Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

– Джилли, – проговорил Маледикт, – не надо…

– Что не надо? Чувствовать себя виноватым? Или видеть во сне кучера, Амаранту, младенца? У меня уже и так голова забита Ворнатти, Критосом, убийцей – человеком Лава, беднягой Роучем.

– Ты нужен мне, – сказал Маледикт. – Ты сам признал, что иначе нельзя. Я же не просил тебя убивать его.

Джилли вздохнул.

– Знаю. Но сегодня вечером я убил не ради тебя, не ради твоей защиты. Сегодня вечером я убил, чтобы расчистить дорогу Янусу. А у меня нет причин становиться, подобно тебе, орудием в его руках.

Маледикт оттолкнул друга. Отчаянье в его душе сменилось чем-то более сильным, горячим, чем-то более приятным. Джилли отпрянул назад, споткнулся, оступился и упал. Пролетев несколько ступеней, он успел схватиться за перила. С трудом поднялся, взглянул на Маледикта.

Юноша учащенно дышал, мечтая о драке. Хотя бы в чем-то он мог победить. Прежде ему было достаточно слов, чтобы управлять Джилли; но теперь он не находил нужных доводов, – все смешалось под ударами черных крыльев.

– И ты волновался, что Ани навредит мне, – проговорил Джилли. – Ведь это все ты сам.

– Джилли, – едва слышно произнес Маледикт – его душила ярость.

– Подумай, чего ты хочешь, и что тебе нужно от меня. Я не стану убивать ради Януса. Если тебе нужно это, ищи себе другого союзника.

– Нет, – сказал Маледикт. Он протянул Джилли руку, но тот уже отвернулся и сбежал вниз по лестнице. Дверь с грохотом захлопнулась.

Руки юноши сжались в кулаки. Джилли просто ничего не понимает. Он, Маледикт, извинится, объяснит, что это близость цели сделала его вспыльчивым; он пообещает (как уже обещал), что Джилли не придется убивать ради него. И на сей раз он проследит, чтобы так и было. Если Джилли вернется. Если для его честности кровь на руках не станет неподъемной ношей.

В свете лампы мелькнули светлые волосы, и у Маледикта перехватило дух.

– Джилли?

– Нет, – ответил Янус. – Что ты делаешь на лестнице? Спускайся, давай переждем ночь и поприветствуем вести о смерти утром.

Маледикт протянул руку, и Янус рывком поднял его на ноги. Поцеловал в висок, прогоняя плохое настроение, злость и страх за Джилли.

– Что Арису было от тебя нужно?

– Ничего, – ответил Маледикт и вдруг рассмеялся. – Он попросил меня не появляться при дворе, пока Амаранта беременна.

Янус улыбнулся:

– И ты, разумеется, пообещал.

– Разумеется. – Маледикт приник к Янусу, и они, взявшись за руки, пошли вниз по лестнице.

31

Розовый рассвет едва тронул небо на востоке, когда со стороны дворца послышался колокольный звон. Маледикт, прикорнувший на плече у Януса, выпрямился; предвкушение согнало остатки сна с его лица. Янус улыбнулся.

– Сладостный звук траурных колоколов. Ты сделал это. Амаранта мертва.

Маледикт не ответил, вслушиваясь в низкий, медленный звон. Когда колокола отзвонили – словно обрело покой неровно бьющееся сердце – Маледикт выдохнул.

– Дело сделано. Наконец.

Маледикта распирало от радости, будто она, радость, пустила корни у него в животе.

Янус поцеловал Маледикта в лоб, потом в губы.

– Спасибо, мой рыцарь, мой темный воин. Теперь можешь дать отдых своему мечу.

Радость, только что бушевавшая в теле Маледикта, замерла и стала скукоживаться. Бормоча что-то в знак согласия, он размышлял, ощущает ли и Янус приближение беды. Оставит ли Ани его теперь?

Закрыв глаза, он попытался представить себе самый потайной уголок тела Миранды. Маледикт был уверен, что Ани успела закрепиться в чреве Миранды, как дитя, которое не так-то просто извести, даже с помощью зелий и ядов.

– Что мне делать? – вслух спросил Маледикт.

– Все, что пожелаешь, – сказал Янус. – Мы победили, Мэл.

При звуке тихого бархатного голоса, который Янус приберегал для мгновений в постели, шепота в темноте, Маледикт окончательно размяк.

Если бы Джилли был в комнате, он мог бы сейчас увидеть то, что скрывалось под маской, заглянуть дальше ожидаемого. Маледикт, свернувшись в объятиях Януса, мечтательно улыбался, движения его стали плавными, мягкими… Теперь он вел себя как Миранда, а не как дерзкий юный вельможа. Только Джилли по-прежнему не спешил возвращаться в городской особняк, хотя уже покинул спасительные объятья Лизетты. Он предпочел скитаться по утренним, еще не проснувшимся улицам в поисках информации, которую не могли сообщить ему колокола: жив ли кучер?

То, что он услышал, то, что уловил в полунамеках, которыми обменивались слуги, в шепоте, который торговец присовокуплял к своему товару, наконец, в крике разносчика газет, заставило его стремглав, не разбирая дороги, броситься домой по узким улочкам.

* * *

Маледикт положил голову Янусу на колени и позволил векам смежиться. Янус ворошил его волосы и вслух строил планы.

– Мне нужно навестить Ариса. Могут возникнуть вопросы. Амаранта не скрывала своих опасений…

Раздался звук, от которого оба замерли. Маледикт поднял голову, глаза полыхнули темным огнем.

– Что это такое?

По городу плыл радостный перезвон, отражаясь от камней и наполняя воздух эхом. Маледикт свалился с кушетки и зажал уши руками. Внутри у него извивалась и била крыльями Ани – Ее пробудили колокола.

В комнату ворвался Джилли, и Маледикт поднял на него дикий, невидящий взгляд.

– Что означает этот звук, Джилли? Что это?

Джилли старался отдышаться, не в силах выговорить ни слова; грудь его судорожно вздымалась.

– В королевской семье родился ребенок, – сообщил он, глядя прямо Маледикту в лицо, белое, как молоко или мрамор. – Данталион вырезал его из живота Амаранты. Благовест означает, что скорее всего ребенок выживет.

Маледикт вскрикнул. Крик вырвался из заточения его изуродованной глотки, воспарил над колоколами, превысил возможности человеческого голоса. Грачи снялись с гнезд, закружились за окном, сея темные вспышки. Янус отпустил Маледикта; лицо его было тревожно и печально.

– Джилли, ты уверен? – спросил он.

Но у Джилли не было времени на Януса, не было времени ни на что, кроме вздувающейся черноты, заполнявшей хрупкий силуэт перед ним. С рвением деревенского колдуна он принялся чертить в воздухе знаки, призванные нейтрализовать заклятие, но пустое неистовство в глазах Маледикта не убывало.

– Граф умер… Да здравствует граф… Я не допущу этого. – От голоса, в котором не было ничего человеческого, у Джилли волосы встали дыбом. Треск и скрежет, словно издаваемые старыми костями, оживили его сны об Ани.

– Маледикт, – выдохнул Джилли. – Пожалуйста.

Обнажив меч, Маледикт кинулся к двери, неумолимо увлекая за собой тени.

– Останови его! – крикнул Джилли.

Янус с хрустом потянулся и лишь потом взял Маледикта за руку.

– Мэл, довольно мелодрам. Нам нужно…

Со свистом вдохнув, Янус отскочил, когда меч скользнул в дюйме от его живота. Джилли воспользовался тем, что Маледикт находился к нему вполоборота, и сбил его на пол. Маледикт завизжал; грачи стали бросаться на окна. Птицы разбивались о стекло, обрушивая на Маледикта свои кости, перья и кровь.

– Меч, – задыхаясь, проговорил Джилли, стараясь удержать на полу Маледикта, который будто обрел силу и стремительность змеи. Если начертанные в воздухе знаки не сработали, оставалось только вырвать меч из рук Маледикта – иначе юношу было не удержать. Джилли вывернул Маледикту руку и отбросил меч.

Янус, оценив ситуацию, встряхнулся и наступил на распростертую на полу руку. Несмотря на свое отчаянное положение, Джилли поморщился, услышав хруст костей Маледикта. Изящным движением, равно подходящим для танца и дуэли, Янус кончиком туфли откинул меч на другой конец комнаты.

– Элизия! В кладовой дворецкого! – задыхаясь, выкрикнул Джилли.

Маледикт, то ли пренебрегая болью, то ли вовсе ее не чувствуя, встал на четвереньки и потянулся за мечом. Джилли выдохнул и постарался навалиться на юношу всей тяжестью тела, представляя себя неподвижной глыбой, связующей сетью. Послышались быстро удаляющиеся шаги Януса. «Торопись, торопись же!», – повторял про себя Джилли. Он понимал, что не сможет держать Маледикта долго; с каждым ударом сердца Маледикт подбирался все ближе к мечу.

Джилли заломил Маледикту руку, мешая неумолимому продвижению вперед. И тут Маледикт скользнул влево, перекатился на бок и коленями пнул Джилли под дых. Боль от удара захлестнула Джилли сверх всякой меры. Маледикт отцепил от себя судорожно скрючившиеся пальцы, и лишь своевременная и стремительная хватка Януса не позволила мечу вновь воссоединиться с хозяином. Янус отступал, неловко сжимая рукоять меча в окровавленных пальцах; в другой руке он держал пузырек элизии. Шприц начал выскальзывать из растопыренных пальцев, и Джилли, предприняв неимоверное усилие и перекатившись к Янусу, поймал его.

– Он мой, – прорычал Маледикт; словно Ани устала притворяться и играть в игры, меч выпал из ладони Януса, проскрежетал по полу и зацепился за туфлю Маледикта. Юноша подбросил его в воздух носком туфли и поймал правой рукой.

Кости вновь срослись, сухожилия пришли в движение, и Маледикт перехватил меч поудобнее. Янус выронил пузырек с элизией. Тень Маледикта разрасталась, в воздухе роились окровавленные перья.

Янус встретился взглядом с Джилли, и впервые самообладание изменило ему.

– Не выпускай его отсюда, – проговорил Джилли.

Янус шагнул, загораживая Маледикту выход. Едва заметное недовольство скользнуло по неподвижному, похожему на маску лицу юноши. Джилли хотел бы, чтобы это было беспокойство, но нет – то была ярость, и Джилли не мог себя обманывать.

– Держи его! – закричал Джилли и кинулся вверх по лестнице в покои Маледикта. Захлопнул за собой дверь и, не замечая попутных разрушений, стал рыться в поисках шкатулки с ядами. Где-то внизу сталь билась о сталь, и он в смятении думал, как долго Янус сможет противостоять Маледикту; более того, сколько пройдет времени, прежде чем Янус осознает, что удерживает Маледикта от достижения цели – его, Януса, цели.

Джилли наконец нашел шкатулку. Но все хрустальные пузырьки были одинаковые – по крайней мере, так ему казалось от волнения. На дне лежал пузырек несколько крупнее остальных – и Джилли взял его. Интересно, какую судьбу уготовил Маледикт этой склянке? Стараясь не строить догадок, Джилли схватил склянку и понесся в гостиную.

Янус, прижатый к двери, тяжело дышал, удерживая Маледикта на расстоянии с помощью кочерги. Меч Януса, зазубренный и исцарапанный, всё еще подрагивал в дальнем углу комнаты.

Заскрежетав зубами, Джилли сорвал с себя рубашку и пропитал ткань содержимым склянки. Янус прыгнул вперед, увернулся, отбил удар; кочерга с силой ткнула Маледикта в грудь. Когда юноша зашатался, Джилли набросил ткань ему на голову и прижал к лицу, прямо к оскаленным зубам.

Полоснул меч, и Джилли пригнулся к Маледикту, стараясь укрыться за его спиной от удара. Юноша отчаянно извивался в его руках. На мгновение Джилли решил, что все пропало, что Маледикт вырвется и мечом прорубит себе путь ко дворцу.

Воспользовавшись тем, что глаза Маледикта закрывает ткань, Янус нанес ему еще один удар, сломал хрупкий локтевой сустав и выбил меч. Юноша без сознания рухнул на руки Джилли.

Не готовый к внезапно навалившейся тяжести, Джилли упал вместе с Маледиктом и растянулся на полу; нервы звенели от напряжения, зубы клацали. Оставшиеся грачи разлетелись. Янус брезгливо откинул грачиные трупики мысом туфли и опустился на колени возле Джилли и Маледикта. Приподняв ткань, он поморщился.

– Эфир, – пояснил Джилли, но Янус, похоже, его не слушал. Он коснулся безвольно открытого рта юноши, сломанной руки, локтя, который уже начал срастаться.

Наконец Янус поднял взгляд на Джилли.

– Что за чертовщина? – почти шепотом спросил он, словно боялся разбудить Маледикта. – Я ранил его. Сломал ему руку, ребра, локоть – и никакой реакции.

– Она безумна и бесконечно могущественнее нас. – Джилли снова накинул ткань на лицо Маледикта. – К счастью, Маледикт не таков, ибо состоит из костей и крови, как и мы… независимо от того, насколько сильна Она.

– Она? – переспросил Янус. В руке у него был меч, хотя Джилли никак не мог вспомнить, как он там оказался. Янус смотрел с недоумением.

– Полагаю, опасность миновала. Можешь отложить меч, – проговорил Джилли. – Она, мой дорогой лорд Ласт, – это Чернокрылая Ани. – Джилли привстал, вытащил из-под колена трупик грача. Потом вернулся в прежнее положение. – И Она наделяет своих последователей кое-какими способностями. Например, устойчивостью к ядам, ранам; и все, чего Она просит взамен, – это их тела. Чем больше времени занимает месть, тем сильнее становится Она. Ее не заботит ничего, кроме пролитой крови.

– Но ведь он упал под действием эфира, – возразил Янус. – Джилли, ты со своей ерундой…

– Думаю, устойчивость к ядам – не совсем верное выражение. Они действуют на него, но непродолжительное время.

– Она способна залечивать раны? Любые раны? – спросил Янус, снова дотрагиваясь до укрытого рубашкой Маледикта.

– Некоторые так утверждают, – сказал Джилли. Маледикт пошевелился у него на руках, несмотря на то, что рот и нос его по-прежнему укрывала пропитанная эфиром ткань. Джилли еще раз намочил рубашку. Маледикт опять потерял сознание.

– Осторожнее, Джилли, – прикрикнул на него Янус. – Он же такой хрупкий. Ты убьешь… – В глазах Януса, бледных, как у волка, промелькнуло потрясение. – Он проснется безумным?

– Не знаю. Вряд ли. Полагаю, Ей стоит определенных усилий проявить Себя. Наверно, дело в белладонне, которую Маледикт выпил вчера вечером.

– Маледикт пил белладонну? – опешил Янус. – Сколько он выпил?

– Достаточно, чтобы умереть, – ответил Джилли. – И все ради тебя.

Янус издал едва слышный хрип. Его лицо побелело. Он сгреб Маледикта и, прижавшись лицом к его шее, принялся укачивать.

Джилли отсутствующим взглядом прикидывал масштабы разрушений. Очередной беспорядок, который будет непросто объяснить немногочисленным слугам, что еще не успели разбежаться. Подняв за крыло мертвую птицу, он выкинул ее из разбитого окна.

Янус у него за спиной прошептал:

– Мне так жаль, что я ранил тебя.

– Не ранил, – послышался в ответ почти неразличимый отзвук шепота. Джилли обернулся. Глаза Маледикта блестели. – Это было, как боль, которую испытываешь во сне. Не по-настоящему.

Янус, закряхтев от натуги, одним движением поднялся с Маледиктом на руках.

– По-настоящему или нет, тебе все же надо отдохнуть.

Маледикт выскользнул из объятий Януса, схватил меч и отбил им несколько паривших в воздухе перьев.

– Видишь, рука не болит.

Янус и Джилли окаменели. Маледикт улыбнулся им ядовитой улыбкой, которую обычно приберегал для врагов. – Я бы положил всему конец, если бы вы двое меня не задержали.

– Ты бы погиб, – сказал Джилли. Несмотря на чувство вины, которое он испытывал в результате долгого общения с Маледиктом, одна мысль о том, что он может лишиться друга, причиняла Джилли еще большие страдания.

– В самом деле? Это с Ней-то в груди? – Маледикт пожал плечами, словно его не занимал этот вопрос, и убрал меч в ножны. – Не исключено, однако только после того, как умрет младенец. Мое избавление от Ани возможно не раньше, чем завершится месть.

– Помни, что простая месть нас не устроит, – сказал Янус. – Нам нужны место при дворе, титул, безопасность.

– Я помню, – ответил Маледикт. Усевшись за спинет, он смахнул с запачканных кровью клавиш оторванное крыло и извлек несколько нот, странно приглушенных. Затем открыл крышку и обнаружил еще одного грача, запутавшегося в струнах. Птичий трупик полетел на пол. – Ани все равно.

32

Арис дрожащей рукой покачивал пустую колыбель. В соседнем кресле, прижимая к себе дитя, сидела кормилица. Она бросала беспокойные взгляды то на короля, то на его гвардейцев.

– Ади был гораздо крупнее, – произнес Арис. Женщина открыла было рот, но промолчала. Ребенок сосал молоко. В углу детской Ади играл с Хелой, не проявляя ни малейшего интереса ни к новому малышу, ни к тому, что теперь его права на трон под большим вопросом.

– Говори, если хочешь, – разрешил Арис.

– Ваш сын родился в срок, а этот, такой маленький… Чудо, что он вообще выжил. – Она принялась качать ребенка. Крошечные губки раздвинулись, показывая розовые десны и перепачканный молоком язычок.

– Он должен быть полноценным. – Голос Ариса дрогнул на последнем слове. Он гадал, не окажется ли дитя его брата еще одним Адираном. Здоровое тело – и слабый ум. Стоя теперь возле колыбели, он не мог решить, что было бы лучше. Ему нужен наследник, ребенок в здравом уме с безупречным происхождением. И все же… если мальчик окажется неполноценным, ему ничего не грозит. А Арис, который видел разбитую карету, искромсанную будто когтями, тело кучера со сломанным позвоночником и вспоротый живот Амаранты, знал, что опасность более чем реальна.

Арис сбежал в детскую, сбежал прочь от кошмара, от диких, невообразимых подробностей из доклада Джаспера. Едва рассвело, Данталион явился с ребенком на руках – окровавленным, но живым. Джаспер внес в залу и с почтением положил на пол тело Амаранты. Ее прекрасное лицо было пустым, в открытых глазах застыло безумие.

– Он не стал ждать, сир. Не стал ждать, выживет она или умрет. Он просто разрезал ей живот и забрал ребенка. И оставил ее тело валяться на дороге словно отбросы.

Поначалу Арис почти боялся взглянуть на ребенка – вдруг слова Джаспера непостижимым образом оставили на нем клеймо? Но малыш смотрел на мир ясными, чистыми глазами. Арис вспомнил тот слишком краткий миг, когда Аврора с улыбкой протянула ему Адирана. Они еще не знали, что она умирает. Не знали, с какими изъянами родился Адиран.

Арис робко коснулся мягкого черепа ребенка, обнял его ладонью, теплый и пульсирующий. Этим моментом он был обязан решительности Данталиона – и все же не мог доверять ему. Вчера вечером – всего лишь вчера вечером! – он слышал, как Данталион превозносит систему отбора детей, заведенную в Итарусе. Итарусинцы оставляли жизнь только совершенно здоровым младенцам, тех же, что рождались с недостатками, швыряли в ледяное море. Арис подумал о своем ласковом Адиране – и поспешно покинул залу.

– Сир. – Джаспер, едва увидев спящего младенца, понизил голос. Следом вошел Эхо, стараясь не смотреть на залившуюся румянцем кормилицу.

– Вы установили причину происшествия? – спросил Арис; впрочем, он прослушал половину ответа, увлеченный изучением тонких венок на веках малыша.

– Кучер испугался… потерял управление, хотя почему… – говорил Джаспер.

– Мы допросили конюхов, – сказал Эхо. – И обнаружили серебряную нитку в пустом стойле. Возможно, эта нитка от вышивки.

– Что почти ни о чем не говорит, – подхватил Джаспер. – Нитка может оказаться с ливреи, а то и с платья какой-нибудь шаловливой знатной девицы. Нынче серебро в моде…

– И моду на него ввел Маледикт, – проговорил Эхо.

Арис осторожно взял ребенка из рук кормилицы. Малыш не замедлил ухватиться за его большой палец. Арис улыбнулся.

– Крепкая хватка. По-моему, я уловил проблеск понимания в его лице.

– С ребенком все в порядке, – заверила кормилица. – Конечно, он маловат – но при хорошем уходе быстро наверстает.

– Верно, – сказал Арис. В нем боролись радость и тревога. Наследник. Освобождение от тяжкой ноши. Однако оставить прекрасному ребенку такой двор…

За его спиной голоса Эхо и Джаспера становились громче – спор принимал серьезный оборот.

– Говорю вам, можете не обвинять в случившемся вашего фаворита, – утверждал Джаспер. – Нельзя винить в смерти человека, которого даже не было при дворе.

– А вы, полагаю, видите здесь вмешательство черной магии? – фыркнул Эхо. – Ваша Безумная Мирабель прокралась на территорию дворца, причем в том же самом бальном платье, и отравила кучера с помощью заклинаний? И с их же помощью она от вас ускользнула? Придумайте что-нибудь поновее.

– Быть может, если бы вы согласились делиться с моими людьми информацией, полученной из ваших источников… – заметил Джаспер. – Мы уверенно чувствуем себя во дворце и на главных улицах города. Переулки и Развалины – дело ваших Особых отрядов, а ведь и им не удалось обнаружить Мирабель. Впрочем, она здесь ни при чем. Полагаю, вы должны признать…

– Вам я ничего не должен, – огрызнулся Эхо.

– Нужно проверить все версии. Амаранта боялась… – Джаспер вздрогнул под внезапным и пристальным взглядом Ариса.

– Кого боялась? – спросил Арис.

– Более чем одного человека, – договорил Джаспер, избегая смотреть в глаза королю.

– Вашего незаконнорожденного племянника, – смело договорил Эхо. – Вашего последнего советника. Она боялась Януса, и все же я полагаю, что все нити ведут к Маледикту.

– Эхо, до вас, кажется, долго доходит. Маледикт не был на балу, – сказал Джаспер.

Арис положил ребенка; в горле вдруг застрял холодный ком. Он с силой выдавил слова; словно замороженные, они едва смогли донести довод до его собеседников.

– Он был там. – Арис качал колыбель, вспоминая шершавый шелк губ Маледикта на своих. – Я видел, как он вышел со стороны садов и конюшни.

Джаспер и Эхо разом замолчали и уставились на короля.

– Я сам видел Маледикта – взгляд безумный, а поведение… – Арис умолк, понимая наконец, каким глупцом был. Король опустился на обитую бархатом скамью, на которой любил дремать Ади, и закрыл глаза руками. В фигуральном смысле он закрывал глаза и на смерть Критоса, и на смерть Ворнатти – быть может, потому, что оба – погрязший в долгах игрок и старый распутник – были не жильцы.

Даже когда пал Ласт, Арис искал других врагов, глядел в темные глаза и утешал себя постыдной мыслью, что, возможно, брат сам был отчасти виноват в собственной смерти. В конце концов, все знали о вражде Ласта и Маледикта. Возможно, Маледикт лишь защищался. Арис даже предположил, что со смертью Ласта юноше больше некого будет ненавидеть, и злоба его исчезнет.

Но ведь король прекрасно знал: к ненависти привыкают. Почему он не допускал и мысли о виновности Маледикта? Почему покорно принял ненавязчивый шантаж юноши, поверил, что его просто нужно отвлечь от скандала? Арис даже, прости его Баксит, был склонен расценивать происходящее между ними как состязание в остроумии.

– Эхо, – сурово проговорил король. – Вы обвиняете Маледикта. Каковы, по-вашему, его мотивы? – Возможно, Арис и был дураком, но он умел учиться.

– Мотив один, сир – Янус, – ответил Эхо. – Все, что делает Маледикт, он делает для Януса. – Эхо поднял руку, отметая возражения Ариса. – Я не уверен, что Янус понимает, с какого рода человеком связался.

– Янус, – проговорил Арис, – один из моих советников и мой племянник. Ровня тебе по положению. Янус ни разу не давал мне повода усомниться в нем. Быть может, он просто, как и я, слишком легковерен.

– Я пошлю за Маледиктом гвардейцев…

– Нет, – отрезал Арис. Отказ вырвался у него сам собой. Ведь еще существовали гроссбухи, и они вызывали опасения. Их нужно было найти, прежде чем будут предприняты какие-либо шаги. Однако Эхо с нетерпением ждал объяснений.

– Он слишком быстро соображает. Надо лишить его возможности выдумать алиби. Мы с Джаспером отправимся к нему – вдруг удастся застать его врасплох и вырвать признание?

– Если бы все было так просто, – возразил Эхо, – я давным-давно выбил бы из него правду. Нужно просто арестовать его – и пусть доказывает свою невиновность.

– Я бы предпочел, чтобы сначала вы доказали вину, прежде чем один из моих придворных окажется за решеткой, – проговорил Арис. Эхо продолжал смотреть сердито, и Арис принудил себя прибегнуть к ухищрениям, столь необходимым при его дворе. – Найдите мне неопровержимые доказательства совершенного преступления, Эхо, и можете забирать Маледикта. Побеседуйте с Данталионом – он итарусинец и знает о ядах гораздо больше, чем мне хотелось бы. Спросите, известно ли ему зелье, с помощью которого можно было свести с ума кучера. А я поинтересуюсь тем же у Маледикта.

Арис снова склонился над колыбелью и глубоко вздохнул, словно невинность младенца могла придать ему не только сил и ясности мышления, но и мудрости.

* * *

Арис вернулся из особняка на Дав-стрит, куда, не слушая возражений Эхо, отправился для разговора с Маледиктом. Визит вышел безрезультатным и тревожащим: хозяина не обнаружилось дома, весь дом был завален перьями и забрызган кровью. Единственный оставшийся лакей тщился навести порядок. Потрясенный, Арис вернулся, даже не попытавшись разыскать гроссбухи. Зато во дворце, в детской, склонившимся над спящим ребенком, король обнаружил одного из обитателей сего странного дома. Поодаль Адиран, что-то мурлыча, играл в кубики.

– Как вы назвали его? – спросил Янус. – Моего брата…

Не успев оформиться, страх Ариса растаял при виде заинтересованности в голубых глазах Януса. Король подошел и присоединился к своей маленькой семье.

– Аурон, – ответил он. – В честь моей жены.

Янус дотронулся до мягкого ротика спящего малыша. Арис смотрел, как юноша покачивал колыбель, словно на морских волнах, пока Аурон не распахнул дымчато-голубые глаза.

– Аурон Иксион, – проговорил Янус. – Приветствую вас, ваша светлость.

Арис со свистом выдохнул.

– Ведь это так, верно? – спросил Янус. – Маленький братец уже граф. А я всего лишь бастард.

– Янус, у тебя всегда будет место при дворе, о тебе всегда будут заботиться, – сказал Арис. – Ты мой советник.

– Я знаю, дядя, – ответил Янус. – Я просто думаю, будет ли Аурон чувствовать то же самое… – Улыбнувшись, он договорил: – Если он такой же добрый по натуре, как Ади и вы, я никогда не потребую большего.

Арис сказал:

– Я подумывал назначить тебя опекуном Аурона и одним из его регентов, если мне не суждено дожить до его восхождения на трон.

В светлых глазах мелькнул испуг:

– Я – и вдруг опекун?

– Кто справится с этим лучше члена семьи? – произнес Арис.

– Думаю, большая часть вашего двора с легкостью скажет обратное… Впрочем, если такова ваша воля, я почту за честь, – проговорил Янус, опускаясь на одно колено перед Арисом.

– Два дополнения, – сказал Арис. – Два условия, которые ты должен выполнить, прежде чем я назначу тебя опекуном.

– Сир? – Лицо Януса окаменело.

– Ты знаешь, где находится Маледикт? – спросил Арис.

– В данный момент? – уточнил Янус. – Нет.

Арис изучал Януса, пытаясь понять, правду ли говорит племянник.

– Маледикта допросят по делу об умерщвлении Амаранты.

– У него не было причин вредить ей, – возразил Янус.

– Ни одной? – удивился Арис. – Даже ради тебя?

Глаза Януса широко распахнулись; он рассмеялся.

– Как только Амаранта вышла замуж за Ласта вместо меня, Маледикт перестал ее замечать. Что же касается более… изощренных мотивов… – Он сделал паузу, словно ощупывал перед собой дорогу. – Мне известно, что, будь Аурон мертв, это могло бы обернуться к моей выгоде. Но подобная череда событий? Нет, если вам нужны побуждающие мотивы к насилию, подумайте о самом Данталионе. Он спас младенца. Он сделал Антир должником Итаруса. И он взыщет награду.

– Ты знаешь, чего он потребует? – спросил Арис, жестом позволяя Янусу встать. Должно быть, нельзя слишком долго смотреть в такие бледные глаза – у короля закружилась голова, словно он стоял над потоком, бегущим под тонкой ледяной коркой.

– Итарусинский двор гораздо больше заботят вопросы чести. Лишение Данталиона наследства, должно быть, терзает его, как соль в открытой ране. Но если вы обязаны ему покровительством, а Маледикт под подозрением и в немилости…

– Думаешь, Данталион убил бы Амаранту лишь ради того, чтобы вернуть наследство? – Арис прислонился к стене, толкнув колыбель и вызвав тем недовольство Аурона. Король принялся рассеянно расправлять одеяльце и поглаживать крохотную головку, пока сонный малыш не утих.

– Люди творили и худшее ради меньшего. Тем не менее, я считаю, что все произошло случайно, и Данталион просто воспользовался ситуацией, обернул беду себе во благо, – сказал Янус.

– Маледикт ненавидел Мишеля – и он погиб. Амаранта считала, что Маледикт желает ей смерти – и вот она тоже мертва. Твои умозаключения слишком путанны. Откуда ты знаешь, что не Маледикт убил Мишеля и Амаранту?

– Когда отец умер, я был с Маледиктом. Я клянусь, что он не наносил удара. Что же до Амаранты… Неужели Маледикт скакал за каретой, как какой-нибудь разбойник, незаметно расшатал колеса и послал мою мачеху на верную смерть? Или вы полагаете, что яд при дворе так всех напугал, что никто не прикасается к напиткам с самого Темного Солнцестояния?

– Если бы у меня были ответы на все эти вопросы, – отозвался Арис, – не было бы нужды в нашей беседе. Однако Маледикт…

Аурон довольно зачмокал во сне, и Янус взглянул на него с улыбкой.

– Он просто чудо, не правда ли?

Арис упорно не желал менять тему.

– Янус. Мое первое условие: у Маледикта хранятся для меня кое-какие книги, которые я хотел бы вернуть.

Янус понимающе кивнул.

– Антирская бухгалтерия. Думаю, что смогу раздобыть их. Ваше второе условие, сир?

– Если ты станешь опекуном, у тебя не будет той свободы, которой ты пользуешься сейчас. Ты не сможешь жить в доме Маледикта, только во дворце. Ты никогда не приведешь Маледикта во дворец; по правде сказать, я бы предпочел, чтобы ты вовсе с ним не встречался. Его положение становится слишком… неустойчивым.

– Просто мечта вельможи, – пробормотал Янус.

– В пустом доме, полном крови и перьев, – добавил Арис.

Янус не сумел справиться с эмоциями – и вздрогнул. В кои-то веки Арис мог читать на лице племянника – и прочел крайнее удивление и досаду на то, что побывал в доме Маледикта.

– Несчастный случай, – сказал он. – Грачей что-то напугало, вот они и стали…

– Янус, – прервал его Арис. – Видно, мне на роду написано ошибаться в людях. Я бы хотел, чтобы тебе не пришлось прийти к тому же неожиданному выводу. В последнее время я не делал для Антира ничего – только наблюдал словно во сне, как разваливается мое государство. Теперь я пробудился. У меня есть Аурон и его будущее, которое я должен защищать. Не считай меня слепцом.

Янус закусил нижнюю губу словно школьник, и гнев Ариса отчасти улегся.

– Я вижу, Маледикт имеет над тобой власть. Но я с этим покончу. Если ты не можешь без Маледикта, пусть остается. Только на правах любовника; пусть будет осмотрителен, как любовники и любовницы других мужчин, и не смеет вмешиваться в твои дела. Я подыщу для тебя невесту, и ты женишься. И если посмеешь оступиться…

– Что тогда? – спросил Янус. – Изгнание?

– Да, – ответил Арис. – Только не твое. Малейший проступок с твоей стороны – и я отошлю Маледикта туда, где ты его никогда не найдешь.