Хусейном в их вещевые мешки. О них приходилось только мечтать – все осталось в багажнике «джипа».

Покой, ожидание и вынужденное бездействие будят желания. Очень хотелось пить, вымыться в душе, переодеться и перекусить. У них были только сигареты. Тоже из натовских пайков. Оба мирно курили, что несколько отвлекало от прочих устремлений.

– Привет, ждете вылета? – Хусейн и по каменным плитам умел передвигаться без шума. Снова подкрался незаметно. Скорее всего он вышел из служебной комнаты, а не прошел через охраняемый бдительным стражем главный вход.

Нина и журналист одновременно посмотрели на предводителя. Спокойно, без страха и паники. Они привыкли к внезапным появлениям Хусейна. И зал ожидания аэропорта все еще считали надежным убежищем, а авиабилеты – гарантией возвращения. Это в песках ступившие на путь тариката мюриды с современными пистолетами и автоматами в руках беспрекословно выполняли любые приказы. Это в песках власть сосредоточилась в руках интеллигентного шейха, легко отдающего приказы: казнить, похитить, убить, пытать, – шейха, не ведающего о гуманистических устремлениях века двадцатого, зато прекрасно знающего, как пользоваться компьютером, радиотелефоном и телефаксом.

– Все в порядке? – спросила Нина и сама устыдилась спрятанной в вопросе холодноватой вежливости. Так со спасителями не разговаривают. Хусейн не обиделся.

– Сейчас вас позовут на посадку. Пора прощаться.

Усиленный динамиками голос давешней матроны действительно пригласил двух пассажиров к выходу на взлетное поле. К выходу номер два.

– Ладно, у трапа попрощаемся, – тут же принял решение Хусейн. И первым двинулся в нужную сторону.

Опять превратившись в ведомых, Нина и Максим потянулись за ним.

У дверей, помеченных двойкой, стояла стюардесса, улыбчивая и спокойная, она ласково помахала им рукой. Хусейн переступил порог и тут же отпрянул:

– Черт, здесь ждут!

Он схватил в охапку недоумевающую барышню в синем форменном костюме. Она почти не сопротивлялась.

– Быстро. Через главный вход.

Они бежали очень быстро. Попутно Хусейн втолковывал стюардессе, что она должна сделать:

– Закажите автобус туда, откуда повезут других пассажиров. Мы подождем там. И поскорее.

Магнетизм, присущий их барсоподобному, железнотелому предводителю, сработал великолепно. Хозяйка пятого океана выполнила его распоряжения беспрекословно. Как только они ворвались в здание аэровокзала для простых смертных, она объяснила диспетчеру (или тому, кто в Аэрофлоте отвечает за отправку важных пассажиров) о странных пожеланиях вверенных ей важных персон.

– Пойдемте, сейчас подъедут.

– Мы подойдем через пару минут.

Хусейн подогнал ведомых к стене:

– Отдышитесь пару минут, я пока осмотрюсь. Досадно получилось.

– Слушай, на кого ты работаешь? – Нина решилась перебить предводителя.

– А зачем тебе это знать? – Он без тени смущения ответил вопросом на вопрос. – Вот вас отправлю – и тоже в путь.

Девушка тут же посмотрела на табло. Анкара, Москва, Дели. Через два часа самолет на Ташкент. Хусейн перехватил ее взгляд и покачал головой.

– Ты летишь другим рейсом? – спросила Нина.

– Другим, и не в этом дело. Пошли.

Он осторожно шагнул к выходу для черни. Провел их через толпу. Обыкновенные пассажиры, толпившиеся в загоне, по-аэрофлотовски именуемом «накопитель», тоже заметили подошедший автобус и кинулись к дверям. Строгая стюардесса невозмутимо пояснила, что эта машина для пассажиров первого сорта. Толпа зароптала и смирилась. «Икарус» повез к самолету троих.

Нина вспоминала список городов: Анкара, Дели, Москва, Ташкент. Интересно, куда направляется Хусейн? Более практичный Максим был озабочен другим.

– Ты уверен, что сейчас все обойдется?

– Скорее всего обойдется. – Хусейн настороженно озирался. – Может, и вообще-то – лишние предосторожности. – Тем не менее он не только довел обоих спасенных до трапа, но и поднялся с ними вместе.

Белый «ТУ-134» встретил компанию улыбками очередных стюардесс.

– Вот теперь порядок. – Хусейн вдруг перестал быть серьезным, разулыбался – второй раз за время их совместного путешествия. Потом сунул руку в нагрудный карман комбинезона.

– Это вам на память. – Девушка ахнула. Их предводитель протянул Максиму крошечную, усыпанную жемчугом иконку, старинный оберег – когда-то суровый лик святого хранил от напастей православного воина. – А это тебе. – Хусейн повернулся к Нине.

Щелкнул замочек – вокруг Нининой шеи обвилось золотое ожерелье, старинная работа: скрепленные причудливыми узлами цепочки тончайшие пластины, и на каждой рисунок – охота, война, пир, всего не разглядеть.

– И серьги – ты носишь. – Снова восторженный писк, на который Хусейн, как подобает воителю, не обратил внимания.

Он обменялся мужественным рукопожатием с журналистом. Потом к нему бросилась Нина:

– До свидания, и все же скажи – Анкара или Ташкент?

– Ох умна. Я бы на тебе женился, да ты не пойдешь. – Крепкие руки легли на плечи девушки. Узкие черные глаза столкнулись с серо-голубыми, широко распахнутыми. – Не скажу. Но знай: шейх – это особый случай. Я его с детства знаю. Он, между прочим, в МГУ учился. Кандидат наук. Самая мерзкая порода – готовы столкнуть свою страну в трясину средневековья, лишь бы им было хорошо. И мой отец знал его отца – тот тогда партийным боссом был. Вот. – Хусейн замолчал, потом добавил: – И знай еще: Восток вовсе не заросшее ритуалами болото. Восток – умеет быть динамичным. Ты же видела!

Если поверить, что Хусейн – олицетворение Востока, то – безусловно «да», цель и стремление к цели. Нина кивнула.

Обветренные губы воина пустыни коснулись ее щеки. Легкий, почти невесомый поцелуй.

– Прощай.

– Может, увидимся. – Девушка не могла отвести глаз и высмотрела крепкий поцелуй в губы.

* * *

По трапу уже поднимались рядовые пассажиры. Максим многозначительно кашлянул и двинулся к указанным в билетах листам.

Хусейн пошел против пассажиропотока, сказал что-то водителю грузовика-трапа, подсел в кабину.

Нина прижималась к дверям-люку – на нее почему-то не кричали обремененные поклажей путешественники, хотя она мешала. Посадка окончена. Закрываются двери. Самолет зарычал и тронулся. Грохот авиадвигателей заглушил рокотание отъехавшего трапа.

Последний взгляд. Вроде все спокойно.

* * *

Почти час они молчали. Максим отхватил место у окна по праву первенства. Девушка – она последней вошла в салон – долго разглядывала подарки. Три золотые бесценные безделушки.

– Ты хоть заглянул в этот сундук? Увидел предел своих мечтаний?

– Ну, как тебе сказать, увидел. Монеты там, слитки золотые, драгоценности, вроде этих.

– И что? Прославишься?

Максим кивнул. И суровый святой, устроившийся на журналистской груди, тоже кивнул. А может быть, померещилось?

– Я же нашел клад. Не важно, кому он достался. Ведь из-за этого клада людей убивали, травили, как крыс. Хусейн мне все рассказал, его парня шейх пристрелил. Помнишь ребят, которые с ним были, когда мы сундук нашли? Он им велел клад перепрятать, а потом исполнителям пулю в висок.

Нина сообразила, куда вдруг так заспешил степенный шейх, когда они беседовали в его военно-полевом дворце. Трясина умеет убивать. Трясина, сплетенная из властолюбия и фанатизма. Девушке стало жутко.

– Эти бекташи – серьезные ребята, – невозмутимо продолжал журналист, его такие мелочи не пугали, – тут есть предмет для книги. Ты мне, конечно, поможешь со всякими заклинаниями и обычаями. Но основное я ухватил. Твой Хусейн тоже не за печкой уродился. Их в отряде двое было. Он и тот парень, который клад прятал, а перед смертью успел план-схему спрятать на базе, где мы горели.

Нина вспомнила бумажку, в которую заглядывал их предводитель.

– Чувствуешь, знает, что почти на неминучую смерть идет, а о деле не забывает. Позитив, это такой позитив, мой главный от позитива тащится. К тому же борьба с исламским фундаментализмом – это сейчас актуально, в свете последних событий, – важно изрек журналист.

– Это ты сам про фундаментализм придумал? – осторожно поинтересовалась девушка. Кажется, репортер возрождался к прежней жизни.

Цивильная обстановка салона авиалайнера, утомленные, но спокойные лица пассажиров, стюардессы, едва раздавался звонок, бегущие на помощь, – обыденность конца двадцатого века доказывали: трясина, злобно хлюпая, отпустила их.

Их отпустила весьма могущественная трясина, умеющая мобилизовать боевиков, отыскивать путников в пустыне, устраивать хорошо оснащенные текке и базы, набитые натовской амуницией, рассылать вертолеты и беспошлинно вывозить сокровища. И умеющая загадывать загадки. Куда улетел борт, заказанный Хусейном? Нина не могла найти ответ. Скорее всего Анкара. А значит, на гладкой, затянутой ряской традиций поверхности еще вспенятся пузыри боев и волнений.

– Ты сам про исламский фундаментализм придумал? – повторила вопрос Нина.

Максим, соглашаясь, опять кивнул, и опять показалось, что на его груди вместе с ним кивнул суровый святой.

1995 год

ПРИМЕЧАНИЯ

Абу (араб,отец) – употребляется как приложение к имени.

Айван (перс.) – в Средней Азии терраса с плоским покрытием на колоннах или столбиках.

Аль-Азхар– мечеть и мусульманский университет в Каире, крупнейший центр подготовки служителей культа для всех мусульманских стран.

Апокриф (греч.тайный, сокровенный) – 1) произведения иудейской и раннехристианской литературы, не включенные в библейский канон и не признанные Церковью; 2) сочинение, авторство и содержание которого недостоверно.

Арк (перс.) – крепость, цитадель.

Ата (тюрк,отец) – вежливое обращение к старшему.

Бей (тюрк.) – господин.

Бекташи– турецкое суфийское братство, названо именем турецкого проповедника Хаджи Бекташа, позже оформилось как четкая организация, со строгой дисциплиной, разработанным ритуалом приема, символикой, пользовалось большим влиянием в корпусе янычар. В 1826 г. после разгрома корпуса янычар было запрещено, однако к середине XIX в. возродило свое влияние, в 1925 г. распущено еще раз, но общины бекташи официально действовали в Албании, Египте до конца 60-х гг. XX в., в настоящее время общины братства есть и в Югославии, и в США.

Вакуф(вакф) – в мусульманских странах движимое и недвижимое имущество, переданное или завещанное на религиозные или благотворительные цели; списки такого имущества – реестры – хранились при мечетях.

«Вис и Рамин» – романтическая и одновременно юмористическая поэма Гургани, персидского поэта XI в.

« Гулистан»– сборник притч в стихах и прозе, написанных Саади, персидским поэтом и писателем XIII в. Считается, что «Гулистан» – своеобразный свод житейской мудрости.

Дастархан (перс.) – накрытый стол, угощение.

Зикр (араб,упоминание) – ритуальное упоминание имени Аллаха, совершаемое по особой формуле, вслух или про себя, иногда сопровождается определенными движениями. Особое значение зикру придавали суфии, он помогал «приблизиться к богу», цель личного или коллективного зикра – вызвать состояние экстатического транса.

Зиндан (перс.) – тюрьма, подземелье.

Исламский фундаментализм– термин, заимствованный из христианства, объединяет все течения в исламе, направленные на укрепление веры в фундаментальные источники ислама, неукоснительное выполнение предписаний Корана и шариата, введение традиционных установлений в качестве обязательных норм современной жизни. Для идеологии и политической практики многих фундаменталистских организаций характерны экстремизм и применение методов террора.

Исмаилиты —последователи одного из направлений шиизма, появление исмаилизма связано с расколом по вопросу о преемнике имама Джафара ас-Садика. Исмаилиты действовали как в Северной Африке, так и на территории Сирии, Ирана и Средней Азии. Вероучение подразделяется на внешнее, для всех членов общины, и внутреннее, для посвященных, в которое включено аллегорическое толкование Корана, вера в появление скрытого имама, странствие и переселение душ.

Иснад (араб.) – цепочка ссылок на рассказчиков в сборниках преданий о пророке Мухаммаде. Аль-Бухари не мог создать иснад, как посчитал герой, но действительно опросил более тысячи человек, записал более 600 тысяч историй из жизни пророка, и 7300 вошли в его сборник хадисов как достоверные.

Йездигерд III– последний царь Ирана из династии Саса-нидов (632–651), после арабского завоевания бежал к реке Аму-Дарья, где попытался собрать новое войско, но погиб. По легенде, его убил мельник, которому понравился перстень царя; по другой версии, его убили соратники.

Казы Мулла– один из создателей и руководителей суфийского братства на территории Северного Кавказа, объявил себя имамом в 1830 г., созданное им движение, известное как мюридизм, стало центром войны горцев против России, опорой братства были мюриды – воины.

Кысмет(кисмет) (араб.) – судьба, рок.

Мазар (араб.) – место поклонения, культовое сооружение над гробницей святого аль-Бухари– арабского богослова (810–870), много путешествовавшего по мусульманскому Востоку, составителя одного из самых авторитетных сборников хадисов – преданий о жизни Мухаммада.

Махди-Каим (араб,махди – ведомый) – в данном случае ведомый Аллахом, мусульманский мессия, провозвестник близкого конца света, у суннитов последний обновитель веры, преемник Мухаммада, у шиитов вера в Махди слилась с верой в скрытого имама, именно с именем Махди связывают веру в восстановление справедливости на земле.

Махмуд II —турецкий султан (1784–1839), провел ряд прогрессивных реформ, в том числе ликвидировал янычарский корпус и военно-ленную систему, при которой земли раздавались во временное владение тем, кто служил в турецких войсках.

Младоузбеки– по аналогии с младоафганцами и младотурками, так называли участников политических движений, боровшихся с феодальными пережитками, сторонников буржуазных, рыночных реформ.

Муэдзин– служитель мечети, призывающий верующих к молитве, сейчас его часто заменяют магнитофоном.

Накшбендийя– суфийское братство, названное именем руководителя Баха ад-Дина Накшбанда. Братство всегда играло большую роль в социально-политической жизни стран распространения ислама, в том числе в Средней Азии. Для братства характерен постулат обязательного контакта со светскими властями «с целью защиты интересов простых людей».

Нун– одна из последних букв арабского алфавита.

Оглу (тюрк,огул – сын) – употребляется как род отчества.

Пирезоль (перс,старуха) – традиционная героиня персидских сказок.

Староосманский– имеющий отношение к средневековой Турции, которую называли Османской, по имени основателя державы Османа I.

Сулейман Челиби– выдающийся турецкий поэт, жил на рубеже XIV–XV вв., автор поэмы «Мевлид-е Неби» – «Рождение пророка», в этой поэме он собрал сказания о жизни пророка Мухаммада и первым назвал день рождения Мухаммада – 12 раби.

Суфизм (араб,суф – шерсть) – мистико-аскетическое течение в исламе, целью суфиев было уничтожение своих личностных качеств и замена их божественными или полное слияние с божественной истиной. Будучи изначально проповедью смирения, суфизм сыграл значительную роль в политической жизни многих мусульманских стран, становился идеологией многих повстанческих движений.

Такийа( араб.осмотрительность, осторожность) – благоразумное скрывание своей веры, особенно в среде инакомыслящих, один из руководящих принципов шиитов-имамитов, исмаилитов.

Тарбаган —млекопитающее рода сурков, считается носителем возбудителя чумы.

Текке (тюрк.) – обитель, приют для суфиев, вокруг текке объединялись не только члены братства, но и сочувствующие, те, кто оказывал материальную или другую помощь. Текке строили как отдельный комплекс зданий с мечетью, комнатами для молений и жилья, но иногда текке помещались в частных домах.