Текст книги "Генератор Кошмаров (СИ)"

Автор книги: Максим Шторм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

– Я не Пеннивайз! Я не Пеннивайз!!! – благим матом заорал Бинго, едва не оглушив Блейза. Клоун в защитном жесте закрывался обеими руками, пряча лицо и едва не рыдая от ужаса. По крайней мере, разыгранная артистом пантомима не выглядела ломаемой комедией. А там, глядишь, и хрен его знает… Блейз не мог поручиться, что его не водят за поводок, как незрячего простофилю. Вдруг, в Бинго умирает великий артист?

– П-пожалуйста, пожа-а-алуйста, не убивай меня! Не убива-а-а-й!.. Умоляю, мастер Блейз, пощадите! Ну п-п-пож… У меня же семья!

Кулак Алана разжался сам собой. Клоун, моргая залитыми слезами глубоко несчастными глазками – один синий, второй карий – с затаённой надеждой уставился на юношу через растопыренные пальцы. Блейз едва не сплюнул от досады. Хорош «язык», ничего не скажешь. И что-то не очень похоже, чтобы Весёлый клоун был как-то замешан в делишках Старжински и компании. Ну не походил Бинго на злодея, как не крути! Может, он жертва обстоятельств? Как бы там дела не обстояли на самом деле, Блейз всё же бдительности не терял и колена с груди клоуна не убрал, продолжая хмурить брови и угрожающе двигать желваками.

– Вы не убьёте меня, добрый сэр? Ну скажите, что вы пощадите бедного несчастного жалкого клоуна… Ну по-о-о-жалуйста! Я вижу, что в глубине души вы очень добрый и сострадательный, мастер Блейз. Прошу вас, не убивайте меня. У меня семья, дети…

– Ты прямо сейчас придумал про семью и детей? – опустил уголки тонких губ Алан, перемещая вес тела с колена на носок. – Очередная театральная импровизация?

– С чего вы решили? – честно удивился Бинго. Из карего глаза клоуна выкатилась огромная, размером со сливу, кристально чистая и прозрачная слеза. Прокатившись по щеке, слеза лихо вскочила на длинный нос циркача, застыв хрупким пузырём на самом кончике, и с мелодичным звоном лопнула, бесследно растворившись в спёртом воздухе коридора. Блейз не поверил своим глазам. Фокус был что надо, ничего не скажешь.

– Я не могу себе представить женщину, которая согласится выйти за такого чокнутого идиота, как ты, и вдобавок нарожать кучу детишек, не боясь, что они унаследуют все отцовские патологии.

Бинго, заёрзав лопатками по полу, обижено надул щёки. От былой весёлости клоуна осталось одно название. Но острый язык Бинго был по-прежнему подвешен на правильной высоте.

– Знаете, сэр, сдаётся мне, что у нас с вами общие проблемы по части женщин. Чего ж сами-то в бобылях ходите?

Алан изогнул бровь, словно увидел над головой распяленного под ним циркача ангельский нимб.

– Ладно, приятель, некогда мне с тобой подолгу языками чесать… Ответь мне всего на один вопрос, и мы разойдёмся полюбовно. Обещаю.

Зардевшись, как невинная девица на выданье, Бинго скороговоркой пролепетал:

–Нет-нет-нет, что вы, мастер Блейз! Я не при каких условиях не собираюсь становиться вашим любовником. Вы меня, должно быть, с кем-то перепутали! Не к тому вы обращаетесь, поверьте. Вот, помню, был у нас как-то раз в труппе один чудак, так тот…

Горестно вздохнув, Алан наградил возбуждённо затараторившего клоуна сильнейшим щелбаном. Пискнув от боли и возмущения, Бинго схватился за лоб, обжигая обидчика полным негодования взором. Однако заткнулся, и на том спасибо. Если уж Бинго начал нести всякую чушь, значит, с ним полный порядок, и он больше придуряется, чем в действительности страдает.

– За что? Что я вам такого сделал?

– Ещё не знаю, – покачал лохматой, давно нечесаной и немытой головой Алан. – У тебя есть отличный шанс доказать мне свою невиновность и полную лояльность правосудию и законно избранной власти.

– Чего-чего? – физиономия клоуна благостно обомлела. Такое выражение появляется, когда ты вдруг понимаешь, что твоей собеседник сумасшедший.

Усмехнувшись, Блейз поднялся на ноги и протянул облегчённо выдохнувшему циркачу руку.

– Вставай. Но смотри у меня, без выпендрёжа. Бить буду один раз, но прицельно и наповал.

– Да понял, не дурак, – сказал Бинго, отряхивая с одежды несуществующую пыль. – Спрашивай, Алан Блейз. Задавай любые вопросы, какие сможешь придумать. Я, в свою очередь, обещаю, что отвечу на те из вопросов, на которые смогу дать ответ. И не жди от меня слишком много. Я сам, признаюсь тебе, как на духу, до хрена чего не знаю и не понимаю.

Алан сложил руки на груди, с новым интересом глядя на застывшего перед ним низкорослого человека, наряженного в клетчатое обтягивающее трико пёстрых кричащих расцветок, с пышным жабо вокруг шеи, и обутого в огромнейшие оранжевые туфли с длинными, круто загнутыми кверху носками. Вот оно, понял Алан. Всё дело в одежде. Насколько он помнил, раньше Бинго одевался совсем иначе. Изменился его костюм. Добавьте к пёстрому трико и остроносым башмакам трёхрогий колпак с бубенцами, и вы получите вылитого средневекового арлекина с грустным плачущим гримом на унылом лице.

– А где твой колпак? – невольно улыбнулся Блейз.

– Вот же он, – сказал Бинго. Брямс! И на светловолосой, стриженной «под горшок» голове клоуна возник запрашиваемый Аланом колпак, отягощенный тремя бронзовыми бубенцами.

Юноша помассировал слегка отвисшую челюсть. Чудеса продолжались, но фокусы новоявленного арлекина носили совершенно невинный, ребяческий характер. Они поражали, но не шокировали. От них веяло чем-то давно позабытым, оставленным в далёком детстве. От фокусов покойного Богарта мурашки, обгоняя друг дружку, бежали по спине.

– Что с тобой случилось?

– Я изменился, – Бинго всхлипнул и трубно высморкался в невесть откуда взявшийся батистовый носовой платочек. – Мы все изменились, Алан Блейз. Ты видел, как взошла полная луна? Ты понял, что время остановилось? Ты чувствуешь, что мы все проваливаемся в никуда? Мы меняемся. Каждый по-своему. Мир сдвигается с места и мы, не поспевая за ним, падаем. А поднимаемся уже совсем другими. Изменения затрагивают нашу суть. ЭТО проникает в нашу душу, читая её, как открытую книгу. И каждый становится тем, кем он на самом деле является внутри себя.

– Почему это произошло? – Алан нервно дёрнул щекой.

– Хотел бы я ответить на твой вопрос! – в голос взвыл Бинго, тряхнув головой. Бубенчики на колпаке незамедлительно отозвались мелодичным переливчатым звоном. – Я забыл! Я знал, понимаешь? Я ВСЁ знал, но, изменившись, я забыл об этом. Посмотри, в кого я превратился? В дешёвого убогого арлекина! Другое дело все остальные: Богарт, Эльвира, Джек… Представить себе не могу, что ты уделал Мистера Невозможное! Знаешь, в это очень трудно поверить. Он НАСТОЛЬКО изменился… А сам Маэстро!? А я? Кем стал я?

Блейз неуверенно пожал широкими плечами.

– Значит, если принять на веру твои слова, ты сам в глубине души был и остаёшься вполне нормальным добрым малым. Ты добряк, приятель!

Бинго скривился, будто отхлебнув вместо вина уксуса.

– Глупости, ты просто плохо меня знаешь. Мне… Мне порой случалось творить не очень хорошие вещи. Знаешь, маска клоуна зачастую очень удобна. Вот только прилипает к тебе на всю оставшуюся жизнь.

– Любую маску можно сорвать, – твёрдо, с особым убеждением сказал юноша. – Любую. Даже если придётся отрывать её от лица вместе с кожей.

Арлекин подошёл к Блейзу вплотную и приподнялся на цыпочки. Изменился и грим Бинго. Улыбка поблекла и стала грустной. Исчезли красный нос и пылающие свекольные щёки. Из подведённых тушью глаз стекали чёрные нарисованные слёзы. Бинго поднял голову, ловя настороженный взгляд Блейза. Жабо задралось, упираясь верхним окружьем в подбородок арлекина.

– А теперь слушая меня внимательно, Алан Блейз, – проникновенно зашептал Бинго. – Я говорю один раз и больше повторять не буду. Потому что у меня нет уверенности, что я через пять минут не забуду то, что хотел рассказать. Не растрачивай впустую время, обшаривая вагончики и загоны для животных. В цирке больше не осталось никого, кто ЗНАЕТ. Я – не в счёт. Я забыл. Понимаешь? Тебе нужно найти Рудольфа Старжински. Предвосхищая твой вопрос, отвечаю – я не знаю, куда он ушёл и где нынче находится. Твоего маленького друга здесь тоже нет. Маэстро увёл его с собой (при этих словах арлекина Блейз досадливо скрипнул зубами). Второй мальчик остался в цирке… Постой! Не дёргайся, Алан. Ему уже не помочь. Он навсегда останется в «Невозможное-возможно».

– Почему?! – Блейз тяжело задышал, как преследующая зверя гончая. Ему захотелось схватить Бинго за шею и вытрясти из него всю правду. Но… В чём виноват этот загримированный чудак? В том, что сам не помнит, что делал? Алан отвёл от заблестевших, всё понимающих зелёных глаз арлекина взор.

Бинго отступил от Блейза на шаг, звеня разноголосыми бубенчиками.

– Потому что он уже изменился, – Бинго с трудом сглотнул. Острый кадык его прыгнул под самое горло. – Я… Я покажу тебе. Обязательно покажу, чтобы ты знал, к чему может привести то, что происходит. Чтобы ты понял, что это надо остановить.

– Но что это?! Что случилось с нами со всеми? Что случилось с городом? – Алан поймал себя на том, что громко кричит и прикусил язык. И уже гораздо тише, потухшим голосом закончил. – Почему?.. Почему именно с нами?

– Не знаю. Богом клянусь, Алан Блейз, я НЕ ЗНАЮ, – Бинго опять приложился к носовому платку, издавая звуки встревоженного мамонта. – Но я знаю, что ДРУГИЕ всё помнят и отлично понимают, что к чему. Найдёшь их – найдёшь ответы. И найдёшь своего маленького сынишку.

Блейз вымученно улыбнулся.

– Тони не мой сын. Просто я пообещал одной девушке, которая…

– А есть разница? – удивился арлекин, обрывая сбивчивые объяснения Алана. -Если ты готов ради чужого тебе ребёнка пройти огонь и воду, то ты его отец. Не тот, кто его зачал, а ты. Тот, который способен умереть за него. Улавливаешь? Хм, мне надо видеть себя со стороны. Ещё немножко и пойду записываться добровольцем в армию спасения! Но слушай дальше. Ты обязан остановить всё это. Кроме тебя никто не способен, я знаю. Я вижу в твоих глазах, я чувствую в твоём сердце.

– А почему я? Только основываясь на твоих утрированных предположениях о моей уникальности? – Блейз был полон едкого скепсиса. – Мне бы отыскать Тони и всё. Мой лимит ежедневных подвигов будет исчерпан. А завтра мы с Шейлой уедим из Хеллвила…

Блейз, не договорив, заткнулся. До него стал доходить весь смысл сказанного. Увидев расцвёвшее на физиономии юноши замешательство, Бинго победно закукарекал.

–Хе-хе! Догадался, балда? Покуда на небе полная луна, покуда недвижимо стоит время, никто и никогда не покинет пределы этого городка! Хеллвил МЕНЯЕТСЯ и никого не выпустит из своих адских лап. Пока не найдётся тот, кто всё это остановит. Или пока всё не будет кончено, что тоже, в принципе, можно расценивать как один из вариантов развития дальнейших событий… Тебе так не кажется, дружище?

И, окончательно добивая Блейза, арлекин сказал:

–Ты спрашивал, почему ты? Есть одна причина, есть. Она уж точно заставит тебя быстрее шевелить задницей. Если ты не найдёшь моих бывших коллег раньше, чем они найдут твою младшую сестру, то будет поздно вообще что-либо делать.

Алан моментально налился дурной кровью, низко опустив голову и сжимая кулаки.

– Шелли? При чём здесь моя сестрёнка?

– Я не знаю, зачем она им понадобилась, но точно знаю то, что сейчас, пока мы с тобой перетираем, словно две кумушки последние сплетни, они охотятся за ней. Эльвира и Джек ищут твою сестру. И возможно, не одни они. Понимаешь, в чём вся соль? Все ниточки сходятся в одном месте. Надо всего лишь отыскать его. И ты одним махом разрешишь все вопросы! Задачка, конечно, не из простых, но так и выбора у тебя, получается, нет. А ты заметил иронию? Все в этом дьявольском городке что-то ищут! Забавно, да?

– Ты всё это время знал об этом и молчал? – прорычал Блейз.

– Ну… Я же должен был тебя подготовить, – дурашливо улыбнулся циркач. – Надо же было тебя как-то аккуратно, постепенно подвести к суровой правде, чтобы с ходу не потрясти твою расшатанную нервную систему. Теперь ты всё знаешь. В добрый путь, мой друг. Я верю в тебя. Моя рука всегда будет с тобой и поддержит в трудную минуту.

– О да, разумеется, я в этом и не сомневаюсь, – злорадно осклабился Алан.

– О чём это ты? – осторожно полюбопытствовал Бинго.

– Ты пойдёшь со мной.

Улыбку арлекина как ветром сдуло.

Часть 5

Глава 19

– Ой! Ой-ой-ой! Доктор Харрис! Я живая девушка, а не бесчувственное деревянное полено. Я не манекен! Улавливаете разницу?

– Угу… Нужно быть полным кретином, чтобы принять вас за пластиковую куклу.

– У меня, если вы ещё не заметили, очень нежная и восприимчивая кожа. А вы трёте мои ноги, как будто разминаете боксёра перед выходом на арену!

– Это называется массаж, – терпеливо пояснил Уолтер. Его длинные красивые пальцы с силой надавливали на икры и лодыжки девушки. – Я должен выгнать из ваших мышц всю боль и вернуть ногам нормальное кровообращение. Судороги, знаете ли, до добра не доводят…

Кейт вытянулась во весь рост на кушетке, подложив под голову мягкую подушку. Она блаженно прикрыла глаза, изредка подглядывая за склонившимся над её ногами рыжеволосым доктором. Ресницы мисс Симмонс часто подрагивали, и, смотри Уолтер на её лицо, он бы сразу поймал её тающий взгляд. Но добросовестный доктор был целиком и полностью сосредоточен на ногах вынужденной пациентки. Точнее на правой ноге. Вслух плаксиво жалуясь и понося Харриса обидными словами, внутри девушка просто млела от восторга, вызванного прикосновением к её ногам уверенных сильных твёрдых рук. Боже, какие у него чудесные пальцы! А как бережно он обходится с вверенными ему ценностями… Своими ровными стройными ногами Кейт по праву гордилась. И ей безумно нравилось, что Уолтер прикасается к ним. Конечно, она совсем не торопилась сообщать об этом самому Харрису. Всему своё время.

– А помните, как мы играли с вами в морской бой?

– Это трудно забыть, – пальцы Уолтера опустились к щиколотке, на миг задержались на подъёме стопы и легко заскользили дальше, встречаясь с наманекюренными пальчиками ног. Кейт едва успела прикусить губу, чтобы задавить рвущийся наружу стон наслаждения. – Я был разбит на голову.

– Ага… Я прирождённый тактик… Адмирал.

– Для морского волка у вас слишком красивые и совершенные ноги, – пошутил Уолтер, принимаясь за левую ступню девушки. – У вас кожа как у маленького ребёнка, Кейт. И размер под стать.

– Угу…

– Вам больно? – всполошился доктор, вскинув растрёпанную голову. Его пальцы замерли на лодыжке. – Вы застонали.

Кейт, раскрыв глаза, успокаивающе улыбнулась.

– Простите, у меня нечаянно вырвалось. Нет, мне вовсе не больно. Даже наоборот.

Недоумевающе улыбнувшись в ответ, Уолтер вновь обратился к ногам девушки, не обратив должного внимания на явное несоответствие слов Кейт её капризному поведению.

Он уже добрых двадцать минут массировал без преувеличения красивые конечности молоденькой стенографистки, по привычке восхищаясь ими с анатомической точки зрения. В приёмной полицейского департамента горела одна единственная настольная лампа, тенями закутывая доктора и девушку в приятный интимный полумрак. Для начала Харрис осторожно вытер ноги Кейт влажным полотенцем, смывая засохшую кровь и прилипшую к ступням грязь. К тому времени девушка успела избавиться от разодранных чулок. Затем Уолтер самым тщательным образом осмотрел каждую пядь исцарапанных ступней, особенно заостряя внимание на сбитых пальцах. Всё это время Кейт лежала тихо и смирно, как самая образцово показательная пациентка. Но стоило Харрису перейти к процедуре обрабатывания саднящих ранок антисептиком, как она тут же проявила себя во всей красе, обрушив на Уолтера целый град обвинений в его профнепригодности и живодёрстве. Ну а когда, стоически сносящий все обвинительные выпады доктор перешёл к массажу, Кейт развернулась на всю катушку. Но он и это стерпел. Харрис с удивлением поймал себя на том, что от вздрагивающей под его пальцами девушки он готов вытерпеть всё, что угодно.

– Повыше, пожалуйста, доктор Харрис, – сладенько так проворковала Кейт. – Пря-я-ямо под сгиб колена. У меня там что-то покалывает.

Усмехнувшись, Уолтер послушно подсунул руку под указанное местечко, ощутив, как ТАМ горячо и приятно. Под пальцами врача в ускоренном темпе отчётливо запульсировала тонкая жилка. Он почувствовал, как размягчённые расслабленные мышцы напряглись, наливаясь эластичностью и силой. Кейт едва не выгнулась дугой, но вовремя спохватилась и лишь затвердевшие ноги выдали её возбуждённое состояние.

– Как ты думаешь, – вновь переходя на «ты», спросил Уолтер, нежными движениями массируя пульсирующую впадинку, – что нам остаётся делать, Кейт?

– Ты о чём? – не отставая от доктора в плане личностных взаимоотношений, сказала девушка. – Обо всех этих странностях и непонятных, даже более чем непонятных вещах?

– О них, – Харрис был предельно лаконичен и сосредоточен, пробегая пальцами по голени с любопытством приподнявшей голову девушки. – И не забудь добавить – жутких и страшных вещах.

– Я устала, Уолтер, – чуть помолчав, серьёзно сказала Кейт. – Я очень сильно устала. Я устала думать, гадать, строить какие-либо предположения, даже не зная на что опираться. Я уже не знаю, как отличить правду от вымысла. Всё так смешалось… И я боюсь, Уолт. Я очень боюсь.

– Не бойся, – Уолтер встал с пола, где он протирал колени и присел рядом с Кейт, погладив девушку по златокудрой головке. – Я же с тобой. И я не брошу тебя.

Благодарно улыбаясь, Кейт поймала тёплую, пахнущую мылом, ладонь Харриса и прижала к щеке. Вместе с пухлыми губами улыбались и её васильковые глаза. Она протянула руку и провела пальчиком по выбритому подбородку мужчины.

– В рубашке Энди ты такой смешной.

– Да уж, признаться, полицейская форма мне не очень идёт, – тихо рассмеялся Уолтер. – Но поскольку моя одежда пришла в окончательную негодность, тебе придётся какое-то время мириться с моим отталкивающим внешним видом.

– Глупый, – хрипло сказала Кейт, не отводя от Уолтера искрящегося желанием взгляда. – Ты красивый.

– Так всё-таки глупый или красивый? – попробовал привычно отшутиться Харрис. Щека Кейт под его ладонью просто горела. Он подумал, что ещё немного, и этот жар перекинется на него, плавя кожу… И ему очень нравилось это ощущение живого пылающего огня, просачивающегося сквозь пальцы.

– Поцелуй меня.

Просьба Кейт не застала его врасплох. И когда девушка, приподнявшись на локте, потянулась своими губами к его, Уолтер не стал виновато отворачивать лицо в сторону. Их губы встретились, сначала робко, а потом всё настойчивей касаясь друг друга, и Уолтер почувствовал, как огонь проник в его вены.

И это было куда лучше и приятней, чем играть в морской бой.

_________________________________________________________________

– Как ты думаешь, чем всё это дерьмо закончится? И закончится ли вообще?

– Сдаётся мне, что мы не единственные, кто сейчас рассуждает на эту тему, – Тёрнер задёрнул на окне штору, чувствуя, как пытающий взор младшего помощника буквально пронзает ему спину. – Держу пари, каждый житель Хеллвила задаётся подобным вопросом. Впрочем, без особой надежды на вразумительный ответ.

– То, что происходит, трудно причислить к простым обыденным вещам, – покачал головой Кларк. – Это понимают все. Но никто не может понять, что ЭТО.

– Иногда куда лучше принять всё, как есть, не задумываясь о первопричине. Не делай удивлённые глаза, дружище, я ещё не спятил… Но нынче не тот случай. Совсем не тот. Я хочу сказать, что нам нужно думать не о задаче, а о решении.

Кларк подпёр могучим плечом стену, сложив руки на груди.

– Как решить задачу, не зная всех изначальных составляющих? У нас нет элементарных данных! И в наш пример легко закрадётся ошибка.

Придвинув к зашторенному окну кресло, Энди плюхнулся на сиденье, и, закинув ногу на ногу, криво улыбнулся:

– Сразу видно, что в школе у тебя были неплохие отметки по математике. Но когда происходит нарушение всех мыслимых законов природы, привычные догмы перестают работать. Когда мир вокруг тебя сходит с ума, нужно начинать мыслить абстрактно, ни в коем разе не пытаясь дать внятное логическое объяснение происходящему. Иначе сам свихнёшься, потому что всё равно не сможешь ничего объяснить или понять.

Дуглас демонстративно зевнул. Выглядело это так, будто здоровенный бегемот распахнул бездонную пасть.

– И что, нам нужно всем раздеться догола, вываляться в дёгте и перьях и размахивая бубнами выйти на улицы города? Мол, смотрите на нас, мы никого и ничего не боимся и любое безумие нам побоку – сами такие!

– Тьфу на тебя! Ты вечно всё усложняешь. Я имел в виду, что нам нужно не поддаваться коллективному сумасшествию, а просто принять на веру, казалось бы, совершенно дикие и невероятные вещи. Поверить в то, во что ещё пару дней назад не поверил бы ни за какие деньги. Влиться в этот хоровод безумия, танцевать с ним, но не растворятся в нём.

– Поверить в ожившие бабушкины сказки? – буркнул Кларк, отклеиваясь от стены и оглядываясь в поисках способного выдержать его тушу стула.

Энди сложил руки на животе поверх ремня. Из кожаной портупеи выглядывала рукоять перезаряженного револьвера.

– Да. Поверить. А что нам ещё остаётся? В час, когда мы практически отрезаны от внешнего мира? Отказали все телефонные линии, сдохли радио и телевидение, интернет тоже. Хорошо хоть электричество пока работает без перебоев. Пока. Мы словно оказались отброшены на пару сотен лет назад. Мы как будто проваливаемся в глубокую тёмную бездну. До дна ещё далеко, мы не видим острых камней, о которые можно разбиться, но, пока мы падаем, дно всё ближе и ближе.

– Можно послать всё к чертям собачьим и уехать. Представляешь, Энди, взять и уехать!

Шериф негодующе всплеснул руками:

– О чём ты говоришь, Даг? Куда уехать? Как?! Я даже не буду заикаться о нашем первоочередном долге служителей закона до последнего оставаться в центре событий и защищать интересы и жизни послушных налогоплательщиков. Дело не в благородных порывах, а в жестокой действительности, в правде нашей нынешней жизни. А она, эта правда, на данный момент такова, что даже захоти мы особенно сильно, никуда мы не денемся из Хеллвила! Не сможем мы сбежать.

Кларк, не пропуская ни слова из монолога Тёрнера, играючи подвинул поближе к двери диван и уселся напротив разглагольствующего шефа. Довольно вытянув ноги, младший помощник удручённо вздохнул. На широкой физиономии Кларка пламенели прижженные йодом царапины, саднящие кожу, как яд африканской кобры. Осторожно прикоснувшись к щекам кончиками пальцев, Кларк испустил ещё один горестный вздох и неуверенно сказал:

– Значит, говоришь, нельзя сбежать…

– Можно попытаться, – Энди подался вперёд, пружины старого кресла скрипнули под его весом. – Но к чему приведёт эта попытка? Не станет ли ещё хуже, а? Кто знает, куда мы забредём, пересекая невидимую границу между безумием и здравым смыслом… Я не за что не могу поручиться, приятель. Эта необъятная, недвижимая пелена туч, она довлеющим куполом накрыла весь город. И нам не пробиться через неё. Здесь, под куполом, даже время остановилось. Представь себе, что пока мы здесь барахтаемся, словно глупые слепые щенки, во внешнем мире время идёт своим чередом. А вдруг ТАМ уже прошло не несколько часов, а, положим, несколько дней? Или недель?.. Лет?

– Ты меня пугаешь, – нервно заёрзал на диване Кларк. – Я даже думать об этом не хочу. С меня достаточно того, что мы либо попали в какой-то научно-фантастический фильм, внезапно ставший реальностью нашей жизни, либо стали подопытными кроликами.

– Кроликами?

– Ими-ими. Жертвами сверхзасекреченного правительственного эксперимента. А что? Я не раз читал и слышал, что наши власти готовы на что угодно во имя торжества науки.

– Ты почерпнул слишком много шелухи из мировой паутины, – в голосе Тёрнера слышался упрёк. – Признаться, я тоже думал о вероятности испытания в наших местах некоей хитрой установки. Ну, что-то типа полузабытого проекта «Филадельфия». Но, чем дольше я размышлял, тем больше склонялся к выводу, что наукой здесь и не пахнет. Не тот случай, Даг, опять-таки не тот, мать его, случай. Здесь всё не то!

– К чему ты ведёшь? – Кларк был весь внимание.

Следующий вопрос шерифа без малого застал его врасплох.

– Ты веришь в бога, дружище?

– А если верю, тогда что? – осторожно сказал Кларк.

– Тогда я спрошу, а веришь ли ты в Дьявола? Ведь, если допустить существование бога, то ничто не должно ставить под сомнение и существование злейшего врага рода человеческого.

– Как-то сложно представить тебя в роли проповедника, – виновато улыбнувшись, сказал младший помощник. – Ты уж не обижайся, но перевод всей этой захватившей город чертовщины на религиозные рельсы, на мой взгляд, не очень удачен…

Энди переменил позу, вытянул затёкшие ноги и победно посмотрел на Кларка:

– Скажи мне, приятель, из всего тобою вышесказанного какое слово стоит выделит, как ключевое?

Нахмурившись, Дуглас с неодобрением поджал губы:

– Так, прекращай изображать из себя профессора гарвардского университета. Не будь большим засранцем, чем ты являешься на самом деле, Тёрнер.

Пропустив язвительную реплику Кларка мимо ушей, Энди произнёс:

– Ты сказал «чертовщина».

– Что я сказал?

– Чертовщина.

– В смысле…

– Ты сказал, что Хеллвил захватила непонятная чертовщина, – Энди был на редкость терпелив и выдержан. – Не желая поднимать вопрос религии, ты, сам того не замечая, неосознанно, примешал в разговор словечко определённо теологического толка.

– Типа связанное с библейскими историями и церковными проповедями, – усмехнувшись, сказал Кларк. – Ты что, начитался священного писания?

– Ты зря смеёшься, – сам Энди и не думал улыбаться. – А я вот в последнее время всерьёз задумался, а есть ли бог? Таков ли он, каким мы привыкли его изображать? Соответствует ли он каноническому представлению, данному в библии, или Он некая высшая материя, неуловимая для разума среднего человека суть, управляющая законами вселенной?.. Что мы знаем о Боге, Кларк? Каков его истинный облик, и как мы носим Бога в душе, не зная о нём практически ничего? Бессмертим ли мы не знанием, а слепой верой свою душу?

Дуглас, вжавшись лопатками в спинку дивана, с тихим, нарастающим ужасом таращился на шефа. На лбу младшего помощника выступила испарина, а в мозг прокралась шаловливая мыслишка – а ну как и Тёрнер сбрендил? И что тогда? Вязать его по рукам и ногам? Или кричать – караул?! Кларк набрал в могучую грудь побольше воздуха и шумно выдохнул.

– Я не свихнулся, Кларк, – от Энди не ускользнуло поменявшееся лицо Дугласа. – Расслабься и успокойся, ты глупо и смешно выглядишь с налившимися кровью глазами и отвисшей челюстью.

– Пошёл ты, – передёрнул плечами Кларк. – От твоих нравоучений я весь мурашками покрылся.

– Так вот, что я хочу всем этим сказать, – Тёрнер был невозмутимее скального утёса. – Если Богу, неважно по какой причине, было угодно, чтобы с нами стряслась эта напасть, то мне думается, что у нас тогда есть очень неплохой шанс на скорейшее спасение. Хеллвил отнюдь не Содом и не Гоморра, и у его жителей ДОЛЖНЫ быть шансы на выживание. Всё в мире происходит в соответствии с законами природы, следовательно, законами божьими… Когда того требует необходимость, природа сама регулирует движение жизни, заполняя пустоты и образуя бреши на своё усмотрение. Я верю в бога, Кларк. Я верю, что он не оставит нас одних. Просто… Просто что-то случилось из ряда вон выходящее. НЕПРАВИЛЬНОЕ. Совсем не божеское.

– Тогда чьё? Чей промысел мы наблюдаем на улицах города и вокруг?

– Уверен, что в нашем случае как раз и не обошлось без вмешательства Дьявола, – Тёрнер натянуто улыбнулся. Кларк так и не понял, чего было больше в этой улыбке – неуверенности или смущения. – Как-то ему удалось взять Хеллвил в свои лапы. Что-то произошло, что позволило ему прийти сюда. Кто-то впустил ЕГО в свою душу, и это открыло врата.

Дуглас встревожено замахал рукой перед носом погрузившегося в пространные рассуждения молодого человека.

– Эй ты, оракул ходячий, у тебя даже глаза остекленели! Завязывай с этой потусторонне-мистической хренью и возвращайся на грешную землю. Тебе известно, как говорят по этому поводу русские? На бога надейся, а сам не плошай. Золотые слова, доложу тебе, особенно в нашей щекотливой ситуации.

Словно очнувшись, Энди вздрогнул и исподлобья глянул на Дугласа.

– Ты даже не представляешь, насколько ты прав, дружище. И у меня на примете есть, по крайней мере, один человек, который уж точно предпочитает действовать, а не тратить время в религиозных диспутах. И я от всего сердца желаю ему успеха. Он уже действует, борется. За своих родных и близких, за нас, за город. Можешь смеяться, но он предстаёт передо мной в образе спустившегося с небес архангела, посланного господом на битву с Сатаной.

Смех застрял булькающим хрипением в горле Дуглас, когда он понял, что Тёрнер и не думает шутить. Твою мать, подумал Кларк, когда ЭТО всё закончится (и если закончится), то обязательно схожу в церковь, исповедуюсь. Слово даю.

– Э-э-э… Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты говоришь о… О НЁМ? Речь идёт об Алане Блейзе, родном брате той любой твоему сердцу милашке, что сейчас в соседней комнате приводит в чувство миссис Хилл?

Помявшись, Тёрнер всё же сказал:

– Ну, ты, конечно, несколько утрируешь… И при чём вообще Шейла? «Милая сердцу милашка»? О чём ты, приятель? Я тебя не узнаю. Но в остальном всё так и есть.

Кларк сделал вид, что не увидел вспыхнувший на щеках Энди застенчивый румянец.

– Блейз? Алан Блейз? Помилуй нас бог, если он и вправду наша последняя надежда и защита! Парень, это ТЕБЯ я не узнаю. Да у этого Блейза у самого за душой не пойми какие бесы водятся! Ты видел его глаза, Энди? Лично у меня создаётся впечатление, что он способен зарезать кого угодно и не поморщиться. У него взгляд тяжелее, чем Эмпайр Стейт Билдинг, мать её так и раз этак! А лицо? Ты видел его морду, вечно скрытую длинными, как у бабы патлами? У него такое выражение на физиономии, словно ему о-о-очень давно врезали по яйцам, а боль до сих пор не проходит. Вот он и рыщет везде, пытаясь отквитаться не пойми с кем непонятно за что. Честно, Энди, меня этот Блейз здорово пугает. У него не вид спасителя. Он сам, как демон.

– Впечатление зачастую бывает обманчивым, – шериф был непреклонен. – Не буду спорить, может, у Алана с головой далеко не полный порядок, но с другой стороны, назови мне хоть одного абсолютно нормального человека. И вообще, как определить, кто нормален, а кто нет? Где те эталонные веса? Где мерило? И кто дал одному человеку право судить другого, исходя из личностных и общепринятых критериев? Любой, кто не вписывается в общую серую массу, автоматически становится изгоем. Даже если он полностью нормален. Особенно если он нормален.