Текст книги "Полное затмение"

Автор книги: Лиз Ригби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА 24

Вечером Ломакс чинил машину. Даже при тусклой, облепленной насекомыми лампочке под навесом бросалось в глаза, что двигатель изрядно поврежден ржавчиной. Провода никак не хотели соединяться, ржавый металл царапал пальцы. Ломакс размышлял о Дороти Кливер и ее опасном увлечении. Он уже успел порезаться. Он надеялся, что потеряет список школьных друзей Гейл. Но когда миссис Кливер вручила ему список, Ломакс уже знал, что не сможет забыть о нем. О метаморфозе, произошедшей с Гейл за пять лет со дня свадьбы отца и до его смерти, не осталось никаких свидетельств – ни снимков, ни воспоминаний. Ломакс попытался просунуть провод, но рука попала в ловушку между двумя острыми выступами – он никак не мог выдернуть ее. Разумеется, свидетельницей изменений, происходивших с Гейл, должна была стать ее мать. Впрочем, Вики вряд ли смогла бы описать их.

В доме зазвонил телефон. Освободив-таки руку, Ломакс почувствовал, как по костяшкам заструилась теплая кровь. Он выругался – кому это приспичило позвонить?

– Ломакс? – спросил старческий голос, который он не сразу узнал.

– Слушаю, – нетерпеливо ответил он, поднял руку, и кровь побежала по запястью.

– Звонила Джулия. Должен сказать, приятно было услышать ее. Она попросила меня перезвонить вам.

Берлинз. Ломакс всего лишь слабо намекнул Джулии о том, что никак не может связаться с профессором, и Джулия без лишних вопросов решила эту проблему.

– Профессор. Я так рад слышать вас.

Кровь капала с руки. Ломакс прижал ранку первым попавшимся клочком бумаги и, оборачивая палец, увидел эмблему обсерватории. Вероятно, письмо от Диксона Драйвера или Эйлин Фрайл.

– А что случилось, Ломакс? У вас неприятности?

– Я хочу, чтобы вы знали, что происходит.

Он рассказал Берлинзу о комитете по этике и о том, что не так давно направил туда свое заявление.

– Боже мой! Я тоже недавно отправил свое.

– Я не совсем понимаю, профессор.

– Ах, Ломакс, Ломакс, – промолвил профессор ласково.

Ломакс представил себе, как Берлинз качает головой.

– Мое заявление не заняло и страницы. Хотите узнать, что я написал?

– Нет. Я ценю ваше доверие, но это совсем не обязательно. Уверен, мы с вами изложили примерно одно и то же. Сомневаюсь, что этот так называемый комитет потрудился прочесть наши письма.

– Что?

– Подозреваю, что это чрезвычайное происшествие имеет прямое отношение к затмению.

– Затмению?

– Вы слышали, что затеял Диксон?

– Да.

– Ему понадобились средства и специалисты по солнцу, чтобы устроить шумиху. Он сэкономил деньги, отстранив нас от работы на целое лето.

– Господи!.. – промолвил Ломакс.

– Я так понял, что ученые будут наблюдать за затмением с самолета вместе с кинозвездами и телевизионными камерами. Я считаю, что все это превращает обсерваторию в своего рода парк аттракционов. Под угрозой наша репутация как серьезного научного учреждения. – На мгновение голос Берлинза стал юным и резким.

– Они пригласили меня на заседание, – сказал Ломакс, снимая с пальца пропитавшееся кровью приглашение.

– Правда? – спросил Берлинз.

– Как вы считаете, они позовут нас назад в сентябре, после затмения?

– Боюсь, – заметил Берлинз, – что обсерватория становится не тем местом, куда нам с вами захотелось бы вернуться.

– А кто состоит в этом так называемом комитете по этике?

– Диксон. Кто-то еще, не припомню. И Добермен.

– Добермен!

– К сожалению, да.

– Но, профессор, если вы не вернетесь, Добермен от этого выиграет! Он же займет ваше место! Как он может входить в этот чертов комитет?

– Потому что все это чистое притворство, – отвечал Берлинз, смеясь над яростью Ломакса.

Они заговорили о телескопе, который мастерил Берлинз.

– Я вступил в клуб. Да, в городе есть один такой – там собираются энтузиасты, которые строят свои маленькие телескопы. Я познакомился там с весьма интересными людьми, – сказал Берлинз.

Мысль о том, что выдающийся ученый вроде Берлинза вступил в клуб астрономов-любителей, была непереносима для Ломакса.

– Нет, они вовсе не астрономы. Просто им нравится мастерить телескопы. Не уверен, что с их помощью они смогут что-нибудь увидеть. От некоторых членов клуба я узнал пару-тройку полезных вещей о шлифовке зеркал – особенно от одного весьма сообразительного малого лет двенадцати.

Ломакс ощутил укол необъяснимой зависти к этому двенадцатилетнему. Понимал ли нахальный подросток, кто шлифует зеркала вместе с ним?

Ломакс рассказал Берлинзу о своих попытках помочь Джулии.

– Боже мой, Боже мой, – промолвил Берлинз. – Видимо, вы надеетесь доказать ее невиновность, найдя истинного убийцу?

В этом был весь Берлинз. Его замечания казались совершенно очевидными, но каким-то образом выделяли самую суть проблемы. Ломакс осознал, что, пока он пытался найти истинного Льюиса, как теперь пытается отыскать истинную Гейл, мысль о том, что прежде всего ему следовало бы искать настоящего убийцу, даже не приходила ему в голову.

Профессор сказал, что на несколько недель уезжает в Миссури, и обещал позвонить по возвращении. Ломакс снова направился к навесу. Отойдя от дома, он бессознательно запрокинул голову. Сегодня условия для наблюдения не особенно хороши. Луна светит слишком ярко.

Сквозь хор сверчков Ломаксу показалось, что в кустах что-то зашумело.

– Депьюти! – позвал он, внезапно исполнившись надежды.

Ответом был только стрекот сверчков. Ломакс скучал по собаке. Он понимал, что чем дольше отсутствует пес, тем меньше шансов на его возвращение.

* * *

На следующее утро Ломакс, как советовала миссис Кливер, позвонил Ричарду в Сиэтл.

– Его нет, – ответил вежливый голос, впрочем, сразу же ставший прохладным, когда Ломакс сказал, что он из «Сэш Смит».

Затем Ломакс представился вымышленным именем и постарался, чтобы голос звучал как у сотрудника налогового управления. Он вроде как слегка подвывал. Ломакс бессознательно копировал знакомый голос, но не мог вспомнить чей.

– Можете считать это дружеским предупреждением, – начал он, – так как никто не заставлял меня звонить вам – федеральный закон к этому не обязывает. Однако я вынужден заметить, что мистер Фокс не ответил на мое письмо, отправленное… постойте, вот оно, три месяца назад, так что он вполне может лишиться денег. Не могу сообщить вам, о какой сумме идет речь, но она довольно значительна. Это все, что я могу сказать. Я хотел бы удостовериться, что мистер Фокс получил мое письмо.

– Да что вы! – воскликнула секретарша. Казалось, она смутилась. – Его действительно нет на месте.

– О-хо-хо, – простонал Ломакс, – очень плохо.

По его тону можно было понять, что грядет настоящая трагедия.

Секретарша расстроилась.

– Он поехал к матери. Может быть, вы оставите свой номер, и он перезвонит вам, мистер?..

Ричард в Калифорнии!

– Э-э… Драхман, Артур Драхман.

Однако теперь, когда Ломакс получил нужную информацию, ему стало трудно изображать Артура. Он дал вымышленный номер и быстро повесил трубку. Оделся и, даже не побрившись, поехал прямо к кондоминиуму Вики Фокс. Он представлял себе, что позвонит миссис Фокс и случайно натолкнется на Ричарда.

Ломаксу пришлось звонить дважды. Вместо скрежета переговорного устройства дверь неожиданно открылась, и из нее вышел Ричард с дорожной сумкой и дипломатом. Он выглядел почти так же, как на свадебной фотографии, только лицо похудело. В углах рта залегли глубокие морщинки.

– Слушаю, – сказал он, сверля Ломакса тяжелым взглядом.

– Э-э… я хочу видеть миссис Фокс.

– Она плавает в бассейне. Вам следует подождать. Или позовите кого-нибудь, чтобы впустили вас. Я спешу.

Ричард пытался закрыть дверь, не выпуская из рук багажа.

– Помочь? – любезно поинтересовался Ломакс.

– Не стоит.

– Э-э… а вы, случайно, не Ричард Фокс?

– Кто вы?

– Я из «Сэш Смит».

На мгновение Ричард повернулся к Ломаксу. В знакомых голубых глазах застыло ледяное выражение. Вылитый Льюис. На Ричарде были галстук, пиджак и светлые брюки. Он пах чем-то косметическим – лосьоном после бритья или шампунем.

– И что с того? – спросил он, направляясь к машине.

Ломакс следовал за ним.

– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов… – начал он, но Ричард замотал головой:

– Хватит вопросов. Я сообщил вашим коллегам все, что знал. Меня достало все это дерьмо. Адвокаты, журналисты, всякие психи. Оставьте меня в покое, вам ясно?

Ломакс беспомощно смотрел, как Ричард ставит сумку в багажник и залезает в машину. Завизжали шины, и автомобиль умчался. Кондоминиум снова погрузился в тишину.

Ломакс бродил рядом с дверью в надежде, что кто-нибудь появится. Никого. В конце концов он отыскал вывеску «Персонал». Голос по внутренней связи велел ему подождать, затем устройство отключилось. Горы приглушали звуки, здесь даже шум шоссе почти не ощущался. Под ногами шуршали сухие листья. Тропинку пересекла ящерица.

Высокие деревянные ворота в стене со скрипом отворились.

– Обычно мы не открываем эти ворота, – извинился мужчина.

Ломакса повели к бассейну. Миссис Фокс покачивалась на плавательном матраце. Ее тело напоминало луковицу. Глаза закрывали солнцезащитные очки.

– Моя водная терапия, – объяснила она Ломаксу.

– Умеете плавать? – спросил мужчина.

– Умею.

– Не возражаете, если я оставлю вас приглядеть за ней? Кто-то должен следить…

– Разумеется, – ответил Ломакс.

Мужчина обрадовался. Ломакс присел на корточки и посмотрел на миссис Фокс. Поверхность воды почти не прогибалась под ее тяжестью. Вики безжизненно била ногами по воде. Матрац медленно кружился. Вряд ли Ломаксу придется спасать ей жизнь.

Они находились в самом сердце кондоминиума, окруженные окнами на трех этажах. Ломакс ждал. Внезапно он уловил движение. Ломакс поднял глаза, но ничего не увидел. Снова движение, возможно, множество отдельных мелких движений. Он снова огляделся и через несколько минут осознал, что движения производят сидящие на балконах второго этажа, развалившиеся во дворике внизу или глазеющие из окон третьего этажа местные жители. Куда бы он ни посмотрел, везде встречал ответный взгляд. Стоя рядом с домом Гейл в Аризоне, риелтор говорил Ломаксу, что пустыня только кажется безжизненной – на самом деле она просто кишит жизнью.

Вики Фокс, вероятно, наскучила водная терапия. Она перестала бить ногами по воде. Возможно, заснула.

Ломакс откашлялся.

– Э-э… миссис Фокс… – начал он.

Вики не двигалась.

– Вы в порядке?

– Да.

Матрац медленно кружился на воде.

Наконец Вики выбралась из бассейна, замочив только лодыжки. Она закуталась в большой желтый халат и присела рядом с Ломаксом. Он вытащил блокнот.

– Зачем вы вернулись?

– Расспросить вас кое о чем.

– Вопросы, вопросы, снова вопросы.

Вики сердито завязала пояс халата. Наступило молчание. Лицо Вики опухло.

– Гейл навещала вас тут? – спросил Ломакс.

Миссис Фокс вздрогнула.

– Иногда. Она могла бы приходить сюда каждый день, чтобы поплавать, но не хотела.

– Она не любила плавать?

– Нет, хотя была отличной пловчихой.

Ломакс понимал, почему Гейл не нравилось плавать в бассейне: вокруг было слишком много любопытных глаз. Он вспомнил неловкую позу Гейл на свадебном снимке. Девушка стыдилась своего тела.

Он спросил:

– А вы когда-нибудь были в квартире Гейл?

– Ну… раз или два, когда у меня была машина.

– Адрес помните?

– Желтый ручей, 1245.

Ломакс поблагодарил. Адрес квартиры Гейл был в материалах дела, но тогда Ломакс его не записал, а потом не хотел спрашивать у Курта или Джулии.

– Можете описать ее квартиру?

– Там лежало много книг.

Ломакс ждал, но Вики ничего не добавила.

– Что с ними случилось, когда она умерла?

Вики снова вздрогнула.

– Они собрали их и вынесли, наверное.

Ломакс был разочарован.

– А сейчас там кто-нибудь живет?

Вики пожала плечами, показывая, что ей это не известно. Казалось, ее плечи жили собственной жизнью. Внезапно она спросила:

– Если вы туда собираетесь, может быть, разберете почту Гейл?

Ломакс уставился на нее. Вики объяснила:

– Иногда Гейл приходят письма. Я вынуждена отвечать и рассказывать, что случилось.

Ломакс с трудом представил себе, как миссис Фокс пытается найти правильные слова, держа ручку над бумагой.

– Когда-то полиция собирала их, читала, а затем они отдавали их мне. Наверное, теперь письма больше не нужны. Мне их уже давно не привозили.

– Хорошо, – ответил Ломакс, – я разберу для вас ее почту. Миссис Фокс, прошлый раз вы сказали мне, что Гейл изменилась.

Вики не ответила.

– Как она изменилась?

– Выросла.

– А как она изменилась, когда выросла?

– Не знаю.

– Она стала хорошенькой?

– Она – моя дочь. Разве можно спрашивать об этом мать?

– А если предположить, – медленно начал Ломакс, – что Льюис жив. Что бы он ответил на такой вопрос?

Миссис Фокс бросила на него пронизывающий взгляд. Против воли Ломакс отпрянул.

– Разве можно спрашивать об этом отца?

– А что вы имели в виду, когда говорили, что она изменилась?

Вики не отвечала. Казалось, она забыла вопрос.

– Миссис Фокс?

Она тряхнула головой и поднялась с места. Вики еще туже затянула пояс халата. Ломакс понял, что она уходит.

– Я хотел сказать… – начал Ломакс жалостливо, – меня действительно интересует, как люди меняются.

Вики слегка покачнулась и прислонилась к Ломаксу.

– А у вас симпатичный новенький блокнот, – заметила она, показывая на записную книжку, купленную Ломаксом в Традесканте. – Но я не собираюсь заполнять его своими историями.

Она удалилась восвояси, о чем-то разговаривая сама с собой, мягкие туфли шаркали по плитам. Вики скрылась за дверью. Дверь со щелчком захлопнулась, породив эхо по всему кондоминиуму. Наверное, Вики отчаянно нуждалась в глотке чего-нибудь или разделяла подозрения Ломакса относительно характера отношений Льюиса и ее дочери.

Ломакс снова почувствовал вокруг внимательные взгляды. Все кондоминиумы похожи. Стены, состоящие из одних окон, а за ними – горы. Он не мог найти дверь, через которую вошел, или хотя бы дверь, за которой скрывался обслуживающий персонал. Нигде не видно выхода.

Пытаясь скрыть растерянность, Ломакс вертел в руках блокнот. Страницы его были пусты за исключением адреса Гейл. По крайней мере он раздобыл адрес плюс разрешение разобрать почту. Когда Ломакс поднял глаза, мимо него тащился бледный худой старик.

– Где здесь выход? – спросил Ломакс, когда старик скользнул в воду, гладко, словно лист бумаги.

Старик показал рукой и бесшумно поплыл по дорожке. Ломакс с облегчением покинул кондоминиум.

Квартира Гейл располагалась недалеко от студенческого городка в старом низком здании. Район был тихим – особняки и небольшие многоквартирные дома. В таких местах обычно останавливались приглашенные преподаватели или старшекурсники – из тех, что побогаче. Ломакс решил, что за квартиру Гейл платил Льюис.

Он нажал кнопку звонка рядом с табличкой «Консьерж».

– Я из «Сэш Смит», занимаюсь делом Фокс, – объяснил Ломакс. Лицо смотрителя помрачнело. – Должно быть, вас зовут Хомер, – добавил Ломакс.

Консьерж никак не подтвердил этого.

– Ваши коллеги уже были здесь, – с отчаянием в голосе ответил он.

Должно быть, консьержа допрашивал Курт. Ломакс вспомнил, что в докладе психиатра душевное состояние управляющего описывалось как «хрупкое». Он с тревогой поинтересовался, не собирается ли Ломакс снова задавать ему вопросы. Ломакс успокоил беднягу:

– Я пришел от Вики Фокс, матери Гейл. Она попросила меня проверить почтовый ящик дочери.

На лице консьержа отразилось недоверие. Он сказал, что полиция забирает все письма, приходящие на имя Гейл, даже всякий мусор, однако вот уже несколько месяцев они перестали приходить за почтой. Ящик несколько раз наполнялся, в основном рекламными листками, и он постоянно вынимал их.

– Почта у меня, но не знаю, имею ли я право отдавать ее вам, – сказал консьерж.

Его рост заставлял Ломакса чувствовать себя неестественно высоким. Управляющий покачал головой – просьба Ломакса встревожила его. Лицо его озабоченно нахмурилось.

– Сейчас кто-нибудь снимает бывшую квартиру Гейл? – спросил Ломакс для поддержания разговора.

– А, – обрадовался управляющий, – вы хотите снять квартиру?

Ломакс отказался и снова сказал, что он из «Сэш Смит». Он предложил связаться с полицией, перед тем как передать матери Гейл почту. Однако на лице консьержа вновь отразилось вселенское горе.

– Даже не знаю, что делать, – сказал он.

– Может, спросим кого-нибудь еще? – предложил Ломакс.

Ему не нравилось мучить этого грустного человечка.

– Может быть, моего сына…

Консьерж удалился в ближнюю дверь и стал звать какого-то Джеферсона. Наконец Джеферсон появился. Он совсем не походил на отца. Высокий и костлявый, он высоко возвышался над Хомером. У юноши было худое умное лицо.

– Профессор Ломакс! Вот это да! – воскликнул юноша.

Ломакс узнал в юноше студента-физика. Около года назад парень посещал курс лекций Ломакса и совсем замучил его бесконечными вопросами.

Ломакс объяснил, что сейчас находится в творческом отпуске. Он рассказал Джеферсону о причине своего визита.

– Конечно, профессору Ломаксу можно отдать эти письма, – заявил Джеферсон. – Он первый номер в обсерватории. Я хочу сказать, он такой, он лучше всех… – От восхищения голос Джеферсона прервался.

Ломакс топтался на месте и скромно пыхтел.

– Джеферсон хочет стать астрономом, – сказал Хомер. – Хотя некоторые считают, что медицина надежнее. Или юриспруденция.

– Это все из-за ваших лекций, – застенчиво промолвил юноша. – Я не могу забыть ту последнюю, о будущем Вселенной. Я хотел тогда, чтобы лекция никогда не заканчивалась.

В той лекции Ломакс рассказывал, что через пять миллиардов лет Солнце обратится в водород. Он описывал громадный горящий красный шар, в который превратится Солнце. Ломакс обсуждал со студентами гибель Земли. Он говорил о том, что планете предстоит сгореть и в конце концов погибнуть. Млечный Путь обратится черной дырой, белыми карликами и нейтронными звездами, а через миллиарды лет на месте нашей галактики и вовсе останется единственная всепоглощающая черная дыра.

В конце лекции в аудитории наступило молчание. Ломакс понимал, что зрелище апокалипсиса затронуло юнцов, которые привыкли переживать только по поводу новых прыщей или взаимоотношений с женской частью студенческого городка. Из последовавших затем вопросов Ломакс понял, что одна часть аудитории взволнована его словами, а другая – расстроена. Он постарался успокоить слушателей, напомнив, что пять миллиардов лет – громадный срок, но лекция убедила его в том, что любая дискуссия о конце света расстраивает людей.

Сейчас он обсуждал с Хомером карьерные перспективы астронома. Беседа успокоила консьержа. Озабоченно нахмурив брови, Хомер передал Ломаксу письма Гейл. Они лежали в пакете из супермаркета. Консьерж открыл почтовый ящик и добавил его содержимое в пакет.

– Вот, посмотрите, – заметил Хомер, – я проверял ящик несколько недель назад, а он снова полон.

– После убийства здесь вертелись толпы всяких придурков, задавали вопросы, пытались пролезть в квартиру. Поэтому папа стал осторожен, – извинился Джеферсон.

Ломакс покраснел.

– А кто сейчас снимает квартиру Гейл?

– Никто.

Сердце Ломакса забилось сильнее.

– Там что-нибудь изменилось?

– И да и нет. Ну, они помыли там.

– И… с тех пор там никто не живет?

Джеферсон вздохнул.

– Папа считает, что теперь это непросто, хотя… нет, нет, никто не жил там с тех пор. Вы ведь хотите посмотреть, верно?

Он исчез и вернулся с ключом. Джеферсон поднимался по лестнице впереди Ломакса, который следовал за ним, боясь вздохнуть, останавливаясь, чтобы поднять письма, которые все время вываливались из пакета. На третий раз Ломакс решил осмотреть пакет и обнаружил в нем дыру.

– Все это так ужасно, – рассказывал Джеферсон. – Я получил тогда стипендию и учился целый семестр в Массачусетсском технологическом институте. Почему именно отец нашел их? Он такой нервный. До сих пор лечится. Лучше бы я оказался на его месте. Лучше бы я их обнаружил.

– Кроме того, – перевел дыхание Ломакс, – он утверждает, что видел убийцу.

Джеферсон обернулся. Спустя мгновение он ответил:

– Ну да.

– Почему он так долго ждал, прежде чем объявил, что видел убийцу?

– Если бы вы знали отца, то не задавали бы таких вопросов. Он не способен обидеть даже паука. Если он находит паука, то просто отпускает его. Вы думаете, ему легко было обвинить кого бы то ни было и таким образом послать человека на смерть?

– А почему он решил дать показания сейчас?

– Один полицейский сказал ему, что он должен. Что-то нес про долг гражданина, правосудие, в общем, всю эту ахинею.

– Какой полицейский? – спросил Ломакс подозрительно, уверенный в том, что знает ответ.

– Я забыл имя. А вот и квартира.

Ломакс читал признание консьержа. Хомер описывал, что вошел в квартиру, обнаружив, что дверь приоткрыта.

– Отец все равно расстроился бы, но, конечно, не так. – Джеферсон боролся с замком. – А так он вошел и увидел… ну, вы знаете что… все это очень повлияло на него.

Он толкнул дверь. Ломакс вошел в квартиру. Сердце билось как бешеное. Он думал о маленьком нервном консьерже, о том, что должен был почувствовать он в утро убийства: дверь приоткрыта, что необычно для их такого спокойного и безопасного дома, особенно странным кажется то, что изнутри не доносится ни звука. Хомер стучится несколько раз, сначала тихо, затем все громче и громче. Он знает, что Гейл сегодня должна вернуться, поэтому зовет ее по имени. В ответ – молчание. Он осторожно входит. Что-нибудь подсказало Хомеру, какую картину он увидит в комнате? Было ли в той тишине что-то тревожащее?

Словно прочтя его мысли, Джеферсон сказал:

– Был запах. Папа сказал, что, когда вошел, почувствовал запах.

Какой запах? Крови? Смерти? Ломакс втянул воздух. Действительно ли в доме присутствовал некий запах, или все дело было в атмосфере этого места?

Холл плавно перетекал в большую комнату. Как ни странно, но Ломакс приготовился увидеть картину, изображенную на полицейской фотографии. Комната была пуста. Вдоль стен тянулись книжные полки. Пустые. На противоположной стене – окно. Через него струились солнечные лучи. Занавески отсутствовали. Электрические розетки в стенах. Темные тени от когда-то висевших на стенах картин. Никакой мебели.

Ломакс вспомнил полицейские фотографии. Мысленно он попытался заполнить комнату мебелью, книгами, телами на полу. Возможно, тогда он поймет, где стоял убийца.

– Вы бывали у Гейл? – спросил Джеферсон.

Ломакс объяснил, что видел фотографии.

Джеферсон присоединился к нему.

– Наверное, диван стоял здесь… кресло вот тут, видите отметины? – заметил он.

– Как убирали тела?

– Просто. Здесь везде были ковры. Наверное, они все и впитали. А еще папа говорил, что много крови было на диване.

Джеферсон сглотнул. Ломакс смотрел в пол, пытаясь представить себе всю картину.

– А здесь была спальня.

Джеферсон подошел к дальней двери. Ломакс не последовал за ним, он пытался понять, где должен был стоять убийца. Мысленно он расположил тела на диване. Вспомнив баллистические отчеты, отошел примерно на двенадцать-пятнадцать шагов, пока не уперся в стену. Выбрал лучший для стрельбы угол. Выстрелил. Один раз, затем опять. Считалось, что на третьем выстреле – для Гейл втором – расстояние между убийцей и жертвой не превышало шести футов. Ломакс шагнул вперед. Шесть шагов – это очень близко. Он поежился. Что могло заставить убийцу стрелять в женщину, почти мертвую – баллистики утверждали, что первый выстрел убил или смертельно ранил жертву, – с такого близкого расстояния? В голове его вертелись различные объяснения. Убийца мог выстрелить в панике, а мог и ради удовольствия. Обе возможности вроде бы не противоречили идее Френсис о том, что стрелял профессионал. Сейчас Ломаксу казалось, что третий, бесполезный, выстрел убийца сделал, руководствуясь какими-то эмоциональными побуждениями.

И еще в одном Френсис ошибалась. Он вернулся к месту, откуда убийца сделал первый выстрел, и постарался вспомнить полицейскую фотографию.

Вряд ли Гейл попала под выстрел, предназначавшийся отцу. Стена не давала возможности стрелять с другого угла, и Гейл никак не смогла бы помешать выстрелу. Скорее всего ей досталась первая пуля – Гейл зашаталась, открывая убийце обзор, чтобы выстрелить в Льюиса, – затем ее оттолкнули, или она упала сама в дальний угол дивана. Однако убийца подошел и с расстояния в шесть футов снова выстрелил в нее. Кто знает? Ломакс вспомнил закон Берлинза. Лукавое объяснение всегда самое легкое. Простое объяснение требует основательной проработки.

У Ломакса была наготове еще одна лукавая теория. Двое убийц. Разные мотивы: один из убийц рассудителен, другой – эмоционален.

Размышления его прервал Джеферсон, который с любопытством уставился на Ломакса:

– Правда, что один из выстрелов был сделан практически в упор?

– Шесть футов, – хрипло ответил Ломакс.

– Возможно, она испугалась того, что сделала.

– Она?

Джеферсон смутился:

– Я думал… э-э… разве это не ее мачеха?

– Может быть, убийца действительно женщина, но Джулия Фокс заявляет о своей невиновности.

– Простите, – сказал Джеферсон. – Ведь вы же защищаете ее, верно?

– Помогаю защищать.

– Простите, – повторил Джеферсон. – Однако папа видел ее в то утро на стоянке.

– Он думает, что видел.

Джеферсон не стал спорить.

Они прошли в спальню через ванную комнату. Спальня была большая, со встроенными чуланами. Окно долгое время не открывали, поэтому воздух в комнате застоялся. Ломакс отметил, где стояла кровать и висели картины. Здесь уже ничто не напоминало о Гейл. То же и в кухне. Как и ванная, кухня блестела чистотой. В раковине сидел большой паук. Ломакс согнал его.

– Может быть, стоит открыть окна и проветрить? – спросил Джеферсон.

– Нет, – резко ответил Ломакс. Его тон заставил Джеферсона отпрянуть. – Просто… я хотел бы прийти сюда еще раз. С экспертом.

Джеферсон покачал головой, тут же став похожим на отца:

– Профессор, в прошлом ноябре эксперты тут все облазали.

– Сделайте мне одолжение, – попросил Ломакс. – Я слышал об одной женщине и думаю, что она сможет помочь.

– Еще одна ясновидящая?

Ломакс оскорбился.

– Нет, – ответил он.

Джеферсон оробел, что сделало его еще более похожим на отца.

Ломакс спросил:

– Не могли бы вы еще несколько дней не открывать окна и не пускать сюда никого, пока я не вернусь с ней? Если, конечно, она согласится.

– Мы никого сюда не пускаем, об этом можете не беспокоиться. Хотя журналисты бывают так настойчивы. Даже деньги предлагали, но мы все равно не пустили их.

– Джеферсон, я так благодарен вам за то, что пустили меня сюда, – сказал Ломакс.

Юноша ссутулился и направился к двери.

– Не за что, – сказал он. Затем добавил: – Я только что закончил одну работу… Ну, вы не могли бы… я хочу сказать, если у вас есть время, может быть, вы?..

– Разумеется, – ответил Ломакс. – О чем?

– Скорость красного смещения. Первый набросок. Если вы подождете десять минут, я распечатаю, и… может быть, вы посмотрите… там есть кое-какие вычисления…

– Конечно.

Скорость красного смещения в обмен на два (возможно!) визита в квартиру Гейл плюс вся ее корреспонденция. Цена невысока.

Джеферсон завел его в квартиру. Отец смотрел телевизор. Когда Ломакс вошел, он подскочил на месте.

– Пап, профессор Ломакс обещал прочесть мою работу, – сказал Джеферсон.

Отец выглядел одновременно довольным и испуганным.

– Надеюсь, это не сильно затруднит вас. Я хочу сказать, что если вы очень заняты…

Ломакс заверил Хомера, что ему это не составит никакого труда. Из соседней комнаты раздались звуки принтера.

– Когда они арестовали ее, здесь такое творилось, – рассказывал консьерж, пока они ждали. Казалось, он избегал называть Джулию по имени. – А что было после убийства – телевидение, газетчики, всякие ненормальные! Затем все на время прекратилось. А после предъявления обвинения снова началось.

Хомер сказал, что пытается забыть об убийстве. После того как он выступит на суде и владельцы дома позволят ему сменить место работы, найдя другого консьержа, все будет кончено.

После подобных признаний Ломакс уже не мог расспрашивать консьержа ни о Гейл, ни о том, что он чувствовал в утро убийства. Он сказал, что придет еще раз. Консьерж равнодушно кивнул.

Появился Джеферсон со стопкой бумаг. Он дал Ломаксу свой номер телефона.

– Я позвоню, и мы обсудим вашу работу, – сказал Ломакс.

Перед тем как забраться в машину, Ломакс еще раз оглядел здание. Почти во всех окнах висели занавески или виднелись другие следы, оставленные обитателями дома. Окна Гейл зияли пустотой. На втором этаже кто-то тихонько наигрывал на гитаре. Из открытых окон верхнего этажа раздавались звуки музыки кантри. Деревья вокруг были покрыты зеленой листвой. У соседней двери женщина прикрепляла малыша, вцепившегося в игрушку, к сиденью машины. Обычный тихий пригород. Все здесь дышало покоем.

Ломакс поехал к Кэндис. Дети вернулись из Сан-Диего всего около часу назад. После развода Ломакс впервые увидел родителей Кэндис и был приятно поражен сердечностью встречи.

Хелен и Джоэл рассказывали о поездке. В Сан-Диего они ходили в зоопарк.

– Там был горный лев, папа, такой, как ты видел, – сказал Джоэл.

– Наверное, тебе удалось рассмотреть его получше, чем мне. Я почти не разглядел его в темноте.

– Он был большой?

– Точно не скажу. Около шести футов?

– В зоопарке лев был длиной восемь футов, – важно заявил Джоэл. – Ты знал, что по-другому горный лев называется кугуаром?

Ломакс сообщил детям, что Депьюти исчез. Хелен едва не расплакалась. Она свернулась на диване рядом с Ломаксом, и он заверил ее, что пес непременно вернется, как всегда возвращался, с царапинами, синяками и гордым блеском в глазах.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Ломакс решил по пути домой заехать на живодерню.

– Кто-нибудь разгадал тайну убийства? – хотел знать Джоэл.

– Нет еще.

– Джулия не делала этого, – заявила Хелен.

Она расположилась на коленях Ломакса и смотрела на него.

– Конечно же, нет.

– Они нашли оружие? – спросил Джоэл.

– Нет.

Джоэл попросил Ломакса нарисовать план комнаты, где произошло убийство, и показать, где лежали тела. Хелен нашла лист бумаги, и Ломакс крестиками обозначил места, откуда убийца стрелял в первый и третий раз. Джоэл внимательно изучал план.

– Как ты думаешь, эти люди умерли на диване, или их туда оттащили потом? – спросил он.

– Полиция считает, что они умерли прямо на диване.

– Как они сидели?

Сначала Ломакс показал, как лежал Льюис, затем – Гейл. Он изобразил мертвого. Хелен и Джоэл захихикали.

– Черт возьми, чем вы тут занимаетесь? – вошла в комнату Кэндис.

– Пытаемся разгадать загадку убийства, – объяснил Джоэл.

Кэндис схватила план.

– Это карта прививок Хелен. Она будет нужна еще пять лет, а ты нарисовал на обороте какой-то дурацкий план, да еще и чернилами! – сердито обратилась она к Ломаксу.

Она отослала детей на кухню, чтобы они поели вместе с бабушкой и дедушкой.