Текст книги "Маледикт"

Автор книги: Лейн Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Не то что бы он хотел это видеть, но после разговора с медиумом вовсе не удивился, обнаружив, что чаинки снова сложились в единственно возможный рисунок: виселицу. Джилли пробрал озноб, хотя в кухне было тепло и уютно. Пока месть Маледикта не осуществится, он будет видеть одни лишь виселицы. Теперь он знал это. Приближалась очередная смерть? «Пусть он убьет Ласта, – пожелал Джилли, – и положит всему конец».

– Ты слишком здравомыслящий парень, чтобы верить в такую чепуху, – заметила кухарка, смахивая чаинки тряпкой.

– Спасибо за чай, – сказал Джилли, прерывая ее ворчание.

Свет мелькнул по краю библиотечной двери, бросил слабый золотистый лучик в темный, устланный коврами холл, и Джилли помедлил, прежде чем отворить дверь.

– Маледикт?

– Будь любезен, подойди и взгляни на это, – попросил склонившийся над письменным столом Маледикт. – Поверенный Ворнатти, Беллингтон, принес его вчера вечером после твоего ухода. Просил денег. Я не привык платить за информацию, Джилли, потому дал Беллингтону, что он потребовал, не торгуясь. Если ты собираешься отсутствовать ночами, научи меня, как быть в таких случаях. – Маледикт смотрел на Джилли с легким укором.

– Сколько ты ему заплатил? – спросил Джилли.

– Десять лун, – отвечал Маледикт.

Джилли поморщился.

– О, тогда он вернется. Надеюсь, информация того стоит.

Маледикт убрал руку с листа писчей бумаги, и тот снова скрутился в трубку.

– Это от шпионов Ворнатти за границей. Тех, что сообщили нам о возвращении Януса. Прочти, Джилли.

Джилли прочел, с трудом разбирая убористый почерк.

– У племянника Ворнатти Данталиона есть агент в Антире?

– Предположительно его поверенный. Мы с Янусом в растерянности: что это может значить: нам известно о его пребывании в королевстве, однако он до сих пор не сделал попытки оспорить завещание, которое лишило его клиента части наследства. О нем вообще никто ничего не слышал.

Джилли сел; его нервы были натянуты, как пружины.

– Джилли, как можно назвать поверенного, который скрывается от закона, держится в тени и вынюхивает? – спросил Маледикт, не сводя с друга черных глаз. – Мне пришли на ум два слова.

– Наемный убийца, – выдохнул Джилли. – Мэл, ты должен быть осторожен. Итарусинский лорд уже сам по себе опасный враг; а Данталион еще и закадычный друг Ласта, потому наверняка знает о нас больше, чем следует. Мы в опасности. Ласт мог рассказать ему, куда ты ходишь и как любишь проводить время.

Маледикт взорвался:

– Что же мне, запереться в четырех стенах? Я не хочу становиться узником – я слишком дорого заплатил за свободу.

Маледикт устал: Джилли понял это по унылому изгибу рта, по бледной коже.

– Мы наймем собственных агентов, чтобы найти этого человека. Как только мы отыщем его, он перестанет представлять угрозу. Убийцам удаются дела, лишь когда они действуют тайно, и Данталиону придется придумать другой способ возмещать убытки, – сказал Джилли, беря в руки письмо. – Я всюду разошлю гонцов, а ты – ты ложись спать.

– Я мог бы скользнуть в его объятья и оставаться там вечно, если бы на нас не вели охоту, – проговорил Маледикт. – Я знаю, какой путь выбрал, и все же меня уязвляет то, что за своей спиной я оставляю лишь врагов. Даже когда устал от битвы.

– У тебя хватает врагов, но есть и союзники – Янус, я, даже король. – Джилли потянул Маледикта за руку, поднимая с кресла. – Все будет хорошо, а как же иначе? Разве ты не бич двора и не ужас Ласта? – Он обхватил лицо Маледикта ладонями и, набравшись смелости, поцеловал его в лоб. – Иди спать.

Маледикт потерся щекой о ладонь Джилли, словно довольный кот, потом, внезапно напрягшись, высвободился.

– Думаю, ты прав: найти того человека – всё равно, что убить его. Потому что я так и собираюсь сделать. Мне некогда отвлекаться на глупости Данталиона. Мне нужно убить графа – и создать графа. К счастью, хоть я могу утомиться, Ани не знает усталости, и Ее клинок всегда остер, – с внезапным напором энергии и гневным блеском в черных глазах объявил Маледикт.

Джилли, снова ощущая холод внутри, смотрел вслед Маледикту и размышлял о виселицах и пролитой крови.

22

Действие порошка «неподвижное сердце», обычно использующеюся в военной хирургии, в лучшем случае непредсказуемо. Общеизвестно, что правильную дозу весьма трудно рассчитать, и многие хирурги по окончании своих трудов обнаруживали, что мертвенное спокойствие их пациентов на самом деле и есть смерть.

София Григориан (?). Трактат леди

Уже наступил вечер – самое время для выхода в свет, а Маледикт и Янус по-прежнему сидели в домашней библиотеке, храня угрюмое молчание.

Было слышно, как в столовой прислуга накрывает на стол к их последнему совместному ужину. Не говоря ни слова, Маледикт встал со своего кресла и забрался к Янусу на колени. Янус привлек его ближе, утопив подбородок в темных распущенных кудрях.

– Сэр, – вошел новый дворецкий, – вас хочет видеть поверенный.

– Джилли сказал, что Беллингтон вернется. Но чтобы так быстро? Видимо, я ему впрямь сильно переплатил.

Дворецкий кашлянул.

– Это не Беллингтон, сэр, а другой джентльмен, и, судя по покрою камзола, иностранец. Проводить его к вам?

– Почему бы и нет? – Маледикт поднялся, оттолкнувшись от груди Януса. – Возможно, он слышал, что я его разыскиваю, и решил избавить меня от лишних хлопот. – Маледикт взял меч и препоясался, готовый в любой момент пустить оружие в ход. – Впрочем, проводи его в столовую. Не вижу причин откладывать ужин.

Янус заволновался:

– Не нравится мне, что он к нам заявился. Ведь это противоречит его обязанностям.

– Никогда не отталкивай удачу, – отозвался Маледикт. – Однако я согласен, он, должно быть, весьма самоуверенный джентльмен.

Незнакомец ждал в столовой. Это был тот самый худощавый человек, которого Маледикт встретил в парке. Тот, что смеялся над ним. Настроение у Маледикта испортилось.

– Маледикт и лорд Ласт, если не ошибаюсь? Какая любезность с вашей стороны – принять меня.

– Какая угодливость с вашей стороны – посетить нас, – ответил Маледикт, слегка ошеломленный тем, что осторожный взгляд мужчины был прикован не к нему и его мечу, а к Янусу.

– Сначала я хотел бы выполнить поручение, – сказал худощавый, – однако, едва с ним будет покончено, я вспомню, как мало платит мне Данталион. – Худощавый без приглашения уселся за стол, неспешно выложил перед собой пистолет, как неожиданное дополнение к столовому прибору, и предупредил: – Он заряжен – и дотянуться до него легче, чем до вашего клинка. Впрочем, держите меч в ножнах – и все будет в порядке.

– Вы хотите от меня денег? – спросил Маледикт. – Как бедный родственник, явившийся побираться?

– У вас нет родственников, – сказал поверенный. – Если, конечно, не считать шлюхи в Развалинах. Данталион предпочел не оспаривать завещание в открытую – не с Иксионом; кое-кто поговаривает, что сам Арис по вам сохнет. Так что я отправился на поиски рычагов влияния и нашел такой чудесный, что вы просто не поверите, даже теперь.

Маледикт сел за стол и подался вперед. Так расскажите.

– Только после того, как сядет Иксион, – отвечал поверенный. – Мне известна репутация королевского племянника, и я не желаю, чтобы его пальцы сомкнулись на моей глотке. Сомневаюсь, что вы будете платить мне содержание, если мне придется пристрелить его.

Маледикт судорожно выдохнул, а когда сделал вдох, вместе с воздухом его легкие наполнил чистый гнев – холодный, пахнущий перьями.

– До сих пор вы не сказали ничего, стоящего хотя бы медяка. – Он налил в бокал вина и уселся, зажав меч между колен.

– Я стал искать информацию об этом черноволосом юноше из Развалин и ничего не нашел. Как будто он и не существовал вовсе. Однако мне рассказывали о Янусе. Я быстро разговорил крысу по имени Роуч – знаете такого? Полезный парнишка, жадный до денег и не особенно щепетильный в вопросах нравственности. Он согласился быть гонцом и разнести кое-какие из моих писем, если я не вернусь сегодня вечером. – Поверенный потянулся к кубку. – Не позволите ли мне утолить жажду, сэр Маледикт?

Пока Маледикт наполнял бокал, поверенный не отрываясь смотрел на его руки.

– Так вы меня слушаете?

– Роуч – лжец, – сказал Янус.

– Только очень неосмотрительный. Он сказал мне, что Миранда мертва. И я не придавал этому значения, пока не увидел вас в парке, Маледикт.

Маледикт вздрогнул, потрясенный до глубины души звуком собственного имени.

Поверенный рассмеялся.

– Я просто не мог поверить: ты была прямо там, в толпе слепцов! Никто не дает себе труда заглянуть за привычный фасад. Никто, кроме меня. Так скажи мне, девочка, что мне теперь делать? Сообщить Данталиону, что завещание недействительно, или ничего не сообщать и предоставить тебе возможность обо мне позаботиться?

– Я убью тебя, – яростно прорычал Маледикт, едва не дрожа от гнева. Он постарался обуздать свои эмоции. Убийство в благородном доме требовало сосредоточенных усилий и тщательного планирования.

– Ты всего-навсего девчонка, и я не подпущу твоего любовника к себе слишком близко.

Постучавшись, вошел Джилли.

– Мэл, кухарка готова подавать на стол. – Он остановился, изучая незнакомца. – Мэл, кто это?

– Поверенный Данталиона, пришел нас шантажировать. Не вижу причин, почему бы ему не остаться, если только он отдает себе отчет в том, что обсуждение дел за обедом – смертельная обида. – Мысли Маледикта скакали, просчитывая риски против рисков, разоблачение против вероятности, что убийца опять исчезнет.

– Это ваш дом, сэр, – заметил поверенный. – Однако, боюсь, я занял чужое место – ведь стол накрыт на три персоны.

– Я поем на кухне, – сказал Джилли.

– Думаю, не стоит, – проговорил поверенный. – Я не стану есть – вдруг вы вздумали меня отравить. Подойди, сядь рядом и попробуй из моей тарелки.

Маледикт опустил голову, стараясь скрыть внезапно нахлынувшее чувство досады. Он желал этому человеку смерти – желал так сильно, что, подстегиваемый Ани, был готов пойти на любой риск. Маледикт встретился взглядом с Янусом, прочел в его глазах, что поверенного можно убить, прежде чем он нанесет больше одного ранения кому-нибудь из них. Но слуги были за стеной, а тайны хранить так непросто. Лучше всего, если этот негодяй умрет молча и быстро. Если уж он не доверяет им в отношении еды, то и они не имеют права верить, что, покинув их дом, он сдержит слово.

Маледикт опустил ладонь на рукоять меча: поверенный проследил за его движением, сузив глаза. Смерть принесет не клинок; этот негодяй осторожнее, чем кажется, самоуверенность – только маска.

– Что у нас на ужин, Джилли? – спросил Маледикт, растягивая время и размышляя о возможности применения яда, столь любимого в Итарусе. Однако все зелья хранились в комнате наверху.

– Устрицы, прямо с рынка.

Маледикт откинулся на спинку кресла, пока лакеи подавали блюда, и пристально наблюдал за поверенным, пытаясь определить: всегда ли тот так осторожен и сосредоточен на оружии – или же есть более серьезный повод для беспокойства. Юноша взял устрицу, пробуя пальцем острый, зазубренный край ее раковины.

– Джилли, не так ли? – позвал поверенный. – Разрешаю тебе попробовать первым.

– Поздно, – проговорил Маледикт, бросая на тарелку опустевшую раковину. – Джилли, они хороши.

– Это тебе так кажется, – возразил Янус, ковыряя свою устрицу с нескрываемым отвращением. – Если бы ты любил меня, Мэл, то не стал бы подавать их, даже несмотря на то, что Арис ввел запрет на импорт продуктов. Я видел гавани, где их вылавливают. Там такая отвратительная вода!

– Цены на продукты просто нелепы. Итарус получает львиную долю и оставляет нам возможность ссориться из-за жалких остатков, немыслимо завышая стоимость. Аристократам стоит научиться жрать крыс, как мы когда-то. Тогда они перестанут страдать от безденежья.

– Мэл, неужели обязательно в каждом разговоре упоминать о прошлом? – рассердился Янус. – К тому же, мы никогда не ели крыс. Крысы – грязные животные!

Лицо поверенного расплылось в ухмылке.

– Трудно убедить окружающих, что принадлежишь к высшему обществу, когда им случалось видеть тебя в лохмотьях и грязи.

Янус вскочил, стиснув в руке тупой столовый нож.

Джилли передернуло. Взгляд поверенного метнулся к Янусу, даже при виде столь незначительной угрозы; рука тут же нащупала пистолет.

– Сядь, Янус. Не позволяй ему себя расстраивать. В конце концов, ты, хоть и незаконнорожденный, а по происхождению куда выше нашего… гостя, – проговорил Маледикт.

Янус кивнул.

– Ты всегда был моим голосом рассудка.

Маледикт ответил улыбкой. Вспышка гнева сослужила службу, доказав, что поверенный принимает в расчет то оружие, что направлено непосредственно на него. Ведь он отреагировал на Януса, сжимавшего тупой нож, а не на Маледикта – обладателя острого, грозного меча.

– Джилли, я наелся, а тебе пришлось делиться. Хочешь мою последнюю устрицу? – Маледикт поднялся; поверенный наблюдал за его движениями, краем глаза следя и за Янусом. Пистолет он не выпускал из рук.

– Открой рот, друг, – сказал Маледикт, присев на подлокотник кресла Джилли. – Я тебя покормлю. – В глубине души Маледикт верил, что Джилли подыграет ему; Ани расправила крылья, и чувство близкого кровопролития было столь приятно, что он улыбнулся.

Джилли открыл рот; Маледикт опрокинул устрицу.

– Вкусно?

– Да, – Джилли шевельнул бледными губами, силясь проглотить.

Маледикт поцеловал его в лоб, на что поверенный не преминул заметить:

– Что, одного мужчины мало? А ты развратная…

Быстрый, резкий, рассекающий поцелуй в шею зазубренной ракушки заставил его потрясенно замолчать; поверенный стал нащупывать курок. Рана была неглубока; массивное тело Джилли и кресло не позволили Маледикту нанести смертельный удар. Поверенный подался назад, зажимая рукой кровавую полосу. Маледикт замахнулся снова, прежде чем поверенный успел выстрелить: второй удар был жестче, глубже – и оказался смертельным.

Маледикт затолкал ракушку в искаженный судорогой рот поверенного, предотвращая попытку вскрикнуть, и опрокинул его вместе с креслом.

– Джилли, займись дверями, – приказал Маледикт.

Джилли очнулся от потрясения и бросился запирать двери. Янус выхватил пистолет из рук агонизирующего поверенного.

– Осторожнее с курком, – предупредил Маледикт. Они отступили; поверенный беззвучно бился в судорогах, колотя сапогами по перевернутому креслу, пока Янус не поднял его.

Джилли поднес ко рту трясущиеся руки. Потом поднял бокал Маледикта и осушил его до дна. Руки у него продолжали дрожать.

Маледикт подошел к нему и попытался обнять; Джилли отшатнулся, не в силах отвести глаз от окровавленных пальцев юноши.

– Тогда уходи. Беги, если хочешь. Только мы должны были сделать это. – Маледикт пнул тело; поверенный судорожно вздохнул. Маледикт с отвращением сморщил нос. Джилли, побледневший, бросился прочь.

Янус вернулся к столу и продолжил ковырять еду вилкой.

– Я должен поквитаться с Роучем. Нужно было действовать сразу, как только он сказал, что я тебя убил. Но я разберусь с ним, прежде чем уеду. Тут поверенный был прав. Роуч и в самом деле жаден до денег.

– Роуч был моим другом. – Маледикт взял салфетку, намочил ее в чаше для рук и стал оттирать ладони.

– Длинный язык Роуча представляет опасность. Не говоря уже о письмах. – Тон Януса сделался мягким и просящим.

– Может, Роуч уже их потерял, – предположил Маледикт. – Или пропил деньги, что ему дали на почтовые расходы. Но если ты так волнуешься, отправляйся, найди его и притащи сюда.

– Тогда будет уже двое тех, кто знает тебя, а там и еще больше – Роуч не преминет разболтать твою тайну Джилли, прислуге, сплетникам на улице.

– Мы могли бы предупредить его, чтобы он держал язык за зубами.

Впрочем, Маледикт прекрасно знал, что бесполезно рассчитывать на благоразумие Роуча. Даже ребенком он умудрялся разбалтывать информацию в самые неподходящие моменты. С тем же успехом можно было учить Эллу скромности.

– Может быть, отослать его подальше?

– Куда? – спросил Янус. – Он ремесло крысы из Развалин – и то с трудом освоил.

Маледикт закрыл глаза; сердце гулко стучало. Януса могли убить. Или Джилли – если бы пистолет случайно выстрелил.

– У нас нет времени, чтобы гоняться за ним. Не теперь. Сегодня ночью нам нужно избавиться от трупа.

– Да, не самый удачный момент, – согласился Янус. – Но придется. Перехватить письма, отобрав их у Роуча, еще возможно. Надо действовать, пока Роуч не разослал письма. Поверенный ни словом не обмолвился об адресатах. Данталион, Арис, Эхо, Ласт? Как знать, сколько их? Но с Роучем легко управиться. Ты мог бы выманить его.

– Вернуться в Развалины, подвергнуть себя опасности разоблачения? Я сегодня одного уже убил – может, пока хватит? Ведь в Развалинах без кровопролития точно не обойдется. – Вдобавок по ночам Элла выходит на заработки. Вдруг она увидит Маледикта, вдруг уловит запах Ворнатти и догадается, кем он стал? – Если тебе необходимо найти Роуча, придется делать это самому.

Двери открылись: вернулся Джилли. Он был очень бледен, зато больше не дрожал.

– Я послал дворецкого с поручением. – Его рот искривился. – Наплел, что у тебя возникло экстравагантное желание выпить абсента, невзирая на время суток. Нужно вынести тело через дверь… – Лицо Джилли снова залила восковая бледность, и Маледикт обошел вокруг стола, желая взглянуть, что так его напугало.

Янус перегнулся через стол и чертыхнулся.

– Как мы напачкали! В доме убивать – не то, что на улице, где кровь сразу впитывается в землю. И все же мертвец есть мертвец. Джилли, нужно отмыть пол, прежде чем кровь въестся в него. Мэл, бери его за ноги – нет, погоди. – Янус расчистил стол, сдернул скатерть и расправил ее на полу. – Теперь давай.

Янус и Маледикт подняли тело и переложили на скатерть; Янус быстрыми, ловкими пальцами обыскал карманы поверенного, отделяя монеты от мусора, и только потом позволил Маледикту обернуть скатерть потуже. Он вручил горсть разномастных денег Джилли, который с ужасом воззрился на них, прежде чем швырнуть на стол.

– Куда? – спросил Маледикт. – На пристань, и потом – в море?

– Нет, – хрипло проговорил Джилли. – Слишком много свидетелей.

– Хоть я и ненавижу соглашаться с Джилли, он прав, – подтвердил Янус. – Порт редко засыпает, как и Развалины. Заверни его потуже, и я заберу его с собой.

Джилли не поверил своим ушам.

– Неужели ты впрямь так поступишь?

– А что еще остается делать? Похоронить на заднем дворе? Уверяю тебя, его призрак не станет мне являться. – Янус нагнулся, проверяя, не просачивается ли кровь сквозь ткань.

– Джилли, оправь слуг на их половину, чтобы мы могли набрать воды в прачечной, – попросил Маледикт.

Когда слуги перестали мешаться под ногами, уборка пошла бойчее; Джилли принес воду и мыло и оттирал кровь с ковра, пока Маледикт и Янус кутали труп в дополнительные простыни. Покончив с этим, они отправились на чердак в поисках дорожного сундука подходящего размера.

Оставшись один в комнате, Джилли обнаружил, что у него снова трясутся руки, до запястий окрашенные в розоватый цвет. Он по-прежнему чувствовал сладковатую упругость устрицы в горле, сопровождавшуюся звуком судорожного, хлюпающего кровью вздоха поверенного. Джилли тут же дал себе зарок никогда никого не шантажировать.

Перед глазами у Джилли всё стоял Янус. Как легко он присвоил кошель и пистолет, с каким беспечным видом вытер перепачканные кровью пальцы о рубашку поверенного! Сравнив этих двоих – невозмутимого Януса и напряженного, быстрого, как молния, жестокого Маледикта, Джилли не в первый раз задумался, кто из них опаснее.

Грохот сундука отвлек Джилли от размышлений.

– Вот так, – приговаривал Янус, с обманчивой легкостью поднимая тело под мышки. – Не должно пролиться ни капли. – Он затолкал тело в сундук, захлопнул крышку, поднял сундук и потащил к карете.

Джилли продолжал оттирать ковер; мокрая тряпка, окрасившаяся в розовый цвет, была уже вся в дырах.

– Джилли, довольно, – сказал Маледикт, опускаясь на колени возле друга.

– Не хочу, чтобы ты каждый раз за обедом смотрел на это пятно.

– Я заказал новый ковер, – ответил Маледикт. – В последнее время я нахожу, что этот мне и самому надоел. Хотя на нем с тем же успехом могла оказаться кровь Януса, или твоя, или моя. Тот факт, что поверенный меня недооценивал, не уменьшал исходившей от него опасности. Ты простишь меня за то, что я втянул тебя в очередное убийство?

Терзая в руках тряпку, Джилли кивнул.

– Ты сделаешь для меня сегодня еще кое-что?

– Да, – ответил Джилли; в ушах у него звенели слова Лизетты: «Зачем любить такого?» Джилли и теперь не мог ответить на этот вопрос. Его трясло от страха и тошнило, однако он встретил темный взгляд Маледикта. В голове всё перепуталось – свобода, дружба, деньги и странное волнение, и желание – противоречащее не только законам природы, но и законам здравого смысла.

– На моем счету уже три смерти, а я не подобрался к убийству графа Ласта ни на шаг ближе, чем три года назад, – тихо проговорил Маледикт. – Только вот что я скажу тебе, Джилли: независимо от того, как сложится с этой свадьбой, я прикончу Ласта зимой. Но я должен отомстить Ласту. Янус чувствует, что есть еще и другая опасность. Ты пойдешь с ним сегодня ночью? Сделаешь для него всё, что в твоих силах?

Глаза Маледикта блестели, и Джилли не мог понять, сверкают ли в них непролитые слезы – или светится предвкушение. Скомкав окровавленную тряпку, Джилли в который раз поклялся помогать Маледикту.

* * *

Джилли оглянулся, вызвав сердитый вздох Януса.

– И что ты ожидаешь увидеть? Что поверенный выбрался из сундука? Мы так с дороги съедем.

– Зачем мы потащили его с собой? – спросил Джилли.

– А ты думаешь, у Маледикта он не будет путаться под ногами? – возразил Янус. – Начнем с порта. Держу пари, мы нападем на след Роуча именно там. В последний раз, когда я его видел, он стряхивал с одежды соль. Роуч худой и смуглый, выше Мэла, только совсем не такой симпатичный.

– Несколько месяцев назад я встретил парня с таким именем, – вспомнил Джилли. – Начинающий воришка, работает в таверне «Однорогий бык».

Ладони Януса стиснули края сиденья с такой силой, что побледнели до цвета алебастра.

– Ты разговаривал с ним? – От голоса, тихого и звенящего тем же напряжением, что было в руках, Джилли стало не по себе.

– Так, парой слов перекинулся, – ответил он, стремясь унять этот безотчетный гнев. Янус постепенно ослаблял хватку, пальцам его возвращался обычный цвет, и Джилли сделал вывод, что правильно подбирает слова. – Роуч предложил за определенную плату вломиться к Де Геру. Я отказался.

– И всё?

– Он упоминал о тебе. Сказал, что ты научил его читать. Роуч не любит тебя. Он сказал, что ты убил свою девушку. Как ты собираешься подманить его? – спросил Джилли, цокнув языком лошадям, шарахнувшимся от пьяницы, что нетвердо брел по мостовой.

Янус вздохнул.

– Он жадный и ленивый – и, несомненно, нуждается в деньгах. Наверно, шляется где-то, коротая время в ожидании поверенного.

– Думаешь, он – шлюха? – Джилли не мог представить дикого, непокорного мальчишку на улице возле таверны в роле покладистой жрицы любви. – Слишком уж он худой.

– Шлюхи из Развалин совсем не похожи на ваших милашек, – объяснил Янус, – сидящих в золоченых комнатках и вкушающих наслаждения от своих мужчин. Шлюхи из Развалин – другие, их даже трудно принять за людей. Они и не люди. – В голосе Януса была такая горечь, что Джилли не нашелся, что сказать. – Однажды, когда мы были совсем детьми, Мэл заболел; я думал, он умрет. Он беспрестанно кашлял и трясся в такой лихорадке, что я не мог удержать его. Элла влила в него столько «Похвального», что едва не утопила к черту, потому что его стоны и дрожь отпугивали ее клиентов, которые не отличали лихорадку Развалин от чумы. Я провел ночь, держа Мэла на руках, свернувшись в клубок под кроватью и гадая, проснется ли он утром. А Элла всю ночь трахалась с моряками на этой самой кровати – они к ней в очередь стояли. Это было до того, как она поняла, что Мэл вырастет красивым. Тогда она стала заботиться о нем. Но я первый начал заботиться о нем, потому теперь он мой.

Голос Януса скрежетал – это ярость сдавливала ему горло; Джилли даже показалось, что он слышит повествование о кошмарах Развалин из уст самого Маледикта. Он продолжал молча править лошадьми; ему всегда с трудом удавалось успокоить даже Маледикта, а Янус тем более оставался для него загадкой.

Постепенно дыхание Януса сделалось ровнее, но он так и не проронил ни слова, пока они не оказались у дверей «Однорогого быка».

– Пойди и выясни, работает там Роуч, или его уже выгнали.

Джилли слез с козел и вошел в таверну. Кивнув хозяину, шмыгнул на кухню.

– Чего тебе? – спросила грузная женщина, отвлекшись от плиты, где тушила рыбу – далеко не первой свежести, и, следовательно, пересоленную. Джилли эту рыбу еще с порога учуял.

– Я ищу Роуча, – ответил Джилли.

– Он здесь больше не работает. Вообще-то он и раньше только и делал, что обчищал наших посетителей, когда они напивались до чертиков и ничего не замечали. Что, и у тебя кошелек увел?

– Вроде того, – сказал Джилли.

– Попробуй пройтись по дешевым борделям. Он вроде как тренируется воровать на пьяных матросах. Рано или поздно нарвется на не того человека, и его прикончат. Если первыми его не отловят Особые нашего славного Эхо. Глупая крыса.

Джилли кивнул кухарке в знак благодарности и удалился через заднюю дверь. Он обошел таверну кругом, вглядываясь в тени. Вдруг его внимание привлек черноволосый юноша в дешевой одежде, выскочивший из дорогой кареты. Он перебрасывал луну с ладони на ладонь и посылал воздушные поцелуи вслед удаляющемуся благодетелю.

– Мэл… – выдохнул Джилли, но тут же понял свою ошибку. Юноша окинул его игривым взглядом накрашенных глаз и прошествовал в таверну.

– Не иначе, тоже отпрыск какого-нибудь итарусинского матроса, – проговорил Янус бархатным голосом, внезапно оказавшись у самого уха Джилли. – И тем не менее поразительное сходство.

Джилли подпрыгнул от неожиданности.

– Да, – согласился он.

Губы Януса тронула злорадная улыбка.

– На твоем месте я не стал бы рассказывать Мэлу, что ты принял за него ночного мотылька.

– Я же не дурак, – сказал Джилли.

Янус поднял бровь:

– Что тебе сказали в таверне?

– Что Роуч теперь взялся грабить клиентов борделей. – Джилли залез на козлы. Янус сел рядом и взял вожжи.

– Бьюсь об заклад, он даже не снимает с них обувь, – сказал Янус и пустил лошадей тряской рысью по булыжной мостовой. – Давай поскорее со всем покончим и вернемся домой. С ужасом думаю, что там учинил Маледикт на сей раз.

– Он не испытывает угрызений совести по поводу смерти поверенного и миновал самый трудный период в деле с твоей женитьбой. Что еще может вывести его из себя?

– Иногда я думаю, что для этого достаточно смениться ветру.

Они въехали на улицу Сибаритов, и Джилли повернул голову, улыбнувшись при виде знакомой двери с изображением корабля.

– Думаешь о своей девушке? – спросил Янус. – Как ее зовут?

– Неважно, – отозвался Джилли, не особенно доверяя интересу, проявленному Янусом.

Юноша продолжал править, сторонясь шлюх, расхаживавших по улице, молодых людей, подзадоривавших друг друга перед подвигами на любовном фронте, платных сплетников, что шепотом сообщали, где можно купить контрабандное итарусинское виски и другие запрещенные к ввозу товары. Улица постепенно погружалась во тьму ночи; Джилли приходилось внимательнее смотреть на дорогу, чтобы не наехать на кучу мусора.

– Джилли, слезай. Отправляйся на поиски. Если найдешь его, не теряй времени на болтовню, а веди сюда. Я бы сам это сделал, но ты, наверное, не пожелаешь остаться наедине с нашим сундуком.

– Нет, – сказал Джилли. Он спрыгнул с козел и отправился в темноту на поиски едва знакомого карманника. Задумчивость придавала ему несколько опьяненный вид, потому первым признаком, по которому он догадался о появлении Роуча, была худенькая рука, потянувшаяся к его кошельку, в то время как ее владелец промахнулся палкой мимо головы Джилли.

– Прекрати, – сказал Джилли, отбирая палку и с привычной ловкостью хватая тонкое запястье.

– Я помню тебя. Что тебе нужно? – Роуч обиженно потирал ушибленное запястье. – Ты так же быстро поймал меня и в тот раз.

– Информация. Я заплачу, – сказал Джилли. Он разжал кулак – на ладони серебрилась луна.

– Ну, ладно тогда, – согласился Роуч, выхватывая монетку. – Что ты хочешь узнать?

– Не я, а один мой друг. Он поэт, хочет написать стихи о Развалинах, причем такие, чтобы в них была романтика. – Джилли врал и сам удивлялся, зачем он это делает. Голод в глазах Роуча и отсутствие осмотрительности говорили сами за себя. Ему было наплевать на все, кроме серебра.

– Стихи о Развалинах? Он что, тронутый? – нахмурился Роуч. – Собирается писать о крысах, ботинках и лихорадке, да?

– Нет, он не такой. Он хочет писать о Чернокрылой Ани, которая разрушила Развалины из-за любви, – объяснил Джилли, отмечая про себя, что слишком долго пробыл при дворе, раз с такой легкостью выдумал поэта. Он взял Роуча за руку.

– А сколько он заплатит? – спросил Роуч.

– Он поэт, у него нет покровителя. Так что не очень много. Быть может, пару лун. – Тут даже Роуч мог бы учуять подвох, но Джилли и раньше платил ему за какую-то ерунду – глядишь, и сейчас заплатит, а усилий никаких прилагать не придется.

– Ведь это же не займет много времени. А то сегодня у меня еще одна встреча, – сказал Роуч, следуя по пятам за Джилли.

– Отличная повозка, – заметил Роуч, когда они подошли к карете. – А у твоего друга не найдется побольше денег?

– Бумага дорогая, перья тоже, – ответил Джилли.

– Да, верно, – согласился Роуч и сменил тему. – Ну, и где твой чудак?

– Только что был здесь, – проговорил Джилли.

Вожжи были прижаты булыжником, а дверца кареты не заперта. Джилли задумался, что могло случиться: нападение и беззвучная борьба? Или Янус просто устал от ожидания?

Роуч отворил дверцу и заглянул внутрь.

– Ух ты, здорово.

Джилли поднял вожжи и, оторвав взгляд от земли, увидел Януса, выскользнувшего из тени с ножом, нацеленным на затылок Роуча. Джилли ахнул, но Роуч уже валился вперед. Янус склонился, так же быстро ударил еще раз и затолкал тело в карету.

– Да не зевай ты, прыгай и поехали! – Янус развернулся, качнув карету, подал Джилли руку. – Джилли! Давай не будем больше привлекать внимания – и так уже примелькались. Поднимайся, или я оставлю тебя здесь.

Джилли видел, как ярость кипит в узких ноздрях и голубых глазах Януса, но не мог ничего ответить. Он вспомнил отчаянную опрометчивость Роуча, его худенькую ладонь, восторг при виде кареты; все исчезло в один миг.

Янус выхватил вожжи и развернул карету.

– Последний шанс, Джилли. Ночь еще не кончилась, и я не собираюсь потратить ее на препирательства с тобой, когда меня ждут объятия Мэла. Нет? Превосходно. – Из-под колес на туфли Джилли брызнул песок и осколки гравия. Джилли смотрел вслед исчезающему вдали экипажу, потом медленно побрел к дому.