Текст книги "Смерть на выбор"

Автор книги: Марианна Баконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

– Ну, Глебушка…

– «Нуглебушкой» никогда не был. Счастливо прокатиться.

Короткие гудки в трубке, все-таки рассыпавшийся у входной двери пакет с продуктами… и опять почему-то запотели очки. Тем не менее надо собираться. Нина теперь поняла, что Глеб прав и все задуманное – чистой воды авантюра. Только пути назад не было, по крайней мере, от этого журналиста простым «нет» не отделаешься. И как он сумел заговорить ей зубы?

* * *

В аэропорту было тихо: поздний вечер, в зале вылета почти никого. Максим рассерженно вышагивал от стены к стене и не знал как быть, что с ним случалось очень редко. Нины дома не было. Вчера она говорила как-то очень вяло. Впрочем, послушно повторила час и место встречи, сказала, что летит. Максим предложил ее подвезти, но девушка отказалась.

И вот уже заканчивается регистрация – а этой «смиренницы» нет. Возможно, кто-то сумел отговорить ее так же легко, как Максим уговорил лететь. Легкие победы ненадежны. Придется лететь самому, карта у него с собой. Он прекрасно справится. Не надо будет выслушивать рассуждения о том, что ничего нет и быть не может.

Правда, он непростительно мало разузнал об этих несчастных бекташи, а карта-схема уж очень абстрактна. Он просил Нину захватить ксерокопии материалов для статьи. Раз она согласилась лететь с ним, то не сможет отказать и в маленьком совете.

Да времени у него не было на разговоры – командировку в «горячую точку» планеты он пробил легко, главный его даже похвалил: мол, перестаешь порхать по верхам, появилась склонность к анализу. Это он потому, что Максим, объясняя свое желание отправиться именно в Ташкент, где в настоящее время ровным счетом ничего душераздирающего не происходило, заявил, что именно в таких относительно спокойных, но в то же время растревоженных переменами частях бывшей страны и можно охватить взором глубинные течения, которые приводят к кровопролитию.

И сам Максим, и главный редактор остались очень довольны предложенной формулировкой темы командировки. Тема была, но денег в редакции, как и положено, не было. Максим нашел некий полумифический научный и одновременно коммерческий центр, неизвестно почему имеющий крупные безналичные деньги и мечтающий превратить их в наличные. Финансирование актуальной экспедиции – благотворительность, и они, естественно, с радостью откликнулись на его деловое предложение.

Протолкнуть деньги через банк в один день было гораздо сложнее. Но он протолкнул, достал билеты. Все складывалось как нельзя более удачно, но плотину везения прорвало в самом неожиданном месте: вроде помог человеку осуществить мечту всей жизни – и вот благодарность. Могла бы хоть вчера предупредить, все-таки отправляться одному как-то…

Нина безнадежно опаздывала. Уже закончилась регистрация, а ведь билет еще надо было оформить. Он взял его безымянным, поскольку просто не знал, забыл, точнее, не успел узнать фамилию спутницы. Забывать Максим ничего не забывал и, безусловно, еще припомнит необязательной барышне эту накладку.

Нина приехала, когда уже пригласили на посадку. Максим видел, как она нежно прощалась с тем, кто привез ее в аэропорт, и вовсе не торопилась расстаться, потом подхватила огромный баул и опять не спеша двинулась к дверям. Максим взорвался:

– Еще минута, и ты будешь догонять самолет в воздухе! Ты бы еще часок полюбезничала!

– Ты что, обезумел? – распахнула озерно-чистые глаза Нина, на этот раз она была без очков. – У нас пропасть времени до вылета.

– Надень очки, дурочка, уже пригласили на посадку.

Грубые слова повергли Нину даже не в растерянность, а в трепет, и она судорожно начала рыться в сумке, разыскивая очки. Но даже собственные очки в собственной сумке найти она не могла. Максим понял, какую ношу взвалил на свои холостяцкие плечи.

– Паспорт!

– Что?!

– Давай паспорт! – Он в ярости вырвал из ее рук баул и тут же нашел и очки, и паспорт. – Стой здесь и ни с места! Поняла! – Он не заметил, как начал копировать тон и манеру изъясняться, принятую среди ротных старшин. Правда, его бывший старшина добавлял еще к каждому окрику выразительное присловие «олух», он бы тоже с удовольствием это сделал, но не знал, как образовать существительное женского рода от этого замечательно подходившего к бестолковой девице слова.

Девушку на регистрации он уговорил за две минуты, еще две минуты она оформляла билет. Еще через две минуты он тащил Нину и Нинин баул к самолету. Автобус с пассажирами уже уехал. Пришлось догонять пешком с грузом. И та, и другая ноша была тяжелой.

Они успели, но в самолете он дал волю гневу. Усталость помогла экспромтом произнести вполне изящную отповедь:

– Теперь мне понятно, почему на все ваши бесценные экспедиции никто не хочет давать деньги. Лучше просто сжигать их в печке, чем финансировать заведомо обреченные на провал мероприятия. Если все остальные наши ученые – доценты с кандидатами – хотя бы наполовину равны тебе в бестолковости, то ничего и ни за какие тугрики они не найдут. Тугрики, да будет тебе известно, – это монгольские рубли. Но ты не просто бестолковая, ты заразительно бестолковая, вокруг тебя настоящее облако бестолковости, которое парализует окружающих. Такие, как ты, мешают жить…

– Таким, как ты. – Максим даже опешил. Совершенно виноватый и всем ему обязанный человек дерзил!

– Да, в том числе и мне. И такие идиоты, как мы, вместо того чтобы избавляться от кичливых псевдоученых, возят их на своем горбу по их же делам, – строго ответил Максим и тут же, сменив гнев на милость, разулыбался: – Мне еще пару стаканчиков, если вас не затруднит, я просто невероятно взмок. – Только улыбку он подарил не Нине, а хорошенькой и собранной, в отличие от нее, стюардессе. Нина ехидно следила за его жадными глотками.

– Возьми и мой, должна же я как-то компенсировать Ланселоту его благородный поступок. Ведь бескорыстный рыцарь умаялся, спасая несчастную деву. Жаль у меня нет веера, иначе я навеяла бы прохладу, дабы усладить его уставшее тело. И вся жизнь моя будет теперь лишь в угождении прекрасному и неистовому спасителю. Только пусть он хоть иногда вспоминает, что презренные псевдоученые – будь он чуть более начитан, он бы сказал «образованны» – нужны ему, ведь без них он не отыщет бесценный Грааль, на поиски которого отправился, надеясь увековечить в веках свое и без того славное имя.

– Ну, – удивился Максим, – мы начали показывать коготки, ты бы в зале отлета так кочевряжилась – не сидела бы сейчас тут!

– Сидела бы, – скромненько улыбнулась Нина, – потому что конкистадоры и первопроходцы сначала действуют, а уж потом рассуждают. Так что мы, бездарные неумехи, всегда можем выехать на их медном горбу.

– Вот что, милая, – Максим понял, что если немедленно не подавить бунт, то его ждет масса неприятностей и неожиданностей, – либо ты послушно следуешь за мной, либо мы расстаемся прямо в Ташкенте. И можешь отправляться на все четыре стороны, хоть на поиски своих драгоценных рукописей, хоть к черту на рога. А мой тебе совет: возвращайся прямехонько в Петербург и носа из своей библиотеки не высовывай. Сама целее будешь, и окружающим жизнь и нервы сбережешь.

До самого Ташкента они не разговаривали. Когда самолет приземлился, Максим попытался взять тяжеленный Нинин баул, не совсем же он троглодит, чтобы заставить хоть и бестолковую, но все же девушку таскать тяжести, но она царственно перехватила ручку сумки и, ступая величаво, как вдовствующая королева (вдовствующие королевы должны быть особенно гордыми), пошла на выход и ни разу не покачнулась.

* * *

Максима встречали, он, будучи человеком предусмотрительным, созвонился с коллегами из столь же прогрессивной, как «Новый день», газеты, благо их теперь больше чем достаточно. И почти столичного журналиста встречали по первому разряду: улыбки, «Мальборо», рукопожатия и вишневый новенький «Москвич».

Максим оглянулся, попытался найти Нину, все-таки бесчеловечно бросить девушку в большом восточном городе, где не привыкли к самостоятельно передвигающимся женщинам. Но не нашел. Видимо, она все же не лишена толики здравого смысла и благоразумно решила отправиться назад. То есть последовала его совету. Жаль, что он не успел с ней переговорить, все же ее сведения пригодились бы на пока не очень ясной дороге к кладу. Впрочем, теперь он не скован ее рассеянностью.

– Ну что, Мурад, поехали. Подробности потом.

– Ты же говорил, что прилетишь с девушкой… – коварно улыбнулся лукавый коллега.

– А прилетел один. – Оправдываться Максим не собирался.

– Что же, разумно. Женщина в пути – помеха, в работе тоже.

Максим не был женоненавистником, но не мог не согласиться.

– У нас говорят: баба с возу – кобыле легче. Поехали.

Шикарное шоссе и лето после холодного апреля приятно поразили. Раньше в Ташкенте Максим не был.

– Благодать, – блаженно улыбнулся он.

– Это еще что, сейчас будет город. – Мурад жал на газ отчаянно, но расхваливать родные края не забывал. – Все увидишь, все узнаешь, много несправедливого говорили о нашей республике. Много.

Они ехали под сто километров, и когда их легко нагнала и обогнала сияющая, как серебряная глыба, машина, Максим удивился. Еще больше он удивился, когда вдруг заметил на переднем сиденье знакомый очкастый профиль.

– Черт, догони-ка вон ту тачку! – Он даже за руку схватил Мурада.

– Ты что, это же «мерседес», мы классом ниже ходим. Не смогу.

– Надо смочь. Там, по-моему, та самая девушка, с которой я прилетел.

– Да, а что она делает в автомобиле нашего академика?

– Какого академика? Ты его знаешь?

– Конечно, кто же его не знает!

– Тогда едем к нему, – принял волевое решение Максим.

– Давай лучше сначала в гостиницу, ничего ей не сделается!

* * *

Гостиница «Узбекистан», где заботливые товарищи по перу заказали для Максима номер, очень ему понравилась. А больше всего понравилась чайхана, в которой удачно сочетались свежесть бетонной европейской архитектуры и азиатский уют, создаваемый фонтанами, отсутствием обычных стульев и умением никуда не торопиться. Максим без спешки не умел.

Он быстро раскидал вещи по номеру, не замечая отличного шкафа в углу. Потом вместе с Мурадом отправился в ту самую чайхану на первом этаже гостиницы. Мурад собирался неспешно обсудить свою совместную работу с командированным журналистом, заказал несколько чайников, вежливо разлил чай по пиалам, на самое донышко, как и положено. Максим в один глоток выхлебал скудную порцию и вскочил.

– Все, поехали!

– Куда? – неимоверно удивился Мурад, уже расположившийся и настроившийся на беседу.

– К этому вашему, ну… академику.

– Зачем?

– Я должен разыскать Нину.

– А как же работа?

– Без нее нам будет сложнее, ну… в общем, надо ее разыскать…

– Сложнее – что?

Но Максим вовсе не собирался посвящать коллегу в истинные цели своего визита. Найти подходящую отговорку для подлинного мастера репортажа не проблема, тем более сказать правду:

– У нее нужные документы, мы же ехали вместе, а потом повздорили.

– Повздорили! – удивился узбекский репортер, ему ссора, служебная ссора с женщиной казалась делом крайне недостойным!

– Поехали, поехали! – Максим быстро направился к выходу, так быстро, что привлек внимание занятых созерцанием и разговорами других посетителей замечательной чайханы.

Ходить так быстро Мурад считал ниже собственного достоинства, вот и заработал резкое замечание Максима, когда подошел к машине:

– За новостями вы в том же темпе бегаете?

– Новости не волки… – резонно ответил Мурад, хорошо окончивший русскую школу и Московский журфак.

Ходил Мурад не торопясь, зато ездил очень быстро. Тронулись с шумом и грохотом.

* * *

Просторный тенистый сад, обширный айван, то есть веранда с низенькими перильцами, буйно разросшиеся розы и хаус, забитый золотыми рыбками. В доме Рустема Ибрагимовича Маймиева, действительного члена Узбекской академии наук, видного тюрколога-литературоведа, все было приспособлено для возвышенных размышлений. Где ж еще и размышлять в такую жару, как не в тенистой прохладе – именно там он и принимал гостью, ученицу однокашника (академик некогда учился в Ленинграде).

Девушка была серьезна и вежлива. Помочь ей в работе просил друг и однокашник, – разумеется, Рустем Ибрагимович не мог отказать.

– Каковы же ваши намерения здесь? – спросил академик Маймиев, естественно, после того, как гостью соответствующим образом устроили, посадили за стол, и, конечно, после неизбежных расспросов о петербургской научной жизни и вообще житье-бытье.

Академики тоже люди, им тоже интересно знать, кто на ком женился, кто ушел с работы, кто будет защищать докторскую и кто устроил выставку в Париже.

– Знаете, я даже толком не знаю. Я давно собиралась посмотреть здешние, не только ташкентские фонды, но и в Бухаре, в Самарканде, может быть, поездить по кишлакам.

– Но одна вы не справитесь, – расстроился академик. Поездки залетных ученых по кишлакам ему не очень нравились. Он и раньше не любил, когда то, что должно остаться в республике, уплывало в столицы, а уж теперь… – А мне, к сожалению, некого с вами отправить.

– Да я, собственно, не совсем одна, просто мой спутник сейчас встречается со своими коллегами.

– С кем? – ревниво поинтересовался академик.

– Он журналист, так что с кем-то из них. Я не уточняла.

– Ясненько. – К журналистам Рустем Ибрагимович относился двойственно: конечно, хорошо, когда о тебе пишут, но ему не нравилась их неизвестно откуда взявшаяся страсть разоблачать.

– Понятно. Ну что ж, отдыхайте, завтра съездим в институт, а сегодня вечером, если желаете, Алишер покажет вам город. – Алишер, младший и еще не устроенный сын академика, должен был этим летом ехать учиться в Петербург, так что знакомство ему не повредит. – А пока отдыхайте.

Неожиданно благостный покой вполне изолированного сада был нарушен, сначала визгом тормозов, а потом решительным звонком у ворот. Потом донеслись звуки ссоры.

– Нет, я же вам говорю, академик Маймиев сейчас занят. И никакой Нины здесь нет.

– Да пропустите же, у нас очень важное дело.

– Нет, завтра приемный день, приходите завтра в институт.

– Да какое завтра. Сейчас же дайте пройти.

– Стойте, стойте, куда…

Максим умел прорубать любые стены, он однажды даже прорвался на закрытый прием в Таврическом дворце, так что Мурад остался выяснять отношения с академическим садовником, а его более резвый сотоварищ чуточку пригибаясь, бежал по саду. Нину и академика он заметил позже, чем они его.

– Кто это такой? – Рустем Ибрагимович был возмущен.

– Это как раз мой знакомый журналист, – неожиданно улыбнулась Нина.

Максим, судя по его действиям, собирался выручать ее из беды, он прижался к перилам веранды и изучал местность.

– Ах журналист, только почему он так ворвался?

– Мы потеряли друг друга в аэропорту. Он, вероятно, считает, что меня похитили.

– Уж не я ли? – горделиво выпрямился академик. Предположение, что в нем заподозрили похитителя женщин, его явно обрадовало.

– Добрый день, засады нет, проходите без опасений, – пригласил он Максима, который наконец заметил их в дальнем конце айвана. – Только вход с другой стороны, через дом, здесь вы можете пораниться о розы.

– Ну ничего. – Максим не любил поучения и советы. – Здравствуйте, – вежливо ответил он академику, потом одним махом перепрыгнул через перильца.

– Куда ты потерялась? – Это он спросил уже у Нины. Академик решил не обращать внимания на его невоспитанность.

– Это я похитил нашу Ниночку, но вы зря беспокоились, я это сделал по поручению уважаемого профессора Качева.

Максим заметил лихой блеск в глазах располневшего усатого ученого, когда тот говорил «похитил», и решил подыграть:

– Ах, так это целый профессорский заговор, тем более я правильно беспокоился. – Ему не хотелось выглядеть полным идиотом, ни с того ни с сего штурмующим мирные сады.

– Вы пообедаете с нами, а где вы остановились?

– У меня номер в «Узбекистане», кстати, для Нины тоже заказан номер. Так что…

– Ну что вы, девушке в гостинице неудобно, тем более там такие нравы. Пусть Ниночка пока поживет у нас, я отвечаю за нее: если что случится, профессор Качев, он же меня просто в порошок сотрет, Нина – его любимица, а там пьянки, приставания. Нет…

Максим знал наверняка, что к «Ниночке», которая сидела тут же в синем аккуратном платьице с белым воротничком, в очках и с белым бантиком в волосах, даже очень пьяный приставать не будет, разве что он слепой, но слепой ее не заметит – она ходит почти бесшумно. Но спорить не стал. Бесполезно спорить с вальяжными академиками.

– Я думаю, Ниночка здесь отдохнет с дороги, а вечером, когда они с Алишером поедут гулять, вы можете к ним присоединиться. Или лучше оставайтесь у нас, места хватит. – Рустем Ибрагимович глянул на необъятный дом.

Максим удивился появлению какого-то Алишера. Нина смирно следила за беседой, она поняла, что Максим не слишком понравился академику, и удивлялась, почему тот столь настойчив.

– Нет, я предпочитаю гостиницу, – твердо отверг любезное приглашение Максим.

– Но чаю-то выпьете? Обед?

Здесь, у входа, мой друг, я не могу его оставить ждать.

– Так зовите друга. Зариф, кого ты держишь у порога? Пригласи его, – крикнул в глубь дома Рустем Ибрагимович. – Пообедает здесь, здесь прохладнее. Ниночка, вы совсем ничего не ели, ай-ай-ай. – И академик начал потчевать всех поочередно – Максима, Мурада, Нину. Сам он не ел.

Будто отравить хочет, злобно подумал Максим, хотя обед был на редкость вкусный.

* * *

Максим договорился, что пересядет в машину Алишера возле рынка. Весь день после обеда он провел с Мурадом. Катались по городу, заехали на чудом выжившую ВДНХ. Мурад осторожно пытался выяснить цель командирования Максима в Узбекистан.

А к шести вечера они подъехали к базару – одному из немногих не тронутых землетрясением мест в городе. Даже стихия знает, что восточный базар трогать нельзя. Максим на базаре растерялся: Мурад и Алишер словно забыли о нем, старались угодить Нине, покупали какие-то невероятные ножи, тюбетейки и неаппетитные восточные сладости, сваленные прямо на земле. С земли и покупали, и ели.

Максим не любил, когда его оттесняли на второй план, но все его попытки тоже принять участие в торгах разбивались о полное невнимание облаченных в халаты невозмутимых торговцев. Потосковав минут двадцать, он шепнул разрумянившейся и почему-то выглядевшей хорошенькой девушке:

– Тебе не кажется, что нам пора заняться делом? Надо разработать план действий. Ведь у нас всего две недели, не можем же мы торчать в Ташкенте вечно. Куда мы едем?

– Не знаю, мне кажется…

– У тебя с собой твоя замечательная папочка с документами о кладе?

– При чем тут клад? Лично я приехала за рукописями.

– Ты приехала со мной, неужели откажешься помочь? – Максим даже растерялся, видно, шумный и чужой рынок выбил из него победоносный напор.

– Ладно, но при условии, что ты извинишься и прекратишь командовать.

– Обещаю! – торжественно поклялся Максим.

– Мурад, Алишер, мне надо заехать за сумкой, – громко окликнула Нина поглощенных базаром молодых людей. Голос ее повелительно звенел, но джигиты не обиделись.

* * *

Все чайханы похожи одна на другую: много воды и философов. В той чайхане, где вся компания обосновалась час назад, хватало и того и другого. И главное, нельзя было поговорить о деле. О делах-то они говорили, но не о тех.

– Значит, ты хочешь посмотреть Самарканд? И Бухару? А с кем хочешь там встретиться?

– Знаешь, мне интересно было бы поговорить с представителями разных партий, движений, они у вас не так бурно действуют, как в других местах, но…

– Понятно, я дам тебе координаты в Самарканде.

– А туда лучше самолетом?

– Да, с билетами проблем не будет.

Вот уже час Максим и Мурад говорили о планах прогрессивного журналиста из Петербурга. Алишер молчал. Нина зевала. Посреди одного из сладких зевков Максим решил все-таки перейти к делу – иначе они просидят здесь до конца света, а лично он не может выпить столько чая, да еще зеленого.

– Слушай, а почему эти бекташи оказались здесь, они же турки?

Нина удивилась, Максим выказывал просто невероятные знания.

– Дело в том, что, когда Махмуд II разогнал своих янычар, пострадал и орден бекташи, они были духовными патронами янычарского корпуса. Янычар перебили, бекташийских шейхов в Стамбуле сварили в тех самых котлах, которые перевернули янычары, а казну ордена передали ордену накшбендийя.

Все трое слушали Нину, раскрыв рот. Когда из уст девушки вы слышите много непонятных слов, это как-то завораживает. Первым очнулся Мурад: видимо, его вернуло в действительность знакомое и понятное слово «котел».

– Может, заказать плов? – спросил он.

– Да, пожалуй, – тут же согласился Максим, обрадованный возможностью избавиться хоть от одной пары лишних ушей. Вот еще бы этого академического сынка спровадить.

– Мурад, ты один справишься? Или помочь? – крикнул он вслед коллеге. Алишер желания помочь не выказал. Продолжать пришлось при нем. – И что казна?

– Но основные богатства ордена были не в Стамбуле, а в главном текке, в Эльмалы. В принципе их тоже должны были передать накшбендийя. Только, я думаю, не удалось: орден был невероятно богат, богатства испарились. Так появились бесчисленные легенды о тайниках, где укрыты сокровища бекташи.

– «Бесчисленные», – растерялся Максим, он видел одну карту, видел письма и никак не ожидал, что легенд много. Впрочем, одна, много – какая разница, карта-то налицо.

– В принципе, – продолжила Нина, несколько удивленная столь пристальным вниманием – и Максим, и Алишер буквально замерли, когда она снова заговорила. – В принципе нет ничего невероятного в предположении, что богатства ордена были тайно вывезены с караванами и укрыты до лучших времен. И наиболее логичный путь – вел сюда, в Среднюю Азию, хотя есть аргументы и в пользу Ирана. Они тоже тогда воевали с Турцией, и туда ближе.

Аргументы в пользу Ирана Максима не интересовали.

– А если Средняя Азия, то где? – принялся уточнять он, поскольку карта была весьма приблизительная.

Нина пожала плечами:

– Бухара, Хива, возможно. До Памира они скорее всего не добрались. Хотя…

– Так что, они действительно есть, эти сокровища? – вмешался Алишер, он, разумеется, был человек восточный, умеющий молчать часами, но ему было всего восемнадцать лет, и трудно молчать, когда при тебе обсуждают какие-то неведомые клады.

– Да нет, это легенда. – Нина надела очки и сразу превратилась в строгую учительницу.

Максим понял, что надо лететь в Бухару.

– А что если сразу в Бухару лететь? – спросил он явившегося с блюдом ароматного мяса Мурада.

– Никак нельзя, дорогой, – улыбнулся Мурад, сейчас его куда больше занимали хлопоты вокруг стола. – И вообще, хватит чаю. Девушке шампанское, а нам… – Он ловко извлек из просторного кармана просторной куртки плоскую бутылку коньяка.

– Почему нельзя? – упрямо спросил Максим, не любивший это слово, так же как и все прочие препятствия.

– Потому, – загадочно и строго ответил наконец закончивший хлопоты и радостно взиравший на дело рук своих Мурад, – потому, – продолжал тянуть он, – потому, что туда самолеты не летают.

– Совсем не летают?

– Да, аэродрома нет, вот и не летают.

– Господи, средневековье, – пробормотал Максим и, видимо, чтобы утешиться, залпом заглотнул изрядную порцию коньяку.

* * *

Нина и Алишер вернулись поздно. Но академик ждал их.

– Ну как наш Ташкент? – радостно вопросил он.

– Как всегда, прекрасен. – Нина просто падала с ног от усталости, а скорее всего от шампанского. – Я смертельно устала. Алишер, мой нож у тебя, дай его.

– Замечательный нож. Ну, спокойной ночи. – Рустем Ибрагимович проводил Нину до выхода из гостиной.

– Знаешь, зачем они приехали, папа? – заговорщицки шепнул Алишер, едва за Ниной закрылась дверь. – Я слышал их разговор от начала и до конца, они, собственно, при мне и разговаривали. За сокровищами б-е-к-т-а-ш-и, вот. И скоро улетают в Самарканд.

– Ну, за сокровищами так за сокровищами. Тебе тоже давно пора спать. Спокойной ночи.

Но сам академик Маймиев спать не пошел, у него еще было много дел, которые он почему-то не успел завершить, пока ждал возвращения сына и петербурженки с прогулки.

Рустем Ибрагимович потянулся к телефону.

* * *

Самарканд – город ошеломительный. Город и ошеломил Максима буквально с первого взгляда. Точнее, сначала его удивило появление в аэропорту города Самарканда вежливого низенького мужчины, которому Нина чуть на шею не бросилась от радости. О том, что кто-то будет их встречать, речи не было, Мурад дал адреса и телефоны местных политиков. Академик посоветовал среди политических встреч все же не забывать об их старине. И вдруг прямо у трапа такая бурная встреча.

– Аскерчик, милый! Как дела? Как ты узнал, что я приезжаю? – прыгала вокруг коренастого усача Нина.

– Ах, Нина-ханум, сердце подсказало, как проснулся сегодня утром, так думаю: поеду-ка я в аэропорт, чует мое сердце, что ярчайшая роза петербургских садов рядом. И… сердце меня не обмануло.

– А помнишь, какой важный был, когда только прилетел в Петербург. Ходил – прямо пыжился. – Легкая тень омрачила гладкое лицо человека по имени Аскер, очень легкая.

– Но с тех пор, как я узнал тебя, Нина-ханум, сердце мое вечно молодо и важным я быть не могу, как не может важничать соловей влюбленный…

Приторные комплименты быстро утомили Максима, но эти двое, видимо, могли беседовать таким образом до бесконечности.

– Пойду водички попью, – сказал он, чтобы как-то привести их в чувство. Но это не подействовало. Когда он вернулся, так и не обнаружив чего-либо водоносного, они продолжали в том же духе:

– Ах, я вспоминаю те дни, как сказку несравнимую с небылицами, что рассказывала Шехерезада…

– Нам еще в гостиницу надо устраиваться!

– Какая гостиница, зачем гостиница, вы мои гости!

– Да нет, лучше в гостиницу, мы гости беспокойные. – Максим хотел сохранить свободу действий.

– Вай, зачем хочешь меня радости лишить? Какое беспокойство? Хоть ты скажи ему, Нина-ханум!

– Правда, Максим, мы не потревожим Аскера, и у него ты сможешь познакомиться с очень интересными людьми.

Журналист, который отказывается завести интересное знакомство, вызывает подозрения, и Максим сдался. Может быть, напрасно он выбросил белый флаг так скоро.

* * *

Большой дом Аскера и впрямь мог совершенно безболезненно вместить десяток-другой гостей. Собственно, там жил не один Аскер. Как только они приехали, Максима и Нину подвели к живописному старику в просторных шароварах и в обширной рубахе белого цвета. Маленькая шляпочка у него на голове, с точки зрения Максима, тюбетейкой считаться не могла.

– Это Нина, из Петербурга, ата, – вежливо представил девушку Аскер. – Я о ней говорил, она мне очень помогла. А это журналист, тоже из Петербурга, Максим. Он с Ниной прилетел.

– Ас-салам алейком, – ласково поприветствовал их старик, причем смотрел исключительно на Нину, а Максима не замечал. – Дорогие гости в доме!

После ужина, шарахаясь в темноте, Максим пробрался в комнату, где поместили Нину. Она сидела поджав ноги и, видимо, размышляла, как удобнее свернуть кошму, которая должна была заменить ей кровать. Весь дом, включая комнаты для гостей, куда поместили Нину и Максима, был совершенно пуст, с точки зрения европейца. Низенькие столы, много ковров и посуду в нишах мебелью считать нельзя.

Максим с трудом высидел обильный и продолжительный ужин, все время ерзал, чтобы как-то расслабить постоянно затекавшие ноги. Так что спина ныла, а ноги гудели, хотя в тот день он исключительно сидел, или стоял, или лежал. Но до Нининой комнаты, несмотря на усталость, все же дополз.

– Ты что, если тебя кто-нибудь увидит, будет грандиозный скандал! – возмутилась девушка.

– Почему? – искренне не понял ее испуга Максим. Его намерения были настолько чисты, что он даже не предполагал возможных дурных истолкований. – Я просто хотел с тобой посоветоваться. Послушай… – Журналист, не найдя ничего более подходящего, был вынужден присесть на кошму. Ковров в Нининой комнате было побольше, видимо, ее считали более почетным гостем. – Кстати, откуда этот Аскер узнал, что мы приезжаем?

– Вероятно, ему позвонил Рустем Ибрагимович. Аскер учился в аспирантуре вместе со мной.

– А ты что – кандидат наук?

– Да, как-то так получилось.

– Ну даешь. Слушай, ну… как нам все-таки выйти на этот клад? У тебя есть какие-то идеи?

– У меня есть идея, что никакого клада нет.

– Это я уже слышал, – нетерпеливо перебил девушку Максим, – а откуда у тебя все эти письма?

– Я их нашла у нас в фондах. После завоевания Туркестана русские офицеры занимались не только учениями, но и наукой. В принципе российское практическое востоковедение создано в значительной степени военными. Вероятно, кто-то из военных – тогда очень модно было коллекционировать рукописи – купил рукопись, между листами которой и были вшиты письма из архива ордена бекташи. Письма, судя по всему, подлинные, по крайней мере датируются первой четвертью девятнадцатого века. Я нашла письмо некоего капитана Теникова, он был в представительстве русского военного командования при дворе бухарского эмира. И он пишет, что обнаружил место, где скрыта казна бекташи. Но видимо, к сообщению его не отнеслись серьезно.

Максим тоже не был склонен серьезно относиться к рассуждениям о практическом востоковедении, он был человек конкретный.

– А кто карту нарисовал?

– Не знаю, она была тоже вшита между листами рукописи. Сам текст – ничего особенного, довольно поздний список поэмы Сулеймана Челиби «Мевлид-е Неби», и хранился он, вероятно, до того, как попал к нам в библиотеку, при мазаре аль-Бухари.

Максим устал. Мало того что он опять был вынужден сидеть в противоестественной позе, так еще его кормили байками о поздних списках. Сейчас его занимал один-единственный список – список дел на завтра.

– Это все понятно! Где искать эту реку?

– Это скорее всего не река, а какой-нибудь арык, и вообще, местность с начала прошлого века наверняка изменилась – какие там ориентиры? Деревья… дома… вряд ли что дожило до наших дней.

– Ясно, арык. Где? У мазара этого твоего аль-Зухри.

– Во-первых, не моего, а во-вторых… Кстати, очень может быть, что ты прав. В любом случае надо туда съездить: бекташийский шейх вполне мог поселиться там. Тогда становится понятно, откуда вакуфные реестры и прочие документы. – У Нины загорелись глаза.

Максим осознал, что больше ничего не добьется, хорошо хоть удалось уточнить один адрес.

– Ладно, спокойной ночи, завтра постараемся попасть в Бухару. – Он покровительственно потрепал девушку по щеке, с трудом разогнулся, вновь помянул проклятое средневековье и отправился спать.

Темная среднеазиатская ночь позволила ему незаметно вернуться в свою комнату. А тот, кто слышал весь их разговор от начала до конца, тоже поблагодарил темноту за помощь.