Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Целых четыре такта они двигались в глухом молчании. Наконец Маледикт проговорил:

– Если я вам так ненавистен, что вы даже не пытаетесь быть любезной, не понимаю, зачем вообще вы согласились танцевать. Несомненно, никто не упрекнул бы вас, если бы вы мне отказали.

Нимфа взглянула на него и залилась краской, видимой сквозь тонкую светлую ткань вуали. Маледикт подождал, пока румянец сойдет, и тут же вызвал его снова:

– Вы не можете мне ответить? Или вас не учили разговаривать?

– Моя мать в отчаянии, – выдохнула нимфа. – У меня шесть младших сестер, и все они ждут, когда я выйду замуж.

– Неужели она намерена заполучить меня? – не поверил Маледикт. – Разве можно отдавать такое дитя, как вы, в лапы такого чудовища, как я? – По сравнению с великосветскими дамами Элла была просто интриганкой-новичком в делах, касающихся получения выгоды от собственной дочери.

Нимфа понурила головку и пробормотала еще несколько слов, которые снова вогнали ее в краску. Правда, Маледикт ничего не разобрал.

Он снял перчатку и за подбородок нетерпеливо приподнял личико нимфы. Ее сердце бешено заколотилось от прикосновения его рук.

– Смелее, девочка. Ты под вуалью. Вдруг я даже не знаю, кто ты? Хотя это просто невозможно.

Маледикт не понял, впрямь девушка набралась храбрости или просто обиделась; как бы там ни было, лицо ее, полускрытое вуалью, выражало мрачную решимость.

– Матушка хочет, чтобы я вышла замуж за лорда Ласта.

Внутри у Маледикта все перевернулось.

– В самом деле, она или бесстыдна, или в отчаянии. Использовать любовника Януса, чтобы встретиться с ним самим. Ей угодно, чтобы я рассказал тебе, как доставить удовольствие лорду Ласту? Как добиться, чтобы он потел и кричал? Какова на вкус его кожа? Какие слова он говорит мне в постели?

Дыхание нимфы участилось – так потрясли ее слова Маледикта. Девушке было нелегко слышать столь откровенную речь, злоба же в голосе Маледикта окончательно лишила ее самообладания. Плечи нимфы поникли, а вуаль стала влажной и темной от слез.

– Прекрати, – приказал Маледикт. – Я не потерплю, чтобы ты спровоцировала очередной скандал с моим участием.

Девушка перестала бороться, и Маледикт ослабил болезненную хватку на ее предплечье. Молча они провальсировали еще один круг; влажные пятна на вуали просохли, и теперь потрясение нимфы выдавали только дрожащие руки и губы.

– По-моему, твоя мать сумасшедшая, – проговорил Маледикт, одновременно отмечая про себя, что при слове «сумасшедшая» ему представляется не светская дама, жаждущая выдать дочь замуж, а Мирабель с красными глазами и кровавыми ногтями.

– Почему… – Девушка запнулась, потом собралась с силами и продолжила: – Почему вы так жестоки? Я не сказала ничего, что могло бы вас обидеть. А вы только и делаете, что говорите гадости. У вас есть все основания, чтобы быть добрым. Вы красивы, богаты, никто не указывает вам, что делать.

– Если ты думаешь, что никто не диктует мне, что делать, ты просто не встречалась с моим Джилли, – ответил Маледикт.

Танец закончился; Маледикт поклонился, но не отошел от девушки. Она побелела, когда он увлек ее за тканевую переборку, к скамейке у трех зеркал.

– Твоя честь в безопасности, – успокоил ее Маледикт. – Я лишь хочу сказать тебе пару слов.

Она кивнула, закусив губу с такой силой, что он испугался: вдруг на вуали останется кровавое пятно? Маледикт полностью открыл ее лицо и взглянул в глаза, широко распахнутые, как вьюнок на рассвете.

Маледикт уселся в кресло, не отпуская нимфиной руки, так что ей пришлось склониться к нему. Маледикт притянул ее ближе, зашептал в самое ухо:

– Твоя мать может сколько угодно хотеть заполучить Януса для тебя. И Арис тоже. Но если ты заберешь его у меня… – шепот превратился в шипение, – если заберешь его, я убью тебя. Лучше ответь «нет», если он попытается за тобой ухаживать.

Девушка всхлипнула.

– Мы поняли друг друга?

Бедняжка нимфа так спешила отделаться от Маледикта, что запуталась в собственных юбках и едва не упала. Головы оборачивались, следя, как она, спотыкаясь, спешила к своей дуэнье и другим дебютанткам, что уже поднимали тосты за благополучно наступивший рассвет.

Мирабель, проходя мимо девушек, шепнула что-то одной, дотронулась до другой. Вот она поравнялась с нимфой, рыдавшей на плече дуэньи, и одарила Маледикта ехидной улыбкой.

– Ты не очень хорошо поступил, – заметил Джилли. – Помимо того, что Псайке Беллейн – кузина Вестфолла, она просто кроткая, безобидная девочка.

– Кроткая – да. Безобидная? Нет. Однако убить ее будет все равно что раздавить муравья: слишком легко. Никакого удовлетворения, только брезгливая жалость. Предупредив ее, я поступил во благо нам обоим.

– Один ты способен рассуждать подобным образом, – сказал Джилли.

Маледикт стянул маску и швырнул ее на мраморный пол.

– С меня довольно. Я отправляюсь домой.

Ответ Джилли потонул во внезапно грянувшем звоне гулких колоколов. В непосредственной близости от дворца звук их был могуч и безжалостен словно морской прилив. Маледикт стал искать глазами Януса, но вместо него встретил взгляд Ариса – ошеломленный, загнанный. Маледикт вздрогнул.

– Ласт, – прошептал Джилли. – Мертвец, не получивший отпущения грехов.

– Тсс, Джилли. – Маледикт взял Джилли за руку. – Тише.

На помосте Адиран, напуганный шумом, зажал уши ладонями и взвыл, пронзительным дискантом перекрывая низкий гул колоколов. Арис усадил мальчика к себе на колени, стал успокаивать. Джаспер и Эхо рысцой подбежали к королю.

Колокола умолкли, и лишь зеркала продолжали вибрировать эхом. Во внезапной тишине послышался испуганный визг: какая-то дебютантка упала в обморок на руки своей дуэнье. Джилли шагнул ближе к Маледикту, и тот крепче стиснул трясущиеся пальцы друга.

– Тсс, Джилли.

Дуэнья девушки обмахивала ей лицо, охранник старательно растирал запястья. Наконец он поднял круглые от ужаса глаза.

– Она не дышит.

Не успело умолкнуть эхо его слов, как упала другая девушка, наследница с хорошей репутацией. Пока ее слуги суетились и хлопотали, первая дебютантка умерла.

Арис стоял на помосте, вздрагивая каждый раз, словно видел, как сама Смерть ступает по зале. Джаспер отчаянно жестикулировал, а гвардейцы сомкнулись вокруг короля, окружили его плотным кольцом. Хела глухо, хрипло, протяжно залаяла. Лай походил на гул траурных колоколов, и Янус прикрыл собачью пасть ладонью. Арис трясущимися губами выговорил «спасибо», и они поспешили прочь. Едва двери в королевские покои плотно закрылись, воцарился настоящий хаос; еще две девушки лишились чувств.

Мирабель стояла в дверном проеме, освещенная сзади восходящим солнцем. Она улыбнулась Маледикту и чуть присела в реверансе – словно актриса в ответ на аплодисменты.

ПОЛЕТ

28

Арис смотрел на останки, лежавшие на мраморных коленях Хаит, под божественной защитой. Истерзанную, разбухшую от воды плоть скрывал теперь синий плащ, но лицо даже под слоем белил едва походило на человеческое. Лишь холод зимнего моря спас плоть от разложения. При виде того, что вода сделала с его братом, в глазах Ариса отразился ужас, да так и остался на дне зрачков: плащ, призванный успокаивать, наводил короля на мысли о голых костях.

– Сир, – сказал гвардеец, – прибыл Маледикт. Где вы желаете принять его?

– Приведите его сюда, – отозвался Арис.

Рыжеватые брови гвардейца подпрыгнули едва не до волос, но он коротко кивнул. Арис вновь переключил все свое внимание на тело брата и не слышал, как гвардеец удалился.

– Вот к чему мы пришли, – проговорил король. – Я почти один. Наша семья развеяна временем… Ты должен был родиться старшим, Мишель. – Тяжесть, прежде давившая королю на шею и плечи, опустилась к самому сердцу. – Думаю, ты лучше меня подходил на роль государя – даже несмотря на твою недальновидность, даже несмотря на то, что был реакционером. Мои подданные меня не любят; хуже того – не уважают. Ты бы заставил их испытывать уважение. Или страх. И я бы не остался вот с этим…

В холле раздались шаги – шарканье ног по камню.

Арис поднял голову. Немногие пробирались в храм извилистыми темными коридорами, так что он знал, кто приближается. Маледикт низко поклонился.

– Вы посылали за мной?

За его спиной мелькнул гвардеец.

– Да, – хрипло ответил Арис. Глаза Маледикта смотрели на короля из-под отяжелевших век, волосы были наспех зачесаны назад; кое-где в них виднелись маленькие черные перышки. Арис вспомнил двух танцоров: черного и белого, круживших по зале, склонив друг к другу головы. Руки у него сжались в кулаки.

– Подойди и взгляни, что стало с моим братом, – сказал Арис.

Маледикт приблизился, покачиваясь словно тень в тускло освещенной комнате. Склонился над тем, что осталось от головы Ласта, и отшатнулся; его бледное лицо было бесстрастным.

– Ты удовлетворен тем, что видишь его мертвым? – спросил Арис. – Я знаю, что ты ненавидел его, хотя никогда не представлял, почему.

– Удовлетворен, – отозвался Маледикт.

– Дай мне руку, – приказал Арис.

Маледикт протянул правую руку. Арис схватил ее и привлек юношу назад к мраморному изваянию. Тошнотворно сладкий запах гниения окатил их, перебивая запах духов Маледикта. Он попытался вырвать свою руку из твердой ладони Ариса. Потерпев неудачу, отвернулся, предоставив королю беседовать с копной темных волос.

– Дотронься до него, – дрогнувшим голосом сказал Арис. Гвардеец подался вперед, желая стать свидетелем. Маледикт пытался сопротивляться, и король дернул его за руку, подтягивая к телу. В глазах короля стояли слезы.

Маледикт свободной рукой схватил Ариса за запястье.

– Ученый человек так обезумел от горя, – прошептал он, чтобы слышал один только Арис. Маледикт поднял веки: темные ресницы затрепетали, черные глаза заглянули королю прямо в душу – и тот содрогнулся. – Неужели, сир, вы решили узнать, причастен ли я к смерти вашего брата, опираясь на суеверия? Неужели предполагается, что, стоит мне прикоснуться к Ласту, как его тело начнет кровоточить? – Маледикт высвободил свою руку мягким и точным движением, как карманник, вытаскивающий монеты.

– Сомневаюсь, что тебя тошнит.

– Почему бы вам не спросить меня? – удивился Маледикт.

– Ты должен сделать это, – сказал Арис, отводя взгляд от соблазнительных губ, искривленных гримасой отвращения, стараясь не слышать томной хрипотцы голоса, звучащего так близко и так страстно. Фальшивая или нет была эта хрипотца, она привела Ариса в трепет.

Маледикт коснулся пальцами лба Ласта, потом промокшей ткани над его сердцем. Протянул руку, показывая Арису незапятнанную ладонь.

– Я не убивал вашего брата.

Арис уже не знал, чему верить; разум его был так же холоден и неподвижен, как тело Ласта. Холоден, как погубленные во цвете юности дебютантки, ожидающие своих похорон. Арис знал лишь то, что смерть пришла в его страну вслед за Маледиктом, что каждый из его придворных наверняка искусный лжец, умеющий изобразить искренность, и что у юноши Маледикта дурная репутация дуэлянта и шантажиста. За последнее мог поручиться сам Арис – взять хотя бы проклятые гроссбухи, припрятанных бледными руками Маледикта, – эти гроссбухи были для короля опаснее клинка.

Вот все говорят о мече – но руки у Маледикта такие нежные, гладкие, без единой мозоли; Арис хорошо знал, что репутация часто основывается на одних лишь слухах. Ни король, ни кто-либо из его гвардейцев никогда не видел, чтобы Маледикт дрался на дуэли. Даже Эхо, мечтающий обвинить его, сомневался, что меч юноши сможет сразить Ласта. Сам граф ничем не мог помочь им в расследовании: хотя он не скрывал ненависти к Маледикту при жизни, тело его, зацепившееся за якорь фрегата «Флер» и проволоченное вдоль всего киля, оказалось слишком изуродовано, чтобы служить молчаливым обвинением.

Арис прикрыл глаза, словно мог стереть встающие в сознании образы, усмирить бушующую в крови панику.

Король вздрогнул, когда Маледикт, не спрашивая позволения, накрыл его ладонь своей. Арис слышал, как гвардейцы беспокойно заерзали, но не проронил ни слова, позволив Маледикту отвести себя прочь от тела брата. Он во все глаза смотрел на Маледикта – хотел уловить хоть малейший намек, хоть повод для подозрений, словно истину можно подглядеть – но не увидел ничего нового, разве только сострадание, непривычное на этом умном лице.

– Я полагал, что вы собираетесь допросить его, сир, – гневно воскликнул Эхо прямо с порога. Арис отступил от Маледикта на шаг.

– Спрашивайте, что вам угодно, – бросил юноша. – Я больше не стану чинить препятствий.

– Вы причастны к смертям дебютанток? – Арис возвысил голос, чтобы прекратить всякие попытки Эхо взять ситуацию под контроль.

– Никоим образом, – ответил Маледикт, удивленно и озадаченно хмуря брови. За спиной Ариса Эхо хмыкнул, и юноша договорил, обращаясь лично к нему: – Я не воюю с беззащитными девицами.

– Ходят слухи о порочном сговоре между вами и Мирабель, – сказал Эхо, подходя ближе.

– Вы служите советником по сплетням? – с привычной язвительностью произнес Маледикт.

– Вы танцевали с ней, – сказал Эхо. – И шептались – явно строили планы…

– Чтобы я строил планы с Мирабель? – воскликнул Маледикт. – Она совершенно безумна. Пошлите за ней, Эхо. Она вряд ли станет отрицать собственное злодеяние.

– Я послал за ней Джаспера, – проговорил Арис, про себя подмечая отсутствие всякого интереса в глазах Маледикта. – Эхо, пока еще слишком рано. Давайте сначала побеседуем с Мирабель, а там решим, как быть дальше… – Он заслонил Маледикта от Эхо и перешел на шепот: – Я вытащу тебя, а взамен ты проявишь благоразумие и осмотрительность и просидишь всю зиму тихо. Я не желаю, чтобы до меня донесся хоть один слух о твоих проделках.

– Вы требуете от меня невозможного, – возразил Маледикт. – Разве в моих силах пресечь праздную болтовню…

– Хватит, – отрезал Арис, не настроенный шутить в непосредственной близости от тела погибшего брата, да еще и с молодым человеком, подозреваемым в его убийстве. – Двор закрыт. Пока не наступит весна, поправ смерть жизнью, не будет ни балов, ни празднеств, ни маскарадов. Знать разъедется по загородным поместьям, кто-то, быть может, пожелает остаться в городе. Ты должен затаиться в своем особняке. Повинуйся – и в награду я дарую тебе Януса.

– Он вам не принадлежит, чтобы им распоряжаться, – заявил Маледикт.

– Зато я могу приказать ему удалиться. Я могу упрятать его в Ластрест, заставить носить траур и чтить память отца. Или всё время держать при себе… – Арис замолчал. Храм еще темнее и холоднее казался от мертвого тела, от боли скорбящего, и гнев вспыхнул в Маледикте, разросся, навис, как туча. Эхо подошел ближе, его ладонь опустилась на рукоять меча.

– Маленький глупец, – проговорил Арис, хватая Маледикта за плечи и встряхивая его со сдерживаемым разочарованием. – Не заставляй меня прислушиваться к сплетням.

Маледикт кротко стерпел тряску; волосы растрепались и закрыли ему лицо. Хриплый голос прошуршал, как змеиная чешуя по камням:

– Я буду благоразумен, сир, по мере возможностей, которые не так уж незначительны, вы согласны?

– Сир, – вмешался Эхо, – лучше задержать его, пока мы не услышим, что поведает нам Мирабель…

– Вам так не терпится оставить меня без обеда и моих любимых книг? – спросил Маледикт.

Арис застыл – так же, почуяв след, застывали его собственные псы. Призраки гроссбухов витали в храме с той самой минуты, как появился Маледикт. Король ожидал, что он заговорит о них гораздо раньше и без обиняков. Это же упоминание, столь утонченное, могло быть угрозой – или всего лишь доказательством того, что Маледикт впрямь способен быть осмотрительным.

– Тогда отправляйся, – проговорил Арис. Ладонь, до сих пор лежавшая на плече Маледикта, поднялась, накручивая на пальцы темные пряди. Король повернул лицо юноши к себе, внимательно изучая. Маледикт не хлопал ресницами, не вскидывал невинно бровки – впрочем, подобные мимические усилия всё равно не убедили бы короля в невиновности юноши. Однако Маледикт и не ухмылялся, и не смотрел победно. Отсутствие ликования смягчило обиду. – Тогда уходи. С тобой покончено. Не желаю слышать о тебе ничего, кроме похвалы, до твоего возвращения ко двору весной.

Маледикт поклонился; его волосы выскользнули из пальцев Ариса.

– Сир, – попытался возразить Эхо, но договорить не успел: вернулся Джаспер, бледный, как полотно. За ним шли двое гвардейцев, держа руки на пистолетах; глаза у них были такие испуганные, словно они только что видели самого дьявола.

– Джаспер, что случилось? – дрогнувшим голосом спросил Арис.

– Вестфолл мертв… его дом горит…

– Это антимеханики? Неужели они посмели…

Отерев рукой губы и вспотевшее лицо, Джаспер перебил короля:

– Нет, они ни при чем. Мирабель сошла с ума, сир. Она убила их обоих – отравила Брайерли и прикончила Вестфолла. Вырвала у него глаза и сердце. – Джаспер вздрогнул. – Мы видели Мирабель, ее платье выпачкано кровью от шлейфа и до бедер, словно она вброд перешла кровавую реку. Но прежде чем нам удалось ее схватить, она исчезла, словно тень под полуденным солнцем.

– Исчезла, – беззвучно повторил Арис.

– Это колдовство, сир, клянусь вам. Не имеет значения, что боги умерли… она как-то смогла прикоснуться к их силе, и никто не будет в безопасности, пока ее не остановят.

Арис рухнул на скамью. Впервые за тридцать лет возведя глаза к изображениям богов, король принялся молиться Бакситу о возвращении разума в свое королевство.

29

Первым признаком весны в городе был треск вскрывающихся возле порта рек, стонущих, словно живые существа в адских муках. Всю зиму Маледикт дурно спал – и спал бы еще хуже, если бы не Янус и не тот факт, что вихрь слухов наконец сместился от него к Мирабель. По мере того, как смерти, случившиеся в ночь Темного Солнцестояния, изглаживались из памяти, обсуждение его к ним причастности сходило на нет на фоне бушующего океана опустошений, учиняемых Мирабель.

Бойню, устроенную у Вестфоллов, затмила последующая гибель четверых королевских гвардейцев, которым удалось настигнуть Мирабель. Если верить молве, всех четверых нашли с рваными ранами и выколотыми глазами. Мирабель – призрак, являющийся, чтобы мучить живых, кричали одни. Ведьма, кричали другие, – ведьма, желающая извести аристократов. Другие, более осторожные, шептали о возвращении богов и прикосновении Ани, – шептали так тихо, что лишь Джилли, тщательно просеивавший крупицы информации, слышал их слова.

Каждая новая мелочь надолго занимала праздных болтунов. Шептали, что Арис выбрал Януса на должность советника взамен Вестфолла. Поначалу сплетники утверждали, что так Арис лишь пытался приструнить скандально известного племянника и не отпускать от себя последнего в их роду. Более злые языки подмечали, что Арис всегда предпочитал, чтобы один из его советников не терял связи с простым народом, а кто может быть ближе к народу, чем ублюдок?

Так или иначе, время шло. Янус, как советник короля, часто бывал во дворце. Он встречался с заморскими купцами в порту, торгуясь для короля и с презрением отвергая большую часть итарусинских товаров. Он – во всяком случае так утверждали, – встретился с капитаном Таррантом, этим помилованным военным пиратом, чтобы заключить тайную сделку о провозе тех же самых отвергнутых итарусинских товаров в страну, таким образом снизив заоблачные цены на основные продукты питания, к вящей радости бедняков. Но если днем Янус мотался по городу с поручениями короля, то ночами он целиком принадлежал Маледикту.

Однако даже теперь, когда Янус почти всё свободное время проводил с Маледиктом, Джилли не сомневался – Маледикта неотступно преследуют призраки, ночами ему снятся кошмары. Все чаще Джилли замечал тени, проплывающие в глазах Маледикта: Ани, ощущая препятствия на своем пути, проявляла Себя в сотнях мелких приступов злобы. По звенящему напряжению, что возникло в отношениях между Маледиктом и Янусом, по почти обиженным взглядам, которые время от времени бросал Маледикт на своего возлюбленного, Джилли начинал понимать, что случилось, только пока никак не мог найти тактичного способа удостовериться в своей правоте.

В тот вечер Джилли появился в доме, сопровождаемый скрипом льда, с таким мрачным видом, словно этот скрип издавал он сам. В руке Джилли держал орудие, которому было суждено разрушить их хрупкий мир.

– Знаешь, у тебя ледышки в волосах, – сказал Маледикт, слонявшийся по холлу с бокалом вина. – Ты, видно, здорово замерз. – Маледикт поставил бокал на пустой поднос для писем. Выполняя просьбу Ариса, юноша отказался от посещения каких бы то ни было празднеств, хотя, по правде говоря, не так уж часто его приглашали. Маледикт отряхнул ледышки с пальто Джилли. Письмо захрустело, как ломающийся лед, и Маледикт выхватил у друга конверт.

– Что это? Записка от Лизетты? Твоя птичка умеет писать? – поддразнил друга Маледикт. Джилли потянулся за письмом, но Маледикт оказался проворнее.

Снова взяв бокал, юноша облокотился о стену и принялся читать собранные Беллингтоном за плату сплетни и домыслы.

И тут бокал в его руке треснул.

– Когда ты узнал об этом? – спросил Маледикт.

– Сегодня после обеда, – ответил Джилли. – Я получил записку от адвоката и отправился в порт поговорить с капитаном «Поцелуя». Он все подтвердил, сказал, что все было заметно еще по дороге туда.

Маледикт издал приглушенный звук – то ли всхлип, то ли рык, то ли все вместе, вызванное смесью ярости и отчаяния.

– Нужно было вышвырнуть ее в море вместе с ее проклятым мужем. Но кто бы мог подумать, что судьба повернется к нам спиной? Ласту понадобилось пять лет, чтобы забеременела его предыдущая жена – и то у нее случилось несколько выкидышей. Амаранта пробыла женой не более недели… – Маледикт со всхлипом вздохнул.

– Что на этот раз, подали холодный суп? – спросил Янус, входя в холл. Он перевел взгляд с Джилли на Маледикта, и с его лица сползло выражение заскучавшего шутника.

– Графиня Ласт, Амаранта Иксион, вот-вот разрешится от бремени. Она уже плывет в Антир, чтобы потребовать возвращения поместья и титула. – Маледикт лишь теперь заметил, что держит разбитый бокал. Он разжал кулак, и осколки дождем хлынули вниз, не оставив на его ладони и следа.

Янус побелел.

– Какой удар. – Он поднес руку ко лбу, потер переносицу. – Это действительно ребенок отца, а не какой-то ублюдок, которого она использует, чтобы завладеть поместьем?

– Даже если она беременна и не от твоего отца, срок столь подходящий, что никто не докажет обратного, – отозвался Джилли.

– И что нам теперь делать? – спросил Маледикт. – Если ребенок родится и окажется мальчиком, все наши планы пойдут прахом, Янус.

Янус погладил Маледикта по темным волосам.

– Тебе просто нужно убить ее, прежде чем она родит. Только будь осторожен, Мэл. Кажется, Арис чрезвычайно… интересуется тобой и твоим времяпрепровождением. Эхо советует ему не доверять тебе, я поднимаю его на смех. И все же дела наши из рук вон плохи. Лучше нам принять во внимание недоверчивость Ариса и действовать с оглядкой в деле с Амарантой.

* * *

Когда Арис прислал к Янусу гонца с сообщением о том, что его с королевской каретой и массой гвардейцев отправляют встречать корабль Амаранты, Маледикт проговорил:

– Полагаю, тебе не удастся случайно утопить ее. – Он сказал это без особого энтузиазма, вальяжно развалившись в кресле; когда Янус встал, Маледикт занял его место.

– Вряд ли, – согласился Янус, хотя губы его изогнулись в улыбке.

Маледикт улыбнулся в ответ.

– По крайней мере мы знаем, что Арис считает тебя невиновным в смерти отца, раз посылает забрать Амаранту.

– Он отправляет меня с вооруженным эскортом. Вряд ли это говорит об особом доверии, – возразил Янус. Он надел пальто и посмотрелся в зеркало.

– Ну, в конце концов, именно ты убил Ласта, – сказал Маледикт.

Джилли – он сидел в кресле у самой двери гостиной – навострил уши. Янус бросил на него злобный взгляд и сказал Маледикту:

– Мы не станем больше это обсуждать. Ласта убил ты, я лишь ускорил его конец.

– Всегда все так, как тебе хочется, – лениво проговорил Маледикт. – Ты получаешь удовольствие от отцеубийства и измены – и никто тебя не подозревает!

Янус поднял Маледикта под мышки и встряхнул его.

– Довольно. Что ты хочешь от меня в качестве извинения?

Маледикт улыбнулся.

– Никак не приходит в голову.

– А мне приходит, – заявил Джилли, приковывая к себе взгляды обоих. – Разве не удачно было бы организовать празднество в честь приезда Амаранты? Уговори Ариса устроить прием.

– Вряд ли она придет, – усомнился Маледикт. – В письмах, полученных от наших шпионов, говорится, что Амаранта до безумия подозрительна. Надеяться, что она появится на балу, где смерть постигла столь многих…

– Обсуди это с королем. Если Арис прикажет ей, она придет, – сказал Джилли; во рту у него пересохло от споров в защиту убийства. Но если Янус желает смерти Амаранты, Джилли сделает все возможное, чтобы Маледикт при этом выжил. Действуя без плана, Маледикт скорее рискует полностью подчиниться кровожадной Ани. А ведь, в отличие от Ласта, беременная графиня вряд ли когда-то оставалась одна.

Джилли судорожно выдохнул. Быть может, ему представился еще один шанс вырвать Маледикта из власти Ани. Графа Ласта больше не было, однако номинально Амаранта оставалась главой рода. Возможно, ее смерти будет достаточно; возможно, Маледикт сможет исправить то, что было сделано в первый раз, сводя на нет смысл смерти Ласта. И вдруг Джилли осознал, что надеется на смерть беременной женщины – и все его тело отозвалось звоном потрясения.

Янус расхаживал по комнате.

– Мэл, если даже Арис согласится, там плюнуть негде будет от охраны. Сомневаюсь, чтобы тебе удалось убить Амаранту на приеме.

– Мирабель весьма преуспела, – возразил Маледикт. – Ты пришел ко мне на помощь, когда в ней не было необходимости. Окажи мне ее теперь, когда я прошу тебя. Наши враги множатся, как головы гидры. Смерть одного порождает двоих. Давай отсечем эту голову, пока не пришлось убивать еще и ребенка, – голос Маледикта дрогнул.

– Ты обвиняешь меня в отцеубийстве. Да, я нанес последний удар, но на самом деле Ласта убил ты. Так не лукавь же хотя бы теперь, хотя бы с самим собой. Если бы Амаранта не была беременна, тебе не пришлось бы поднимать на нее меч. Твоя цель – детоубийство, Мэл. Ты можешь это признать?

– У меня нет выбора, – ответил Маледикт, – если ты должен стать графом.

После ухода Януса Маледикт опустился на кушетку и прикрыл глаза. Джилли присел рядом, с минуту поколебался – и взял Маледикта за руку. Маледикт ответил цепким пожатием.

– Он убил Ласта? – спросил Джилли, стараясь думать о прежних убийствах вместо предстоящего. Но теперь, когда опасения его подтвердились, в сердце поселилось смятение. Если убил Янус, нет ничего удивительного в том, что Ани не ушла, а продолжает бушевать внутри Маледикта. – Это никак не могло удовлетворить Ани.

– Ты прочел столько книг, ты услышал столько сплетен, – задумчиво проговорил Маледикт, – неужели хоть где-то упоминается, что Ани вообще можно удовлетворить? Похоже, Мирабель так не считает.

– Расскажи мне, что произошло, – попросил Джилли. – Как получилось, что ты собирался убить Ласта, а в итоге графа и моряков убил Янус?

Маледикт поднял веки, внезапно отяжелевшие от усталости.

– Раз тебе известно это, значит, известно все. Нужно было покончить с Амарантой еще тогда. Если бы я так поступил, не пришлось бы теперь столкнуться с новой проблемой.

– Ты мог бы подождать, – предложил Джилли. – Возможно, ребенок окажется девочкой или, как Адиран, ущербным от рождения, не способным вступить в права наследования. Или даже умрет сам, как последний из детей Ласта. Убить самого графа – одно дело, убить беременную женщину – совсем другое.

– Довольно, Джилли, с разговорами покончено. Если Амаранта явится на прием, она умрет. – Маледикт вскочил с кресла, выдернул руку из пальцев Джилли и рванулся к двери. В последний момент он остановился и исступленно проговорил: – Я не вынесу этого, Джилли. Я, в отличие от тебя, не могу позволить себе угрызений совести. Я должен быть волен проливать кровь по желанию, будь то кровь мужчины, женщины или младенца. У меня позади не одна смерть, впереди – тоже. Не отнимай у меня силу.