Текст книги "Смерть на выбор"

Автор книги: Марианна Баконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Максим от ворчания перешел к проклятиям. Причем совершенно несправедливо, проклинал тот день и час, когда судьба свела его с химически чистой бестолковостью, которая, по его мнению, составляла подлинную Нинину сущность.

Девушка безропотно молчала и ждала.

* * *

И дождалась. Джигит умудрился подойти незаметно. Как ему это удалось в чистом поле, точнее, в чистой пустыне, один Аллах ведает. Он перерезал ремни, сначала освободил Нину, потом занялся Максимом. Тот по инерции еще что-то бормотал. Теперь, правда, клял непредсказуемость фанатиков. То связывают, то развязывают.

– Пошли, – наконец разомкнул уста молодой человек в камуфляже и заскользил по песку. Нину поразила его походка: казалось, его ступни не касаются песка, он шел ровно и уверенно; если верблюд – это корабль пустыни, то их избавителя можно было бы назвать дельфином пустыни. Нина и Максим семенили следом.

– Кто такой и куда ведет? – не разжимая губ, спросил Максим. Нина правдиво ответила, что не знает, но взглядом постаралась успокоить акулу пера. Он, как ни странно, не стал уточнять и переспрашивать. То есть повел себя нетипично, выбрался за рамки своего имиджа, преодолел характер.

Шли довольно долго и не разбирая дороги. Карабкались на барханы, спотыкались о камни – при свете звезд смотреть под ноги бесполезно.

Машину джигит спрятал так удачно, что Нина и Максим заметили ее только подойдя вплотную. Еще секунда – и глухо заурчал двигатель «джипа». Видимо, молодой человек не только умел ходить в песках, но и знал, автомобили какой марки предпочтительнее в пустыне. В отличие от Максима.

Никакой дороги не было, но «джип» легко и непринужденно ехал туда, куда приказывал водитель.

Молчание стало необъяснимым. Ладно, джигиту безмолвие к лицу. А вот не заболел ли ее спутник? Нина слегка толкнула журналиста – они оба, не сговариваясь, уселись на заднем сиденье. Он глянул на нее шальными глазами и опять промолчал.

– Куда едем, Али-Баба? – спросила Нина по-узбекски. Наверное, будет правильно, если она расспросит спасителя. В конце концов, она с ним хоть чуть-чуть, но знакома.

Джигит медлил с ответом.

– Почему Али-Баба?

– А как вас называть? Без имени вроде бы невежливо.

Он, вероятно, улыбнулся. Нина видела в зеркальце, как сверкнули черные глаза. Губы по-прежнему прятались под белым платком.

– Лучше тогда… – Он на секунду запнулся. – Хусейн.

– Сын Али? – переспросила Нина. Тут же завертелась карусель ассоциаций. Сын убитого хариджитами четвертого праведного халифа. Желавший отомстить. Если это ответ на вертевшиеся у нее на кончике языка вопросы, то уж очень цветистый. Как и положено на Востоке.

– И куда едем?

Он неопределенно мотнул головой:

– Туда, куда так стремился попасть ваш спутник.

– Точно не доедем.

– Это еще почему? – Теперь отраженное в зеркале лицо джигита посуровело.

– Ему прежде всего нужна мирская слава. А это птичка неуловимая. Поет сладко – в руки не дается.

– Если нет приманки. А мы попробуем приманить.

– Он думал прельстить ее кладом бекташи.

Улыбка в зеркале вместо ответа.

Максим очнулся. Наконец-то.

– Что сей сон означает? И о чем вы так весело болтаете?

– О тебе. – Нина вновь глянула в зеркальце: джигит смотрел на дорогу. Фары он не включил, ехал уверенно.

– Больше нет тем для разговора? Откуда взялся этот чародей?

– Я с ним недавно познакомилась.

– Он же явно из этих, бурнашей.

– Бекташи, – назидательно поправила журналиста Нина.

– Ну и что, куда он нас везет?

– Не знаю. Он только любезно сообщил, что намеревается нам помочь бежать. В разговоре он, в отличие от тебя, не блещет, зато, – Нина легонько хлопнула по спинке сиденья «джипа», – умеет действовать.

– Я бы на твоем месте все же поинтересовался, зачем ему понадобилось нас спасать. Какая ему корысть?

– Сам спроси. Он прекрасно понимает по-русски, – ядовито посоветовала советчику Нина.

– И спрошу.

И спросил… Максим угрожал, подлизывался, взывал к совести и разуму. Тщетно. Джигит-спаситель внимательно следил за дорогой и молчал. Лишь когда шайтан газетных полос попробовал выскочить из машины с криком: «Я ничего не делаю вслепую», молодой человек обратил на него внимание. Или, скорее, обезопасил себя от трюков непредсказуемого пассажира. Просто одним небрежным движением руки заблокировал все двери.

Нина не вмешивалась. Она знала: если азиатский богатырь решил молчать, не заставят его разомкнуть уста ни гурии рая, ни адские джинны.

* * *

Они подъехали к странному и тоже явно необитаемому строению с первыми лучами солнца.

Нина и Максим с удовольствием выбрались из автомобиля: «джип» – машина надежная, но не слишком комфортабельная. Даже в мягкой песчаной пустыне не убережешь бока от ушибов, особенно когда водитель едет, не выбирая дороги.

Довольно высокое здание, с круглым куполом, рядом притулились низенькие плоские пристройки. Крошечные окна почти под самой крышей и вечный бессмертный саман.

– Что это такое? – Максим требовательно смотрел на самозабвенно потягивающуюся девушку. Она еще раз оглядела строение:

– Может быть, мазар или маленький арк. Не знаю. Давно пустует. – Нина дотронулась до паутины на двери пристройки.

– Здесь все давно пустует. Мне вообще начинает казаться, что люди покинули эти места. И правильно сделали. Ловить тут нечего.

– Кроме кладов, – машинально отпарировала девушка и с удивлением поглядела на их избавителя. Он по-прежнему не обращая внимания на попутчиков. Действовал автономно и умело. Повозился с замком на воротах основного сооружения, не без усилий открыл их, загнал туда «джип». Потом пошел к другой двери, нырнул в черную дыру увенчанного полукружием проема. Вскоре вернулся и жестом пригласил их внутрь. Нина и Максим переглянулись.

– Не пойду, – твердо сказал репортер, – это точно западня. Мы там и сгнием без вести. И если кто-нибудь когда-нибудь наткнется на наши белые косточки, а это само по себе маловероятно, то решит, что мы пара влюбленных идиотов, которые предпочли смерть разлуке. Ты рассказывала о каком-то Рамине и какой-то Вис.

– Ты сгущаешь краски. – Нина перешагнула порог первой. Максим последовал за ней, всячески показывая, что ему претит роль жертвенного агнца.

Хусейн, точнее, именующий себя Хусейном улыбнулся и захлопнул дверь – с той стороны. Лязгнул замок.

– Я тебя предупреждал, – почти равнодушно пожал плечами журналист. Нина не отвечала – она почему-то поверила в этого джигита. И вот очередное разочарование.

Молчание Максим истолковал как признание вины и тут же переменился:

– Не унывай. Из этих развалин выбраться пара пустых. Я в тот раз выломал дверь с легкостью. Я же рассказывал. Это ж труха. Журналист с размаху ударил дверь и дернулся, словно дверь оказалась раскаленной. Снаружи деревянная и прогнившая, изнутри она была укреплена листом стали. Причем довольно свежим на вид. Даже блестящим.

Нина вздохнула.

Максим еще пару раз ударил дверь ногой. Журналистская смекалка помогла ему прийти к выводу о том, что взламывать вполне сейфовую дверь голыми руками так же бессмысленно, как спрашивать пресс-секретаря высокопоставленной особы о тайных пороках его хозяина.

– Ну, я же говорил, западня. – Голубые глаза Максима блестели в слабо освещенном узилище.

Очередном узилище. На этот раз «на двоих».

Неожиданно стемнело – кто-то или что-то заслонило одну из бойниц под потолком. Скрип, скрежет, шелест и в узенькое оконце, приспособленное исключительно для летучих мышей, протиснулся Хусейн. Он ящерицей скользнул вниз по стене и мягко приземлился рядом с Максимом.

– А ты переживал! – В Нинином голосе звенели не свойственные ей победоносные нотки.

Джигит, как обычно, действовал молча и решительно, знал что делать.

Только теперь Нина и Максим заметили внутренние замки на закованной в сталь двери. Снаружи она запиралась на дряхлый висячий замок, внутри же были прочные щеколды.

Потом Хусейн ушел в темноту довольно просторной комнаты. Бесшумная возня – и он вернулся с ярким фонарем в руках.

– Пойдемте туда. – Спаситель наконец-то снял свой белый платок, и Нина разглядела его лицо. Таким мог бы быть, то есть наверняка был, Рустам. Герой Ирана и Турана. Азия и Европа смешались в его чертах. Слегка раскосые глаза, благородный очерк орлиного носа, плотно сжатые губы, крутой подбородок, разумеется, с ямочкой. Человек, которому нельзя не доверять.

Он привел их в отдаленную нишу, переоборудованную неведомо кем во вполне удобное пристанище. Два-три человека могли провести здесь дней десять не умирая от голода, не изнывая от жажды и даже наслаждаясь своеобразным походно-полевым комфортом конца двадцатого века.

Фонарь, мягкие спальные мешки цвета хаки, спиртовка и расфасованная в элегантные пакеты еда.

Хусейн занялся приготовлением пищи, а спасенные им авантюристы расположились на одеялах.

Максим пристально наблюдал за его кулинарными изысками.

– Ты знаешь, что это такое? – Губы журналиста тесно и жарко приникли к Нининому уху. – Это паек НАТО. Я сам видел такие, когда у них были учения с эстонцами.

– У кого?

– У натовцев. Откуда они здесь взялись? Вот в чем вопрос.

– Так спроси. – Девушка решила проверить стойкость своего спутника. Максим сдал экзамен на пять.

– У этого идола? Ищи объявление за подписью «дурак».

Позавтракали без вопросов, а заодно и поужинали (в свое время бекташи не позаботились о питании пленников).

В убежище – теперь все, включая Максима, понимали, что это убежище, а не узилище, – было довольно душно. Несмотря на это, беглецов настиг сон. Первым начал клевать носом Максим.

* * *

Нина проснулась первой и, едва раскрыв глаза, натолкнулась на внимательный взгляд Хусейна.

– Ты что, не спал?

– Отдохнул немного… – Он, по своему обыкновению, отвечал по существу.

– Ты что, серьезно полагаешь, что они не найдут нас по следам шин?

– Может быть, найдут, значит, кисмет. – Человек, получивший европейское воспитание и образование, с трудом понимает того, кто впитал понятие «кисмет» с молоком матери.

Только древнегреческое представление о роке в какой-то степени передает безысходность и слепую силу понятия «кисмет». Русские доля, или судьбина, – это то, с чем можно справиться, что успешно перекраивают на свой лад Иван-царевич или Иван-дурак. Кисмету следует покориться. Нина по возможности коротко изложила суть проблемы. Глаза Хусейна затянулись странной дымкой.

– Ты это всерьез?

– Конечно. Именно базовые, понятийные расхождения определяют поведение носителя той или иной культуры. Восток…

– Еще скажи – сонный, обреченный на бездействие Восток! Терпеть не могу, когда элементарный здравый смысл заменяют академическими рассуждениями. Ученые, или, как сейчас говорят, эксперты, статейки пописывают, денежки за это получают – это понятно. А тебе-то это зачем? Сейчас?

Нина, всегда любившая словосочетание «здравый смысл», смутилась.

– Почему тогда ты сказал «кисмет»?

– Чтобы тебя порадовать.

– Вот. Только азиату придет в голову говорить что-либо исключительно ради того, чтобы доставить удовольствие собеседнику.

– Ты очень милая девушка, и мне приятно, что ты говоришь по-узбекски, но не приходила ли тебе в голову простая мысль: в такой игре всегда участвуют обе стороны. Я говорю что-то, чтобы порадовать тебя. Ты выстраиваешь целую теорию. И кто в результате кого обманул?

Нина вздохнула. Теоретические изыски в сердце среднеазиатской пустыни почему-то не казались бесспорными.

– А откуда здесь это всё?

– Сонные азиаты позаботились, – хмыкнул в ответ Хусейн.

– Так, ты думаешь, нас не найдут? – повторила вопрос Нина.

Грохот был ответом. Кто-то пытался выбить дверь плечом или бревном.

Хусейн невозмутимо кивнул:

– Значит, нашли.

– И что же теперь делать?

– Ждать, когда кисмет, – он тонко улыбнулся, – станет работать на нас. И не паниковать. Ты же в Азии.

Нина расстроилась. Она невольно обидела свою единственную надежду и опору. Кто-же знал, что Хусейн окажется прогрессистом, этаким младоузбеком образца 1995 года.

В дверь ломились упорно, удары гулкими шарами отскакивали от осыпающихся стен. И все же Максим спал, как младенец. Переутомился.

– Разбудить его?

Хусейн покачал головой:

– Пусть пока отдыхает.

Нина героически старалась сохранить лицо.

– А кто это может быть?

– Скорее всего, люди шейха. Им, вероятно, велено обыскать всю округу.

– Мы же довольно далеко уехали.

– У бекташи много людей. – Девушке показалось, что Хусейн ответил невпопад, но, повертев его фразу так и этак, она догадалась: в этой пустыне от глаз ордена спрятаться невозможно.

Громыхание стихло так же внезапно, как и началось.

– Думают, – счел необходимым разъяснить Хусейн. Чтобы Нина не успокаивалась раньше времени. Видимо, от тишины проснулся Максим. И тут же разулыбался – чисто дитя:

– Как дела?

Хусейн молниеносно зажал ему рот. Действительно, в зловещей тишине, заполненной раздумьями тех, неведомых, вопрос журналиста прозвучал оглушительно громко. Но репортер тут же показал, к чему приводит наступление на свободу слова. Младоузбек вскрикнул и отдернул руку. На желтоватой ладони проступил отпечаток зубов. Зубы у опоссума передовиц и комментариев оказались крепкие.

– Тише, совсем обезумел!

– Это ты обезумел. – Максим еще разок щелкнул зубами. Из профилактических соображений.

– Оба вы шумите. – Нина решила положить конец спору. Но замолчали мужчины не потому, что она их утихомиривала.

Послышался странный шорох – кто-то намеревался протиснуться в окно. Все трое замерли.

– Для этого надо быть ящерицей, – едва слышно прошептала Нина.

– Он-то пролез, – Максим, как обычно, возразил. И тут же принялся разбираться в ситуации. – Что вообще-то происходит?

– Ищут. – Хусейн опять взял прежний менторский тон.

Очевидно, сон изгладил из памяти Максима воспоминания о непреклонности Хусейна. Он опять начал задавать наводящие вопросы:

– Кого ищут?

– Может быть, нас.

– А кто?

– Не знаю. Я не спрашивал.

Опять грохот. Только на этот раз дверь ломали недолго.

– Интересно, а «джип» они нашли? – вмешалась Нина.

– Думаю, да. Я не закрыл ворота.

– Почему? Ты хочешь, чтобы нас нашли? – Максим повернулся к Нине: – Я тебя предупреждал, он играет в странную игру.

Девушка промолчала. Соглашаться с Максимом не хотелось, доводов против не было.

Минут через десять заурчал двигатель.

– Уезжают? Наконец-то.

– Не спеши. – Хусейн ушел во мрак.

Максим плюхнулся на спальник. Повозился, устроился поудобнее и затих.

Нина напряженно вглядывалась в темноту. Ни тени, ни звука. Время тянулось, как шея жирафа, пытающегося достать апельсин. Хусейн вернулся и по обыкновению ничего объяснять не стал. А Нина не стала расспрашивать из принципа. Молчание снова превратилось в дрему.

* * *

На этот раз первым проснулся Максим. Он поморгал, привыкая к темноте, и пополз к Нине. Аккуратно растолкал девушку и зашипел ей в ухо:

– Слушай, мы здесь вечно будем сидеть в норе, как тарбаганы?

– У тебя богатый запас слов. – Нина еще не проснулась окончательно.

– Опять этот твой Хусейн куда-то смылся.

– Он такой же мой, как и твой. Между прочим, он помог нам сбежать.

– Чтобы бросить гнить здесь до смерти.

Девушка укоризненно глянула на журналиста и протянула ему пластиковую бутылку с водой:

– Побойся Бога, он тебя напоил, накормил и…

– И спать уложил, – охотно подхватил Максим, – только я все больше и больше чувствую себя Ваней, которого Баба Яга уже усадила на лопату и вот-вот запихнет в печь.

– Сопротивляйся.

– Вот я и предлагаю… – Максим осекся. Из-за Нининой спины тенью выглянул Хусейн. Очень неприятная манера – передвигаться бесшумно. Он окинул взглядом инстинктивно прильнувших друг к другу молодых людей.

– Никакой самодеятельности. Я уже устал вас предупреждать.

Строгий такой, непреклонный. Он, конечно, избавитель, но надо же и меру знать.

– Хусейн, – Нина, памятуя об их предыдущем неудачном разговоре, тщательно выбирала слова, – вам, – черт, они вроде на «ты» были, – тебе, в общем, нам всем будет проще, если ты посвятишь нас в свои планы, хотя бы отчасти. Даже в полумраке была явственно видна борьба характеров. Нина прямым открытым взглядом пыталась одолеть вождизм Хусейна. Он же не только подавлял бунт в стане ведомых, но и боролся с собственным здравым смыслом.

– Мы же интеллигентные люди. – Нина очень старалась не отвести глаза.

Здравый смысл и чисто европейский довод победили.

– Они не ушли. – Хусейн, точнее, вождь в Хусейне напряженно хмурился. – Они не ушли, значит, они знают, что мы здесь. Но и войти сюда они не могут.

– Еще бы. – Максим многозначительно продемонстрировал всем присутствующим кулак. Кулак, познакомившийся пять часов назад с входной дверью.

Хусейн продолжал, словно его не прерывали:

– Я не знаю, почему они уверены в том, что мы спрятались именно здесь.

– Может быть «джип»? – на этот раз вмешалась Нина.

– Мало ли кто может спрятать в пустыне машину. – Хусейн упорно не обращал внимания на их замечания.

– Тем не менее они ждут. И мы должны ждать. Как только они начнут действовать – мы уйдем.

– Почему не уйти сейчас?

Хусейн вздохнул. Ему, очевидно, не нравилось быть воспитателем в детском саду.

– Они бездействуют, но они внимательны, и нам не ускользнуть незаметно.

– Ну, так и будем сидеть до второго пришествия.

Хусейн мрачно кивнул. И добавил, чтобы как-то подбодрить приунывших от его слов приезжих:

– Попробуем уйти, как стемнеет.

* * *

Темноты они не дождались. Преследователи вдруг зашевелились. Сначала кто-то вновь заглядывал в окно-бойницу и долго, заунывно спрашивал по-узбекски:

– Эй, кто там есть, отвечай, эй, есть кто, выходи.

Поначалу было странно и страшно, а на пятой минуте Нина с трудом сдерживала смех. От укоряющих взоров Хусейна приступы смеха только усиливались. Нина жевала кулак, делала серьезное лицо. Толку от этих надежных при других обстоятельствах антисмеховых снадобий было мало. Вероятно, непреодолимый смех, захватывающий человека во время официальных заседаний или в кабинете начальника, отличается от смеха в темной пыльной постройке, которую осаждают воинственные бекташи.

Заунывные вопросы прекратились.

– Он прямо как муэдзин на минарете пел. – Нина все же справилась с собой.

– Сейчас молитва будет. – Хусейн старательно принюхивался, вертел носом, как пустынная лисица.

– А дело пахнет керосином, – пошутил Максим.

– Бензином, – назидательно поправил его их предводитель.

– Они что затеяли? – Девушка тоже почувствовала запах.

– «Белое солнце пустыни», вторая серия. – У Максима много недостатков, но умение шутить в трудную минуту аннулирует многие из них.

Нина включилась в игру:

– Что, будем гореть, как в курятнике?

– Гореть погодим, – решил успокоить свою полуинвалидную команду Хусейн.

– Лично я в бойницу не пролезу, – уверенно заявил журналист. Коренастый, широкий, почти начинающий полнеть, Максим здраво оценивал свои шансы.

– В экстремальных обстоятельствах человек способен на многое, – утешила его девушка.

– Только не рассказывай мне про гражданку, которая остановила грузовик. И про ниндзей не рассказывай.

Пока они пикировались, Хусейн озабоченно паковал вещи и продукты. Рюкзаки (они тоже нашлись в этой хорошо оборудованной руине) получились довольно увесистые.

– Все, пошли. – Хусейн жестом волшебника откинул один из спальных мешков. Люк.

– Боже, еще и подземный ход, кому рассказать – не поверят! – закричал журналист и закашлялся. Дышать становилось все труднее. Высушенный солнцем кирпич-сырец горел, конечно, не так весело, как березовые дровишки, но горел. В оконцах под потолком замелькали языки пламени.

– Пошли. – Хусейн опять распоряжался лаконично и уверенно.

Первым в люк спрыгнул Максим, поймал сброшенную Хусейном Нину. За ними последовал их спаситель. Он умудрился не только захлопнуть за собой люк, но и приземлился мягко и бесшумно.

– А спальником люк прикрыл? – озабоченно поинтересовался журналист.

– Пошли. – Хусейн пригнулся и нырнул в узкий лаз.

Этот подземный ход строили либо люди низкорослые, либо любители ходить на четвереньках. Они шли согнувшись в три погибели. Объемистые вещмешки цеплялись за своды тоннеля, выложенного все тем же саманом. На головы сыпались пыль и песок. Максим толкнул Нину:

– Теперь ты должна чихнуть, чтоб все как в фильме.

– Не отставать. – Хусейн продолжал командовать.

– А долго еще? – спросила его спину девушка и лукаво добавила: – А то действительно чихну.

– Прекратите разговоры. – Их предводитель упорно шагал вперед.

Строили подземный ход на совесть, своды крепкие, ни завалов, ни рытвин, только шли они все равно медленно – Нина заметно отстала от впереди идущего. Хусейн не останавливался и не оборачивался.

– Суров, но справедлив. – Максим брел почти так же медленно, как девушка.

Впереди забрезжил свет – выход близко. Свет четко обрисовывал стройную фигуру Хусейна. Он казался худым и высоким, как кипарис, даже шагая согнувшись в три погибели. Потом выпрямился и прыгнул. Одно мощное движение, взмах руками, этакий скачок барса – и его уже не видно.

Насколько трудно так вот прыгнуть, Нина поняла, когда они добрались до выхода из тоннеля – довольно узкое отверстие, никаких ступенек, ручек, крюков. Не на что опереться, не за что ухватиться. Нининым трамплином стал Максим. Он, кряхтя и проклиная судьбу, опустился на четвереньки, девушка ступила на его спину и выглянула на волю.

От того, что она увидела, их «прижизненный памятник себе» чуть не рассыпался. Совсем рядом с лазом Хусейн бился с каким-то мужчиной в просторных белых штанах и белой же рубахе. Это традиционное одеяние в Азии называют «камис-о-шальвар» (рубаха и штаны – в переводе). Вначале незнакомец не походил на одного из боевиков бекташи, но дрался не хуже, если не лучше тренированного Хусейна.

Нина ошеломленно глядела на битву мастеров. Мелькали руки, ноги, спины, лица. Звонкие шлепки и хрусткое дыхание мужчин доказывали, что обоим нелегко. Оба ловко уворачивались от ударов, только не от всех. На щеке Хусейна под глазом пламенел кровоподтек. У его противника сочилась кровью нижняя губа.

Это был не бокс, не каратэ, не дзюдо и не джиу-джитсу. Это была серьезная драка, в которой все средства хороши. Нина зачарованно наблюдала за Хусейном.

Чары рассеялись, когда Максим сдавленным, словно на него поставили земную сферу, и оттого тихим голосом поинтересовался:

– Ты еще долго будешь любоваться пейзажем, я уже верю, что он дивный.

Вопрос прозвучал, как из подполья.

Нина очнулась и не раздумывая бросилась помогать Хусейну. Подручными средствами. А под руку попался только рюкзак. Она без труда скинула мешок и изо всех сил ударила мужчину в шароварах по голове. Противники были абсолютно поглощены друг другом, и ее вмешательство произвело впечатление. Сильное впечатление. Враг Хусейна рухнул на песок и затих, хотя удар тряпичным узлом (благородный Хусейн не стал нагружать девушку тяжестями типа консервов или бутылок) вряд ли причинил существенный ущерб. Хусейн тоже пошатнулся, но устоял. Тут же бросился к поверженному противнику, ударил начавшего подниматься мужчину ребром ладони по шее и заломил ему руки:

– Дай веревку!

– Что?

– У тебя в рюкзаке должна быть веревка.

Конечно, узел, стягивающий вещмешок, не развязывался, а ремни клапанов застревали в замках. Нина возилась с рюкзаком не просто долго, а очень долго. Победить непослушный мешок все же удалось. Хусейн упаковал врага надежно, с гарантией. Тот был опутан капроновой тонкой веревкой с ног до головы и с головы до ног.

– Вот и хорошо. – Пожалуй, впервые Нина увидела на лице их благодетеля такую светлую и радостную улыбку.

– Кто это? – Девушка решила, что имеет право задать вопрос и услышать ответ. Ведь победа была общей.

– Сейчас узнаем. – Хусейн носком высокого шнурованного ботинка ударил обездвиженного мужчину.

– Эй, а я? Где вы там все? – Только теперь Нина вспомнила о забытом под землей репортере.

Она было бросилась к узкому лазу, но ее удержал Хусейн:

– Погоди, сначала его расспросим, – и тут же начал задавать вопросы, по-узбекски и очень быстро. Нина знала язык вполне прилично, только сейчас не могла разобрать ни слова. Впрочем, и разбирать особо было нечего. Хусейн тараторил как оглашенный (в нормальном состоянии он говорил разборчиво и даже степенно). Мужчина молчал. Его неподвижная нижняя челюсть свидетельствовала об отсутствии желания говорить.

– Ладно, как хочешь. – Хусейн за ноги поволок пленника к выходу из подземного хода, откуда по-прежнему слышались призывные вопли журналиста. – Поймай его! Сможешь?

Максим немедленно замолчал, и молчал до той поры, пока их спаситель не втолкнул плохо гнущегося из-за веревок врага в темную скважину. Журналист ойкнул.

– Оттащи, оттащи его подальше, – распорядился Хусейн.

– Его же не найдут! – Девушка подбежала к спасителю.

– Может, найдут, а может, и нет, – кивнул Хусейн.

– Это же жестоко!

– Нет, это просто правильно. Уверяю тебя, он поступил бы так же.

– «Так же» они уже поступали! – Журналист вмешался в спор из подполья. – И вообще, помогите мне выбраться.

Максим ловко уцепился за протянутую Хусейном руку. Спор о сброшенном в подземный ход пленнике прекратился сам собой, поспорить о чем-нибудь еще, к примеру, о том, что делать дальше, не разрешил Хусейн.

– Пошли.

Они двинулись вперед, снова гуськом – Нина в середине. Минут через десять девушка оглянулась – ей послышался сдавленный стон. Вдали из-под земли – они ушли довольно далеко от своего убежища – вытанцовывали языки пламени. Глиняное строение горело яростно. Рядом с пожарищем стояли два автомобиля. Их «джип» и скромный «газик», на котором, наверное, приехали бекташи.

* * *

– Мы так и будем бродить по пустыне? – Максим решил воспользоваться коротким привалом.

– Сорок лет, пока из нашей памяти окончательно не выветрится память обо всем, что произошло, – добавила Нина.

Хусейн не был склонен шутить.

– Идти осталось недолго.

Он легко встал и пошел вперед, отыскивая дорогу по лишь ему ведомым приметам.

Нина и Максим тоже поднялись, дабы последовать за предводителем. Предводителем, которому все нипочем. Ему в ботинки не сыпался песок – это у них горели подошвы; пот и пыль не терзали его нестерпимым зудом – это у Нины и Максима началась пустынная чесотка. Это их, менее тяжелые, чем у Хусейна, рюкзаки выкручивали руки и плечи, тянули к земле. А он, сильный, раскованный, шагал вперед и не посвистывал беспечно только из конспиративных соображений. Шли действительно недолго. Недолго для того, кому пять-шесть километров по вязкой, вздыбленной барханами пустыне – трын-трава и пустяки.

И опять, ведомые Хусейном, они оказались в нужное время в нужном месте. К восходу луны он привел Нину и Максима к очередной расселине, в которой был укрыт очередной «джип». Удивительно похожий на тот, что они оставили друзьям бекташи. И опять путешествие при лунном свете (фары Хусейн не включил) по пересеченной местности.

– Все возвращается на круги своя, – пробормотала девушка.

– Ага, к утру он привезет нас к какой-нибудь руине, а вечером нас будут поджигать. Круговращение веществ в природе.

На этот раз Хусейн знал дорогу не так твердо, как прошлой ночью. Несколько раз он доставал какую-то мятую бумажку, вглядывался в паутину линий (Нине удалось с заднего сиденья заглянуть ему через плечо) и потом уже жал на газ.

– Ты хорошо знаешь местность? – осторожно завела разговор девушка.

– Я здесь родился. Меня еще дед учил понимать пустыню.

– Драться тоже он тебя учил?

Хусейн усмехнулся краешком губ, глаза – сосредоточенные:

– Нет, это в другом месте.

– У бекташи?

– Там тоже занимались.

– Ну надо же какой… – Нина ногтями вцепилась в руку заговорившего журналиста, призывая к молчанию. Он явно собирался сказать гадость.

– Загадочный, необычный, – мягко продолжила фразу, начатую другим, девушка. Максим демонстративно высвободил руку и отвернулся. Если ей хочется подлизываться к надменному индюку – пожалуйста.

Странный он тип. Нина искренне недоумевала. С одной стороны, ее спутники проявляли приятное единодушие – дружно забыли об оставленном на смерть мужчине в шароварах. С другой – все время были готовы трепать друг друга, как бойцовые петухи.

– Зачем все-таки ты нас спасал?

– Так получилось, – пожал плечами Хусейн, – заданию это не повредит.

– Заданию?!

– А ты думала, это такой милый, среднеазиатский обычай, прятать в чистом поле дорогущие автомобили, устраивать в развалинах комфортабельные лежбища и складировать там же сухие пайки НАТО?

Хусейн глянул на журналиста с видимым одобрением и затормозил.

– Приехали. Поможешь мне. – Он снова смотрел на Максима. Тот безропотно последовал за вождем.

Мужчины ушли в темноту. Нина осталась в машине. Опять ожидание, унылое и нервное одновременно. Черт его знает, что еще задумал сотворить непредсказуемый Хусейн. Сколько она ждала – может быть, час, может, два, а может, пятнадцать минут.

* * *

Вернулись они молчаливые и суровые. Теперь Максим походил на Хусейна, прямо братья. Что-то изменилось. Не было между ними той искры, которая в любой момент могла привести к драке – на словах или на ножах.

Они тащили довольно тяжелый мешок, необычной формы, угловатый и твердый.

– Все, поехали, вот теперь надо спешить.

Хусейн уселся на водительское место, Максим устроился с ним рядом. Девушка почувствовала себя заброшенной и забытой – раньше они с журналистом ехали на заднем сиденье вместе. Спелись. Одиночество тяготило. Как с ним справиться, Нина пока не придумала.

Довольно скоро они выбрались на шоссе.

Хусейн машину не жалел. Они неслись как угорелые по пустынному шоссе. Куда? Зачем?

Девушка внимательно вглядывалась в указатели. Вроде бы шоссе Бухара – Самарканд. Дорога, по которой они с Максимом беззаботно ехали в Бухару почти неделю назад. Шоссе, где прозвенел первый звонок как предупреждение о грядущих злоключениях.

– Максим, – девушка решила нанести удар по самому слабому звену неожиданного тандема, – Максим, помнишь, здесь разбили твою камеру.

– Да, сволочи. – И все. Это разговорчивый репортер!

– А куда мы едем? – Теперь она спрашивала обоих. В ответ – тишина. И мотор гудит, как у самолета. Тягостное одиночество превратилось в обидное. Почему они ее отстранили? Девушка не выдержала:

– Если бы видели себя со стороны, вы бы поняли, насколько оба противны, даже отвратительны. Играете в мадридские тайны, корчите из себя крутых мужчин. Хусейн, может быть, не без оснований, но ты – на пустом месте. Даже глупый еж в лесу догадался бы, что в этом мешке, который вы с такими предосторожностями погрузили в багажник, – это пресловутый клад бекташи. Клад, который ты искал с маниакальным упорством, кстати, кроме упорства и тщеславия, в тебе и нет ничего, и который Хусейн решил прикарманить. Потому-то он и сбежал от шейха. А ведь, наверное, клятву верности ордена дрожащим от волнения голосом читал!