Текст книги "Такая разная любовь"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
По взволнованным лицам зрителей Артемис поняла, что в игре, должно быть, произошел перелом, который она пропустила, и если Руперт забьет сейчас гол, его команда выиграет.
Руперт занес клюшку и вложил в удар всю свою силу. В следующий миг мяч влетел в ворота под приветственные крики публики.
– Вот это финал! Незабываемое зрелище, правда? – воскликнула женщина, сияя улыбкой. – Кстати, меня зовут Олуин Кент. Мой сын Ланс играл в команде Руперта Гауэра.
Руперт с победоносным видом подъехал к Серене и обнял ее за плечи. Она приподнялась на стременах и нежно приникла к нему.
– А я Артемис Гауэр, – представилась Артемис, следя глазами за мужем и лихорадочно раздумывая, что же ей делать. – Жена Руперта.
У Олуин Кент в ужасе отвисла челюсть. Артемис не стала дожидаться, пока Олуин начнет неуклюже извиняться, пытаясь сгладить неловкость. Она отвернулась и принялась пробираться к площадке, где должны были награждать победителей. Конечно, синее шелковое платье в горошек бросалось в глаза, словно дыра на картине, но Артемис не сомневалась, что муж до сих пор не заметил ее присутствия.
Руперт легко спешился. В розовой рубашке, белых брюках и сапогах для верховой езды он был необыкновенно хорош собой. Олуин Кент сказала правду. Он действительно выглядел на добрый десяток лет моложе своих пятидесяти шести. Его волосы, чуть тронутые сединой на висках, сохранили природный черный цвет, а тело благодаря постоянным занятиям спортом казалось худощавым и гибким. Артемис прекрасно понимала, почему молодые женщины так и липнут к ее мужу.
Под гром аплодисментов Руперт вышел вперед. Артемис отстраненно наблюдала, как мужу вручают приз. Ее не покидало ощущение, что перед ней незнакомец.
Артемис давным-давно перестала посещать матчи, не проявляя особого интереса к этой стороне жизни Руперта. Снова став матерью, все свое время Артемис отдавала приемным детям – Орландо и Шолто. Она предпочитала сама присматривать за сыновьями. Будучи главой торгового банка, Руперт часто принимал у себя гостей, и Артемис с удовольствием занималась стряпней. Ей нравилась такая жизнь, но домашние обязанности поглощали все ее время и Артемис никак не могла бы играть роль восторженной болельщицы, даже если бы ей этого и хотелось.
С годами рядом с Рупертом стали появляться многочисленные молодые женщины, готовые восхищаться им самим и его игрой. Эта пышная свита доставляла Артемис немало страданий, но ни одна интрижка Руперта не представляла серьезной угрозы их браку. Если не считать Лидии Джерард с ее аристократической родословной.
А теперь в ее жизни появилась Серена Кемпбелл-Тинн, чей отец – бывший председатель Гвардейского поло-клуба. И вполне возможно, эта девица станет для Артемис главной головной болью.
Пока же Артемис решила вести себя так, будто никакой Серены Кемпбелл-Тинн вовсе не существует. Чтобы выжить, следовало любой ценой избегать открытого столкновения и решающего объяснения. Подобная тактика действовала безотказно. Артемис вот уже тридцать два года ухитрялась оставаться в браке, тогда как среди знакомых каждая вторая женщина ее возраста уже давно лишилась мужа.
Руперт опустил приз, который держал высоко над головой, и Артемис, сделав глубокий вдох, как перед прыжком, шагнула вперед, желая попасться ему на глаза.
Если Руперта потрясло или смутило появление жены на матче, где его более чем теплые отношения с Сереной ни для кого не составляли секрета, то он ничем этого не показал.
– Какого черта ты тут делаешь? – процедил он сквозь зубы при ее приближении.
– Я так давно не видела, как ты играешь… Я хотела поговорить с тобой. – Артемис смущенно запнулась – ведь если бы она знала, что Руперт собирается отправиться в Бразилию вместе с Сереной Кемпбелл-Тинн, она с удвоенной энергией настаивала бы на том, чтобы он провел свой месячный отпуск с семьей в Корфу.
Между Артемис и Рупертом прошел молодой человек, ведя за собой взмыленного, покрытого пеной пони. Артемис, которая никак не могла привыкнуть к тому, что поло-пони бывают такими огромными, поспешно отступила, неудачно перенеся вес на больную ногу.
Держа в одной руке приз, Руперт нетерпеливо нахмурился. В его голосе явственно слышалось раздражение.
– Ты бы лучше надела сапоги или кроссовки, Артемис. Здесь не Виндзорский парк и не «Херлингем».
– Да. – Артемис хмуро кивнула, признавая свою ошибку. – Это я уже заметила.
Пони увели, но Руперт не сделал ни малейшего движения навстречу жене. Их разделяли каких-нибудь три-четыре шага, но Артемис они показались непреодолимой пропастью.
Почему он всегда держится так холодно и враждебно? Почему ей постоянно приходится заискивать перед ним, угождать ему? Когда она только познакомилась с Рупертом и без памяти влюбилась, его смуглая оливковая кожа, демоническая красота и угрюмая, резковатая бесцеремонность в духе мистера Хитклифа казались ей очень романтичными. Теперь же грубая прямолинейность Руперта смущала ее и пугала.
– Я подумала, что мы могли бы провести остаток дня вместе, – предложила Артемис, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно и весело или по крайней мере непринужденно.
Руперт недоуменно поднял брови:
– В конюшне? – Его насмешливый взгляд скользнул по вызывающе элегантному платью жены. – Не думаю, что это удачная мысль.
Артемис мучительно пыталась найти подходящие слова, чтобы разрядить атмосферу, но ничего не приходило в голову. И тут краем глаза она заметила высокую гибкую фигуру в узких брюках для верховой езды. Стройная блондинка определенно направлялась к ним.
Артемис с шумом втянула в себя воздух. Серена догадалась, или ей кто-то сказал, что Руперт разговаривает с женой. Нужно совсем не иметь никакого представления о приличиях, чтобы показаться на глаза Руперту в такой момент.
Артемис изобразила презрительную улыбку и приготовилась обдать нахалку ледяным душем: «Очень приятно познакомиться, я жена Руперта». По ее расчетам, подобный маневр должен был выбить почву из-под ног у Серены. Но этот прием не сработал. Серена даже не удостоила ее взглядом.
– Какой великолепный матч, Ру. – Она подошла к Руперту и невозмутимо взяла его под руку. – Я совершенно взмокла. Пот льет с меня ручьем. – Серена шаловливо провела пальцем по блестящей от пота шее Руперта, затем повернулась к Артемис и медленно, дерзко и развязно облизнула мокрый от пота палец. Артемис издала какой-то булькающий звук. Казалось, она сейчас задохнется. Серена лениво ухмыльнулась ей в лицо. – А вы Артемис? – Она насмешливо склонила голову набок, разглядывая соперницу. Должно быть, ей показалось забавным, что жена Руперта – толстая, нелепо одетая женщина, настолько старая, что вполне годится ей в матери.
Нервное напряжение Артемис сменилось гневом. Она готова была взорваться.
– Для тебя – миссис Гауэр! И не смей прикасаться к моему мужу у меня на глазах!
В полной уверенности, что Руперт не меньше ее возмущен наглым и бесстыдным поведением Серены Кемпбелл-Тинн, Артемис повернулась к нему, ища поддержки.
Но к ее изумлению, Руперт и не подумал прийти ей на помощь.
Вместо того чтобы с презрением отшатнуться от Серены или уничтожить ее взглядом, Руперт лишь безразлично пожал плечами:
– Ты же все понимаешь, Артемис. Это не слишком подходящее место для выяснения отношений, но тебе рано или поздно все равно пришлось бы узнать о нас, так почему бы не теперь. Я люблю Серри и собираюсь жениться на ней. Лучшее, что ты можешь сделать, – это пойти домой. Мальчикам я расскажу сам, так что тебе нет нужды что-то им объяснять.
Артемис уставилась на мужа, вытаращив глаза, не в силах поверить своим ушам. Неужели это правда? Такого просто не может быть! Он не мог этого сказать! Руперт не смог бы вот так запросто покончить с их совместной жизнью, выкинуть на свалку тридцать два года брака, и сделать это на игровом поле, на виду у сотен людей!
И все же он смог.
Артемис поняла это, глядя на Руперта и Серену, стоявших в обнимку словно супружеская пара.
Все поплыло у нее перед глазами. Артемис пошатнулась; казалось, она вот-вот потеряет сознание. Но страх подвергнуться еще большему унижению заставил ее взять себя в руки. Ведь она слишком тяжелая; стоит упасть, и никто не сможет ее поднять и унести, а значит, придется лежать здесь бесформенной грудой, пока не придет в себя. Артемис сделала глубокий вдох, стараясь выровнять дыхание.
– Ты подонок! – прошипела она, когда снова смогла заговорить. – Ты просто законченный негодяй!
Руперт глубоко вздохнул.
– Ради Бога, Артемис, – нетерпеливо бросил он. – К чему вся эта драма? Нам надо было расстаться давным-давно. Прекрати вести себя как рыбная торговка. Ты не в Ротерхите.
Презрительный тон Руперта окончательно ее уничтожил. Она публично выставила себя на посмешище и ничего не добилась. Нужно скорее бежать от этого кошмара. Тогда, может быть, еще удастся что-то спасти.
Но, встретив неприязненный взгляд Руперта, Артемис поняла, что обманывает себя. Руперт не откажется от своих слов, их браку пришел конец. Она потеряла мужа. Разбитая и несчастная, Артемис побрела прочь, спотыкаясь, будто слепая. А был ли у нее муж? Или все эти годы она лишь разыгрывала жалкую, нелепую комедию, называя ее браком?
Артемис шла, не разбирая дороги, и толпа расступалась перед ней. Внезапно словно из-под земли рядом возникла Олуин Кент.
– Скажите, где вы живете, и я отвезу вас домой, – предложила она, подхватив Артемис под руку, когда та снова споткнулась на вытоптанном лошадьми дерне.
– Спасибо. – Артемис заплакала. Не отчаянно и исступленно, а беззвучно и безнадежно. – Как он мог так поступить? – Олуин уверенно вела ее к стоянке машин. Слезы текли по щекам Артемис и капали на шелковое платье в горошек. – Как он мог сделать это здесь? У всех на глазах? Да еще при ней? Почему он так унизил меня?
– Потому что вы были совершенно правы, назвав его подонком. И еще потому, что ему хочется сделать вид, будто он намного моложе своих лет. Он думает, что двадцатилетняя жена поможет ему омолодиться.
Артемис подняла голову и вытерла кулаком слезы.
– Вам это тоже знакомо?
– О да, – откликнулась Олуин Кент, когда они благополучно преодолели игровое поле. – Мой муж бросил меня ради дешевой танцовщицы. Это слишком банальная и грустная история. Она видела в нем один лишь денежный мешок, а он – несчастный глупец – полагал, что встретил любовь, достойную шекспировского пера. – Олуин открыла дверцу своего «ситроена-ксантия» со стороны пассажирского сиденья и помогла Артемис забраться в машину. – Что вам сейчас нужно, так это общество друзей, – заявила она, обходя машину и открывая дверцу водителя. – Настоящих друзей. У вас их много?
Артемис вспомнила о своих подругах по Женскому институту и партии консерваторов и кивнула:
– Да, но это подруги, которые знают меня как миссис Руперт Гауэр; они все поддерживают отношения с моим мужем.
Олуин повернула ключ в замке зажигания и завела мотор.
– В таких случаях хороши друзья, которые целиком на нашей стороне. Как насчет школьных подруг? Они у вас есть?
Артемис порылась в сумке, нашла носовой платок и шумно высморкалась. Слезы по-прежнему струились по ее щекам и капали на платье.
– Да, – кивнула она наконец. – У меня есть три подруги. Но я давно потеряла с ними связь.
Олуин выехала с покрытой дерном площадки для парковки на бетонную дорожку.
– Так найдите их, – решительно заявила она. – Попробуйте воспользоваться интернет-сайтом «Друзья снова вместе». И перестаньте плакать, Артемис. Вы испортите свое прелестное платьице, а ваш муж этого не стоит. Ни один мужчина этого не стоит.
Глава 22
Сентябрь 2003 года
Стояло раннее утро, в воздухе еще держалась ночная прохлада, а на листьях дрожали капли росы. Джералдин плотнее запахнула кремовый шелковый халат, сложила руки на груди и прислонилась к переплету открытого французского окна, глядя на безупречно ухоженный сад.
Розы уже расцвели. Вдоль покрытых гравием дорожек тянулись кусты белоснежного бульдонежа, а окаймленные самшитовым бордюром цветники заполняли нежные, светящиеся изнутри тюльпаны «пуриссима». Это был настоящий парижский сад, здесь царили строгие формы и сдержанные краски. Да и сама Джералдин, прожив в этом городе больше тридцати лет, стала истинной парижанкой. Возможно, поэтому ей удавалось сохранять полнейшую невозмутимость, несмотря на встречу в десять часов.
Становилось светлее: утро вступало в свои права. Джералдин неохотно отвернулась от окна. Она собиралась проверить электронную почту, прежде чем ехать в Нейи, опаздывать и суетиться ей не хотелось. Сегодня, как никогда, Джералдин требовались все ее спокойствие и самообладание.
В девять тридцать, не потрудившись сообщить своей домохозяйке, когда вернется, Джералдин вышла из дома через парадный вход с колоннами в палладианском стиле и минуту спустя остановила такси на оживленном бульваре Мадлен.
– Американский госпиталь, бульвар Виктора Гюго, шестьдесят три. – Она назвала адрес таксисту по-французски, без малейшего акцента.
Такси свернуло налево, на улицу Комартен. Уловив знакомый едкий запах дешевых сигарет «Голуаз», Джералдин откинулась на потрескавшееся кожаное сиденье. Ее внезапно охватила усталость. Сказывалось нервное напряжение последних дней. Что скажет ей мистер Циммерман? Что показали многочисленные анализы крови и костного мозга? И если пробы положительные, то как смириться с вердиктом врачей? Как жить дальше?
Не находя ответов на мучившие ее вопросы, Джералдин бросила в окно безучастный взгляд. Такси вильнуло в сторону, объезжая пешехода. Улица Комартен, как всегда, напоминала гудящий улей. Оживленные кафе, толпы туристов на тротуарах, нарядные магазинчики.
Джералдин всегда нравилось, что рядом с ее домом жизнь бьет ключом. Это придавало особую прелесть ее маленькому, уединенному саду. Во время редких поездок в Англию она не уставала удивляться, почему лондонцы не стремятся, подобно парижанам, перебраться в самое сердце города, а предпочитают жить в предместьях вроде Бикли или Бромли.
Такси пересекло бульвар Осман, и Джералдин перенеслась мыслями в прошлое, вспомнила свои школьные годы в Бикли и длинные солнечные дни, проведенные с Артемис и Примми в саду Петтс-Вуда.
Кики не было в ее мыслях. Джералдин никогда не вспоминала о ней. Никогда.
А вот о Примми и Артемис она думала часто. Джералдин знала, что двадцать пять лет назад Артемис и Руперт при трагических обстоятельствах потеряли ребенка, – она видела в «Таймс» извещение о смерти. Ей было известно, что Примми вышла замуж. Собственно, о жизни Примми за последние тридцать лет она больше ничего и не знала, пока не наткнулась на ее послание на интернет-сайте «Друзья снова вместе».
Конечно, ей пришлось зарегистрироваться, чтобы прочитать письмо, но при регистрации Джералдин и не подумала указать свое настоящее имя. В ее работе подлинные имена служили помехой, и у Джералдин давно вошло в привычку пользоваться вымышленными. К тому же на веб-сайт запросто могла зайти и Кики, а Джералдин не желала ничего знать о ней. Она лишь хотела выяснить, как сложилась жизнь Примми, счастлива ли она.
Такси свернуло направо, направляясь по прямой как стрела улочке к Монмартру, и уголки губ Джералдин дрогнули в подобии улыбки. Примми обладала настоящим талантом быть счастливой, и если она живет сейчас на небольшой ферме в таком живописном месте, как мыс Лизард, то, должно быть, довольна жизнью. Интересно, чем занимаются ее взрослые дети и поддерживает ли Примми отношения с Артемис?
И как всегда, вспоминая о прошлом, Джералдин задумалась о Френсисе.
Живя с Кики в Америке, он время от времени звонил отцу, и дядя Пирс всякий раз сообщал о его звонках Джералдин.
Но телефонные звонки прекратились, когда Кики бросила Френсиса, сменив его на предприимчивого американского продюсера и – если верить музыкальным журналам – страстного чернокожего любовника младше ее на несколько лет.
Шло время, от Френсиса не было никаких известий, и Пирс Шерингем отступился от своего решения оборвать все связи с сыном. Он вылетел в Лос-Анджелес, чтобы найти Френсиса, но не нашел.
– Кики Лейн понятия не имеет, где он, и ее это совершенно не интересует, – мрачно поведал он Джералдин. – Все его знакомые утверждают, что у Френсиса серьезные проблемы с наркотиками. Должно быть, поэтому он и исчез. Говорят, он уже давно оставил попытки вернуться к нормальной жизни. Все, что нам с тобой остается, Джералдин, – ждать, когда он сам объявится.
Справа от авеню Клиши простиралось обширное кладбище Монмартр. Джералдин никогда особенно не интересовалась кладбищами, и меньше всего ей хотелось думать о них сейчас.
Ее мысли снова вернулись к Френсису. Дядя Пирс давно смирился с мыслью, что сын умер.
– Если его нет в живых и он не оставил после себя детей, то имение наследуешь ты, Джералдин, как моя ближайшая родственница. Тебе придется выплатить немалый налог на наследство и молиться, чтобы здесь и дальше проводились деловые переговоры, свадебные торжества, стрельба по мишеням, ярмарки изделий художественных промыслов – словом, все, что способно приносить прибыль. Мне самому не по силам всем этим заниматься, и жизнь в имении еле теплится. Тебе придется взять дело в свои руки или же передать Сидар-Корт Национальному тресту [40]40
Национальный трест – организация по охране исторических памятников и достопримечательностей Англии, Уэльса и Северной Ирландии; финансируется за счет частных пожертвований и государственных ассигнований; основан в 1895 г.
[Закрыть]. Мне все равно, – устало заключил он. – Сказать по правде, дорогая, я уже устал вести эту битву. Мне теперь все безразлично.
Джералдин могла бы сказать о себе то же самое. Ее одержимость домом своих предков была лишь страстным желанием жить там с Френсисом и растить детей. Но Кики лишила ее надежды. Теперь, когда ей исполнилось пятьдесят два и у нее нет детей, чтобы передать им фамильное достояние, Сидар-Корт ей просто ни к чему. Все утратило для нее смысл.
Такси нырнуло под эстакаду и вынырнуло у Порт-де-Клиши. Джералдин судорожно сжала серебряную ручку своей сумочки. Вполне возможно, после встречи с мистером Циммерманом ей придется сообщить дяде, что это ему, а не ей предстоит завещать Сидар-Корт Национальному тресту. Если трест согласится. И если Френсис действительно мертв.
Такси остановилось напротив главного входа в госпиталь.
Джералдин вышла из машины и расплатилась с шофером. В дымчато-сером костюме и белой шелковой блузке с длинным воротом, небрежно завязанным на шее наподобие шарфа, она выглядела потрясающе элегантно, входя в кабинет доктора Циммермана.
Как и большинство американцев, он предпочитал откровенность и прямоту.
– Прогноз нельзя назвать благоприятным, мисс Грант, – заявил он после обычного обмена приветствиями. – Впрочем, думаю, вам это известно.
Джералдин медленно провела кончиком языка по нижней губе.
– Да, – согласилась она, сохраняя внешнюю невозмутимость, словно разговор шел о погоде. Лишь побелевшие костяшки пальцев выдавали ее смятение. – И каковы способы лечения?
– У вас особо трудный случай апластической анемии, мы уже обсуждали это во время вашего прошлого визита. Ваш организм отказывается вырабатывать гемоциты – кровяные тельца, – и это сказывается на ткани костного мозга: она содержит жировые клетки – липоциты – вместо кроветворных.
Доктор замолчал, наклонился вперед, оперся локтями о стол и сложил пальцы домиком.
– Единственная по-настоящему действенная мера – пересадка костного мозга.
– И?.. – Сердце Джералдин гулко забилось в груди. О чем он говорит? Ее может спасти операция? Но если так, то почему же прогноз нельзя считать благоприятным?
– Операции по пересадке костного мозга обычно делают пациентам до сорока лет и только при наличии брата или сестры, которые могли бы стать подходящими донорами.
Джералдин открыла рот, чтобы заговорить, но не нашла слов. У нее не было братьев или сестер. И она давным-давно преодолела сорокалетний рубеж. Кончик ее языка снова медленно скользнул по губе.
– А когда эти условия невыполнимы?
– В некоторых случаях, когда донорский материал невозможно получить от близкого родственника, прибегают к помощи доноров-добровольцев. Но при этом риск неизмеримо выше, особенно когда речь идет о пациенте вашего возраста.
Доктор Циммерман угрюмо сгорбился в своем кресле.
– А поддерживающее лечение?
Джералдин никогда не была паникершей. Она и сейчас сохраняла самообладание. Но ее не покидало чувство нереальности происходящего. Как ей удается так холодно и отстраненно говорить о смертельной болезни? Может, в этом есть что-то противоестественное? Вполне возможно – ведь она давно забыла, что значит вести себя естественно.
– Можно продолжать лечить симптомы, как мы это делали до сих пор, делая упор на переливания крови и антибиотики. Существует еще один способ – иммунодепрессивная терапия. Вам назначат так называемый антилимфоцитарный глобулин. Он подавляет иммунную систему организма, и это позволяет тканям костного мозга восстановиться. Но метод довольно опасен: стоит «приглушить» иммунную систему, и человек легко может подхватить любую инфекцию, а организм будет не в силах с ней справиться. К тому же этот метод дает лишь незначительное улучшение и позволяет свести к минимуму необходимость регулярных переливаний крови. Исцеления не произойдет.
Джералдин ощутила внезапный прилив благодарности за то, что доктор не стал ходить вокруг да около и внушать ей бессмысленные надежды. И все же он еще не сказал, каково истинное положение вещей. Как долго ей осталось жить, если донор не найдется?
Словно прочитав ее мысли, мистер Циммерман мягко произнес:
– Без успешной трансплантации у вас есть год, мисс Грант. Может, чуть больше или меньше.
Год. Джералдин словно наблюдала за собой со стороны: вот она поблагодарила доктора и встала. Вышла из кабинета. Покинула госпиталь, остановилась на бульваре, глядя на нескончаемый поток машин. Так что же остается?
Трансплантация все-таки возможна. Какие-то шансы есть. Еще существует иммунодепрессивная терапия и в придачу к ней опасность умереть от любой случайной инфекции. И наконец, ежемесячные переливания крови и антибиотики. Можно продолжать лечение и постепенно приводить в порядок свои дела.
Практичная Джералдин решила выбрать последний вариант. Что же до трансплантации, то здесь все в руках Божьих. Мистер Циммерман, несомненно, сделает для нее все возможное, но было бы глупо рассчитывать, что удастся найти подходящего донора.
Не делая попытки остановить такси, она бесцельно побрела вдоль бульвара. Джералдин хотелось разобраться в себе. Что она почувствовала, узнав, что в пятьдесят с небольшим суждено умереть?
Разумеется, известие ее не обрадовало. Но и не испугало. Почему? Пожалуй, над этим стоило поразмыслить. Но только не сейчас. Сейчас ее переполняла злость. Душил гнев. Сжигала неистовая ярость.
Собственное тело предало ее самым коварным, лживым и подлым образом. Это казалось невыносимым. Отвратительным. В это невозможно было поверить.
Не замечая ничего вокруг, Джералдин пересекла бульвар Виктора Гюго и вышла на авеню Генерала Леклерка – более узкую, но не менее оживленную.
Первые признаки болезни казались обманчиво обыденными, земными. Джералдин стала чаще уставать. Ее кожа приобрела бледный, нездоровый оттенок. На теле ни с того ни с сего стали появляться синяки.
– Ты какая-то вялая, chérie, – озабоченно заметила Доминик за обедом в «Бовийе». – Может, у тебя малокровие? Тебе нужно взбодриться, попробуй какое-нибудь тонизирующее средство.
– Если у меня малокровие, буду пить больше красного вина, – весело отшутилась Джералдин, не придавая особого значения словам Доминик. – Как насчет того, чтобы распить бутылочку бургундского?
Врач взял у Джералдин кровь на анализ, а пока лаборатория готовила заключение, прописал железо.
И вот пришли результаты анализов. Они показали пугающе низкое содержание всех форменных элементов в крови. Тогда-то лечащий врач Джералдин и порекомендовал ей обратиться в Американский госпиталь к мистеру Циммерману. Там у нее взяли анализ костного мозга и костной ткани. И, лишь дожидаясь результатов исследования, Джералдин начала подозревать, что у нее, возможно, кое-что посерьезнее, чем обычное малокровие.
– Количество тромбоцитов в крови менее двадцати тысяч на кубический миллиметр, – угрюмо сообщил ей мистер Циммерман, – а ретикулоцитов менее двадцати пяти.
– Что означает?..
– Что означает серьезное отклонение от нормы. Нормальным считается число тромбоцитов в пределах от ста пятидесяти до четырехсот тысяч единиц на кубический миллиметр крови, а ретикулоцитов – от пятидесяти до ста пятидесяти. Мы проведем дополнительное обследование. И главное: вам требуется немедленное переливание крови – у вас катастрофически мало эритроцитов.
Затем последовали бесконечные анализы крови и костного мозга, все новые и новые переливания.
В конечном счете врачи констатировали болезнь крови с поражением костного мозга, и доктор Циммерман только что сообщил пациентке свое заключение.
Джералдин свернула на бульвар. В голове колоколом отдавались слова доктора: «Без успешной трансплантации у вас есть год, мисс Грант. Может, чуть больше или меньше».
Прежде всего следует убедиться, что ее имя значится во всех списках пациентов, нуждающихся в донорской помощи, а затем привести в порядок дела. Если год – это все, что у нее осталось, значит, так тому и быть. Но прежде хотелось бы кое-где побывать и кое с кем увидеться. Доминик отлично позаботится об эскорт-агентстве. Джералдин не собиралась тратить последние дни на сводничество. Было время, когда работа ее забавляла, но все это осталось в прошлом.
Джералдин криво усмехнулась. Агентство приносило немалые прибыли. Ей удалось создать по-настоящему успешное дело – мечту любого консультанта по вопросам управления. Вышколенный персонал, безупречная трудовая дисциплина, исключительная мобильность благодаря эффективному использованию портативных компьютеров и мобильных телефонов, низкие накладные расходы, щедрые клиенты и до неприличия высокие доходы.
Конечно, начиная дело, Джералдин не думала, что посвятит ему всю жизнь, но руководить эскорт-агентством оказалось на удивление легко и приятно. Джералдин всегда принадлежала самой себе. Ни хозяев, ни начальников. Никто не указывал ей, что делать.
Позднее ей странно было вспоминать, что когда-то, пускай и недолго, она сама сопровождала клиентов – ведь секс занимал в ее жизни далеко не главное место. То было время полного безразличия ко всему. Джералдин рассталась со своей давней и страстной мечтой продолжить род Шерингемов и дать Сидар-Корту новую жизнь. А все остальное просто не имело значения.
Мысли Джералдин снова вернулись к тому единственному человеку, воспоминания о котором преследовали ее неотступно.
К Френсису.
Дядя Пирс никогда не мог понять, почему Френсис так и не вернулся в Англию после расставания с Кики, но Джералдин всегда подозревала, что виной тому чувство стыда. Френсис испытывал мучительный стыд за свое пристрастие к наркотикам и за то, как обошелся со своей невестой. Не в силах показаться на глаза ей или отцу, он предпочел просто исчезнуть, затеряться на необъятных просторах Америки.
Поэтому Джералдин так и не смогла сказать ему, что она тоже во многом раскаивается.
– Tiens! [41]41
Здесь: Еще чего!
[Закрыть]– возмущенно воскликнула Доминик, когда Джералдин как-то раз призналась, что ее мучает совесть. – О чем это ты, chérie? С чего тебе раскаиваться? Разве это ты бросила его в день свадьбы? Тебе абсолютно не в чем себя упрекнуть.
– Это я хотела, чтобы мы поженились, – возразила Джералдин. – Так решили мы с мамой и дядей Пирсом.
Теперь, будучи уже зрелой женщиной, Джералдин понимала, что, когда зашел вопрос о женитьбе, Френсис поступил так, как поступал всегда. Он не стал возражать, легко подчинился обстоятельствам, уступил воле тех, кто оказался сильнее. А потом появилась Кики, и Френсис стал ее продюсером. Он соприкоснулся с миром поп-музыки и сразу же нырнул в него с головой. Он открыл для себя новую жизнь, волнующую, быстротечную, яркую. Френсис был очарован. Ему показалось, что именно к этому он и шел долгие годы. Ему отчаянно не хотелось расставаться с шоу-бизнесом. И если в конце концов он бросил все и отправился в Индию с хиппи, то лишь потому, что на этом настояла Джералдин.
Но он мечтал вернуться в свой волшебный мир. Ему не терпелось снова погрузиться в беспорядочный, суматошный водоворот, ставший его жизнью. И даже если бы Кики не стремилась заполучить Френсиса в продюсеры, он сам вывернулся бы наизнанку, чтобы занять место рядом с ней.
Кто-то случайно толкнул погруженную в свои мысли Джералдин. Оглядевшись, она с изумлением обнаружила, что стоит на площади Аббесс в квартале Монмартр.
Не обращая внимания на красочные панно в стиле модерн, украшавшие вход в подземку, она поднялась по лестнице к церкви Святого Иоанна Евангелиста. Ей пришло в голову, что теперь, когда она точно знает, что не бессмертна, самое время задуматься о смысле жизни. Но Джералдин никогда не увлекалась религией. Даже сейчас она не испытала внезапного желания войти в церковь.
Джералдин дошла до конца переулка и свернула направо, на улицу Равиньон, мысленно перебирая события своей жизни.
Юные годы. Средняя школа Бикли. Примми, Артемис и Кики. С большим трудом вызвала она в памяти те далекие дни, когда Кики была ей так же близка, как Примми и Артемис. Хорошее время. Лучшие годы жизни. И Джералдин вновь услышала голос Примми: «Мы ведь всегда будем вместе, все четверо, правда? Мы навсегда останемся подругами. Навсегда».
Джералдин закрыла глаза, пытаясь побороть внезапно навалившуюся усталость и чудовищную, невыносимую тоску по прошлому. Не нужно было обрывать все связи с Примми и Артемис. Конечно, и та и другая пришли бы в ужас, узнав, что несколько месяцев Джералдин служила девушкой по вызову. Но в конечном счете они смогли бы это пережить.
Джералдин побрела вверх по склону холма к небольшому парку. Она все больше удалялась от дома, но это ее нисколько не заботило.
В жизни Джералдин оставалось не так много вещей, которыми она по-настоящему дорожила: дружба детских лет, любовь к Френсису и преданность Сидар-Корту.
Она пересекла зеленый островок парка. Теперь ее прогулку уже нельзя было назвать бесцельной. На вершине холма располагался ресторан «Ла бонн франкетт», и Джералдин направлялась именно туда. В ресторане можно будет вызвать такси и вернуться домой и позвонить дяде. Пирс Шерингем намеревался передать племяннице все свое состояние, а значит должен знать, что Джералдин отпущено гораздо меньше, чем ему самому.
Что ж, какое-то будущее у нее все же есть, пускай и короткое. Она покинет Париж и вернется в Англию.
И остановится в Сидар-Корте.
Она проживет там столько, сколько позволит болезнь. Оттуда она попробует связаться с Артемис, если сможет найти ее адрес в телефонной книге.
