Текст книги "Смерть на выбор"

Автор книги: Марианна Баконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Что значит результат? Победа на выборах прежде всего. То есть если вы не победите, то зарплаты мне не видать как своих ушей?

– Какая чепуха. Нет…

– А как тогда вы будете оценивать мою работу? Кто будет решать, справляюсь я или нет? Ваши условия заманчивы, но требования крайне расплывчаты. Похоже на покупку кота в мешке.

– Мне нравится ваш подход. – Балашов хорошо усвоил уроки Карнеги. – Не мне вам объяснять, что такое создание привлекательного образа. Создайте такой для блока «Вся Россия».

– Вас устраивало, как работал Кастальский? Я бы хотела посмотреть его продукцию. – «Собственно, ради этого я и пришла», – подумала Лизавета.

– Посмотрите, только там было кое-что не так, хотя программы хорошие в целом.

– Олег был прекрасным профессионалом. Что вы имеете в виду? – Лизавета заметила, что Балашов начал беспокоиться.

– У нас возникли кое-какие трения. Сейчас это уже несущественно. А программы – посмотрите. Идемте ужинать.

Готовили в теннис-клубе действительно хорошо – бифштекс, кофе, вишневый пирог и свежий салат вполне соответствовали мировым стандартам.

«БМВ» Балашова остановился у Лизаветиного дома, и они договаривались о том, когда она сообщит о своем решении. Лизавета заметила машину Саши Смирнова. Он нагнал ее на лестнице. Но если бы не знакомые «Жигули», Лизавета его бы не узнала. Заплывший синий глаз, пластырь на переносице, распухшие губы, говорил он с трудом, как будто побывал у дантиста и еще не прошло действие новокаина.

– Чаем угостишь?

– Конечно, а что случилось? – Лизавета оглядела его раны.

– За чаем и расскажу.

* * *

Как выяснилось, почти все утро Саша провел в прокуратуре, – проверял список кандидатов от блока «Вся Россия», который дала ему Лизавета. Сашин приятель работал там в компьютерном центре. Выяснить удалось и много, и ничего. По информации ЦАБа, все выдвиженцы блока были чисты, как альпийский снег. Зато проверка по оперативным банкам данных показала, что почти каждый замешан в финансовых махинациях, так или иначе проявлялся в сомнительных местах и встречался с подозрительными людьми.

– Но ничего выдающегося, грешки, – подвел итог Саша и осторожно отпил из чашки, которую придвинула ему Лизавета.

– Да уж, сейчас, чтобы чья-то репутация была подорвана, надо как минимум доказать, что он отцеубийца или, на худой конец, украл общественного тигра из зоопарка и уморил его голодом.

Лизавета не зря помянула тигра – именно голодающий тигр фигурировал номером первым в списке прегрешений одного президента, за год успешно проделавшего путь от всеобщей любви и обожания к изгнанию.

Не очень довольный собой Саша возвращался в РУВД, и на него напали. Очень странно. Двое, явно знающих его в лицо, втолкнули его в подворотню. Последовала серия профессиональных ударов по лицу – причем первый для удобства второго как клещ вцепился в Сашины руки. Потом прозвучал странный совет: «Не суйся куда не просят». Точкой был еще один удар – зубодробительный. Саша в тот момент прикрывал лицо рукой. После чего они спокойненько сели в машину и уехали.

– И это среди бела дня, да и я не хиляк какой-нибудь. Но, честно говоря, я не успел ответить – все заняло одну минуту. Чистая работа. И вот в довершение всех несчастий меня вызвал следователь нашей райпрокуратуры и сообщил, что дело Кастальского закрыто.

– Почему?

– А я знаю? Он мне ничего не объяснил. Только сказал, чтобы я им больше не занимался. Его право. А потом уже мое собственное начальство разнос устроило. По высшему разряду. За разгильдяйство. И что я мог возразить с таким лицом? Типичный разгильдяй.

Он, даже опухший и в синяках, был похож на провинциального студента-отличника, а никак не на разгильдяя. Лизавете захотелось погладить его по голове.

– Не расстраивайся. Все уладится. Только… – Она секунду помолчала. – Только о чем тебя предупреждали?

Лизаветин вопрос остался без ответа – помешал телефонный звонок. Саша Смирнов вздрогнул – Лизавета поторопилась снять трубку. Бабушка до сих пор не одобряла, что к ней ходят в гости и звонят за полночь.

– Гриша Воробьев приветствует вас, – Гриша немного запинался, кажется, он бурно отпраздновал свое возвращение из Москвы, – самая красивая женщина из тех, кого я знаю. Лизавета, голубушка, ты все еще мисс Марпл и комиссар Мегрэ в одном лице или уже занялась личной жизнью, как я тебе советовал?

– Почему ты спрашиваешь? – холодно ответила Лизавета. Ей не очень нравилось вести беседы с теми, кто уже отыскал истину в вине.

– Потому что я могу сделать тебе подарок, если, конечно, красивейший в мире частный сыщик готов принять подарок от столь недостойной личности.

– Мои внешние данные мы уже обсудили, Гришенька, говори по существу. Поздно.

– Верно, поздно. – Гриша вновь настроился на долгий разговор. – Но есть что сказать. Откровенность за откровенность – я делаю тебе подарок, а ты честно отвечаешь – ради чего ввязалась в эту историю.

Урезонивать пьяных Лизавета умела – телевидение это то место, где сухой закон, объявленный руководством всех уровней, игнорировался всеми и всегда. Лизавета знала, как привести в чувство видеоинженера, который не может поставить метку «вход» и «выход», умела сыграть на самолюбии оператора, который вчера горевал о том, что снимает репортажи, а не фильмы с Тарковским, и сдабривал тоску напитками существенно более крепкими, чем чай.

– Гришенька, что за подарок?

– Ладно. Мне это все не нравится, но я тебе скажу, – я видел кассету, с которой работал Кастальский. У него, знаешь ли, такая необычная маркировка всегда. Какие-то яблочки, огурчики, прочая закусочка.

– И что? Все его кассеты изъяли…

– Нет, дорогая, сегодня видел, причем, кажется, ту, где записано интервью с этим прокурором, из-за которого вы все так носитесь.

– И где же ты ее видел? – терпеливо допрашивала разговорчивого Гришу Лизавета.

– В вашем архиве, так-то вот. Зачем он ее туда поставил, а? И зачем я тебе это говорю? Сам не знаю.

– Гриша, ты гений и будешь гением вдвойне, если скажешь, где она стоит.

– Скажу, куда я денусь, ни в чем не могу отказать красивой женщине, даже если знаю, что она делает глупости. Она стоит на самой верхней полке, с левой стороны, и на боку у нее такое красивенькое яблочко.

– Ты ее не брал?

– Нет. – Гриша все больше растягивал слова. – Зачем она мне? Я же не сражаюсь за справедливость, я обыкновенный обыватель, жмущий на кнопки видеомагнитофона.

– Талантливо жмущий, – утешила горюющего Воробьева Лизавета. – Ну ладно, пока.

Саша Смирнов внимательно слушал разговор и явно не понимал подобного стиля общения.

– Он действительно гений?

– Да, но мы говорили не об этом. – Лизавета лихорадочно размышляла, стоит ли рассказывать Саше о кассете и о странной оговорке Балашова насчет трений, возникших у блока «Вся Россия» с Кастальским. – Слушай, тебе не кажется, что мы занимаемся ерундой? Ты сегодня весь день копался во вполне бесполезном грязном белье кандидатов в депутаты. И что это дало?

– Меня «предупредили», к тому же Олег мог выяснить нечто поважнее…

– И за это его убили. Не говори глупости, за это только по морде бьют.

Саша кивнул грустно.

– Ты права, но я не знаю – почему-то мне не верится, что это убийство просто так. Не бывает таких совпадений. Ведь Кастальский встречался с Локитовым.

– Откуда ты знаешь? – Лизавета налила ему еще чаю.

– Сказали. Я потом проверил – встреча даже зарегистрирована у помощника – интервью с корреспондентом таким-то, сорок пять минут.

– А кто снимал?

– В смысле? – Все-таки люди далекие от телевидения не всегда врубаются в специфику. Лизавете пришлось объяснять.

– Мне тоже говорили, что Олег брал интервью у прокурора, видео видел монтажер, с которым он работал. Но о чем? Это может знать оператор, записывавший беседу. Я попробую выяснить кто.

Саша шумно прихлебывал чай, потом укоризненно покачал головой:

– Мы неправильно работаем. Ты что-то узнаешь и скрываешь, я, честно говоря, тоже. Так дело не пойдет. Давай составим план. – Он опять вытащил из-за пазухи толстый блокнот, и опять Лизавета умилилась – с такой тетрадью Саша Смирнов точно выглядел как Ломоносов, подходящий к Москве, – Ручка есть? – Лизавета протянула ему «паркер». – Итак, версия первая. Кастальского убили грабители, здесь нам ловить нечего. Я проверял – наводок вроде не было, а если грабили случайные люди, мы их никогда не вычислим. Ставлю крест. – Он действительно нарисовал жирный крест напротив цифры один. – Версия вторая – убийство связано с его работой на блок «Вся Россия». Здесь надо копать и копать. Я тебе еще не все рассказал про их лидера – Балашова. Деятель он весьма крутой, и связи у него крутые. И сейчас я подумаю, как можно работать по этой версии. Но теперь у нас появилась третья версия – убийство Локитова и убийство Кастальского тесно связаны, тогда…

Лизавета внимательно слушала оперуполномоченного Смирнова. Его идеи и предположения были просты и незамысловаты. Восхищало его упорство.

– Саша, а зачем тебе это нужно? Карьеру делаешь?

Лизавета тут же пожалела о своих словах, но сказанного не вернешь. Можно только извиниться. Что она и сделала.

Необычно ранние телефонные звонки стали теперь фактом Лизаветиной жизни. Почти привычкой. На этот раз звонил Главный. Редчайший случай.

Он немного помялся – ни один разговор главный редактор новостей не мог начать бодро и энергично. Потом спросил:

– Ты не могла бы сейчас приехать на работу?

– А что случилось? – Лизавета совершенно не пылала трудовым энтузиазмом, а такие вопросы обычно задают, когда надо кого-нибудь подменить.

– Да тут такое дело, звонили из прокуратуры, будет пресс-конференция.

– Ну и что? – со всем возможным безразличием ответила Лизавета.

– Говорят, нашли того, кто убил прокурора города, а ты вроде работала эту тему?

Лизавета чуть было не назвала патрона безмозглым кретином – ведь именно с этого надо было начинать. А то можешь – не можешь, тюфяк, одним словом.

– Еду. – Лизавета швырнула трубку и засуетилась – удар по выключателю кофеварки, хлеб – в тостер, сама – в душ.

На сборы ушло двадцать пять минут, из них десять на грим.

Еще через полчаса Лизавета была на студии.

Пресс-конференция начиналась в десять, они успели.

Лизавета сидела в ряду других журналистов и с любопытством оглядывала зал. Ряды кресел для тех, кто будет отвечать на вопросы, микрофоны, деловито бегают помощники, галдят репортеры. Ни следа той растерянности, которая охватила городские власти в день, когда стало известно о смерти прокурора.

К Лизавете подошел коллега с радио.

– Говорят, мэр опять сделает заявление. То, что он лепетал тогда, смотрелось довольно бледно.

Лизавета машинально кивнула и продолжала озираться, отыскивая знакомые лица, улыбаясь и приветствуя друзей-приятелей.

Наконец с пятнадцатиминутным опозданием все началось. Гуськом вошли на подиум участники пресс-конференции – два пузатых следователя по особо важным делам из Москвы, начальник ГУВД, директор городского управления ФСБ, замыкающим шел мэр. Видно, из скромности. Зато ему первому предоставили слово. Мэр говорил, как обычно, торжественно, со значением:

– Два дня назад город пережил кризис – убийство прокурора города, я признавал это тогда, признаю и теперь, – удар по всем нам, удар, я не побоюсь этого слова, по устоям российской государственности. Тогда я, – «Я» мэр произносил на английский манер – с большой буквы, – обещал, что для поимки убийцы будет сделано все возможное и невозможное. Это было два дня назад. Сегодня мы – «мы» мэру удавалось не так, как «я», – собрали вас для того, чтобы объявить – следствие поработало великолепно и результат налицо. Убийца найден. Прекрасно работали москвичи, вообще помощь столицы была весьма и весьма существенной. Но и город сделал все возможное… – И так далее.

Журналисты терпеливо слушали, можно было бы перебить мэра вопросом, но он все равно не ответит до той поры, пока не выскажется полностью, и только разозлится на нетерпеливого писаку. Лизавета думала о драматургии – собрать такое количество людей, чтобы сообщить о поимке убийцы, и начать с общих слов – экспозиция, завязка.

Мэр говорил, журналисты молчали, и в зале повисло напряжение – близился взрыв, то есть кульминация. Как опытный артист политической сцены, мэр это почувствовал и уступил микрофон тому, кто, собственно, вел расследование. Поднялся один из толстяков.

Откашлялся. Тоже знал законы сцены. Оглядел зал.

– Мы знаем имя убийцы. – Многообещающее начало, Лизавета нервно хихикнула, и на нее все осуждающе посмотрели. – Не буду вдаваться в малосущественные подробности, скажу только, что работа проделана большая. Даже очень большая.

Теперь нервный смешок вырвался не только у Лизаветы. Участники пресс-конференции явно перегибали палку многозначительности. Толстяк, видимо, сам это понял.

– Буду краток. На основании прямых улик – обнаружены отпечатки пальцев, удалось установить, что убийство было совершено Артуром Седуновым. Это уголовник, рецидивист, личность известная в преступных кругах. Седунов сейчас в розыске.

– И долго вы будете искать? – крикнул кто-то из газетчиков.

– Уже нашли, Седунов, по нашим оперативным данным, уехал в Архангельскую область, там у него дом.

В эти минуты специальная группа захвата уже там. И мы ждем сообщения, что Седунов задержан, собственно, поэтому и запоздали с началом пресс-конференции.

– А мотивы? Зачем, собственно, ему убивать Локитова? – Этот вопрос Лизавета собиралась задать сама, но ее опередил другой коллега-газетчик.

– Мы полагаем, месть.

Зал возмущенно загудел. Какая месть? За что мог уголовник-рецидивист мстить прокурору города? Месть – дело личное.

– Сейчас идет проверка, вроде бы Седунов отбывал наказание в Рязанской области и прокурор, тогда им был Локитов, отклонил его жалобу.

Гул стал громче – версия, преподнесенная следователем по особо важным делам Генпрокуратуры России, выглядела жалкой и наивной.

– Вы искренне полагаете, что уголовник ради такой вот, с позволения сказать, «мести» пойдет на убийство, да еще так хорошо организованное? – Собкор газеты «Обозреватель», умница.

– Я не понимаю вашей иронии. – Толстяк надул щеки и приготовился к отповеди. – Все материалы следствия… – В зал вбежал заметно побледневший старший помощник прокурора города. Он что-то шепнул второму толстяку. Тот отобрал микрофон у коллеги.

– По чрезвычайным обстоятельствам мы вынуждены закончить пресс-конференцию.

– Какие это обстоятельства? Нас собрали здесь и мы имеем право знать. – Снова «Обозреватель». Его дружно поддержали другие. Лизавета с удовольствием наблюдала журналистский бунт, предварительно кивнув оператору, – он и без ее кивков понял – заварушку надо снимать.

– Вы объявляете о том, что убийца найден, а теперь, так ничего и не разъяснив, разгоняете нас! Так нельзя! – Это подал голос радийщик.

– Вы не ответили ни на один вопрос.

– Андрей Алексеевич, – это уже непосредственно мэру, – что происходит, вы всех поздравили с завершением дела – но так ничего и не ясно.

– Что, в конце концов, с Седуновым, не мог же он мстить таким странным образом!

Журналисты шумели и никак не реагировали на призывы разойтись. Ситуация вышла из-под контроля. И мэр принял решение выбрать из двух зол меньшее. Утихомирить разбушевавшуюся прессу можно только одним способом – бросить ей кость, то есть то, о чем можно писать и говорить. Мэр пошептался с остальными руководителями. Потом встал.

– Ситуация действительно чрезвычайная, и я призываю вас к спокойствию. Только что получено известие от группы захвата из Архангельска. Седунов убит. Его застрелили из охотничьего ружья.

– Кто? – Галдеж сразу стих.

– Мы не знаем. Это все. Разойдитесь!

Разошлись журналисты не сразу.

Большинство присутствовавших на пресс-конференции скопились в кафе неподалеку. Лизавета никогда не видела такого единения – в стройном ряду стаканов смешались кофе, коньяк и досада, что трбя считают идиотом.

Буфетчица, никогда не видевшая подобной толпы, притихла за стойкой. Горячился корреспондент «Обозревателя»:

– Я еще поверю в то, что этот их Седунов был на даче прокурора, хотя и это не факт. При современном развитии техники обнаружить где угодно какие угодно улики – не проблема. Мои отпечатки пальцев могли оказаться на даче прокурора с таким же успехом. Но эти гаврики, с их «местью» – Локитов не разрешил Седунову свидание с женой, а тот, видите ли, обиделся, пять лет таил злобу, разрабатывал страшный план и свершилось? И они нас кормят этой тухлятиной!

Лизавета немного понаслаждалась восстанием – все это действительно напоминало сходку гарибальдийцев, только вместо просторных плащей – джинсовые куртки, сваленные в углу, вместо навах и кремневых пистолетов – диктофоны и фотоаппараты. Шумно, весело и вполне бесполезно. Лизарета усвоила из Карнеги только один пункт – насчет того, что всякое совещание должно принять какое-то решение, а эту сходку с определенной натяжкой можно было бы назвать межотраслевым профессиональным совещанием, поэтому она дождалась паузы и вмешалась.

– Это все хорошо, они считают нас дураками, мы с этим не согласны. Что в этом случае можно предпринять?

– Как что! – немедленно откликнулся «Обозреватель». – У нас в руках четвертая власть, а ты уверяешь, что мы беспомощны.

– Все рассуждения о четвертой власти остаются рассуждениями, дымом, пока не сделано нечто конкретное. Нас здесь человек пятнадцать, – осторожно подсказала Лизавета.

– Да! И все мы готовы представить отчет об этой надувательской пресс-конференции.

– А ведь действительно, – вдруг очнулся коллега с радио, – достаточно просто правдивого отчета.

Совершенно неожиданно бунт закончился соглашением. Обычно стихийные выступления помогают спустить пар и выдыхаются. На этот раз все дали торжественное обещание представить в свои газеты статьи и репортажи такого рода, что они вынудят власти не считать это дело законченным. Разбредались усталые, но довольные. Наконец остались лишь Лизавета и парень из «Обозревателя».

– Давно хотел сказать, что ты классно работаешь, кстати, меня зовут Сергей. – Раньше они не были знакомы. Лизавета улыбнулась в ответ. – Как ты думаешь, выйдет?

– Что-нибудь да выйдет. Только я не могу понять, зачем им понадобилась липа?

– Возможны варианты. Вполне вероятно, что это просто спешка ради показухи. Желание во что бы то ни стало доказать – дела идут, ситуация под контролем, враг будет разбит. И это не самое печальное объяснение.

– Какое печальнее?

– Не удивлюсь, если рано или поздно выяснится – озабочены расследованием убийства Локитова люди, слишком хорошо знающие, кто и зачем его убил. Допускаю, что в это тесто замешена политическая мука и, если бы не предвыборная кампания, ничего бы не произошло.

– Это просто твои предположения? – Лизавета насторожилась.

– Анализ. – Они в «Обозревателе» придавали большое значение аналитическим изыскам. – Подозреваю, Локитов имел материалы, которые разгромили бы целый политический блок. А это власть, деньги, безопасность. Ведь никто не отменял древнее, как мир, «Кому выгодно».

Лизавета мрачно смотрела на разоренное кафе – столики сдвинуты, стулья опрокинуты, тут и там стоят грязные стаканы и чашки, над разором витает дым и мрачные, но общие слова. Анализ сводится к просто подозрениям. Просто подозрения делу не помогут. Это она и заявила умному собеседнику:

– За последние десять лет разоблачений было столько, что они уже просто никому не интересны. Всё это мне напоминает слезы изнасилованной монашки – раньше надо было действовать, кусаться, царапаться, но действовать!

– Ты действительно предпочитаешь слова, а не дела? – блеснул очками аналитик из «Обозревателя». – Тем лучше и тем хуже. Можешь утешать себя сегодня-тем, что дела будут, – этот бунт состоится.

* * *

Позже восстание на пресс-конференции прошло через все газеты и через все программы новостей. Пучина вздыбилась и застыла. Ни Генеральная прокуратура России, чьих следователей открыто называли клоунами, ни городские власти, представленные на страницах газет равнодушными показушниками, никак не отреагировали на нападки. Возмущение не стало смутой. В тот же день Лизавета отыскала на верхней полке в архиве кассету Кастальского. Как и рассказывал Гришенька Воробьев, кассета была с яблоком на боку – такими метят шкафчики в детском саду, и на ней действительно было записано интервью с прокурором города. В самом конце. Минут семь. Лизавета не верила в возможность такой удачи – и вот.

Она бросилась разыскивать Сашу Смирнова. Дома приятный женский голос, как оказалось – Сашина мама, сначала долго выяснял, кто звонит. Потом долго удивлялся, что может быть общего у ее разгильдяя сына с ее любимой ведущей новостей. А потом Сашина мама грустно рассказала, что Саша пришел вчера избитый, а сегодня рано утром куда-то ушел, куда – не сказал. На работе тоже не знали, где находится оперуполномоченный Смирнов. Лизавета совсем отчаялась. Ей необходимо было с кем-нибудь посоветоваться, а показывать кассету кому-либо, кроме Саши, не хотелось.

Интервью обрывалось – последняя фраза, неоконченная, могла быть уликой, косвенной. Не явным указателем. Она звучала так: «Речь идет, скажем, о блоке радикальных демократов, или „Вся Россия“. А о конкретных именах, Олег, поговорим позднее. Уверяю вас, речь идет не просто о контактах между преступниками и политиками. В той или иной форме подобные связи устанавливаются во всем мире. В нашем случае ситуация иная – членами парламента, министрами могут стать крестные отцы преступных кланов. Сами. Такого не знает даже Колумбия».

Валерий Павлович Локитов говорил медленно, очень устало. И в нем не было азарта разоблачителя, священного огня в глазах. Таким словам Лизавета верила – говорящие так знают, о чем говорят, и говорят не из корысти или злобы.

Лизавета еще раз прокрутила финал и запихнула кассету в сумочку. Гриша Воробьев действительно сделал ей подарок, большой подарок. Только как теперь – быть или не быть?Они с Сашей на правильном пути, и как легко пройден этот путь. Лизавету охватила грусть – в увлекательных детективах, которые она читала, все тайны скрыты за семью завесами и семью печатями. Упорные, сильные, умные, специально подготовленные люди старательно ищут ключ к тайне. А тут – никакого детектива, обыкновенный бандитизм – эту присказку изобрел один их сотрудник года четыре назад. Устаревшей она не показалась.

По сути, она задала всего несколько вопросов некоторым людям и добилась ответов. То же самое Саша – и у них в руках постепенно выковалась цепочка, связывающая журналиста Кастальского и прокурора Локитова. Убитых. Если бы она показала этим любителям домашнего театра на пресс-конференции только что найденный фрагмент интервью с прокурором города, как бы они отреагировали? Лизавета вздохнула и отправилась домой.

Обеспокоенная бабушка кормила ее ужином – период воспитательных работ завершился – и выспрашивала, что, собственно, случилось, раз Лизавета перешла на нормальный режим дня. Рано встает, рано приходит домой. Чудеса в решете. Лизавета еще несколько раз позвонила Саше Смирнову, успела подружиться с его мамой. Но его самого застать не удалось. Она уже было решила последовать бабушкиному совету и отправиться спать до полуночи, но… Снова телефонный звонок.

– Здравствуйте, могу ли я поговорить с Елизаветой Алексеевной Зориной. – Голос звучный и совершенно незнакомый.

– Я вас слушаю.

– Боюсь, вы меня не знаете, но я уполномочен сообщить вам нечто очень важное.

Лизавета привыкла к странным телефонным звонкам и на службе и дома. И умела урезонивать анонимов.

– Раз речь пойдет о чем-то важном – было бы логичнее познакомиться.

– Верно, только это преждевременно.

– И как я вас буду называть?

Паузы не было, к вопросу таинственный абонент был готов:

– Павлом. Просто Павел.

– Замечательно, «просто Павел», а что же незаурядно важное вы собираетесь сообщить мне анонимно? Кстати, еще Петр Первый велел сжигать анонимные доносы рукой палача. Знаете?

– Да, и совершенно разделяю отношение царя к анонимкам. К сожалению, в данном случае не могу поступить иначе.

Лизавета секунду подумала – голос не истеричный, изъясняется здраво, логично, – им часто звонят психопаты, и она научилась вычислять помешанных. Неизвестный абонент принадлежал к другой категории. Весьма распространенной на Западе и едва проклюнувшейся у нас – анонимный источник – это когда человек, причастный к какому-то скандалу или происшествию, хочет передать газетам информацию, но не желает раскрывать инкогнито из страха.

Все российские «хорошо информированные источники», пожелавшие не называть свое имя, – это люди, с которыми те или иные журналисты пьют водку. Суть другое явление.

Лизавета еще секунду помедлила и решилась:

– И о чем же вы собираетесь мне сообщить?

– Сначала я хочу задать вопрос – вы уже приняли предложение блока «Вся Россия»?

– В смысле?

«Просто Павел» хмыкнул:

– Я знаю, что они прочат вам место убитого Олега Кастальского, – вы займете эту вакансию?

«Действительно весьма осведомленный тип», – чертыхнулась про себя Лизавета и решила быть предельно сухой и немногословной:

– Еще не знаю.

– Наша организация со своей стороны также желает предложить вам помощь и содействие. Но для этого следует принять предложение «Всей России».

– Какую помощь? Какое сотрудничество?

Собеседник ответил не сразу, зато как!

– Вы же собираетесь отыскать убийцу Олега Кастальского?

– Предположим. – Лизавета забеспокоилась. Неизвестный абонент не только очень много знал, он преподносил свои знания в весьма неприятной манере – как оракул.

– Значит, вы тоже заинтересованы в контактах с нами.

– Господи, с кем с вами? Одно дело выслушать сообщение, правдивое или нет, от неведомо кого. И совершенно другое – ваши намеки на некую организацию, какая-то помощь. И вообще – почему я должна вам доверять?

– Основание лишь одно – наша осведомленность. Только с нашей помощью вы сможете обойти все рифы и скалы. Ведь вашему оперативнику угрожали, не правда ли? И это только начало… – Смех в трубке подтвердил, что «просто Павел» вполне сознательно использовал рекламный девиз сомнительной, полу разоренной, но все еще очень богатой финансовой корпорации. Лизавета не знала, что ответить, и поступила чисто по-женски – так делают все женщины, выслушав предложение руки и сердца от поклонника, которого не хочется потерять. Вроде и не отказалась, и не согласилась.

– Мне трудно вам ответить сейчас.

– Что это значит? – Кажется, ей удалось поставить его в тупик.

– В каком-то смысле это значит, что мне надо подумать. – Лизавета продолжала самоутверждаться. Не только они ее обухом по голове, но и она их. Вот так.

– Как будет угодно, как будет угодно. Я перезвоню. Только надолго не задумывайтесь. – «Просто Павел» положил трубку.

Заснуть Лизавета не сумела – слишком все перепуталось за неделю.

* * *

Утром Саша Смирнов позвонил сам. Немного растерянный – ему тоже срочно хотелось встретиться с Лизаветой.

Был день ее дежурства, и они сговорились попить кофе возле метро «Петроградская» – в этом кафетерии Лизавета частенько пила кофе с теми, кого по тем или иным причинам не хотела приглашать на студию. Небольшой зальчик на три столика прятался в боковой улице, совсем рядом с Каменноостровским. Телевизионщики туда не заглядывали – им было проще зависнуть в многочисленных барах гостиницы «Дружба» или в одном из заведений на проспекте – лень один из двигателей современного телевидения.

Саша ждал Лизавету, причем выбрал самый укромный столик из трех.

– Если бы у меня было чувство юмора, я бы сказал, что мы все под колпаком у Мюллера, – заявил он, когда Лизавета рассказала о своих приключениях, в том числе о странном явлении кассеты народу и о не менее странном звонке.

– С нами кто-то играет, и его игры мне не нравятся. – Он раздавил сигарету в замысловатой пепельнице, в которой никто не распознал бы обыкновенную консервную банку, облагороженную чьей-то фантазией. – Такое впечатление, что рыбке бросили наживку и ждут, когда клюнет. Я долго раздумывал – кто мог меня подставить этим учителям жизни. – Саша осторожно коснулся синяка под глазом, он уже пожелтел и расплылся. – И меня мучит одна мысль – это кто-то из наших. Понимаешь, дело закрыли, и именно в тот день, когда я открыто начал интересоваться твоей «Всей Россией».

– Моей, – хмыкнула Лизавета. – Только не могу понять, отчего ты, собственно, мучишься?

– Но ведь свои.

– Еще три года назад, по данным частного сыскного агентства «Аргус», лишь одна треть личного состава правоохранительных органов сохраняла верность присяге. С той поры их ряды поредели…

– Частные сыщики – тоже не агнцы Божии.

– И не воспитатели в домах малютки, а законы нарушают, вероятно, чаще чем мы с тобой, – охотно поддержала Сашу Лизавета. – Только речь о другом – мы обсуждаем не их моральный облик, а их цифры я считаю реальными.

– Им выгодно преувеличивать, чем меньше народ верит в полицию, тем выше доходы у частных бюро.

– Но тебя-то подставили свои.

– Верно. Еще два кофе и… – Саша глянул на Лизавету и повернулся к толстой официантке в кружевном фартуке.

– Пражское, – помогла Саше Лизавета.

– Люблю, когда женщины не берегут фигуру, – одобрительно кивнул он и заказал два пражских пирожных. – Итак. Приманку бросили – наши действия? Я бы на твоем месте согласился. И поработать на «Всю Россию» и с предложением таинственного «просто Павла». Это в случае, если ты готова рискнуть. Опасность нешуточная. – Он так серьезно посмотрел на Лизавету, что та снова умилилась. – Я серьезно говорю.

– Вижу, но все равно готова рискнуть.

– Я постараюсь тебя подстраховать, поэтому ни одного шага, не поговорив со мной. Ни единого! – Теперь он говорил не только серьезно, но и строго.

– А на свидание можно?

– Нельзя.

– Ты что, лишаешь меня права на личную жизнь?

– При чем тут личная жизнь? – недоуменно поднял брови Саша, и Лизавета поняла – этот человек фанатик, он умеет думать лишь о том, чем сейчас занимается.

– Не путай меня глупостями. Сейчас договоримся о связи. В экстренных случаях ты оставляешь для меня сообщение.

– Ежу ясно, что сообщение.

– Закодированное. – Саша не позволил себя перебить. – Например, срочно свяжись со мной – это будет… – Он замешкался, и Лизавета поспешила на помощь:

– Срочно продаются щенки афганской таксы. Каждый день просматривай рекламное приложение к «Петербургским вестям», увидишь такое объявление – значит, меня похитили! По-моему, ты увлекся.

– А по-моему, нет. Ты же видишь, насколько они осведомлены!

– И ты хочешь выбраться из-под колпака!

– Да. Так что – если меня нет дома, проси передать, чтобы я срочно разыскал Ларису.