Текст книги "Генератор Кошмаров (СИ)"

Автор книги: Максим Шторм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

– М-м-м… Я не понимаю, о чём вы, – Кейт смело заглянула ему в глаза. – Боюсь, что я не знаю никого по имени Шейла Блейз. Вероятнее всего, она не из местных. Возможно, приезжая. Или вы элементарно ошиблись. В Хеллвиле нет никого с таким именем. Уж кому, как ни мне знать об этом!..

Джек радостно заухал, растягивая губы чуть ли не до маленьких, оттопыренных ушей, нелепо торчащих по обеим сторонам лысой головы. Он смеётся, поняла похолодевшая от нахлынувшего ужаса Кейт. И смех его не понравился ей ещё больше, чем дебильная улыбка.

Джек резко оборвал совё кудахтанье и как бы уменьшился в размерах, сжавшись до габаритов обычного человека. Он в упор уставился на обомлевшую Кейт. Его превратившиеся в кристаллики льда глаза находились на одном уровне с глазами невысокой девушки. Он больше не улыбался. Лицо Джека окаменело, превратившись в вырубленную из камня бесчувственную, ничего не выражающую маску. И эта метаморфоза напугала Кейт более всего. У неё закружилась голова, и подкосились ноги. Она едва не пошатнулась, с превеликим трудом выдерживая взгляд этого резинового истукана.

– Ты лжёшь, сука, – прошипел Джек.

– Что вы себе позволяете? – на глаза перепуганной девушки навернулись обидные слёзы. – Как вы смеете так со мной разговаривать…

– Ты солгала мне, маленькая дрянь, – Джек, не мигая, таращился на неё. Всё его тело нервно дёргалось и вибрировало. Как будто его что-то распирало изнутри. Это было на редкость неприятное зрелище.

– Я сказала правду, – чуть не плача, оправдывалась Кейт, мысленно проклиная себя за слабость, но ничего не в силах с собой поделать. – Я не знаю никакой…

– Я не говорил, что её зовут Шейла, ты, лживая сучка, – резко оборвал хныканья Кейт Каучуковый Джек. – Я сказал, что ищу девушку по фамилии Блейз. Я не говорил, как её имя.

Кейт едва не прикусила кончик языка. Боже, ну и дура же она. Сама спалилась! Вот идиотка. Теперь этот психопат недобитый с неё с живой не слезет. А эта мысль не понравилась Кейт ещё больше, хотя, казалось бы, дальше уже и некуда.

– Ты знаешь, что единожды солгав, ты навсегда принимаешь на себя клеймо лжеца? На всю жизнь? Скажи мне, дрянь, ты сможешь жить дальше, будучи заклейменной законченной лгуньей?..

Кейт стояла не живая не мёртвая от страха, но тут она едва истерично не рассмеялась во всё горло. Невероятно! Этот диковинный, одним своим внешним видом наводящий ужас человек, ещё и философ? Да быть такого не может. Что вообще за ерунда происходит в их городке? Что за сумасшествие?

–… А стоит ли жизнь этого? Не будет ли лучше не затягивать агонию, а достойно прекратить существование, тем самым восстановив своё доброе имя?.. А ведь я всего-навсего задал тебе совсем простой вопрос! И хотел попросить помочь мне…

Стоп, у Кейт вспотели подмышки (а она очень этого не любила). Это уже не смешно совсем. Она крепче сжала обеими руками ремешок сумочки и осторожно разулась, сразу же ощутив впившийся в ступни холод шероховатой плитки. Всё, прощайте ОТЛИЧНЫЕ чёрные нейлоновые чулки и привет насморк. Но в сложившейся ситуации можно вытерпеть и израненные ноги, и порванные чулки и вероятность простуды. Босиком у неё будет хотя бы небольшой, но шанс. Обутая в туфли, на каблуках, она далеко не убежит. Джек настигнет её через несколько шагов, если она раньше не подвернёт себе лодыжку.

– Ты на редкость лживая тварь. Ты сука. Ты подстилка. Ты лгунья. А ты знаешь, как я не люблю всё это дерьмо? Надо стремиться стать лучше. Надо бороться со своими пороками. Но люди слабы. Ты жалкая маленькая сучка, истекающая всеми миазмами человеческих пороков. И я накажу тебя за это. Я спасу твою душу…

– Что-то ты разговорился, УРОД, – сказала, как выплюнула Кейт и, размахнувшись, со всей силы саданула Джека сумочкой по искажённому от ненависти лицу. Не дожидаясь результатов своей отчаянной атаки, она скользнула в сторону, обогнула схватившегося за физиономию циркача, и бросилась бежать, закусив нижнюю губку. Устилающий тротуар булыжник больно впивался в её изнеженные ступни, в первые же секунды превратив тонкие чулки в грязные обрывки. Ничего, она выдержит. Захочет жить – выдержит. Почему-то девушка не на миг не сомневалась, что Каучуковый Джек хочет убить её.

Ей удалось выиграть какое-то время. Оглушенный и деморализованный Джек на несколько секунд был выведен из строя. А вы как думали? Женская сумочка – это достаточно грозное оружие в умелых руках. И вдобавок тяжёлое. Сумочка Кейт была из толстой плотной кожи, и за счёт содержимого весила немало. В сумочке находились: косметичка, расчёска, сотовый телефон, ножницы, кошелёк, влажные салфетки, горсть монет, упаковка прокладок, роликовый дезодорант, записная книжка… Словом, более чем достаточно, чтобы при прямом столкновении с вражеской физиономией нанести серьёзное увечье.

Джек отнял руки от лица. Металлические застёжки прочертили на его левой щеке глубокие кровавые борозды, а вошедший в прямой контакт с лицом выпирающий из сумочки телефон свернул набок узкий хрящеватый нос. Циркач провёл по ранкам кончиками пальцев и нехорошо улыбнулся. Лицо его сморщилось, кожа пошла складками, как меха гармошки, собираясь в одних местах и растягиваясь в других. На Джека набежала чёрная тень от закрывшей луну суматошной тучи, а через мгновение, когда луна вновь осветило его лицо, никаких царапин на щеке не было. Джек ощупал лицо, резким движением с противным треском вправил нос на место и удовлетворённо хмыкнул.

– Сука. Ты, оказывается, и кусаться умеешь, не только лгать. Зря.

Каучуковый Джек повёл шеей из стороны в сторону и помассировал запястья. Далеко ты всё равно не убежишь, подумал он и начал МЕНЯТЬСЯ.

_____________________________________________________________

– И часто в вашей глуши случаются перебои со связью? – раздражённо ворчала Шейла, безуспешно нажимая на вызов. Увы, бесстрастный синтезированный голос раз за разом сообщал, что абонент недоступен. Девочка скривилась и оставила в одночасье ставший самой бесполезной вещью в мире телефон в покое. – Ни позвонить, ни сообщения отправить, ну ничего!

– Скорее всего, где-то произошёл сбой на линии. Погодка на улице та ещё! Могло приключиться всё что угодно. Не исключено, что где-то разразилась сильная буря, а нас задело лишь самым краешком.

– Не спорю, но всё равно странно, – гнула своё Шелли. – Электричество же не отрубило? А вот телефонную связь, сотовую и обычную, как начисто оборвало!

– Ты без телефона жить не можешь? – понимающе улыбнулся Энди. – У меня старшая сестра такая же. Чтобы она не делала, сотовый всегда лежит у неё под ухом, как приклеенный.

– Ха, ты не видел меня годик-другой назад. Сейчас я гораздо меньше просаживаю денег, но тогда… Ух! Я буквально днями напролёт или болтала с подружками или не вылезала из мобильного интернета. У меня было столько друзей, что пока со всеми пообщаешься и не заметишь, как стемнеет!

– А что изменилось?

Шейла, нахмурив тонкие изящные брови, передёрнула плечами.

– Не знаю… Может, я повзрослела, переболев всей этой глупостью? А может, просто стала предпочитать больше общаться с людьми вживую? Вот, например, Алан, так он не переваривает долгие разговоры по телефону! Он говорит, что нужно смотреть собеседнику в глаза, чтобы он видел тебя, а ты его. Так намного честнее, считает мой братишка. Как ты думаешь, насколько он прав?

– Правда, мне кажется, как всегда где-то посередине, – довольно уклончиво ответил Тёрнер. – Всё зависит от того, для чего тебе телефон и как ты его используешь…

– Скажи, а как ты относишься к своей сестре? – прервав Энди на полуслове, неожиданно спросила девушка.

Шериф сложил руки на животе, опираясь о спинку кресла, и задумчиво сказал:

– Аманда хорошая сестра. Добрая, заботливая, сколько я себя помню…

– Охренеть! – Шелли закатила глаза под лоб и поражённо воскликнула: – Энди, ты бы себя со стороны послушал! Что за лапшу ты мне на уши вешаешь? Я спросила, как ты относишься к своей сестре, я ты начинаешь мне тут зачитывать какой-то пошлый, заезженный до дыр текст! Эй, ты чего?..

Тёрнер, нимало не смущённый, открыто заулыбался и со смешинками в голосе сказал:

– Смотрю, тебя на хромой кобыле не объедешь. Ты просто чудо, ты знаешь? Немногие на твоём месте повели бы себя так, как ты.

– Ага, я знаю. Я в своём роде единственная и неповторимая. Само совершенство! Так что я вижу тебя насквозь, и если ты не прекратишь тут мне заливать, я устрою в твоем участке бо-о-ольшой бадабум!

Энди заливисто рассмеялся. Он чувствовал себя превосходно. Эта раскованная, общительная, весёлая и напрочь лишённая комплексов юная девушка действовала на него определённо положительно. При разговоре с Шелли не хотелось что-либо скрывать, изворачиваться, приукрашивать, словом, делать то, на что все мы горазды, общаясь с малознакомыми нам людьми. Шейла была настолько открыто и дружелюбно настроена, что Тернеру было с ней намного легче и приятней, чем с кем бы то ни было до того. Она чертовски сильно располагала к себе, и Энди хотел отвечать такой же взаимностью. Он хотел быть честным с ней.

– Да, ты меня подловила. Ну что я могу сказать о моей сестре? У нас неплохие отношения, мы по-родственному любим друг друга, но, признаюсь, в последнее время она меня достаёт всё больше и больше!

– О! А это уже намного интересней, – Шейла не сводила с Энди своих огромных синих глаз. Тернеру казалось, что он тонет в них.

– Когда мы собираемся всей семьёй в честь какого-нибудь праздника или чьего-то дня рождения, она, объединяя силы с моей мамой, начинают меня коллективно пилить и учить уму разуму. Это привело к тому, что нынче я терпеть не могу всякие домашние застолья, представляешь?

Девушка сочувственно кивнула, поджав розовые губки.

– Ещё бы не представлять. У нас дома такое происходит сплошь и рядом, когда за одним столом оказываются наш папа и Алан. Но я всегда стараюсь по-хорошему разрешить конфликтную ситуацию, пока она не достигла своего апогея. В противном случае кое-то может, плюнув на всех, свалить в армию, кому-то придется месяц сидеть на таблетках, а остальным ничего не остаётся, как бессильно плакать… И после таких вот семейных посиделок поневоле закрадывается мысль, а стоит ли оно вообще того? Стоит ли самой заводить семью и наблюдать подобное снова и снова до скончания дней?

Тёрнер протянул руку и бережно взял помрачневшую Шейлу за ладошку. Девушка благодарно улыбнулась, жадно впитывая пальчиками тепло от разгорячённой крепкой ладони молодого человека.

– Стоит, Шелли, даже не сомневайся в этом. Надо только как следует прочувствовать это и принять всем сердцем, всей душой. Аманда с матерью при каждом удобном случае вбивают мне в голову, что пора жениться, что мне уже без малого двадцать восемь лет (возраст, разумеется, год от года меняется) и что пора прекращать валять дурака и следует задуматься о семейной жизни…

– Теперь я понимаю, почему ты не любишь подобные мероприятия, – заулыбалась Шейла, не торопясь убирать руку.

– Да, в этом-то всё и дело! И ты сидишь, краснея как мальчишка, под сочувственно-осуждающим взором всех присутствующих друзей и родственников. И становится почему-то невероятно стыдно и хочется провалиться на месте. Не знаю, Шелли. Неужели они не понимают, что своими словами делают гораздо хуже, вгоняя меня в краску, и заставляя раздраженно огрызаться? Что они хотят добиться своими действиями? Заставить меня возненавидеть и их тоже? Но я люблю своих родных и понимаю, что они желают мне исключительно добра. Жаль только, что до них не доходит, что между желанием и практическим действием – огромная разница. Они не понимают, что моя жизнь – это моя жизнь. Не принадлежащая им. А жизнь – это самое святое и ценное, что есть у каждого человека. И поделиться ею ты можешь только с тем, кого полюбишь всей душой. Только так и никак иначе!

Энди выдохся и убрал со стола руку. Он отхлебнул давно остывшего кофе, чтобы смочить пересохшее горло и грустно улыбнулся. Его улыбка напомнила Шейле о брате. Очень часто Алан улыбался точно так же – грустно и печально. А ещё она пожалела, что больше не ощущает исходящее от Энди тепло.

– Ты никогда никого не любил? – прошептала Шелли, внимательно глядя на Тёрнера.

Смущённо покраснев, в очередной раз подтверждая собственные вышесказанные слова, шериф нехотя буркнул:

– Нет. Не пришлось как-то.

– Прости, Энди. Наверно, я сую нос не в своё дело, – девочка, повинуясь какому-то внутреннему порыву, сама протянула через стол руку и Энди (ну, слава богу, догадался!) торопливо, словно боясь, что второго шанса не представится, ласково сжал её пальчики.

– Всё нормально. Я думаю, что ещё успею наверстать упущенное.

– Всё возможно, – сказала Шейла, почему-то вспомнив слова дяди Фреда – не упускай свой шанс. Главное, вовремя понять, что это действительно он, тот самый, добавила про себя девушка.

– Ты любишь детей? – Энди несколько виновато улыбнулся.

– Очень, – произнеся это короткое словечко, Шелли запнулась. На этот раз они замолчали оба. И каждый из них подумал о пропавших мальчиках. О Греге Вудворте и Тони Хилле.

– Я боюсь, – внезапно сказал Энди и тяжко вздохнул. – Я боюсь, что не смогу ничего сделать. Что не найду их. И я не знаю, как потом буду смотреть в глаза родителям мальчиков. Что я скажу Дейзи? Она же станется совершенно одна! Кроме Тони, у неё нет никого.

– Я тоже боюсь, – призналась девочка. – Я боюсь за детей, за Алана. Я нутром чувствую, что он задумал что-то… Что-то очень опасное (Энди беспомощно скрипнул зубами, если он и не терпел что более всего в жизни, так это самодеятельность). И я боюсь за всех нас. И… У тебя что, и часы сломались?..

Тёрнер удивлённо вскинул голову. При чём здесь часы? Проследив за взглядом Шелли, он уткнулся в стену. Там, на уровне полутора метров от пола висели большие круглые часы, декорированные под улыбающуюся забавную рожицу. Эти часы подарила Энди на день рожденья три года назад Кейт Симмонс. И с тех пор они торжественно украшали стену его кабинета, ежесекундно отмеряя бегущее время.

Но сейчас часы остановились, показывая замершими стрелками давно убежавшие семь часов двадцать минут вечера. Энди насторожился. Батарейку он менял три недели назад и обычно её хватало на полгода, не меньше. Странно. Странным было и то, что он не обратил на остановившиеся часы никакого внимания. Сколько же сейчас времени? По самым скромным прикидкам шерифа они с Шейлой засиделись далеко за полночь. Тёрнер засучил рукав форменной рубашки и глянул на наручные часы.

Энди подумал, что это розыгрыш судьбы какой-то. Он зажмурился и затряс головой. Посмотрел снова. Ничего не изменилось.

Его наручные часы так же сдохли на отметке семь часов двадцать минут.

– У нас проблемы, – сказал Энди.

_________________________________________________________

Дейзи лежала на кушетке, укутанная по самое горло в плед, и много думала. Её зелёные глаза влажно блестели на белеющем в полутьме лице погружённой в сумрак комнаты. Девушку окружали тишина и невесёлые удручающие мысли, от которых было не спрятаться, не скрыться. Можно победить тишину, можно прогнать тьму, но ничего нельзя поделать с собственным разумом, настойчиво терзающим мозг кошмарными видениями и распухающими образами неотвратимо наступающей (или уже свершившейся?) беды.

Девушка сжалась в один нервный, напряжённый до предела комочек, слушая биение на износ колотящегося сердечка. Заснуть она не могла. Бессонница, особо не церемонясь, жёстко взяла её в оборот, ехидно посмеиваясь и издалека дразня заманчивыми осколками разбитых снов. Заснуть и забыться стало непозволительной роскошью, недоступной для убитой горем одинокой матери. А как хотелось! Хотя бы на немножко, на чуть-чуть. Заснуть и увидеть во сне радостно смеющегося сына… Но всё тщетно. У неё украли даже грёзы.

Дейзи давно потеряла счёт времени. За окнами разлились нескончаемые сумерки. Гнетущая атмосфера едва ли не осязаемой темноты давила на её небольшой уютный домик. Уютный… Теперь собственный дом казался девушке оплотом всех негативных чувств и эмоций, всех страданий и горестей. Дом был напитан болью и безнадёгой. И боль торжествовала. Дейзи устала бороться. Все её надежды, чаяния и желания были сосредоточены далеко отсюда. В одном человеке. В Алана Блейза девушка вложила всю себя, себе не оставив ничего. Дейзи истово молила бога, чтобы хоть частица её веры, её желаний достигла своего адресата. Чтобы Алан понял, прочувствовал, что пусть он и далеко от неё, но он не один. С ним была любовь Дейзи. И её вера в него. И надежда, что он вернёт ей сына. И сам вернётся. К ней.

Её разбудил голос. Голос Алана, когда он разговаривал с ней, думая, что девушка ещё спит. Она услышала большую часть того, что он шёпотом рассказывал ей, делясь сокровенными словами, на которые он врядли решился бы, зная, что она невольно подслушивает. Господи, как же он несчастен… Его вечная грустная улыбка, его привычка прятать лицо за отросшими длинными волосами. Всё объясняется его словами. Многое осталось для Дейзи непонятным и по-прежнему скрытым за вуалью тайны. Что за клятва? Кто заставил Алана дать эту клятву? О чём он продолжает упорно молчать? И самый главный вопрос – кого он настолько неистово любит? И любит, насколько она поняла, с обречённостью безнадёжно больного, зная, что никакой взаимности ему не светит, но в глубине души надеясь на панацею. Зачем же он тогда терзает себя, прекрасно понимая, что к чему? Глупо об этом спрашивать. Она сама точно такая же. Почему она не может себе запретить любить его и перестать мучиться? А? Потому что любви приказать невозможно.

В объятиях Алана, испытывая оргазм за оргазмом, она была счастлива. Все страхи и переживания на какой-то момент, скуля и огрызаясь, отползли в сторону, забившись в самый дальний угол. Она со всей страстью и любовью отдавалась ему. И он был взаимен. Дейзи могла поклясться в этом. В минуты близости Алан принадлежал только ЕЙ и больше НИКОМУ. Но всё кончается, даже самые чудесные и прекрасные мгновения жизни. Они уходят. Ушёл и Алан. И отчаяние вновь набросилось на неё, стремясь наверстать упущенное…

И тут в дверь кто-то постучал. Дейзи, недоумевая, приподнялась на локте, прислушиваясь. Стук повторился. Робкий, осторожный, прерывистый. Девушка наморщила лоб. Кто бы это мог быть, интересно? Определённо не Алан, решила она. Нет, точно не он.

В дверь постучали в третий раз и детский голос глухо произнёс:

– Мама, впусти меня. Это я – Тони.

У Дейзи в ту же секунду оборвалось сердце.

– Тони! Сынок!!!

Отбросив плед, Дейзи спрыгнула с кушетки и, не обращая внимания на ничем не прикрытую наготу, бросилась в прихожую, к дверям. По её щекам, не переставая, катились слёзы. Грудная клетка ходила ходуном, взорвавшемуся радостным фейерверком сердцу стало тесно внутри. Дейзи не бежала, нет, она плыла по воздуху, едва касаясь босыми ногами пола. Это Тони! Её сын вернулся! Он нашёл дорогу домой! Он сам пришёл к ней!

Взявшись за дверную ручку, Дейзи застыла, изумлённо осматривая себя, словно увидела впервые в жизни. Нет уж, так не пойдёт. Тони не должен видеть её в таком состоянии. Растрёпанная и зарёванная это ладно, это нормально. Но не будет же она встречать сына голой, в чём мать родила! Она отпустила ручку, ключ так же остался торчать нетронутым в замочной скважине. Дейзи, причитая вполголоса, сняла с вешалки первый попавшийся халат и стала его суетливо натягивать, с трудом попадая в рукава.

– Тони, мальчик мой, родной мой, потерпи немножко!.. Сейчас мама откроет, подожди, оленёночек мой! Тони, детка…

Запахнув халатик, Дейзи сглотнула слёзы и заревела во весь голос, не сдерживая более эмоций. Она плохо видела от застилающих глаза слёз и царившей в доме полумглы, разбавленной проникающим сквозь шторы лунным светом. Там, на улице, за дверью стоит её сын, её Тони! Невероятно!

– Мама, открой дверь. Впусти меня. Пожалуйста. Ты же впустишь меня, правда? Ты не бросишь меня одного?

– Да что ты такое говоришь, маленький? – всхлипнула Дейзи, хватаясь за дверную ручку и пытаясь нашарить присыпанный темнотой ключ. – Конечно, я тебя не брошу! Как же я извелась без тебя, котик ты мой… Тони… Тони…

– Мама, поторопись. Мне холодно. Я очень устал. И я проголодался.

– Конечно, конечно… Мамочка тебя накормит, зайчик мой… Да что же это за чёрт! – взвыла Дейзи, выронив из трясущихся пальцев ключ. Она бухнулась на колени и захлопала ладонями по расстеленному перед дверью коврику. Включить свет она почему-то так и не догадалась. Дьявол, да где же этот долбаный ключ?! Ну куда он мог закатиться?

– Мама, впусти же меня. Ну пожалуйста… Почему ты не открываешь двери? Ты разлюбила меня?

– Да что ты такое говоришь?! – плача и давясь слезами, Дейзи, не вставая с колен, ударила ненавистную дверь кулаком. Острая боль пронзила её руку от костяшек пальцев до локтя. Девушка охнула, прижимая ушибленную руку к груди. – Потерпи, солнышко, потерпи… Умоляю, сыночек…

Из-за двери не донеслось ни звука. Тони замолчал, не торопясь с ответом. Дейзи, размазывая по лицу слёзы, ползала по полу, ощупывая каждый квадратный сантиметр коврика. А в голове металась настойчивая полубезумная мысль, а что, если Тони устал ждать, пока она откроет ему дверь и ушёл?! Убежал, разочаровавшись в ней. Вдруг он и вправду подумал, что она больше не любит его, что мать больше не хочет видеть своего сына?..

Из горла Дейзи вырвался полузадушенный хрип. От этой кощунственной мысли у неё перехватило дыхание. Нет! Ни за что! Она не может потерять своего Тони во второй раз. Она не допустит этого. Она не даст ему уйти! Никогда в жизни. Только не сейчас, когда она благодаря какому-то чуду вновь обрела его.

И, словно подслушав её молитвы, провидение направило её суматошные поиски в нужное русло. Пальцы Дейзи сомкнулись на продолговатом металлическом предмете. Ключ! Радостная, девушка вскочила на ноги и попыталась с ходу попасть в замочную скважину, суетливо тыкая ключом в область дверной ручки. Но подлый ключ, словно сговорившись с насмехающейся над ней судьбой, никак не хотел вставать на своё место.

– Сейчас, сейчас, – бормотала Дейзи, борясь с ненавистным ключом. – Ты только никуда не уходи, сыночек…

Есть! С железным лязгом, громом раздавшимся в насторожившейся тишине, ключ угодил в замочную скважину. Дейзи, простонав, провернула ключ и резко рванула на себя дверь. Там, на пороге, её ждёт СЫН. Её Тони.

Дейзи, едва сдерживая крик радости, сунулась, было, наружу и… словно наскочила на глухую кирпичную стену. Счастливая улыбка сама собой стёрлась с её губ, изумлённо округлившиеся глаза едва не выпрыгнули из орбит. Действительно, на пороге кое-кто стоял.

Но это был вовсе не Тони.

Более того, тот, кто неподвижно застыл на ступеньках, даже не был мальчиком.

Голову Дейзи расколола молния яркой, насыщенной боли. Девушка пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась обеими руками за дверной косяк. Господь всемилостивейший, что это? КТО это? И где её сын? Где Тони?!

На пороге, выделяясь на фоне подступающих со спины сумерек, стояла донельзя странная особа. Это была босая, одетая в короткую ночную рубашку, молодая женщина – девушка, с длинными грязными лохматыми волосами неопределённого цвета, свисающими беспорядочными патлами по обеим сторонам узкого лица, забрызганного какой-то резко пахнущей тёмной краской. Эта же краска была и на её руках, и на некогда белой рубашке. Глаза диковинной незнакомки светились воспалёнными красными угольками, как у кролика-альбиноса. Вымазанные в краску губы непрерывно дёргались и кривились в мерзких гримасах. Скрюченные, испачканные пальцы длинных худых рук напоминали изогнутые птичьи когти.

– Из-з-звините, а вы не видели поблизости маленького мальчика? – насилу выдавила из себя Дейзи, невольно отодвигаясь от этой странной женщины на шаг назад. Ощутив под ногами толстый ворс коврика, она облегчённо перевела дух. Чем-то эта незваная ночная гостья ей ОЧЕНЬ НЕ ПОНРАВИЛАСЬ.

Замызганная неряха ощерила извивающийся в судорогах рот в жуткой ухмылке, демонстрируя мелкие, острые как на подбор зубы.

– Мамочка, ты не хочешь впустить меня за порог? – жалобным голосом Тони протянула Мишель Гриффит и подмигнула красным глазом. – Ну что же ты застыла? Дар речи потеряла, сука?!!

Дейзи взвизгнула и, закрывая лицо ладонями, попятилась вглубь комнаты. Плечи девушки содрогались от сухих, дерущих гортань рыданий. Плакать она уже не могла – слёзы закончились.

Мишель дёрнулась следом за хозяйкой дома, но, как и Дейзи минуту назад, словно наткнулась на невидимую преграду. Правда, совсем по другой причине. В ярости заскрежетав пальцами с засохшей под ногтями вонючей кровью по воздуху, не пускающему её в дом, Мишель заревела:

– Пусти меня, слышишь, ты, никчёмная потаскуха?!! Разреши мне войти!!!

Дейзи пронзительно закричала. Перепуганной девушке показалось, что этой ночью к ней в гости зашёл сам Сатана. Что ж, она была недалека от истины.

Глава 16

Стивен Диксон бежал до тех пор, пока в рёбрах не закололо с такой силой, что у него от боли потемнело в глазах. Лёгкие рвало на части от нехватки кислорода, ноги гудели как провода, через которые пропустили несколько тысяч вольт. Хорррош… Стив остановился и согнулся пополам, упираясь руками в трясущиеся коленки. Из горла посыпался хриплый полузадушенный кашель. Желудок, ворча и плюясь желчью, норовил выскочить вслед за кашлем. Стивен с величайшим трудом отдышался и, харкнув на землю горькой вязкой слюной, выпрямился.

Вот те раз, совсем он отвык от забегов на длинные дистанции. Несколько лет без спорта и пожалуйста – результат на лицо. Раньше, когда он играл в футбол, равных ему было мало. А сейчас его обгонит и шестиклассник. Ну, даже если и не обгонит, то переплюнет по части выносливости – это уж точно. Бросить, что ли, курить? Даже в такой ситуации Стивен не удержался от едкой улыбки. Ага, все мы задумываемся о здоровье, когда прижимает, как следует. Да в жизнь он не бросит сигареты. И нечего себя обманывать.

– Что ж делать-то? – прокаркал он и с трудом узнал собственный голос. Откашлявшись, юноша грязно выругался. Но нецензурные слова главной проблемы не решали.

Как следует осмотревшись, Стивен пришёл к выводу, что отмахал не меньше двух миль в попытке уйти как можно дальше от окопавшегося в доме мэра Гриффита кровожадного исчадия ада. Что ж, не так уж и плохо для злоупотребляющего сигаретами парня, занимающегося физическими упражнениями исключительно в постели. Диксон помрачнел при слове «постель». Он сразу подумал о Мишель. Вот дьявольщина.

Так, а где же он всё-таки оказался? Пока мчался со скоростью выпущенного из пращи камня, дороги совсем не разбирал. И остановить его смог бы лишь возникший перед самым носом тупик. Но усталость притормозила беглеца намного раньше. Отнюдь не героический и далеко не олимпийский забег Стивена завершился у похоронной конторы мистера Сорбро. Час от часу не легче! Диксон искренне недолюбливал маленького гробовщика. Тот при каждом удобном случае норовил учить его уму-разуму. Червь могильный.

Ладно, на сей раз Стив таки покривил душой. Сейчас он был бы рад увидеть и Джека Сорбро. По крайней мере, его несостоявшийся работодатель был обычным человеком, а не непонятно какой тварью. Эгей, у Стива протяжно заныло сердце, а что если Мишель уже давным-давно превратилась в охочего до крови упыря, лишь внешне маскируясь под юную девушку? Да ну на хрен! Мысль, что он много раз спал с монстром, как-то совсем не прельщала. С Мишель что-то произошло. Что-то заставило её слететь с катушек. Но откуда взялась её невероятная сверхъестественная сила? Неужели все чокнутые так круто меняются? И что ему теперь делать? Куда идти с информацией, что дочь мэра сбрендила, перечикала всю семью в капусту и превратилась в ведьму? В полицейский участок, или сразу в клинику на приём к доктору Харрису?.. В Хеллвиле не было квалифицированного психиатра, как такового.

Здание похоронной конторы на взгляд юноши удачно гармонировало с разлившимися в холодном воздухе густым киселём вечерними сумерками. Приземистый одноэтажный домина, с маленькими вытянутыми окошками, забранными жалюзи, крытый позеленевшим от времени шифером. На оббитой потёртым кожзаменителем двери красовалась приколоченная гвоздями подкова, над подковой разместилась табличка, гласящая в двух словах, что, если вы озаботились о жизни после смерти, то лучшего места, чтобы поделиться своими соображениями, чем похоронная контора Сорбро, вам не найти. Справа от двери к стене был прислонён поставленный на попа открытый деревянный гроб без верхней крышки. Ну, что б уж всем было точно ясно, чем именно занимается хозяин сего учреждения.

Насколько юноша знал, похоронная контора одновременно являлась и постоянным жилищем мистера Сорбро. Отчего Стивен постоянно за глаза подтрунивал над гробовщиком, предполагая, что он либо сожительствует с покойниками (дескать, некрофил), либо увлекается учёными трудами приснопамятного Виктора Франкенштейна. Досмеялся, мать вашу, хмуро подумал Диксон. Он был готов ломиться в контору и слёзно умолять мистера Сорбро приютить его на ночь, невзирая на личные предпочтения похоронных дел мастера и вероятную платоническую любовь к трупам.

Злобно покосившись на выглянувшую из-за туч луну, юноша усмехнулся. Спятил? Это он-то спятил? А вы посмотрите на небо, господа-умники, и попробуйте объяснить ту чертовщину, что происходит вокруг. Что, слабо? А чем зримо наблюдаемая НЕПРАВИЛЬНАЯ луна правдоподобнее превращения милой симпатичной девушки в отвратительную сумасшедшую тварь? А может, в этом и кроется разгадка, осенило Диксона? В полнолунии с древних времён заключена некая таинственная сила. В полнолуние многие трогаются умом. Лунатики там всякие и прочие психопаты. Приливы и отливы. Да луна играючи двигает миллионы тон воды на земле с расстояния в сто двадцать тысяч миль! И это всё делает обычный спутник нашей планеты. Обычная луна. Но то, что сейчас тускло отсвечивало серебристым светом на затянутом тучами небосводе, не было ОБЫЧНОЙ, привычной для их мира луной. Кто знает, на что способна ЭТА луна?

После того, что Стив увидел в доме Гриффитов, он был готов поверить во всё, что угодно. Хоть в ведьм, хоть в упырей, хоть в оборотней. Последняя мысль о превращающихся в полнолуние в волков людях юноше совсем не понравилась. Он так же мысленно дал себе пинка. О чём это он, дурак недоделанный? Какие, на фиг, оборотни. Тут того, что уже есть, хватает с головой.

Вздрогнув, Стивен быстренько подошёл к двери похоронной конторы и настойчиво забарабанил кулаком по бронзовой табличке.

– Пошевеливайся, чего уж там, – пробормотал Стив. – Хватит дрыхнуть, приятель. Не слышишь – к тебе гости пришли…