Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

33

Сидя в одиночестве за столиком в дальнем углу таверны, Маледикт потрясенно озирался по сторонам. Не так давно «Морской волк» представлялся им с Янусом вершиной роскоши, недосягаемой мечтой. Они заглядывали в задымленные комнаты, восхищались отсветами камина на весах Наги, поднятых с морского дна, бакенами, висящими на балках, словно ожерелья громадных морских чудищ. Сами люди казались вычеканенными из монет: они небрежно швыряли серебро на барную стойку тикового дерева. Миранда, у которой в крепко зажатом кулачке редко бывало больше одной луны, склонялась к плечу возлюбленного и изумленно смотрела на такое богатство.

А теперь Маледикт увидел таверну «Морской волк» такой, какой она была на самом деле: обветшалой хибаркой на краю пирса, посещаемой просоленными матросами лишь из-за близости к кораблю. Наведывались в «Морской волк» и знатные господа – чтобы прийти в себя после дешевых борделей, опиумных притонов и игорных домов, где их надували до того ловко, что через пару дней они оказывались совсем в ином окружении. Вот хотя бы сегодня – двое разодетых юнцов уныло и оцепенело пересчитывают гроши и оценивают ущерб, нанесенный их кошелькам и персонам.

Дураки, думал Маледикт. Наверное, считают, что разорены; но ведь их одежда, туфли, даже напомаженные волосы здесь значат деньги, а они продолжают стоять, как истуканы.

Маледикт подвинулся в самый угол, в глухую тень едва коптившей лампы. Отбрасывая догорающий свет на его столик, она заставляла бутылку искриться потаенными огоньками. Маледикт долил содержимое в стакан сквозь лежавший на абсентной ложке кусок сахара.

– Ты никогда не брал здесь абсент, – заметил Янус, усаживаясь напротив.

Маледикт замер и улыбнулся, потом взял кусок жженого сахара и положил на ложку.

– Нет, абсент определенно за пределами возможностей алкогольных запасов «Волка». – Он пригубил, но тепло, побежав шее по его телу, было вызвано скорее появлением Януса, чем действием напитка. – Ты нашел меня.

– Как всегда, – улыбнулся Янус. – Хотя признаюсь, что пару раз ткнулся не в те двери, прежде чем вспомнил о «Морском волке». Вообще-то, мерзкое местечко. – Янус окинул за копченную комнату презрительным взглядом.

– А прежде оно казалось нам таким чудесным, – проговорил Маледикт. Он закрыл глаза, пытаясь наложить одно изображение на другое.

– Мы были глупы, – сказал Янус, отбирая у Маледикта бутылку. – И абсент тут почти такой же мерзкий, как все остальное. Он сводит людей с ума.

– Я уже сумасшедший, – беззвучным шепотом, одним движением губ в свете лампы ответил Маледикт. – Разве ты еще не понял? Джилли вот понял. А что до абсента – я тебе его не предлагал, так что нечего насмехаться.

Янус обошел со стулом вокруг стола и уселся поближе к Маледикту.

– Мэл, послушай меня.

– Я всегда тебя слушаю, – сказал Маледикт, медленно всасывая очередной глоток.

Янус отобрал стакан и поставил его на пол рядом с собой.

– Арис был на Дав-стрит и застал особняк в том состоянии, в котором мы его покинули, – весь залитый кровью. Он подозревает, что это ты подстроил смерть Амаранты; подозревает тебя гораздо сильнее, чем в убийстве Ласта. Я не понимаю причины его подозрений, но ты должен быть готов. Что ты скажешь, если он обвинит тебя в смерти Амаранты? – Прежде, чем Маледикт нашелся с ответом, Янус склонился к нему. – Я изо всех сил старался перевести стрелки на Данталиона, а ты не мог бы постараться, чтобы они там и оставались?

Маледикт нежно погладил подбородок Януса, восхищаясь золотистой игрой щетины в свете лампы.

– Полагаю, да. Надо как можно дольше оставаться вне подозрений. – Маледикт, сдвинув брови, потянулся к стакану на полу. В данный момент горечь абсента, смешанная со сладостью сахара, как раз соответствовала его настроению.

Янус проговорил – обращаясь скорее себе, чем Маледикту:

– Кто знал, что Арис так скоро заподозрит?

– Мы должны были учитывать это, – ответил Маледикт. – Даже самый покладистый из людей подавился бы смертью, которую мы преподнесли Арису. И все же, знай я наперед, я бы позволил ему целовать себя дольше, вместо того чтобы сбежать, как перепуганная девственница.

– Ты позволил Арису… – начал Янус, и в его глазах вспыхнул гнев. – Ты рискнул оказаться так близко, позволить ему себя рассмотреть? Ведь он не подросток, чтобы не распознать разницы между мужчиной и женщиной. В его руках…

– Арис ничего не заметил. Он был почти пьян от собственного горя, – возразил Маледикт. Янус посадил его к себе на колени. – А я? Я только и думал о том, как ты увиваешься вокруг Псайке. Он застал меня врасплох и едва ли предполагал подобный исход. Необоснованная ревность погубит тебя. Ты так оберегаешь все то, что тебе принадлежит…

Янус прервал его слова поцелуем, не обращая внимания на любопытные взгляды. Маледикт внутренне возликовал – и засмеялся.

– Но ведь и ты тоже мой, верно? Мы по-прежнему вдвоем против всего мира.

– Конечно, – согласился Янус, крепче обнимая Маледикта. – Конечно.

Маледикт подставил губы для поцелуя и закрыл глаза, наслаждаясь знакомым теплом языка Януса.

– Какая трогательная сцена! – Голос вонзился между ними, разрывая их близость. Маледикт почувствовал, как Янус напрягся, узнав его. Смуглый человек, коренастый и высокий, говорил с итарусинским акцентом. Маледикт встал и улыбнулся.

– Должно быть, вы Данталион, обиженный и презренный родственник Ворнатти.

– А вы – Маледикт, – проговорил Данталион, чуть расширив глаза. – Вы – темный рыцарь двора Ариса? Хнычущий юнец с мечом, который слишком хорош для него?

Ладонь Маледикта опустилась на рукоять меча. Маледикт не отдернул руку, хотя за спиной Данталиона замаячил Эхо.

– Янус, будь любезен, постарайся в следующий раз не приводить к нам всяких зануд. – Несмотря на небрежность слов, Маледикт ощущал, как в его крови все сильнее бьются крылья, подстегиваемые гневом на то, что кто-то посмел помешать столь редкому мигу удовольствия. Он понимал, что должен соблюдать осторожность. Данталион и Эхо представляли собой дуэт, который не сулил ничего хорошего.

– Катамит моего дядюшки, – проговорил Данталион. – Я слышал, что о тебе болтают сплетники. И даже почти верил им, но ты, оказывается, и вовсе не заслуживаешь моего клинка.

За ними наблюдали другие завсегдатаи – моряки и случайные аристократы. Опухшие, отупевшие лица их заметно оживились.

– Мэл, – Янус сжал другу запястье, – ты не должен.

– Но я хочу, – ответил Маледикт. Он стоял, не сводя глаз с Данталиона, и сам уловил в своем голосе мечтательные нотки – абсент, хоть и с опозданием, начал действовать. В тот миг Маледикт желал только одного – услышать звон стали. Он с наслаждением ощущал, как Ани расправляет кольца своей ненависти, как их тепло просачивается сквозь его кости.

– Ищешь предлог? – спросил Данталион, – и нанес удар. Янус попытался перенаправить движение, но Данталион оказался слишком близок – и слишком быстр. Маледикт перехватил его кулак. В глазах Данталиона, оценившего такую стремительность, мелькнуло сомнение.

– Довольно, – проговорил Маледикт, отпуская руку Данталиона. – Быть может, дуэль?

– Нет, – отрезал Янус, вставая между противниками.

– Никогда не думал, что ты трус, Иксион, – процедил Данталион. – А я-то собирался насадить тебя на меч вслед за этим юнцом.

Быстрым скупым движением, увернувшись от Януса, Маледикт выхватил меч.

– Сначала тебе придется разобраться с этим, как ты выражаешься, юнцом, – сказал он.

– Мэл, – тихо заговорил Янус. – Мне это все не нравится. Здесь за версту несет расчетом. Эхо тебя провоцирует…

Маледикт лишь ухмыльнулся в ответ.

– Плевать. – Он гадал, что такого Янус увидел в его лице, что так побелел, но отбросил размышления в волне эйфории. Избавиться от очередной шавки, пытающейся ухватить его за пятки, – соблазн был слишком велик, чтобы противостоять ему.

– Как думаешь, нам лучше выйти? – спросил он у Данталиона.

Данталион отрицательно покачал головой.

– Булыжник весь мокрый от росы, а в переулках полным-полно тех, кто положит конец нашему развлечению ради наших денег. Будем придерживаться традиции и дуэльных площадок в парке.

Янус опять схватил Маледикта за руку и удержал, когда тот хотел последовать за Данталионом.

– Это ловушка, Мэл. – Будто в подтверждение слов Януса, Маледикт заметил, как Эхо скользнул прочь – по-видимому, считая свое задание выполненным.

– Неважно, – проговорил Маледикт, гладя Януса по щеке. – Разве ты не понимаешь? Если не теперь, то позже. Данталион хочет смерти нам всем.

– Но теперь, когда ты почти пьян от абсента…

– Не от абсента, а от крови, – шепнул Маледикт на ухо Янусу и рассмеялся, увидев выражение его лица. В его сознании уже шелестели черные перья. Маледикт вырвался от Януса и вышел вслед за Данталионом в серые рассветные сумерки.

* * *

Заря омывала собравшихся в парке людей жемчужным сиянием, вытягивала, истончала тени. Маледикт стоял напротив Данталиона, обнаженный меч лениво покачивался в его руке.

Данталион склонился и неторопливо заговорил. Его слова потонули, отделенные от короля расстоянием, однако лицо Маледикта помрачнело. Все это Арис наблюдал из стоявшей неподалеку кареты; и еще он видел, как на дальнем плане в бешенстве расхаживал туда-сюда Янус. Он подался вперед, но Маледикт оттолкнул его, не сводя взгляда с клинка Данталиона.

Эхо был прав, думал Арис. Маледикт действительно собирался драться с Данталионом на дуэли, выставлять напоказ свое неповиновение. И все же, пока противники сближались, Арис ловил себя не на размышлениях о незаконности происходящего, а на осознании чудовищного неравенства их шансов. Маледикт едва доставал до плеча коренастому, атлетически сложенному Данталиону.

Эхо опустился на сиденье рядом с Арисом, не скрывая улыбки. Меч Данталиона был итарусинской работы, тяжелый и загнутый, длиной в человеческую руку. Оружие дикаря. Темный, тонкий клинок Маледикта казался по сравнению с мечом Данталиона детской игрушкой, пусть дьявольски острой.

Данталион шагнул вперед – и дуэль началась.

– Не вмешаться ли нам, сир? – спросил Джаспер. – Пока они не зашли слишком далеко?

– Мы всегда успеем крикнуть «стоп», – попытался переубедить его Эхо. – Мне любопытно, на что способен Маледикт.

Арис кивнул, не отрывая взгляда от двух фигур на поляне. Маледикт издал горловой звук, и у короля волосы зашевелились. Люди так не смеются – так клекочут птицы, что клюют плоть сраженных на поле брани воинов. Данталион поспешно отступил, когда Маледикт сделал выпад – проворно, словно взмывший в небо ворон.

Данталион парировал. Его громадный изогнутый меч попусту рассек воздух. Клинок едва задел лишь черные трепещущие рукава Маледикта.

Маледикт протанцевал вперед, скользнул лезвием вдоль клинка Данталиона, высекая искры из разгневанного металла, и завершил выпад небольшим маневром, едва не задев плечо итарусинца. Данталион отскочил, перегруппировался и снова бросился в бой, нападая, парируя, стремясь пронзить мечом хрупкую фигурку Маледикта.

Данталион обливался потом; теперь собственная мышечная масса ему только мешала. Маледикт казался неуловимым словно тень. Его клинок дрогнул, потом решился – Маледикт сделал выпад, выбросил вперед меч – и уклонился от ответного рубящего удара. Его клинок принял взлетевший меч Данталиона, не прогнувшись. Арис выдохнул, не сводя глаз с предельно сосредоточенного лица Маледикта; он понял, что Данталион проиграет. Понял, что умения Маледикта вполне позволяли ему убить Ласта, да и вообще любого человека.

– Остановить, – скомандовал Арис.

Маледикт рванулся вперед, поднырнул под взмах Данталиона и прижал клинок к его горлу. В последний миг итарусинец отпрянул, и лезвие оставило на его шее лишь тонкую красную полоску.

– Именем короля, – возгласил гвардеец, подстегивая коня и выезжая на поляну. – Остановиться!

Маледикт отпрянул за пределы меча Данталиона и проговорил, яростно оскалив зубы:

– Твое спасение. – Он расправил руки словно крылья, как бы приглашая Данталиона нанести удар. – Выходит, ты слишком труслив, чтобы довершить начатое?

Данталион бросился на него, и Маледикт понемногу отступал, пока противник не начал терять равновесия. Когда клинок скользнул мимо, юноша вытянул руку, схватил Данталиона за предплечье и прижал к своему телу, сделав его меч бесполезным. Ловкими пальцами Маледикт нащупал нужную точку на локте итарусинца. Тот вскрикнул и выронил клинок.

Арис облегченно вздохнул, увидев, что битва выиграна столь искусно. Но тут Маледикт повторно прочертил мечом уже знакомую линию на вздутой шее Данталиона.

На сей раз кровь не потекла тонкой струйкой, а хлынула. Маледикт отпустил руку Данталиона и схватил его за волосы, запрокинул голову назад, делая кровавую улыбку еще шире. Кровь брызнула в лицо Маледикту, залила его рубашку, меч, дымящимися каплями окропила свежую весеннюю траву.

Арис окаменел. Дуэль была окончена. Если прежде у него еще оставались какие-то сомнения относительно того, что убийца – Маледикт, то теперь они испарились окончательно. Глядя на фонтан крови, бьющий под руками юноши, король не видел и следа пылкого молодого рыцаря, которым так часто сам называл Маледикта.

Поток крови замедлился; Маледикт отшвырнул прочь тело Данталиона. Почистил клинок о траву и, сорвав пучок, отер кровавую маску со своего лица. Когда гвардеец приставил к его спине меч и приказал не двигаться, Маледикт положил оружие на землю. Он стоял, взмахивая окровавленными руками; клинок подрагивал на траве.

– Ваше Величество…

– Я приказывал остановиться, – процедил Арис.

– Он убил бы меня, представься ему такой случай, – возразил Маледикт ровным, лишенным всяких эмоций голосом. – Он уже пытался уничтожить меня, подослав убийцу – и сделал бы это снова. По-вашему, я должен был повернуться спиной к опасному врагу?

– Если бы ты представил доказательства, мог бы подать мне прошение, – заметил Арис.

– Доказательства зачастую не так легко добыть, – отозвался Маледикт горьким эхом слов самого короля.

В разговор вступил Янус:

– Дуэль спровоцировал Данталион. – Он обнял Маледикта, не замечая ни крови, ни ошеломленного гвардейца.

Арис сидел, погрузившись в безмолвие, и Янус обратился к нему с кроткой мольбой:

– Дядюшка!

Его взгляд сказал все остальное.

– Я призывал тебя к осмотрительности и благоразумию, – проговорил Арис. – Ты не внял. Убит аристократ-иностранец – и я сам был свидетелем убийства, Маледикт. Ты обезоружил его – и все равно нанес удар… – Арис потер лицо руками.

Эхо сказал:

– Я немедленно забираю его в «Камни».

– Нет, – резким, приказным, более властным, чем у Ариса, голосом отрезал Янус. – Вы подстрекали Данталиона; вы так же виновны в его смерти, как и Маледикт. Прошу вас, Арис, позвольте мне забрать Маледикта домой. Пусть побудет под домашним арестом, пока не решится его судьба.

Перед мысленным взором Ариса все еще стоял кровавый фонтан. Однако Эхо в самом деле прибег к хитрости; это было так же очевидно, как совершенное Маледиктом преступление. Вдобавок Арис пока не раздобыл гроссбухи. Действовать немедленно означало навсегда попрощаться с ними.

– Я не вижу необходимости заключать его в камеру. Пока не вижу. Увези его домой, Янус. И помни наш уговор. Теперь я отчаяннее, чем когда-либо, желаю, чтобы ты выполнил свою часть сделки. – Набравшись храбрости, Арис вышел из кареты и приблизился к молодым людям. Потом протянул руку и коснулся испещренного каплями крови лица Маледикта. Пустые черные глаза смотрели в упор, загадочные, как беззвездная ночь. – Маледикт, скажи, почему?

– Данталион пообещал смерти всем нам, – прошептал Маледикт. – Говорил, что прольет мою кровь, потом кровь Януса, потом – моего бедного Джилли. – Взгляд юноши сделался глубже, проницательнее в ответ на пристальный взор Ариса. – Он похвалялся тем, что убил Амаранту и подарил вам наследника. Как вы думаете, долго еще вы оставались бы в живых? Вы – или младенец? В конце концов, Адиран – сын Авроры Ворнатти. Если бы Янус и вы были мертвы, ближайшим родственником Адирана остался бы Данталион – итарусинский аристократ, жадный до власти и крови.

– Твои слова – измена! – яростно воскликнул Эхо.

– Неужели? – спросил Маледикт едва различимым голосом. – А мне казалось, я лишь повторяю сказанное другим человеком.

Сдвинув брови, Арис кивнул страже.

– Мои гвардейцы проводят тебя домой.

34

Джилли встретил их у дверей. Увидев капли крови на одежде Маледикта, он побелел.

– Что случилось?

Янус отвесил ему две тяжелых пощечины – и ударил бы еще, если бы не внезапное шипение черного клинка, вылетевшего из ножен.

Янус опустил руку. Маледикт опустил меч.

– Не смей вымещать на нем свое дурное настроение, – сказал Маледикт и проскользнул в библиотеку. Джилли и Янус последовали за юношей; их шаги раздавались в его ушах, как отдаленная барабанная дробь, слова доносились словно далекий шум океана – тихий, бессмысленный, повторяющийся. Маледикт рухнул в кресло и стал наблюдать, как они спорят, и размышлять, не придется ли ему снова вмешиваться. Маледикт подумал, что пора бы ему и проголодаться, но все, что он ощущал, были мокрое прикосновение крови сквозь льняную рубаху и душевная усталость, подобная оцепенению.

Маледикт прервал пререкания, обратившись к Джилли:

– Джилли, пожалуйста, наполни мне ванну. Я весь в крови. А потом выполнишь еще одно мое поручение. Я хочу, чтобы ты забрал со счетов наши средства и перепрятал там, где Арис и его гвардейцы их не найдут. Я достаточно наслышан о привычках итарусинцев и знаю, что они постараются получить денежную компенсацию за смерть Данталиона.

Янус открыл было рот, но Маледикт тут же накинулся на него:

– Ты позволил Арису послать со мной эскорт из гвардейцев. Так что теперь не смей возражать. Я поступлю так, как считаю нужным.

* * *

Маледикт нежился в теплой ванне, время от времени поднимая волны. Хотя вода уже приобрела красноватый оттенок и начала остывать, она действовала на Маледикта успокаивающе – так же, как руки Януса, которые медленно распутывали его слипшиеся от крови волосы. Юноша рассеянно шлепнул по воде и скривился при виде струек крови, стекающих с волос.

– Ты поступил глупо, убив Данталиона, – тихо, словно тщательно контролируя свой гнев, произнес Янус. Он перестал гладить волосы пальцами и взял редкий гребень из слоновой кости, оправленный в серебро. – И дважды глупо, убив его подобным образом. Не надо было демонстрировать Арису кровь на своем клинке. Король мог бы с легкостью приговорить тебя к повешению.

– Меня это не пугает, – ответил Маледикт. – Ани могущественнее любого из королей. Пока что мне удавалось избегать виселицы.

Маледикт взял губку и отер руку, смыв подтек, до сих пор упрямо не поддававшийся воде. При виде крови в животе у него клубком собралось напряжение.

– Ты сошел с ума, – сказал Янус. – Я принимаю Чернокрылую Ани как твою покровительницу – я сам видел доказательства Ее существования; но это не повод отбросить доводы рассудка. Мне нужен твой ум, а ты только и думаешь, что о крови.

– Твоих рук дело, – отозвался Маледикт. – Я бы удовольствовался смертью Ласта, если бы ты ее не присвоил. Теперь я должен убивать снова и снова, чтобы не потерять уже отвоеванное. Разве удивительно, что это превратилось в привычку? – Обида Ани смешалась с его собственной, и слова Маледикта становились все резче; руки под водой сжались в кулаки. – Я бы отказался от всего в мгновение ока. Ради тебя. А ты – ты заключил сделку с Арисом, – Маледикт отпустил мочалку в воду. – Ты пообещал ему – кстати, что именно ты ему пообещал?

– Быть осмотрительным, как он и сказал, – ответил Янус, не глядя Маледикту в глаза, чем себя и выдал.

– Насколько осмотрительным? – спросил Маледикт. – Не жить здесь, вместе со мной? Не гулять со мной по людным улицам? Вообще не признавать моего существования? Ты пообещал отказаться от меня?

Янус встал и взял полотенце.

– Вода совсем остыла. Ты весь покрылся гусиной кожей.

– Это не от холода, – сказал Маледикт, но все же поднялся и позволил Янусу обернуть себя теплым полотенцем. – Скажи мне, что изменилось со смертью Амаранты? Что изменилось со смертью Данталиона? Чем дольше ты препятствуешь мне, тем больше я боюсь того, что ты уже сделал.

Янус присел на край ванны и поднял на Маледикта ясные голубые глаза.

– В обмен на должность советника и опекунство над Ауроном я должен жить во дворце. Я не должен встречаться с тобой чаще, чем любой мужчина со своей любовницей. Я не должен появляться с тобой на людях. Я должен жениться и…

Маледикт сбросил полотенце и надел халат, с остервенением затягивая пояс.

– Ты собираешься стать ручным зверьком Ариса. Ты правил в Развалинах – а теперь подчиняешься подобным приказам короля, только ради того, чтобы играть вторую скрипку при законнорожденном наследнике?

Глаза Януса вспыхнули; опустив голову, он сказал:

– Меня уязвляет мое положение. Мне противно находиться на расстоянии вытянутой руки от власти, от наследства – от всего, чего нам когда-либо хотелось. Но я должен играть свою роль. И играть ее хорошо и довольно долго. Если маленький Аурон скоро умрет под моим опекунством, его смерть погубит нас вернее, чем его жизнь. Арис… – Янус нахмурился, – Арис не доверяет мне. Потому я буду жить во дворце, притворяясь внимательным опекуном и любящим старшим братом. Но я буду навещать тебя…

– Как шлюху, заваленную безделушками, – договорил Маледикт. – Вот бы Элла посмеялась! Ты, которого она винила в моем упорном нежелании торговать телом, – ты сам превращаешь меня в шлюху. Разве что тебе не нужно платить мне или за меня. Это бы ей совсем не понравилось… Пожалуйста, дорогой, пообещай, что поселишь меня в богатом квартале. Мне бы так не хотелось даже случайно пересекаться с матерью.

– Элла давно уже в могиле, – тихо сказал Янус, опустив пальцы в окровавленную воду.

У Маледикта перехватило дыхание; от потрясения он даже забыл о своем бешенстве. Разумеется, он всегда знал, что Элла вряд ли доживет до старости, но никогда не думал о ней как о мертвой. Как об умершей своей смертью. Однако в голосе Януса было нечто большее, чем это простое понимание.

– Ты возвращался, – припомнил Маледикт. – Ты рассказывал мне, что встретил Р… Роуча… – В голосе Маледикта непроизвольно зазвучала дрожь, но он продолжил: – Ты… ты и их отыскал?

– Да, – ответил Янус. – Это было нетрудно. Как только я понял, что они ничего не могут рассказать о тебе…

– Ты убил их, – договорил Маледикт, не сводя глаз с окрашенной кровью воды. Сердце его резко, неожиданно подпрыгнуло, в ушах зазвенело.

– С той минуты, как Ласт забрал меня, Селия была обречена. Я не мог позволить ей преследовать меня по пятам, клянчить деньги, просить замолвить за нее словечко при дворе, не мог позволить, чтобы ее одурманенное «Похвальным» сознание мешало моим планам. А Элла, которая столь вульгарно визжала, пока я убивал Селию? Не говори мне, что станешь о ней плакать – об этой эгоистке, которая не дала тебе ничего, кроме одного только факта жизни. – В голубых глазах Януса пылал жар, лицо исказилось воспоминаниями о побоях и проклятиях. Он не забыл, как им с Мирандой приходилось целыми днями попрошайничать, не забыл об их наивных детских планах – и недетской ярости.

«Неправда», – вертелось в голове Маледикта одно-единственное слово. Элла передала Миранде один ценный дар – хоть и сама того не осознавала, когда отворила дверь, впустив в свой дом отвергнутую аристократку с ребенком. Ценный дар, которым заслужила себе крупицу признательности – Маледикт, опутанный ненавистью и презрением, все же никогда не убил бы Эллу. Зато Янус…

Маледикт задрожал всем телом; его ярость возвращалась.

– Как получается, что ты поднимаешь свой клинок на кого захочешь, а я становлюсь объектом порицания и подозрений? Ты принят при дворе – а меня могут изгнать, ввергнуть в нищету, повесить.

– Я никогда такого не допущу, – заверил Янус.

Маледикт скинул халат и начал трясущимися пальцами натягивать одежду.

– И как ты их остановишь? Время на твоей стороне; оно позволит тебе втереться в доверие и получить признание. Зато мне оно – враг. Изгнанный, нищий или повешенный – ни одна из перспектив меня не привлекает. Янус, давай бросим все это. Ведь так мы поступали в Развалинах, помнишь? Когда что-то шло не по плану или игра становилась слишком опасной. – Увидев, что Янус отрицательно качает головой, Маледикт попытался прибегнуть к мольбам, хотя слова застревали у него в горле комком пыльных перьев: – Янус, ты – все, что у меня есть. Все, что мне дорого.

– Избавься от Джилли, тогда я тебе поверю. Ты доверяешься ему во всем. Иногда я думаю, что ты веришь ему больше, чем мне. Надо же, ты позволил ему распоряжаться твоими счетами! Мэл, я просто не понимаю…

– Дело не в Джилли, – перебил Маледикт. – Дело в Ауроне, в твоих претензиях на наследство, в нашем будущем. Нам не удалось заявить права на твой титул. Я не верю, что мы преуспеем.

– Обретя милость Ани, ты лишился рассудка, – проговорил Янус. – Способ всегда существует.

– Ты так рассуждаешь – а ребенок продолжает жить, и его будущее бережно хранит тот, кто должен его уничтожить. Ты слишком долго прикидывался верным псом. У Ариса в руках твой поводок, и ты виляешь хвостом у его ног, приберегая клыки для тех, кто слабее тебя, для беспомощных женщин… – Маледикт слышал собственный голос – хриплый и злобный, уязвляющий Януса, словно он был одним из его врагов. Маледикт хотел, что бы его слова ранили и кололи. Он и сам не мог понять, что с ним происходит. Юноше казалось, что в кровавой воде он видит отражение темных крыльев.

Янус отвесил Маледикту пощечину, опрокинув его на край ванны. С глухим рычанием юноша набросился на Януса, желая сбить с него спесь; оба покатились по полу. Зеркало для бритья разбилось, разметав их отражения – в осколках виднелись фрагменты их сплетенных в борьбе тел. Стараясь справиться с ситуацией, Янус выкрутил Маледикту руку за спину.

Боль ударила юношу в плечо, и он, схватив осколок зеркала, не обращая внимания на резь в ладони, замахнулся. Во второй раз за день его руку обагрила кровь. Его собственная кровь – и кровь Януса. Хватка на запястье ослабла, Маледикт обернулся и тотчас раскаялся в своей жестокости.

Янус промокал рукавом плечо, из которого по руке струилась кровь.

– Две драки за один день, – подвел итог Янус. – Рекорд даже для тебя.

Маледикт стиснул ладони, почувствовав, что и они кровоточат. Он пытался найти слова, обуздать свое прерывистое от гнева дыхание.

– Покажи, – наконец выговорил Маледикт. Его ярость улетучилась, сменившись состраданием и угрызениями совести. – Я принесу бинты.

– Не стоит, – ответил Янус. В голубых глазах тлел огонь. Он повернул руку Маледикта и взглянул на глубокий порез на ладони, оценил быстроту, с которой на его глазах кровотечение замедлилось и совсем перестало. – Тебе они не нужны, а свою рану я перевяжу где-нибудь в другом месте. Учитывая твое настроение, я не удивлюсь, если мой бинт окажется пропитан мышьяком.

– Нет, – запротестовал Маледикт. – Янус, я никогда…

Янус улыбнулся тонкой, узкой улыбкой.

– Может, и нет. Но я могу сделать все сам.

Маледикт сполз на пол и принялся наблюдать за Янусом, который метался по комнате в поисках бинтов, квасцов и алоэ.

– Ты возвращаешься во дворец, – сказал Маледикт.

– Мне же предстоит играть роль комнатной собачки Ариса, – яростно проговорил Янус, бинтуя рану. – Ты должна доверять мне, Миранда. Когда-то ты доверяла мне безоглядно. Доверься снова – и все будет хорошо. Ты забываешь, что мы ничего не делим. Нет планов для меня – и планов для тебя. Есть только мы, хотя, похоже, ты опасаешься обратного. Ты сделала свое дело, теперь должна позволить действовать мне. Наберись терпения. Раньше ты это умела.

Маледикт побрел в спальню и рухнул в кресло возле камина.

– Раньше я был другим.

Янус налил Маледикту стакан виски.

– Ты становишься размазней. – Янус присел рядом; в его глазах по-прежнему тлел гнев – хотя угли уже подергивались пеплом. – Мы обязаны усыпить внимание Ариса. Ты должен дать мне время возместить ущерб, который нанес, убив Данталиона.

Маледикт кивнул и сделал глоток.

– Но ты не останешься. – Маледикт заставлял себя говорить ровно, хотя ему хотелось умолять. Все было как несколько лет назад, когда Миранда лежала в уличной пыли, глядя, как у нее отбирают дар Эллы, ее Януса. Теперь Янус сам забирал себя, уносил прочь, и от нее зависело еще меньше, чем тогда.

Янус покачал головой.

– Я должен доказать свою преданность Арису.

Когда Янус ушел, Маледикт допил виски и налил еще. Он глядел в пустой камин, пока комната не наполнилась тьмой – и шелестом крыльев. Заскрипели ступени: Ливия на цыпочках пробиралась к двери. На кухне кухарка скребла стол. Наконец наступила тишина, а Джилли все не возвращался. Маледикт допил третий стакан виски и бросился вон из дома.