Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Внизу, на чердаке, паниковавшие гвардейцы вдруг затихли – теперь слышались только четкие команды Эхо. Видимо, он решил взять ситуацию под личный контроль. Ну, хотя бы это удовольствие у Маледикта не отняли.

Юноша видел, как приподнялась крышка люка, пропуская Эхо. Он появился, подобно театральному демону, поднятый на руках своих подчиненных. В одной руке Эхо держал пистолет, в другой меч. Горло защищал кусок кольчужной ткани.

Маледикт приближался к Эхо легкой походкой. Советник навел пистолет, прищурился. Облачко дыма и отголосок выстрела достигли Маледикта на мгновение позже свинца. Маледикт пошатнулся, но пуля задела лишь ногу. Ани изгнала свинцовый комок, излечив назойливый жар внутри, поглотив боль. Маледикт мечом выбил у Эхо пистолет и скинул его с крыши.

– Я рад, что ты пришел, – проговорил Маледикт. – Без тебя было бы не так интересно.

– Ты умрешь, – сказал Эхо. Из люка за его спиной уже показался первый гвардеец. Маледикт быстро повернулся, пнул его в горло и столкнул обратно на чердак. Клинок Эхо со свистом рассек небо, метя в грудь Маледикту, и тут вдруг воздух наполнился грачами. Эхо молотил мечом направо и налево, тщился отогнать птиц от лица, спастись от терзающих клювов и разрывающих когтей.

Маледикт закричал:

– Он мой!

Пространство между ними расчистилось: грачи вихрем взмыли в небо; набрав высоту, они бросились вниз и окружили противников.

– Твои фокусы тебе больше не помогут. Арис повесит тебя, – пообещал Эхо, подходя ближе.

Маледикт принял удар на свой клинок, увернулся от тяжести тела Эхо и наконец отступил, резко отдернув меч. Он сделал выпад, надеясь ударить в незащищенный бок, но советник мгновенно парировал.

Маледикт отступил, стараясь держать в поле зрения и Эхо, и люк. Эхо оказался не таким дураком, с какими Маледикту доводилось сражаться прежде – кодекс чести не сковывал его движений. Стоило только одному из гвардейцев напасть на Маледикта и заставить показать Эхо спину, советник без тени смущения вонзил бы в эту спину клинок.

Эхо сделал выпад, намереваясь перерубить Маледикту подколенное сухожилие, но юноша успел перепрыгнуть через его меч и взмахнул своим, заставляя советника отступить. Крышка люка начала приподниматься, и Маледикт прыгнул на нее, вновь отталкивая гвардейцев. Но лишь на миг. Они навалились изнутри всем скопом. Маледикт чувствовал, как крышка ходит у него под ногами ходуном, и вдруг увидел метивший ему в сердце клинок Эхо. Маледикт сделал кувырок вперед и ушел от столкновения.

Маледикт в долю секунды оказался на коленях. В ушах отдавались шаги Эхо, сердце тяжело колотилось, кровь гудела в висках. Да, Эхо – не из тех благородных дураков, что не гнушаются ударить поверженного; и все же он – дурак. Маледикт упал на спину, перекатился и развернулся. Эхо навис над ним с мечом, и в тот же миг юноша вогнал клинок ему в грудь. Маледикт погрузил лезвие до конца, потом вынул. Эхо повалился, когда на крышу наконец высыпали гвардейцы.

Оказавшись без командира, они пришли в замешательство. Эхо истекал кровью у них на глазах, грачи кружили, наполняя воздух своими криками и перьями. Маледикт, стараясь отдышаться сквозь оскаленные зубы, поднялся на ноги. Гвардейцы растянулись свободной цепочкой, но ни один не спешил приблизиться.

Маледикт прижался спиной к парапету, оглядывая толпу стражников. Что теперь, размышлял он. Лети, призывала его Ани. Лети!

– Я не могу, – возразил он вслух, не обращая внимания на слушателей. Гвардейцы вздрогнули, и один, что был похрабрее, сделал шаг вперед.

Маледикт перехватил меч и проговорил:

– Только попробуй. Твои товарищи тебя не поддержат, а я просто убью. Мы будем ждать.

Крышка люка в очередной раз приподнялась, и Маледикт увидел знакомую улыбку, голубые глаза под бледным золотом волос.

– Янус, – проговорил он. Теперь игра продолжится, план Януса раскроется.

– Сэр, – предупредил гвардеец. – Осторожнее. Он убил лорда Эхо.

– Поэтому вы все стоите и ждете, чтобы его остановил кто-нибудь другой. Поистине, вас недаром называют храбрецами, – язвительно заметил Янус. – Если бы все вы навалились разом, с ним было бы уже покончено.

Сердце в груди Маледикта екнуло и затрепетало, как крылья. Янус играет, Маледикт в этом не сомневался, но все было так похоже…

Он предал тебя, ликовала Ани. Ты знаешь, что он предал тебя. Отрекся ради амбиций и золотого трона. Отдай мне свое будущее. Я обрушу на них их же город.

Янус никогда не пойдет против него – Маледикт держался за свою уверенность цепко, как прежде за кирпичную стену дворца. Янус любил его больше всего на свете.

Янус взял меч у ближайшего гвардейца и шагнул вперед. В его лице, белом, как у мраморных статуй, украшающих залы короля, читалась решимость.

Но не она, и не меч заронили семя сомнения в душу Маледикта – а тягучее, навязчивое воспоминание о том, как Янус ждал его появления, чтобы убить младенца. О том, как он задумал использовать божественную силу, причем выбрал божество безумное, способное решиться на все. И еще Маледикта смутил один простой факт: рана Януса была забинтована, он переоделся в свежую рубашку. Значит, пока Маледикт спасался бегством, Янус принаряжался для торжественного момента.

– Ани, – обратил Маледикт к небу хриплую молитву, задыхаясь от боли. – Ани.

Словно тысячи иголок вонзились в его кожу. Руки Маледикта задрожали, меч с лязгом упал на черепицу. Маледикт чувствовал его – резкий запах пробивающихся новых перьев, освобождающих Ани. Дворец под ногами содрогнулся – словно проснувшийся зверь, словно лошадь, смахивающая надоедливую муху; крылья расправились.

Гвардейцы пошатнулись, глядя на Маледикта обезумевшими глазами. Двое из Особых кинулись к люку и исчезли в нем.

– Нет, – проговорил Янус, поворачивая меч в руке.

– Сэр, король желает допросить его, – предупредил гвардеец.

– И подвергнуть опасности весь дворец? – резко возразил Янус. – А если потолок упадет и погребет под собой его сына? – Со змеиной стремительностью он нанес удар.

Маледикт увернулся – для этого пришлось упасть и откатиться. Он постепенно отступал от Януса, изо всех сил подгоняя Ани с Ее превращением, с его исчезновением.

Едва ощутимо сознания Маледикта коснулась мысль, и он замер, потрясенный: ведь Джилли ждет его. Джилли. Ани издала истошный вопль, грачи бросились на ряды гвардейцев, ослепляя и сея хаос.

– Мэл, – проговорил Янус. – Мэл… – В его голосе звучало то ли предупреждение, то ли мольба – Маледикт не понимал. Он знал лишь, что его любовник пришел за ним с мечом, что внутри бушевала Ани, и что единственный крошечный островок спокойствия в его душе взывал к Джилли. А потом весь разум затмило черное явление Ани, обездвижившее Маледикта: Она старалась завладеть его телом, заставить повиноваться Своей воле.

Лунный свет сверкнул на клинке Януса, когда он замахнулся и сделал выпад. Отчаяние заставило Маледикта вырваться из когтей Ани. Рука его взметнулась, отводя меч в сторону от нежной плоти; из ладони, которой он схватился за лезвие, хлынула кровь. Клинок отодвинулся всего лишь на какой-то дюйм – этого было недостаточно.

Меч погрузился в его плоть с легкостью, словно сроднился с ней. Скользкий жар проник в самое сердце и уютно там устроился.

В глазах Януса мелькнуло безумие, рот безвольно открылся, как будто он сам не верил, что был способен сделать то, что только что сделал. Лезвие скользнуло прочь, хотя Маледикт цеплялся за него, стараясь не выпустить. Кровь брызнула на чистую рубашку Януса, попала на лицо и в рот. Он вздрогнул и закрыл глаза. Маледикт, все еще стоя на ногах, почувствовал, как тело его становится непослушным и каким-то далеким. Он смотрел, как Янус насухо вытер лезвие рукой, согнал кровь на черепицу. Лица гвардейцев казались отупевшими от потрясения, как будто они не больше самого Маледикта верили в то, что его можно убить.

– Ани, – выдохнул он.

Ани заполнила собой рану. Она поняла: рана смертельная. Ани пронзительно закричала, рассредоточивая свое растущее могущество, чтобы опередить смерть Маледикта. Черепица разверзлась, выпуская ворон, и гвардейцы принялись слепо размахивать мечами в пурге черных крыльев.

При виде воронов грачи с криками взмыли в небо. Но могущество Ани в этом мире ослабевало, и птицы медленно превращались обратно в камни, едва соприкоснувшись со сталью. Маледикт смотрел на происходящее, оползая вниз по парапету; наконец он плавно соскользнул на горизонтальную поверхность.

Янус опустился на колени, рукой закрыл рану Маледикта.

– Мэл…

– Я бы не стал… – прошептал Маледикт. Кровь выступила у него на губах. – Ты не должен был… Зачем? – Ему не хватало воздуха; он смотрел, как на глаза Януса наворачиваются слезы. Они злили Маледикта, но крови оставалось слишком мало, чтобы зажечь прежнее пламя; да, слишком мало. И она все растекалась по его рубашке, по рукам Януса, по черепице.

– Тише, – прошептал Янус и прижал Маледикта к себе. От этого рана вспыхнула болью, и Маледикт застонал, уткнувшись лицом в плечо Янусу. – Вот, выпей, – проговорил Янус, протягивая маленький пузырек. – Пожалуйста. Это облегчит боль.

Маледикт послушно открыл рот и позволил жидкости струйкой устремиться в горло. Янус принялся растирать ему шею, заставляя проглотить настойку. Боль превратилась в онемение. Облегчит боль, неотчетливо подумал Маледикт, когда его будут вешать. Последний дар любовника – дар забытья перед лицом медленной смерти. Маледикт закрыл глаза, приветствуя его.

43

Из оцепенения, дарованного «Похвальным», Джилли вырвал шепот.

– Ты видишь тех птиц? – спросила одна шлюха.

– А ты слышала, как звонят колокола? – вопросом на вопрос ответила другая.

Теперь и Джилли слышал все – как бы сквозь туман; слышал гулкий звон дворцового колокола. Он вздохнул и закашлялся, потом попытался встать. Что-то тяжелое и прохладное соскользнуло с его колен. Он рассеянно поднял предмет и заковылял к окну. Женщины вскрикнули, когда он привалился к раме рядом с ними.

Грачи обезумели; они беспорядочно, бездумно носились по небу над городом искрами черной ночи, задержавшейся до зари. Мирабель прошептала когда-то, что грачи следуют за Маледиктом. А теперь они кружили безо всякой цели, не зная пути и направления, и Джилли почувствовал, как их ужас и растерянность передаются ему. Он знал без слов, без слухов, что грачам больше не за кем следовать.

Его пальцы сомкнулись вокруг предмета, что лежал на кровати рядом с ним. Раскрыв ладонь, Джилли увидел часы с выгравированными на них кораблями. От отчаяния у него перехватило дыхание.

* * *

Янус крался по коридорам дворца; каждый, кто встречал его, старался посторониться. Янус не винил ни придворных, ни лакеев. Он знал свой нрав, знал, каким бывает даже в лучшие дни; а сейчас наступил совсем иной момент. Те придворные, что не боялись вспышек Янусова гнева, гадали, каким станет его положение теперь, когда его любовник убил младенца-графа.

Янус вдруг запаниковал, так что даже дышать стало трудно. А если он ошибся? Если неверно все рассчитал? По сравнению с этим страхом опасение, что Арис решит обвинить Януса в смерти Аурона, сделалось ничтожным: даже если расчет окажется верен, через несколько часов тело Маледикта вывесят на оружейной башне.

В часовне царили тишина и кромешная тьма. Кроме Маледикта, здесь не было никого. Арис отказался положить тело Аурона в одном помещении с убийцей и оставил его у себя. «Это мне только на руку, – подумал Янус. – Разум Ариса помрачен от горя, а Мэл…»

Янус в нерешительности остановился возле мраморного помоста. Кожа Маледикта была такой невероятной белизны, что даже запекшаяся кровь на губах казалась алой. Никто не обмыл его, не оказал почестей, причитающихся мертвым. И никто не сделает этого. Но презрение к ритуалу оказалось Маледикту только на руку, ибо помогло сохранить его тайну. Более того, пренебрежение сохранило ей жизнь… Янус заставил себя улыбнуться этой иронии, заставил себя думать, что он прав, что всё, написанное в книгах, которые он похитил у Джилли, – правда.

Набравшись храбрости, Янус положил руку на грудь Маледикту. Плоть юноши была холодная на ощупь и неподвижная, словно мраморная. Но когда Янус надавил пальцами на рану, из нее выступила свежая кровь.

Янус упал на колени. Спасибо тебе, Ани! Спасибо. Собственническая натура Ани, о которой говорилось в книгах, не давала Ей отпустить его, пока не выполнены условия сделки. Облегчение отняло у Януса больше сил, чем страх. Прошли долгие минуты, прежде чем самообладание вернулось к нему.

Сила Ани сохранит Маледикту жизнь, пока яд, добытый при итарусинском дворе, будет сохранять иллюзию смерти. Янус спланировал все до мелочей, предусмотрел любые повороты событий, и все-таки что-то пошло не так. Маледикт шевельнулся и получил удар гораздо более опасный для жизни, чем рассчитывал Янус: клинок достал до самого сердца.

Содрогаясь всем телом, Янус обернул Маледикта в саван, взял на руки и понес в залу.

Оставив парадные коридоры, Янус стал пробираться ходами прислуги; он спешил, не обращая внимания на гулкое эхо своих шагов. Здесь, в глубине старого дворца, коридоры покрывал многолетний слой пыли и паутины. Но, оказавшись на недавно отстроенной половине, Янус остановился в нерешительности. Лишь один, последний рывок отделял его от конюшни и поджидавшей кареты. Янус закрыл глаза, вверяя судьбу удаче и погруженному в траур дворцу.

– Еще чуть-чуть, Мэл, – проговорил он. – Скоро все закончится. Мы победим и будем вместе. – Янус заставил себя замолчать. Шепот из коридора, где никто не должен был находиться, мог привлечь внимание какого-нибудь любопытного лакея. И без того поднимется шум, когда эти болваны обнаружат, что тело Маледикта исчезло. Пусть лучше они думают, что Янус обезумел от горя и решил сохранить достоинство своего любовника, чем кто-нибудь заподозрит, что Маледикт выжил.

В коридоре было тихо, и Янус вынес тело Маледикта во двор, освещенный ярким, почти полуденным солнцем. Янус принялся моргать от слепящего света после темноты коридоров, но лицо Маледикта оставалось застывшим. Янус задрожал.

Уложив свою ношу на сиденье кареты, он крикнул кучеру:

– В Ластрест – и ни под каким предлогом не останавливаться.

Наемный кучер с ужасом оглянулся на сверток в руках Януса и тряхнул вожжами, посылая пару рысью.

Янус сплел пальцы Маледикта со своими, но они бессильно соскользнули, вялые и холодные. Янус боролся с накатывающей паникой. Маледикт все еще мог умереть. Рана такая глубокая, что, если Ани оставит его… Если Она откажется от сделки, Маледикт очнется лишь для того, чтобы до смерти истечь кровью на руках у Януса.

Сопоставив опасность тряской езды и преимущества скорости, Янус крикнул кучеру подстегнуть лошадей. Пара понеслась галопом. В подпрыгивающей карете Янус обнимал Маледикта все крепче, стараясь уберечь от вреда, который могли принести ухабы, и думал: «Хоть бы только чертов мальчишка сделал все так, как я его просил».

Желудок сводило от тревоги. Начался дождь, и Янус немного расслабился. Дождь будет им только в помощь. Янус стал размышлять, где теперь погоня и хватились ли тела Маледикта – а если так, то явились ли гвардейцы сначала к Арису, прервав его уединение, или сразу бросились вслед за ними. Теперь, когда Эхо был мертв, а Джаспера потрепал пес Адирана, гвардейцы не сразу решатся побеспокоить Ариса, а значит, потеряют драгоценное время.

Карета с грохотом въехала в ворота Ластреста. Янус выскочил из нее и понес Маледикта в дом.

Его неожиданный приезд переполошил прислугу. Янус, не обращая ни на кого внимания, направился в свою спальню. Там он уложил Маледикта на кровать, потом запер дверь на щеколду.

– Мэл? – позвал он.

Но Маледикт лежал, по-прежнему бледный и холодный, ни на что не реагируя. Янус нахмурил брови: действие сыворотки должно было уже прекратиться; удовлетворение от тщательно продуманного плана снова сменилось паникой. Что ему делать, если Маледикт умрет? Если он убил…

– Сэр, – входя через потайную дверь, позвал мальчик. – Вас так долго не было.

– Кто-нибудь тебя видел? – спросил Янус, разглядывая молодого человека. Стройный, словно клинок меча, темноволосый, бледный настолько, насколько пудра была способна выбелить его кожу. У Януса даже екнуло сердце.

– Нет, вы сказали никуда не выходить. А мне было так скучно. – Губы мальчика уныло опустились, и Янус рассмеялся.

– Извини, Мэл.

– Меня зовут не…

– Ведь это не так уж и важно, – проговорил Янус, поднимаясь. – Разве нет?

– Что это? – спросил юноша, проявляя кошачье любопытства и переменчивость интересов, как всякая шлюха.

– Ты, – ответил Янус, осторожно разворачивая Маледикта. – Подойди, взгляни.

– Это восковая кукла, – проговорил мальчик, приблизившись.

– Нет, – рассмеялся Янус.

Губы Маледикта сжались, ресницы дрогнули от упавшего на лицо лучика света.

– Мне это не нравится, – проговорил юноша, отступая. – Я хочу назад, в бордель.

Янус поборол желание просто выхватить меч. Было бы неразумно гоняться за мальчишкой по всей комнате, но ему не терпелось завершить задуманное, пока затягиваются раны Маледикта.

– И ты уйдешь, не получив платы? – спросил Янус, подбавляя в тон презрения. – Я еще не насладился тобой. А ты спал в моей постели, ел пищу и пил напитки, что я дал тебе.

Юноша приблизился, облизывая губы.

– Вы не станете…

– Не стану что? – спросил Янус, откидываясь назад на постели. Его ладонь скользнула на рукоять меча, спрятанного под саваном.

– Не станете заставлять меня прикасаться к нему… – и юноша кивнул головой в сторону Маледикта, который по-прежнему походил скорее на труп, чем на живую плоть.

Янус, чей гнев немного остыл, проговорил:

– Если бы ты прикоснулся к нему, я бы убил тебя. Им я не поделюсь ни с кем.

– Ну, тогда все в порядке, потому что я бы нипочем к нему не притронулся, – сообщил юноша, устраиваясь рядом. Янус привлек его ближе, целуя в мягкие губы, и тут же всадил в него меч. Юноша дернулся и задохнулся; кровь, горячая и соленая, хлынула Янусу в рот.

– Прости, Мэл, мне так жаль, – прошептал Янус, слизывая с губ кровь. – Я не хотел причинить тебе боль. – Звук шагов в коридоре пробудил его к реальности. Теперь он был не на крыше дворца и держал в руках не Маледикта, а мальчишку, которому заплатил. Янус бросил его, отер губы, взял Маледикта на руки и вынес его через дверь, из которой появился мальчик, в тайную комнату. Арис, разумеется, знал о ней – ведь он вырос в Ластресте; но вряд ли он станет искать там, если тело обнаружится где-нибудь поближе.

Янус опустил Маледикта на кровать. Отпихнув прочь объедки, что оставил мальчишка, он достал припасенные заранее медикаменты и стал трясущимися руками зашивать рану, прокалывая иглой не только кожу под маленькой грудью, но стягивая вместе мышцы и сухожилия. А если не получится? Янус плеснул на шов виски, и Маледикт выгнулся дугой так, что вздулись жилы на его шее.

– Тише, – проговорил Янус, целуя Маледикта в лоб. Он стал бинтовать порезы на ладонях, которыми Маледикт пытался остановить движение меча. Януса беспокоило, что такие незначительные раны до сих пор не зажили.

– Я вернусь. Просто отдыхай.

Закрыв за собой дверь, Янус обернул в саван тело юноши и понес его вниз, мимо потрясенных слуг, в сады, мокрые от дождя.

Когда он вернулся в дом, весь покрытый грязью и дрожащий от изнеможения, с открывшейся вновь раной, его ждал Арис.

– Где тело? – спросил Арис. Его лицо избороздили морщины, на щеках краснели пятна слез и гнева. – Где оно?

Янус опустился на колено.

– Ищите его сами, сир.

Арис сделал шаг вперед и хлестнул племянника по лицу. От удара Янус упал на спину и растянулся на полу. Будучи изможден и не в настроении изображать покорность, Янус все же достаточно владел собой, чтобы не ответить на удар, а довести свой план до конца. Вдобавок Ариса даже теперь плотным кольцом окружали гвардейцы. Янус заставил слезы выступить на глазах и прошептал:

– Я слишком любил его, чтобы наблюдать, как его тело вывесят на всеобщее обозрение, чтобы люди делали ставки, когда именно вороны выклюют ему глаза и какие кости упадут первыми, чтобы смотреть, как толпа разрывает на части его обглоданные пальцы.

– Ты похоронил его в имении? Здесь, на земле, принадлежащей семье ребенка, которого он убил? Он не может здесь остаться. Его повесят высоко над городом, как любого другого предателя. – Арис прошелся по комнате, выглянул в залитое дождем окно, махнул гвардейцам: – Начинайте искать. Ищите разрытую землю.

Гвардейцы поклонились и вышли. Янус опять упал на колени перед королем.

– Дядя, я прошу вас. – Боясь, как бы на лице не промелькнула искра ликования, Янус старался мысленно представить себе, что там, в саду, в земле и впрямь лежит Маледикт.

– Ты знал? – спросил Арис, рывком разворачивая к себе Януса. У юноши мелькнула мысль, что теперь перед ним стоит совсем другой король. Не вялый, не убитый горем, но движимый отчаянием и яростью. – Ты знал, что замышляет твой любовник?

– Нет, – ответил Янус. – Нет.

– Единственное, что спасло твою шею, – тот факт, что он влез в окно по стене, как проклятый демон. И не знал, как спуститься. Если бы ты помог ему, он наверняка проник бы сквозь двери и бежал без особого труда.

Янус размышлял, насколько убедительно прозвучит, если он еще раз отвергнет подозрения короля. Он молча ждал.

– Я слишком долго доверял Маледикту, валял дурака. А ты, который, можно сказать, жил у него в доме, рассчитываешь, чтобы я доверял тебе… Хотел бы я тебе верить, – проговорил Арис. – Хотел бы я верить собственной плоти и крови, но смерть что-то слишком тщательно расчищает тебе дорогу. – Арис облокотился о стол. Янус отметил, как всего за одну ночь постарел король.

– Я мог бы заточить тебя в тюрьму или казнить, но в нашей семье больше никого не осталось. Если род Ласта продолжится, то лишь через тебя. – Арис стоял, бессмысленно сжимая и разжимая кулаки. – Что же до изгнания, Итарус с радостью примет тебя в свои объятья, чтобы использовать против Антира. Как тогда быть Адирану? Я не перенесу второй войны за мой трон.

Арис протянул руку; лицо его было мрачно. Янус осторожно взял протянутую ладонь и стиснул ее, и привлек племянника к себе.

– Это мой грех – и моя вина. Я виновен в том, что скорее предпочту видеть на своем троне отцеубийцу и заговорщика, чем допущу очередное кровопролитие, которое повлечет моя смерть в отсутствие дееспособного наследника. Так что ты выиграл, Янус. В какой-то мере. Ты останешься при моем дворе. Моим третьим советником. Но лишь посмей приблизиться к Адирану – и по моей команде псы перегрызут тебе глотку. Без колебаний. Теперь твоя и его жизни неразрывно связаны. Если мой сын подхватит лихорадку или даже просто ударится, ты за это заплатишь. Ты хорошо понял меня, племянник?

В глазах Ариса стояла ледяная синева зимнего неба, и впервые в жизни Янус отвел взгляд.

– Я бы никогда не причинил зла Адирану, – проговорил он, обретя наконец дар речи. Впрочем, вредить Адирану и не требовалось: его присутствие было только на руку. Если Янус станет регентом глупого и доверчивого молодого человека, в которого должен был вырасти Адиран, его положение не будет отличаться от положения короля на троне. Но все эти мысли отступили перед настоятельной потребностью вернуться к Маледикту, удостовериться, что шов не разошелся после прекращения действия снадобья, облегчить его боль…

– Янус, меня тошнит от твоего пустословия. Отправляйся наверх и не смей покидать своих покоев, пока мы не завершим обыск.

Янус подавил готовую вырваться наружу ярость, еще раз напоминая себе, что они ищут продажного мальчишку – всего лишь подделку. Наверху захлопали двери, и он вперил взгляд в пол, опускаясь в поклоне, хотя все его тело пронизывала тревога. Он ожидал, что гвардейцы ограничатся поисками на землях Ластреста и не станут обшаривать дом. Бросив последний взгляд на опустошенное лицо Ариса, на стражников на подъездной аллее, разбирающих лопаты, Янус как бы неохотно покинул комнату, хотя кровь пульсировала в его жилах, подгоняя: скорее, скорее.

Дверь в его покои стояла настежь, шкафы – тоже: гвардейцы вели обыск. Янус открыл рот, собираясь возразить, и тут кровь застыла у него в жилах. Обойдя дверцу шкафа, скрывавшую часть стены, он увидел, что потайная дверь широко распахнута.

– На кровати и на полу кровь, – заметил один из гвардейцев.

– Я тоже был ранен. Когда защищал Аурона. – Янус не мог контролировать собственный голос; все его существо дрожало от единственного желания – захлопнуть дверь в потайную комнату, хотя он прекрасно понимал, что уже слишком поздно.

Гвардейцы переглянулись и ушли, заперев Януса снаружи. Он, спотыкаясь, заковылял в потайную комнату, но в крошечном тесном помещении его ждали только мрак и тени. Потухшие свечи были холодными.

Янус ощупью побрел к пыльной кушетке, на которой оставил Маледикта. Не может быть, чтобы он встал и опять начал играть в смертельные «кошки-мышки» с гвардейцами… У Януса перехватило дух; он подавил рыдания, представляя, как находка стражников превзошла все их ожидания – ведь они обнаружили не труп, а выжившего, пусть и слабого, пропавшего Маледикта. Он был легкой добычей. Янус упал на колени, простирая руки в мольбе, и вдруг его ладони коснулись липкой, потной плоти. До его слуха донесся едва слышный стон. Поднеся ладони к глазам, Янус увидел на них кровь.

Дело рук Ани, понял Янус. Пустая комната на самом деле оказалась вовсе не пустой; та же паутина теней, что поймала в капкан Ласта, теперь спасла вместилище Ани. Янус истерически захохотал, но тут же испуганно смолк. Какой же силой обладала Ани – и Миранда вместе с ней? С такой мощью он мог бы добиться чего угодно… Он и Маледикт будут править этой страной, как правили Развалинами, и никто не осмелится пойти против их воли. Если Маледикт выживет.

Янус приник к кушетке, стиснул холодные, скрюченные пальцы в своих ладонях.

* * *

Во рту был привкус пыли и крови, и едва ощутимый запах промасленной стали словно поднимался от раны сквозь вены. Пульсация боли, опустошающей, смертоносной, из одной точки волнами распространялась по всему телу. Миранда с трудом открыла затуманенные глаза. Ее окутывали неясные тени, по сторонам поднимались крутые стены – слишком крутые и высокие, в склепах таких не бывает. Маледикт мертв, это она точно знала. Янус убил его, и даже Ани он загнал в глубину его тела, где Она сжалась в комочек, затаилась.

Неимоверным усилием воли Миранда приподняла руку – и уронила на грудь, на тугой льняной шов над самым центром боли. Тени сомкнулись над ней, веки смежились. Комната закружилась, выписывая затейливые повороты, словно танцевальные фигуры, которым когда-то учил ее в садах Арис. Когда Миранда набралась сил, чтобы снова открыть глаза, стены стали обычным неподвижным камнем.

Из темноты к ней выплыл мертвенно-бледный отсвет, квадрат тьмы породил златовласую фигуру в белой рубашке.

– Не прикасайся. Рана у самого сердца. Я боялся, что ты не выживешь.

– Янус… – едва слышно выдохнула Миранда. Почти незаметное движение груди вызвало жар и мучительную одышку.

– Тише. – Янус опустился возле нее на колени, взял забинтованную ладонь в свои. Миранда ощутила новый запах – густой, кисловатый дух мокрой земли и листвы. Он возобладал даже над запахом крови, исходившим от ее кожи, и смертельной усталости Януса. Черная почва и суглинок – холодная земля, поднятая из глубины, куда никогда не проникал солнечный луч. Миранда знала этот запах, она ощутила его на похоронах Ворнатти. Янус копал могилу.

– Я же все спланировал, Мэл. Зачем ты пошевелился тогда, на крыше? Я чуть не убил тебя.

Маледикт вздохнул. Попытался вздохнуть. С усилием заставил губы шевелиться, а язык прижаться к губам, и беззвучно выговорил:

– Ани никогда не прекращает борьбу. Я не мог прекратить борьбу. Даже с тобой. Думал, что ты собираешься убить меня.

Маледикт позволил тьме поглотить себя, заглушить ощущения. Пальцы на груди онемели, ноги стали свинцовыми.

– Я бы никогда не причинил тебе зла. – Ладонь Януса, такая горячая на его холодной плоти, обожгла, вернула из забытья.

– Сейчас больно…

– Я надеялся, что Она залечит тебя гораздо быстрее. Что это займет каких-нибудь несколько минут. Я не ожидал такого. Янус поник головой; с его волос на подушку, капая на лицо Маледикту и вызывая крошечные взрывы ощущений, стекал ручеек мутной воды. Когда Янус поднял голову, Маледикт увидел, что его перепачканное лицо исполосовано мокрыми бороздками слез. Янус выудил из кармана бутыль.

– Я принес тебе «Похвального». Сможешь сделать глоток, как думаешь?

Маледикт проговорил:

– Элизия…

– У меня нет элизии. И, пока Арис здесь, я не смогу за ней послать. Прости.

Боль захлестнула Маледикта снова, вырвалась наружу, запульсировала, заставляя пот струиться по спине и бокам.

– Отправь за ней Джилли, – сказал он. Ужас дальнейших мучений пугал его, как ничто прежде, не считая разве заточения в «Камнях».

– Тебе вредно разговаривать. – Янус помог Маледикту приподнять голову, нежно поддерживая под затылок. Какой-то дюйм от подушки – в движении сократились крошечные мышцы шеи, грудной клетки – и сознание юноши снова изнутри залила чернота.

– Мэл?

Разлепив губы, Маледикт попытался сосредоточиться. Янус влил ему в рот глоток «Похвального». Маледикт захлебнулся, мотнул головой – и большая часть ликера оказалась на подушке. Лучше это, чем обжигающий приступ кашля. Маледикт был готов захлебнуться «Похвальным», только бы не мучиться ожиданием агонии. Он едва ощутил вкус напитка, сдавившего горло, а потом вспыхнувшего в груди пламенем.

Маледикт вздохнул. Комната, пульсируя, становилась все темнее и темнее. Руки Януса надежно поддерживали его голову. Когда у Маледикта в глазах снова прояснилось, Янус спросил:

– Еще глоток?

Маледикт согласно приподнял подбородок.

– Медленнее, – чуть слышно выдохнул он и тут же почувствовал, как край стакана коснулся его языка, как жидкость, обволакивая, растекается по нему тонкой струйкой. Маледикт сделал глоток – больше, чем предыдущий, и еще один. Остатки «Похвального» стекли по его щекам и подбородку.

Будто жар свечи заплясал в глазах Миранды, возвращая ее в сознание. Онемение окутало ее тело словно саван; склонившийся над ней Янус казался лишь сном. Он коснулся бинтов на груди Миранды, и боль вспыхнула с новой силой. Янус отогнул повязки, пропитал их спиртом и целебными мазями. Миранду охватила дрожь; она потеряла счет времени. Вдруг она уже мертва – и все это будет повторяться раз за разом: Янус, раны, боль, слова. Но теперь лицо Януса, склоненное к ней, было чистым, волосы высохли и лежали беспорядочными волнами.

– И нужно же тебе было дернуться. Ведь я спланировал все, даже простой удар, чтобы не задеть ни один жизненно важный орган. А ты взял и зашевелился. Я думал, что твоя любовь ко мне сильнее, Мэл. Что ты в самом деле знаешь меня. А ты подумал, что я собираюсь убить тебя… Я не знаю, поправишься ли ты. Не знаю, смогу ли тебя спасти… – Голос Януса дрогнул и смолк.