Текст книги "Злой"

Автор книги: Леопольд Тирманд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

– Ирма, – перебил её Метеор; он чувствовал себя всё более неуверенно; всё, о чём он собирался говорить, безнадёжно выветрилось из головы. – Ирма, повторил он, – я хочу сказать тебе что-то важное, такое, чего никогда и никому не говорил.

– Пожалуйста, – проговорила Марта, – не стыдитесь, пан Хацяк. Могу поспорить, что это будет какая-нибудь сенсация в области галантереи и одежды, правда? Ну, пан, не оставляйте меня больше в неведении!

– Ирма, – воскликнул чуть ли не в отчаянии от своей неловкости Метеор. – Ты замечательная девушка!

– Так говорят, – скромно вставила Марта, опуская глаза. – Но я не хочу вам мешать.

– Ирма, – в голосе Метеора прозвучали визгливые нотки, – ты замечательная, красивая, то что надо. Я вчера в этом убедился. Знаешь, я тоже свойский парень, и девушка, которая за меня выйдет, будет счастлива. Поверь мне… И прости за те вчерашние номера, что я откалывал. Не сердись, послушай: что бы ты сказала, если бы мы… поженились?

Марта встала, явно поражённая.

– Дайте мне сигарету, – сказала она, потом вытащила «Кэмэл» из протянутой ей пачки. – Пан Хацяк, – проговорила Марта, зажигая спичку, – я прошу немедленно выпустить меня отсюда. Вы слышите?

– Слышу, – ответил Метеор, хотя произвол впечатление человека, который ничего не слышит. – Ирма, послушай меня: это далеко не простое дело. Только таким образом всё может закончиться как следует.

– Знаю, что это не простое дело, – сказала Марта и нервно отвернулась; она поняла, что то, чего они лишь коснулись в разговоре, и есть суть всей ситуации.

– Ирма, – тихо шепнул Метеор, – ты слышала вчера всё, да?

– Да, – тихо ответила Марта.

– Ну вот, видишь, – энергично сказал Метеор, – теперь нет другого выхода. Ты должна стать моей женой. Тем более, что я этого очень хочу. – В голосе Метеора прозвучало искреннее чувство, когда он произносил последнюю фразу. Марта более приветливо посмотрела на него.

– Ну и натворили мы дел! – деликатно заметила она, беря таким образом часть вины на себя.

– Ты фантастическая баба! – с уважением заявил Метеор.

Потом они сидели рядом на кровати, беспомощно сложив на коленях руки и задумчиво уставившись на грязный пол.

В передней кто-то постучал. Метеор вскочил, подбежал к двери и открыл.

– Тебе кто-то звонит, – робко сообщил Вильга. – Какой-то тип просит товарища Героевского. Это ведь ты, да?

Метеор запер за собой дверь и подошёл к телефону.

– Героевский слушает, – сказал он.

– Вас беспокоит Вчесняк, – послышался торопливый нервный шёпот, – немедленно приезжайте. Важное дело.

– К вам наверх? – хладнокровно спросил Метеор.

– Нет, – поспешно предостерёг Вчесняк. – Не сюда! Уже всё есть. Знаете тот бар, где продают Разные настойки, возле костёла, поблизости от дворца Сташица?

– Знаю.

– Мы там встретимся. Согласны?

– Через пять минут буду на месте. – Метеор положил трубку и крикнул Вильге: – Есть свободная машина?

– Бери «шкоду», – послушно ответил Вильга.

Метеор с сомнением посмотрел на портьеру, прикрывавшую дверь в квартиру, растерянно махнул рукой и бросился на лестницу. Вильга тщательно запер квартиру, спрятал ключ в карман и опустил портьеру.

Старая «шкода» мчалась по широкому шоссе Свентокшизской, мимо огромных новых, ещё не оштукатуренных строений. Через несколько минут Метеор поставил машину за памятником Копернику, перешёл улицу и спустился в маленькую чистую лавку, где стояли три столика. Было здесь на редкость чиста и зелено: и стены, и то, чем торговали в лавке, имели приятный зеленоватый цвет; только касса, деревянные столики, табуреты и прилавки темнели коричневым обожжённым деревом. На полках стояло много коробочек с травами и стеклянных круглых банок, куда были ссыпаны сушёные травы и лекарственные растения. Пахло мятой, шалфеем и ромашкой.

Метеор сел за столик и попросил чего-нибудь от почек. Он заботился о себе, любил лечиться и пользовался любым случаем, чтобы укрепить свой организм; ему нравилось изображать из себя алкоголика, которому подорвали здоровье сотни литров выпитой за его жизнь водки. Через несколько минут девушка в белом фартучке принесла чашку дымящейся ароматной жидкости с крепким запахом трав. Метеор уж в десятый раз нервно поглядывал на часы: после телефонного звонка прошло полчаса, а расстояние от дома Центрального Совета профсоюзов до этого бара можно было пройти за три минуты. Он не спеша пил терпкую желтоватую жидкость. Тут вошёл Вчесняк, и Метеор поднялся ему навстречу.

– Долго же мне пришлось вас ждать, – резко заметил он, – пойдём.

Бар был слишком тесным для секретных разговоров. Вчесняк вышел без единого слова.

– Я не хотел бы слоняться по улицам, – тихо сказал он, – ещё увидят.

Они перешли на другую сторону Краковского Предместья и вышли на Обозную; миновав старое здание Польского театра, спустились к Динасам. Здесь было безлюдно.

– Ну что там? – спросил Метеор.

Вчесняк вздрхнул и заговорил. Говорил долго, путано. Метеор никак не мог понять, о чём идёт речь.

– Пан Вчесняк, – перебил он. – Что с вами? Что вы хотите сказать?

– Товарищ Героевский, – снова начал Вчесняк с тем же горячечным блеском в тупых карих глазах, – я вам дам десять тысяч. Они уже у меня лежат. Я достал их сразу же после того, как вы ушли.

– Какие, к чёрту, десять тысяч? – забеспокоился Метеор; он то и дело возвращался мыслями к Марте.

– Да те, что достал, – неуверенно проговорил Вчесняк. – А вы заплатите мне сейчас…

– Во-первых, – Метеор усилием воли отогнал мысль о Марте, – вовсе не десять, а пятнадцать тысяч. Так ведь мы с вами договаривались? Во-вторых, ни гроша вы не получите, пока не отдадите мне последний билет. И вообще, какого чёрта вы тащили меня сюда, пан Вчесняк?

Инспектор с опаской посмотрел вокруг, хотя улица была совсем безлюдной.

– Нутрии… – шёпотом, таинственно проговорил он, притянув к себе Метеора за лацканы пиджака, – нутрии и болотные бобры. Говорю вам, потому что доверяю. Все деньги, заработанные на этом матче, я вложу в питомник. В ферму. Серебристые лисицы – тоже неплохая вещь. Сразу же махну на освобождённые земли.

«Что за идиот! – без особого удивления подумал Метеор: он понемногу стал разбираться в путанице кретинских замыслов Вчесняка. – Ну и остолоп! Его же схватят через два дня после отъезда из Варшавы. Но в конце концов… Что, это меня касается? Я всё равно уезжаю отсюда. И надолго. Сразу же после матча. С Ирмой, – вздохнул он с наслаждением при одной только мысли о такой возможности. – Пусть тогда ищут товарища Героевского».

– Пан Вчесняк, – решительно заявил он, – до субботы вы не получите ни гроша. Чтобы вам случайно не пришло в голову бежать раньше. Представляете, что вы натворили? В субботу вечером – пожалуйста… Вы отдадите мне последнюю партию билетов и получите сто тысяч на руки. И можете тогда ехать к чёрту, куда душе угодно.

– Героевский, – Вчесняк тяжело дышал, приблизив вспотевшее лицо к Метеору, – я вам даю сегодня десять тысяч штук, а вы мне не доверяете!

– Какие десять тысяч?.. – настороженно спросил Метеор; образ Марты потускнел, в нём проснулся рыцарь мошенничества.

– Я получил для распределения первую партию. Десять тысяч штук… Прямо из сейфа… – хрипло проговорил Вчесняк, и тут его слова стали выстраиваться в некий логический ряд, – для первого распределения… Десять тысяч билетов, вы понимаете, прямо в руки… Они лежат сейчас у меня наверху… Вот такая пачка! – и он дрожащими руками показал, какая пачка, – я хочу её сразу же вам передать… Оптом… Вы передадите мне те сто пятьдесят требований, и я постараюсь ещё сегодня добиться решения комиссии.

– Как вы это сделаете? – мгновенно заинтересовался Метеор. – Задним числом? После того как отдадите билеты?

– Сделаю, – проскрежетал Вчесняк, вытирая перчаткой пот с толстого затылка. – Моё дело, как, но сделаю.

Метеор нервно закурил сигарету. «И то правда, – быстро размышлял он, – его дело, как это сделать. Я беру билеты, и конец. Какой фарт! Меринос меня озолотит».

– Согласен, – сказал Метеор, – через полчаса к вам приедут за билетами мои люди, и вы получите на руки двадцать пять тысяч.

– Как! – затылок Вчесняка даже опух, глаза налились кровью.

– Двадцать пять тысяч за такую ловкость! За три четверти товара четвёртая часть монеты? Ищи себе дураков где-нибудь в другом месте! Не на такого напал.

– Пан Вчесняк, – Метеор холодно усмехнулся, – к чему такие разговоры? Если заплатить вам больше, вы дадите стрекача. Вижу это по вашим вороватым глазам. А я знаю таких типов, как вы. И что тогда? Провал? Останусь с билетами, которые будут объявлены недействительными, разоблачённый как аферист, а у вас в кармане – почти сто тысяч злотых, и вы едете разводить нутрий. Выращивать бобров, да? Что мне тогда – заявлять о вас в милицию? Подавать в суд? Я вообще советую вам не ссориться со мной, потому что это может повлиять на ваше здоровье. Хотите отдать оптом – хорошо, а нет – так нет. В субботу передаёте мне последнюю партию билетов и получаете остальные деньги наличными. На другие условия я не соглашусь.

Вчесняк уставился на Метеора немного вытаращенными, как у барана, глазами; цельность и ясность этих рассуждений его доконали.

– Ладно, – через минуту сказал он, – пришлите сейчас людей и передайте с ними все требования. Нужно ещё подумать, как им выдать такой пакет. Во всяком случае, пусть приезжают сейчас, пока в канцелярии ещё базар.

– Хорошо, – сказал Метеор. – Вот это я понимаю! Теперь вы говорите, как деловой человек. Я пришлю сейчас своих парней. Они поднимут у вас наверху такой шум, что можно будет вынести без разрешения и пианино, а не только пачечку билетов.

– Это здорово, – глуповато хихикнул Вчесняк и добавил тоном дружеского признания: – Пан Героевский! Я три года ждал такого удовольствия там, у них, – он сделал жест рукой в направлении дома Центрального Совета профсоюзов, – я состряпал себе автобиографию, изображал из себя товарища и всё время мечтал о таком удовольствии. И о больших деньгах. Сидел на торжественных собраниях, аплодировал, выкрикивал «Да здравствует!» и прочее. И всё время соображал, как выкрутить сто тысяч. Вот и настал момент. Теперь должно выгореть, правда?

Они расстались за Польским театром, и Метеор поспешил к «шкоде».

Филипп Меринос спокойно сидел за письменным столом, курил и глазами доброго хозяина смотрел на шелестевших бумагой Крушину и Анелю, между тем как Лёва Зильберштейн энергично выстукивал на пишущей машинке тексты требований.

– Вам хватит бланков? – спросил Меринос Крушину, напевавшего песенку «Солнышко ясное поздно взошло…»

– Должно хватить, – сказал Крушина. – Если нет, заскочу к тому печатнику, что на Панской. Он отпечатает ещё несколько штук левых.

Тут без стука открылась дверь, и на пороге появился Ежи Метеор в позе триумфатора. Все сразу же поняли, что он добился новых успехов и что судьба улыбается работящей группке людей: усиленная деятельность окупается, и наоборот: кто не работает, тот не ест.

– Всё в порядке! – с энтузиазмом доложил Метеор. – Пан председатель! Десять тысяч билетиков на матч Польша – Венгрия можно забрать! За каждый из них наши агенты шутя смогут получить по сто злотых, если не больше!

– Ты гениальный комбинатор! – весело воскликнул Меринос.

Зильберштейн покачал головой:

– Что ты говоришь, Юрек!

Анеля откликнулась, с уважением глядя на Метеора:

– Ты смотри, такой остолоп, ломаного гроша за него не дашь, а так умеет уладить дело…

Крушина ничего не сказал, только вздохнул, как кузнечный мех, и по-дружески хлопнул Метеора по спине. Метеор даже согнулся и сдавленно закашлялся.

– Ах ты ж хам… – прохрипел он, не обижаясь, – твои шуточки…

– Этот Вчесняк – сколопендра, – проговорил Метеор, садясь на стол Мериноса и закуривая. – Хочет смотаться, дать дёру. Но это его дело, верно, пан председатель? Лишь бы нас не обжулил; я дам ему сегодня только двадцать пять кусков, а остальные – в субботу. Хорошо мы договорились?

– Прекрасно, – кивнул Меринос. – Значит, все пятнадцать выкрутил? Панове, – торжественно обратился он к присутствующим, встав с места. – Завтра мы – хозяева рынка. Не сомневайтесь, конкуренции не будет. Значит, установим цену сто пятьдесят злотых! В воскресенье, ещё в первой половине дня, цена, можно ожидать, достигнет трёхсот злотых, так как возрастёт спрос. И тогда… – молниеносно подсчитал он в уме, – после разных вычетов около двух миллионов вольётся в эту кассу. – Меринос торжественно указал на сейф в углу комнаты. На мгновение он так и застыл с простёртой рукой. И все замерли, словно хор вокруг героя в греческой трагедии.

– Пан председатель, – опомнился Метеор, – нужно как-то забрать их. Пусть едет Крушина с ребятами из билетного отдела или из «гвардии». А я полечу к Вильге. Я привязан к его телефону, это единственный способ поддерживать связь с Вчесняком, – торопливо пояснил он и нервно закашлялся.

– Хорошо, – согласился Меринос. – Подпиши чек на деньги Вчесняка и подробно объясни Крушине, что и как ему делать. – Он вынул из ящика стола чековую книжку кооператива «Торбинка» и заполнил чек на двадцать пять тысяч. – Роберт, – обратился Меринос к Крушине, – получишь деньги и передашь Вчесняку. Только сначала разорви пачку и проверь, действительно ли там билеты.

Метеор склонился вместе с Крушиной над столиком и стал объяснять, как попасть в отдел зрелищ и представлений Центрального Совета профсоюзов.

– «Шевроле» поставишь здесь, – сказал он. – Сразу поднимешься наверх. Если швейцар задержит, скажешь, что идёшь за билетами. Нужно, Бобусь, говорить правду, это себя оправдывает… Там идут целые толпы с требованиями, никто не задержит.

– Всё, – заявил Зильберштейн, поставив последнюю точку. – Все требования готовы. Упакуй их, Роберт. – Он встал, потянулся, подошёл к окну и закурил сигарету. – Сколько нужно помучиться, чтобы заработать несколько злотых, – сказал Лёва, грустно качая головой, – и сколько приходится нервничать…

– Юрек, – обратился Меринос к Метеору, который уже собирался уходить, – сколько ты в конце обещал за всё Вчесняку?

– Сто тысяч, – ответил Метеор.

– Дашь пятьдесят, – сказал Меринос, ласково усмехаясь, – и так будет счастлив. Скажешь, что конкуренты выбросили в город много товара и номер не прошёл. Пусть судится с гражданином Кудлатым, если ему не нравится. – Ласковая усмешка на его лице внезапно перешла в злую гримасу. – Если бы не бежал, – добавил он, – получил бы полную сумму: его можно было бы ещё использовать. Но поскольку он хочет удрать, мы не станем материально поддерживать мошенника, который причинил государству такие убытки. Не будем помогать ему уйти от карающей руки правосудия.

Метеор зашёл пообедать, а потом поехал к Вильге. Во время обеда он всё время думал, как бы привезти Марте горячую пищу: ему казалось, что такое доказательство заботливости было бы очень кстати. Но так ничего и не придумал, купил два десятка свежих пирожных и поехал на Крахмальную.

Вильгу он нашёл в гараже. «Совсем изменился человек, – подумал Метеор, встревоженно посмотрев на него, – как сломался после того досадного случая».

– Ты уже обедал, Алюсь? – спросил Метеор с дружеской заботливостью.

– Нет, – ответил Вильга, – нет аппетита. – В его манере держаться уже не было холодного светского безразличия, он походил сейчас на обанкротившегося лавочника, которого лишили обеспеченного будущего.

– Что случилось? – разволновался Метеор. – Почему у тебя такой трагический вид? Тебе ведь пока никто ещё не оторвал голову.

– Метеор, – промолвил Вильга, – я уже устал. Вся эта афёра может плохо кончиться, а у меня уже нет сил бежать, менять местожительство, начинать с нуля.

– Иди выпей, и тебе сразу станет легче, – язвительно бросил Метеор. – Всё будет в порядке, Алюсь, вот увидишь. А что касается Ирмы, то я на ней женюсь.

Вильга посмотрел на Метеора, и что-то похожее на прежнюю холодноватую иронию блеснуло в его выцветших глазах.

– Смотри, как бы тебе с ней не подзалететь, – бросил он.

– Давай держать пари, – вскипел Метеор, – если не веришь! Думаешь, я не стою такой жены?

Вильга ничего не ответил и поплёлся за Метеором наверх.

На этот раз Марта сидела в столовой и ела апельсины. Девушка встала с кресла, когда оба зашли в комнату; не было уже в ней того пренебрежительного юмора, с которым она приветствовала Метеора утром. Казалось, у неё сдали нервы, и она явно проявляла склонность к переговорам.

– Пан инженер, – первая заговорила Марта, – прошу выпустить меня отсюда.

Вильга проглотил слюну и отозвался с остатками прежней галантности:

– Если бы это зависело от меня…

– Ирма, – довольно патетично проговорил Метеор, – ты не уйдёшь отсюда до понедельника. А в понедельник мы вообще уедем из Варшавы. Ты и я. Тихо обвенчаемся в каком-нибудь маленьком городке, в деревянной сельской часовенке.

В глазах Марты страх смешался с иронией.

– Не будьте ребёнком, пан Хацяк… – начала она.

– Пан Метеор, – поправил Вильга. – Пора покончить с этой комедией.

– Всё равно, – сказала Марта.

– Тебе не должно быть всё равно, как меня зовут! – прервал с благородным негодованием Метеор.

– Мне абсолютно безразлично, – повторила Марта. – Поймите, наконец, что у меня есть старая мать, и она волнуется за меня, может заболеть.

– Ничего не поделаешь, – решительно заявил Метеор. «А может…» Он задумался над возможностью устроить встречу Марты со старой матерью перед отъездом: «Это бы её очень ко мне привязало», – подумал Метеор.

– У меня есть жених, и если он встретит вас, пан Хацяк, то вам придётся разыскивать детали своей персоны по всей Варшаве! – закончила Марта неудачной угрозой.

– Видели мы таких силачей! – грубо ответил Метеор.

– О Боже, – в отчаянии вздохнула Марта, села и безнадёжно сложила руки. – Выпустите меня отсюда! Выпустите меня! – внезапно громко крикнула она, снова вскакивая с места.

– Успокойтесь, пани! – бросил Вильга, потом испуганно посмотрел на дверь.

– Ирма, – примирительным тоном заговорил Метеор, – а если бы я тебя отпустил, что тогда?

– Клянусь, – воскликнула Марта, – ничего меня больше не касается! Забуду о вас и обо всём, что здесь было… и что я здесь слышала. Сразу же, как только выйду из этого дома.

– Как ты думаешь, Алюсь? – Метеор вопросительно посмотрел на Вильгу.

– Ничего я не думаю и не хочу думать, – заявил Вильга. – Это твоё дело.

Зазвенел звонок. Вильга вышел, чтобы отпереть, забыв закрыть дверь в столовую. На пороге появился Роберт Крушина, державший в обеих руках большой свёрток, плотно обёрнутый серой бумагой и крепко обвязанный шпагатом. Один уголок свёртка был надорван; видимо, это сделали, чтобы посмотреть, что в нём есть.

– Эй, чего вы там возитесь, инженер? – с весёлым нетерпением воскликнул Крушина. – Открывайте скорее, у меня руки онемели…

Свёрток был величиной с небольшой чемодан и, видимо, довольно тяжёлый.

– Что это такое? Откуда? Для чего? – пробормотал Вильга, в замешательстве отступая и забыв закрыть дверь, ведущую в квартиру.

В глубине комнаты неподвижно стоял Метеор, словно обратившийся в соляной столб.

– Пан председатель приказал везти сюда, – проговорил Крушина, явно довольный тем, что так легко удалось выполнить поручение. – Он сказал, что вместе с этим пакетом вы, пан инженер, теперь будете иметь одиннадцать тысяч штук. До субботы… – он внезапно замолчал, увидев Марту, стоявшую сбоку. Крушина замедлил шаг, но отступать было поздно. Он с силой швырнул свёрток на стол, между остатками вчерашней закуски, и опёрся на него руками, словно желая заслонить собой. – Что это? – вытаращил он глаза. – Гости? Маленькое рандеву? Нашёл время! – последние слова относились неизвестно к кому – к Вильге или Метеору. Но вот на лице Крушины отразилась напряжённая работа мысли. – Я эту панну вроде где-то видел, – наконец заговорил он. – Ага! Вспомнил! Что она тут делает? – растерянно обратился он к Вильге.

– Слушай, Бобусь, – быстро и нервно заговорил Метеор, – тут целая история, и сейчас некогда её рассказывать. Довольно того, что ты должен держать язык, за зубами. Никому, слышишь, даже председателю… – Метеор подошёл к Крушине и судорожно ухватился за лацкан его пиджака. – Пойми, Бобусь, это для пользы дела, – горячо умолял он. – Ради всех нас. Чтобы удалась эта афёра. Если сейчас начнём всё выяснять, то только запутаемся. И Мериносу не стоит забивать этим голову, понимаешь, Бобусь?

– Понимаю, – сказал Крушина, – но не очень. Что-то тут не так. Я билеты привёз, к чёрту! – покачал он головой, не на шутку озадаченный. – Откуда она тут взялась? – И вдруг бросил: – Ну пока! – застегнул пиджак и пошёл к двери. Когда он уже собирался взяться за дверную скобу, дверь сама открылась, словно опережая его; открылась медленно, несмело, и в щели показалась сначала круглая шапка с эмблемой почты, а затем потное усатое лицо. Вскоре в распахнутой двери появилась фигура в расстёгнутом тёмно-синем мундире с большой брезентово-кожаной сумкой на бедре.

Это был самый обычный варшавский почтальон. С предупредительной вежливостью, протянув руку, как человек, не желающий никому мешать, он подал какую-то бандероль, сообщив:

– Пан директор, новый номер журнала «Сцепление».

Крушина попятился, как перед статуей Командора. Наступила тишина, чудовищно тяжёлая, короткая, как перед грозой. Её нарушил голос Марты.

– Пан, пан, – пронзительно закричала она, захлёбываясь словами. – В милицию! В милицию! Бегите отсюда, помогите! В милицию! В мил…

Последнее слово застряло в ладони Метеора, который быстро закрыл Марте рот. Другой рукой он крепко обхватил её за талию и прижал к себе. Не растерялся и Крушина: одним прыжком он, как тигр, очутился у двери, протянул вперёд руку и быстро рванул дверь на себя. Почтальон полетел на середину комнаты, словно втянутый пылесосом. Он споткнулся и упал возле стола. Крушина мгновенно пробежал по коридору, опустил портьеру, закрыл дверь в квартиру, а потом и в столовую.

– Гениально, Бобусь, – тяжело дышал Метеор; он отпустил Марту, и она упала в кресло, белая как стена. На лбу инженера Вильги блестели крупные капли пота, его бледные глаза вылезли из орбит, как у огромной, раздувшейся от испуга жабы. Почтальон, неуклюже двигаясь, сел на полу и заговорил тихо, монотонно:

– Пан директор, простите, я не знал, я человек добросовестный; дверь была открыта, я искал вас в конторе, хотел лично вручить, дверь была открыта; вы, пан директор, так прекрасно в прошлый раз… Я думаю, лично вручу вам журнал, дверь была открыта… Прошлый раз вы меня угостили водкой. Я Пайонк, Антоний Пайонк, пан директор, вы меня помните?

– Перестань тарахтеть! – гаркнул Крушина, и почтальон замолчал, едва живой от страха.

– Что теперь делать? – спросил Метеор. Ему казалось: уже никогда в жизни он не будет знать, что с ним произойдёт через минуту.

Вильга вытащил платок и вытер лоб. Этот жест предвещал начало истерики, но – о чудо! Внезапно во всей фигуре Вильги что-то неуловимо изменилось: беспомощное, согнутое тело стало выпрямляться, и прежний холодный, сдержанный инженер Альберт ожил, словно бы под влиянием урагана пронёсшихся над этой комнатой событий.

– Если так пойдёт и дальше, – проговорил он с холодным сарказмом, – то придётся подумать над тюремным уставом и поделить эту квартиру на камеры. Роберт, – тоном приказа обратился инженер к Крушине, – забирай его отсюда! – он указал на почтальона Пайонка. – Я ничего не хочу о нём знать, делай с ним что хочешь, что сочтёшь нужным. Оставаться ему нельзя. Хватит у меня хлопот с ней… – Вильга сделал жест в сторону Марты. – И это, – он положил руку пакет, лежавший на столе, – тоже лучше забери. Потому что это помещение провалилось. Я сам поеду к председателю и расскажу.

– Нет! – пронзительно вскрикнул Метеор, лицо испуганно исказилось при одном только упоминании о Мериносе; он готов был на всё, только бы не говорить со своим шефом. – Мне кое-что пришло в голову! – воскликнул он с надеждой в голосе. – Ирма! К себе! – прикрикнул Метеор и, схватив Марту за руку, резким, грубым движением толкнул её в альков и запер дверь спальни. – Пойдём, – повернулся он к Вильге и Крушине.

Они втроём вышли в контору, заперев Пайонка. В мастерских никого не оставалось, из гаража доносился слабый шорох. За окном был тихий майский вечер.

– Сделаем так, – начал Метеор, нервно глотая слюну. – Почтальона придётся обезвредить. Иного выхода нет.

– Только не сейчас, – холодно изрёк Вильга, – а после воскресенья. Если всё пройдёт удачно, то отдадим их обоих Кудлатому – пусть делает, что хочет. Другого ничего не придумаешь.

– Правильно, – согласился Крушина, – сейчас не время заниматься мелочами. Кудлатому? – с некоторым опозданием он осознал весь ужас такого предложения; ему вспомнилась смерть Кубуся Вируса, и горячий пот побежал у него по спине. – Зачем сразу Кудлатому? – прошептал Крушина.

– Об этом потом, – лихорадочно проговорил Метеор, – а сейчас, Бобусь, забери этого почтальона ко мне. Свяжем его, как узел, и положим у меня на чердаке. До воскресенья. Правда? – вопросительно посмотрел он на Вильгу.

– Правильно, – сказал Вильга, – и билеты заберите туда же. Там будет безопаснее. Тут могут искать этого почтальона. – Видно было, что он старается любой ценой избавиться от билетов.

– И найдут Ирму, – нервно засмеялся Метеор. – Нет, нет. Билеты не должны быть там, где он. С этим почтальоном может начаться непредвиденная драка, и билеты пропадут. Такого допускать нельзя. – В Метеоре проснулся бизнесмен. – Билеты завезём на Пружную, другого ничего не придумаешь. Что-нибудь уж скажем председателю. А Ирму я заберу завтра утром. Найду для неё какое-нибудь пристанище, не бойся, Алюсь. У меня ещё есть надёжные места в Варшаве.

– Правильно, – одобрил Крушина, – дело говоришь, Юрек!

– Ты взял с собой людей, Бобусь? – спросил Метеор.

– Взял, – ответил Крушина, – сидят в «шевроле».

– Ну всё. Пошли вязать его! – сказал Метеор, и кадык на его худой шее вздрогнул.

Они вошли в комнату. Увидев их, Антоний Пайонк, как обречённый на смерть, отступил к стене.

– Сынок, – обратился к нему Роберт Крушина, подходя, – сынок, – повторил он со зловещей усмешкой, оскалив мелкие крепкие зубы, – если будешь вести себя спокойно, ничего плохого с тобой не случится.

– Пан! – ответил с неожиданным достоинством Антоний Пайонк, – предупреждаю вас, я государственный почтовый служащий и сейчас нахожусь при исполнении своих служебных обязанностей! За нападение на меня вы будете строго наказаны! – Говоря это он прикрылся сумкой, полной писем. Было что-то почти торжественное в его жесте и позе, но длилось это всего один миг. Мощные лапы Крушины упали на затылок Пайонка, сдёрнули с его плеча сумку, бросили её в угол и пригнули почтальона вниз. Письма рассыпались по полу.

– Люди ведь ждут этих писем! – вопил Антоний Пайонк, – так нельзя, а-а-а-а-ах! – его возглас закончился задушенным хрипом. В дверь алькова бешено застучала Марта.

– Полотенце! Занавески! Скатерть! – орал Крушина. – Скорее! – Он сел на Пайонка. Метеор отпер дверь в спальню и схватил Марту в крепкие объятия. Вильга стал вытаскивать из шкафа постельное бельё. Через минуту Антоний Пайонк лежал уже на полу с кляпом во рту; из белого мешка торчали только ноги в лёгких бежевых сандалиях.

– Поеду приготовлю квартиру. Буду ждать вас ворот, – бросил Метеор и выскочил из комнаты. Вскоре послышался шум мотора старой «шкоды» и характерный стук её расшатанного кузова.

– А ну-ка заведи «шевроле» в гараж; мы отнесём его, – сказал Вильга Крушине, указывая на связанного Пайонка. Крушина сбежал по лестнице вниз. Вслед тем раздался грохот грузовой машины, медленно въезжающей в гараж. Крушина вернулся наверх и, тяжело дыша, взвалил на плечи беспомощного Пайонка. Марта, опершись плечом на выступ алькова, полным ужаса движением прикрыла себе рукой рот, словно сдерживая крик.

Внизу Крушина бросил Пайонка через задней борт в железный кузов автомашины и прикрыл грязным брезентом. Потом ещё раз поднялся наверх за билетами и старательно уложил их под скамейкой в кузове.

– Пан инженер, – обратился он к Вильге, который также спустился вниз, – а кто поедет? Мне сейчас нужно на Пружную. Парней из «гвардии» я высадил; зачем им всё знать? Пошлю их трамваем на Вильчую, пусть дожидаются у ворот с Метеором.

– Я сейчас тебе кого-нибудь дам, – поспешно сказал Вильга и направился в дальний освещённый угол гаража, где возились какие-то люди. – Китвашевский, – позвал он, – иди-ка сюда! – От работающих в углу людей отделился высокий худой человек в грязной сетчатой рубашке и засаленной кепке; характерным для механиков жестом он вытер руки о лоснящиеся тиковые брюки.

– Слушаю вас, пан инженер, – вежливо проговорил он.

– Сделаешь две ходки на этом «шевроле», – сказал Вильга, указывая на грузовую машину, – на Вильчую и на Пружную. На Вильчей у ворот ждёт пан Метеор, ты же его знаешь, верно?

– Знаю, – подтвердил Китвашевский.

– Ты что, – спросил Вильга, – водку пил?

– Вот столечко, – пренебрежительно бросил механик, – всё равно что ничего. Неполный литр на троих.

– Гм, – встревожился Вильга, – можно ли тебя сейчас пускать за руль?

– Пан инженер, – в полумраке гаража было видно, как лоснящееся лицо Китвашевского собралось в бесчисленные морщины хитрой усмешки, – не о чем говорить. Что значит для варшавского шофёра такая капля? Будто не ездил я и после литра! И кто меня предупреждает – вы, пан инженер, такой специалист! – В этой двусмысленной фамильярности было что-то убедительное.

– Ну ладно, – согласился Вильга, – садись и поезжай.

Китвашевский подошёл к «шевроле», залез в кабину и завёл мотор. Крушина стал на подножку и подробно объяснил, куда ехать, а затем выскочил во двор.

– Шая! – свистнул он сквозь зубы.

К нему подошёл невысокий юноша, куривший до того с группкой молодых людей возле железного фонаря. Крушина торопливо бросил ему несколько слов, и Шая кивнул головой.

– Ну пошли отсюда, – приказал Шая своим парням. «Гвардия» сунула руки в карманы и шатающейся походкой двинулась в сторону Желязной.

Роберт Крушина поднялся наверх. Вильга сидел в кресле, курил сигарету и смотрел на Марту, которая всё ещё неподвижно стояла в дверях алькова. В глазах Вильги горели огоньки, которых Крушина раньше у него не видел.

– Роберт, – неторопливо проговорил Вильга, – после всех неприятностей, которые доставила нам пани, не полагается ли нам какая-то компенсация?

– Компенсация? – неуверенно переспросил Крушина, не знавший этого слова.

– Я думаю, – сказал Вильга, и у него быстро-быстро задрожало правое верхнее веко, – я думаю, Роберт, что ты – правильный человек, настоящий мужчина. И знаешь, сколько мужчины терпят от этих девок, сколько они наносят обид, откалывают номеров, сколько раз наставляют рога, если подвернётся кто-то другой.