Текст книги "Смерть на выбор"
Автор книги: Марианна Баконина
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
– Почему Ларису?
– Так удобнее запомнить.
– А ты что будешь передавать? Давай назовем тебя условно Агафоном.
– Из-за чего это Агафоном?
– Можно Аполлинаром. Тоже на «А» – ты же предпочитаешь этот принцип? И имя редкое – я ничего не перепутаю.
Саша неожиданно включился в игру:
– Тогда лучше не Лариса, а Лючия. О’кей?
– Сегодня же позвоню Балашову, скажу, что принимаю их предложение. А тебе нужна кассета?
– Дело же закрыли. Но все равно пусть будет у меня. Надежнее. Вроде все?
Саша немного проводил Лизавету, и они разбежались. Она шла не торопясь, не опаздывая, как обычно. И разглядывала прохожих. Люди бежали по своим делам, заходили в магазины, выходили с пакетами и авоськами, ели мороженое, обходили лужи, толкались на автобусных остановках. Жизнь шла своим чередом. «Интересно, многим ли из них оставляют закодированные сообщения», – подумала Лизавета. Может, кому-то и оставляют любовницы, чтобы жена не догадалась. Но уж наверняка никто не выслушивал предложения о сотрудничестве от анонимного абонента, называющего себя «мы» и «наша организация». Кто же они такие? Мало-помалу Лизавета включилась в игру «в разведчиков», предложенную Сашей Смирновым, и решила во что бы то ни стало разузнать, кто «они» такие.
Первое, что она сделала придя на работу, попросила у знакомого оператора АОН. Тот охотно помог, даже раз-улыбался: «Что, Лизавета, – поклонники замучили?» Она рассеянно кивнула в ответ. Скандал со вчерашней пресс-конференцией продолжался, и Лизавета погрузилась в привычный рабочий день – со скандалами, мелкими и крупными, неразрешенными проблемами, которые решаются к эфиру, потому что Эфир, капризный бог телевидения, требует ежедневных жертвоприношений и люди жертвуют – собой и другими, своим и чужим временем, нервами, своими и чужими, талантом, фантазией. И не ропщут. Тот, кто познакомился с этим божком, отдает ему кусочек души, навсегда.
Лизавета собиралась ближе к вечеру позвонить Балашову-второму, так она мысленно называла своего потенциального работодателя. Но забыла среди круговорота привычных дел. Он позвонил сам. Причем в самый неудачный момент – за десять минут до эфира, Лизавета как раз пудрила нос и собиралась напоследок просмотреть последние сообщения агентств – иногда приходит что-нибудь важное в последнюю минуту. Времени на телефонные беседы не было, его никогда не бывает перед эфиром, и у Лизаветы завелась примета – от того, кто звонит в такое время, добра не жди. К телефону она все же подошла.
– Да… Я слушаю.
На этот раз Балашов звонил без церемоний с секретарем. А попытку завести светскую болтовню Лизавета пресекла решительно:
– У меня ни секунды. Я сама хотела вам позвонить чуть позже. Впрочем, можно и сейчас. Я согласна на вас поработать. Да, на тех условиях, которые вы предложили. Только хотелось бы увидеть материалы, подготовленные Кастальским.
Они договорились, что Лизавета зайдет в офис Андрея Григорьевича, там по совместительству работал и штаб блока «Вся Россия».
– Знаете ли, так удобнее, вся оргтехника, материалы под рукой. Я познакомлю вас с нашим председателем.
– Разве не вы возглавляете блок? – Лизавета задала вопрос машинально и так же машинально глянула на часы – пять минут, не хватит времени просмотреть суфлер.
– Официально я, но текущую работу взяла на себя Нина Алексеевна Смирнова. Непосредственно с ней вы и будете работать.
Лизавета с трудом дождалась паузы, повторила, что в двенадцать она непременно будет, и бросилась в студию.
Едва успела отдышаться, как из аппаратной прозвенел предупредительный сигнал звукорежиссера – через тридцать секунд выходим. Потом завертелась «шапка» – Лизавета знала каждый кадр, каждую ноту и без того довольно навязчивой мелодии. А когда ее слышишь в течение года по сто раз в неделю!
Первая устная информация, потом блок первых сюжетов выпуска, разумеется, опять пресс-конференция и убийство Локитова, потом снова новости в кадре, отбивка. В этот раз накладок не было, вышли чистенько. Лизавета с удовольствием заметила, что ассистент на суфлере поправил неизбежные опечатки, – она писала и набирала тексты сама, на проверку вечно не хватало времени.
– Наш выпуск окончен, я благодарю вас за внимание, мы встретимся вновь через три часа. Всего доброго.
После прощания шел обширный блок рекламы. Финальную «шапку» и заставку Лизавета смотрела уже на выпуске.
На этот раз рядом с ответственным выпускающим стоял Главный – значит, будет разбор полетов.
– Лизавета, я же просил тебя помягче. Зачем вы почти целиком повторили пресс-конференцию?
Была дополнительная информация, к тому же убийство прокурора города раскрывают не каждый день.
– И что из этого следует? Что мы будем повторять этот репортаж до тех пор, пока не произойдет что-либо столь же значимое?
– Мы его будем повторять до тех пор, пока устроители пресс-конференции не объяснят, чего они добивались, устроив это представление. – Лизавета начала горячиться, и ей на выручку пришел ответственный выпускающий.
– Действительно, сюжет получился длинноватый, если учесть, что вчера мы его давали, но повторов не было.
– В ночном не надо его давать.
– Почему? – вновь встрепенулась замолчавшая было под просительным взглядом выпускающего Лизавета.
– Дадим в обзоре событий за день очень коротко. – Выпускающий опять выразительно посмотрел на Лизавету.
– А шишки мне, – вздохнул Главный, он понял, что с этим фронтом ему не справиться.
– А у вас работа такая, – блеснула в ответ глазами разом повеселевшая Лизавета. – Давайте лучше верстку прикинем.
И вновь начались крики, беготня, суета, сломавшиеся камеры и магнитофоны, потерянные тексты и ушедшие не вовремя пить кофе корреспонденты. Насытившийся было бог Эфир вновь потребовал своих служителей к ответу.
До дому Лизавета добралась поздно и тут же бросилась подключать АОН – мучительно припоминая объяснения владельца насчет включения программы и прочего. Лизавета всегда считала себя технической идиоткой, но АОН, как ни странно, заработал.
* * *
– Поздравляю вас с приобретением, очень полезная вещь, когда надо вычислить надоедливых поклонников, – начал разговор «просто Павел». Он позвонил так же поздно, как и вчера. На экранчике определителя номера мерцали циферки, которые просто не могли быть номером телефона, скорее инвентарным номером на очень старом казенном имуществе, – пятерка, потом ноль, потом три восьмерки и черточка. Лизавета поняла, что голым АОНом, ставшим обыденным предметом в каждом третьем петербургском доме, анонимов не возьмешь.
– Итак, вы согласились поработать на «Всю Россию», из этого я делаю вывод, что…
Самоуверенность «просто Павла» взывала к отмщению.
– Послушайте, «просто Павел», вы, кого вы называете «мы», так осведомлены и влиятельны, что я не понимаю, какого черта вам необходима столь малозначительная персона, как я.
– Значит, вы себя недооцениваете. Чтобы вам было проще решиться, я несколько приоткрою наши планы. У вас ведь есть кассета с записью интервью Локитова. Можете не отвечать, я знаю, что есть. Но это первая часть. Второй раз они встречались за два дня до смерти Кастальского и за день до убийства прокурора. Хотите получить и эту кассету? Там есть весьма любопытные факты. Хотите?
– Хочу, – честно ответила Лизавета. – Что я должна сделать взамен?
– Вот это деловой подход. Кассету вы получите, как только будет проделана предварительная работа. Почти все уже готово. Но необходимо интервью с Балашовым. С вашим новым боссом.
– О чем интервью?
– Завтра вы получите материалы из его досье.
– Какого досье?
– Досье Андрея Григорьевича Балашова. Потом договоритесь с их политическим делопроизводителем насчет записи. Как построить беседу, прикиньте сами. Только постарайтесь, чтобы никто ни о чем не догадался. А я вам перезвоню.
«Просто Павел» повесил трубку, Лизавета еще какое-то время слушала короткие гудки. Потом к ней с тихим мяуканьем присоединился кот. Серое пушистое чудо, ничего не знающее о досье, анонимах, убийствах. Интересно, как они передадут это свое досье?
* * *
Все оказалось проще простого.
За почтой ходила бабушка – она любила пообщаться с почтальоншей и спускалась к ящику, когда та заходила в парадную.
– Лелечка, тут для тебя какой-то странный пакет. – Бабушка осторожно держала коричневый конверт, в котором вполне мог бы поместиться любимый бабушкин альбом «Гойя» и на котором были напечатаны Лизаветино имя и адрес. Печати, штемпели, марки, все как положено. Они настолько были уверены в Лизаветином согласии, что отправили послание заранее. Она осторожно, ножом, чтобы не повредить конверт, распечатала пакет. Внутри была обыкновенная стопка бумаги, компьютерная распечатка. Досье, составленное по всем правилам.
В начале общеизвестные сведения, их можно найти в справочнике «Кто есть кто в России» и за девяносто третий, и за девяносто четвертый год. Эти справочники появились у нас недавно, и россияне сумели усовершенствовать сухой стиль подобных европейских и американских изданий.
Год рождения, место рождения, семейное положение, профессия – это обычно и скучновато. Зато попадались подлинные жемчужины – имярек такой-то, политик, журналист, профессиональную карьеру начал в церковном хоре, причем был не просто так, певчим, а басом, попутно объезжал необъезженных скакунов. Иногда попадаются бесхитростные признания – любит певицу Пугачеву и жареные баклажаны. Иногда от убористого шрифта справочника веет пафосом – с детства думает о Родине и демократии.
Это милое разнообразие проникло в «Кто есть кто» из-за обыкновенной российской лени – каждый, кого сочли достойным, написал нечто вроде автобиографии, разумеется, превознеся свою неповторимую личность, а составители собрали автобиографии в алфавитном порядке и напечатали, не утруждая себя тяжким трудом по редактированию и приданию единообразия.
Начало досье было взято целиком из «Кто есть кто» – Балашов, Андрей Григорьевич, родился в Воронеже в тысяча девятьсот сорок девятом году в семье военного. Учился, получил комсомольский билет, потом партийный, потом дорос до должности второго секретаря обкома ВЛКСМ, потом, как и положено, в тысяча девятьсот девяносто первом году вышел из рядов. Основал финансовую корпорацию «Искра», председатель Фондовой биржи. Лизавета перелистнула страницу. Здесь начиналось более интересное. Довольно точный анализ финансовой деятельности «Искры» – прибыли объявлялись просто фантастические, причем со всех доходов исправно платились налоги, от которых стонут российские предприниматели. В конце неизвестный Лизавете эксперт делал вывод: официальная деятельность «Искры» – то есть операции с приватизационными чеками, прочими ценными бумагами и посредничество – такой прибыльной быть не могла. Следовательно, Андрей Григорьевич Балашов занимался приписками. Весьма своеобразными на фоне стандартных попыток скрыть свои доходы от государства, что при современном российском банковском и налоговом законодательствах абсолютно несложно. Достаточно нанять толкового юриста.
Далее эксперт высказывал предположение, что в «Искре» моют деньги, полученные незаконным путем. Также он называл момент, когда к известному финансисту Балашову пришла удача. Зима тысяча девятьсот девяносто первого года. Именно после исчезновения системы государственных поставок и при низких государственных ценах на сырье появилась возможность играть с ножницами цен, разделявшими фиксированный государственный и свободный рынки. Тогда делались миллионы компьютерно-медных баронов, тогда богатели телевизионно-нефтяные князья. Балашов разбогател и разорился, причем, казалось, безнадежно, в пух и прах, а потом вдруг пошел в гору – заказы, выгодные конвертации, проценты от них, новые заказы. Механизм очищения денег, по мнению эксперта, был прост, как лепет младенца. Деньги пропускались через сотни мелких фирм, которые появлялись и исчезали с космической скоростью. Причем все почему-то в конечном итоге размещали именно в «Искре» свои невиданно выгодные заказы. Фирмочки исчезали и появлялись, а из финансовой «Искры» разгорелось пламя.
Следующий отчет был посвящен встрече тогда еще не заявившего себя как финансового гения бывшего труженика комсомольско-молодежной нивы с неким руководителем из Средней Азии, ответственным работником. Чем, собственно, руководил и за что отвечал этот человек, не знал никто, КГБ располагал смутными данными о существовании гигантской организованной сети торговцев наркотиками, и почти все мелкие перевозчики и посредники, которых задерживали в поездах, мчащихся по просторам необъятной страны, были лишь ячейками единого невода, а в центре сидел именно этот человек и дергал за ниточки.
Андрей Балашов оказался толковым карьеристом, он зашагал по криминальной иерархической лестнице так же бодро, как до того взбирался по ступенькам лестницы партийно-государственной. Он не стал пешкой или ширмой. Он не был убит в перестрелке на первом этапе войны за сферы влияния. Он научился нанимать киллеров и вовремя устранять конкурентов. Он творчески использовал накопленный в комсомоле опыт организационной работы с молодежью и в результате довольно быстро превратился в дона, в главу огромной, и по российским и по европейским меркам, преступной семьи.
Еще один документ из полученного Лизаветой от «просто Павла» досье был посвящен международной деятельности Андрея Григорьевича Балашова. Первые контакты с неаполитанцами зарегистрированы осенью тысяча девятьсот девяносто третьего года, до того деловые связи появились в Восточной Европе – Польша, Чехословакия, Венгрия. Восточноевропейский транзит оружия, наркотиков, экспорт наемников – удобно, особенно при погранично-законодательной неразберихе, возникшей к исходу «холодной» войны. Тоталитарными методами вроде почти полного запрета на пересечение границ бороться с преступниками уже не хотели, вести борьбу более демократично еще не могли. Вакуум заполнили нарушители закона. К концу тысяча девятьсот девяносто третьего года уже вовсю кричали о великой криминальной революции – ведь революции всегда свершаются, когда кто-то не может, а кто-то не хочет.
Тысяча девятьсот девяносто четвертый начался под знаком криминально-гражданской войны – профессия банкира в России превратилась в одну из самых опасных, банкиры возмущались, требовали защиты и отстреливались. В тысяча девятьсот девяносто пятом началась позиционная война – без суеты и суматохи, без лишних жертв. Скоро начнется тысяча девятьсот девяносто шестой. Грустные сводки с фронтов преступной войны Лизавета вспоминала перелистывая досье – Андрей Григорьевич Балашов несомненно был боевым генералом. Располагая этими материалами, она могла сделать убийственное интервью. Она уговорит Балашова.
* * *
Саша Смирнов с ней согласился, она показала ему досье вечером. Они сидели в любимом Лизаветином кафе-хаусе на Мойке. Кафе-хаусом заведение называла только она, а так обычное круглосуточное кафе, разве что почище других, но хозяин придумал необычную услугу – для особых любителей кофе его здесь готовили по всем правилам с разными ароматическими добавками, подавали в чашечках костяного фарфора, непременно со стаканом холодной воды. Лизавета попыталась объяснить оперуполномоченному Петроградского РУВД прелесть сей затеи, он к ее восторгам не присоединился, а заказал пиво.
– Это похоже на милицейское или даже кагэбэшное досье. – Саша задумчиво прихлебывал пиво и перелистывал страницы. – Только у нас этих материалов нет или они сверхзасекречены, я же пытался что-нибудь разузнать.
– Значит, его составил кто-то другой.
– Не думаю, стиль, родной стиль.
– Это могли сделать ваши люди для кого-то другого.
– Да, и это работает на твою версию о тотальной продажности. По почте, говоришь, прислали? – Он внимательно разглядывал штемпели. – Нет, дорогая, можно проверить, но это – подделка.
– Почтальонша принесла, бабушка у нее берет почту из рук в руки.
– Но мы не знаем, как пакет попал к ней в сумку. Не возражаешь, я это заберу? – Саша взял конверт. – Посоветуюсь со специалистами. Однако этот твой «просто Павел» очень не прост. Попробуем все же разузнать о них побольше.
– Подумать надо.
Они допили каждый свой напиток и разошлись. Саша думать, Лизавета тоже думать, она пообещала Нине Алексеевне – ответственному распорядителю предвыборной кампании «Всей России» подготовить план дебатов, в которых через два дня должны участвовать кандидаты блока, и представить проект интервью с Андреем Григорьевичем Балашовым.
* * *
Ничего оригинального Лизавета не предложила – просто один день с кандидатом, он сможет поведать о своем политическом кредо, не отрываясь от повседневных дел. В результате получится минут на пятнадцать видео, которое можно будет прокрутить на разных каналах. Балашова и Нину Алексеевну идея вполне устроила. Также они остались довольны представленным планом дебатов. Особые восторги вызвала заключительная часть – где шли советы, как держаться перед камерой, почему нельзя возводить глаза «горе» и размахивать руками. Заодно Лизавета привела варианты ответов на скользкие вопросы о любовницах, дачах и прочем. Она нашла их в американской предвыборной инструкции. Там же был список дежурных шуток и анекдотов, которые должны произвести благоприятное впечатление на избирателей. Вообще-то она сделала это на всякий случай – российская школа политической борьбы отдает предпочтение не обвинениям глаза в глаза во время спора, а заочному обливанию грязью. Но пусть ее подопечные, раз уж она взялась за это дело, знают, что на выпад типа: «Мой оппонент понимает в международной политике столько же, сколько мой прелестный пудель», следует непринужденно ответить: «Теперь все знают, кто у вас занимается иностранными делами».
Лизавета выслушала комплименты, договорилась, на какой день удобнее назначить съемки, и теперь они с оператором – она выбрала на это дело Сашу Байкова – ехали на балашовском «БМВ». Саша балансировал камеру, а Лизавета мило болтала с Балашовым. Разминала. Но за болтовней в голове постоянно крутился крамольный вопрос: будет ли Балашов заниматься обычными делами – вроде совещаний с киллерами и пятиминуток с прорабами наркодилерских бригад, или он специально для них спланировал этот день по-особому и будет имитировать бурную финансовую деятельность, служащую крышей его драгоценной «Искре»? Но задавать этот вопрос она не стала.
– Итак, можно. Ваш рабочий день всегда начинается так рано?
– Да, даже в выходные я встаю в шесть утра. Дело требует времени.
– Я бы назвала вас ударником капиталистического труда.
Балашов открыто улыбнулся:
– А я и есть ударник.
Ради чего вы работаете? Ради денег? – Общая направленность беседы была определена заранее, но Лизавета наотрез отказалась представить список вопросов – тогда это будет похоже на урок алгебры или, еще хуже, тригонометрии, твердила она, и ее аргументы сочли вескими.
– Ради денег работают жадные люди. Я не из их числа. – Хозяин «Искры» вновь открыто и обаятельно улыбнулся, сказывалась комсомольская юность. Но он научился быть кратким, то есть избавился от грехов предшественников, умевших говорить часами. – У меня дело, которому я служу, люди, за которых я отвечаю, партнеры, для которых я работаю. Внезапно бросить все – это значит подвести тысячи наших акционеров, моих сотрудников.
«Очень похоже на правду, – подумала Лизавета, – если заменить кое-какие слова и выражения. И дело есть, и сотрудники, и партнеры».
– Но почему при такой занятости вас потянуло заниматься политикой? Насколько я знаю, раньше вы несколько бравировали своей отрешенностью от всего, кроме коммерции?
– Наши взгляды меняются. Но дело, разумеется, не в этом. Я убежден, что поправить ситуацию в стране могут только практики, только люди, знающие реальную жизнь. Мы знаем, какие законы необходимы в первую голову, мы знаем, как работают деньги. Тогда и будет покончено и с вечной инфляцией, и с бюджетным дефицитом, и с законной, точнее, беззаконной неразберихой. – Андрей Григорьевич отвечал увлеченно, раскованно. Они с Лизаветой и микрофоном разместились на заднем сиденье, оператор сидел впереди, рядом с шофером. Он поначалу попросил Балашова сесть на переднее сиденье, но тот наотрез отказался. Лизавета решила, что он усвоил урок насчет места министра и хозяина и не намерен повторять ошибки своих соратников по аппаратной работе, которые открыто демонстрировали плебейские вкусы и небрежение к правилам хорошего тона.
– Но, Андрей Григорьевич, откуда время? Парламент – это тоже работа.
– Буду вставать в пять утра, как Петр Первый и Екатерина Великая, – к месту блеснул образованием ее собеседник. – Придется взять заместителя.
Потом они продолжали разговор в том же духе в офисе «Искры», потом на бирже. Причем несколько раз Балашов повторил, что именно такие, как он, знают, какие законы нужны стране. Звучало весьма двусмысленно.
У Лизаветы холодело сердце в предчувствии удачи. Если в интервью Локитова хотя бы отчасти приведены факты из досье, то смонтированный соответствующим образом фильм мог и должен стать удачей. Невероятной.
Балашов держался великолепно. Старательно и успешно работал на благоприятный имидж. Один раз оператор даже шепнул Лизавете: «Он до того положительный, что хочется плюнуть – чтобы и на этом политическом солнышке появились пятна». Лизавета осторожно хлопнула ладошкой по губам Саши Байкова – кто знает, может, у Балашова слух как у рыси. И тихонько проговорила в ответ: «Это не политическое солнышко, а типичная черная дыра». Но в общем день прошел не зря.
* * *
У «просто Павла» были великолепные осведомители и устойчивые привычки. Он снова позвонил после полуночи.
– Насколько я знаю, все в порядке. Вы получили материалы и сделали интервью.
Лизавета не стала спорить:
– Теперь ваш черед.
– Да, но я не смогу доверить кассету почте. Она у нас теперь работает препогано.
Можно подумать, что она когда-то работала как часы. Но и с этим тезисом Лизавета согласилась, зато вовремя вспомнила о подозрениях Саши Смирнова.
– Кстати, в прошлый раз вы очень специально воспользовались услугами почтальона.
– Заметили? У вас неплохие консультанты. Впрочем, ничего удивительного – красивой девушке приятно помогать.
– Ах вот с чем связаны ваши звонки!
– Сожалею, но это не совсем так. Хотя мне лично всегда нравились рыжеволосые и порывистые женщины. И умные.
Лизавету впервые назвал умной человек, который знал, что она ввязалась в дурацкие приключения. Саша Смирнов не в счет. Он предан работе. А ото всех остальных она слышала весьма нелестные отзывы о своих умственных способностях.
– Приятно слышать. Означает ли это, что я получу обещанную кассету?
– Безусловно. И заодно договоримся о ваших дальнейших действиях.
– То есть вы намерены и дальше диктовать! Так мы не договаривались. Я выполнила ваши условия и все. – Лизавета постаралась внедрить металлические нотки в голос. Вроде получилось.
– Строптивые девушки мне тоже нравятся. – Металл со звоном отскочил от «просто Павла», не произведя должного впечатления. – Не кипятитесь, может быть, наши планы совпадают с вашими.
– И вы, очаровательные и влиятельные анонимы, будете загребать жар моими руками! – подпустила яду Лизавета.
Яд тоже не подействовал.
– Ближе к делу, дорогая Елизавета Алексеевна. Кассету вы получите завтра. Мы встретимся, скажем, в пять вечера.
– В пять я не могу, работаю, – тут же перебила его Лизавета. – Пораньше.
– Ладно, в три вас устроит?
– Вполне. Можно, место выберу я?
– Отчего же, только пусть место будет не слишком шумным.
Лизавета на секунду задумалась и не изобрела ничего необычного.
– На Мойке есть заведение, я называю его кафе-хаус. Вход из подворотни. Рядом ресторан «Глиссада». Там днем не слишком людно.
– Вы там часто бываете. – Вопрос «просто Павла» прозвучал как утверждение. Они что, следят за ней?
– Бываю иногда.
– Прекрасный выбор. В три. Не опаздывайте. – Лизаветин невидимый собеседник умел заканчивать любой разговор строго и назидательно.
Едва он повесил трубку, она набрала номер Саши Смирнова. Голос его мамы был сонным – и никакого раздражения, вероятно, Саша приучил маму мириться со всевозможными неудобствами.
– Добрый вечер, я вас сразу узнала, Сашеньки еще нет, а что передать? – Конспирация оперуполномоченного Смирнова немедленно дала трещину. Лизавета тут же на нее плюнула.
– Будьте добры, скажите, чтобы он перезвонил мне в любое время, домой. Пусть непременно дозвонится до двенадцати утра.
– Непременно.
Сашин звонок разбудил Лизавету в восемь. Все-таки дурные начинания чересчур часто превращаются в не менее дурные привычки.
– Привет, что стряслось? Опять наш невидимый друг? Кстати, с конвертом-то я был прав.
– Он это и не отрицал. Он хочет встретиться.
– Зачем?
– Передать кассету с локитовским интервью и обсудить «мои дальнейшие действия». – Лизавета постаралась наполнить последнюю фразу тонной сарказма. Студенты-отличники, даже переквалифицировавшиеся в милиционеров, сарказм не жалуют. Саша не был исключением.
– Это неплохо. Я надеюсь, ты не отказалась.
– Нет. В три часа он будет в том кафе-хаусе.
– Замечательно. А потом я за ним послежу. Может, и выяснится, что к чему. Между прочим, в плане наружного наблюдения у меня талант.
– Я давно замечаю в тебе нечто от шпика-топтуна.
– Не смешно. – Чувство юмора тоже бывает не у всех оперуполномоченных и милиционеров. – Вы договорились, как узнаете друг друга?
– Нет.
– Очень зря, очень.
– Ничего, обойдется.
– Ты слишком легкомысленная, – начал отчитывать ее Саша Смирнов, но вовремя спохватился.
За такие фразы кино и телезвезды бросают обидчикам в кофе цианистый калий. Лизавета решила Сашу пощадить как хорошего специалиста. Интересно, как выглядит «просто Павел», или это будет не он?
* * *
Днем в кафе-хаусе тихо. Редкие посетители торопливо поедают свиные отбивные и судака на вертеле. Любителей кофейных изысков нет. Лизавета, помня напутствие представителя таинственной организации, пришла заранее. Она не торопясь попивала кофе и любовалась Конногвардейским манежем и набережной. Из-под полуопущенных гардин город казался сошедшим с гравюры. Прохожих нет, черно-белая линия, разделяющая реку и парапет, серые абрисы окон. Три часа пополудни в Петербурге.
– Вы действительно любите кофе? – Лизавета вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял довольно высокий, широкоплечий тридцатипятилетний мужчина, светлый шатен с лучистыми глазами, отражавшими все радости мира. Тоже, наверное, начитался Карнеги. Хотя такое доброжелательное свечение из книжек не позаимствуешь. Это был «просто Павел», Лизавета безошибочно различала голоса.
– В жизни вы еще красивее, чем на экране. – Он улыбнулся, словно отец родной, внезапно обнаруживший, что его дочь вдруг стала красавицей. И, почувствовав Лизаветино раздражение, поправился: – Я, видимо, не оригинален. Вам часто приходится такое выслушивать? – Он устроился за столиком напротив Лизаветы.
– Часто.
– Везет же некоторым.
– У нас, кажется, деловая встреча.
– Сугубо, сугубо деловая, а жаль. – «Просто Павел» снова улыбнулся, нежно и доверчиво, так, что Лизаветино раздражение как рукой сняло.
– Приступим. – Она улыбнулась в ответ.
– Сейчас я закажу себе тоже кофе. – Он пролистал меню и присвистнул: – Да здесь богатейший выбор. Что вы порекомендуете?
– Мне нравится с запахом французской ванили. – Лизавета уже успела в ожидании опустошить свою чашку. – Еще ничего с баварским шоколадом.
Пока «просто Павел» объяснялся с барменом насчет кофе, Лизавета выглянула в окно и заметила в подворотне напротив Сашу Смирнова. Он мелькнул на мгновение и слился со стеной.
– Теперь я уже смело могу утверждать – вы знаете толк в кофе.
– Вы заказали французскую ваниль. – Лизавета поспешно отвела взгляд от окна.
– Да, по вашему совету. Приступим. Вот кассета. – Он небрежно положил пакет рядом с Лизаветой. – Здесь час записи. Используете вы, разумеется, не всё. Не буду подсказывать, что из этого можно сделать, – мы видели вашу работу. Два совета: постарайтесь, чтобы как можно меньше людей знало о том, что кассета у вас.
– А дальше?
– Если вы сами не захотите пристроить программу в эфир, это сделаем мы. И еще одно: помните – эта программа как бомба с часовым механизмом, и он уже тикает. Действуйте, по возможности, быстро. На сегодняшний день никто не знает, у кого кассета. – Он перехватил испытующий взгляд Лизаветы. – Кроме людей, которым можно доверять абсолютно. Но очень многие знают о существовании этой записи, и эти люди пойдут на все, чтобы ее уничтожить. Прислушайтесь к моим советам.
– Есть сложности – запустить неплановую программу в эфир, да еще такую… – Лизавета представила ужас на лице своего начальства, им ведь нужны не факты и сенсации, а директивы.
– В этом положитесь на нас. Если понадобится, организуем влиятельный звонок.
– Я не понимаю, почему должна вам верить? Может, вы такие же, как этот Балашов, только из конкурирующей фирмы?
– Поверьте, просто поверьте, это самое разумное, что можно сделать. – «Просто Павел» смотрел прямо в глаза и улыбался краешком губ. Поверить очень хотелось, в нем не было ничего от затверженной положительности Балашова, зато проступали сила и решительность. Поверить очень хотелось. Только почему они не называют себя?
– И еще одно – если будут проблемы с эфиром, позвоните Сергею из «Обозревателя». У вас есть его координаты.
– Ему я тоже должна просто доверять?
– Почему бы и нет? Ведь это в случае, когда не будет другого выхода. Мне пора. Но будет лучше, если вы выйдете первая.
– Это будет выглядеть подозрительно… – Лизавета вспомнила о притаившемся в подворотне Саше Смирнове и решила ему помочь.
– Почему?
– А вы бы ни в чем не заподозрили мужчину, который не пошел меня провожать? – лучезарно улыбнулась Лизавета и подкрепила свои слова тряхнув волосами. Она знала, что на мужчин это действует, не знала почему, но знала, что действует.
– У вас очень красивые глаза, – сказал невпопад «просто Павел», но вышли они вместе.
Сразу у выхода из кафе-хауса они разошлись в разные стороны. Лизавета приложила максимум усилий и не оглянулась, хотя очень хотелось узнать, вычислил ли Саша Смирнов просто Павла и началась ли слежка. Любопытство правит дамами, тем более дамами-журналистами, но на этот раз ради пользы дела Лизавета наступила на горло собственной любознательности.
* * *
До метро и до студии она добралась без приключений. Сумочка, в которую девушке удалось запихнуть кассету, полученную в кафе, жгла левый бок.
Девушка с улыбкой миновала милицейский пост у входа в студию – после двух путчей покой тружеников телевизионной нивы берегли не вежливые старушки, как раньше, а бравые ребята в беретах и с автоматами. У некоторых были даже каски и бронежилеты, видимо, на случай вооруженного нападения. Так что берегли их квалифицированно. Даже студийная столовая в часы обеда более походила на буфет какого-нибудь отделения милиции. Местные творческие работники превратили быт и работу стражей порядка в непременный атрибут застольных шуток. Особо отчаянные поначалу пытались открыто глумиться над новыми правилами – устраивали целые спектакли под девизом «партизан, схваченный гестапо» у подковы металлоискателя, появившейся на проходной одновременно с ребятишками в серой форме. Но в милиции служат люди бывалые, умеющие не замечать или просто не понимающие утонченных подколов, и спектакли вскоре прекратились. Телевизионная публика привыкла к нововведениям.