Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

До рассвета оставалось уже недолго, когда Джилли открыл дверь и прокрался по темным комнатам. Приблизившись к лестнице, он заметил огонь – отблески плясали на узких ступенях.

– Ты знаешь, что всегда пользуешься черной лестницей, когда расстроен?

Маледикт до сих пор был одет, как на ужине. На манжетах виднелись темные пятна крови.

– Ты знал, что Янус собирается убить Роуча, когда посылал меня с ним? – дрожащим голосом спросил Джилли. Дрожь передалась ногам, и Джилли опустился на ступеньку чуть пониже Маледикта.

– Да, – сказал Маледикт, отводя взгляд.

– Почему? – выкрикнул Джилли. – Ведь это был просто мальчишка. Я понимаю – поверенный, Критос, даже Ворнатти. Но мальчишка…

– Он владел информацией, которую Янус считал опасным разглашать. Он мог распустить слухи не менее смертоносные, что распускает Мирабель, – проговорил Маледикт, ставя лампу на ступеньку над своей головой так, чтобы она освещала их обоих.

Джилли слушал голос Маледикта, не поднимая на него взора, не желая отвлекаться на взгляд этих темных глаз, на соблазнительный изгиб губ, на собственное вожделение.

– Ты убил поверенного. Кто еще, кроме него, додумался бы общаться с крысой? Почему было просто не заплатить ему, чтобы он убрался прочь? Или послать в море, как поступают аристократы с тех пор, как существуют морские корабли и неугодные люди… – Голос Джилли оборвался.

Лампа ярко вспыхивала и потрескивала, когда в масле попадались примеси; после череды маленьких взрывов Маледикт наконец заговорил:

– Тут было еще кое-что, Джилли. Я перепугался, а Янус был совершенно уверен. Он никогда не любил Роуча. С самого детства терпеть его не мог. – Маледикт отрывисто выдохнул, как будто дрожь Джилли передалась и ему.

– Больше никогда не посылай меня заманивать кого бы то ни было в смертельные ловушки, – сказал Джилли. – Я не могу. Я буду помогать тебе во всем остальном. Но пожалуйста, Мэл… не заставляй меня убивать ради тебя.

– Тише, – Маледикт уложил голову Джилли к себе на колени, откинул с его лица светлые волосы, мокрые от ночного тумана. – Я обещаю. Больше никогда. Никогда в жизни. Мне так жаль, Джилли. Мне очень жаль.

Маледикт гладил золотистую сеть волос до тех пор, пока Джилли не перестало трясти и лампа не начала тускнеть; он не замечал наблюдавшего с лестничной площадки Януса.

23

Арис стоял в холле городского особняка Вестфолла. Хозяин дома, никогда не отличавшийся сдержанностью эмоций, свойственной остальной знати, при появлении короля вскинул брови и округлил глаза. Арис кивнул и прошествовал дальше в сопровождении мастиффа и вереницы гвардейцев. Король улыбнулся: он и сам себе дивился. Вестфолл периодически устраивал послеобеденные собрания, но они проходили совсем иначе. Если гостям хотелось поразвлечься, надо было прежде скрыться от хозяина, который пользовался любой возможностью высказаться в защиту классового равенства или втянуть новую жертву в дискуссию о неизбежности наступления нового мира.

– Сир, – обратился к королю лорд Эхо, стоявший неподалеку. – Не ожидал встретить вас здесь.

– Уверен, сегодня мне предстоит еще не единожды услышать подобное удивленное высказывание. И в равной степени не сомневаюсь, что причина, по которой нас созвал Вестфолл, вызовет интерес. Мне в самом деле приятно, когда мои советники всем довольны, – проговорил Арис. Он сказал правду лишь наполовину: сам он пришел по одной-единственной причине.

– Стало быть, вы посещаете мероприятие, которое вас не очень занимает, – заметил Эхо с непринужденностью, позволительной при долгом знакомстве.

– Меня смущают производственные вопросы, Доминик, – ответил Арис. – Как, по мнению Адама, машины, которые повышают уровень производства, помогут нам, когда проблема остается прежней: наши доходы нам не принадлежат. Не вижу смысла трудиться на благо Итаруса.

– Рано или поздно срок обязательств, наложенных при капитуляции, истечет, и наши соглашения будут считаться выполненными, – сказал Эхо.

– А пока двигатели Вестфолла будут заменять бедняков-рабочих. – Арис покачал головой. – Вы с Вестфоллом оба забываете, что страна состоит не из машин, а из людей.

– Но ведь бедняки…

Арис жестом оборвал речь Эхо.

– Прошу меня извинить. Я пришел, чтобы сделать приятное Адаму, а не выслушивать его соображения. И еще я полагаю, что вы проводите слишком много времени среди самых подлых обитателей нашего города. Это ожесточает вас, вы не способны понять, что добро существует на всех уровнях. Мое предложение все еще остается в силе. Идите ко мне в Королевскую гвардию, и я сделаю вас ее капитаном.

– Ваша гвардия, сир, не мыслящее существо, а только армия. Я предпочитаю заниматься решением проблем.

– Как пожелаете, – ответил Арис. Когда Эхо попытался последовать за ним, король покачал головой, и советник отстал. Арис беспрепятственно шел дальше, и немногочисленное собрание отвешивало ему поклоны. К королю оборачивалось столько знакомых лиц – и все же не было того единственного, которое он желал бы видеть. Он сдвинул брови при виде Мирабель, шепчущей что-то на ухо Брайерли, и принялся гадать, какой еще яд она собирается разлить теперь, и не объясняется ли отсутствие Маледикта ее присутствием. Арис нетерпеливо похлопал себя по ляжке, Бейн догнал хозяина и запыхтел рядом.

Арис проскользнул в прохладные коридоры – по-прежнему в поисках Маледикта. Он надеялся чаще видеть юношу теперь, когда у него в руках были гроссбухи, от которых зависела судьба короля. Пока Янус не уехал из Мюрна с Амарантой Лавси, Арис ждал, что Маледикт использует власть над счетами, чтобы заставить короля отказаться от мысли женить Януса. Быть может, Маледикт всерьез говорил, что не намерен как-то использовать гроссбухи против Ариса. Королю очень хотелось верить ему, и не только ради безопасности Антира.

Наконец он отыскал Маледикта: тот изучал портрет светловолосой женщины в фамильной галерее Вестфоллов. Юноша нахмурился и что-то тихо сказал своему слуге.

– Леди Розамунд. Мать Селии Розамунд и бабка Януса. Кажется, она приходится Вестфоллам дальней родственницей. – По мере приближения Ариса речь слуги слышалась все отчетливее.

Против обыкновения, Маледикт, похоже, не мог найти слов и смотрел на портрет с открытым ртом. Потом прикоснулся к полотну.

– Селия очень похожа на нее.

– В этом весь смысл благородного происхождения, – заметил слуга. – Аристократы на портретах различны только платьем да убором, а достигается такой эффект близкородственными браками. Не беда, что приходится порой плодить идиотов.

Гвардеец кашлянул; слуга обернулся, побледнел и опустился на колено. Улыбка Маледикта исчезла, в глазах появилась настороженность. Он положил ладонь на плечо слуги.

– Можешь встать, – разрешил Арис. – Твои рассуждения не новы, уверяю тебя. Если бы я тратил время, наказывая за них, мне некогда было бы заниматься государственными делами.

Слуга понурил голову и неуверенно поднялся.

– Можешь оставить нас, – сказал Арис.

Слуга обернулся к Маледикту за разрешением, тут же одернул себя и, поклонившись, вышел.

Маледикт покачал головой.

– Теперь он будет переживать по этому поводу несколько недель. Здесь полностью моя вина. Я разрешил ему любое свободомыслие.

– Не его мысли навлекут на него беду, – возразил Арис, – а его язык.

– И все же… приятно услышать откровенные слова, – проговорил Маледикт. – Нечасто такое удовольствие выпадает. – Он повернулся спиной к стене, увешанной портретами.

– Да, – согласился Арис почти шепотом. Оказавшись возле Маледикта, он всякий раз ощущал тепло – и всякий раз ему дивился. Король откашлялся. – Должен признаться, что не ожидал встретить тебя здесь. Послеобеденные собрания у Адама известны тем, что навевают скуку.

– Тогда зачем вы их посещаете? – спросил Маледикт, нахмурившись при виде другого полотна, с изображением тучного джентльмена в мехах.

– Я попросил список приглашенных, – пояснил Арис. – И когда прочел твое имя… – Король не без удовольствия заметил, что щеки юноши слегка порозовели.

– Ах, и что же я могу такого сказать, ради чего вы станете терпеть рассуждения об экономике или эгалитаризме? Скучнейшие рассуждения, смею заметить, – чуть суховато поинтересовался Маледикт.

Арис перехватил быстрый взгляд Маледикта, брошенный на гвардейца, и сменил тему.

– Я думал, ты расскажешь мне, как продвигаются ухаживания Януса. Мишель ничего не знает. А Амаранта…

– И вы спрашиваете об этом меня? – Маледикт понизил голос до оскорбленного полушепота. – Вы полагаете, что Янус делает перерывы в ухаживании, чтобы слать мне отчеты?

– Я не знаю, что думать, – взорвался Арис. – Янус не прислал ни одной весточки. Если честно, я не ожидал, что при выборе жены он будет руководствоваться в первую очередь политическими соображениями. Я считал, что его не интересует жизнь при дворе, и тем не менее… Амаранта по меньшей мере сложная женщина.

– Зато очень красивая, – заметил Маледикт; голос его доносился как будто издалека. – И, возможно, Янус считал, что его выбор вас порадует. Ведь Амаранта – дочь советника.

– Ты возлагаешь вину за его ухаживания на меня, – заключил Арис, пораженный тягостностью своего огорчения. Но чего же еще он ждал?

– Все мы делаем то, что должны делать, – проговорил Маледикт. Тихая усталость в его голосе прозвучала для Ариса как прощение.

– И все же мне ненавистна мысль о причастности к твоему горю. Если бы только это было в моей власти – я бы удовлетворил твои желания. – Набравшись смелости, король погладил мягкие локоны на затылке юноши.

– Я не верю, что вы бы так поступили. – Губы Маледикта медленно расплылись в улыбке.

– Не веришь? – переспросил Арис. – Не поведаешь ли мне, что тобой движет? Что вообще привело тебя к моему двору?

Маледикт одарил короля безжалостным взглядом сквозь темные бархатные ресницы.

– Янус.

– И только, – вздохнул Арис. Он сделал шаг назад. – Правдивы ли слухи о том, что ты знал его прежде? Что ты был…

– Крысой из Развалин? – договорил за короля Маледикт. – Боюсь, у меня не осталось уже ни одной тайны. Впрочем, если позволите, мне не хотелось бы это обсуждать. Прошлое прошло, Арис.

– Нет, – отрезал Арис. – Оно никогда не пройдет. По крайней мере оно не пройдет, пока все вокруг напоминает тебе о том, что ты сделал или потерял. – Он взял Маледикта за подбородок, большим пальцем коснулся мягких губ, наблюдая, как темные глаза становятся еще темнее. – Ошибся ли я? – прошептал он. – Ошибся ли я, когда уступил Ксипос Итарусу, чтобы спасти будущее, пожертвовав настоящим?

Маледикт рассмеялся.

– И вы спрашиваете меня? Та война случилась до моего рождения, сир.

«Он так юн?» – подумал Арис, испытывая странное облегчение оттого, что в мире есть хотя бы один человек, который не заставляет его переживать боль прошлого. Он шагнул ближе.

Маледикт бросил быстрый взгляд поверх королевского плеча.

– Он лишь мой телохранитель, – сказал Арис. – Он не в счет.

Маледикт выскользнул из объятий короля.

– Арис… как вы можете говорить здесь подобные вещи? В доме Вестфолла, где все люди равны? – Насмешка в равной мере относилась к причудам как Вестфолла, так и самого Ариса.

Тишину разорвал резкий окрик, в соседних комнатах возбужденно загудели голоса.

Гвардеец выругался. Мастифф подскочил, навострил уши и с рычанием протиснулся между Арисом и Маледиктом. Шерсть у него на загривке встала дыбом.

– Выясни, что там, – скомандовал Арис, опуская руку на холку Бейна. – Я в полной безопасности.

В ответ на лице юноши расцвела очередная усмешка:

– Неужели вы думаете, что ваши советники и ваш брат согласятся с этим утверждением? Разве можно быть в безопасности наедине со мной?

– А почему меня должно заботить их мнение? – спросил Арис, отвечая на тон вопроса, а не на сам вопрос. Ему стало душно.

– Потому, сир, – сказал Маледикт, – что вы принадлежите им, а не они вам.

Слова Маледикта тяжким бременем легли на сердце короля, и он понял: ложь не может так давить, Маледикт сказал правду.

– Вы по-прежнему считаете мое общество безопасным? – спросил Маледикт, протягивая руку. Он положил свою ладонь поверх ладони короля. Бейн перестал рычать.

Арис не мог понять, дрожит ли его рука или пес под ней.

– В достаточной безопасности, – прошептал Арис. Он склонился к губам Маледикта, желая попробовать, так же ли они сладки на вкус, как на вид – или, может, они горьки от горьких слов.

– Ничего важного, сир, – сообщил вернувшийся гвардеец. Маледикт отступил. – Слуга оторвал шлейф платья леди Мирабель. Она клянется, что он сделал это нарочно. Сейчас ваш брат наказывает его кнутом.

– Ох уж этот его норов, – проговорил Арис, качая головой. – Выясни, чьего слугу мне придется заменить.

– Это ваш слуга, Маледикт. – Гвардеец впервые обратился к Маледикту, признавая его присутствие.

Волна ярости прокатилась по лицу Маледикта, так преобразив его, что Арис застыл, а Бейн растерянно заскулил. Забыв о том, что он – вельможа, Маледикт стремглав бросился прочь из залы.

– Беги! – скомандовал Арис гвардейцу, сам не зная, хотел ли он защитить Маледикта от Мишеля или наоборот. Взяв Бейна за ошейник, он последовал за Маледиктом не спеша, как подобает королю.

В зеленом лабиринте сада растерянный Вестфолл дергал Ласта за рукав, однако Ласт не реагировал. Он в очередной раз замахнулся кнутом. Рядом стояла Мирабель, на ее губах играла легкая улыбка.

Слуга еле держался на коленях. Лицом он уткнулся в живую изгородь; кожа под разорванной рубахой сочилась кровью. Он зажал рану рукой, не видя, что кнут занесен для следующего удара. Глубочайшее потрясение на лице молодого человека подсказало Арису, что за Маледиктом, каковы бы ни были его остальные пороки, привычки бить слуг не водилось.

Стройный силуэт Маледикта заслонил слугу от взгляда Ариса. Из глотки Ласта донесся негромкий рык удовольствия, когда кнут в очередной раз со свистом рассек воздух.

– Прекрати, Мишель. Я запрещаю, – выкрикнул Арис, но взмаха кнута было уже не остановить.

Развернувшись с молниеносностью змеи, Маледикт бросился прямо на кнут. Арис вздрогнул; раздался глухой треск соприкосновения, и картина переменилась. Маледикт держал в руке конец кнута, не давая Ласту выдернуть его обратно. Воздух сгустился, взяв противников в невидимое кольцо.

Ласт тянул изо всех сил, пользуясь преимуществом своего веса; его лицо побагровело от гнева и растерянности. Маледикт стоял неподвижно, с отстраненным видом, опустив другую руку на рукоять меча и вытащив его на длину ладони.

Бейн зарычал, низко и неуверенно, прижался к бедру Ариса, ткнулся носом в онемевшие пальцы хозяина.

Маледикт перевел свой черный, как дым пожарища, взгляд на короля. Арис опустил глаза, не в силах выдержать опустошающей ярости, что пылала во взоре юноши. Потом темные ресницы Маледикта вздрогнули и поднялись – и он превратился в обычного рассерженного аристократа. Юноша отпустил рукоять меча; лезвие утонуло в ножнах.

– Если таково на поверку ваше хваленое равенство, Вестфолл, – проговорил Маледикт, – и таковы люди, с которыми вы собираетесь строить будущее, то я не высокого мнения о ваших возможностях.

Вестфолл залился краской.

– Вы оскорбляете короля, – проговорил Ласт.

– В самом деле? – удивился Маледикт, поднимая слугу на ноги и поддерживая его. – А я надеялся, что оскорбляю вас.

Ласт зарычал, снова стискивая кнут.

– Я позабочусь о том, чтобы вы с Янусом больше никогда не увиделись.

– Янус не оставит меня. Он бредит прикосновением моих рук, моих губ; он зовет меня ночью. Когда ты сдохнешь, я буду лежать в твоей кровати, а ты – в земле, очередной никем не оплаканный предок, и тогда я буду волен поступать так, как сочту нужным, – проговорил Маледикт. Его голос источал столько яда, что Арис подумал: Ласта вот-вот сразит апоплексический удар.

– Прошу разрешения удалиться, сир, – сказал Маледикт и повернулся к выходу, не дожидаясь ответа.

– Мэл, – произнес Арис дрожащим голосом. – Ты ранен? У тебя рука в крови.

– Кровь не моя, – ответил юноша, зажимая пальцами окровавленную ткань. Потом повернулся, сказал что-то успокаивающее слуге, и они направились прочь из сада. Мирабель сделала реверанс, когда Маледикт был уже неподалеку, и он предпочел обойти ее, насколько позволяла узкая аллея. Арис с тревогой наблюдал за ними. Маледикт противостоял Ласту без тени сомнения или малейшего признака страха – и все же предпочел обойти Мирабель стороной. Довольную полуулыбку Мирабель, вызванную тем, что человека выпороли по ее капризу, сменило более мрачное выражение, в котором угадывался точный расчет. Мирабель стремительно прошествовала назад в дом, шелестя шлейфом – ничуть не пострадавшим, несмотря на ее заявления об обратном. Арис нахмурился.

– Это колдовство, – злобно прошипел Ласт, привлекая внимание короля. – Разве вы не слышали, что он говорил?

– Я слышал разгневанного молодого человека, демонстрировавшего выдающуюся преданность своему слуге, – отозвался Арис. Он решил выместить собственную неловкость на брате и потому говорил холодно и неприветливо.

– Вы околдованы. Вы думаете, я не заметил, как вы его высматривали? Спросите себя, что так влечет вас? – И добавил, показывая, что имеет в виду не только гневные слова Маледикта: – Спросите себя, какой человек может вынести удар кнута – и не пострадать?

– Гордый человек, который отказывается признать, что ранен, – ответил Арис. – А какой человек приносит с собой кнут, чтобы избить неуклюжего слугу, и поднимает его на равного, да еще в чужом доме? Думаю, ты засиделся в городе, Мишель. Отдых пойдет тебе на пользу. Отправляйся домой, в Ластрест.

Ласт проскрежетал в ответ: «Как прикажете, сир», развернулся к конюшне и проговорил, уже более пылко:

– Он опасен, Арис. Надеюсь, тебе никогда не придется пожалеть, что предоставил ему столько свободы.

– Мишель, – позвал Арис, немного остыв, но Ласт ушел. Арис со вздохом опустился на садовую скамейку, специально выбрав ту, с которой не были видны забрызганные кровью кусты и газон.

* * *

Мишель Иксион, граф Ласт, затаился в засаде. По прибытии в Ластрест он обнаружил, что Янус и Амаранта объезжают владения, но его ярость требовала немедленного выхода. И вот вместо того, чтобы заняться разбором корреспонденции, счетами, просителями, Ласт сидел в библиотеке, двери которой были распахнуты, являя взгляду холл и входную дверь. Окна с коваными решетками выходили на розовые кусты и аккуратно подстриженную лужайку. Ласт прислушивался, стараясь уловить цокот копыт, говорящий о том, что сын и его невеста возвращаются.

Изнуряющее полуторадневное путешествие и удаленность от дерзкого языка Маледикта ничуть не улучшили настроения графа; спокойствие его было напускное, под маской клокотала ненависть.

Сначала послышался цокот; конские копыта пробарабанили к конюшням, разбрасывая щебень на подъездной аллее. Ласт сдвинул брови. Не мешало бы сыну поберечь чистокровных лошадей. Не успел он подумать об этом, как услышал громкий женский окрик; кони пошли медленнее.

Несколько минут спустя входные двери распахнулись и по мрамору пола в холле застучали две пары сапог. Граф поднялся и вышел навстречу. Янус и Амаранта задержались, снимая перчатки. Щеки у Амаранты раскраснелись, и Ласт подумал, что жар под ее кожей вызван гневом, а не физической нагрузкой, судя по жесткой улыбке на лице Януса, по тому, с каким шлепком она швырнула перчатки на стол в холле.

– Янус, я должен поговорить с тобой, – сказал Ласт вместо приветствия.

– Если должны, говорите, – отозвался Янус.

– Сейчас же, – произнес Ласт, еще больше раздраженный лаконичным согласием Януса.

Совершенно бесстрастным голосом Амаранта заметила:

– С родителями подобает соблюдать правила этикета.

Лицо Януса исказилось; потом он заставил улыбку вернуться.

– Отец, вы знакомы с леди Амарантой? – спросил Янус, выводя ее вперед. – Полагаю, вы хорошо знаете ее родителей.

– Не имел удовольствия встречаться с ними уже довольно длительное время, – сказал граф, раздосадованный тем, что не может сразу высказать своего мнения. С отточенной церемонностью Ласт поклонился.

Леди Амаранта нетерпеливо сняла жакет и бросила его поверх перчаток, проигнорировав предложенную Янусом руку. Затем присела в неглубоком реверансе перед графом.

– Разумеется, я вас помню. Отец очень высоко ценит вас. Весьма признательна вам за гостеприимство, милорд. Чудесное и прекрасно организованное поместье.

Ласт взял ее руку в свою и поднес согнутые пальцы к губам, отмечая про себя, что дочь Лавси выросла в редкостную красавицу. – Надеюсь, Янус оказал вам достойный прием.

– Он делал все, что в его силах, – ответила Амаранта. – Прошу прощения, мне нужно переодеться. – Кивнув в направлении графа, Амаранта направилась вверх по широкой лестнице.

– Она, кажется, несколько суховата с тобой, – заметил Ласт; смущение остудило его пыл лучше, чем время. – Что ты такого сделал?

– В ее глазах – ничего положительного, – ответил Янус, глядя на удаляющийся шлейф ее амазонки. – Тем не менее я поклялся измениться.

– Да, – сказал Ласт; брови его снова сдвинулись. – Идем со мной. – Он провел сына в кабинет и закрыл дверь.

– Я в вашем распоряжении, – сказал Янус, коротко поклонившись. Лицо Ласта стало еще мрачнее.

– Быть может, она считает твое обхождение легкомысленным. Поразительно, что Лавси вообще рассматривает возможность вашего брака. Я бы на твоем месте не стал подвергать свои шансы сомнению, прибегая к манерности, позаимствованной из скандального источника. – Ласт закрыл окна и щелчком зажег газовую лампу, чтобы разогнать воцарившийся в комнате полумрак.

– Вы имели в виду, у Маледикта, – уточнил Янус, садясь напротив письменного стола.

– Именно, – ответил граф и вспыхнул, как сухой лист. Он пододвинул кресло, ощущая, как заныли поясница и суставы. Когда-то на дорогу из города в Ластрест уходил всего день в седле. А теперь у графа все болело и ныло, а ведь он ехал в карете.

– Эта твоя женитьба – хорошо продуманный шаг, – сказал Ласт, пытаясь угадать настроение Януса, поскольку непроницаемое лицо юноши не выражало ровным счетом ничего. – Несмотря на всю историю, которую мы наплели вокруг тебя, ты всего лишь бастард.

– А Амаранта давно уже не девственница. Что вызывает большее презрение при дворе? Бастард или шлюха? – На лице Януса обозначилась скука; он подавил зевок.

– Не смей говорить о леди в таком тоне. Я не столь доверчив, как Арис. Чтобы полностью убедить меня в твоей искренней преданности роду Ласта, ты должен положить конец неподобающей связи с этим созданием и искоренить прискорбное влияние, которое он оказал на твою речь и манеры. Или я приму меры лично.

Янус улыбнулся.

– Каждый юноша грешит по молодости – к неудовольствию своих родителей. Актриски, шлюхи, танцовщицы, крестьянки… вельможи с дурной репутацией. Полагаю, очарование Мэла тоже потускнеет со временем; а пока мне слишком приятна его компания, чтобы избавиться от нее столь поспешно. Однако я постараюсь убедить леди Амаранту и вас в искренней преданности роду Ласта.

– Эта твоя тварь собралась поселиться здесь, как у себя дома, – проговорил граф, мрачнея при воспоминании о Маледикте.

Янус вздохнул.

– Такой уж у него необузданный язык. Говорит дерзости, чтобы произвести впечатление и посмотреть, в какую ярость они приведут людей. Должно быть, вы доставили ему несказанное наслаждение.

– Пока не применил к нему кнут, – сказал Ласт.

Сдержанное удовольствие слетело с лица Януса – но вернулось так молниеносно, что если бы граф не смотрел на сына столь пристально, он не заметил бы перемены. Ласт удрученно осознал, что его сын не только чужой ему, но еще и искусный лжец. Граф был вынужден заключить, что не может верить ни одному слову Януса. Непонятное пламя в бледных глазах, пылкий гнев убедили герцога лишь в одном: Маледикт, какой бы низкой тварью он ни был, говорил правду. Его слова несли больше истины, чем речи вот этого чужого человека, сидящего через стол от Ласта. Ужас пробрал герцога до самого сердца, ярость сменилась осторожностью.

– Убирайся, – сказал Ласт, вставая с кресла. Затянуть разговор значило показать свое потрясение, потому он замаскировал его, прибегнув к гневу. – Потрудись улучшить свои манеры, прежде чем снова говорить с Амарантой. Мы обсудим факторы, оказывающие на тебя влияние, когда ты будешь более расположен говорить серьезно.

– Сэр. – Янус с поклоном удалился.

Ласт сидел в кабинете, погрузившись в раздумья. Возможно, Маледикт с его открытой враждебностью представлял для него даже меньшую опасность. Губы графа решительно сжались, он стряхнул с себя последние сомнения: Янус убедится, что путь к титулу не так уж гладок – Ласт позаботится об этом.

Его взгляд упал на конверт; отложенное в сторону неделю назад, письмо сегодня показалось графу заманчивым. Данталион жаловался на исчезновение своего агента и просил совета. Теперь у Ласта было, что ему порекомендовать.

Подняв голову от пергамента, он увидел, как по лестнице спускается леди Амаранта – в облаке сливочно-желтого шелка, оттенявшего ее бледную красоту, она походила на бриллиант в золотой оправе. Ласт поспешно подошел к окну, сорвал первый попавшийся красный цветок и приблизился к подножию лестницы.