Текст книги "Такая разная любовь"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
– А Хьюго совершенно особенный, правда?
– Он замечательный. – Глаза Артемис блеснули. – Он самый добрый из всех, кого я знаю, и не только со мной, со всеми. Не понимаю, как могло случиться, что он до сих пор не женился.
Примми принялась укладывать в печь банки для консервирования, чтобы как следует их прогреть.
– Наверное, потому, что он неисправимый романтик, который так и не встретил женщину своей мечты, хотя сейчас, по-моему, он наконец-то ее нашел.
– Ты думаешь, это я? Надеюсь, ты права, Примми! – с жаром воскликнула она. – Господи, я очень надеюсь, что ты права.
Несколько дней спустя, приехав в Каллело за покупками, Примми зашла в художественную галерею Хьюго, чтобы увидеть подругу в роли администратора. Артемис выглядела на редкость естественно за изящным французским бюро девятнадцатого века в окружении массивных картин в золоченых рамах. Атмосфера изысканной роскоши очень шла ей. Розовато-лиловое шелковое платье с цветочным узором и легкой драпировкой у горла эффектно открывало белоснежную шею, а великолепную грудь украшала длинная тройная нитка жемчуга.
На фоне дорогих произведений искусства, причудливых украшений, обтянутых серым шелком стен и сверкающих люстр Артемис казалась едва ли не миниатюрной. Примми слышала, как Хьюго говорил Мэтту, что все американские туристы без ума от нового администратора, и теперь она хорошо понимала почему.
– Примми! – Артемис мгновенно вскочила из-за бюро. – Я не знала, что ты сегодня собираешься в Каллело. У тебя есть время выпить кофе или бокал вина?
Примми опустила на пол корзинку с бакалеей и несколько раз согнула и разогнула затекшую руку.
– Сейчас только одиннадцать часов, Артемис. Вроде бы рановато для вина?
– Хьюго говорит, что вино следует предлагать всем, кто готов потратить кучу денег, – как правило, это американские туристы.
– Что же, значит, меня можно смело исключить. Но я с удовольствием выпила бы кофе.
Артемис ушла в дальний конец галереи на кухню, двигаясь с величавой грацией, приобретенной в школе моделей, а Примми принялась медленно обходить зал. Она искала свою любимую картину и боялась, что ее уже купили. Но картина по-прежнему висела на стене.
Как ни странно, теперь, когда Примми вновь обрела подруг юности, огромное масляное полотно с четырьмя девушками в летнем саду эдвардианских времен завораживало ее даже больше, чем раньше. Глядя на двух обнявшихся девушек на качелях, чьи склоненные друг к другу головы – белокурая и золотисто-каштановая, как на полотнах Тициана, – напоминали Артемис и Кики, Примми попыталась представить себе, как сложились их судьбы. Может, им тоже пришлось пережить мгновения полного разочарования, изведать горечь несбывшихся надежд, чтобы потом открыть для себя совершенно новые возможности как раз тогда, когда они меньше всего этого ожидали?
– Чудесная картина, правда? – Артемис протянула Примми тонкую фарфоровую чашку с ароматным кофе. На блюдце лежало шоколадное бурбонское печенье.
– Это мы, – взволнованно выдохнула Примми. – Это мы, еще школьницы, блаженствуем под лучами солнца у Кики в саду, в Петтс-Вуде. Две подружки, сидящие в обнимку, – это ты и Кики, а темноволосая девушка, сдержанная и немного отстраненная, та, что откинула голову на веревку качелей, – Джералдин.
Артемис прерывисто вздохнула.
– А это ты, смотришь на нас троих. У тебя бледно-голубой поясок на талии, а в руке – украшенная лентами шляпа.
– Только наша садовая идиллия пришлась не на эпоху короля Эдуарда, а на шестидесятые, и вместо белых вышитых платьев мы носили школьную форму Бикли или джемперы в обтяжку и мини-юбки!
Артемис тихонько рассмеялась и мечтательно протянула, глядя на картину:
– Интересно, кто эти девушки? И что с ними случилось?
Примми показалось, что она слышит отзвук собственных мыслей.
– Не знаю, Артемис, но для меня это самая лучшая в мире картина.
Примми преодолела последний поворот тропинки, почти достигла ворот Рутвена и вдруг замерла, судорожно вцепившись в руль. Перед запертыми воротами стоял «феррари» Джералдин.
Сердце Примми отчаянно заколотилось. Прежде чем приехать, Джералдин обязательно позвонила бы и сообщила, что операция прошла успешно. Если она сразу же не бросилась к телефону, значит, новости плохие.
Сжимая руль липкими от пота ладонями, Примми остановила машину рядом с пустым «феррари» и окинула взглядом ведущую к дому дорожку. Джералдин не было видно. Тогда, повинуясь внезапному порыву, Примми захлопнула за собой дверцу машины и побежала вниз, к бухте.
Увидев высокую и стройную, почти бесплотную фигуру Джералдин в серебристо-сером плаще, Примми в то же мгновение поняла, что трансплантация обернулась неудачей. В позе Джералдин, в повороте головы, в застывших линиях тела – во всем ее облике сквозило отчаяние. Она стояла, засунув руки глубоко в карманы плаща. Услышав шум шагов, Джералдин вскинула голову, и в темной, безнадежной глубине ее глаз Примми прочла все, что хотела знать.
– Операции не было, – отрывисто бросила Джералдин. – Оказалось, донор мне не подходит.
Крепкие, сильные руки Примми обхватили ее, и Джералдин поняла, что не в силах больше сдерживаться. Слезы текли у нее по щекам, плечи сотрясались от рыданий. Ничто уже не могло помочь. Оставалось слишком мало, ничтожно мало времени.
Постепенно жизнь всей четверки вошла в привычную колею. Джералдин большую часть времени проводила в Рутвене – берегла силы. Кики курсировала между Рутвеном и автоприцепом Бретта. Теперь она почти не упоминала о своей тридцатилетней карьере рок-певицы, зато со знанием дела рассуждала о рытье котлованов под фундамент или о различных видах кирпичной кладки. Она помогала Бретту во всем и оказалась просто незаменимой там, где требовался труд чернорабочего. Артемис осталась жить в квартире над художественной галереей. Часть дня она посвящала работе в галерее, принимала посетителей, а оставшееся время проводила в обществе Хьюго – они вместе искали для нее подходящий дом.
– Хотя вообще-то она просто даром тратит время, – признался Хьюго Мэтту, – потому что, когда мы поженимся, ей уже не понадобится отдельное жилище.
– А когда ты собираешься сделать ей предложение? – поинтересовался Мэтт, восхищенный решимостью своего друга отправиться к алтарю после пятидесяти шести лет холостяцкой жизни.
– Когда Артемис разведется, – решительно заявил Хьюго. – А развод по взаимному согласию сторон в наши дни не тянется слишком долго, так что тебе уже пора подумать о фраке и цилиндре, дружище.
В рождественский сочельник, к великой радости Артемис, в Рутвен приехали Орландо и Шолто. Веселья добавило и появление Джоша, принесшего с собой дерзкое нахальство неотразимого заводилы и сердцееда из юго-восточного Лондона.
– Я боюсь, что мои сыновья не поладят с твоим сыном, – виновато призналась Артемис перед приездом мальчиков. – Орландо и Шолто слишком похожи на Руперта – ужасные снобы.
– Думаю, Джоша этим не смутишь, ему все равно, – безмятежно откликнулась Примми. – Его голыми руками не возьмешь. Вот подожди, еще увидишь.
К немалому облегчению Артемис, Орландо и Шолто вовсе не думали держаться с Джошем надменно, а с Хьюго вели себя крайне вежливо и почтительно. Им понравилось в Корнуолле, и оба пообещали вернуться сюда в начале лета, чтобы заняться серфингом.
Ни Люси, ни Доминик не приехали. Доминик позвонила Джералдин из Рима, где встречала Рождество с неким итальянским графом, и с торжеством сообщила, что ее избранник вот-вот сделает ей предложение, так что она без пяти минут графиня.
Люси позвонила в сочельник. Примми как раз вошла в дом с огромной охапкой плюща и остролиста. «Я на Гавайях, мам. Собираюсь вернуться домой, но, боюсь, это займет больше времени, чем я думала, – удалось расслышать Джералдин. – Господи! Мама! Кажется, у тебя там намечается шумная вечеринка. Кто такие Орландо и Шолто? Похоже, какие-то важные персоны. А еще какой-то Хьюго и этот Мэтт, от которого ты явно без ума? Надеюсь, когда я вернусь, ты еще не успеешь выскочить замуж?»
Примми рассмеялась и велела Люси не болтать глупостей. Мэтт забрал у Примми зеленые ветки и принялся украшать ими комнату. Он тоже слышал разговор Примми с дочерью, по-видимому, его скорее разочаровало, что тайна вышла наружу, чем смутили слова Люси.
Немного позднее, вечером, Кики с Бреттом отправились в Пензанс вручать подарки сестре Бретта, Джералдин, Примми, Мэтт, Артемис и Хьюго поехали в Каллело на рождественский концерт, а Орландо, Шолто и Джош совершили поход по местным пабам.
В рождественское утро, пока самые молодые обитатели дома еще спали, кое-кто уже получил подарки.
– «Харлей»? Красный «харлей»? – потрясенно воскликнула Кики, когда Бретт с ревом подъехал к Рутвену на рождественском подарке. – Но как тебе это удалось? Это же совершенно невозможно! Он, должно быть, стоит не одну тысячу!
– Вообще-то он подержанный, хотя все равно проделал дыру в нашем бюджете, – сдержанно заметил Бретт. – Но я подумал, что мы будем вместе кататься на нем и получим море удовольствия.
– Море удовольствия? – Кики порывисто обняла Бретта, не помня себя от восторга. – Что ты, гораздо больше! В последний раз я каталась на «харлее» в пятнадцать лет, и это лучшее воспоминание моей жизни!
– Кольцо? Ох, Хьюго. Оно великолепно. Просто чудо.
На черной бархатной подушечке сверкал старинный сапфир квадратной формы, окруженный бриллиантами. Понимая, что вот-вот заплачет, Артемис восхищенно вздохнула и порадовалась, что в празднично убранной гостиной с наряженной елкой нет никого, кроме них двоих. Она достала кольцо из коробочки и надела на безымянный палец правой руки.
Хьюго мягко взял Артемис за руку, снял с пальца кольцо и надел его на безымянный палец ее левой руки. Артемис в смятении затаила дыхание, и тогда Хьюго торжественно опустился на одно колено и взволнованно заговорил:
– Я собирался подождать, пока ты будешь свободна, дорогая, но просто не в силах больше терпеть. Мне важно знать, что ты ответишь. Ты выйдешь за меня, Артемис? Согласишься ли ты осветить мою жизнь и сделать меня счастливым? Станешь ли ты моей женой?
– О да! – Артемис даже не пыталась сдержать слезы радости. Она снова любима! И на этот раз любят ее саму, а не какой-то придуманный образ. – О да, Хьюго! – воскликнула она, принимая из его рук белоснежный носовой платок из ирландского полотна. – Я хочу выйти за тебя замуж!
Еще до того, как Примми увидела свой удивительный рождественский подарок, утро принесло ей немало радостей. На дворе было еще темно, когда она отправилась в теплый, освещенный электричеством коровник к Мейбеллин, а потом подоила Злючку Элис в новом просторном сарае, оснащенном всеми современными удобствами. Примми не переставала поражаться тому, как сильно изменилась ее жизнь с прошлого Рождества, когда она была горожанкой, жила в Лондоне и едва ли могла бы отличить корову от быка.
Она вышла из уютного обиталища Элис, как раз когда Бретт с ревом подкатил к дому на своем «харлее». После упоительной утренней поездки на мотоцикле вместе с Кики Примми уединилась на кухне, красиво украшенной плющом и остролистом. Слушая рождественское песнопение, она начинила индейку каштанами, которые накануне успела приготовить Артемис. Потом Примми натерла птицу маслом, обложила грудку тонкими ломтиками бекона, завернула индейку в фольгу и поставила в печь.
Когда появился Хьюго с маленьким подарком, завернутым в золотистую бумагу, Примми чистила картошку. Но довольно быстро она бросила свое занятие. В кухню ворвалась Артемис и сообщила, что они с Хьюго помолвлены. Все приготовления к рождественскому обеду тут же оказались забыты.
Артемис разбудила Орландо и Шолто и объявила им свою новость. А Примми с тем же радостным известием разбудила Джералдин.
Сонные сыновья Артемис мужественно спустились вниз, чтобы выпить шампанского за здоровье матери и ее жениха. Тогда же прибыл Мэтт и появился бледный Джош, у которого с похмелья раскалывалась голова.
Но вот все поздравления закончились и заговорил Мэтт:
– А теперь настало время вручить тебе мой подарок, Примми.
– Сейчас? У всех на глазах? – смутилась Примми. – А не может это подождать, пока я приготовлю хлебный соус?
– Ну уж нет! Но прежде чем внести подарок в гостиную, я завяжу тебе глаза.
Примми весело захихикала, понимая, что всем вокруг, кроме нее самой, уже известен секрет подарка, и безропотно позволила завязать себе глаза бирюзовым шелковым шарфом Джералдин.
– Порядок, – властно объявил Мэтт. – А теперь садись на диван и жди.
Примми послушно опустилась на софу. Похоже, в гостиную сейчас внесут что-то тяжелое, подумала она. Уж больно много суматохи поднялось вокруг подарка. Джералдин села рядом и взяла ее за руку, а Артемис села по другую сторону и тоже сжала ладонь Примми.
– Отлично, – провозгласил Мэтт. – Этот подарок, Примми, не от меня одного. Я никогда не узнал бы, как тебе нравится эта вещь, если бы Артемис мне не сказала. И я не смог бы купить ее, если бы Хьюго не сбавил для меня цену. Но я дарю тебе это от всего сердца, дорогая, с любовью и благодарностью за то, что ты по-настоящему изменила мою жизнь. Изменила намного больше, чем я мог себе представить.
Стоя у нее за спиной и ласково поглаживая ее по плечу, Мэтт снял повязку, и Примми увидела перед собой восхитительное, наполненное живой игрой красок полотно «Летние воспоминания».
Ее захлестнула волна благодарности и восторга. Она всплеснула руками, не в силах поверить своим глазам. На мгновение показалось, что сейчас она последует примеру Артемис и расплачется.
Примми порывисто схватила Мэтта за руку.
– Спасибо тебе, Мэтт. Огромное спасибо. Это самый прекрасный, самый удивительный рождественский подарок в моей жизни.
После рождественских праздников жизнь в Рутвене вошла в свою обычную колею, и Примми чувствовала бы себя совершенно счастливой, если бы не постоянная тревога за Джералдин. В конце января та еще раз съездила в Париж и встретилась с мистером Циммерманом, но на этот раз Примми так и не дождалась звонка с радостным известием о том, что донор наконец нашелся.
– Так что же на самом деле происходит с Джералдин? – озабоченно спросила Артемис, когда они с Примми шагали к курятнику по покрытой инеем траве. – У нее всегда изможденный вид, и, сказать по правде, я еще никогда не видела, чтобы у кого-то так часто шла носом кровь. Когда я ее спрашиваю, она отвечает, что это простое малокровие, анемия, но, мне кажется, тут что-то другое, верно?
Примми страстно хотелось бы поделиться с Артемис своей болью, но она не могла нарушить слово, данное Джералдин.
– У Джералдин действительно анемия. Правда, – подтвердила она, закрывая за собой дверцу курятника.
– Тогда доктор должен прописать ей железо. В Каллело есть хороший травник. Завтра я к нему зайду и спрошу, что он посоветует.
На следующее утро Артемис как раз собиралась выйти из квартиры над галереей, когда зазвонил телефон. Она отложила сумочку и сняла трубку, думая, что звонит Хьюго.
– Артемис? – Молодой девичий голос звучал резко и пронзительно, словно женщина на другом конце провода находилась на грани истерики. – Это Серена Кемпбелл-Тинн. Произошел несчастный случай. Руперт вылетел из седла, и лошадь обрушилась прямо на него. Он… – Серена разрыдалась, и какой-то мужчина взял у нее трубку.
– Миссис Гауэр? Руперт сильно пострадал и хочет видеть вас. Он в Бристольском королевском госпитале, в реанимации.
Артемис покачнулась. Казалось, она вот-вот упадет в обморок.
– Мальчики… Орландо и Шолто… они знают? Они с отцом?
– Орландо уехал в Америку кататься на лыжах. Мы сумели с ним связаться, и он уже на пути в Англию. А ваш младший сын сейчас в госпитале.
Потрясенная Артемис попыталась осмыслить услышанное.
– Жизнь Руперта в опасности?
– Он в критическом состоянии, – повторил мужчина, – и хочет видеть вас.
– Тогда я сейчас приеду. Это займет около трех часов.
Повесив трубку, она немедленно позвонила Хьюго.
– Руперт… – пролепетала она, дрожа как в лихорадке. – Он сильно пострадал. Может быть, даже смертельно. Мужчина, который говорил со мной, сказал, что Орландо летит домой из Америки. Он бы не сделал этого, если бы Руперт не был при смерти.
Понимая, что его драгоценный ангел не в том состоянии, чтобы сесть за руль и ехать в больницу к мужу, Хьюго коротко сказал:
– Я еду с тобой. – И положил трубку.
Артемис сидела рядом с Хьюго, который вел машину на скорости девяносто миль в час, и слезы текли по ее щекам.
– Я расстроена не потому, что по-прежнему люблю его, – всхлипнула она, комкая в руке знакомый белый полотняный платок. – Просто у меня остались к нему родственные чувства. Разве может быть иначе, если мы прожили в браке тридцать два года? Он хочет меня видеть. Мне кажется, я не смогу вынести, если он вдруг захочет извиниться. Руперт никогда в жизни не извинялся. Он даже слов таких не знает.
В госпитале дурное предчувствие только усилилось, и Артемис, крепко сжимая руку Хьюго, дала отвести себя в отделение реанимации. Там, в комнате для ожидания, стояли Шолто и Серена.
– Папа сильно пострадал, – подал голос белый как мел Шолто. – Ему уже сделали операцию, но надежды почти никакой. Это будет чудо, если отец выживет.
Артемис посмотрела на Серену и едва узнала ее. Девушка тяжело и прерывисто дышала, а под глазами у нее чернели круги. Оставив Хьюго в обществе Шолто, Артемис отправилась в палату к Руперту.
Он лежал с закрытыми глазами, окруженный мониторами, увешанный трубками и капельницами. Его лицо наполовину скрывала кислородная маска. Артемис тяжело опустилась на стул рядом с кроватью. Колени ее подгибались. Конечно, Руперт не будет просить ее вернуться, если выкарабкается. В этом Артемис не сомневалась. Она была уверена, что он хочет извиниться за годы неверности и за ту грубую бесчувственность, с которой оборвал их неудачный брак.
– Руперт? – хрипло прошептала она. – Я здесь, Руперт. Это я, Артемис. – Она осторожно взяла его за руку.
Руперт открыл глаза. Из его горла вырвался булькающий звук. Сестра шагнула к кровати и сняла с лица Руперта кислородную маску.
– Дьявол… – с усилием пробормотал он. – Проклятая лошадь… – Руперт замолчал, собираясь с силами, потом снова заговорил: – Мне нужно кое-что тебе сказать, Артемис. – Слова давались ему с трудом.
Глаза Артемис наполнились слезами.
– Это не важно, Руперт. Мне не нужны извинения. Я просто хочу, чтобы ты поправился.
Голова Руперта дернулась.
– Речь не о нас с тобой, Артемис. – Он снова закрыл глаза и произнес: – Это касается Дестини.
Артемис показалось, что Земля вдруг перестала вращаться. Это было так неожиданно, так трогательно. Руперт никогда не говорил о Дестини, а теперь, думая, что умирает, вдруг начал этот разговор.
Руперт медленно открыл глаза и долго молчал. Потом его лицо мучительно исказилось, и он неохотно заговорил:
– Она не умерла. Прости, Артемис. Я хотел как лучше. Она не утонула. Не умерла. Дестини жива.
Глава 29
Несколько мгновений Артемис сидела молча, оглушенная словами мужа. Долгие годы Руперт решительно отказывался произносить имя Дестини, так неужели после всех этих лет ему вдруг так отчаянно захотелось видеть девочку в живых, что его затуманенный наркозом мозг выдал желаемое за действительное?
Она ласково склонилась над ним и мягко прошептала:
– Ты ошибаешься, Руперт. Пожалуйста, не надо разговаривать. Тебе это вредно. Отнимает слишком много сил. Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, в госпитале, я останусь. Шолто тоже здесь, и Орландо скоро…
Руперт издал жуткий гортанный звук.
– Господи, Артемис, – с усилием выдохнул он. – Ты можешь хотя бы раз меня выслушать? Просто послушай.
Зеленые зигзаги на экране ближайшего монитора резко задергались. Артемис со страхом посмотрела на них, раздумывая, не лучше ли уйти.
– Я не собирался говорить тебе… Не видел смысла. – Руперт помедлил. – Это ты во всем виновата, Артемис. Дестини следовало отдать в специальный интернат, а ты и слышать об этом не хотела. Ты упорно желала взвалить на себя эту обузу, оставить дома ребенка, который требовал к себе чудовищно много внимания. Это никак не вязалось с нашим образом жизни. Это было бы несправедливо по отношению к тебе, ко мне, да и к самой Дестини. И я решил эту проблему единственно возможным способом. Пока ты была в больнице, я поместил Дестини в интернат и сказал тебе, что она утонула.
Руперт внезапно замолчал. Глаза его закрылись. Линии на мониторе бешено заметались.
– Все. Довольно, – отрывисто бросила сестра. – Пожалуйста, покиньте палату, миссис Гауэр. Выйдите немедленно.
Но Артемис не обратила внимания на ее слова. Она крепко вцепилась в руку Руперта, желая, чтобы он пришел в себя и открыл глаза.
– Где ты ее оставил? – исступленно выкрикнула она. – Если это правда, то где ты оставил Дестини? – Стремясь услышать хотя бы слабый шепот в ответ, Артемис сползла со стула и опустилась на колени перед кроватью. – Руперт! Пожалуйста, Господи! В какой интернат ты ее поместил? Где она теперь? Где наша дочь?
Отклика не последовало.
В палату ворвалась толпа людей в белых халатах. Врачи бросились к Руперту, а два санитара подхватили Артемис под руки, рывком поставили на ноги, вытащили из палаты и втолкнули в комнату ожидания.
– Что, скажите на милость… – начал Хьюго, кидаясь к Артемис, чтобы освободить ее из лап санитаров.
– Что случилось? – взвизгнула Серена. – Руперт умер?
– Она жива, – бессвязно пробормотала Артемис, обращаясь к Шолто. – Дестини жива. Твой отец только что сказал мне. Она жива, и он все эти годы знал об этом.
Хьюго обнял Артемис за плечи и прижал к себе. В это мгновение ей следовало бы удариться в слезы, но впервые в жизни она была слишком потрясена, чтобы плакать. Она словно оцепенела. Ее сотрясала дрожь.
– А папа? – Шолто совершенно не интересовало, жива или нет его приемная сестра, которую он никогда не знал. – Почему все туда побежали? Ему стало хуже? Он ведь не умер, правда?
Артемис отрешенно покачала головой.
– Дестини жива, – повторила она, на этот раз обращаясь к Хьюго. – Моя маленькая девочка жива!
Хьюго, который представления не имел, о чем она говорит, но по лихорадочной беготне в отделении реанимации угадал, что вот-вот последуют самые плохие новости, мягко взял дрожащую Артемис под руку.
– Давай выйдем в коридор, дорогая. Ты все расскажешь и объяснишь мне там. – Бережно поддерживая Артемис, которая почти повисла на его руке, Хьюго вывел ее в безлюдный коридор. – Какая дочь, дорогая? Та маленькая девочка, о которой ты мне рассказывала? Она утонула в пятилетнем возрасте. Как же она может быть жива?
Артемис затрясло с новой силой.
– Он это сделал. Руперт, – с трудом выдавила она. Ее зубы громко стучали. – У Дестини были трудности с обучением… а его это раздражало. Он стыдился малышки. Хотел сдать ее в детский дом. Дестини была чудесной девочкой, нежной, любящей и очень смышленой в некоторых вещах… она хорошо рисовала карандашом и красками. Она была счастлива. А он… Руперт… отвез ее в Испанию… на нашу виллу… позвонил мне и сказал, что она умерла… утонула. А она не утонула! Не утонула!
У Хьюго на мгновение перехватило дыхание от ужаса.
– Ты хочешь сказать, что он солгал тебе? Но как же это могло сойти ему с рук? Ты ведь видела ее свидетельство о смерти? Знала, где она похоронена?
Артемис растерянно заморгала, в ее глазах мелькнуло замешательство, и Хьюго сразу стало все ясно. Руперту не составило труда обвести жену вокруг пальца. Артемис и в голову не пришло потребовать у него свидетельство о смерти дочери.
– Он поместил ее в приют. Он отдал в детский дом нашу пятилетнюю девочку! – Артемис представила себе, как испугалась малышка, как снова и снова отчаянно звала маму. На мгновение ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание. – Как же он мог так поступить, Хьюго? Как можно быть таким жестоким, таким бессердечным?
– Папа умер. – Хлопнула дверь, и в коридор вышел Шолто. Он встал, хмуро глядя на обнимающуюся пару. – Думаю, мне лучше остаться с Сереной, – коротко бросил он. – Наверное, она сейчас нуждается во мне гораздо больше, чем ты.
Шолто резко отвернулся, но Артемис не сделала попытки броситься за ним или окликнуть. Все ее мысли были заняты сейчас Дестини, а не горем Шолто.
– Он так и не сказал мне, где оставил ее! – Она в ужасе посмотрела на Хьюго. – Как же я найду свою девочку, если даже не знаю, куда он ее поместил?
Хьюго крепко взял ее под руку и повел по коридору к выходу.
– Мы найдем ее, – уверенно заявил он. – Надо обратиться в организацию, занимающуюся поиском потерянных близких. У вас в стране должен быть аналог американского Бюро пропавших без вести.
Артемис внезапно остановилась и оторопело уставилась на Хьюго.
– Нет, – покачала она головой. – Сначала надо рассказать обо всем Примми!
Время близилось к семи, когда они въехали в открытые ворота Рутвена. В окнах первого этажа горел яркий свет, аккуратные, чистенькие занавески выглядели необыкновенно нарядно, и на фоне безлюдного заснеженного мыса дом казался уютным и теплым, как на рождественской открытке.
– Ты не сможешь подготовить ее к этой новости, дорогая, – рассудительно заметил Хьюго, который так до конца и не оправился от потрясения, узнав, что Дестини – родная дочь Примми. – К подобной новости вообще невозможно подготовить. Просто скажи ей все как есть. Без всяких недомолвок и намеков.
Они вошли в дом через боковую дверь, миновали прихожую и прошли на кухню. Примми, Кики, Джералдин, Бретт и Мэтт сидели за столом, покрытым клетчатой скатертью. Вооруженная половником Примми разливала по тарелкам суп из огромной дымящейся супницы, Мэтт нарезал крупными ломтями теплый свежеиспеченный хлеб, а Бретт щедрой рукой наполнял бокалы красным вином. Он только что сказал что-то смешное, и все покатились со смеху.
– Вы как раз вовремя! – с улыбкой воскликнула Примми, вставая, чтобы приветствовать гостей. – Могу предложить суп с морковкой и пастернаком, а в холодильнике есть паштет.
– Спасибо. Мы с удовольствием попробуем суп, Примми. – Артемис нерешительно остановилась посреди кухни, где рядом с теплой печкой пушистым клубком свернулся Рэгз. – Думаю, тебе лучше сесть, дорогая, – непослушными сухими губами проговорила она. – У меня есть для тебя новости. Важные новости.
Примми застыла в замешательстве. Вряд ли Артемис стала бы подобным образом готовить ее к смерти Руперта.
– Хорошие новости или плохие? – осторожно спросила она, с тревогой вглядываясь в белое лицо Артемис, в ее лихорадочно горящие глаза.
– Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушала, Примми. Когда Руперт сказал мне об этом, поначалу я ему не поверила. Не могла поверить. Это слишком ужасно и слишком невероятно, это потрясающе.
Бретт отставил бутылку с вином, подвинул свой стул и закинул ногу на ногу, выжидающе глядя на Артемис. Кики закурила сигарету. Джералдин отпила глоток вина. Легкая морщина пересекла ее лоб. Мэтт бросил на Примми встревоженный взгляд.
Примми медленно опустилась на стул.
– Ладно, – кивнула она, заметно нервничая. – Начинай.
Артемис облизнула губы и заговорила тихо и монотонно:
– Дестини не утонула двадцать пять лет назад, Примми. Я рассказывала тебе, что малышка немного отстает от сверстников в развитии. Дестини испытывала трудности в обучении. Ничего серьезного, но Руперта это смущало. Он не хотел, чтобы люди вокруг судачили, что его ребенок не блещет обширными познаниями. Когда я лежала в больнице после аварии, он воспользовался моей неподвижностью и поместил Дестини в специальный интернат, а потом позвонил мне из Испании и сказал, что она утонула. – Артемис снова облизнула губы. – Он признался во всем только что, буквально за несколько минут до смерти. Должно быть, это правда.
На бесконечно долгое мгновение время остановилось.
Артемис показалось, что все в комнате затаили дыхание.
Потом у Примми вырвался взволнованный возглас:
– О Господи! – Она медленно поднялась на ноги и со слезами на глазах, пошатываясь, шагнула к Артемис. – Я не могу поверить. Неужели это правда? – Слезы потекли по ее щекам. – Если Дестини жива, мы можем ее найти, Артемис. Мы можем вернуть нашу девочку.
Охваченные внезапно вспыхнувшей надеждой, они бросились друг другу в объятия.
Не вполне понимая суть произошедшего, Бретт наклонился к Кики и тихо шепнул:
– Кто такая эта Дестини? Дочь Артемис? Ее сестра?
Кики нервно провела рукой по огненно-рыжим вихрам. Казалось, она мгновенно постарела. Теперь Кики вполне можно было дать ее пятьдесят два года.
– Нет. Она дочь Примми, родившаяся вне брака. Артемис удочерила ее. В пятилетнем возрасте Дестини поехала с отцом в Испанию и там утонула. Вернее, он сказал, что девочка утонула.
– Черт побери! – Примми и Артемис продолжали стоять обнявшись, переживая самый волнующий момент в своей жизни, и Бретт тихонько пробормотал: – Шутка ли, вдруг обнаружить, что умерший ребенок, оказывается, вовсе не умер. Тут у кого угодно нервы сдадут. Неудивительно, что они обе в шоке.
– Я тоже. – Кики оцепенело уставилась перед собой. – Внутри у меня полный раздрай. – Она сжала руку Бретта. – Я никогда ее не видела, но Дестини была моей сестрой по отцу. Моей единственной сестрой.
Когда Бретт уяснил для себя смысл ее слов, глаза его округлились от изумления. Значит, Примми и отец Кики…
– Прежде всего нам надо выяснить, когда муж Артемис сдал Дестини в приют, – решительно заявил Мэтт, обращаясь к Хьюго. – До поездки в Испанию или после.
– Если до Испании, то найти ее будет сравнительно просто. – Хьюго открыл буфет, где стояла бутылка «Беллз». – Сколько ей сейчас лет? Двадцать девять? Тридцать?
– Тридцать, – откликнулась Джералдин и понизила голос, чтобы ее не услышали Примми и Артемис: – Но если Руперт отдал девочку в приют в Испании, ее будет не так-то легко найти, Хьюго.
Джералдин не стала высказывать свои худшие опасения. Руперт Гауэр вполне мог избавиться от приемной дочери, оставив ее в Испании под вымышленным именем. Ему легко удалось бы проделать такое. У Руперта всегда водились деньги. Этими деньгами он оплатил многолетнее пребывание Дестини в приюте. Он мог позволить себе любые траты, чтобы замести следы.
Возможно, Руперт продолжал платить за содержание Дестини в приюте и после ее совершеннолетия. Это зависело от того, насколько сильны оказались у девочки трудности в обучении. Артемис всегда утверждала, что они незначительны. Руперт считал их настолько серьезными, что стыдился дочери и полагал, что она не сможет занять достойное место в обществе. Неизвестно, кто из них был прав. И все же, если Руперт до последнего времени продолжал платить за содержание Дестини, счета должны лежать в его бумагах, и Артемис, как вдова, легко получит доступ к ним. Это может оказаться ниточкой, ведущей к Дестини.
