Текст книги "Злой"

Автор книги: Леопольд Тирманд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

На улице Банго стояла маленькая тёмная машина; на переднем сиденье съёжился Крушина, тупо смотревший куда-то во тьму. Меринос сел за руль, и машина быстро помчала пустыми улицами. Проехала Свентокшизскую до улицы Нови Свят, потом спустилась вниз и наконец очутилась у гигантского чёрного виадука моста Понятовского. Глухое эхо разнеслось под железобетонными сводами, и машина выехала на мощёную улицу. Слева тянулись лужайки Центрального парка, пересечённые новыми дорожками и аллейками, усеянные тонкими стволами молодых, недавно посаженных деревьев. Редкие лампы на высоких бетонных столбах давали больше тени, чем света. Машина остановилась. Меринос вышел и внимательно огляделся вокруг. Здесь было тихо и пустынно, огромное пространство молодого парка беззвучно спало в безмолвии майской ночи, нарушаемом только грохотом ночных трамваев под виадуком.

Меринос тихо свистнул. Крушина выскочил из машины, открыл заднюю дверцу, и они вместе вытащили тело. Немного пронесли его по лужайке и тяжело свалили в высокий бурьян на молодом, ещё не прополотом газоне.

Меринос полез в карман, вытащил сложенный листок бумаги, покрытый отпечатанными на машинке строчками, развернул его и приколол булавкой к испачканному пиджаку Кубуся. Тёплый весенний ветер с Вислы, свежий и благоуханный, легко зашелестел бумажкой.

Меринос и Крушина вернулись к машине.

– Пан председатель, – Роберт Крушина обратил к Филиппу Мериносу своё побледневшее, покрытое потом лицо. – А если Пегус… совсем не виноват… в том… что Злой не пришёл? Неужели это было необходимо? – Роберт заикался от волнения, которое тщетно пытался подавить.

Филипп Меринос спокойно вёл машину, внимательно глядя перед собой.

– Это из-за тебя, – равнодушно откликнулся он. – Из-за тебя он узнал адрес конторы, и потому должен был умереть…

Крушина застонал, словно ему вырвали зуб, а Меринос деланно расхохотался.

– Ты, дурак, – сказал он через минуту совсем спокойным тоном. – Ничего не понимаешь. Не понимаешь, что это не имеет никакого значения. Какой-то там Пегус или Вирус. Важно то, что мы переходим в контратаку. Атакуем!

В его сдержанном голосе прозвучала такая холодная, скользкая жестокость, что Роберт Крушина впервые в жизни захотел очутиться на том свете, только бы подальше от своего кормильца, благодетеля и начальника.

Субботнее утро было пасмурным и дождливым. Люди спешили на работу, проходя по аллейкам Центрального парка, между виадуком и стеной музея Войска Польского. Две скромно одетые женщины шли, держась вблизи тротуара.

– Езус – Мария! – внезапно вскрикнула одна из них. – Кто тут лежит?

К ним повернулись встревоженные лица идущих поблизости людей.

– О Боже! – воскликнула другая. – Убитый! Замученный!

По газонам бежали люди. Одного взгляда на судорожно скорченные руки и ноги убитого было достаточно, чтобы у каждого перехватило дыхание.

Какой-то молодой человек без пиджака опустился на колени возле трупа.

– Ничего не трогать! – закричал пожилой рабочий в фуражке, с завтраком и бутылкой с чаем в кармане. – Ничего не трогать, пока не придёт милиция.

– Правда, – откликнулась полная молодая женщина со свежим лицом, которое сейчас перекосилось от ужаса. – Это, наверное, убийство, нельзя ни к чему прикасаться до следствия! Эта записка что-то значит! Наверное, что-нибудь важное.

– Такой молодой! – заплакала седая женщина. – Боже! Боже!.. Такой молодой…

– Должно быть, дело рук хулиганов, – шепнула та, что первая увидела убитого; её лицо пылало от негодования и бессильного гнева. – В прошлом месяце здесь тоже нашли одного молодого… дружки его закололи ножами, вон там, в парке. Притащили на виадук и сбросили, чтобы всё выглядело, как самоубийство… Вот и имей сыновей!

– А хуже всего, – волновался какой-то низенький человек с красным лицом, в рабочей спецовке, – что ей всё сходит с рук, этой молодёжи! Убьют, замучают – и ищи ветра в поле! Безнаказанность – вот что страшно!

Его честные ясные глаза пылали гневом, шея побагровела, дыхание участилось.

– Ничего не трогать, – повторил немолодой рабочий с завтраком в кармане. – Уже побежали за милицией.

На письменном столе редактора Эдвина Колянко зазвонил телефон. Колянко вздрогнул, сердце его больно сжалось.

«Перенервничал, – расстроенно подумал он. – Что со мной такое? Ведь Куба уже не раз опаздывал в редакцию…»

– Алло? – сказал Колянко в трубку усталым голосом.

– Это сержант Мацеяк, – услышал он. – Звоню по поручению поручика Дзярского. Прошу немедленно приехать в Институт судебной медицины на Очки.

Мацеяк говорил ещё что-то – ненужное, ужасное. Колянко вскочил на ноги. В глазах у него закружились тёмные пятна. Он бросил трубку на письменный стол и в одной рубашке, без пиджака, выбежал в коридор, скатился по лестнице и кинулся к стоящей во дворе редакционной машине.

– Скорее, пан Марьян, скорее… – шептал он белыми дрожащими губами; перед его глазами всё время кружили тёмные точки, руки тряслись, как в лихорадке.

Шофёр испуганно взглянул на него.

– Не могу, пан Колянко, – неуверенно ответил он. – Ожидаю главного редактора и фоторепортёров. Едут на какую-то конференцию. Велели обязательно ждать.

– Едем сейчас же! – как сумасшедший крикнул Колянко. – Голову разобью! Кубу убили!

Шофёр побледнел как полотно.

– Боже! – крикнул он. – Вы что, пан, больны?..

И уже не дожидаясь пояснений, вскочил в машину и нажал на стартёр.

– Кубу убили… Кубу убили… – безумным шёпотом повторял Колянко, тяжело падая на сиденье.

… В комнату вошёл старший сержант Мацеяк и доложил:

– Я приехал с этим Колянко. Был с ним на Очках, а теперь привёз сюда. Ввести его?

– Через минуту, – ответил поручик Дзярский.

Он старательно свернул листок бумаги, покрытый машинописными строчками, спрятал в ящик стола, поднялся и сам открыл дверь. В двери стоял Эдвин Колянко, без пиджака. Воротничок у него был расстегнут, галстук неаккуратно свисал на пропотевшую измятую рубашку цвета хаки. Лицо серое, похудевшее, на губах и под глазами – чёрные тени.

– Это моя вина, – тихо сказал он.

Дзярский запер дверь и сел за письменный стол.

– Садитесь, пан, – холодно приказал он, движением головы указывая на стул рядом со своим столом. Стул для допрашиваемых.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

1

……………………………………………………

……………………………………………………

……………………………………………………

2

– Я имею честь видеть пана Юлиуша Калодонта? – Голос был носовой, скрипучий, но приятный. Юлиуш Калодонт поднял голову от журнала «Свят» – и моментально выскочил из киоска. Перед ним стоял, слегка моргая умными чёрными глазами, пан в котелке, с зонтиком, в старомодной тужурке, в целлулоидном воротничке с отогнутыми уголками. Юлиуш Калодонт пытливым взглядом окинул поднятое к нему желтоватое худое лицо с длинным носом. Неожиданный посетитель был щуплый и невысокий, примерно на голову ниже самого Калодонта. Чем дольше Калодонт в него всматривался, наблюдал и изучал, тем больше поддавался чувству необъяснимой, ничем не оправданной симпатии, которая закралась в его сердце.

– Это я, – промолвил он наконец сдержанно и с достоинством, поскольку пан в котелке был для него большой, неизвестной и тёмной загадкой. – Чем могу служить?

Он тут же мысленно похвалил себя за эту сдержанность, так как в первую минуту собирался крикнуть: «А, вот ты где, бездельник! Говори, что ты такой и чего хочешь?»

Конечно, это было бы совсем неосмотрительно и сразу же усложнило бы и без того непростую ситуацию.

Пан с зонтиком слегка поклонился, вежливо приподняв свой котелок.

– Если это возможно, я попросил бы вас, уважаемый пан, уделить мне несколько минут, – сказал он со скромной, учтивой, не лишённой известной тонкости улыбкой.

– Гм, – просопел Калодонт, что должно было означать раздумье. – К вашим услугам, пан. В среду всё равно торговля плохая.

Он запер киоск и вопросительно посмотрел на гостя, как бы говоря: «Веди, человек, и сам выбирай направление». Тот произнёс:

– Здесь, на углу Аллей, есть маленькая кофейня, такая же старая, как и солидная. Не могли бы вы, пан, доставить мне удовольствие? Не согласитесь ли вы выпить со мной чашку кофе с рассыпчатым рогаликом?

Дружелюбная улыбка осветила сарматское лицо Калодонта, который обожал кофе и рассыпчатые рогалики.

– Согласен, – от всего сердца ответил пан Юлиуш, но тут же снова задумался: кто знает, не кроется ли за всем этим какая-то ловушка?

Когда оба вошли в небольшую кофейню на углу площади Трёх Крестов и Аллей, все головы поднялись от чашек с кофе. Внушительного вида прямой старик с палкой в руке, в голубой фуражечке на седой голове и в опрятной куртке из белой чесучи, и шагающий рядом с ним пан в котелке и старомодной тужурке расположили к себе посетителей кофейни.

Со стороны Аллей, тенистых от уже разросшейся зелени, маленький прямоугольник тротуара был отгорожен своеобразной террасой, украшенной ящиками пеларгоний; здесь стояло несколько столиков под большими цветными садовыми зонтиками.

Оба пана сели в углу тенистой террасы, в стороне от других столиков, и заказали кофе. Некоторое время они наблюдали за оживлённым уличным движением, затем обменялись несколькими замечаниями по поводу сегодняшней жары и относительной прохлады в том уголке, где сидели. Потом отведали принесённого им кофе и рогаликов.

«Теперь или никогда!» – подумал Калодонт и решил броситься в атаку.

– Собственно, я до сих пор не знаю вашей фамилии, пан, – хитро начал он.

Пан в котелке прищурил умные чёрные глаза, которые внезапно стали нарочито тупыми и бездумными.

– Это правда, – ответил он. – И я охотно назову вам её, пан, когда представлюсь. Думаю, однако, что сейчас это не так важно. Гораздо важнее, что мне известна ваша фамилия.

Бодрое лицо. Калодонта застыло, а потом стало постепенно наливаться кровью.

– Ясно, – ответил он голосом, дрожащим от усилий взять себя в руки. – Вы ведь назвали её там, возле киоска, спрашивая, я ли это.

– Да, верно, – мягко ответил его собеседник, понизив голос. – Но это ведь, не настоящая ваша фамилия, пан Юлиуш? – последние слова он произнёс тоном мальчика, который просит прощения.

Багровые жилки на румяных щеках Калодонта приобрели фиолетовый оттенок.

– Откуда вы это знаете, пан? – спросил он сдавленным голосом и так ощетинился, что его насторожившиеся усы, казалось, вот-вот разлетятся в разные стороны.

– Не имеет значения, – мягко, словно извиняясь, ответил пан в котелке. – Но я знаю также, пан Юлиуш, что вы – едва ли не самый мужественный старик в этом городе со времён генерала Совинского. Что ж… Ричард Первый тоже был из рода Плантагенетов, а все знают его как Ричарда Львиное Сердце! История отметит на своих страницах только звучное имя – Калодонт.

Юлиуш Калодонт вздохнул с явным облегчением. Нет, этот человек не был жалким шантажистом и пришёл сюда не с дурными намерениями! Что-то подобное лучу осветило на миг хмурое чело Калодонта.

– Вы полагаете, пан? – неуверенно спросил он.

– Дорогой пан Юлиуш… – помолчав, начал с поразительной мягкостью его собеседник. – Поверьте, я мыслю чётко и логично. Я знаю: то, что происходит последнее время в Варшаве, может быть исключительно делом рук человека, зрелого во всех отношениях, человека, стоящего на высоком моральном и интеллектуальном уровне. О нет! Никто не убедит меня, что ЗЛОЙ – один из этих ничтожных бездельников в цветных рубашках и теннисках. ЗЛЫМ может быть только человек в летах, ответственный и серьёзный. Одним словом, ЗЛОЙ – это вы, пан!

Юлиуша Калодонта охватило странное чувство: словно ему кто-то подарил гору его любимого шоколада с орехами. И снова в душе возникла необъяснимая симпатия к этому человеку.

«Ну и ну, – подумал он. – Вот это польстил! В конце концов, что тут много говорить: людям свойственно ошибаться. Значит, и я способен на великие дела, и мне можно приписать серьёзные вещи». Однако в то же время Калодонт почувствовал, как в нём растёт адская хитрость.

– Нет, – ответил он липким, как патока, тоном, каким, по его мнению, всегда разговаривал Талейран во время переговоров. – Вы пытаетесь сбить меня с толку. Но я знаю, зачем. Старая песня: держи вора! Это вы, пан, ЗЛОЙ!

Пан в котелке усмехнулся со снисходительной благодарностью.

– Благодарю за комплимент, – поклонился он. – Думаю, однако, что достаточно взглянуть на меня, что-бы утратить всякие иллюзии на этот счёт. Вы перегнули палку, пан Юлиуш.

Калодонт упрямо сжал рот.

– Ну и что, если вы человек хилый? Не мускулы решают, когда кое-что спрятано в кармане. Вы же не карандашом запугиваете шофёров, верно?

Пан в котелке улыбнулся с лёгкой грустью.

– Ах, вот вы о чём? Это была шутка. И вы потому?.. Нет, нет, пан Юлиуш, может, лучше поговорим о бриллиантах? Что вы думаете о том бриллианте, который я видел в окошке вашего киоска, на руке, подавшей мне пачку «Моряков» в прошлую пятницу, в четыре часа семнадцать минут пополудни? Откуда этот бриллиант – из Бразилии или с Урала, из Индии или Кимберли? И как он шлифован – алмазной гранью, розеткой или как-то иначе?

Юлиуш Калодонт опустил голову, ошеломлённый такой осведомлённостью. Этого движения было достаточно. Пан в котелке немедленно бросился вперёд, почуяв свежий след.

– Вы, пан, знаете, кто такой ЗЛОЙ, – шепнул он, наклонясь над столиком, – и я должен с ним поговорить.

«Через мой труп! – с отчаянием подумал Калодонт. – Всё равно не скажу ничего! Может меня опорочить, опозорить, но не узнает ничего!»

Он поднял на собеседника свои чистые голубые глаза, готовый на всё. Но вместо свирепых глаз преследователя увидел взгляд, полный тёплой симпатии, окрашенный, правда, лёгкой иронией, но дружелюбный и искренний.

– Пан Юлиуш, – примирительно спросил собеседник, – к чему эти споры? Я ведь пришёл сюда отдать вам то, что вы потеряли. – Произнося эти слова, собеседник Калодонта вытащил из кармана потёртый старый кошелёк.

Калодонт схватил свой кошелёк, хотел было его открыть, но вовремя сдержался.

«Может, это всё-таки враг? – подумал он. – А возможно, и обычный шантажист, но нельзя вот так, при нём…»

– Прошу проверить, всё ли в порядке и на месте, – предложил пан в котелке, явно угадав мысли Калодонта, и тот почувствовал, как румянец стыда заливает его лицо, до самых корней седых волос.

– Я не поэтому, – пробормотал он. – Только… знаете, пан? Там справки, документы…

– Знаю, знаю. Сам проверял. Паспорт, разрешение на комиссионную продажу газет из отдела розничной торговли газетами, справка о награждении крестом Грюнвальда первой степени и двести четырнадцать злотых наличными. Да, да, всё есть, всё на месте.

Калодонт окончательно растерялся. Этот вежливый пожилой пан с дружелюбным голосом разговаривал с ним, словно учитель с учеником; о котором знает всё.

– Благодарю, – жёстко буркнул Калодонт и надулся как сыч, решив не произносить больше ни слова. Каждое слово казалось ему предательской западнёй.

– Пожалуйста, – мягко проговорил пан в котелке. – Я ещё хотел сказать вам, пан, что был свидетелем происшествия на Восточном вокзале. Хорошо знаю, что ЗЛОЙ не убивал Мехцинского.

«Я тоже знаю!» – хотел крикнуть Калодонт, но вовремя прикусил язык. Эти слова означали бы полную капитуляцию.

– Что же вы молчите, пан Юлиуш? – спросил пан в котелке, улыбаясь немного грустно. – Вы же, наверное, не сомневаетесь, что перед вами друг и союзник.

«Не сомневаюсь!» – хотел крикнуть Калодонт, но быстро пришёл к выводу, что верит в это, не имея ни малейшего представления, почему.

– Это всё, – вздохнул пан в котелке после долгого молчания и подозвал официантку, которая проходила мимо.

– Я бы хотел заплатить, если можно.

Калодонт барабанил пальцами по столу, чувствуя, что попал в глупое положение. Внезапно он глянул на своего собеседника исподлобья и решился.

– Хорошо. Я сообщу. Скажу обо всём где нужно…

Пан в котелке усмехнулся.

– Спасибо, – проговорил он тепло и искренне. – Значит, всё в порядке, правда? Да, – добавил он. – Чуть не забыл. Есть ли у вас, пан, ещё хоть один тюбик?

Удивление, испуг, растерянность, гордость, удовольствие и многие другие разнообразные чувства, смешавшись, отразились на лице Калодонта, как на физиономии уставшего мимического актёра, который перепутал все роли. Из этого хаоса его вывел звук собственного голоса, прознёсшего одно только слово: «Есть».

И сразу же его охватило отчаяние. «Всё погибло! – растерянно думал он. – Всё пропало! Теперь я у него в руках».

– Чудесно! Юлиуш Калодонт, – торжественно продолжал его собеседник, – мне, наверное, не нужно вас заверять, что с этой минуты я стал хранителем вашей святой тайны. – Он сделал такое движение, словно хотел подняться из-за столика.

– Сейчас… – дрожащим голосом шепнул Калодонт, схватив его руку. – Сейчас… если уж всё сказано, вы должны дать мне некоторые пояснения. Откуда вы, пан, узнали, что у меня другая фамилия?

– Чисто случайно, – тихо и нежно ответил пан в котелке. – Я всегда читаю в газетах хронику, где сообщается об изменении фамилий. Просто так, из невинного любопытства. Меня всегда интересовало, почему гражданин по фамилии Баран меняет, скажем, свою фамилию на Барановский. Я ужасно люблю разгадывать такие загадки. Когда-то, много лет назад, сразу же после войны, моё внимание привлекло достаточно оригинальное сообщение. Пан Юлиуш Квятек менял свою фамилию на Калодонт. Любопытно, правда ведь, особенно для человека любознательного, ибо я… – тут в голосе пана в котелке прозвучало покорное раскаяние, – не могу избавиться от досадного зуда любопытства. Я и подумал: что-то за этим кроется. Потом вспомнил, что во время оккупации много говорили о каком-то мужественном человеке, который изготовлял карманные бомбы в тюбиках из-под зубной пасты «Калодонт». Вот я и подумал, что он, вероятно, очень полюбил это слово с тех славных дней, овеянных дымом взрывов и запахом пороха, и привык к нему так, что решил даже отречься от своей прекрасной родовой фамилии Квятек.

Глаза Юлиуша Калодонта растроганно блестели, ладонь его крепко сжала лежавшую на столе руку пана в котелке.

– Да, да… – с волнением шептал старик. – Так оно и было. Фамилия Квятек казалась мне такой обычной, такой не боевой. Я уже не мог к ней снова вернуться. После всего, что было, я решил навсегда остаться Калодонтом.

– Итак, есть ли у вас ещё хоть один тюбик? – снова спросил пан в котелке тихим, но решительным голосом.

– Есть, – ответил Калодонт, на этот раз уже совершенно сознательно.

– Прекрасно. Он нам понадобится. Снова послужит благородной цели. Это вполне возможно. А пока – до свидания! Вскоре я дам о себе, знать.

Проговорив это, он крепко пожал руку Калодонта и встал из-за столика. Калодонт с минуту ещё видел котелок, медленно исчезающий в уличной толпе. И ему пришло в голову, что он сказал всё, а сам не узнал ничего. Не выяснил даже фамилии человека, с которым так долго беседовал и которого успел полюбить.

3

……………………………………………………

……………………………………………………

Марта зашла на толчок через ворота с Зомбковской улицы. «Четверг, – подумала она с удовлетворением. – Хороший день для покупок. И ещё совсем рано».

Прямо с тесного уличного тротуара она направилась в длинный пассаж, пройдя между гирляндами из суконных тапочек. Как всегда, споткнулась о железную перекладину, вбитую между булыжниками у входа, еле удержалась на твёрдой, с выбоинами, мостовой и сразу же свернула направо. Здесь, между лавочками, рундуками и разложенными товарами, тянулась длинная узкая улочка. С правой стороны висела готовая продукция доморощенных портных: тёмные, плохо сшитые костюмы, брюки, бриджи, пальто, плащи. Возле увешанных одеждой прутьев и вешалок останавливались юноши в велосипедных шапочках, с загорелыми лицами и огрубевшими от плуга и вил руками. Они трогали и мяли дешёвые ткани, изображая из себя знатоков.

– Иди сюда, я тебя одену на свадьбу! Ты, хозяин, подойди поближе, я тебя так принаряжу к венцу, что и невеста на узнает… – окликали их широкоплечие здоровенные продавцы с бегающими глазами, одетые в высокие наваксенные сапоги и офицерские диагоналевые бриджи. С левой стороны в ряд стояли крытые чёрным толем будки с разным барахлом. Из тёмной глубины этих будок, из-за густо развешанного тряпья, поблёскивали чуткие глаза перекупщиц и доносились запахи чеснока, лука и горячей колбасы с капустой.

Справа, словно ядро в скорлупе, среди ободранных стен старинных каменных домов, между рундуками универмага, тянулась центральная площадка с самыми разнообразными вещами. Тёплое солнце освещало своими сияющими лучами длинные ряды сидевших тут женщин. Некоторые из них были повязаны перкалевыми платками, некоторые – в грязноватых носовых платках, хитро завязанных на четыре узелка, вроде чепчиков, другие – в самодельных шапочках из газет.

Между рядами двигалась густая толпа, в которой ежеминутно кто-то нагибался к земле в поисках разбросанных там сокровищ. Повсюду сновали люди, предлагавшие горячую пищу; обеими руками они несли жестяные вёдра, от которых шёл пар; прохаживались продавцы разного печенья с корзинами, полными сладких коржиков и струделей.

– Что там у вас, пани? – зацепила Марту какая-то седая растрёпанная женщина в военном плаще, указывая на корзинку Марты.

– Это для покупок, – усмехнулась Марта.

Старуха махнула рукой с таким разочарованием, что Марта невольно её пожалела. Но тут чудесная юбка, разрисованная чёрно-жёлтыми спиралями, вытеснила из её головы все мысли.

«Какой рисунок! – в восторге простонала Марта. – Я же пришла сюда именно за юбкой», – пыталась она себя обмануть. «Нет, Марта, – откликнулся в ней суровый голос совести, – у тебя есть на лето очень хорошая юбка. Тебе нужны купальный костюм и блузка. На всё это у тебя есть только триста злотых, так что, прошу тебя, без глупостей, без импульсивных движений и безумных жестов, ладно?»

Однако Марта не могла оторвать глаз от юбки. «Витольду, наверное, понравилась бы», – подумала она с лёгкой грустью, и на секунду ей стало больно, что Витольд никогда её не увидит в этой юбке.

– Ты напоминаешь траппера в девственных лесах, – неожиданно остановил Марту высокий стройный юноша спортивного типа.

– Как дела, Марек? – обрадовалась Марта. – Чего ты ищешь?

– Всего, на что хватит денег, – с мягким стоицизмом ответил Марек. – Но ты, Марта, совсем как старый, опытный траппер. Я наблюдаю за тобой уже несколько минут. Медленно продвигаешься вперёд – сосредоточенное лицо, соколиный глаз; время от времени наклоняешься – и цап! в руке у тебя трепещет какая-нибудь безукоризненно прекрасная добыча, гениальный свитер или ещё какие-то фантастические шмотки. Бьёшь без промаха. Что называется – глаз!

Марта засмеялась.

– Хорошо, – одобрительно сказала она. – Ты здорово всё нарисовал. Ну пока, Марек, – у меня мало времени.

– Подожди, – Марек задержал её руку и заглянул в глаза. – Ты не спрашиваешь о Зеноне?

– О Зеноне? – Марта слегка покраснела. – Правда… Что там у вас слышно, в обществе? Сердечно приветствуй от меня Зенона, – сдержанно добавила она.

– Боюсь, – ответил Марек, закуривая, – что у Зенона пропадёт год… Парень пьёт, понимаешь?

– Понимаю, – нахмурилась Марта, – но боюсь, что не в силах ему помочь.

– Ничего не поделаешь, – немного насмешливо усмехнулся Марек. – Тут советом не поможешь… Как-нибудь выкрутится сам. Ещё месяц-два – и вернётся в нормальное состояние.

– Конечно, – проговорила Марта с лёгкой иронией. – Как раз к хоккейному сезону. Увидишь, всё придёт в норму: играть будет как зверь.

– Ну пока, – кивнул Марек. – Держись!

– Пока, – ответила Марта, поворачиваясь, чтобы направиться в противоположную сторону.

«Два месяца – и конец всем любовным страданиям…» – подумала она не без горького сожаления.

Марта дошла до конца аллейки и, повернув назад, двинулась вдоль противоположного ряда. Внезапно она склонилась над кучей белья, схватила краешек чего-то белого и вытащила снизу красивый белый купальник из нейлона.

– Сколько он стоит, этот купальник? – спросила Марта равнодушным тоном, словно бы делая большое одолжение перекупщице.

– Какая вам разница, пани? – беззлобно ответила та. – Всё равно вы его не купите.

– Кто знает… – загадочно возразила Марта.

– Я знаю, – усмехнулась торговка, дружелюбно глядя на Марту. – Вы, панна, не из тех, кто покупает такие дорогие вещи.

Это прозвучало как похвала, почти как комплимент.

– Но так, ради интереса, сколько? – усмехнулась Марта.

– Пять.

– Пятьсот… – вздохнула Марта. – Дорого!

– Но зато до чего же хорошая вещь! – похвасталась торговка. – Для тех, кто с монетой, – совсем не дорого.

Марта пошла дальше. «Ничего уже сегодня не куплю, – подумала она с досадой. – Либо дорого, либо не то, что хочется».

Возле соседнего рундука с пиджаками какой-то очень молодой человек, худой, с огромным носом, отчаянно торговался из-за габардинового пиджака кофейного цвета.

– За эти лохмотья? – вопил он – За это тряпье вы, пани, хотите четыреста двадцать!

– А сколько за этот галстук? – спросила у продавщицы Марта.

– Девяносто.

– Даже недорого, – вздохнула Марта и снова подумала: «Витольду бы, наверное, понравился».

Внезапно охватила пронзительная тоска из-за того, что нет в мире никого, кому бы она могла покупать такие галстуки, а единственный человек, который в состоянии по-настоящему оценить её вкус, передаёт ей только холодные приветы.

– Дайте-ка мне, пани, этот галстук, – прозвучал сзади молодой весёлый голос.

Марта обернулась: за ней стоял высокий тонкий юноша с поразительно красивым лицом.

«Откуда мне знакомо это лицо? – задумалась Марта. – Может, по рекламе английского бриллиантина?»

– Вы, панна, отказываетесь от галстука, правда? – изящно поклонившись, спросил юноша.

– Правда, – ответила Марта. – Увы, он дорогой…

– Но он вам нравится, да? – улыбнулся он, показывая прекрасные зубы и с заученной кокетливостью щуря красивые голубые глаза.

– Очень, – вздохнула Марта. – Я просто умираю за такими галстуками.

– Какое сходство склонностей и вкусов! – с энтузиазмом воскликнул юноша. – Я рад, что приобретаю галстук, который вам нравится.

Марта слегка кивнула ему на прощание и медленно пошла вдоль рядов торговок.

– Сейчас, сейчас! – крикнул ей вслед юноша; вынул из кармана сто злотых и торопливо подал торговке.

– Десятку сдачи, только быстрее! – бросил он, схватил галстук и сунул его в карман.

– Прошу панна! – догнал он Марту. – Я хочу вам что-то сказать…

Марта остановилась.

– Слушаю вас, – откликнулась она с улыбкой; такая дружеская вежливость начинала ей нравиться.

– Я так давно, так сильно жажду с вами познакомиться, – начал юноша, вынимая из кармана галстук и прижимая его к сердцу. – Счастливый случай… такой точно вкус. Понимаете, панна?

«Это уже что-то новое, – мелькнуло в голове у Марты. – Неужели я поощряю его к таким скоропалительным признаниям?»

Она ослепительно улыбнулась, чтобы скрыть неожиданно нахлынувшую весёлость.

– Правда? – ответила Марта не без кокетства. – Ужасно люблю осуществлять желания.

Бессознательно произнеся эти слова, она тут же заколебалась, сама поражённая их неожиданно легкомысленным звучанием.

Красивые губы юноши сложились в самоуверенную улыбку: солидный опыт подсказывал ему, что дело пойдёт быстрее, чем он предполагал.

– Вот видите, панна, – проговорил он совсем другим тоном, – я хочу доставить вам удовольствие, позволив исполнять мои желания. Единственное моё желание сейчас – это чтобы мы сегодня не расставались, прекрасная блондинка.

Мимоходом он бросил горделивый взгляд в висевшее рядом, на фонарном столбе, зеркальце, одёрнул пиджак, поправил длинными пальцами с довольно грязными ногтями узел галстука и лёгким, но фамильярным движением взял Марту под руку. Марта немедленно освободилась и проговорила с хорошо разыгранным сомнением:

– Не знаю, повезёт ли нам сегодня с этим. Но жизнь ведь сегодня не кончается! – добавила она с неторопливой, ленивой бравадой.

– Сегодня, сегодня, сегодня! – пропел в ответ Метеор. – Всё получится, было бы только желание.

– Но мы ведь даже не знакомы! – воскликнула Марта с немного наигранной наивностью.

«Милая, – растроганно подумал Метеор. – Детка! Совсем ещё свеженькая. Наверное, только начинает в Варшаве…»

– Правда, – проговорил он покаянным тоном, – позвольте представиться, панна: я директор Хацяк.

– Директор? Чего? – с уважением поинтересовалась Марта. – Может, железной дороги? А то у меня, знаете, пан директор, есть двоюродный брат – железнодорожник. Страшно там на него наседают на работе, так, может, вы бы помогли?

– Нет, – с достоинством ответил Метеор, не обращая внимания на иронию. – Я директор швейной фабрики. Производим одежду, понимаете, панна? Всегда что-нибудь могу подбросить тем, кто ко мне хорошо относится. А как ваше имя, позвольте узнать?

– Дануся. Но меня зовут Ирмой. Ирма – моё второе имя, понимаете?

– А дальше? – настаивал Метеор.

– Зачем дальше? – загадочно спросила Марта: в её словах было столько кокетства, что Ежи Метеор ощутил блаженную уверенность охотника, который вскоре завладеет выслеженной добычей.

– Панна Ирма, – начал он. – А может, пани Ирма?

– Пани, – серьёзно подтвердила Марта.

– А как зовут вашего мужа?

– Витольд, – неожиданно вырвалось у Марты.

Но она тут же нахмурилась, подумала: «Что за идиотские шутки?» – и сжала губы, злясь на себя.

– Так же, как меня, – громко обрадовался Метеор.

Это был коронный номер его репертуара, как ему казалось, необычайно эффектный.

– Хуже всего то, что я ничего не купила, – посетовала Марта. Она уже начинала понемногу привыкать к своему неожиданному спутнику.

– А что вы ищете, пани? – спросил он.

– Прежде всего, купальный костюм, – озабоченно призналась Марта. – Я видела один, чудесный, но слишком дорогой.

– О! – воскликнул вдруг негромко Метеор. – Посмотрите-ка, пани!

Взгляд Марты последовал за длинным тонким пальцем с не очень чистым ногтем, который указывал на старую женщину, медленно передвигавшуюся между рядами. Это была очень старая женщина, чудовищно толстая. Она едва волочила ноги, тяжело переваливаясь на каждом шагу.

– Знаете, кто это, пани? – спросил Метеор.

– Нет.

– Это «Королева толчка», – таинственно шепнул Метеор. – Она тут хозяйничает, её слово – закон. Сама не торгует, только назначает цены. А как пьёт – вы бы знали!

– Откуда вам, пан, об этом известно? – поинтересовалась Марта, внимательно всматриваясь в его красивое, как на рекламных проспектах, лицо.

Метеор сделал характерный, чисто варшавский жест.

– Я знаю такие вещи, – ответил он, – ведь я выпускаю одежду на продажу. Составляю планы, руковожу сбытом продукции. Должен знать, что происходит на рынке.

– Добрый день, пани Сабина! – выкрикнул он почтительным тоном, когда они поравнялись с «Королевой толчка».

– Добрый день, – не глядя, ответила старая женщина. Потом лениво подняла голову, посмотрела на Метеора и ласково улыбнулась, показав два ряда почерневших от старости массивных серебряных зубов.