Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

– Я должен был предупредить тебя.

– А когда он кого-то слушал, Джилли? – спросил Маледикт.

– Почему?

– Ты знаешь, почему. – Маледикт подошел сзади, положил голову на плечо Джилли, взял его руки в свои.

Смятение, не подвластное влиянию бренди, охватило Джилли. Это убийство, быть может, и освободило Маледикта. Только Джилли теперь остался без работы.

– Ты не мог подождать? – спросил Джилли.

– Чтобы Янус был так близко – и не в моих руках? Невозможно. Время непостоянно, Джилли, как и Ворнатти. Ему скоро бы прискучила одержанная победа, он даже мог бы перекинуться с меня на Мирабель, несмотря на все данные обещания. Я думал, что он вот-вот умрет, но с каждым месяцем ему, похоже, становилось лучше. Я не мог такого допустить.

– Ты ведь уже не раз рисковал, – заметил Джилли.

– Не тот случай, – возразил Маледикт. – Джилли, я в твоей власти. Я – убийца. Что ты сделаешь?

Джилли высвободил свои руки из прохладных ладоней Маледикта. Повернул лицо юноши так, чтобы видеть глаза, видеть страх, надежду, боль и капельки влаги, повисшие на ресницах.

– Ты сожалеешь?

Маледикт встретил взгляд Джилли.

– Нет.

– Что тебе от меня нужно? – прошептал Джилли.

– Ничего. – Голос Маледикта не выражал никаких эмоций. – Смерть Ворнатти не должна привлечь слишком пристального внимания. Его опасная привычка мешать выпивку с элизией была всем известна. Только найди мне его завещание. Хочу удостовериться, что к нему нет каких-нибудь недавних дополнений. Я не удивлюсь, если Мирабель удалось что-нибудь у него выпросить.

Джилли кивнул, чувствуя странное онемение – как будто «Игра теней» до сих пор действовала, и это был лишь очередной сон. Опустившись на колени, он приподнял плиту перед камином, под которой обнаружился тайник.

Джилли вынул свиток из писчей бумаги сливочного цвета. Один край Джилли прижал сейфом, другой придерживал рукой.

Маледикт встал на колени рядом с ним, так близко, что они едва не столкнулись головами. Подушка, снятая с лица Ворнатти и брошенная рядом на кровать, чуть шевельнулась, и Джилли подпрыгнул. Сердце его бешено стучало.

Юноша расправил свиток, вновь закрутившийся от резкого движения Джилли, и пробежал глазами витиеватые фразы, выбирая главное и вникая в смысл. Джилли в очередной раз подумал, что Маледикт обладает чутьем настоящего адвоката.

В первый раз с тех пор, как Джилли вошел в комнату, Маледикт улыбнулся.

– Похоже, он был не таким уж и дураком, – проговорил юноша. – Мирабель нигде не упоминается. Как и его итарусинские родственники. Полагаю, он испытывал к ним справедливую неприязнь.

Джилли ловко выхватил документ у Маледикта, со смешанным чувством страха и надежды нашел свое имя. Оно значилось среди имен других слуг. Хотя оставленное ему наследство было значительно больше, чем у остальных, живот свело от обиды и страха. Барон пресытился мной, подумал Джилли, не сегодня-завтра он бы меня уволил. Причитавшаяся ему сумма составляла всего лишь годовое жалованье. Ровно столько, чтобы купить себе койку на корабле, идущем к Приискам, да и то не на быстрой «Вирге». Ровно столько, чтобы еле-еле плыть на какой-нибудь добитой посудине и высадиться в Приисках – без гроша и возможности вернуться. Одному, без друзей, думал Джилли, коченея, словно под порывом ледяного ветра; завещание лишало его Маледикта.

– Не волнуйся, Джилли. Ты останешься со мной, – сказал Маледикт, который читал через плечо Джилли. – Я же сказал, что позабочусь о тебе.

– Как о слуге, – отозвался Джилли.

– Как о друге. – Слово, произнесенное тихим голосом, эхом разнеслось по комнате, по всему городу, погрязшему в развратных сделках, шантаже и обмане. Тишина сделала слово тяжелым, и Джилли, сам себе не веря, вдруг осознал, что такова мера нравственного разложения этого города: его ближайший союзник и лучший друг – убийца, и грядут еще новые и новые жертвы.

ОПЕРЕНИЕ

18

Джилли и Маледикт только что пришли с похорон; оба безмолвно ретировались в столовую и прибегли к успокаивающему теплу виски, что хранилось в буфете. Маледикт налил два бокала и поднял тост.

– Сделано, и будь оно проклято, – сказал он. Джилли молча проглотил свое виски, все еще потрясенный до глубины души поведением Мирабель на похоронах. Они вовсе не ждали, что Мирабель придет – думали, она надежно заточена в деревне. Однако выкидыш, случившийся у Брайерли Вестфолл, заставил все семейство, а следовательно, и Мирабель, задержаться в городе.

Теперь похороны были уже не те, что прежде. Когда умерли боги, людям некого стало поражать своим благочестием, кроме себя самих, потому мало кто пришел попрощаться с бароном: Мирабель, Эхо, два представителя двора, похожих друг на друга, как две капли воды, и поверенный Ворнатти, Беллингтон. Не было никакой церемонии; лишь двое кладбищенских рабочих засыпали могилу, находившуюся возле церкви (которая в последнее время служила зернохранилищем), напротив громадных каменных кресел богов, поросших сорной травой.

И лишь когда могила была почти засыпана, Мирабель прошептала:

– Ты убил его. Чтобы помешать нашему браку. Прежде я бы все разделила с тобой – а теперь посмотрим, какие слухи мне Удастся распустить и как быстро тебе откажут в радушном приеме при дворе.

– Только попробуй, и я тут же выскажу соображения по поводу своевременного выкидыша Брайерли, и по поводу того, что у тебя был доступ к «Шлюшкиному другу», и по поводу ненависти к деревенской жизни. Всем известно твое прошлое, очерненное убийством, а мое – нет, – парировал Маледикт.

– Ублюдок, – зашипела Мирабель, дрожа от отчаяния и негодования; и вдруг лицо ее просветлело, так же внезапно, как луч солнца выглядывает из-за облака. – Я заключу с тобой сделку. Мы будем хранить тайны друг друга, советоваться друг с другом и держаться вместе…

– Нет. Я уже заключил одну опасную сделку, и теперь у меня пропало желание заключать другие.

Мирабель сдавленно зарычала – поистине звериным рыком, Маледикт бросил на нее опасливый взгляд.

Она мило улыбнулась и, взяв себя в руки, произнесла с прежней учтивостью:

– Мэл, запомни, какой я была в миг, когда ты с презрением отверг меня. Я уже говорила тебе прежде – я не глупее тебя и отличаюсь не меньшей целеустремленностью. Я действовала слишком мягко – теперь с этим покончено. Я намереваюсь всё сравнять с землей. Я знаю, чего ты страшишься…

Маледикт с силой встряхнул Мирабель, охваченный внезапной яростью, которую вызвали ее неопределенные угрозы, но вместо испуга, который юноша надеялся увидеть, интриганка рассмеялась, словно происходящее ее позабавило.

– Какой дикарь, – проговорила она. – Ты всегда используешь бездумную силу, когда можно прибегнуть к другим средствам?

В их сторону стали оборачиваться, и Маледикт почувствовал, что застрял на полпути: он не хотел отступать, сдавая ей раунд, и в равной же степени не желал привлекать к себе внимание Эхо. Джилли взял юношу под локти, и Маледикт, используя это обстоятельство как предлог отпустить Мирабель, ослабил хватку. Женщина подалась вперед, сокращая расстояние, которое Маледикт пытался увеличить, отступая, но наткнулся на стоявшего сзади Джилли.

Мирабель поцеловала юношу в губы, обдав таким холодом, что он вздрогнул. Когда она покидала кладбище, ее гнев выдавали лишь сжатые в кулаки руки. Маледикт повернулся, заметив, как Джилли что-то тихо шепнул кучеру, и тот ускользнул прочь. А потом все закончилось, и они вернулись домой; Джилли сам правил, сидя на козлах.

– Ты послал кучера следить за ней? – спросил Маледикт.

– Очень уж у нее был решительный вид. Я хочу знать, куда она отправилась, – ответил Джилли.

– Ты прав, – одобрил Маледикт. Он попытался скрыть свое беспокойство за раздражительностью, возможность продемонстрировать которую представилась незамедлительно: открылась, предварительно громко скрипнув, входная дверь, и раздался голос Ливии, исполнявшей обязанности дворецкого.

– Ну, кто еще там? Все ваши карточки и цветы, вся эта суета из-за какого-то старика…

– Это Беллингтон, – сказал Джилли, выглядывая в коридор. – А ним Эхо. – Он поставил бокал, звякнув о поднос. – Учитывая столь внезапную смерть Ворнатти, неприязнь к тебе Ласта и яд, которым брызжет Мирабель, можно заключить, что Эхо наверняка будет искать зацепки для обвинений.

– Я не боюсь Эхо, – заявил Маледикт.

– И напрасно. Среди его приспешников – не только сброд Особого отряда, но и влиятельные люди вроде Вестфолла и Ласта. Даже Арис к нему прислушивается.

– Так каков твой совет? – спросил Маледикт.

– Выслушай из уст Беллингтона завещание, да смотри не перебивай и не отпускай колкостей. По возможности держи рот на замке и притворись скорбящим. Пожалуйста. Или Эхо бросит тебя за решетку. – Джилли проводил Маледикта до коридора. Из библиотеки он слышал, как Эхо и Беллингтон обмениваются высокопарными фразами.

– Я мог бы навсегда избавить нас от его опасного присутствия, – проговорил Маледикт. – Подсыпать что-нибудь в вино – кое-какие яды из моих запасов не имеют совершенно никакого вкуса. Не составит труда…

– Нет, – вскрикнул Джилли. – Ты спятил? – Он заговорил едва слышным шепотом. – И вообще, додумался говорить об отравлении, когда Эхо совсем рядом.

– Он не более чем человек, а не какое-нибудь мстительное создание темного божества, – сказал Маледикт. Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке.

К тому времени, как Джилли поборол несвоевременное желание рассмеяться, Маледикт уже здоровался с гостями, приветствуя Эхо первым, соответственно рангу.

– Лорд Эхо, что привело вас сюда? Трудно представить себе, что вы намерены засвидетельствовать покойному Ворнатти почтение, которого не испытывали к нему при жизни.

Темные глаза Эхо сузились.

– Я нахожу странным тот факт, что Ворнатти взял вас в свой дом, а его внезапную кончину – очень и очень подозрительной.

– В сердечных делах непросто разобраться, – ответил Маледикт. – Симпатия барона ко мне и остановка его сердца в равной степени необъяснимы. Однако если это доставит вам удовольствие, можете вместе со мной присутствовать при оглашении завещания.

В разговор включился дородный Беллингтон, до сих пор раскачивавшийся на каблуках.

– Если вы желаете, чтобы лорд Эхо ознакомился с содержанием документа, у меня нет никаких возражений.

Пока Беллингтон извлекал завещание из потрепанного кожаного чемоданчика, Маледикт уселся и приготовился слушать. Поверенный закашлялся, побагровел от напряжения.

– Вы уже знакомы с завещанием усопшего барона?

Стук в дверь не дал Маледикту ответить и вызвал недовольное ворчание Эхо.

– Ваши слуги не знают своего места.

Он резко распахнул дверь, напугав Ливию.

За ее спиной стоял Янус, облаченный в цвет, который при дворе называли лазурью Ласта. Эхо передразнил испуганную гримасу Ливии и отступил.

– Вы решили нанести визит в скорбящий дом? – Лицо Маледикта засветилось улыбкой, Беллингтон снова кашлянул.

– Меня послал Арис, – ответил Янус, отвешивая полупоклон в сторону Эхо, – чтобы передать свои соболезнования. – Юноша протянул письмо, опечатанное синей с золотыми краями лентой. Эхо потянулся к бумаге, но Маледикт его опередил.

– Сначала вы суете свой нос в завещание, теперь – в мою переписку? Как убийственно скучна должна быть ваша жизнь, Эхо, если вы так интересуетесь моей. – Он взял послание, Янус склонился и коснулся губами пальцев Маледикта. – Он ожидает ответа, мой темный рыцарь.

Беллингтон поднялся со своего кресла:

– Быть может, мне следует прийти позже…

– Сядьте, – скомандовал Маледикт, – начинайте читать. Давайте узнаем последние соображения моего покровителя.

– В общих чертах, ограниченные в порядке наследования и отчуждения владения в Итарусе и титул передаются следующему в роду, то есть Данталиону Ворнатти; загородная резиденция барона в Антире, являвшаяся пожизненной, возвращается Короне; резиденция на Дав-стрит и немалое состояние барона причитаются вам, Маледикт.

Эхо напрягся. Словно почуяв настроение хозяина, распрямили спины бойцы Особых отрядов, что всё время прятались в саду.

– Быть может, нам следует еще раз повнимательнее взглянуть на его тело, – проговорил Эхо. – Оставить состояние чужаку, пренебрегая родней…

– Если вам так хочется – извольте. Только потом хорошенько утрамбуйте землю на могиле, иначе барон обязательно встанет и будет бродить, – нашелся Маледикт, тогда как даже Янус на миг похолодел. Джилли же, у которого ком застрял в горле, постарался напустить на себя не виноватый, а несчастный вид.

– Клянусь богами, у тебя грязный язык…

– Скажите Арису, – проговорил Маледикт, возвышая голос над словами Эхо, – скажите ему, что я чрезвычайно рад принять его соболезнования и откликнуться на его просьбу. Я делаю это с удовольствием. – Открытое письмо сухо зашептало в тесной комнате, шурша бумагой о манжеты Маледикта.

– Возможно, Эхо сможет доставить ваш ответ, – предложил Янус, – раз уж он в самом деле собирается подать Арису прошение об эксгумации.

Возмущенный Эхо ринулся к двери. Маледикт заметил:

– Джилли, похоже, лорд Эхо пресытился нашим обществом. Будь добр, проводи его – и Беллингтона тоже.

– Сэр, – засуетился поверенный. – Мы должны вникнуть в подробности. Помимо обычных дел с земельной собственностью, остались еще антирские бухгалтерские книги, с которыми тоже нужно разобраться. Их надо отправить за границу, пока найдется новый человек, достойный доверия.

– Для этого, несомненно, подойдет другой день, – заключил Маледикт.

Беллингтон кивнул.

– Вполне вероятно, что Итарусу потребуется некоторое время, чтобы найти замену Ворнатти. Как я понимаю, за его должность начнется серьезная борьба при дворе. Хотя, полагаю, Данталион Ворнатти пока впереди – пусть даже только благодаря тому факту, что способен разбирать почерк барона.

Джилли настойчиво выпроваживал гостей. Беллингтон покинул дом с видом человека, у которого с плеч свалился тяжкий груз ответственности.

Янус кивнул Эхо и предложил:

– Милорд, проводить вас до кареты?

– Нет, – отрезал Эхо, задержавшись взглядом на письме в руках Маледикта.

Джилли захлопнул дверь, привалился к ней и медленно сполз на прохладную мраморную плитку прихожей.

Чья-то тень заслонила от него свет; он поднял глаза. На лестнице в нерешительности остановился Маледикт.

– Джилли, ты хорошо себя чувствуешь?

– Достаточно хорошо для человека, в дом к которому через три дня после убийства заявился Эхо.

– Придержи язык, – оборвал Янус. – Эхо будет шпионить не один день. Лишь авторитет Ариса так скоро избавил нас от его присутствия.

– Рано или поздно кто-нибудь расскажет ему о моей шкатулке с ядами и зельями. Он будет разочарован, узнав, что Ворнатти умер куда менее экзотической смертью, – сказал Маледикт.

Он сделал несколько неторопливых шагов вверх по лестнице вслед за Янусом, опять остановился.

– Джилли, мне потребуется твоя помощь.

Джилли кивнул, гадая, чего еще хочет Маледикт.

– Нужно скопировать антирские гроссбухи Ворнатти – частные, где содержатся подробности о средствах, которые возвращались Арису. Не надо копировать почерк Ворнатти – лишь сами данные, – распорядился Маледикт. Он шагал вверх по ступеням, развязывая черный крават, потом сдернул черный же камзол и перекинул его через перила.

– Это может потребовать нескольких дней, – предупредил Джилли. Частные гроссбухи занимали почти целую полку.

– Ничего, принимайся за работу, – отозвался Маледикт. – Арис хочет избавиться от этих гроссбухов, и поскольку он столь любезно торгуется, чтобы заполучить их, я не могу не думать о том, что в будущем они пригодятся. И не ворчи, Джилли. Я не стану путаться у тебя под ногами, пока ты занят.

– У тебя траур, Мэл. Ты должен быть сдержаннее в развлечениях…

Вместо ответа раздался трепет летящей по воздуху бумаги; Маледикт продолжал подниматься по лестнице.

Джилли расправил лист плотной писчей бумаги, взвесил в ладони печать: ее тяжесть подтвердила, что это в самом деле было письмо Ариса, а не умелая подделка.

Маледикт, позволь мне выразить тебе соболезнования в связи с понесенной утратой, а также обратиться с необычной просьбой. Как, несомненно, тебе известно, между мной и твоим опекуном существовало соглашение финансового характера, согласно которому он улаживал некоторые счета к нашей с ним обоюдной выгоде. Поскольку я не могу рассчитывать на то, что следующий аудитор будет столь же сговорчив, прошу тебя принести мне гроссбухи с этими сведениями. В награду я готов жаловать тебе прощение за любое скандальное происшествие, на которое тебя толкнет твое пылкое сердце.

Арис.

От просьбы, столь откровенно изложенной в переданном лично письме, у Джилли перехватило дух. Возможно, король и впрямь – дурак, как называют его в газетах, раз полагает, что всегда сможет потворствовать выходкам Маледикта. Уже по своей натуре юноша являлся источником неприятностей, а подгоняемый крыльями Ани, он был способен на все. И Арис надеялся разрешать все трудности одной улыбкой и великодушным словом! Это походило уже не столько на глупость, сколько на безумие.

* * *

Арис вошел в тронную залу через королевский вход позади возвышения. У главного входа по стойке «смирно» стояли двое гвардейцев, согласно требованиям дворцового этикета, облаченных в доспехи: эмаль на стали, лазурь Ласта поверх серебра. Тонкой работы дверь, отделявшая залу от вестибюля, была открыта; за ней ждали просители: двое дайнландцев, по обыкновению облаченных в серые плащи, и причина их испуганных взглядов – Маледикт. Хотя, подобно им, юноша был одет в серое, со всей очевидностью скромность в одежде была ему не по вкусу: Маледикт облачился в шелк и атлас, блестящие кудри рассыпались по плечам, тогда как дайнландцы носили шерсть и лен и коротко стригли волосы.

Кивнув в знак приветствия, Арис едва сдержал улыбку. В присутствии Маледикта, всем своим видом напоминавшего об изысканном, замедленном упадке антирского двора, желание аскетичных дайнландцев вернуться домой могло пересилить их же скупость. Арис взмахом руки приказал юноше приблизиться. Как только Маледикт вошел в залу, гвардейцы закрыли за ним дверь в вестибюль, где толпились в ожидании другие посланники.

Маледикт, приблизившись к Арису, низко поклонился. Королю это показалось забавным – юноша как будто пародировал дворцовый этикет, изображая отношения короля и слуги.

Арис устроился на троне, не сдерживая улыбки.

– Ты пришел. Выполнил мою просьбу?

Взгляд короля упал на единственную книгу, которую сжимала затянутая в перчатку рука.

– Полагаю, все доставлено в ваши покои. Ваш капитан Джаспер, похоже, с огромной радостью освободил меня от этой ноши. – Маледикт подал королю гроссбух.

Арис открыл книгу. Маледикт предупредил:

– Осторожнее, чернила могли еще не просохнуть.

Удовольствие, которое минуту назад испытывал Арис, сменилось настороженностью. Король нервно постучал пальцем по раскрытому гроссбуху, размазав чернила, и проговорил:

– Вижу.

Он ждал объяснений.

– У Ворнатти был неразборчивый и практически нечитаемый почерк, у меня даже голова разболелась, когда я просматривал его записи. Я решил избавить вас от этого неудобства.

– А где оригиналы? – спросил Арис.

– В совершенной безопасности, – ответил Маледикт. – Я очень осторожен со своей собственностью. – Темные глаза смотрели уверенно; под этим взглядом король подавил спонтанно возникшее желание кликнуть гвардейцев.

Арис отвел взгляд и сказал:

– Мой брат считает, что ты опасен.

– Полагаю, как и любой другой вельможа, – заметил юноша. – У меня есть меч, чтобы пускать людям кровь, и мозги, чтобы заставить их мечтать о смерти. Но вряд ли я – исключение при вашем дворе.

– Хотя мне хотелось бы обратного, – отозвался Арис; он уже сам начинал горячиться. – Я чувствую себя не пастырем своего народа, а скорее заклинателем змей.

Маледикт улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, присел на ступеньку и поднял взгляд на Ариса.

– Я польщен, – сказал он.

– И тем не менее ты отказываешь мне в моей просьбе.

Маледикт вздохнул, изучая фигурку рогатого Хаита, вырезанную на подлокотнике трона.

– Моим обучением занимался Ворнатти, сир, потому я физически не способен расстаться с чем-либо имеющим подобную силу.

– Что ты намерен делать с оригиналами? – Арис впадал во все большую ярость, терпя поражение и обнаруживая предательскую, причиняющую боль нить, что стала тому причиной: юный придворный с самого начала завоевал его расположение. Арис ошибался, полагая, что это чувство взаимно.

– Ничего.

– Тогда отдай их мне, – приказал Арис.

– Не отдам, – просто ответил Маледикт.

Арис выдохнул, уязвленный и ошарашенный одновременно.

– Маленький глупец. Я твой король. Когда я приказываю, ты должен повиноваться. Иное расценивается как измена.

– Не отдам, – повторил Маледикт.

Арис схватил юношу за упрямый подбородок и развернул так, чтобы взглянуть прямо в темные глаза.

– Я мог бы приказать гвардейцам снести твою упрямую голову с плеч. – Арис скользнул другой рукой по скуле Маледикта, к шелковистым кудрям. – Однако думаю, что твоя упрямая шея не поддастся стали.

– Неужели вы в самом деле обвините меня в том, что я проявил осторожность? За мое желание снискать безопасность в мире, где я знаю так мало? – Маледикт смотрел в глаза Арису без тени страха или вины. Король изучал повернутое к нему лицо, рассеянно перебирая пальцами волосы юноши, ощущая нежность его кожи – и грубый шрам на подбородке. От Маледикта исходил аромат сирени, и вот уже Арис смотрел в эти широко распахнутые темные глаза, как будто вокруг ничего, кроме них, не существовало.

Арис внезапно и с тревогой обнаружил, что дыхание его участилось, что его прикосновение превратилось в ласку, что Маледикт разбудил давно уснувшую страсть, которая, как он считал, умерла вместе с его королевой. Он попытался отстраниться, и тут юноша поймал его ладонь своей рукой в перчатке и поднес ее к своим губам.

– Пожалуйста, Арис. – Дыхание Маледикта согрело ладонь Ариса; король ощутил мягкое прикосновение губ. Хриплый голос звучал более страстно, чем все голоса, которые ему когда-либо доводилось слышать. Быстрый язык слизнул чернила с кончиков пальцев Ариса.

Арис высвободил руку, прижал ее к бедру, словно пытаясь сохранить подаренное тепло. Губы Маледикта изогнулись в улыбке.

– Оставьте нас. Мы освобождаем вас от нашего присутствия. – Арис так растрогался, что предпочел укрыться за необычайной формальностью речи.

Маледикт встал и поклонился. Не отворачиваясь от короля, спустился по ступеням помоста, снова отвесил поклон и повернулся к двери и гвардейцам; тонкий силуэт серым росчерком скользнул по белой комнате. Лишь после ухода Маледикта Арис вспомнил, что ему было отказано в возвращении книг. По жилам внезапной вспышкой разлились замешательство и раздражение: Маледикт думает, что нуждается в гроссбухах, чтобы защититься от Ариса? Когда король только что доказал ему – к собственному удовлетворению – что достаточно слов и прикосновений?