Текст книги "Генератор Кошмаров (СИ)"

Автор книги: Максим Шторм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

– Меня мама часто поливает, – засмеялась девушка. – Я тоже рада видеть тебя, Энди. Подбросишь?

Алан схватил сестру за ухо и извиняюще сказал:

– Сестрёнка, возможно у шерифа имеются свои личные планы, в которые мы не входим. И ему не досуг подрабатывать вдобавок ко всему ещё и таксистом.

– Да всё в порядке, – Тёрнер открыл заднюю дверь. – Залазьте. Я даже не буду спрашивать, куда вы направляетесь. На машине к дому вашего дяди всего минут пятнадцать ходу!

Алан пропустил вперёд себя Шейлу, забрался сам и хлопнул дверью.

– Погнали, – Энди тронул машину с места, включая ближний свет.

В полицейской машине было тепло, сухо и, как ни странно, уютно. Возможно, будь они на месте задержанных, и ощущения были бы иными. Шелли стянула шапочку и тряхнула гривой роскошных чёрных волос. Встретившись в зеркальце заднего вида с внимательными голубыми глазами шерифа, она кокетливо сказала:

– Энди, ты сейчас представил меня в цепях и наручниках?

– Что? – Энди покраснел и сделал вид, что целиком сосредоточен на дороге. – Я… Просто хотел узнать, удобно ли вы расположились…

Алан исподтишка показал сестре кулак. Шелли обожала острить и никогда не упускала случая вонзить в первого попавшегося шпильку другую.

– Патрулируешь? – полуутвердительно спросил Алан, не давая сестре вставить и слова.

– Да… Ты же знаешь, я регулярно это делаю, – Энди не отрывался от лобового стекла. – На всякий случай. Не люблю неожиданных сюрпризов.

– Если бы все в мире были такими сознательными, как ты, мы бы жили в другом мире, – изрёк Алан без тени издёвки. Он уважал Тёрнера. За его принципы, убеждения, наивное стремление сделать жизнь лучше. Ха, побольше бы таких наивных, глядишь, и вправду…

– Ты давно видел дядю Фреда? – Шелли вертела в руках широкополую шерифскую шляпу с высокой тульей, на которую она чуть не уселась.

– Да где-то пару дней назад мы сталкивались с ним у магазина, – Энди повёл затянутыми в форменную куртку плечами. – Поболтали немножко… Старик сказал, что ждёт вас со дня на день в гости.

– Ага! Вот видишь, а ты говорил, что встреча с нами явилась для тебя полной неожиданностью!

– Не подначивай, Шелли, – Тёрнер свернул на другую улицу. – Если честно, то мне показалось, что со дня похорон Фред здорово сдал…

– Что с дядей? Он не заболел? – Шейла озабоченно переглянулась с Аланом. – Только этого ещё не хватало!

– Да нет, я не о том. Ну вы же знаете, какой он был то этого! Не человек, а кипящий вулкан… Но теперь… Теперь этот вулкан потух.

– Я не знаю, чтобы стало со мной, если бы я в одночасье потерял самого любимого на свете человека, – сказал Алан, глядя в окно на проплывающие за стеклом дома, поддёрнутые завесью сумерек.

– Это точно, – мрачно подытожил шериф.

Шейла подавленно молчала, не зная, куда деть наманекюренные пальцы. Она не представляла дядю другим. Ещё на похоронах он выглядел надломанным. А что, если он сломался?

– Вот и приехали, ребята. Не надо слов благодарности, торжественных речей и горячих поцелуев.

– Не дождёшься, – вздёрнула носик Шелли, выпрыгивая из остановившейся машины. – Поцелуи ему подавай…

– Спасибо, Энди, – Алан ещё раз пожал руку шерифа. – Не зайдёшь?

– Да нет, Алан, – Тёрнер поднял на юношу сочувствующие глаза. – Я понимаю, что сейчас я буду абсолютно не к месту. Может, как-нибудь в следующий раз… Да и пора мне.

– Настаивать не буду, – понимающе улыбнулся Алан. – Ну, ещё встретимся. Мы у вас до конца школьных каникул пробудем.

– Ясно… Ладно, бывайте, ребята. Я помчался.

Шериф развернул машину и рванул прочь. Алан проводил скрывшийся в ночи «форд» задумчивым взглядом и сказал:

– Он хороший человек, этот Энди.

– Ну да, – Шелли, поёжившись, затянула потуже шарфик и добавила. – И очень красивый.

Алан удивлённо посмотрел на неё.

______________________________________________________

Они сидели в гостиной подле жаркого камина в удобных, низких креслах и, растягивая удовольствие, пили чай. Яркие игривые отблески огня озаряли лица, бросая на фигуры пьющих загадочно трепещущие тени. Треск сгораемых дров наполнял просторную, погружённую в полумрак комнату, почти что осязаемым комфортом. Фредерик де Фес, помешивая серебряной ложечкой в изящной чашке китайского фарфора, из-под густых бровей неотрывно наблюдал за молодыми людьми. С сухих губ старика не исчезала тёплая улыбка, в серых глазах иногда вспыхивали искорки былого веселья.

И невооружённым взглядом было видно, что Фред чертовски рад их видеть и наслаждается каждой минутой присутствия в его доме любимых племянников. Они много смеялись, шутили, вспоминали прошлые встречи… По негласному договору говорили только о хорошем и приятном, избегая печальных и грустных тем. Фред не просил об этом специально, но Алан с Шейлой многие вещи понимали без слов. Чай у дяди Фреда был как всегда замечательным, плюшки вкусными и сдобными, дом гостеприимным, и посему беседа велась легко и непринуждённо. Словно и не случилось ничего. Будто рядом с ними незримым и неслышимым силуэтом находился четвёртый человек. Человек, который прожил в этом доме большую часть не очень долгой, но умиротворённой и счастливой жизни…

Алан поставил пустую чашку на круглый, искусно вырезанный из орехового дерева столик, и потянулся за чайником. Шейла прихлёбывала из чашки мелкими глотками, блаженно откинувшись на спинку кресла, и сладко щурилась, как разомлевшая возле раскочегаренной печки кошка. В гостиной практически ощутимо витала атмосфера подлинного домашнего уюта. Алан бросил себе два кусочка сахара и нарвался на критический прищур выразительных синих глаз. Алан про себя усмехнулся: Шелли даже в гостях не позволяла себе сахар. Глупышка никак не могла избавиться от ложного убеждения, что она излишне толстая.

– Кстати, дядя, – Алан отпил глоток горячего ароматного чая. – Не поделишься, чем занимаешься в свободное время? Чем удивишь нас в этот раз?..

– Да! До сих пор не пойму, как у тебя получаются все эти хитрые штучки! – Шейла подалась вперёд. – Тот домик для Ральфа, что ты смастерил прошлым летом – просто отпад! Все, кто у меня бывает, постоянно спрашивают, где я его купила и за какие деньги. Представляешь?

– Настоящее искусство бесценно, – Фред улыбнулся. – Хотя… Да, я могу понять твоих друзей. Встроенный бассейн с принудительной фильтрацией воды и климат-контроль в домике для маленькой черепахи – это… Это круто, не спорю. Я правильно выражаюсь?

– В самое яблочко, дядя Фред, – девушка наставила на пожилого мужчину чайную ложку. – Это очень круто!

– Какая-то безродная черепаха живёт лучше, чем я, – проворчал Алан.

– Да ну тебя, – отмахнулась от брата Шелли. – Дядя, ты бы знал, КАК он боится несчастного жалобного Ральфика! Постоянно оскорбляет его и вечно подозревает во всяких пакостях.

– Не хочешь ли ты сказать, что это не он сжевал мои комнатные тапочки? – возмутился Алан. – Или, может, это сделал кто-то другой?

– Ага. Бугимен.

– Ах, дети, дети… – Фред покачал головой. – Знаете, чего я боялся, когда был в вашем возрасте, больше всего?

– Нет, конечно, – Шелли заинтересованно посмотрела на него. – Ты хочешь признаться в чём-то офигенно стрёмном?

– Кхм, в общем, да… – Фред усмехнулся и потёр гладко выбритый подбородок. – Выражаясь современным языком.

Алан закинул ногу на ногу. Дядя часто признавался в «стрёмных» вещах, не считая ниже своего достоинства обсуждать интимные моменты жизни с подростками.

– Когда я был в вашем возрасте, – повторил Фредерик, замедляя движения ложечки в чашке, – больше всего я боялся, что доживу до своего нынешнего возраста. Я боялся старости. Понимаете? Я не мог представить, что я буду делать, когда мне стукнет пятьдесят или шестьдесят лет! Да что там говорить, каждый новый день рожденья стал для меня очередной репетицией похорон. Я отчётливо сознавал, что с каждым годом я всё ближе и ближе к этой роковой черте… Я ненавидел свои дни рождения.

– Ого… – Шелли остолбенело уставилась на дядю. – Я… Я представляю, насколько это должно быть ужасным. Но… Но это так не похоже на тебя, дядя Фред! Мы же знаем тебя всю жизнь, и любой, подчеркну, любой твой день рожденья всегда был большим праздником.

– Верно. Просто в моей жизни вскоре произошло одно событие, которое изменило все мои представления и принципы.

– Какое событие?

Алан допил чай и укоризненно посмотрел на сестру. Он-то сразу догадался, что к чему…

– Я встретил вашу тётю. Урсулу. – Фредерик положил ложечку на блюдце и устремил взор увлажнившихся глаз во чрево полыхающего неукротимым огнём камина. – Никогда не упускайте свой шанс, дети. Никогда.

Шелли молчала, зачарованная этими такими простыми, но вместе с тем невероятно важными и проникновенными словами. Как часто она думала над чем-то подобным, задаваясь вопросами о состоятельности и целесообразности собственных мыслей. Как узнать? Как понять? Как не упустить свой шанс? Где он может быть? И кем? Кто он, её принц?..

– Что-то я не слышу несносного писка твоего телефона, – откашлялся Алан. – Обычно он трезвонит, не переставая, разве что до красна не раскаляется.

– Я выключила его, чтобы нам никто не мешал, – девушка поднялась с кресла, подошла к Фредерику, и присев на подлокотник, нежно обняла дядю, трогательно прижавшись к нему. – Дядя Фред, я обещаю, что постараюсь не упустить СВОЙ шанс. Честно. Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, – Алан ободряюще сжал дядино плечо. – Мы тебя не бросим.

– Ловлю на слове, – Фредерик смахнул выступившие из глаз слёзы. – Вы всё, что у меня осталось.

______________________________________________________

После ужина и чая дядя Фред пожелал племянникам спокойной ночи, и сам отправился на боковую. С давних пор у каждого из них в доме старого де Феса имелось по собственной спальне на втором этаже, от дверей которых у них были ключи. И Фред никогда не ломился в запертые двери, даже в своём фамильном особняке. Он уважал права на личную жизнь и на неприкосновенность пусть и ограниченной, но частной собственности. Тем более что дело касалось его любимых племянников… Сам Фредерик спал на первом этаже. Их с Урсулой спальня располагалась напротив рабочего кабинета Фреда.

Шейла быстро и сноровисто задёрнула шторы на большом аркообразном окне, прикрутила свет люстры до мягкого таинственного полумрака, провернула в замке входной двери ключ, и занялась ревизией своих вещей, с головой закопавшись в сумку. Развесив большую часть одежды на вешалках в древнем платяном шкафу, девушка с радостным писком, с разгону нырнула на огромную двуспальную кровать, увенчанную старинным балдахином (она давно мечтала о таком же, и вовсю трезвонила об этом по поводу и без, намекая родителям, ЧТО она хотела бы на рождество). Раскинув руки, Шелли с наслаждением пошевелила кончиками пальцев ног. Кровать была чертовски мягкой и удобной, воздушной. Казалось, что ты тонешь в ней, что она затягивает тебя в царство сна, приглашает окунуться в сладкий омут дремоты…

Но хватит безвольно валяться и разнеживаться, подумала девочка, пора и готовиться баиньки. Для Шейлы эта процедура являлась настоящим священнодействием, без дураков. Она разделась, бережно развесила на высокой кроватной спинке майку, кофточку, колготки, шорты, и с чувством выполненного долга отправилась в смежную со спальней ванную комнату. Наскоро ополоснувшись и досуха вытершись огромным махровым полотенцем, Шелли натёрла лицо ночным кремом, накинула ночную рубашку сиреневого цвета, заканчивающуюся на уровне бёдер, и выключила свет. Комната погрузилась во тьму. Шелли, чертыхнувшись, на ощупь пробралась к окну и раздвинула шторы. В спальню робко проник ночной сумрак, принеся с собой серебристые блики тусклой одинокой ущербной луны, проглядывающей в разрывах чёрных туч. Шелли запрыгнула в постель и зарылась в подушках и одеяле, сооружая себе берлогу. Высунув наружу нос, девочка затихла. Она забыла взять с собой в кровать сотовый телефон, но он остался лежать выключенным на тумбочке зеркального трюмо. А ей уже не хотелось вставать. Старинные настенные часы, показывали подсвеченными фосфором стрелками двенадцать часов ночи. Шелли подтянула коленки к груди. Подумать только, как быстро бежит время. Нет, ей определённо уже не хочется вставать, по крайнеё мере до утра. Ничего с телефоном не произойдёт. Она ещё успеет поболтать с Моникой. А сейчас она так устала… И ей так хочется спать…

Её глаза сами собой закрылись, и Шелли не заметила, как заснула.

_________________________________________________________

Алан лежал, утопая в перине, и никак не мог заснуть. Может, виной тому была излишне мягкая и воздушная постель, может ещё что, но как бы там ни было на самом деле, сон не спешил идти к нему. Юноша долго ворочался и умащивался, подминая подушки и то накрываясь, то раскрываясь; пытался считать овец, вспоминал все известные стишки, но всё без толку. Вконец обессилев в борьбе с бессонницей, он повернулся на бок, подложил под щеку ладонь и замер. Длинные волосы упали ему на лицо, заслоняя обзор. Впрочем, Алан и не стремился что-либо рассматривать. Он наглухо задёрнул шторы и выключил свет, имитируя кромешно-чернильную обстановку своей комнаты в Детройте. Так ему было привычнее и спокойней.

Вообще-то Алан не страдал нарушениями сна и прочей белибердой: он мог заснуть где угодно и на чём угодно. И одолевшая его бессонница была для него в новинку. Юноша широко зевнул, прикидывая в уме, не заболел ли он ненароком какой гадостью? И тут же закутанная в ночную тишину комната наполнилась негромким смехом. Алану стало смешно. Он никогда ни болел. Тут, по всей видимости, собака зарыта совсем в другом месте. Найти бы только, где?

А дядя Фред действительно сдал… И гораздо больше, чем хочет показать. Вроде и улыбается, и смеётся над шутками и беседу поддерживает, а всё ж видно, КАК он страдает в глубине души. И это очень тяжело спрятать, подчас невозможно. И не нужно. Если всё время таить в себе скорбь и тоску, боль и слёзы, то это чревато. Не каждый человек способен выдержать подобный груз. Он может упасть на тебя, придавить, растоптать, уничтожить. Душа может не справиться с раздирающими её на части чувствами, и сама разорвётся. Сердце переполнится до краёв болью и грустью и захлебнётся от слёз. И остановится… А накатившее следом безумие выжжет черепную коробку дотла, ни оставив ничего. И человек умрёт.

Такова суровая горькая правда жизни. Алан кисло усмехнулся. Вот-вот, это как раз про него тоже. Пусть он никогда не болел физически, поскольку (что есть, то есть) был здоров, как лось, но уже давно сошёл с ума. Или был близок к этому. Или к чему-то в этом роде. Почему психов называют душевнобольными? Название болезни подразумевает причину. Но позвольте, болеть душой и клинить на голову это две совершенно разные вещи! Однако в обоих случаях вас заклеймят сумасшедшим. Но ведь в одном из случаев вы будете здоровы. Иначе всем, кто влюблён, кто страдает от потери близких, кто терзается творческими муками можно смело выписывать путёвку в жёлтый дом. Вот так то. Алан запутался только в одном. Он никак не мог решить, какой из диагнозов подходит ему больше. Что с ним? Кто он – просто странный чудной парень, или же опасный неуравновешенный психопат? Что у него болит – голова или сердце? Душа?..

Алана утешало, что всамделешние шизики никогда не признают себя клиническими полудурками, и не терзаются моральными вопросами о собственной невменяемости. Каждый сумасшедший гранитно уверен, уж он-то точно вполне здоров, просто весь остальной мир сошёл с ума и поэтому никто не понимает его. Никто не видит его уникальности и гениальности. Все психи.

Алан невесело улыбнулся. Если бы отец гордился им… Конечно, Алан давно вышел из того возраста, когда маленькие мальчики с затаённой надеждой заглядывают в строгие отцовские глаза, желая увидеть в них молчаливое одобрение и гордость за своё родимое чадо. «Да, сынок, ты молодец. Я горжусь тобой. Ты напоминаешь меня самого в твоих годах». Ну и так далее в том же духе. Но и маленьким мальчиком он никогда не видел в глазах Гарольда Блейза ничего похожего на эти простые и тёплые чувства. Чувства, проявления которых так страстно мечтают прочитать в глазах отцов мальчишки по всему миру. И многим это удаётся. Но не всем. Алан был в группе редких неудачников. И раньше не злоупотребляющий по отношению к сыну тёплыми родительскими эмоциями, отец словно перестал замечать его. И юноша знал, когда именно это произошло. Это случилось, когда родилась Шелли. Так получилось, что появление в их доме этого пульсирующего неистощимой энергией розового комочка, призванного нести свет и радость, на деле внесло в и так не слишком тесные отношения отца с сыном окончательный раскол.

Будучи далеко неглупым и чутким ребёнком, Алан буквально с первых дней понял, что отдаляется от отца всё дальше и дальше. Дальше настолько, насколько это вообще возможно между родными людьми, когда в итоге их разделяет такая широкая и глубокая пропасть, что с обрыва оной уже и не видно толком этого самого родства. В девяноста девяти случаев из ста любой несчастный мальчик, оказавшийся на месте Алана, обозлился бы на весь мир, и на новоявленную сестру в частности, копя в душе первозданную детскую ненависть и затаённую агрессию… Но Алан был странным. Уже тогда. Вместо злобы и ненависти он возлюбил свою маленькую беззащитную сестрёнку больше, чем можно себе представить для мальчика его лет. Он растворил все окружившие его сердце и готовые вонзить в него клыки, когти, жала, зубы и шипы чёрные, распухающие от негатива чувства в потоке ничем незамутнённой любви. Любви к Шелли.

Возможно, именно тогда и началось его безумие.

Глава 5

– О, доктор Харрис! – Кейт несколько озадаченно уставилась на Уолтера, появившегося на пороге полицейского участка в половине десятого утра. – Проходите, пожалуйста. Что же вы в дверях-то застыли?

Главный врач городской поликлиники тщательно вытер ноги о коврик и прошёл на середину приёмной комнаты. Не снимая пальто, Харрис уселся в одно из двух свободных кресел, стараясь не замечать заблестевших от нескрываемого любопытства глаз симпатичной стенографистки. Выглядывая из-за монитора компьютера, Кейт отважилась спросить:

– Вам назначено, доктор Харрис?..

Сложив свои красивые холеные руки на животе, Уолтер не сдержал улыбки. Почему-то (он сам не знал точной причины, и подозревал, что Кейт тоже) мисс Хорошенькая Мордашка побаивалась его. Чем-то он внушал девушке неподдельный трепет.

– Да, да Кейт. Ты можешь спокойно заниматься своими делами и не обращать на меня никакого внимания. Обещаю, что буду сидеть тихо, как мышка.

Кейт как будто поверила. Но внезапно её пронзила одна догадка и девушка чуть не подпрыгнула на месте.

– Ой, доктор, а ничего не случилось м-м-м…. Из ряда вон выходящего? На Хеллвил не обрушилась эпидемия гриппа или чего похуже? Я должна знать!

Уолтер успокаивающе улыбнулся, всем своим видом выражая уверенность и выдержку.

– Кейт, ну что вы, право слово, как маленькая девочка… Ни о какой эпидемии не идёт и речи. Просто мне необходимо обсудить с шерифом Тёрнером кое-какие личные вопросы.

– А вы не врёте мне? Ну, из соображений национальной безопасности, конечно…

– Не вру. Я не имею привычки врать симпатичным молоденьким девушкам, – Уолтер в упор посмотрел на Кейт, применяя свой самый пронизывающий «рентгеновский» взгляд.

Ошарашенная, Кейт втянула голову в плечи и спряталась за монитором. И уже оттуда робко пропищала:

– Надеюсь, вы не откажетесь от свежесваренного кофе, доктор Харрис?

– Не откажусь, – не стал отнекиваться Уолтер, изучая так называемую «доску почёта», где обычно висят фотографии разыскиваемых преступников. Это в ОБЫЧНЫХ участках, а в благословенном участке Хеллвила на доске висели плакатный календарь, пара красочных коллажей и постер нового фильма. Уолтер как-то раз пошутил по этому поводу и Энди всерьёз обиделся. Он бы всё отдал, только бы променять эту разномастную бумажную аппликацию на заурядную чёрно-белую фотку с небритой рожей какого-нибудь особо опасного типа. Блажен тот, кто верует, подумал Харрис. Энди просто не понимает, с каким удовольствием на его месте оказались бы очень многие и многие копы!

– Подождите минуточку, – Кейт поднялась из-за стола, расправила складки юбки, одёрнула блузку и продефилировала к столику с кофейными принадлежностями. Уолтер с улыбкой наблюдал за плавным покачиванием бёдер стенографистки. Может, стоит почаще награждать её подобными взглядами? Глядишь, и она перестанет таращиться на него как на доктора Менгеле…

– Кстати, мисс Симмонс, а вы не скажете мне, по какому конкретно делу шериф отправился за город? А то, когда мы говорили по телефону, оба ехали в машинах и я, если честно, плохо расслышал, что он сказал… Мне показалось, что…

– Вы не ослышались, доктор, – Кейт одарила его подобием улыбки. – Шериф Тёрнер вместе с этим несносным увальнем Кларком… Ой, знали бы вы, КАК он достал своими бесконечными компьютерными играми! Ой, простите… Так вот, шериф Тёрнер вместе с младшим помощником Кларком поехали за город в цирк.

– Цирк? – Уолтер изумлённо приподнял брови, принимая из рук девушки чашку с горячим ароматным напитком. – Какой ещё цирк?

– А вы что, не видели афиш? Ими заклеена половина Хеллвила! У нас тоже одна есть. Смотрите. Я сама её приклеила. Вообще-то она была раньше на двери, но шерифу не понравилось, и я решила…

Харрис, отхлёбывая из чашки, подошёл к «доске почёта». Хм, действительно… То, что он поначалу принял за рекламный постер нового фильма, оказалось цирковой афишей. «Невозможное – возможно». Ого! Претенциозно. Уолтер внимательно всматривался в плакат. Так-так, знаменитый цирк-шапито под управлением великолепного Рудольфа Старжински будет радовать почтенную публику Хеллвила все осенние школьные каникулы в течение семи дней. Обещаны невероятные акробатические трюки, чудеса магии и иллюзии, самые весёлые в мире клоуны и потрясающие номера с участием дрессированных животных, а также комната страха, живая кунсткамера (тут Уолтер поневоле профессионально заинтересовался) и множество конкурсов с последующей раздачей призов и подарков.

– Ну что ж, будет нашим детишкам развлечение, – вынес вердикт Харрис, допивая кофе. – Замечательно варите кофе, мисс Симмонс.

Кейт покрылась нежным румянцем, опустив глазки долу. Уолтер поставил чашку на столик рядом с кофейником, снял пальто и повесил на вешалку в углу.

Опускаясь в кресло, он прокомментировал свои действия:

– Полагаю, ждать мне придётся ещё долго.

– Будьте как дома, доктор Харрис. Шериф и впрямь вернётся нескоро. Чем-то его насторожил этот цирк. Он сказал, что хочет сам лично на месте во всём разобраться.

Кивнув рыжей головой, Уолтер усмехнулся.

– Что-то не так? – Кейт в выжидании застыла на своём месте.

– Что?.. Да нет, всё в порядке, мисс Симмонс. Так, вырвалось…

– О чём это вы? – навострила ушки Кейт.

– Да вот подумал, не начитался ли наш Энди на сон грядущий Рэя Бредбери?

– Бредбери?!

– Вы не читали Бредбери?

Простой вопрос Уолтера явно поставил симпатичную стенографистку в тупик. Кейт вся съёжилась за компьютером.

– Мне больше по душе Даниэла Стилл, доктор…

– Понятно, – не удержался от улыбки Харрис. Совсем он запугал девочку, однако. – Всё, Кейт, я умолкаю и не смею больше вас отвлекать и тревожить. Представьте, что меня нет.

– Можете прилечь на кушетку, доктор, – Кейт стыдливо покраснела. – Я без всякой задней мысли!

– Ну, я думаю, что уж в полицейском-то управлении мне не грозит участь быть изнасилованным озабоченной нимфоманкой-секретаршей!

Уолтер подумал, что здорово и остроумно пошутил, но, наткнувшись на ошарашенное лицо Кейт, что выражалось в дико расширившихся зрачках и безмолвно раскрытом ротике, понял, что перегнул палку. Превратив её в бумеранг.

– Э-э-э, мисс Симмонс, прошу прощения…. Я неудачно э-э-э… выразился, да, – сконфуженно сказал Уолтер, избегая встречаться с ней глазами. – Я просто болван. Право слово.

– Я похожа на нимфоманку? – обалдело переспросила Кейт. – Правда?

– Давайте я налью вам кофе? – вздохнув, предложил Уолтер.

__________________________________________________

– А ты не заливаешь?

– Да пусть у меня выпадут все зубы!

– Ну… Просто понимаешь, Тони, уж больно твоя история смахивает на выдумку…

– И ничего я не выдумываю, Грег! Я тебе врал когда-нибудь?

– Ну, если повспоминать…

– Да ну тебя! Я-то думал, что ты мой лучший друг, а ты…

– А что я?

– Да ничё… Засранец ты.

Тони обижено надулся и демонстративно уставился в окно. Они сидели вдвоём с Грегом на кровати в комнате Тони, наслождаясь первым днём первых в жизни каникул. Грег Вудворт был его лучшим другом. По крайней мере, так Тони думал до последнего момента. Ведь, как справедливо рассуждал мальчик, друзья не сомневаются в твоих словах, не высмеивают, а принимают всё как должное. Потому что верят тебе! А без доверия никакая дружба невозможна. Ещё мама ему это говорила… А маме он верил. Потому что любил её. Выходит, без взаимного доверия невозможна и любовь? Получается, любовь эта вовсе не такая, как рассказывал Грег. Тони крепко задумался.

– Значит, ты говоришь, что тебе дал билетик САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ клоун? Из этого цирка? – Грег, долговязый худенький мальчик с россыпью веснушек на подвижном лице и коротко стриженными белесыми волосами, мудро решил пойти на попятную. Как бы там не было, а дружбу он ценил. И понимал её значимость. – И что он как-то узнал твоё имя…. И что глаза его каким-то образом поменяли цвет?! Круто…

– Вот именно! – просиял Тони. Он был до чёртиков рад, что Грег всё ж таки не «засранец».

– Очень странно, – Грег вздёрнул тонкий как спичка указательный палец. Тони невольно проследил за его движением. – Ты слышал о цыганах?

– О ком? – Тони откинулся на спинку кровати, сбитый с толку внезапной сменой темы разговора. – При чём тут эти… Как ты сказал? Цыгани?

– А при том, – Грег напустил на себя донельзя загадочный и таинственный вид. – ЦыгаНЕ – это такое древнее кочующее по всей земле племя…

– Ха-ха, ты где такие слова то подслушал?

– Слышь, ну не перебивай, а то я больше ничего не расскажу. И кем после этого будешь ТЫ?

– Всё, всё, молчу, – Тони поспешно закрыл рот обеими ладонями. Его глазёнки возбуждённо сверкали в предвкушении открытия какой-то Важной и Страшной тайны.

– Так вот, – Грег театрально откашлялся. – Цыгане эти путешествуют, значит, везде, где им вздумается, вольные как ветер…

– Как когда-то индейцы? Извини, что перебил.

– Ничего, – Грег умел быть милостивым. – Только индейцев перебил не ты, а наши предки. Вот… О чём это я? Ага! Эти цыгане живут по собственным законам и им никто не вправе приказывать. Даже президент! У них своя власть и свои правила. И у них, представляешь, Тони, у них до сих пор есть колдовство и чёрная магия!

– Иди ты… – Тони невольно поёжился. Его глаза увеличились до размера долларовой монеты. – Не может такого быть! Я читал, что все волшебники давно повы…пове… Вымерли, короче. А все эти сказки о Санта-Клаусе и эльфах – рождественская брехня для самых маленьких!

Грег Вудворт снисходительно посмотрел на друга. Он был старше Тони Хилла на целых четыре месяца и иногда позволял себе в его адрес такие взгляды. Тони само собой замечал их и называл «прокационными», но право старшинства за Грегом всё же признавал.

– Я разве хоть слово сказал о белой магии и волшебниках из страны Оз? Я тебе говорю о древних цыганских проклятиях, Чёрном колдовстве, человеческих жертвах и сатанстве!

– Чего, чего? – Тони, с каждым падающим как гром среди ясного неба словом друга всё больше и больше втягивающий голову в плечи, отважился вновь перебить.

– Ну, этом, как его… – смутился Грег, мучительно вспоминая нужное слово. – САТАНИЗМЕ! Вот!

– Многие цыгане поклоняются Дьяволу и приносят ему жертвы, – принялся загибать пальцы мальчик. – Знаешь, как называются цыганские колдуны? Не знаешь? Ша-ма-ны. Запомнил? И знаешь, кого ОНИ приносят в жертвы?

– Не-а, – Тони, как загипнотизированный, не отводил глаз от приятеля.

– Маленьких детей, которых они похищают втихаря везде, где бы ни оказались проездом!

Грег замолчал, наслождаясь произведённым эффектом. Он решил не говорить, что все эти невероятные животрепещущие подробности вычитал в любимой дедушкиной газете, где постоянно печатались всякие разные статьи о высадке инопланетян на Аляске, находке криптонита в Большом каньоне, разработках ракетомобилей на солнечных парусах и тому подобных замечательных вещах. Правда, папа почему-то всегда смеялся, называя эти газеты «жёлтыми» и говорил, что им самое место в печке…

Тони вздрогнул. Погожий солнечный денёк за окном, купающийся в ярких потоках солнечного света, уже не казался ему достаточно светлым и тёплым. Мальчику показалось, что это всё затишье перед бурей. Последние проблески солнца пред окончательным приходом всепожирающей тьмы. Ему почему-то стало страшно. И совсем расхотелось выходить на улицу погулять, как они с Грегом планировали после обеда, который сейчас готовит на кухне его чудесная и заботливая мама…

– Эй, ты чего? – Грег потрепал его по коленке. – У тебя такой вид, будто ты увидел за моей спиной привидение!

Грег натянуто ухмыльнулся и не удержался, чтобы не обернуться. Так, на всякий случай. И пусть, кроме синих, в полосочку обоев, он ничего не увидел, на душе как-то сразу полегчало. И слава богу, что не увидел!

– Ты намекаешь, что этот цирк «Невозможное – возможно» … Что он цыганский, что ли?! И что этот добренький клоун раздаёт билеты с каким-то НЕХОРОШИМ коромыслом…. Тьфу ты, умыслом!

– Ты умный чувак, – проникновенно сказал Грег. – Сам догадался.

– Ты хочешь сказать, что они захотят похитить МЕНЯ? – голос Тони непроизвольно задрожал. – Ты чо, совсем рехнулся, что ли?..

Тони был готов разрыдаться. Нет, ну в самом деле! Весь мир против них. Сначала этот дурацкий вселенский заговор взрослых, а теперь вот нате – ещё одна гадость. Куда как похлеще! Они что, все заодно? И взрослые, и цыгане, и клоуны?

– Эй, да ладно тебе… – Грег озадаченно толкнул Тони в плечо. – Слышь, не вздумай только сопли распускать. Тони, да хватит уже! Перестань, не будь сраной бабой! Я сам лично схожу с тобой на представление. И вдвоём-то им нас не взять, поверь мне!

– Обещаешь? – пробубнил Тони, глядя на друга исподлобья.

– О чём разговор? И вообще, я тут подумал, что мой папа, пожалуй, во многом прав…

– Ты это к чему клонишь?

Грег не успел ответить, поскольку с кухни донёсся громкий голос мамы Тони, легко проникающий сквозь тонкие двери детской комнаты.

– Мальчики, бед готов! Марш на кухню!

______________________________________________________

Сэмюель Гриффит, долгие годы нёсший НЕЛЁГКОЕ бремя управления Хеллвилом (да, да, тяжела шапка мэра!), во все глаза смотрел на сидевшего напротив него человека. Этот человек появился в его рабочем кабинете, расположенном на втором этаже старинного здания мэрии, сегодня в девять часов утра. Мистер Гриффит не успел даже как следует позавтракать, а пожилая секретарша миссис Доусон сообщила о, мягко заказать, нежданно-незваном госте.