Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

– Слуга, – позвала она, – слуга!

– Леди, – Джилли поспешил поклониться, узнав в даме вспыльчивую и весьма любопытную баронессу, прозванную леди Тайна за ее совершеннейшую неспособность хранить таковые.

– Ты лакей Ворнатти, верно? – Бриллианты, рассыпанные по крашеным черным волосам, подмигнули, усиливая эффект, когда дама закивала в ответ на собственный вопрос. – Его воспитанник – итарусинец, не так ли? Он тощий, черноглазый и черноволосый – как Ворнатти в юности. Как покойная королева.

Как жалкий итарусинский матрос, подумал Джилли, в очередной раз дивясь магии, сотворившей плоть Маледикта. Существо из другого мира, прекрасное благодаря примеси чуждой крови.

– Он антирец, – возразил Джилли. – Он склоняет голову перед Арисом, а не перед Григором.

Дама недовольно фыркнула на эту поправку. Джилли откланялся. Размышления о том, как повлияет заинтересованность баронессы на успех Маледикта, слишком увлекли его: он запоздало заметил, что обстановка переменилась. Волна молчания прокатилась по комнате, передавая шепот и скандальную весть, – опасная, как змея в сумерках. По широко распахнутым глазам и склоненным головам, по направлению шороха Джилли проследил источник. В самом сердце, разумеется, был Маледикт. Джилли поспешил к своему подопечному, вне себя от раздражения. Ни на час оставить нельзя: Маледикт оказался не только тяжелой, но и опасной работенкой.

Даже теперь Маледикт, склонившись к леди Мирабель достаточно близко, чтобы согревать ее мраморную кожу теплом своего дыхания, что-то увлеченно рассказывал ей. Широко распахнутые глаза леди Мирабель сияли; зубы блестели в легкой, хорошо отрепетированной улыбке.

Джилли, подошедший достаточно близко, чтобы расслышать слова Маледикта, взял его за рукав руками в белоснежных перчатках и потянул, словно маленький ребенок, требующий конфету. Юноша перестал говорить – его губы замерли над самой вуалью, прикрывавшей щеку Мирабель словно паутина.

– Что-нибудь не так, Джилли? – спросил Маледикт.

Леди Мирабель обвила своей рукой предплечье юноши, заставляя Джилли отпустить Маледикта – или дотронуться до нее. Джилли выпустил Маледикта и встретился взглядом со злыми нефритовыми глазами леди Мирабель – и, хуже того, удивленными серыми глазами Брайерли Вестфолл. Чтобы слуга посмел перебить своего господина? Мирабель мелодично рассмеялась, видя замешательство Джилли.

На другом конце комнаты Де Герр услышал ликующий возглас Мирабель и заинтересованно посмотрел в ее сторону, однако, заметив Маледикта, вернулся к своим делам.

Мрак, затаившийся в том кратком взгляде, вернул Джилли храбрость.

– Прошу вас, идемте.

Или «прошу» смягчило Маледикта, или же Мирабель начала ему надоедать, но юноша взял руку Джилли в свои.

– Дамы, прошу меня извинить. – Он легко поклонился; волосы, выбившиеся из прически, рассыпались завитками по плечам. Пальцы Мирабель сжались, словно она хотела зарыться своими бескровными руками в эти темные локоны. Она кивнула с отработанным очарованием, но Джилли знал: ее раздражение и досада были истинными.

Джилли сопроводил Маледикта через комнату в позолоченный вестибюль, где сотни разбросанных букетов источали аромат и устилали пол яркими опавшими лепестками.

– Я вел себя неправильно, Джилли? Кажется, Мирабель восхищена моим дерзким языком. Разумеется, я думаю, что она надеется провести со мной и некоторое время впоследствии, там, где мой дерзкий язык будет лишь к ее удовольствию.

Джилли втолкнул Маледикта в комнату, задрапированную голубым занавесом. Это была гардеробная. Маледикт споткнулся о сапог Джилли и проворчал:

– Уверен, что мои грехи, какими бы они ни были, не заслуживают рукоприкладства.

– Тише, – зашипел Джилли. – Замолчи.

Губы Маледикта сжались, глаза почернели; но гнев так и не сверкнул в них.

– Ты сердишься на меня.

Джилли подтолкнул Маледикта к креслу возле занавеса.

– Спокойнее, спокойнее, – поддразнил Маледикт. Губы его приоткрылись, язык скользнул по зубам. Маледикт чуял неприятности – и был рад им. Он свернулся клубочком, привалившись к подбитому мехом дамскому плащу, и разгладил мех под щекой. – Расскажи мне, из-за чего ты злишься.

– Из-за того, как ты вел себя с Де Герром. – Джилли выдернул плащ из рук Мэла и перевесил на другую вешалку!

– Все идет довольно гладко, – сказал Маледикт.

– Гладко? – переспросил Джилли. – Шантаж подразумевает, что один человек хранит тайну другого – хранит в обмен на товар, деньги или услуги.

– Я приблизительно в курсе данного понятия. – Маледикт протянул руку из-за занавеса и выхватил кубок у опешившего официанта, который направлялся к балконам и прогулочным дорожкам. Сделав глоток, он улыбнулся в знак одобрения.

– Маледикт, – сказал Джилли. В одном слове уместились три года раздражения. Джилли провел растопыренными пальцами по волосам, запутался в «хвосте» и оставил его в беспорядке. – Ты поведал леди Мирабель и Брайерли Вестфолл величайшую сплетню двора – о Лилии Де Герр.

– Я лишь намекнул, Джилли.

– Каждое слово, что ты шепнешь, ослабляет нашу хватку на горле Де Герра. Он нам нужен.

– Нет, не нужен. – Поднимаясь, Маледикт резким движением толкнул кубок в руки Джилли. Вино выплеснулось. – Сядь.

Джилли повиновался; гнев его улетучился, осталась лишь слабость, вызванная страхом. Де Герр был могущественным человеком с дурным нравом. Племянником советника. Над такими не насмехаются. Маледикт улыбнулся – медленно и самодовольно, отчего Джилли заволновался еще больше.

– Что же это, если не дурацкая прихоть?

– Де Герр обеспечил нам выход в свет. Леди Вестфолл будет держать нас при дворе ради того, чтобы позабавить свою подругу Мирабель.

– И ты думаешь, что теперь можешь выставлять на посмешище опасного человека, разбалтывая его тайны другим аристократам? Не сомневаюсь, Мирабель уже прибежала к Де Герру и шепчет ему на ухо твои ах-какие-дерзкие слова, и что, разумеется, все сказанное – неправда, не так ли, но она считает, что он должен знать, что говорят вокруг.

– Если это не так, значит, я ошибался насчет ее натуры.

Джилли одним долгим глотком осушил кубок превосходного вина. Маледикт зашел ему за спину и дернул за кончик ленты на светлых волосах. Пригладил выбившиеся пряди и снова завязал бант.

– Ну, вот. Так гораздо лучше. Но, в самом деле, Джилли, тебе следует больше заботиться о своей внешности.

– Де Герр попытается опровергнуть твои слова посредством стали.

Маледикт прикоснулся к вертикальным морщинкам, пролегшим между бровями Джилли, словно, разглаживая их, мог избавить его от страха.

– Я лишь приветствую такой поворот, – проговорил юноша. – Меня учили сражаться, Джилли, но я еще ни разу не дрался на дуэли. Как я буду противостоять Ласту, не зная, помогут ли мои навыки в поединке с тем, кого учили фехтованию с колыбели?

– Глупо подвергать себя такой опасности, – возразил Джилли.

– Но это мое решение, – ответил Маледикт, в задумчивости поглаживая эфес меча. – Ну же, Джилли! У меня мало времени, если я собираюсь спровоцировать дуэль с Де Герром. Арис вот-вот будет здесь, а я знаю, что подобные забавы ему не по вкусу.

– Если помнишь, я тебя об этом предупреждал, – заметил Джилли.

– Ах, наверное, потому я и верю. – Маледикт выскользнул из-за тяжелой портьеры. – Обожди минуту, прежде чем возвращаться в залу. Из предусмотрительности.

Джилли лишь вздохнул.

– Я – твой слуга, Маледикт. Меня не удостаивают внимания. – Он поставил кубок на пол и последовал за Маледиктом.

Де Герр стоял в широко распахнутых дверях залы, вытянув руку вперед, словно не желая пускать Маледикта обратно ко двору; другая рука застыла над рукоятью висящего у него на боку меча.

Маледикт остановился перед ним – миниатюрный, хрупкий, на губах играет улыбка.

– Решили пораньше ретироваться с поля боя? – Он ловко обогнул преграждавшую путь руку, скользя словно тень, и обернулся. – Мое почтение Лилии. Не представляете, с какой нежностью я думаю о ней.

Де Герр резко развернулся и схватил Маледикта за рукав; шов разошелся медленной синкопой трещащей нити.

– Ты ничто. Ты пустое место. Жалкий маленький катамит.

Маледикт шагнул к грозной быкоподобной фигуре.

– Как вы полагаете, то же самое говорит Лилия, извиваясь и постанывая под своим мужем? «Он ничего не значил для меня, он пустое место…» – Маледикт заставил свой сломанный голос звучать на манер женского визга; хрипотца создавала впечатление затрудненного дыхания – так дышат женщины на вершине экстаза или страдания.

Лицо Де Герра побелело, он сверкнул глазами. Маледикт продолжал:

– Как, должно быть, вы терзаетесь этим. Любить ее столь страстно, знать, что она сейчас в постели с другим, – и быть не в состоянии возразить. Понимать, что есть лишь один человек для вас, любить вопреки всем препонам – и вдруг испытать потрясение, когда все вдруг вырывают из рук, будто внезапно в животе открывается рана, смердящая и гнойная. Любовь ведет и мучает вас, Леонидес Де Герр. В конце концов, не такие уж мы и разные.

Джилли едва перевел дух, едва расслабился, но оказалось, что сочувствующий тон подстегнул маркиза так, как не могла подстегнуть ни одна насмешка. Де Герр сжал кулак.

Он ответил Маледикту не пощечиной, которой джентльмен отвечает на оскорбление: это был боксерский удар. Маледикт зашатался, голова его резко мотнулась. Тугой рубец вдоль подбородка лопнул, тонкая линия красных бисеринок вздулась, окрашивая край высокого кружевного воротника. Неистовство выплеснулось наружу, заставив двор смолкнуть. Лишь музыканты продолжали играть, выпиливая мелодии для тех, кто уже не интересовался танцами.

– Какая неучтивость, – проговорил Маледикт. – Хуже того, она заставляет сомневаться в ваших намерениях. Вы вызываете меня на дуэль? Предупреждаю, по утрам у меня дурное настроение.

– Дуэль за грязную ложь, в которую никто не верит? – Де Герр возвысил голос, чтобы его слова достигли любопытных ушей. – Думаю, нет.

– Прежде вы убивали, чтобы унять подобные слухи. Вы боитесь меня? – усмехнулся Маледикт.

Джилли прикусил губу; если слова Маледикта слишком заденут Де Герра, он не станет дожидаться зари – он ударит теперь, пренебрегая традициями двора.

– Со сбродом не дерутся на дуэли, – произнес Де Герр. – И не подтверждают выдуманной им лжи.

– Вы могли бы подать на меня в суд за клевету, – заметил Маледикт. – Если бы доказали, что мои слова – ложь.

Де Герр нанес еще один удар, на сей раз с другой стороны. Маледикт поднял голову; кровь обагрила его рот.

– Если вы собираетесь избить меня до смерти, не надейтесь, что я не стану обнажать оружия. В противном случае объявите о дуэли.

– С тобой – никогда. Крыса из Развалин. – Де Герр дышал учащенно и тяжело, словно после долгого бега; руки его тряслись. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, потом продолжил: – Общеизвестно, что простолюдинам недостает нравственности, чтобы вникнуть в понятие чести.

Маледикт стоял перед ним, готовый встретить новый удар и словно бы слегка изумленный. Он понизил голос, подманивая Де Герра ближе.

– По крайней мере мы не трахаем родных сестер. Нужно быть вельможей, чтобы додуматься до такого.

Лицо Де Герра пошло по скулам красными пятнами, словно грубость была равносильна оплеухе.

Маркиз обнажил меч одним скупым молниеносным движением. Металлический скрежет выхватываемого лезвия разнесся по зале, рождая шепот. При дворе обнажен клинок! Леди Вестфолл, самая высокопоставленная гостья, выступила вперед, но промолчала; Мирабель впилась ногтями в руку подруги; ее глаза горели в предвкушении скандала.

Противники ходили вокруг друг друга, словно разозлившиеся коты. Де Герр крепко сжимал длинный меч, взвешивая его в руке. Ладони Маледикта оставались пустыми, он держал их над боком.

– Оскорбление нанесено вам – или мне, Де Герр? Вы требуете сатисфакции? Или я?

– Защищайся, – проговорил Де Герр, – и заткни свой рот.

– Я не обнажу клинка, пока вы не признаете во мне равного, – сказал Маледикт.

«Чертов дурак, – думал Джилли. В нем нарастало почти болезненное беспокойство. – Вытащи меч – и дело с концом. Как ты собираешься мстить за Януса из могилы?»

– Ты трусишь, вопреки своим речам. Защищайся! – повторил Де Герр. И сделал выпад.

Маледикт отпрыгнул – проворно и точно, словно кузнечик. Уходя от второго выпада, он задел кудрями рассекший воздух клинок. Джилли слышал только его тяжелое дыхание. На улице ржали лошади.

Третий выпад Де Герра остановила сталь. Маледикт распрямил колени, поднимая черное лезвие.

В первый раз при дворе видели этот меч, его искусно сработанный эфес и не терпящий возражений клинок. Все присутствующие застыли в ужасе – меч словно бы пылал огнем. Он пробудил голодные тени в комнате, превратив Маледикта из обычного вельможи-остряка в нечто большее, нечто опасное.

8

– Теперь, когда вы наконец удостоили меня своим вниманием, – произнес Маледикт, – быть может, мы уговоримся продолжить в более приличествующее время?

– Я бы предпочел посмотреть, заслужил ли ты свой причудливый клинок, – ответил Де Герр. Он шагнул вперед; серебряная вспышка сверкнула на лезвии – и отразилась от серебристых кружев, выбивавшихся из рукавов юноши. Звон стали о сталь колоколом ударил раз, и другой, все нарастая; по зале раскатилось эхо, густое и гулкое. Маледикт уклонился от очередного рубящего удара – гибкий, словно вовсе без костей, он, пританцовывая, отступил на шесть шагов, так что меч Де Герра теперь не мог его достать.

– Традиция требует, чтобы мы встретились на рассвете.

– Я поступлюсь традицией, чтобы посмотреть, как ты умрешь, – отозвался Де Герр, нападая. Маледикт увернулся. Через долю секунды он уже снова был на безопасном расстоянии.

– Не так уж блестяще вы владеете мечом, – усмехнулся юноша.

Противники снова сошлись, шарканье подошв по гладким мраморным плитам заглушал звон и скрежет металла.

Торжествующая улыбка озаряла лицо Маледикта всякий раз, когда ему удавалось застать Де Герра врасплох. Однако же вместо того, чтобы воспользоваться моментом и решить исход дуэли, Маледикт тянул время, играл с противником, пробуя свои силы. «Врожденный дар», – неохотно признал мастер Торн, покидая службу у Ворнатти (с перевязанной рукой и белым шрамом на шее). – «Выбор момента, работа ног, растяжка, чувство равновесия… – он провел рукой по горлу, – убийственны». Зрелище, открывшееся взору Джилли теперь, заставило его содрогнуться. Разве дар не подразумевает наличия дарителя?

По зале разнесся новый звук: сиплое дыхание, стук когтей по плитке. Джилли побелел; дуэль слишком затянулась, и, независимо от того, как поведет себя Де Герр, Маледикт проиграл. Лишь один человек позволял себе явиться в бальную залу в сопровождении гончей.

Джилли поднял голову. Король стоял в распахнутых дверях, положив руку на холку пегого мастиффа. Лицо короля выражало усталость и удивление. Из-за спины Ариса поспешно выступили и распределились по комнате, окружив короля и выхватив пистолеты, его гвардейцы, облаченные в лазурно-золотое. Растолкав их, вперед вышел человек с песчано-рыжей бородой.

– Кто посмел?

– Разве не я должен задать этот вопрос, брат? – поинтересовался Арис, отпуская собаку. Мастифф протолкнулся между, двумя передними гвардейцами, король проследовал за псом.

Джилли одним взглядом окинул комнату: интерес в нефритовых глазах, пепельно-серое смятение во взгляде леди Вестфолл, устремленном на двоих мужчин, дерущихся в дальнем конце залы. Музыканты мгновенно умолкли.

Маледикт, бившийся спиной ко входу, замер, словно ощутил беззвучное тревожное послание Джилли, и упал на колени, склоняя голову перед приближением короля. Побагровевший от ярости Де Герр завершил серию ударов; его меч полоснул плечо Маледикта. Маледикт зашипел сквозь зубы. Глядя, как расползается кровавое пятно, Джилли схватился за собственный рукав.

– Сир, – произнес Маледикт.

Де Герр уронил меч. Кровь окропила бледный мрамор.

– Сир. – Он опустился на колени тяжело словно старик.

– Обнажить клинок в присутствии короля – измена, – проговорил Ласт, не сводя глаз с Маледикта – нового лица при дворе.

– Кто первым обнажил оружие? – спросил Арис, почти не разжимая бледных губ.

– Я, сир, – признался Де Герр. В тот же миг леди Вестфолл, получившая щипок от Мирабель, произнесла: «Де Герр».

– Дуэли в бальной зале запрещены. И вам, Де Герр, это хорошо известно, – снова опередил Ариса граф Ласт. Его неодобрение выразилось в недовольном изгибе бровей, усилив жесткость и без того суровых черт.

– Какое имеет значение, устраивают они дуэли в парке или во дворце? Пролитая кровь – кровь бессмысленно потраченная, на мраморе она или на грязи, – сказал Арис, одаряя собравшуюся знать презрительным взглядом и тоном. – Но нанести удар коленопреклоненному – низость, Де Герр…

– Что толкнуло вас на подобный поступок? – подхватил Ласт. – Вас, в чьих жилах течет кровь лучших из нас? Вас, племянника королевского советника? Вы обезумели? – Ласт бросил быстрый взгляд на хрупкую фигуру Маледикта. – Или же околдованы?

– Мишель, устраивайте охоту на ведьм где-нибудь еще. Двор принадлежит мне, оскорбление также нанесено мне. И решение – за мной, – проговорил Арис. Брови его сошлись к переносице, совсем как у брата, и Джилли ощутил прилив надежды. Если Ласт надавит, Арис будет решителен.

– Леонидес Де Герр, в последнее время я слышу о вас много прискорбного. Думаю, для вас было бы лучше провести несколько лет за границей, вдали от… соблазнов и невзгод, которые подстерегают вас здесь на каждом шагу. Отправляйтесь в Прииски или в Кирду, вы там преуспеете. Можете встать и идти.

– Что же касается юноши… – Арис смерил взглядом темноволосую макушку, изящный силуэт. – Отведите его к лекарю, а потом верните в классную комнату для уроков. – Договорив, Арис развернулся на каблуках и хлопнул себя по бедру, подзывая пса.

Джилли, едва дождавшись, когда можно будет распрямить спину, подбежал к Маледикту и осторожно прикоснулся к нему: рукав потемнел от крови.

– Арис, юноша виновен более, чем… – донесся затихающий голос Ласта, сопровождаемый рычанием мастиффа: пес почувствовал, что его хозяин нервничает.

– Это мой двор, брат, – повторил Арис и вдруг в приступе нескрываемого раздражения добавил: – Ах, да встаньте же, сударь. – Король склонился над плечом Маледикта и замер, когда юноша поднял лицо и посмотрел ему в глаза.

Король в изумлении разглядывал черные глаза в обрамлении бархатных ресниц, вьющиеся волосы, пухлые губы, белую кожу. Потом отогнал собаку.

– Ты… ты и есть воспитанник Ворнатти? – тихо спросил Арис.

– Да, – отозвался Маледикт.

Лицо короля сделалось непроницаемым. Напряженное молчание зазвенело у Джилли в ушах. Маледикта шатало, но он постарался встать прямо. На мрамор упало несколько свежих капель крови.

– Похоже, твоя вина – лишь в твоей пылкости, – выдохнул Арис, не сводя взгляда с темных глаз Маледикта. – Можешь возвращаться ко двору, когда пожелаешь.

Маледикт склонил голову, пряча взволнованное лицо.

– Вы так добры.

Король не мог оторвать взгляда от склоненной темной го ловы.

– Отправляйся к врачу, юноша.

– Несколько уроков хороших манер были бы здесь более уместны, – заметил Ласт. – Или мы позволим очередному декаденту-чужеземцу глумиться над нашими традициями? Неужели двор еще не устал?

– Двор, Мишель, – устало произнес Арис, – в восторге от чудесного зрелища, которое сегодня вечером предстало нашим взорам.

Ласт окаменел, словно превратился из человека в марионетку; потом, отвесив глубокий поклон, удалился. Король посмотрел ему вслед и сказал:

– А впрочем, он прав. Ты поклянешься, юноша, что больше никогда не обнажишь оружия в моем присутствии?

– Клянусь, монсеньор.

Король протянул руку, и Маледикт поцеловал перстень с гербом.

Арис покинул залу, сопровождаемый гвардейцами и половиной придворных. Оставшаяся знать мигом разбилась на группки, издали напоминавшие пестрые клубки, и принялась шепотом обсуждать последние события. Джилли поднял Маледикта на ноги. Провожая юношу к выходу, он краем уха уловил обрывок разговора:

– Ласт прав. Должно быть, Де Герра околдовали, раз он до такой степени потерял разум.

Джилли обернулся, ища глазами опасного оратора. Словам вроде «колдовство» лучше не давать ходу – теперь, когда он, Джилли, сам был свидетелем тому, как лицо Ариса на один-единственный миг стало пустым и спокойным, словно страницу его мыслей стерли и переписали заново. Теперь, когда колдовство оставалось единственной силой, которой еще боялись при дворе.

– Вряд ли это имело отношение к магии, – раздался звучный голос Мирабель. – Так взбеситься из-за остроты ума и языка!

– Но меч, Мирабель! Что он такое, если не колдовство? – спросила леди Тайна громким – услышали все, кто хотел услышать – шепотом. – Ваш Ченсел был теологом, и вы наверняка должны…

– Ах, Тайна, что заставляет вас заподозрить, что меня когда-либо интересовали его нотации на тему смерти и мертвых? – Мирабель рассмеялась, но в глазах, задержавшихся на Маледикте, затаились задумчивость и легкое удивление.

Джилли потащил Маледикта к выходу, подальше от этого слишком пристального взгляда.

Маледикт стиснул руку Джилли и замедлил шаг.

– Меч, Джилли. Пусти меня. Я не могу оставить его.

Лезвие вошло в мраморный пол едва не на длину пальца. Маледикт выдернул клинок с нетерпеливым изяществом, заставившим придворных расступиться.

На улице было сыро и прохладно. Сапоги поскрипывали по ракушечнику подъездной дорожки – Джилли поддерживал спотыкавшегося Маледикта. У конюшни он окликнул недавно нанятого кучера. Тот поднялся из кружка товарищей, сидевших за игрой в кости. Кучер зажег фонари в карете и распахнул дверцу.

Джилли сорвал с шеи лишь слегка накрахмаленный крават – атрибут слуги – и прижал его к сочившемуся кровью рукаву Маледикта.

– Держи, – приказал он.

Юноша крепко прижал ткань к ране. Так крепко, что пальцы побелели.

– Я знаю, что делать. Не такая уж серьезная рана.

– Тем не менее достаточно серьезная, раз ты начал спотыкаться и едва не потерял сознание, – возразил Джилли. Он вытащил носовой платок и промокнул порез.

– Ласт вошел вместе с Арисом. Я мог дотянуться до него мечом, – прошептал Маледикт бледными губами. – А я ничего не сделал.

Джилли, лентой со своих волос закреплявший грубую повязку из кравата и носового платка, замер.

– Верно, – обескураженно заметил он, внезапно осознавав, что скорее именно это обстоятельство, нежели потеря крови, явилось причиной внезапной слабости Маледикта, что боль по сравнению с жаждой мести не значила для юноши почти ничего. Руки у Джилли затряслись, и он постарался унять дрожь.

– Что если я упустил свой шанс? – проговорил Маледикт, бледнея как полотно.

– Не смеши меня, – отрезал Джилли. Он нахмурился, заметив, что на рубашке над ребрами тоже выступила полоска крови. – Через месяц бал в честь летнего солнцестояния. Тебе представится точно такая же возможность – на бегу пронзить Ласта и получить за это пулю от гвардейцев короля. Именно так произошло бы сегодня, если бы ты не сдержал… – Джилли резко отдернул руку, потянувшуюся к пуговицам на рубашке Маледикта, когда тот шлепнул по ней.

– Отстань, – огрызнулся юноша. – Я же сказал, ничего страшного. Просто щиплет и жжет.

Карета качнулась и покатила прочь, а Маледикт, морщась, откинулся на подушку сиденья – юношу не заботило, что кровь его запачкает расшитую ткань обивки.

– Ты счастливчик, – сказал Джилли.

– Де Герр никогда бы не задел меня, если бы я не отбросил меч. Мне стоило прикончить его первым, – пробормотал Маледикт.

– Я не о дуэли, – пояснил Джилли. – Счастливчик, что Арис тебя помиловал. Он мог бы изгнать тебя с той же легкостью, что и Де Герра.

– Он простил меня ради Ворнатти, – сказал Маледикт. – Ведь, в конце концов, их дороги тесно переплетаются: родство через брак, скрепленное деньгами. – Юноша поудобнее устроился на сиденье. Из-за стиснутых зубов донесся едва различимый звук – сдавленный стон?

– Совсем скоро будем дома.

Высунувшись в окошко, Джилли попросил у кучера флягу и подал ее Маледикту.

Маледикт приложился к фляге, сморщив нос в неприятном ожидании, но внезапно недовольная гримаса сменилась изумленной улыбкой.

– Джилли, да ведь наш кучер совершил набег на лучшие запасы спиртного Ворнатти!

Джилли едва ли заметил, что краски начали возвращаться на лицо Маледикта; он был слишком поглощен недавним воспоминанием о том, как застыло лицо короля, как холодные глаза согрела искра интереса.

– Лишь ради Ворнатти? Думаю, дело не только в нем.

– Да какая разница? Он простил меня – и достаточно. Арис мне вовсе не интересен, если не считать того факта, что, похоже, он питает неприязнь к Ласту. Впрочем, все же не такую, как я… – Маледикт поджал губы, стиснул рукоять обнаженного меча, лежавшего рядом. – Вместо того чтобы преклонить колено, надо было нанести удар.

Поежившись от жажды мести, явственно прозвучавшей в голосе Маледикта, Джилли задумался, была бы она столь неистова, если бы юноша не держал меч – орудие возмездия. Он заметил:

– А я полагал, что ты собираешься дождаться Януса.

– Янус, – проговорил Маледикт, отпуская рукоять меча. – Чтобы знать, как действовать дальше, я должен посмотреть, что они из него сделали. Если он не любит меня… – Голос Маледикта оборвался. – Если Янус не любит меня, я убью и его, и Ласта – за то, что отнял его у меня. Если он любит меня, я все равно убью Ласта за то, что отнял его у меня. В любом случае прольется кровь. – Маледикт наклонился, обнял колени. В его глазах обозначилось беспокойство, пальцы снова сомкнулись на рукояти меча.

У Джилли по коже побежали мурашки, волоски на руках встали дыбом. Он незаметно скрестил указательные пальцы, призывая на помощь древнее деревенское заклятие против отмеченных богами. У него не нашлось времени, чтобы прочесть «Книгу отмщений» с должным вниманием, однако и от тех немногих сведений, что Джилли удалось перевести с итарусинского на антирский, кровь застыла у него в жилах.

В «Книге отмщений» утверждалось, что можно заключить необратимую сделку – связывающую Ани и Ее адепта единой целью, и что сделка эта вступает в силу лишь после первого убийства. Если страхи Джилли не беспочвенны, если сны – не просто сны, если Ани уже не так мертва, как когда-то, – возможные последствия будут ужасающими: Маледикт, охотящийся за Ластом, станет черпать силы в пролитой крови.

У Джилли пересохло во рту. Он перехватил флягу у Маледикта и сделал глоток. Было глупо бояться того, чего не может быть. Боги мертвы, а Маледикт – Маледикт лишь человек. Сны – еще не доказательство, даже если в них фигурировал меч; мастерство в фехтовании оплачено деньгами; а если Маледикт выжил после применения яда, то только благодаря проявленной осторожности, и лишь по счастливой случайности ему не сделалось плохо. Все эти зыбкие, поверхностные доказательства разлеталось вдребезги, стоило Джилли попытаться найти ответы, он остался наедине с комом в животе и привкусом меди во рту – язык до крови прикусил.

Он вспомнил, какое наслаждение горело в глазах Маледикта во время дуэли, с каким злым весельем юноша, пританцовывая, уклонялся от ударов Де Герра. Даже теперь, когда Джилли размышлял над правдоподобностью ночных кошмаров, Маледикт улыбался, поглаживая крылатую гарду меча, взгляд черных глаз заволокла дымка.